Три эпохи: Вечный служитель

Пролог

Время неумолимо движется вперед, порождая миры и развевая в прах вселенные. Всё изменяется, поддаваясь этому неумолимому течению. Что-то кануло в небытие и уже никто никогда не узнает об этом, а чему-то повезло иметь свидетелей, передававших это из уст в уста. А что-то было увековечено в письменах, книгах и свитках, и тем самым ослабило разрушительное влияние времени над собой. Не на всегда, это невозможно, ибо выйдя из праха всё в прах и вернется, но пока есть книги, есть и те, кто будут нести содержащееся в них знание другим.

Потому я и хочу запечатлеть знания, что накопились в моей голове. Что-то я вычитал из летописей и архивов, что-то из дневников. Некоторые события мне пересказывали устно, свидетелем других был я сам, а о чем-то пришлось додумываться и строить воздушные замки теорий. Это труд многих лет, и мне бы хотелось сохранить его от забвения как можно дольше, ибо жизнь моя подходит к завершению.

Рассказ мой пойдет о лицах и событиях, которые способствовали формированию того мира, в котором вы живете сейчас. Нет, не о королях и политиках, а о Героях, чьи имена и деяния, как хорошие так и плохие, скрыты стараниями королей и политиков соответствующих эпох.

Я затрону события трех Эпох и пяти столетий, вплоть до недавних дней, опишу жизни десяти великих Героев, что положили начало и конец смутным временам.

Я не буду использовать насажденные великой "Академией Астрологии и Летосчисления" временную шкалу и названия столетий, но я буду ссылаться на них, что бы у вас сложилась правильная хронологическая картина.

В первом томе трудов моих поведаю я о первом из десяти героев, расскажу о том, откуда пришел он, и куда делся. Каковы были деяния его и как они повлияли на Эрду тех времен. И пусть имя его предано забвению, а упоминания о нем находятся под запретом, это не остановит меня в желании моем пролить свет и познакомить своего гипотетического читателя с Грегором Хитцем, чье рождение знаменует собой начало целой Эры величайших событий и значимых поступков, о которых, по моему мнению, должен помнить каждый житель нашего мира.

Может быть, знающий человек возразит мне, что Грегор не совершал никаких героических подвигов, и будет прав. Но Хитц оказал влияние на такое неимоверное количество событий, что только одно это можно назвать его подвигом.

И, прошу, не судите строго мой слог и способ повествования, ибо не являюсь я ни великим сказителем, ни прославленным поэтом. Я лишь скромный служащий, что был невольно втянут в события эпохального значения. И, хочется верить, что труд сей найдет читателя раньше, чем поток времени развеет его прахом в океане пустоты.

Людвиг Рим Третий.

Глава первая, утомительная: Мироустройство

Возможно, минут века, прежде чем чьи-то любопытные пальцы откинут ветхий корешок этого труда, и, к тому времени, лик мира будет уже совершенно другим. Поэтому я опишу мир, или моё представление о нем, на момент начала моего повествования.

Мир наш состоял, и состоит пока я пишу эти строчки, из великих сфер, коих в Эпоху Бессмертных (от 39 года до Восхождения Тартара, до 354 года после Восхождения Тартара) насчитывалось пять.

Самая большая сфера, именуемая Эрдой, или Великой матерью, является колыбелью жизни, в том виде, который привычен нам. На ней берут начало все великие виды, будь то вирмы, демоны или люди. Всё зародилось на лике Матери, в её океанах, кормилось в её полях и лесах, скрывалось в её горах и пещерах.

Эрда является центром мира, сердцем его и душой. Именно здесь возвышались и рушились цивилизации, поднимались и исчезали нации. Именно тут будет происходить большинство событий, что я хочу описать.

Вокруг Великой Матери кружат четыре меньшие сферы: Аула, Сапфир, Моркот и Хель.

Самая ближняя, а потому долгое время считаемая самой крупной после Эрды, сфера именовалась Аула. "Среди всех изумрудов что когда либо видело человечество лишь один достоин упоминания - сияющая Аула на ночном небосклоне Эрды" (Вастон Вель, основатель Академии Астрономии и Летосчисления).

Существовала ли на Ауле жизнь или нет, увы никто из ныне живущих уже не узнает, ибо не осталось никаких свидетельств этого, как и самой Аулы не кружит больше над нашей головой.

Вторая сфера, Сапфир, носит имя крылатого вирма, что первый покинул лик Эрды, будучи изгнанный своими сородичами, и свил своё гнездо на сияющей небесной сфере.
Хотя, быть может, это вирм взял имя сферы. Увы, только легенды являются источником знания о событиях тех эпох. Как и Аула, Сапфир канул в небытие.

Третьим идет ужасающий красный Моркот, что зловещим роком нависает над всеми живущими, и тогда, и ныне. Красная каменная пустыня, испещренная глубочайшими трещинами, постоянные песчаные бури, вот и все чем может похвастать эта небесная темница. И, хотя всё живое зародилось на Эрде, именно Моркот сделал демонов теми устрашающими кошмарами, что смотрят на нас с гравюр в старых книгах и гриммуарах. Никто не знает, кем были демоны до изгнания в красную пустыню Моркота, кто их изгнал и за какие прегрешения, но все события, о которых я поведу рассказ, так или иначе связанны с кровавым спутником Великой Матери, родом Тартары и каменным троном демонов.

Дальше всех от Эрды прокладывает свой путь в бесконечной пустоте Белый Хель, Земля великих вирмов и малых богов. По крайне мере так утверждают почти все религиозные манускрипты, собранные Академией Веры. "Крылатые вирмы, достигнув последней стадии своей долгой жизни, улетают на Хель" (из "Монструария Арии"), но встречают ли они там богов, неизвестно.

Все пять сфер согреваются лучами Яра, светила, которое ранее причисляли к сферам мира, но Академия Астрономии положила конец этому заблуждению. И, если Эрда - Мать, то Яр - Отец жизни. "Книга Голосов" утверждает, что души всех живых существ приходят из пылающего Яра и уходя туда, после смерти. Святой Густав в своем "Мироописании" рисовал Яр, как обиталище высших божеств. В наш век сомнений и падения устоев вряд-ли кто вспомнит имена тех богов.

Эрда богата водой. Два великих океана делят разделяют всю сушу на пополам, образуя два континента. Больший из континентов зовется Карузия, в честь Арима Карузия, путешественника, первооткрывателя и картографа, что первым создал полную карту этого материка. Впрочем, есть более древнее и более почитаемое название - Эда.

Эда - засушливый континент, разделенный величественным горным хребтом - Меридианом, на двое. Восходная половина Эды мала и плодовита, закатная же - обширна и засушлива. Прибрежные районы полны густых лесов, что питаются водами семи озер Эда: Закатным, Молира, Бурным, Хрустальным, Подгорным, Миражем и Восходным. Озёра образуют жемчужное ожерелье, вокруг великой степи, что, в свою очередь, опоясывает белые пески Мертвой земли, что упирается в Закатные склоны Меридиана. Множество рек, что стекают с вершин горного хребта, несут свои воды сквозь подземные русла к озёрам, иногда выходя на поверхность.

Эда - колыбель людей. Семь озер породили семь народов, что уже давно перемешались. К началу эпохи Бессмертных Осталось только три государства, что делили между собой всю территорию материка.

