– Здравствуй, дорогая, – пропела женщина.
– Здравствуй, Ринка, – ответила Марика, отодвинув рукой свисающую сверху нитку с мухоморами и стараясь отогнать от себя последние остатки дрёмы.
– Как поживаешь? – поинтересовалась гостья. – Давно я тебя не видела.
– Живу прекрасно, – ответила на вопрос Марика.
– Совсем ты у бабушки поселилась? Говорят, от людей вы с матерью сбежали?
– Кто ж это говорит? – Марика сурово посмотрела на бабушку.
– Ничего я не говорила, – прошамкала та. – Пусть себе живёт у меня, коли охота, – сказала она, обращаясь к Ринке.
– Конечно, так лучше, – пропела ведьма. – Помощницей тебе на старости лет будет.
– Помогает, и ещё как, – подтвердила бабушка. – Целую толпу сегодня из лесу вывела. Заявились, соколики, как к себе домой, – пожаловалась она гостье. – Ан не тут-то и было.
– Умница, – похвалила девушку Ринка. – А дальше как жить собираешься? – спросила она у Марики. – Вернешься к людям аль нет?
– Думаю, – ответила Марика, недовольно сдвинув брови.
– Думай, – кивнула Ринка. – Только, коли решишь остаться, хозяина тебе бы надо навестить.
– Это зачем? – ещё больше насупилась Марика.
Ринка выразительно подняла брови и пожала плечами.
У Марики и раньше была мысль, что колдун не оставит её в покое. В настоящем её положении, условия, на которых он позволял ей находиться в прилесье до сих пор, могут существенно измениться. Видимо, ведьма с тем и пожаловала, чтобы по просьбе хозяина объяснить это ей и бабушке. Но Марика не собиралась с ней ничего обсуждать.
– Что там в лесу? – спросила она у бабушки.
– Всё тихо. Весь вечер бродила – никого, – с небольшой заминкой ответила та.
– Как же – нет? – возразила ведьма, не выражая недовольства сменой темы и сладко улыбаясь. – Шла к вам сюда – человека видела.
Марика удивлённо посмотрела на бабушку.
– Опять человек в прилесье? Пойду – выведу, – решила она, вставая со скамьи.
– Не нужно, – мотнула головой бабушка. – Ушёл он уже.
– Сама вывела? – уточнила Марика.
Бабушка молча кивнула.
– Не вывела, а завела, – засмеялась ведьма. – Шёл-то он прямиком к болотам. Туда ты его вывела, сестрица.
Марика похолодела.
– Человека в заколдованную чащу завела? Зачем это? – Она в упор смотрела на Ягу.
– Сам хотел, соколик, – ответила та, пряча глаза. – Уж как просил.
Марика спешно направилась к двери, раздумывая, успеет ли его нагнать.
– Сам на болота просился? – сердито бросила она с порога. – Что ж за человек такой? Семь жизней у него, что ли, как у кошки? – Обернувшись, она метнула взгляд на чёрного кота, развалившегося на печке. Тот поглядел на неё и отвернулся.
– В чащу просился, – сказала бабушка.
– Так это же гридень был княжеский, – протянула ведьма, поддержав Ягу. – Мало ли что в голове у них.
Марика сделала несколько шагов назад, вернувшись в избу.
– Гридней-то я всех днём ещё вывела, – медленно сказала она, вперившись в бабушку.
Та с минуту беззвучно жевала ртом, потом ответила:
– Вывела. Да один возвратился.
Марика метнулась в угол, где стояла бабушкина метла, схватила её и, оседлав прямо в избе, мгновенно вылетела вон.


Дорогие читатели! В книгу добавлены иллюстрации. Визуал есть в каждой главе.
Не забывайте подписываться и ставить лайки)
P.S. Портретная галерея и арты к главам приведены также в группе автора в ВК.
***
Приглашаю вас в свою новую сказку:
https://litnet.com/shrt/nmhl
ТЕМА ДИПЛОМА "БАРОН СИНЯЯ БОРОДА"
Пять лет учиться на отлично и получить тему диплома, не соответствующую своей специализации? Обидно. Так я сама найду себе тему. Барон Синяя Борода и его несчастные жёны – достойный объект для изучения. Главное, в процессе исследования, чрезмерно увлекшись научной работой и проявив беспримерное человеколюбие, не стать вдруг следующей безвременно ушедшей женой. Ну а если всё-таки оказалась в роли супруги – не погибнуть в браке трагическим образом, а желательно вообще никаким. Мне ведь ещё диплом защищать!
В книге есть:
- Излишне вспыльчивый барон
- Героиня, чей альтруизм ставит её в рискованное положение, но и почти приводит к разгадке тайны
- Научная работа, которая превращается сперва в увлекательное, а затем и опасное расследование
- И, конечно, любовь

Солнце уже взошло, но в избе было темно. Источником света являлись огонь в печи, горящая лучина и небольшие прямоугольные оконца почти под потолком. На стенах были развешены мухоморы, ожерелья из нанизанных на нить сушеных ягод, пучки трав и веток. На многочисленных полках стояли закрытые сверху полотном и перевязанные верёвкой высокие глиняные сосуды и низенькие пузатые горшки, а также разной глубины миски, плетёные корзинки и каменные ступки. На полу разместились вязанка дров, большие корзины, совсем старая просмолённая бочка и огромных размеров деревянная ступа. К стене был прислонён массивный ухват, рядом с ним распушила свой хвост метла. На печи сверху была оборудована лежанка, на ней восседал огромных размеров чёрный кот, который оценивающе смотрел на Марику немигающим взглядом. Его жёлтые стеклянные глаза впились в неё, но Марику это нисколько не смущало. Сама она сидела за добротно сколоченным деревянным столом на косоногой табуретке напротив лохматой древней старухи и нетерпеливо стучала пальцами по столешнице. Высохшими морщинистыми руками старуха с усилием и сосредоточенно разминала что-то в небольшой ступке, беззвучно шевеля губами и изредка подливая в ступку кипятка из стоявшего рядом ковша, отчего каждый раз избу заполнял какой-то удушливый едкий запах. Закончив перетирать смесь, она долила в неё ещё одну порцию горячей воды и быстрым движением опрокинула содержимое ступки в плоскую глиняную миску. По поверхности жидкости пошли тёмного цвета разводы, которые через некоторое время застыли, образуя сюрреалистичного вида картину. Разглядывая её, старуха наклонилась над миской, приблизив к лицу лучину.
– Дальняя дорога, – наконец изрекла она, подняв голову и воззрившись на Марику.
Та нахмурилась и кивнула в ответ. Старуха вновь склонилась над смесью.
– Добрый молодец, – продолжила старуха и добавила: – Очень ладный.
Марика скрестила руки на груди.
– Ничего хорошего, – она опять посмотрела на Марику исподлобья.
Марика вздохнула и, повернув голову к печи, сказала, обращаясь к коту:
– А бабушка-то у нас – шутница.
Кот фыркнул, а старуха рассмеялась, обнажая большой и, кажется, единственный зуб насыщенного жёлто-коричневого цвета. Отсмеявшись и бросив на Марику насмешливый взгляд, она опять уткнулась в растёкшиеся в миске разводы. Пошевелив обескровленными губами, она подняла голову и произнесла громко и чётко:
– Хозяин говорит, будешь следить за тёмной чащей.
Марика с удивлением подняла брови и спросила:
– За всей чащей?
– Нет, разумеется, – мотнула головой старуха. – От болота и до дворца.
– Не согласна, – ответила Марика после короткого раздумья.
Старуха смотрела на неё в упор.
– Да ты, я посмотрю, ещё большая шутница, – сухо сказала она.
Марика поджала губы. Разумеется, давать такой ответ колдуну было скверно, тем более что она сама обратилась к нему с просьбой. Но, во-первых, она не являлась его подданой и имела возможность отказать, хотя, как она ясно понимала, не без последствий для себя. А во-вторых, и это было главное, поступившее предложение она считала абсолютно неприемлемым, поскольку обязанности, которые хозяин собирался на неё возложить в обмен на помощь, требовали определённой кровожадности, которая не была ей присуща.
– Что же мне делать? – Марика всплеснула руками. – Срок уплаты долга уже прошёл!
Старуха пожала плечами и произнесла укоризненно:
– О чём вы с матерью раньше думали?
Марика тяжело вздохнула. О чём думали? Надеялись расплатиться. С тех пор как три года назад отец не вернулся из военного похода, долги накапливались как снежный ком. Они с матерью остались вдвоем, их вотчина была небольшой и небогатой, а в прошлом году случился неурожай. Чтобы прокормить людей матери пришлось идти на поклон к соседу, который мог себе позволить помочь им, поскольку его владения были значительно больше и приносили ощутимый доход. К тому же сам он состоял в княжеской дружине и имел троих взрослых сыновей, которые также участвовали в противостоянии местного князя с соседними землями, что позволяло привозить домой богатую добычу в случае успеха. А вот от их двора воевать теперь уже было некому.