Могучий Сумар, Господин волн, занял земли на северном берегу Наги, самой полноводной реки на лике Эды. В его владения попали озёра Закатное и Молира, а так же всё северное побережье Бурного озера, самого большого из всех семи озёр, питаемого водами Наги. Сумар славен своими рыбными рынками, портами и кораблями, а сумарская соль - один из самых ходовых товаров на всей Великой Матери.

Южное побережье Наги и Бурного озера принадлежит Союзу вольных народов Степи. Их воины, что поколениями закалялись в суровых условиях, были по праву признанны лучшими воинами на всём континенте, а потому "Сумар мирился с существованием этого бедного и беспокойного соседа" (из записей Анноха Тихого, историка и исследователя Академии Хронологии), покупая у него лошадей и руду, что вольные исхитрялись добывать на южных склонах Меридиана. Самым богатым городом Союза был Алмар, что раскинулся на берегах холодного Хрустального озера.

Совсем иной был Веллин, Светлая Империя, как любили её называть историки академии. Располагая благодатными землями Восходной части Эды и отделенные от прочего мира Меридианом, веллинцы построили империю знаний и просвещения. Возможно, этому способствовали остатки цивилизации предшественника, чьи архивы были найдены веллинами, но Империя на столетие опережала своих соседей в развитии технологий. Знания защищали Веллин и от набегов кочевых племен Союза, что с упорством дикарей перебирались через Меридиан в поисках добычи, и от пиратских налетов Сумарских кораблей. К сожалению те знания не спасли империю от вырождения.

Вторым континентом на лике Матери была Рида, или, с легкой руки Арима Карузия, Серпентира. Загадочная земля, покрытая густыми лесами и высокими пиками скал, страна вирмов и легенд о сказочных богатствах. И по сей день Рида остается большим белым пятном на картах мира, хотя в летописях и легендах полно расплывчатых описаний тех мистических лесов. Возможно, в ваше время, человеческая любознательность и алчность, уже вскрыла завесу тайны, веками покрывавшую Серпентир, но мне уже не узнать об этом. "Вирм хранит крепче стен и замков" - как сказал Сатир Мидгард в "Песне о золоте Хоргвирма".

Множество островов разбросаны по необъятным телам двух великих океанов, множество княжеств и царств появлялись исчезали на них. Для моего повествования стоит упоминания лишь Зурим, что располагался в самом центре океана Эр, соединявшего восходное побережье Эды и закатный берег Риды.

Зурим располагался на пяти островах, образующий большой треугольник, богатых древесиной и рудными металлами. По сути своей Зурим являлся отколовшейся от Сумара колонией. Рабы и преступники, некогда сосланные на рудники Треугольника, восстали и, захватив охранный флот, объявили независимость. Жестока история Зурима, печальна его судьба, но это маленькое морское государство сыграло немаловажную роль в грядущих событиях.

К сожалению, совесть моя подсказывает мне, что, дабы не усыпить читателя, нужно уже переходить к событийной части повествования. И эта расплывчатая и бедная картина мира, что я успел нарисовать выше, будет дополняться деталями и красками. Но уже сейчас можно судить, насколько сильно изменился лик и небосвод Эрды за эти мимолетные пять столетий. Время неумолимо.

Глава вторая: Маленькая прелюдия

Фонарь мерно раскачивался в такт неспешным шагам, даря скудный, но спасительный свет. Темнота вокруг была настолько плотной и непроницаемой, что казалось, будь-то протяни руку и ощутишь её холодную шершавую поверхность. Под стать ей была и тишина, что обволакивала и сводила с ума. Только мерное дыхание проводника да глухой шум шагов позволяли беспокойному разуму хвататься за острую и отрезвляющую грань реальности.

- А что вы ищете в такой глуши, - голос проводника - высокого пожилого мужчины с непослушной копной черных волос, разрушил давящее наваждение.

Я неуверенно посмотрел на нашего капитана, но в его взгляде виделись безразличие и усталость. Он пожал плечами, мол "валяй", и я обернулся к шагающему впереди отряда мужчине, в грязной робе странствующего монаха.

- Ищем преступника, беглеца, - я старался избегать особых подробностей.

- А, охотники за головами, - понимающе кивнул проводник, внимательно вглядываясь в непроницаемую темноту ночи, - но сомневаюсь, что вы найдете кого-то в этих пещерах. Тут даже мох не растет, голый камень один. Ни единого ручейка или лужицы.

За спиной усмехнулся капитан. Даже не оборачиваясь, я прекрасно знал, что он поглаживает свои рыжие усища. Этот нервный жест мы, с ребятами, стали замечать всё чаще. было от чего нервничать, после трех лет безрезультатных поисков. Близилась зима, багровое время Моркота, а запасы провизии и золота подходили к концу и пополнить их было уже некогда. Заказчик отказался предоставить еще один аванс, другой работы нам не давали, ибо гильдия придерживалась строгого правила - один заказ за раз. Если они не найдут цель в ближайший месяц, им придется скатиться до грабежа, рискуя репутацией и лицензией.

- Много вас, как я посмотрю, - вновь нарушил проводник молчание пустоты, - целый отряд. Неужели этот преступник такой опасный?

Я промолчал, но в разговор вступил сам капитан, которого тишина нервировала не меньше чем остальных.

- Ты слыхал о Фронтире, монах, - его грубый голос, что так часто пугал девок в трактирах на потеху всей команде.

- Как не слыхать, - проводник улыбнулся, сверкнув серыми глазами в тусклом свете фонаря, - Знатный орден был, могучий, да подломились столпы на которых стоял он, подточенные алчностью.

Капитан рассмеялся и похлопал монаха по плечу.

- Отлично сказал. Видать не зря вас там, в храмовых школах, штудируют до посинения да мужской немощи, - он вновь пригладил свои усищи продолжил, - Так вот, преступник этот - один из солдат, или как их там... Боров, как его?

Тучный Майкл, за густую жесткую бурую щетину прозванный боровом, пробасил: "Клирик, суку мать!".

- Во, точно, клирик! - капитан поднял вытаращенный указательный палец вверх, - один из тех, что подожгли Бирму. Ну, или просто один из этого Ордена...

Проводник оглядел команду и кривовато улыбнулся. Что-то в нем меня настораживало. Не знаю что именно, но что-то с ним было не так. Но капитан шел с ним рядом, улыбался и шутил, а уж капитан обладал необычайным чутьем на людей.

- Если это и вправду клирик Фронтира, то вас явно маловато, - весело ответил монах капитану, - я слышал, что однажды сто человек напали на одинокого клирика, да никто из них не выжил.

Капитан вновь похлопал его по плечу, хитро замечая:

- А если никто не выжил, то от кого ты слышал эту историю?

- Вестимо от кого. От клирика, - серьезно ответил монах.
На секунда воцарилась звенящая тишина. Было даже слышно, как руки ребят, тихо шурша складками одежды, тянутся к мечам. Но проводник, выдержав паузу, рассмеялся, а вслед за ним расхохотался и капитан. Бойцы облегченно выдохнули и принялись переговариваться, стряхивая с себя оцепенение, которое нагнеталось темнотой и тишиной перехода.

- Мы тебе не салаги какие-то, - весело вещал капитан, обнимая здоровенного монаха за плечи, - мы на таких делах собаку съели. У нас эта... как её.. Боров, как её, суку мать?!

- Репутация, сука мать! - радостно отозвался Боров.

Мы продолжали идти, весело шутя и переговариваясь. Переход, которым вел нас проводник, то сужался то расширялся. Иногда тусклые фонари выхватывали из темноты серый камень стен пещеры, иногда нас вновь окружала непроглядная тьма.

- Говорят, вещал монах капитану, - эти пещеры прорыл древний бескрылый вирм. Он был так ядовит, что своды пещеры пропитались его ядом и теперь ни одно растение не может прорости здесь, ни единая тварь не вьет в них свои гнезда.

Ребята, невольно прислушивающиеся к глубокому бархатному голосу монаха, стали опасливо озираться и опасливо пялиться на каменный пол.

- И что, - вопросил нахмурившийся капитан, - это и человека может убить?

Проводник улыбнулся, вновь сверкнув своими серыми холодными глазами.

- Ну, я пока не помер от местных миазмов. Хотя, признаюсь, местный воздух вредит моим трухлявым внутренностям.

Он наигранно закашлял, старательно изображая смертельно больного старика, чем немало рассмешил капитана. И было над чем смеяться. Проводник был здоровенной детиной, шести футов росту, плотный, с широченными плечами и копной кучерявых черных волос. Таких уже не рожают. В старых романах, что так любят столичные дамочки, именно такими рисуют всех могучих воинов, только если они не главные герои, ибо не было в нем ни королевской стати, ни птичьей грации, ни утонченности. Мужик мужиком. Такому бы камни в шахтах голыми руками колоть, а он в рясе над книжками крючится.

Внезапно мы вышли из узких закоулков скалистого перехода и оказались над широкой низиной, окруженной высоченными хребтами Меридиана. Звездная россыпь смотрела на нас с небосклона тысячью глаз. Бледный сапфир, дарил свой призрачный свет, позволяя разглядеть острые грани скал, ломкие линии серпантинов. К сожалению, дно низины скрывал густой туман, клубящийся в темноте, подобно мифическому исполинскому вирму.

- Я уж думал, ты заведешь нас в подземелья и скормишь ящерам, - весело пробурчал капитан, выпуская плечи монаха из своих рук, - Далеко еще идти?

Проводник вытянул руку, указывая на какую-то точку в испещренном линиями противоположном склоне.

- Схрон там, - он поправил свой маленький заплечный мешок и оглянулся на следующих за ним ребят, - если вы еще не передумали.

- Хрен тебе, - усмехаясь рявкнул капитан, - пока не дойдем, не видать тебе наших денежек, а значит и пива да девок.

Среди парней раздались неуверенные смешки, ибо туман, в который все напряженно всматривались, не внушал доверия и хищно шевелился.

Монах задул свой фонарь, достал из заплечного мешка бухту тонкой веревки и велел всем выстроиться в цепочку и обвязаться.
Я встал за капитаном, за мной пристроился Верста, длиннющий доходяга и самый умелый мечник из всех нас, за ним Граль, наш походный лекарь и повар, следом Пыхта и Пронт, узкоглазые близнецы - кочевники, что так умело орудуют сетями и копьями. Замыкал цепочку Боров, как самый тяжелый, да и самый сильный, после капитана конечно.

Погасив неуверенно трепещущие фонари мы стали спускаться по узкой изменчивой тропинке, все ближе подступая к набухшему туманному шишаку, что вздувался над дном низины.

- Хищники здесь? - спросил я капитана, кивая на бесполезно болтающиеся фонари.

- Есть немного, - ответил мне проводник, не дожидаясь когда командир соизволит передать ему мои слова, - туманных змей полно, но они будут спать до рассвета. А фонари их могут случайно разбудить светом своим.

Я услышал, как охнул Боров, боящихся всяких змей и прочих ползучих гадов. Да и самому мне стало не по себе. Туманные змеи, которыми кишели болота вблизи бурного озера не отличались особой ядовитостью или зубастостью, но имели практически прозрачные тела, толщиной с мужицкую ляшку, и любили обвиваться вокруг своих жертв, медленно ломая их кости. Не самая приятная смерть.

Они не выползают на тропу, предпочитая держаться в зарослях, - успокоил нас монах, уверенно спускаясь по крутому склону, - Главное держитесь за веревку и идите друг за другом.

Вскоре мы достигли темно-серой шевелящейся стены. Проводник и капитан нырнули в неё без раздумий. Я же замешкался на мгновение и был бесцеремонно втолкнут в туман идущим за мной Верстой.

Туман угнетал еще сильнее, чем недавняя темнота. Теперь не было тусклого, но спасительного круга, что создавали фонари, позволяя оглянуться и увидеть знакомые лица собратьев по ремеслу, к которым уже привык за тот десяток лет, что шатаюсь по Эде в поисков преступников, должников и просто неудачников.

Веревка мерно шаталась, показывая что впереди кто-то так же движется окруженный плотной влажной серой стеной. Быть может, и его накрывает тоска от одиночества. Хотя, наш капитан никогда не унывал. Ну, или не показывал этого.

Он был бывшим военным, служил в личной гвардии короля Партинии. Почетное место, прибыльное, с которого по своей воли никто не уходит. Вот и капитан стал жертвой политической борьбы и интриг. Он был обвинен во всех несусветных грехах и был приговорён к повешению, но, благодаря старым сослуживцам и связям во дворце, сумел сбежать из казематов и укрыться в диких землях, где сидел до тех пор, пока династия, правящая Партинией не сменилась. Все грехи перед ушедшей королевской властью были прощены и капитан смог вернуться в родные земли, хотя его теплое местечко конечно же было уже занято. Он подался в наемники, выполняя грязную работу для вельмож, гильдий и всевозможных картелей, что как грибы росли на вольностях Партинии.

Впрочем, среди головорезов он не задержался, предпочтя черному заработку легальный труд в составе гильдии охотников за головами. Охотиться можно было и в одиночку, но это намного труднее и опаснее, а потому он сколотил свою команду и более двадцати лет успешно очищал лик Эрды от всяческого отребья. Не из самых благородных побуждений, конечно, но кто сейчас поистине благороден.

Я встретил его уже в гильдии, когда он искал пополнение для своей команды. Мои навыки переговорщика, дознавателя и азартного игрока смогли его впечатлить. Чему я несказанно рад до сих пор.

Команда встретила меня как встречают любого новичка. Не обошлось и без жестоких шуток и драк, но это обычное дело. Я быстро сдружился с ними, особенно с близнецами - кочевниками, ибо нас роднила общая страсть к азартным играм.

Внезапно, погруженный в свои мысли, я уткнулся в спину капитана. Он шикнул на меня, напряженно вглядываясь куда-то под свои ноги. Я опустил взгляд в низ и зажал рот ладонью, что-бы не завизжать как маленькая девочка.

Внизу, не делая различия между камнем тропы и сапогом капитана, ползла длиннющая тысяченогая тварь, покрытая серым, лоснящимся панцирем. Каждая нога мерзкой твари оканчивалась острым загнутым когтем, толщиной с мой палец. Сама зверюга длинной была с человеческий рост, имела четыре маленьких бездонно - черных глаза на плоской голове. Из её пасти торчали настоящие бивни.
Она деловита стучала своими когтищами, перебираясь через тропу, оставляя на плотной коже сапога капитана глубокие царапины.

Внезапно из тумана впереди вынырнула широкая фигура монаха.

- Чего застряли? - пробасил он, не выказывая ни намека на напряжение или осторожность.

Капитан медленно указал на медленно ползущее чудовище, стараясь унять дрож в руках.