– Бабушка! – Марика сложила руки на груди. – Придумай что-нибудь! Помоги!
На самом деле, старуха, находившаяся в избе, бабушкой ей не была. Она являлась дальней родственницей её матери, но Марика с детства привыкла называть её бабушкой, поскольку так было проще. Посещали они её с матерью тайком от отца, который, хотя и знал, когда вступал в брак, из какой семьи взял жену, после свадьбы общаться им запрещал.
Старуха опять пошамкала ртом, прежде чем ответить:
– Я и так почти всё своё прилесье тебе отдала в прошлом году, а тебе недостаточно. Разве что Ваську попросить?
Марика поморщилась. Васька был человеком, и лесное подданство не принимал, как и она. Разбойничал он в прилесье, почти у самой границы с обычным лесом, и находиться ему тут разрешали в обмен на часть награбленного. У Васьки-разбойника деньги есть, это верно. Да вот связываться с ним совсем не хотелось.
– Тогда уж и не знаю, чем тебе помочь, – старуха развела руками.
Марика сложила перед собой руки в замок и начала читать нараспев:
Зовут леса
Приди, лиса
На противоположном берегу ручья, прямо напротив юноши, появился зверь. Судя по размерам, это была не лиса, а лис, и довольно крупный. Вальяжно рассевшись под елью, он смерил охотника небрежным взглядом и затем уставился ему прямо в лицо, будто ожидая чего-то.

Марика продолжала:
На ясный день
Набросишь тень
Хоть силён ворог
Да придёт морок
Юноша заметил зверя не сразу. Он всё ещё стоял, держась за рукоятку кинжала, но уже сжимая её не так крепко, и, подняв голову, оглядывал верхушки елей, откуда минуту назад на него навалился необычный раскатывающийся звук. Наконец он опустил голову, увидел перед собой лиса и замер. Несколько секунд зверь и человек смотрели друг на друга, а затем молниеносным движением юноша вскинул руку, достал из колчана стрелу и натянул тетиву, нацелившись лису прямо в морду. Тот лениво щелкнул зубами.
Марика произнесла следующее двустишие, с усилием сделав ударение на последнем слове:
Закружи, обмани
За собой утяни
Прежде чем стрела полетела, лис сорвался с земли и нырнул в ельник. Стрела вонзилась в землю почти в то самое место, где сидел зверь, и Марика отметила про себя, что охотник неплохо стреляет. Впрочем, учитывая небольшое расстояние до цели, судить об этом было преждевременно. Не теряя времени, юноша бросился за лисом, а Марика последовала за ними.
Лис резво убегал от охотника, временами останавливаясь и подпуская его к себе, а затем пропадая из виду и появляясь вновь. Юноша стрелял ещё несколько раз, и, если бы не фантастическая скорость, с которой зверь исчезал из того места, где находился секундой ранее, несомненно, попал бы. Сделав довольно большой круг по лесу, эти двое вышли обратно к ручью.
Лис пересек ручей и скрылся на другой стороне леса, а юноша остановился прямо посреди водного потока, закинув на плечо лук и оглядываясь. Видимо, ему пришло в голову, что дело нечисто, и Марика, уже стоявшая в ельнике у него за спиной, опять затянула напевно:
Лиса, лиса,
Уведи в леса,
Отсюда прочь,
Забери, заморочь
Лис появился вновь, и погоня продолжилась, но на этот раз они двигались не вглубь заколдованного леса, а в сторону его границы. Теперь Марика не стала отправляться за ними, а прочертила рукой в воздухе несколько кругов разного диаметра и произнесла:
Заплети, задержи,
Закружи, ворожи
Конечно, для острастки узор можно было сделать и посложнее, но злость и раздражение уже ушли, и она решила, что охотнику и таких блужданий по лесу будет достаточно для того, чтобы больше не возникало желания появляться здесь.
Круг последний не замкнётся,
Кто-то из лесу вернётся.
Она выдала последнее двустишие и неторопливо направилась домой. Веш нагнал её по дороге.
– Как всегда – чудесно, – похвалил он её. – Проверять будешь?
– Придётся, – ответила Марика.
Ей уже пора было быть дома, и желания ходить по пятам за охотником не было, но для верности необходимо было убедиться, что прилесье он покинул. По её расчётам, лис выведет его на дорогу как раз, когда она сама не спеша дойдёт туда. Хотя, возможно, предстоит их там немного подождать.
Когда они вместе с Вешем достигли опушки, за которой уже начиналась чужая территория, замороченной парочки ещё не было видно. Марика встала спиной к лесу, чтобы видеть дорогу, к которой лис должен был привести охотника, а Веш – напротив неё, развернувшись вполоборота.
– Вот скажи, голубка, – спросил Веш, – почему ты не хочешь совсем к нам переселиться? Что тебе там делать – с людьми?
– А что мне делать здесь? – Марика пожала плечами. – До конца жизни людей по лесу кружить?
– Здесь – дом, – серьёзно ответил Веш. – Сейчас ты – и там, и там, а когда совсем уйдёшь к людям, неужели сможешь прожить без леса?
Марика задумалась. Разумеется, без леса она прожить не сможет; заколдованный лес – это, действительно, её дом. Но она была прежде всего человеком – так она себя ощущала. И её место – среди людей. Да и не придётся ей выбирать. У отца она была единственной наследницей, других детей не было, следовательно, она вольна всю жизнь прожить в своей усадьбе, на границе с лесом. Приходить сюда ей никто не сможет запретить, как в своё время запретил отец её матери. Если только… Если только князь не пожелает передать её вотчину кому-то из своих людей, выдав наследницу замуж – на это он имел полное право. Тогда её могут отсюда увезти либо просто запретить покидать терем. Муж может что-то заметить, в конце концов, и её обвинят в ведовстве. Но такой вариант развития событий Марика считала маловероятным. Уж очень невелика была её вотчина и незначительна. Кто на неё позарится? Безусловно, сосед, который давал им деньги в долг, хотел бы прибрать к рукам пограничную землю, но кто же ему позволит? Во всяком случае – не она. И к Ваське-разбойнику пойдёт на поклон, но соседа отвадит. Как-никак, с Васькой можно будет попытаться обговорить условия таким образом, чтобы сотрудничество это было для неё менее болезненным. Нет, только вмешательство самого князя может заставить её делать выбор.
– Веш, прекрати!!! – закричала Марика и метнулась к распластанному по земле охотнику, на спину которого взгромоздился волк.
Ни секунды не колеблясь, она схватила волка за загривок и постаралась оттащить. В первый момент ей показалось, что зверь вцепился юноше в шею, и взвилась, рывками дергая серую шкуру и громко отдавая животному приказ остановиться, понимая при этом, что всё бесполезно – волком сейчас полностью владел Веш. Но через некоторое время стало ясно, что от пущенных в ход зубов пострадал всего лишь богатый кафтан. Зверь, в конце концов, позволил стащить себя с пытающегося оказать сопротивление человека, вырвался из рук Марики и неспешно, не оглядываясь, ушёл в лес. Парень отдышался и стал подниматься на ноги, а Марика, раскрасневшаяся и злая, обернулась к лешему. Но его уже и след простыл, а чуть поодаль от того места, где стоял Веш, в землю была воткнута стрела.
Марика повернулась к юноше. Тот уже стоял на ногах, тяжело дыша всей грудью, и растерянно озирался по сторонам. Наконец, посмотрев на Марику, ошеломлённо спросил:
– Почему он ушёл?
– Ммм… кто?
– Волк!
– Спугнул кто? – невинно предположила Марика.
– Мне показалось, или ты хватала его руками? – парень выглядел ошарашенным.
– Показалось, – быстро ответила она.
– Он и тебя не тронул, – продолжал недоумевать охотник.
– Сыт, наверное, – рассудила Марика и, желая прервать поток расспросов, вернулась к первоначальной теме их разговора: – Так проводить тебя до деревни, боярин, или сам дорогу найдешь?
Парень помолчал немного, всё ещё приходя в себя и выравнивая дыхание, а затем ответил коротко:
– Проводи.
Она кивнула, и, развернувшись, быстрым решительным шагом направилась в сторону дороги. Подобрав свою стрелу, юноша догнал её до того, как она покинула опушку.
– Братец-то твой где? – спросил он, подлаживаясь под её шаг.
– За хворостом пошёл, – ответила Марика, пожав плечами.
– Не побоялся, значит, что тебя волки съедят?
– Убедился, что не съедят, и потом уже пошёл, – опротестовала Марика предположение о равнодушии Веша к её судьбе.
– Чудеса какие-то со мной всё утро, – пожаловался парень скорее самому себе, а затем обратился к ней: – Правду говорят, что лес этот заколдован?
– Говорить – говорят, правда ли – не знаю, – Марика развела руками, давая понять, что и для неё это тоже загадка.
В эту минуту над лесом прокатилось громоподобное раскатистое ухание. Юноша остановился и поднял голову к вершинам деревьев, будто пытаясь понять, откуда исходит грохот.
– Что это? – спросил он.
– Птицы у нас такие водятся, – ни секунды не задумываясь, ответила Марика, – вроде совы.
– Судя по звуку, они, должно быть, размером с медведя, – заключил юноша.
– Почти угадал, – подтвердила она. – Чуть-чуть поменьше.
Со стороны леса раздался негромкий смешок.

– Поторопись, боярин. – Марика ускорила шаг. – Меня дома ждут.
– Ты же за хворостом собиралась? – удивился юноша, но тем не менее последовал за ней.
Они уже вышли на дорогу. Дорога была грунтовая, с глубоко впечатанными в неё следами колёс и довольно широкая. Расчистили для неё лес ещё при отце нынешнего князя, для похода войска на соседнее княжество, сейчас же ею пользовались в основном путешественники и направляющиеся в столицу торговцы.
– Как тебя зовут? – обратился он к ней ещё раз, не получив ответа на предыдущий вопрос.
– Марика.
– И живёшь ты в деревне?
– Недалеко от неё.
– Кто твои родители? Брат с вами живёт?
– Ты, погляжу, свататься ко мне собрался, боярин? К чему столько вопросов? – поинтересовалась она.
Юноша усмехнулся.
– Братец-то твой сегодня в лесу ночевал, – сказал он утвердительно. – Что ночью в лесу делать честному человеку?
– Мой братец тебя ничем не обидел, – после короткой заминки ответила Марика. Это не вполне соответствовало действительности, но парню об этом знать было совершенно не обязательно.
Ответить он ей не успел. Впереди, на некотором расстоянии от них, из леса на дорогу вышли несколько человек. Судя по их виду, к крестьянам они не относились и имели при себе оружие. Одеты они были так же, как и следовавший за нею парень, – в дорогие сапоги и кафтаны, кое у кого на плече висел лук и колчан со стрелами. Один из них указал на Марику и её спутника, и мужчины направились в их сторону. Марика остановилась, не понимая, нужно ли убегать.
– Не бойся, это свои, – успокоил её юноша.
Сказав это, он широким шагом двинулся навстречу шедшей к ним группе. Марика осталась стоять на месте, не делая попыток последовать за ним. Она видела, как, подойдя ближе, мужчины с почтением поклонились её новому знакомцу, а затем окружили его, горячо обсуждая что-то. Убедившись, что в её опеке больше никто не нуждается, и не раздумывая долго, Марика отступила в лес и направилась домой короткой дорогой. Пройдя немного вперёд, она услышала, как парень выкрикивает её имя. Отзываться она, естественно, не собиралась и лишь ускорила шаг. Тем не менее понимание того, что её рано или поздно нагонят, пришло через какое-то время. Она слышала, как охотники углубились в лес, а её подопечный, неожиданно свалившийся сегодня ей на голову, не переставал звать её по имени. Марика предположила, что где-то в этой стороне, вероятно, ближе к деревне, должен быть разбит их шатёр или оборудована какая-то другая стоянка; следовательно, они так и будут идти за ней по пятам, и вероятность того, что им придётся встретиться, не так уж и мала. Она остановилась, навела на себя заклятие невидимости и уже после этого продолжила свой путь.
У Марики чуть было не вырвался протестующий возглас, но она настолько задохнулась от возмущения, что получился только какой-то сдавленный писк. Трое опять покосились на сундук.
- Добро, – произнёс боярин, отрывая взгляд от издающего звуки предмета обстановки и поворачиваясь к хозяйке. – Не сомневался, что мы поладим.
– Подожди, батюшка, – вдруг решительно вмешалась его супруга. – Может, и не поладим ещё. Невесту для начала нужно посмотреть.
Боярин огладил бороду и кивнул:
– Варвара Бориславовна права, соседка. Приведи сюда дочку.
– Дочка в тереме, – ответила матушка. – Чужим на глаза не показывается.
– Так чужим и не надо, тут всё верно, – усмехнулся будущий свёкр.
– Ты как хочешь соседка, – продолжила гостья, – не посмотрев – не возьмём. Вдруг невеста кривая, или хромая?
– Твоя жена может подняться и посмотреть на неё в светлице, – ответила матушка ровно, обращаясь к боярину.
Тот кивнул, соглашаясь.
– В таком случае покину вас, гости дорогие, – матушка встала из-за стола. – Не ждали мы сватов, и дочку мне нужно подготовить для смотрин…
Дальше Марика слушать не стала – быстро поднялась на ноги и бодрым шагом вышла из горницы, на пороге обернувшись, чтобы увидеть, как ошеломленные гости провожают взглядом невидимого ходока, звук шагов которого только что слышался в комнате.
Поднявшись к себе, она дождалась мать.
– Матушка! – бросилась к ней Марика, едва женщина вошла в горницу. – Вотчина-то стоит поболее нашего долга! Дядька Матвей хорош о своих интересах печься, да зачем же ты соглашаешься?!
– Уймись, – матушка положила руки ей на плечи. – Он – о своих, а я – о твоих интересах пекусь. Коли выбирать – связываться ли с разбойниками или войти женой в честный дом – думать тут нечего.
– Но меня запрут в тереме. По-настоящему, – Марику охватила паника.
– Это в столице женщин прячут, здесь всё не будет так строго. Видишь – Варвара с мужем приехала.
– То есть, годам к пятидесяти выпустят?
– Ты привыкла к вольной жизни, но у неё есть цена, Марика. Ты сама сказала, что лесной подданной становиться не будешь. Если ты так решила, то уже сделала выбор.
– Я сбегу, – подумав, ответила Марика.
– Уходи хоть сейчас. Но лес затянет тебя, съест и переварит, ты растворишься в нём. Вернуться к людям уже не сможешь никогда. Выбирай быстрее, пока есть время передумать.
Марика тряхнула головой и, сдавшись, ответила:
– Хорошо. Смотрины – так смотрины.
Позволить себя растворить она точно не может. Потеря вотчины и вечный терем – меньшее зло.
– Не расстраивайся, – подбодрила её мать. – Не сейчас, так через год-два это бы всё равно произошло. Тебе пришлось бы сделать выбор.
Матушка позвала в горницу девушек, и Марику быстро обрядили в ту праздничную одежду, которая отыскалась в сундуках и пока ещё находилась в приличном состоянии – обнов у них обеих давно уже не было. Её причесали и переплели ей косу, надели на неё украшения из жемчуга, содержащие вкрапления красного прозрачного камня и бирюзы, под цвет глаз, а затем отправили в светлицу дожидаться оценщицы.

Марика сидела у окна за прялкой, когда услышала, как, пыхтя и охая, Варвара Бориславовна поднимается по лестнице на третий этаж. Когда женщина вошла в комнату, Марика скромно опустила глаза в пол, как и положено девице. Боярыня разглядывала её несколько секунд, а затем обратилась к хозяйке дома, шедшей вслед за нею:
– Пусть твоя лебёдушка подойдет поближе, соседка. Так-то не видать ничего.
Матушка попросила Марику встать. Та поднялась с лавки, сделала несколько шагов в сторону гостьи, отвесила поклон и, выпрямившись, застыла, продолжая изучать щели в полу. Боярыня обошла её кругом, осматривая с головы до ног.
– Смугла больно, – заключила она. – Пусть-ка пройдётся – не хромая ли?
В результате Марика совершила торжественное шествие из одного в другой конец комнаты и обратно, плавно выступая и высоко держа голову, увенчанную отделанной жемчугом и самоцветами коруной.
Осталась ли Варвара Бориславовна довольна результатом осмотра, судить было сложно. Марика так и не подняла на неё глаз, а вслух женщина больше ничего не сказала. Постояв рядом с Марикой ещё какое-то время, она молча вышла из комнаты. Матушка неторопливо последовала за ней.
Оставшись одна в светлице, Марика вдохнула полной грудью, а затем снова наложила на себя заклятие невидимости и отправилась вниз, чтобы дослушать разговор до конца. Судя по интонациям, которые звучали в голосе Варвары Бориславовны, услышанные Марикой ещё вдали от той горницы, где собрались гости, невеста впечатления не произвела. Подойдя поближе, она поняла, что основным её недостатком боярыня почитает недостаточную белизну кожи лица. Когда Марика вошла в комнату, то с удивлением обнаружила, что слово взял безразличный ко всему происходящему до сего момента сын. Юноша раздражённо сетовал на то, что девица, со слов матери, менее красива, чем жёны его старших братьев, и его такое положение вещей категорически не устраивало. Варвара Бориславовна энергично кивала ему, соглашаясь и поддерживая, но ровно до того момента, пока не поймала на себе суровый и безжалостный взгляд восседавшего рядом супруга. После этого она поспешила утешить сына, объявив, что у невесты есть и достоинства, которые живописала весьма красочно:
Услышав это, Марика внезапно потеряла интерес к текстуре досок, из которых был сколочен стол, и вскинула глаза на родственника. Тот улыбнулся ей, довольный произведенным эффектом.