- Да нечего их бояться, - проводник подошел к нам и мощным пинком откинул членистоногую образину подальше в туман, - они едят только мертвечину, а на живых внимание не обращают. Не ссыте, бравые охотники за головами. Поссать позже повод будет.

Капитан нервно усмехнулся, пригладив свои усы и, похлопав меня по плечу, ободряюще пробормотал: "Не ссы, Самсон".

Я медленно кивнул и мы двинулись следом, не обращая внимания на раздающиеся сзади приглушенные вопросы "почему стоим" и "что случилось".

Наше брожение по туманной низине казалось бесконечным. Я еще десяток раз замечал страшных тварей, самых разнообразных форм. Они деловито перебирали своими суставчатыми конечностями, спеша по своим неотложным делам и не обращали на меня никакого внимания. За что я был им благодарен. Несколько раз я слышал испуганное повизгивание Борова, а его визги сложно было с чем-то спутать. Мгновения растягивались и порой казалось, что мы уже никогда не выберемся из этого проклятого тумана, кишащего мерзкими тварями.

Но, так же внезапно, как я на летел на спину капитана, туман закончился и перед моими глазами предстала скалистая тропа, ведущая ввысь, по склону хребта.

Капитан хлопал руками по одежде, пытаясь стряхнуть мерзкое ощущение ползающих под одеждой жуков, и глухо матерился. Монах же стоял выпрямившись и с улыбкой наблюдал, как один за другим из тумана выскакивают бледные охотники за головами. А ребята радостно прыгали и так же судорожно трясли своими штанами.

- Мда, гиблое местечко, - пробормотал капитан, прекращая хлопать по своему заду, - Парни, у меня хорошее предчувствие. Эта дыра еще более запущенная чем все предыдущии. Он наверняка там.

Монах хмыкнул и вновь взвалил свой мешок на плече.

- А чего ваш головорез забыл в веллинском схроне? - спросил он, сматывая освобожденную от наших тел веревку, - вряд-ли там найдутся залежи золота да драгоценностей, а все ценные свитки и книги давно уже в монастыре Ярового хребта хранятся.

Мы переглянулись, приводя себя в порядок после яростного отряхивания. Поправляли ремни и перевязи с ножами, в который раз проверяли свои мечи.

- Ну, во первых, - пустился в объяснения капитан, - это самая что ни наесть далекая дыра во всем закатном побережье, если мы еще не зашли на территорию Веллина. Во вторых, нам указали, что данный преступник будет скрываться именно в таких вот нычках, словно книжный червь зарываясь в пыльные бумажки.

Да, как всё прекрасно звучало в начале, когда капитан принес все инструкции, что выдал ему мастер гильдии, отправляя на это задание. Отличное описание внешности, манер поведения, все привычки, предпочтения цели. Все места, где он мог бы ошиваться, были перечислены, все лица, с которыми он мог бы держать контакт - указаны. Прямо не контракт, а подарок. Просто дойди и возьми. А какой гонорар, особенно за живого! Мы могли бы отойти от дел и жить в роскоши, хлебая лучшее вино. Да только на практике всё оказалось не так просто.

Во первых все его нычки располагались в разных частях хребта Меридиана, и были разбросаны от одного берега океана, до другого. Нам почти удалось застать его в самой ближнем от Новой Бирмы схроне, мы чувствовали жар углей от костра, что был брошен прямо перед нашим появлением.

Мы шли по его следам, постоянно наталкиваясь на людей, сообщавших нам, что "он толь-ко что вышел из трактира, повернул за угол, взял повозку". Семь раз казалось нам, что мы видим его, но каждый раз это оказывался какой-то бродяга, или купец, или оборванец. Мы потратили год, гоняясь за ним, пока не поняли, что нас просто водят за нос, путают, может невольно, может намеренно. Мы целый год гонялись за призраком, объездили всё закатное королевство, два раза возвращались по его следам в Бирму, пока, наконец, капитан не приказал вернуться к изначальному плану.

Мы вновь стали выискивать и трясти его возможных помощников и проверять нычки. Мы даже приплачивали некоторым оборванцам, что бы нас известили, если кто-то подобный объявиться в проверенных нами местах.

Но всё было глухо. В остальных схронах, до которых мы уже добрались никого не было с момента их разорения. Слой пыли зачастую достигал колена. Все его возможные знакомые пожимали плечами, говоря что уже лет двадцать - тридцать ничего о нем не слыхали. Не верить им тоже причин не было, я, на пару с Гралем, отлично развязываю языки.

Мы проверили почти все места, даже в диких землях бывали. Ели ноги от-туда унесли, несмотря на то, что с нами матерые кочевники ходят. Осталось только два самых дальних веллинских тайника, тот в который мы идем, и еще один, находящийся с имперской стороны Меридиана. Если и там не будет никаких зацепок, то нам останется только повеситься, ибо потраченные задатки вернуть мы не сможем еще лет пять.

- Ну а в третьих, - внезапно сказал Боров, нарушив слегка затянувшееся молчание, - он же клирик, сука мать! Образованный человек! Где ему еще быть, как не в куче, сука мать, старых бумажек!

Проводник рассмеялся, взмахом руки приглашая следовать за ним.

- Так образованные люди - самые опасные, - возразил он, размеренно шагая по восходящей тропе.

Боров фыркнул, словно степной кот, угодивший лапой в воду.

- Да шо в них опасного, сука мать? Скока мы этих торговцев и цифроводов ловили, никто, сука мать, никто даже за ножик не схватился. Смиренно сдавались, будь-то свиньи мяснику, сука мать!

Командир немного задержался, но только для того, чтоб отвесить хорошего леща голосящему борову.

- Сколько раз тебя я объяснял, - вкрадчиво нашептывал он в большое ухо толстяка, - нельзя недооценивать противника. Если на везло, это не значит что будет везти и дальше. Да и не даром говорят... это, как его...

Боров тихо пробормотал "знание - сила, сука мать".

- Во! - тут же подхватил командир, - знание - сила. Было бы у вас знание, не шатались бы вы по горам да туманам, а сидели бы себе в богатых столичных домах, да жували бы мед.

- Или ныкались по горам да туманам, спасая свои задницы от посланных по нашу душу охотнков, - весело проскрипел Верста, чем вызвал приступ хохота у капитана и всей остальной команды.

Даже монах весело хрюкал, держась за свой живот.

- Прав ты, большой человек, - сказал он, когда смех ослабил тиски своей хватки, - знание - сила, незнание - благо. Знающий человек не знает покоя, не знающий - живет в мире.

Я молча усмехнулся, припоминая все духовные наставления моей церковной школы, которая больше учила быть неучем, чем разным наукам. Ибо из серой послушной массы проще лепить полезные для себя инструменты. Глупостью легче править. Вот и насаждается глупость поголовно во всех школах, монастырях, в каждом королевстве и графстве. Впрочем мне то чего горевать. Чужая глупость меня кормит пуще моих ножей.

Мы подымались все выше, к всеобщему облегчению отдаляясь от премерзкого тумана. Звезды, как и сам Сапфир, меркли, обозначая восход Яра и начало нового дня.

- Долго еще идти, монах? - спросил командир, когда мы поднялись так высоко, как не летают птицы равнин.

Монах посмотрел на блекнущие звезды и вершины гор, окрашенные в золотой цвет просыпающегося дня.

- К полудню будем у входа. Еще предстоит идти вдоль хребта, но там нет ничего сложнее того пути, что мы уже проделали.