– Такую синеглазку – и прятать? – покачал он головой, продолжая улыбаться и вглядываясь в её лицо. – Глаза-то у неё – твои, невестушка, – констатировал он.
– Что-то ты, Алексей Беримирович, так заботлив о нас стал, – произнесла матушка, проигнорировав последнюю реплику. Марика в целом была похожа на мать, это было неоспоримо. – С тех пор как Владислава не стало, заботы-то твоей мы не видали. Свою дочку князю представь.
– И свою представлю, и твою, – дядька повернул голову к невестке. – Увезу по доброй воле, а если надо – то и силой заберу.
При этих словах мать и дочь улыбнулись – синхронно и едва заметно, уголками губ. Алексей Беримирович нахмурился.
– Жаловаться тебе на меня будет некому. Выполнять распоряжение князя всем предписано, – внушительно произнёс он.
Женщины продолжали улыбаться.
– Но хочу я уладить дело по-хорошему, – пошёл на попятный боярин. – Коли выберет её княжич – какая честь будет для нашей семьи. Подумай, Василиса Велеславовна.
– Нам о такой чести не думать, Алексей Беримирович, нам бы долги выплатить да хозяйство поднять, – ответила матушка.
Долги! Солнце уже садилось за горизонт, и Марика начала нервничать. Гостя пора было бы уже проводить в его горницу, а ей – собираться в лес.
– Откуда в вас, женщин, столько глупости, – покачал головой дядька. – Станет княгиней – всё выплатишь, а хозяйство твоё будет – всё княжество.
– А коли не станет? – сказала матушка. – Я на смотринах буду дочку князю представлять, а сосед меня за эти дни подчистую разорит.
Алексей Беримирович опять нахмурился и сурово спросил:
– Сколько должна соседу?
– Сколько брали – всё наше, – спокойно ответила ему невестка. – Не поеду сейчас никуда, с долгами нужно разобраться. И дочку с тобой не пущу.
– Сколько должна, спрашиваю? – голос дядьки стал грозным.
– Триста золотых.
– Послушай, Василиса. Знаешь ты, что на смотринах дают девкам задания? Кто все задания выполнит – из того князь с княжичем и выбирают одну. А остальных отпускают домой с подарками. Я наверное знаю, что каждой девушке будет положено по пятьсот золотых.

– Наверное знаешь? – Матушка подняла брови.
– Наверное. При княжеском дворе шепнули. – Алексей Беримирович утвердительно кивнул. – Неужто твоя Марика ковёр не соткет, али пирог не испечёт? Вернётся с деньгами – вот и расплатишься.
– Расплатиться сейчас нужно, – возразила Василиса Велеславовна. – Когда вернёмся, поздно будет.
– Завтра съезжу к твоему соседу – сам за вас заплачу, – предложил вдруг боярин. – Мне потом деньги и отдадите. После смотрин.
Матушка посмотрела на него внимательно.
– Не пойму тебя, Алексей Беримирович, – сказала она. – Год назад приезжала я к тебе в город и просила в долг, да ты не дал. К чужим людям пришлось идти. А теперь вдруг деньги у тебя нашлись для нас?
– Год назад денег не было, – отрезал дядька. – А теперь – есть. Помогу по-родственному.
– Не боишься, что без денег останешься? Сумма не маленькая. Коли Марика задания не выполнит и подарка от князя не получит? – спросила его матушка.
– Пусть постарается, – был ответ. – Не получит подарка – весь долг с тебя взыщу строже, чем сосед твой.
Марика энергично тряхнула головой.
– Матушка, – решительно воззвала она к ней, – позволь слово молвить. Знаем же мы с тобой не такого строгого заимодавца, как дядя Алексей. Обратимся-ка мы к Василию Недоброму, как и собирались. И ехать никому никуда не придётся.
– Заимодавец Василий взыскивает не строго, да дорого, – ответила матушка, опередив Алексея Беримировича, который, судя по его виду, намеревался отчитать племянницу за вмешательство в разговор. – Вот что, зятёк, – повернулась она к гостю, – утро вечера мудренее. Иди-ка ты спать, а я до утра подумаю.
Алексею Беримировичу возразить было нечего. После того как служанка увела его из горницы в отведённую для гостя комнату, матушка обратилась к Марике:
– С Васькой договориться ты всегда успеешь, – она серьёзно смотрела на дочь. – Пусть дядя твой заплатит Матвею завтра. Не так, так по-другому долг вернём. Нам отсрочка. Что касается смотрин… Может, княжич тебя и не выберет. Но до последнего этапа тебе ли не дойти, Марика? Какое задание тебе могут дать, чтобы ты не выполнила его лучше всех, дитя леса?
Марика поджала губы. Ехать в столицу она не хотела, но не могла не признать, что мать права.
– Деньги эти будут чистые, – продолжала Василиса Велеславовна, – не чета Васькиным.
И Марика согласилась. На том и порешили.
– Куда уехал? – переспросила Марика, повернув голову и изумлённо взирая на собеседницу.
– Будто не знаешь? – взгляд сестрицы опять светился лукавством. – Другого колдовского леса в княжестве нет, кроме как того, рядом с которым вы с матушкой живёте. Туда никто не пойдёт, даже князь с дружиной, всё одно как гиблая земля.
– Это преувеличение, – сухо ответила Марика.
– Так говорят, – пожала плечами Лукерья. – Может и неправда, а только князь княжичу запретил, а тот не послушал.
– Ну и как, вернулся княжич или погиб на гиблой земле? За кого ж мы замуж собрались?
– Вернулся, – кивнула сестрица. – Батюшка наш его сегодня сам видел.
– Много ли добычи привёз?
– Насчёт добычи – не знаю ничего. – Лукерья повела плечом, а затем опять наклонилась к её уху. – Да, говорят, волка-оборотня он порешил, в лесу-то.
– Лихой княжич, – покачала головой Марика. – Восемнадцать лет там живу, а про волков-оборотней – первый раз слышу. А коли и правда они там есть, так, может, оборотень-то и вернулся вместо княжича?
– Шутишь? – Лукерья обиженно надула губы.
– Что ж за шутки, – сделав строгое лицо, сказала Марика, – если муж каждое полнолуние волком оборачиваться будет?

– Не волнуйся, – вдруг вскинула голову сестрица и зло усмехнулась, – не нам с тобой в полнолуние на него глядеть. Найдется кому.
– Что ты ещё знаешь? – спросила Марика, которой показалось, что усмешка эта означает осведомлённость.
– Дочь воеводы, – Лукерья произнесла это тихо и заговорщически. – Её-то княжич и выберет.
Она посмотрела на Марику и, видя, что та ничего не понимает, пояснила:
– Батюшка наверняка знает, что княгиня наша с женой воеводы сговорились уже насчёт его дочки. Княжич не пойдет против матери. Может, и сбежит опять, да потом вернётся и поступит так, как родители велят.
– Зачем же смотрины тогда устраивать? – искренне недоумевала Марика, не понимая, верить этой сплетне или нет.
Впрочем, её это не касалось. Её интересовала победа на предпоследнем этапе смотрин, получить которую ни воеводова дочка, ни княгиня не могли ей помешать.
– Так положено, – ответила сестрица. – Сговор-то не обнародуешь, иначе других бояр обидишь. Отец вот узнал и недоволен, к примеру. Все дочери боярские и других нарочитых мужей должны быть в равном положении, когда князь или княжич жену себе выбирает.
– Что же твой батюшка князю не пожалуется? – спросила Марика. – Или другим боярам не скажет?
– Сговор-то ещё доказать надо, – равнодушно ответила Лукерья. – Батюшка лучше знает, что делать. Не нам мужские дела обсуждать.
Марика сочла, что по поводу смотрин получила исчерпывающие сведения, и возвращение к этой теме в ближайшее время представлялось ей малоприятным. Однако на следующий же день о смотринах напомнил ей дядя, велев собираться – вместе с Лукерьей он повезёт их на княжеский двор. Лукерью наряжал целый полк девушек, Марике же помогала мать и одна служанка, но она считала, что справилась ничуть не хуже сестрицы. Наряд её, разумеется, был тем же, что и на смотринах перед Варварой Бориславовной, поскольку какой-либо другой отсутствовал, но выглядела она в нём прекрасно. По-крайней мере, она сама так думала, да и дядя, когда девицы к нему явились, одобрил вид обеих, оглядев их с головы до ног.

В том, что предварительный этап отбора пройдёт удачно, Алексей Беримирович с самого начала нисколько не сомневался. И дочь его, и племянница были оценены по достоинству, внесены в соответствующие списки и приглашены на проживание в княжеский дворец до конца смотрин.
Оказавшись в просторной светлой горнице, где, помимо них с сестрицей, были устроены ещё десять девиц, Марика довольно быстро освоилась. Из дома им довезли вещи; служанок же, приставленных к каждой девичьей опочивальне, присылал распорядитель отбора. Комнат, занятых девушками на высоком этаже княжеского терема, как узнала Марика, было довольно много, однако она не представляла, как это возможно, чтобы все претендентки, пожелавшие стать княжеской невесткой, могли здесь разместиться. Ответ на этот вопрос появился тем же вечером. Выяснилось, что поселившиеся в княжеских хоромах красавицы приступают к первому этапу испытаний в ближайшее время и по его итогам часть выбывает, освобождая место для вновь прибывших. Тогда же и были озвучены условия предстоящего им задания. Спесивого вида тучная боярыня с однорогим кокошником на голове, одетая в богато украшенное цветными каменьями платье и узорные сафьяновые сапоги, которой было назначено присматривать за порядком среди участниц смотрин, объявила о том, что потенциальным невестам предстоит заняться вышивкой.
– Неудивительно, – пропела Лукерья на ухо Марике, когда они уже укладывались спать. – В прошлый-то раз ткать ковры невест по домам отправляли. Просили с определённым узором сделать. Подлогов была тьма – кто-то к себе мастериц вызывал, кто-то покупал у иноземных купцов что-то похожее. Сейчас исправились. Под присмотром вышивать будем, – она чуть заметно усмехнулась.
Поскольку было очевидно, что вчерашняя её незаконченная вышивка утеряна без следа, Марика попросила подошедшую к ней служанку принести новый кусок ткани. Лукерья некоторое время ещё восклицала, вздыхала и покачивала головой, но затем, когда Марика уверила её, что и за два дня прекрасно справится, принялась за свою работу. Марика на этот раз решила использовать синий шёлк и серебряные нити. Когда на тёмном полотне начала уже проступать остроконечная верхушка мохнатой ели, Лукерья опять повернулась к ней.
– Есть у меня одна мысль, сестрица, – задумчиво сказала она. – Пойдём-ка мы с тобой кое с кем словом перемолвимся.
Марика удивилась, но за сестрой пошла. Через минуту они оказались возле девушки в золотой парче.
– Гой еси, Ярослава Мстиславовна, – поздоровалась Лукерья.
Девушка не спеша отложила иголку в сторону, повернулась к ним и скрестила руки на груди.
– И тебе здравствовать, Лукерья Алексеевна, – ответила она на приветствие.
Теперь Марика могла рассмотреть воеводову дочку вблизи. Вне всяких сомнений, Ярослава Мстиславовна была красавица – стройная, с правильными чертами лица, тёмно-карими глазами, белолица и в меру румяна; стан имела гибкий, пальцы – тонкие, голову держала высоко, но при том смотрела на подошедших к ней девиц спокойно и без вызова. За её спиной на ярко-алом шёлке горели золотом диковинные цветы, усыпанные жемчугом и драгоценным бисером, и Марика отметила про себя, что девушка является одной из немногих в этом зале золотошвеек, как и они с сестрой.
– Здорова ли твоя матушка, боярышня? – спросила Лукерья, прищурившись. – Давно ли она с княгиней нашей виделась?
– Слава Богу, здорова, – сдержанно ответила девица. – Княгине она вот уже, почитай, как двадцать лет служит, каждый день её и видит.
– Здоров ли твой батюшка? – продолжила сестрица. – Запомнился ли ему разговор с Алексеем Беримировичем?
– И батюшка здоров, – был ответ. – О каком разговоре речь – не ведаю.
– Да тот разговор, в котором мой батюшка твоего просил вести дела честно, да по правде поступать.
– Мой батюшка всегда так и делает, – холодно ответила красавица. – Если нечего тебе больше сказать мне, Лукерья, хотелось бы вернуться к работе.
– Вот и сестрице моей того же хотелось бы, – Лукерья кивнула головой, указывая на Марику, – да работу её кто-то украл этой ночью.
– Сожалею.
– Ой ли? Да не ты ли взяла? – Лукерья вперилась взглядом в девушку.
Марика была поражена ничуть не меньше, чем девица, к которой были обращены эти слова.
– Последи за тем, что говоришь, Лукерья, – произнесла, наконец, воеводова дочка, поджав губы и нахмурившись.
– А ты – за тем, что делаешь. Батюшка мой всех вас упредил, да зря вы его не слушаете.
Девица повернулась к ним спиной, давая понять, что продолжать разговор не желает. Взяв в руки иголку, она начала золотой металлической нитью делать стежок за стежком, словно забыв, что рядом находится кто-то ещё.
– Скора ты судить, сестрица, – сказала Марика. – Верно ли ты знаешь, что Ярослава взяла?
– Доказать не докажу, а больше вроде как и некому, – ответила та. – Какая выгода одно полотно забрать из всей мастерской? А вот коли оно девицей из нашего дома вышито, так охотники найдутся…
– Если не докажешь, так и не говори, – отрезала Марика. – Пойдём-ка лучше к своим пяльцам вернёмся и просто так обвинять никого не станем.
Лукерья обиделась, отвернулась от сестрицы и быстро вернулась на своё рабочее место. Марика последовала за ней. До конца дня Лукерья больше с сестрой не разговаривала.
А на следующее утро вышивка Марики опять пропала – единственная из всех. Девушки в зале притихли, прислушиваясь к тому, как сокрушается раскрасневшаяся Матрёна Юрьевна, клянясь, что мастерскую на ночь на десять замков запирали, и обещая, что в следующий раз будет к дверям приставлена охрана. Лукерья, забыв про обиду, гладила Марику по руке и бормотала что-то в утешение, но обвинять никого больше не взялась. А Марика вытребовала себе красного шёлка и золотой нити и начала работу заново. К вечеру на алой ткани появилась уже голова с надетой на неё шапкой, шея, обрамлённая стоячим воротником кафтана, и плечи доброго молодца.
– Не успела, ты, сестрица, – с искренним сожалением в голосе сказала Лукерья, взглянув на её полотно.
– Пораньше завтра встану и закончу, – бесстрастно ответила ей Марика. – Завтра же утром мы работу свою сдаём, не сегодня? Вот завтра и доделаю. Авось Матрёна Юрьевна не откажется меня пустить сюда с петухами, раз уж такая оказия с вышивкой моей вышла.
– Так может, и ещё день тебе дадут по этой причине? – с надеждой в голосе предположила сестра. – Поговорю-ка я с ней сама.
Её собственный платок был почти готов. Марика не могла не признать, что вышло очень красиво: распахнутые крылья и пышный хвост жар-птицы отливали золотом, в перьях её искрились прозрачные красные камешки, кое-где оттеняемые бирюзовыми бусинками. Князю да княжичу такую работу представить совсем не стыдно.
Ночью, дождавшись, когда соседки уснут, Марика тихонько встала с постели, взяла в руки свои сапожки и на цыпочках подошла к дверям. Выйдя в коридор и обувшись, она навела на себя заклятие невидимости и направилась дальше по коридору к одной из комнат. Войдя в горницу к Матрёне Юрьевне и, убедившись, что та спит, Марика забрала связку ключей, спрятанных в один из стоявших здесь же сундуков, и затем отправилась вниз, в мастерскую. Как и обещала смотрительница, зал караулили стражники. Встав прямо напротив них, Марика прочитала нараспев:
– О чём ты говоришь, Алексей? – спросила матушка ровным тоном, но Марика видела, что плечи её напряглись.
– Разве не колдунья ты? – усмехнулся дядька. – Зачем отпираешься? Я это точно знаю.
Матушка поднялась с лавки.
– Благодарю тебя за хлеб, за соль, дорогой зятёк, – сказала она холодно, – но только ноги в этом доме ни моей, ни дочери больше не будет. Завтра же уедем. Долг тебе вернём, не беспокойся.
И затем она добавила уже брезгливо:
– Коли бы знал мой муж, как ты его жену поганить будешь, не простил бы тебя. Да нет Владислава, а за вдову заступиться некому, вот и оскорблять ты меня взялся, и думаешь – безнаказанно. Да только я тебе слов твоих не спущу.
– Погоди, Велеславовна, не торопись грозить, – боярин огладил бороду. – Что ж я тебя на костёр за косы тащу? – Он опять усмехнулся. – Это ж не оскорбление тебе вовсе. Это твоё преимущество, – теперь он уже смеялся.
Матушка побледнела, а раскрасневшаяся к тому моменту Марика ахнула.