Весть эта обрадовала уставших ребят, ибо путь, и правда, проделали мы немалый. Все повеселели и бодро зашагали по тропе, что тянулась вдоль горного склона, будь-то и не было бессонной ночи.

Когда Яр полностью показался из-за горных вершин, командир приказал сделать привал и поесть. Мы разворошили свои походные мешки и расселись по камням вдоль тропы. Ели молча и быстро, ощущая напряжение, что передалось нам от капитана и замолчавшего проводника. Все чувствовали приближения точки назначения. Значит, скоро станет ясно, живем ли мы как короли, пропивая честно заработанный гонорар, или скрываемся как крысы позорные, прячась от гильдии и заказчиков.

- Как нажретесь, заверните мешки и заройте тут, - глухо приказал командир, - Пойдем налегке, тихо и быстро. Проверьте оружие и снаряжение.

Он подсел к монаху, усердно грызущему свой положенный по посту сухарь.

- Долго еще? - наш предводитель с сочувствием посмотрел в печальные глаза проводнику, которые с надеждой следили за вяленым мясом и кислым вином, что безвозвратно пропадало в бездонной пасти Борова.

Проводник отпустил свой злосчастный сухарь и задумчиво посмотрел вперед.

- Милю еще вдоль хребта, - он ткнул своей рукой в нужную сторону, - по этой тропе, потом еще треть мили вниз. Там нет тропы, но путь отмечен пирамидками из камней. У самой кромки тумана будет пещера. Милю по пещере и мы окажемся перед входом в схрон.

Капитан кивнул, запоминая дорогу с помощью загибания пальцев и подкручивания усов.

- Что из себя представляет схрон? - спросил я, в голове прикидывая возможный план действий.

Проводник громко хрустнул сухарем и принялся чертить пальцем план.

- Большущая пещера.В ней несколько каменных строений, расположенных по кругу. Самое высокое из них - в четыре этажа. В центре пещеры большей круглый очаг, - он продолжал чертить пальцем квадраты и круги, словно заправский картограф али стратег, - Вход в пещеру только один, но внутри хватает всяческих укрытий. Есть крытые переходы между строениями. Уникальный образчик архитектуры. Великолепные фрески...

Капитан рассмеялся и похлопал его по плечу.

- Да понял я, монах. Не будем мы разрушать твои... эти... как их?

- Уникальные образчики, сука мать! - радостно отозвался Боров, заталкивая в себя еще один кусок солонины.

Ребята весело рассмеялись, но их веселье было прервано взмахом руки капитана.
- А ты, монах останешься здесь, дождешься нашего возвращения, - он крепко сжал руку на плече нашего проводника, глядя в его серые глаза.

- А если вы не вернетесь, - осторожно спросил оробевший монах.

Вместо ответа командир картинно провел большим пальцем по своему горлу, а Верста демонстративно завертел своими парными мечами, окружая себя сверкающим вихрем стали и жутковато улыбаясь.

Но, как мне показалось, это не произвело на проводника никакого впечатления.

- Я буду ждать вас день, и еще день до заката, а после пойду назад, - сказал он, откусывая очередной кусок от своего сухаря, - если вы мне позволите отпивать вашего вина.

Капитан несколько мгновений грозно пялился на чисто выбритое широкое лицо монаха, но после заулыбался, не сдержав смеха.

- Черт с тобой, монах, - он выпустил из своих железных объятий плечо проводника и выпрямился, - Можешь брать вино и еду из моего рюкзака. Но в монастыре ты поможешь нам выбить скидку из вашего смотрителя.

Проводник кивнул и довольно захрустел своим скудным завтраком.

Наши сборы были не долгими. Мы скидали наши мешки в кучу и присыпали камнями, ибо выдолбить ямы в скале не было ни времени, ни возможности, ни желания. Проверив остроту своих ножей и крепость ремней перевязи, я подошел к давно готовому выступать капитану, и мы стали обсуждать план действий, стараясь говорить как можно тише. Проводник, хоть и был славным малым, но всё же не был одним из нас, да и, если честно, взгляд серых глаз и ширина его плеч вызывали у меня невольную дрожь.

Вскоре все ребята были готовы, хотя Борову достался знатный пинок, для придания ускорения. Мы махнули монаху на прощание рукой и быстро двинулись вперед, привычно считая шаги.

Яр набрал силу и теперь яростно грел скалы, прогоняя даже малейшие намеки приближающейся зимы, хотя воздух всё равно оставался прохладным и бодрящим.

Все-таки, насколько прекрасен Меридиан. Свет красит его в сотни различных цветов и тысячи оттенков. Снежные верхушки гор слепят так яростно, что глазам больно смотреть на них. Казалось бы, как можно любоваться нагромождением камней, ан нет, мало где найдется вид краше, чем хребты Меридиана под лучами проснувшегося Яра.

Заметив первую пирамидку из сложенных камней, командир дал приказ рассыпаться и мы, рассредоточившись по склону и низко прильнув к камню, стали осторожно спускаться по склону.

Схрон был хорошо скрыт. Ни с верху, ни с противоположного холма не было видно зияющей черноты входа. Только следуя каменным пирамидкам, мы смогли обнаружить его.

Оставив Борова и лекаря сторожить, мы двинулись сквозь темный каменный проход, освещая себе путь слабенькими фонарями. Этот переход был значительно короче, чем тот, что мы преодолели в начале нашего пути. Он не имел ни ответвлений, ни поворотов, а был прямой как стрела. Стены его были прямыми и гладко отшлифованными, пол и потолок - ровными и сухими.

Внезапно стены пещеры ушли в стороны, впуская наш маленький отряд в обширную пещеру, залитую призрачным светом. Он изливался от странных искрящихся образований на своде, и мягко освещал все четыре постройки, что жались к стенам. Иных источников света в пещере не было.

Мы осторожно, крадучись, подошли к первому зданию, заглядывая в образованный постройками двор. Огромный камин, шагов десять в диаметре, выложенный искусно обработанным камнем, занимал значительную часть пространства. Неподалеку от камина мы увидели ящики и свертки, выглядящие поразительно новыми и неуместными для пустынной пещеры. Боле ничего примечательного замечено не было.

- Пусто здесь, - пробормотал капитан, доверяя своему чутью, - ни души. Но кто-то здесь был.

Повинуясь кивку головы капитана, я беззвучно, словно степной кот, выбежал на середину двора, с опаской поглядывая на зияющие пустотой глазницы оконных и дверных проёмов. Кострище в очаге было холодным, в здании не было ни намека на движение.

Я махнул рукой остальным и мы принялись изучать содержимое мешков и ящиков. Они были полны провизии, инструментов, книг и, что самое главное, среди них попадались доверху набитые золотыми монетами кошели и небольшие сундуки.

- Здесь никого нет уже неделю, - пробормотал Верста, внимательно изучая пепел в очаге, - Но, по собственной воле никто бы такие богатства не оставил

Капитан задумчиво смотрел на кошели и провизию.

- Может он сюда вернется, - предположил я, хотя сам понимал, что наша цель не была настолько глупа, чтобы оставить такие богатства на виду и без присмотра.

Близнецы кочевники, вовсю набивая карманы, глухо рассмеялись моим словам. Капитан хмыкнул и, оглядев команду, начал излагать свои измышления.