– Послушай меня без сердца, – отсмеявшись, он вновь принял серьёзный вид. – То, что муж твой колдунью за себя взял, мне Харитания Владимировна давно уже сказывала. Владислав-то поделился с ней по-братски, а она – с супругом своим, как и полагается, ибо у жены от мужа не может секретов быть. Насчёт Марики твоей – не был я уверен, проверить хотел. Вот платок-то княжичу колдовством она и вышила. Лукерья рассказала мне, как с вечера ещё никакой работы сделано не было, а ночью дочь твоя колдовать ходила, и наутро платок этот был готов полностью. И ткань-то чудную использовала – никто такой и не видел. Знаю, о чём говорю – сам этот платок в руках держал.
– Ткань эта – иноземная, – жёстко сказала Марика. – Батюшка её у заморских купцов давно приобрёл, а я сюда привезла да в княжеский дворец забрала. А что дочь твоя видела – мне неведомо. Не успевала я работу закончить – вот ночью и работала. А супружнице твоей лучше бы не говорить о том, чего не знает. Напраслину ты на нас с матушкой наговариваешь, дядя.
– Так тебе же хуже, коли это – напраслина, – опять посмеялся Алексей Беримирович. – Я вам дело предлагаю, родственницы мои дорогие, а вы меня ругать принялись.
Тут он поднялся с сундука и встал напротив Василисы Велеславовны, глядя на неё в упор.
– Княгиня княжичу жену назначила, – заговорил он медленно и чуть не яростно, будто камни бросал. – Да только не выйдет у них ничего. Лукерья будет ему женой. А ты мне поможешь.
Василиса Велеславовна молчала.
– Коли поможешь, – продолжил он уже спокойнее, – весь долг ваш спишу да ещё денег добавлю. Все пятьсот золотых вам с дочерью дам. Согласна ли?
– Нечем мне тебе помочь, Алексей Беримирович. Не колдунья я, – ответила ему невестка.
– Зря ты так, Василиса Велеславовна, – боярин покривился. – Не хочу тебе зла, да только и уехать просто так не дам. Сам силой держать не стану – это другие сделают. Донесу на тебя, что ты – ведьма.
– Доноси кому хочешь, зятёк. – В её голосе уже слышалась злость. – А сейчас – уходи. Утром мы с дочерью покинем твой дом.
– Зря, – вновь повторил он. – Я ведь доказать смогу, что слова мои не пустые. Письмо ведь у меня имеется. Письмо, мужем твоим к родителям писанное, в ту пору, когда из чужой земли вёз он тебя к ним невестою. В письме том признаётся он, что колдунья ты. Куда бы ты ни уехала – найдут тебя. И дочку твою найдут.
– Откуда письмо у тебя? – поразилась матушка.
– Харитания забрала после смерти родителей, – ответил он.
Матушка закрыла лицо руками. Марика решила, что пора вмешаться:
– Что ты от нас хочешь, дядя Алексей? Какое такое колдовство тебе нужно?
– Вот это дело, – закивал боярин и усмехнулся. – Знал, что разговор у нас получится. Дочка твоя быстрее тебя сообразила, невестка. – Усмешка сошла с его губ, и тон стал деловым. – Марика, понятно, все три этапа отбора пройдет, как вы с ней и хотели. Да только мне нужно, чтобы и последний она прошла, чтобы княжич её невестой выбрал. А уж как она это сделает – мне всё равно. Колдуйте как хотите.
– Тебе-то зачем, чтобы княжич Марику выбрал, – спросила матушка, – коли ты уже свою дочку ему в невесты определил?
– Хочу, чтобы она на отборе себя за Лукерью мою выдала. Княжич Лукерью и выберет. У венца обратно подменим.
– В своём ли ты уме, Алексей Беримирович? Марика на Лукерью не похожа совсем.
– Ты мне зубы не заговаривай, Василиса, – рассердился боярин. – Знаю я и про заклинание вязи. И про оборачивающее заклинание знаю. Муж твой всем с сестрой поделился. Так что, захочет сама – будет похожа.
– Подожди, дядя, – возразила Марика, не подтвердив и не опровергнув его последнее заявление, – даже если княжич Лукерью в жёны сам захочет, не пойдёт он против воли родителей. Коли правда, что определили они ему уже жену – так заставят сына поступить по-своему.
– Княжич хоть и юн, а характером в отца, – покачал головой Алексей Беримирович. – Может, и настоит на своём. А может, князь с княгиней и постыдятся при всём честном народе правила нарушать, которые сами же установили и всему свету объявили. Так что не вам об этом думать. Ваше дело – добиться, чтобы княжич назвал мою дочь своей невестой. За это и долг прощу, и заплачу. А коли не захотите или не сможете – тогда и отвечать вам по закону за ведовство ваше.
Пирог представлял собой лежащего на лапах медведя, величественно и сурово глядящего куда-то вдаль, на спину которого взгромоздилась слегка взъерошенная ушастая сова, по размерам ничуть не уступавшая самому медведю. Сова чем-то неуловимо напоминала Веша.
– Что это?!... – хрипло повторил боярин после продолжительного молчания.
– Пирог, – лаконично ответила Марика.
– Это не заклинание вязи… – продолжал хрипеть Алексей Беримирович у неё над ухом. – Узора нет здесь…
«И что он привязался к вязи? – поморщилась про себя Марика. – Других что ли заклинаний нет?»
С другой стороны, был повод порадоваться тому, что отец в своё время не предоставил супружнице Алексея Беримировича полный список.
– Так оно самое. – Марика подняла на боярина глаза и невинно взмахнула ресницами. – На сове вон какие завитушки.

Боярин продолжал стоять столбом. В этот момент Марику позвала Матрёна Юрьевна – подошла её очередь идти в княжеский зал.
– Пустил бы ты меня, дядька Алексей… – деловито произнесла Марика. – Батюшка… Коли не нравится, так сейчас всё равно ничего не перепеку. Пора мне. Матрёна Юрьевна дозывается. – И, подумав, добавила: – А ты не беспокойся. То, что доченька твоя напекла, княжичу по душе придётся.
В княжеские палаты девицы вошли гуськом и шествовали друг от друга на расстоянии, направляясь прямо к княжичу и княгине, восседавшим в высоких дубовых креслах, установленных в другом конце зала на возвышении. Одно из кресел, самое высокое и, видимо, предназначавшееся для князя, пустовало. Возле кресла княгини находилась группа женщин всех возрастов, но те, что постарше, стояли ближе к ней. Рядом с княжичем сгрудились хорошо и дорого одетые мужчины, к которым в скором времени присоединился и Марикин драгоценный родственник.
Первая из шествующих девиц встала пред княжескими очами ровно в том месте, на которое указал находившийся там же распорядитель отбора – грузный старик с белой бородой в длинном до колен кафтане. Девица почтительно сделала поклон. Остальные девушки застыли с пирогами в руках. Марика стояла пятой в ряду, довольно далеко от княгини с княжичем, и разглядеть происходящее подробно ей не удавалось. Но она слышала, что княгиня сказала девушке несколько слов, после этого распорядитель показал той на стол слева. Девица оставила там свой пирог и скользнула к выходу из зала. То же самое произошло и со второй девушкой.
Третьей к князьям подошла Ярослава. Княгиня приветствовала её милостиво и, внимательно осмотрев пирог в её руках, произнесла:
– Повезло же тебе с дочерью, Ксения Добромиловна. Красавица, каких свет не видывал, да и мастерица на все руки. Такой красоты пирог нельзя не попробовать.
Одна из стоявших рядом с княгиней женщин ответствовала:
– Благодарю, матушка.
Распорядитель выверенным жестом направил девушку к столу справа.
Пирог четвёртой девицы тоже понравился и, сопровождаемый ласковыми словами княгини, отправился на стол с уже одобренной девичьей выпечкой. Настал черёд Марики. Подойдя, она поклонилась в пояс, продолжая держать пирог на вытянутых руках, затем выпрямилась и опустила глаза в пол, как её учили. На несколько секунд тишина повисла в воздухе.
– Как тебя зовут, девица? – спросил её княжич, до этого хранивший молчание. – Какого ты роду?
Марика подняла глаза. Перед ней сидел тот самый юноша, которого она дён десять назад кружила по лесу, а затем отбивала от волка. Сейчас он был в богатом кафтане синего цвета и таких же сапогах, но шапки на голове не было. Русые волосы обрамляли его красивое лицо, брови были нахмурены, и он то пристально всматривался в Марикино творение, которое покоилось у неё на руках, то переводил взгляд на неё.
– Зовут меня Лукерья, – ответила Марика. – Я дочь боярина Алексея Беримировича, верного слуги твоего.
Алексей Беримирович хмыкнул.
– Где же ты видела, Лукерья, – произнёс юноша, и лицо его при этом оставалось всё таким же напряжённым, – чтобы совы были размером с медведя?
– Не видела, но бывают и такие, – ответила Марика, стараясь сохранять нейтральный тон. – Разве чуть меньше, – добавила она, сделав небольшую паузу.
– Не твой ли платок? – вдруг спросил юноша, доставая из-за пазухи прозрачную серебристую ткань, сплошь усыпанную золотыми лисицами. – Ты ли вышивала?
– Не я, – ответила Марика, взглянув на платок. – Сестрица моя двоюродная.
– Где же сестрица твоя?
– Заболела сестрица, – сокрушённо ответила Марика. – Нет её тут.
– Пирог, конечно, занятный, – вмешалась в их разговор княгиня, – только и другие, сын, нужно успеть посмотреть.
Говорила она ровно, но у Марики создалось впечатление, что женщина недовольна.
– Вот красоты только в нём, жаль, мы не увидели, – продолжила она и указала на правый от себя стол, где громоздились терема да лебеди. – С другими-то не сравнить. Не искусна дочь твоя стряпать, Алексей Беримирович, – обратилась она к Марикиному дяде. – Не хочу расстроить тебя. Верно, искуснее она в чем-то ином. Вышивать у неё лучше получается, как и у племянницы твоей, – утешила она неудачливого отца.
Восемь прекрасных девушек, боярских дочерей, стояли в ряд, словно стайка райских птичек, разместившихся рядком на ветке. В княжеском зале присутствовало много народу. Весь дворец хотел посмотреть на дев, отобранных для княжича.
Княжич стоял поодаль, напротив них, и взирал на представленную его глазам прекрасную картину, сурово хмуря брови. В его руках было массивное золотое кольцо с рубином, которое необходимо было вручить избраннице. Рядом находились князь с княгинею, за их спинами – бояре да боярыни.
Княжич сделал несколько шагов вперёд и оказался прямо перед девушками. Неторопливо пройдя вдоль ряда красавиц, чьи глаза были скромно опущены, а щеки алели от смущения, юноша остановился возле одной из них. Воеводова дочка надела сегодня платье из серебряной парчи и украшенный жемчугом венец. Стоявшая через несколько девушек от неё Марика, которая детально рассмотрела этот наряд ещё до того, как их привели сюда, полагала, что девице он действительно идёт, и более того, на её взгляд, выглядела Ярослава лучше каждой из потенциальных невест, здесь присутствующих. Неудивительно, что княгиня захотела её в жёны своему сыну.
Марика не могла знать, чем закончится отбор, но она успокаивала себя мыслью, что в темнице им с матушкой всё-таки оказаться не придётся. В худшем случае их ждёт лес. К людям вернуться они уже не смогут.
– Хотела бы ты стать женою княжича, боярышня Ярослава? – тем временем спросил молодой человек у девушки.
– Почту за честь, княжич, – ответила она, не поднимая на него взгляд.
– Что же ты стала бы делать, став княгинею? – продолжал вопрошать он.
– Стала бы мужу верною помощницей в делах да заступницей пред ним за весь честной народ, – произнесла девушка.
Воцарилась тишина. Княжич молчал, опустив голову. Бояре за его спиной затаили дыхание. У князя вид был заинтересованный, княгиня же выглядела довольной.
Постояв возле воеводовой дочки ещё немного, княжич неспешно направился дальше, вдоль ряда красавиц. Марика видела, как помрачнело лицо княгини.
Остановившись напротив Марики, княжич задал вопрос и ей:
– Хотела бы ты стать женою княжича, боярышня Лукерья?
– Хотела бы стать твоею женой, княжич, – ответила Марика, глядя прямо ему в глаза.
Он впился в неё взглядом, не отпуская.
– Что же стала бы делать ты, став княгинею?
– Богатыря бы родила, княжич, – уверенно сказала Марика с самым серьёзным видом.
Услышав такой ответ, юноша чуть улыбнулся, одними уголками губ. Его лицо потеплело, а в глазах затаилась смешинка.
– Это доброе дело, – ответил он. – Князю сыновья нужны.
Он молчал, опустив голову и продолжая прятать улыбку.
– И не хочешь ты быть помощницей мужу в делах его да заступницей за сирых? – наконец спросил княжич, опять вскинув взгляд на Марику.
– Хочу ли я быть добродетельной женой мужу своему? – ответила ему Марика вопросом на вопрос. – Да, княжич. Коли будет у меня муж, именно так и хотела бы. Добродетельная жена всегда помощница мужу своему и сирым попечительница. «Наблюдает она за хозяйством в доме своём и не ест хлеба праздности, …светильник её не гаснет и ночью. Длань свою она открывает бедному, и руку свою подаёт нуждающемуся»*.
– Права ты, боярышня, – теперь он уже улыбнулся по-настоящему. – Такова должна быть добродетельная жена. Каков же должен быть добродетельный муж, по-твоему?
– Мужу ничего боле не предписано, как любить жену свою как самого себя. – Марика была серьёзна.
– «Любить жену свою, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя»** – процитировал княжич в ответ. – И теперь ты права, девица. Как и ты, хотел бы я быть добродетельным мужем для жены своей.
Юноша смотрел ей в глаза, не отрываясь.
«Глаза-то у него серые, – вдруг увидела Марика, – как небо перед бурей. Заглядишься – и утянет».
Княжич осторожно, едва касаясь, взял её руку и надел на палец рубиновое кольцо. Вот теперь Марика опустила глаза, действительно засмущавшись.
«Кажется, даже покраснела», – с досадой подумала она.
В толпе за спиной юноши кто-то охнул.
– Погоди, княжич, – вдруг решительно заявила княгиня. – Все девицы, здесь представленные, зело достойны стать женой твоей и будущей княгиней. Но выбирать нужно достойнейшую. Не может правитель иметь иного выбора, кроме как того, который благо принесёт его княжеству.
Княжич обернулся к ней.
– Сама же сказала, матушка, любая из стоящих здесь девиц того достойна. Не пострадает ничьё благо от моего выбора.
Он взял Марику за руку, вывел из ряда девушек и поставил возле себя.
– Вот моя невеста, и другой мне не надобно.
– Коли так, то и решили дело, – изрёк своё слово князь. – Княжич жену себе выбрал.
Сказать, что княгиня позеленела, было бы преувеличением. Но цвет лица у неё определённо изменился.
Среди бояр Марика увидела пробирающегося поближе к князьям и теснившего соседствующих мужчин Алексея Беримировича. Лицо его раскраснелось и сияло торжеством победителя.
Алексей Беримирович вёл её запутанными коридорами, тускло освещёнными с помощью подвешенных под потолком светильников. Встречавшаяся на пути стража либо не обращала на них внимания, либо узнавала боярина и без слов пропускала его. Вышли они с чёрного хода, который, видимо, предназначался для слуг, пересекли двор и оказались перед одними из боковых ворот, используемых, по всей вероятности, для хозяйственных нужд. За воротами их ждала небольшая запряжённая лошадьми повозка, управлял которой человек, явно поджидавший их. Алексей Беримирович сел в повозку сам, посадил племянницу, и лошади тронулись.
Марика была в мрачном настроении и за всё время их поездки не произнесла ни слова. Единственная мысль, которая способна была скрасить внезапно и неизвестно откуда нахлынувшую тоску, была о том, что совсем скоро ей предстоит увидеть матушку.
Матушка встретила её радостно и тут же увела к себе в горницу.
– Должна поблагодарить тебя за пирог, – лукаво улыбаясь, сказала она Марике. – Озорные получились завитушки.
– Я старалась, – ответила Марика, улыбнувшись в ответ. – Рада, что тебе понравился. Расскажи, как ты тут жила? Не обижали тебя родственники? Алексей Беримирович выполнил ли свое обещание?
– Никто не обижал, – успокоила её матушка. – Бумагу от Матвея Всеславовича он вернул. И расписку о погашении долга написал, в руки мне отдал. Деньги вот только им обещанные, пятьсот золотых, обязался отдать после свадьбы княжича. Сейчас, говорит, денег не наберётся у него столько.
– Переживём, – пожала плечами Марика.
«Не захотел деньги сейчас отдавать, чтобы до свадьбы, аль прямо на ней я что-нибудь не сотворила», – усмехнулась она про себя.
– Скажи-ка мне лучше, как ты в княжеском дворце жила? – спросила Василиса Велеславовна. – Я беспокоилась. Хотела навестить тебя, да Алексей Беримирович не позволил. Ответил, не пускают туда никого из родственников девиц-невест, вот ему только там быть и можно, коль он князю служит.
Марика вкратце рассказала о том, как проходил отбор, и о своём решении остаться до свадьбы в городе.
– Дядя твой говорил мне, – задумавшись, сказала матушка, – что такое есть у тебя желание. Но свадьбу сыграют не раньше, чем недели через три-четыре. Нам нельзя здесь столько времени провести. И так мы надолго оставили хозяйство.
– Поезжай домой одна, – Марика была полна решимости. – Возьми двух слуг у дядьки Алексея в сопровождение и поезжай. Я здесь буду жить под присмотром. На обратный путь он со мной пошлёт кого-нибудь. А коли нет – и сама доберусь.