- Так, мы в душу не знаем, был ли этот клирик здесь или нет, но знаем, что здесь кто-то был. Быть может стал добычей туманных змей или просто сорвался со склона, а может просто пошел прогуляться, оставив такое добро без присмотра, - он задумчиво взвесил один кошель в руке, прикидывая возможную стоимость его содержимого, - У нас есть две возможности. Во первых, поступить согласно совести и репутации, не тронуть груз и устроить здесь засаду. Что чревато, как и остальные наши работы, кровью и неприятностями.

Он оглядел погрустневшие рожи близнецов и продолжил:

- Либо мы берем всё, что сможем уволочь на себе через эти горы , и сваливаем нахрен отсюда. Вернем аванс с процентами, откупимся от гильдии и будем жить весело и хмельно. Ну, что скажите?

Как будь-то можно было ожидать иного ответа, кроме как согласия со вторым вариантом. Близнецы яростно загомонили, крича: "Да пошла гильдия в жопу с такими контрактами!", Верста многозначительно стал потрошить ящики и мешки, вытаскивая кошели и скидывая на подстеленную мной плащевину, что удалось найти тут же. Глядя на нас капитан расхохотался и принялся помогать вычищать сундуки.

- Значит единогласно, - пробасил он, завязывая очередной мешок, набитый монетами под завязку, - Думаю Боров и Граль будут того же мнения.

- Надо не забыть на них по мешку взять, - пробормотал я вскрывая очередной ящик.

Надо ли говорить, что к мирно дремлющему монаху мы вернулись в отличном настроении и нагруженные по самые уши.

- Вижу вы решили, что клирика вашего безопасней по частям переносить, - усмехнулся он и, глядя на количество мешков, добавил, - однако великаном был ваш преступник.

- Еще каким, - буркнул капитан, скидывая тяжелую, но совсем не отягощающую ношу на землю.

Отдохнув до темноты мы двинулись в обратный путь через завесу премерзкого тумана и темноту каменного лабиринта пещер.

До монастыря мы добрались так быстро, будь-то имели крылья. Монах согласился привести наших лошадей, близнецы - последить за ним и нашим грузом, а капитан, лекарь и я пошли выбивать ночлег из настоятеля, оставив Версту и Борова на монастырской кухне.

- О, вернулись, - настоятель радушно встретил нас, - уж не думал увидеть вас живыми. В горах так легко заблудиться.

Капитан усмехнулся, поглаживая боле не пустующий поясной кошель.

- Благодаря вашему проводнику целы и невредимы, - радостно пролепетал Граль.

В глазах настоятеля промелькнуло недоумение.

- Какому проводнику? - он удивленно воззрился на нашего лекаря, - никто из монастыре не ходит в пещеры. Там невозможно ориентироваться! Из-за землетрясений не раз ходы оказывались заваленными!

Я глянул на капитана и увидел, как в его глазах зародилась нехорошая мысль.

- Как же, никто, - он медленно потянулся к своим усам, - а как же этот... как его...

И тут я осознал, что за два дня совместных странствий никто из нас даже не удосужился узнать имени проводника, а он даже не представился. Ведь монах и есть монах, какая разница как его зовут.

- Здоровенный такой бугай, полностью лысый, - рука капитана медленно сжималась на его толстенном усе, - нос прямой, заостренный, глаза - серые.

Настоятель нахмурился, почесывая складки кожи, встроившие на лбу своеобразную лесенку.

- Так это, наверняка, Хитц, - его лицо просветлело, - Бродяга и охотник. Шатается по горам, иногда приходит к нам, чтоб обменять шкуры снежных котов на еду и вино...

Я, словно в тумане развернулся и рванул из кельи настоятеля, слыша, как за спиной раздается рев капитана.

- Хитц?! Грегор Хитц?!

Я бежал со всех ног, расталкивая случайно попавшихся на пути монахов, хотя уже прекрасно понимал, что не успею.

В конюшне валялись бессознательные кочевники, пуская слюни и кровь из пробитых голов. Мешков, что вынесли мы из пещеры, и след простыл. Пропала и пара наших лошадей, наши седельные сумки и походное снаряжение, а на деревянном столбе висел, приколотый одним из моих запасных ножей, контракт на поимку проклятого Грегора Хитца.

Стоит ли говорить, что мы не обнаружили ни единого следа в окрестностях. Даже схрон, до которого мы смогли добраться только через два месяца осторожных скитаний по пещерам, оказался абсолютно пуст.
 

Глава третья: Юность

"Сотни, тысячи людей жаждут поймать этого засранца, выпытать все его секреты, выжать всю его кровь до последней капли, съесть его плоть, растереть и втирать в себя кости его и волосы. Вот же наглец, когда все смиренно склоняют перед Бледной голову, он имеет смелость бродить по горам и долам, по городам и селам, будь-то какой-нибудь великий вирм, али бессмертный демон.

Да, доходили до меня слухи о смерти его, да его давно уже никто не лицезрел, да только не верю я этим сладким слухам. Чую я, всем своим неспокойным нутром, что он где то, сидит и хихикая, возводит новые храмы и Ордена, огнем карая непокорных и несогласных.

Быть может он додумался имя сменить, али сбрил свою тонкую бороденку да покрасил волосы, как делают это столичные модницы. А может он и вовсе женщина теперь. Слышал я что в Касартинском графстве баба у руля стоит и правит к процветания. Так от чего бы и не быть ей им?! А может он - жена моя ненаглядная, дикая и неугомонная, рушит своды старых дворцов неосторожным чихом да неловким движением.

Мнится мне, что куда не ступи, всюду его следы. С каждого портрета топорщатся его черные космы да пялятся его серые глаза.

Да! Завидно мне! Что с того?"

из сатирического сборника "Коротко, да по каждому"
Сатира Мидгарда.

Милая Мира,

уже пять бесконечных месяцев минуло с тех пор, как я писал тебе в последний раз. Многое произошло за этот долгий срок, хотя для меня всё случившееся - обыденность.

Служба течет своим чередом: дозоры, рейды, стычки с кочевниками, снова дозоры и рейды. Свободные накатывают нестройными волнами, разбиваясь о камни городской стены Вармарка, и отступают под градом наших стрел. Быстры, сучьи дети. Их кони на голову выше наших кляч, форсируют Нагу не сбавляя ходу. Но с дисциплиной у них проблемы.

Командование приказало рассматривать как варварские набеги, а не как наступление Вольных народов. Поэтому мы продолжаем сидеть в Вармарке, совершая рейды вдоль наги и перехватывая немногочисленные группы этих бестий. Хотя, не стану чернить бумагу ложью, "перехватываем" - не самое удачное слово. Пока мы плетемся на наших клячах, они успевают поджечь какое-нибудь неудачливое село и уйти на другой берег Наги. Очень редко случаются стычки, еще реже - льется кровь.

Только однажды случилась действительно серьёзное столкновение. Мы шли дозором мимо Парки, небольшой заброшенной деревушки в устье Наги, как вдруг на нас налетел небольшой отряд этих кочевников. Мы уже не зелень, не раз пробовали железа, встали в клин и бросились в атаку. Да только поднялся ветер невиданной мощи и ударил по нам, словно молотом. Мальра, нашего сержанта, выбило из седла, бросив под копыта отряду. Строй распался, кони ржали, норовили сбросить солдат из седел, а кочевники неслись к нам с победными криками.

Милая Мира, не писать бы мне этих строк, если бы не Самаэль. Этот вечно угрюмый и молчаливый здоровяк пришпорил свою клячу, и, рассекая проклятый ветер ударами кортика, помчался вперед. Я, рыкнув на растерявшихся солдат, бросился за ним.