– Добраться-то доберёшься, но всё равно нехорошо, – покачала головой матушка. – Девицы не должны одни по дорогам разъезжать. Для чего ты хочешь остаться?
– Когда ещё я потом буду в городе? – замялась Марика. – Да на княжескую-то свадьбу погляжу? На всю жизнь запомнится. И потом, сестрица всё-таки выходит замуж двоюродная, – ухмыльнулась она.
– Коли так – оставайся, – согласилась Василиса Велеславовна, впрочем, не слишком уверенно. – А в сопровождение я тебе кого-нибудь из дома пришлю. Не будем в этом вопросе полагаться на Алексея Беримировича.
– Так-то ещё лучше, – согласилась Марика.
– И вот ещё что, – сказала матушка, – пока будешь здесь – навести тётку Евфросинью. Была я у неё на прошлой неделе. Очень она сокрушалась, что не смогла тебя повидать.
Тётка Евфросинья тётей Марике не приходилась, так же как бабушка Яга не приходилась бабушкой. Это была ещё одна дальняя родственница её матери, которую для упрощения дома называли именно так. В свое время Евфросинья, как и Василиса Велеславовна, ушла к людям, выйдя замуж. Муж её был ремесленником в столице, там она и обосновалась. В настоящий момент тётка Евфросинья вдовствовала. В отличие от матери Марики, связей с лесом она никогда не прерывала, и Марика часто встречала её у бабушки, которую Евфросинья навещала каждый раз, когда колдун её звал к себе, либо возникала иная необходимость её присутствия в лесу.
– Хорошо, – ответила Марика. – Только, когда ты уедешь, как мне её здесь найти?
– Я тебя научу. – Матушка махнула рукой, показывая, что затруднений не возникнет. – Снеси ей только подарочек какой-нибудь. Не чужой человек всё-таки.
Они проговорили полночи, и лишь когда за окном уже стал теплиться рассвет, Марика ушла к себе в комнату и легла спать.
Домой матушка уехала через день, сборы были недолгими. Марика осталась в дядиной усадьбе одна. Отношение домочадцев Алексея Беримировича к ней теперь изменилось – её едва замечали. Самого его она почти не видела, целыми днями сидя в тереме; Харитания Владимировна вся погрузилась в предсвадебные хлопоты и волнения, а слуги вели себя с ней как с дальней бедной родственницей хозяев, которая не более чем обуза семье. От былых улыбок и радушия не осталось и следа.
Первое время Марика дни проводила в светлице вместе с другими женщинами. Хозяйка с наиболее близкими ей служанками и нередкими теперь, когда она приобрела статус будущей родственницы князя, гостьями обсуждали предстоящую свадьбу и те новости, которые приносил из дворца Алексей Беримирович. Марика практически не участвовала в этих разговорах, сидя где-нибудь в уголке с вышивкой. В какой-то момент безучастное к ней отношение превратилось в недоброе. Вдобавок к этому у Марики стало складываться впечатление, что в её присутствии избегают о чём-то говорить. Каждый раз, когда она появлялась в комнате, разговоры резко обрывались. Марика перестала покидать свою горницу без надобности, встречаясь с тётей только в трапезной да во время молитв в крестовой комнате. И даже там на неё смотрели с подозрением и суровой мрачностью. В глазах дяди во время их нечастых встреч она стала замечать неприкрытую ненависть, а в словах, которые он, обращаясь к ней иногда, цедил сквозь зубы, – желание её задеть. Служанки тёти стали демонстрировать ей свое пренебрежение. Марика объясняла себе такую перемену к ней тем, что она слишком задержалась в доме дяди – пошёл уже второй месяц, как они с матушкой приехали сюда из своей вотчины. Но желание родственников от неё поскорее избавиться не слишком волновало её. Она приняла решение уехать домой после свадьбы княжича и не собиралась покидать город раньше, даже если дядя себе все зубы сотрёт, глядя на неё.
Вернувшись в дом и избавившись от заклятия невидимости, Марика отправилась искать дядю. Подходило к концу время вечерней трапезы, и она подумала, что тот может быть ещё за столом. Трапезных в доме было две – основная, на втором этаже, где собирались мужчины и где встречали гостей, и женская, которая располагалась в тереме. Поиски много времени не заняли. Войдя внутрь комнаты, она увидела, что за длинным дубовым столом трапезничают хозяин дома и два его взрослых сына. Ужин, судя по всему, был уже съеден. Они разговаривали и дружно распивали вино. Беседа, судя по голосам, была довольно напряжённой. Увидев Марику, мужчины застыли на несколько мгновений. Первым опомнился дядя. Он было пытался с порога отправить Марику в горницу, громко возмущаясь её появлением здесь, но она прервала его:
– Поговорить надо, дядька Алексей. Наедине.

То ли выглядела она чересчур решительно, то ли в её тоне прозвучало что-то угрожающее, но Алексей Беримирович, помедлив, кивнул сыновьям, и те нехотя удалились.
– Ну, что скажешь, племянница? – спросил он, ухмыляясь.
По его глазам и по голосу Марика поняла, что мужчина пьян.
– Правда ли, – начала она резко, – что на свадьбе послезавтра невестой-то будет Ярослава? И что Лукерья твоя в темнице сидит, в колдовстве её обвинили?
– Кто сказал? – Алексей Беримирович взъярился. – Велел же тебе ничего не говорить!
– Кто сказал – неважно.
Он долго смотрел ей в глаза и затем произнёс:
– Правда.
– А от меня что тебе нужно? Зачем в доме меня запер? Правду скрывал зачем? – спросила Марика.
Алексей Беримирович промолчал и только пожал плечами. Марика решила, что коли прямого ответа не будет, нужно выяснять всё иначе.
– Лукерья в колдовстве неповинна. Как это могло случиться? – подступилась она к нему вновь.
– Она неповинна, – согласился он, – а ты – очень даже. Видели тебя, когда колдовала ты. Видели и княгине донесли.
– Когда же видели? – Марика пыталась вспомнить, могло ли это произойти.
– На кухне, когда ночью пирог пекла свой колдовской. Девушка, которая при кухне работала, какого-то лешего там осталась на ночь.
– Вот как, – задумалась Марика, припоминая ухват и кота. – Я никого не видела.
– Ты – нет, а она тебя видела.
Видеть её девушка, конечно, не могла, но могла наблюдать за тем, как рождались сова с медведем. Вероятно, это было запоминающееся зрелище. Опознать потом участницу отбора по такому пирогу труда не составляло.
– И неужели слова поварёнка оказались настолько значимыми для княжьей семьи? А ну как выдумала она?
Дядька усиленно закивал.
– Это было бы верно, – сказал он, – коли бы у Лукерьи в горнице зелья не нашли твои треклятые.
– Какие зелья? – опешила Марика.
– Приворотные, – отчеканил Алексей Беримирович, – которыми ты княжича приворожила. Да амулеты колдовские, которыми его семью сгубить хотела.
– Слышишь ли ты себя, дядька Алексей? – Марика не могла понять, шутит ли он или серьезен. – Никакими приворотными зельями я отродясь не пользовалась. И в княжеском тереме, в горнице своей, ничего такого не хранила.
– Мне-то зубы не заговаривай! – он опять рассердился. – Нашли ведь их у тебя! Свидетели – это всего лишь слова, а амулеты-то можно в руках подержать да глазом увидеть! Вот это – доказательство!
Марика уставилась на него в недоумении, не понимая, что происходит.
– Да и мы-то знаем с тобой, – он продолжил, неловко уронив пустую чарку на столешницу, – что княжича-то ты привораживала, – язык у него развязался. – Думал я сразу про тебя рассказать, как только нашли всё это. Только принадлежите вы с матерью нашему дому, всё одно тень на нас бросите. Потому поначалу хотел было дело я это иначе уладить. Много денег знал кому отдать, больше пятисот золотых, которые вам обещал. Клялись помочь мне. Да и княжич на своём настаивал крепко – не возьмёт себе другую жену, пока расследование не закончится, да вину не докажут. Вот и думал я – обойдётся.
– Почему ж не обошлось?
– Княгиня вмешалась.
Марика живо представила себе несчастную мать, сына которой, чуть было не женили на колдунье.
– Понятно, – кивнула она.
– После хлопот моих и зелья стали вроде как не зелья, а снадобья, и амулеты вовсе не колдовские, а вроде как оберег, свидетельница тоже на попятную пошла, – продолжал рассказывать дядька, слегка покачивая головой. – Да, видать, княгиня своего добилась, и девица эта теперь твёрдо на своём стоит. Так и других свидетелей нашли – стражники, которые вход в мастерскую девичью ночью охраняли, утверждают, что из темноты им голос женский читал стих, а кто – они не видели, а только упали на пол как подкошенные, а в себя пришли лишь утром. Сразу-то никому говорить не стали, а теперь вот решили не замалчивать.