Когда Бабка Астра плела нам свои байки о ведьмах, демонах и прочей чепухе, я смеялся. В тот раз мне стало не до смеха. Колдун, самый что ни на есть, гадский колдун, размахивая руками на своём коне, насылал на нас ледяной ветер такой чудовищной силы, что лошади падали на землю и катились, увлекаемые этим потоком, под радостное улюлюканье сучьих кочевников. Но Самаэль продолжал двигаться вперед, к колдуну, рубя ветряные волны, так, как будь-то видел их. И я следовал за ним, нещадно хлестая своего коня и размахивая копьем во все стороны. Словно во сне, мы плыли сквозь тягучий воздух, шаг за шагом приближаясь к проклятому пугалу, мимоходом отбивая редкие тычки кочевников, которым удавалось пробиться сквозь стену ветра.

Колдун даже не попытался бежать. Быть может был убежден в своём могуществе, а может не мог пошевельнуться, удерживая ветер в своей власти. Так или иначе, он не шелохнулся, когда мы подлетели к нему. Самаэль на скаку полоснул его по вскинутым рукам, а я пробил своим копьем его сердце.

Вольные бросились наутек, несмотря на очевидное преимущество - большая часть нашего отряда барахталась, не в силах выползти из под своих кляч. Догонять их было не кому. Я никак не мог отдышаться, так и стоял, с нанизанным на копьё колдуном.

Потери были невелики: сержант погиб под копытами, пару ребят порубили вольные. Как старший по званию, я отправил отчет в Аспасию. Через месяц, с торговым караваном, прибыл отряд новобранцев под моё командование. В звании так и не повысили, крысы.

Вместе с зелеными в Аванпост прибыл Охотник. Побеседовал со мной и Самаэлем о сражении с колдуном. Вербовал в Орден. Самаэль отказался. Я в раздумьях.

Может мне и правда пойти в Охотники? Чем вечность сидеть лейтенантом в Вармарке и ждать конца этого шаткого перемирия, может лучше свободно странствовать по делам Ордена? Жалование на порядок выше, полномочия. Опасно, конечно, но не опаснее солдатской доли...

В общем, совет твой мне пригодится.

Самаэль передает привет тебе и всем ребятам, еще не сбежавшим из нашей родной дыры. Я к нему присоединяюсь.

Жду ответа, повести о твоей доле и новостей с Крутого Рога.

Твой любимый брат,

Грегор.

4 дня Большого Сапфира 881 года от Сошествия
Из "Писем Грегора Хитца".



Время, несмотря на всю свою неумолимость, суть понятие искусственное, порождение разума, в его бесконечных попытках упорядочить хаос бытия. Хронология и летосчисление диктуется главенствующей доктриной, а та, зачастую, имеет глубокий религиозный фундамент. Ныне балом правит Академия Хронологии, под могучим крылом детища Вастона Веля, приняв за точку отсчета нового календаря год второго Сошествия, или Восхождения Тартара.

Я же отмеряю начало эпохи на 38 лет ранее, ибо в 38 году до В. Т. (863 год по старому календарю) был рожден Грегор Хитц, чьей судьбой было стать свидетелем и непосредственным участником смены эры.

Его невероятная жизнь, ставшая основой необозримого количества легенд, слухов и научных трудов, незаслуженно задвинута Академией на второй план, в тень судьбы его друга и соратника, ныне известного как Тартар, сын Тартара, последний Владыка каменного Престола Моркота. Быть может, виной тому чрезмерная откровенность и дотошливость Хитца, с которой он описывал происходящие события в письмах к своей сестре.

Те письма, таким невообразимо чудесным образом попавшие в мои руки, содержат тех много событий и мнений, что так тщательно подвергает цензуре нынешняя главенствующая доктрина.

Но хватит лирических отступлений, перейдем к сути повествования.

Дети не объявленной войны, так их называли. Дети, осиротевшие от внезапных набегов вольных племен или от огненных стрел Сумарских диверсионных подразделений. Вдоль всего побережья Наги, от самых истоков до дельты, не было ни единого поселения, где бы все дети имели родителей и крышу над головой. 70 лет шаткого мира, построенного на горе людей, породили целых четыре поколения сирот с ненавистью в сердцах и бунтом в головах.

Дом милосердия Крутого Рога, под патронажем церкви Свидетелей, был одним из многих сиротских приютов, построенных для воспитания детей этой войны. Добрые воспитатели розгами и солью несли свет в темные души сироток, направляя ненависть в нужное государству и церкви русло. Мальчики учились воинскому делу и тяжелому черному труду шахтеров, девочки - домохозяйству, полевым работам и тысяче других дел. Те, кто был по способней, в ком тягу к знаниям не удавалось усмирить ни поркой, ни подкупом, ставились на особый контроль. С особым тщанием мудрые сестры вколачивали трудные науки в их головы, регулярно отчитываясь куратору офицерских школ Сумара.


" Я помню его. Долговязый, тощий, грязный. Отец настоятель самолично притащил его за ухо и отдал под нашу с Мартой опеку. Упрямый сорванец еще по пути в Дом пытался пять раз бежать, за что был нещадно бит солдатами, так что нам пришлось его выхаживать и отпаивать. Как только этот бесёнок смог стоять на ногах, он тут же подрался за с Грегором, еще одним нашим подопечным. Грегор был на два года старше, поплотнее, да и жизнь среди сирот - не сахар, так что новичок отхватил знатных люлей. Забавно, что после эти двое стали лучшими друзьями... Грегор, Самаэль и Мира, вечно таскающаяся за братом вертихвостка. Эта троица правила нашим кругом жестко и справедливо. За то время под нашей опекой не погиб ни один ребёнок, ох, славные же были времена, порядок и спокойствие. Хотя они озорничали еще как. Помню, как Грегор и Мира стащили из продуктового ящика отца настоятеля всю еду, а Самаэль набил его живыми лягушками и змеями. И всё это под носом у солдат! ох, ну и влетело же им...

Когда Грегора забрали в офицерскую школу Самаэль ревел пуще Миры, такие друзья были. И когда Миру забрали в дом господина Марона, тоже ревел. И более ни разу никто не видел ни единой его слезинки. Никогда."

Сестра Астра, воспитательница сирот Дома милосердия
из "Воспоминаний о Тартаре" Патрия Лимма.


Мало что известно о детстве Грегора и Миры Хитц. Отец погиб еще до рождения сына, мать скончалась при родах Миры, оставив двухлетнего Грегора с младенцем сиротами. Год о них заботилась повитуха, но ни её имени, ни названия поселения история не сохранила. Сухие строки в регистрационном журнале Дома милосердия Крутого Рога - "Грегор Хитц - 3 года, Мира Хитц - 2 года. Уплачено 14 медных дар". В письмах Хитца сестре встречались расплывчатые упоминания, но пролить свет на тот тёмный период их жизни эти строки не в состоянии.

Из писем сестер-воспитателей надзирающему куратору становится ясно, что юный Грегор проявлял недюжие способности к точным наукам, обладал задатками выдающегося лидера и отменным здоровьем. Других описаний его жизни в приюте, увы, не существует.
"Мир.. Такое прекрасное слово. Как жаждут его плебеи, как ненавидят сильные мира сего. Ибо мир - это время спокойствия, торговли и стабильности. А стабильность препятствует реализации амбиций молодых.

Хотя, мир миру - рознь. Наш перемирие с Союзом племен так хорошо смотрелась на бумаге, и было так незаметно на границе. Постоянные набеги кочевников, грабежи, поджоги. Да правительство Сумара за время этого перемирия потратило в три раза больше денег, чем на ведение всех войн с племенами. Ибо войны, в конечном счете скоротечны, а мир - он долговечен.

За то все были при деле. Постоянно требовались новобранцы, постоянно требовалось обмундирование и вооружение, провизия, строительный лес и камень. Казна пустела, народ процветал, налоги росли. Набеги оставляли множество сирот, которых распихивали по спецприютам, а от-туда в военные школы и обратно на границу, оставлять других сиротами. Форты и аванпосты росли как на дрожжах, превращая захолусные пограничные рыбацкие деревеньки в настоящие города. Кельмиран, Вармарк, Мульнир, все они были дырами, по десятку домов на каждый, пока перст короля, ведомый советами Главы Совета Церквей и старых, покрытых плесенью, генералов, не ткнул в их наименования на большей тактической карте.

Это был самый лучший мирный договор из всех, когда либо заключавшихся в истории Сумара. Все были довольны, купцы, правители, кочевники, генералы. А мертвые... Да кто их когда считал. "

Из мемуаров Максимильяна Вармаркского.


" Дорогая Мира,

я обещал тебе, и вот я пишу. Пришлось стащить чернильницу со стола сержанта и пол часа гоняться за гусями, но теперь у меня есть сносное перо. Семь недель, семь долгих недель нас морили голодом и мучили тренировками, нагло заявляя что это является обучением. Кормят дерьмом! Розги бабки Астры в сто раз слаще чем местное пойло, которое жрем три раза в день! Я хочу обратно! Как в сказке о мыше - позарился на далёкий пряник, получил сапогом под бочину! Передай плаксе - пусть радуется, что может еще два года пузо чесать на лавке!
Теперь ты пиши, жду.

Твой брат,
Грегор."


12 дня Малого Моркота 875 года от Сошествия
Из "Писем Грегора Хитца".


"Таким злым Трамма я никогда не видел. Он прямо дышал огнем, лицо его было багровым! Я думал он забьёт парня до смерти, так яростно он размахивал палкой. Кровь летела во все стороны, но этот зеленый стоял стиснув зубы и молчал, не издав ни звука. Только морщился от боли. Сержант выдохся и отправил его на неделю в карцер.

Стукачу тоже досталось, Трамм и по нему прошелся палкой. Этот оказался не таким крепким, валялся потом месяц, под себя гадил.

А чернильница нашлась потом, аккурат через неделю. Без чернил правда, но на том самом месте, откуда и исчезла.

Кремень этот Грегор.

Рекомендую перевести его в Военную Академию Аспасии, на подготовку в высший офицерский состав."


Из прошения Самария Бира,
куратора военной школы Варта,
отклоненного без рассмотрения.




"Дорогая Мира,

Наконец-то удалось вырваться из удушающих объятий этой проклятой школы. Два года пролетели как один бесконечно болезненный миг. Теперь нас направят на место постоянной службы. Я отправляюсь в Вармарк! Большой город, не чета Варту и уж тем более Рогу! Даже с настоящей каменной крепостью! Говорят, там в казармах настоящие кровати! Можешь поверить?!

Видел Самаэля, он неделю назад прибыл на обучение. Их сразу скрутили и погнали в отстойник, где они будут мариноваться два месяца. Не завидую я ему.
Как тебе живется в богатом доме? Спишь небось на простынях и перинах, ешь пряники и соленую пищу?

Знаю, что не можешь пока написать, но как только прибуду в Вармарк, сообщу номер почтовой службы при аванпосте.

Твой брат,

Грегор."


25 дня Большого Хеля 877 года от Сошествия
Из "Писем Грегора Хитца".



"Дорогая Мира,

выбор сделан. Я покидаю ставший уже родным Вармарк и направляюсь к тебе, обратно в Рог. Мне дали два месяца вольной перед явлением в Орден. Отвалили немало дар путевых. так что жди меня через две недели

Уже шестнадцать лет мы не виделись с тобой, шестнадцать долгих, томительных лет. Я сгораю от нетерпения, и, быть может примчусь к тебе раньше, чем почтовые черви соблаговолят доползти до нашего захолустья. Так что моё появление может стать для тебя и твоего лощенного муженька неожиданностью.

Самаэль передал для тебя несколько сувениров с неспокойной границы. Оставляю его за главного над всей этой солдатней. Он справится. Он пугает меня порой своей силой, умом, хитростью... Что-то в нем есть такое, пугающее своей темнотой. Он тоже это знает.

Но всё это суета и домыслы.

Лечу к тебе.

Твой любимый брат,

Грегор."

1 дня Большого Моркота 891 года от Сошествия
Из "Писем Грегора Хитца".


Но свою сестру Грегор так и не увидел. Она погибла спустя пять лет после того, как покинула приют, забитая до смерти своим ревнивым мужем, Димиром Мароном, наследником дома Маронов, который входил в десяток домов королевской крови Сумара.

Письма Хитца остались без ответа. Но, спустя три года, он продолжил писать их, всё так же обращаясь к своей дорогой сестре.

А, в 11 году до В.Т. (в 912 году по старому календарю), родовое поместье Маронов полностью сгорело в пламени таинственного пожара, забрав с собой жизни всех членов этой знатной семьи.

Глава четвертая: Первая охота

Холодный зимний ветер волчьими зубами вгрызался в мою больную спину, заставляя прочувствовать каждый проклятый камешек под копытами моей старушки. Кляча еле плелась сквозь снег, то и дело опасно кренясь то в одну сторону, то в другую. Но на раздраженные взгляды моих спутников я отвечал лишь усмешкой. Спешить было уже некуда.

Взгляды жителей той задрипанной дыры, из которой мы выехали час назад, говорили больше, чем пристрастный допрос хозяина местного постоялого двора. И говорили они, что проделанный нами путь был напрасен.

Потому я не стегал свою старушку, заставляя скакать вперед, потому Волк бы мрачнее тучи. Только новобранцы, веселый здоровяк из Аспасии, да угрюмый сирота Рыбак, откуда-то с пограничных земель , нетерпеливо рвались в пургу. Да только обогнать старшего Охотника у них кишка тонка.

Багровый Моркот заливал всю равнину своим пугающим светом, придавая снегу розовато-кровавый оттенок. Не самое приятное зрелище. Говорят Моркот светит в самое страшное время... Но уже всё равно.

Ведьма уже покинула Тихую чащу. Может какой-то добросерд из местных, проникшись благодарностью за вылеченную скотину, предупредил её, может сама она увидела в своём зеркале, прочитала в картах или раскинутых костях, выпущенных кишках или, Моркот его знает, как еще. За двадцать семь лет Охоты я перевидал столько разнообразия приёмов и уловок, что уже и удивляться устал находчивости и извращенности ведьминого ума.
Так, или иначе, карга прознала о приближении Охоты, собрала свои пожитки и сгинула в необъятных предгорьях Меридиана.

Но проверить мы были обязаны. Обязаны найти её логово в чаще, переворошить всю округу, перевернув каждый камень, каждую ветку, найти ведьму, или её следы, и направить Охоту в новом направлении.

Может удастся разжиться травами и мазями. Спина бы моя не отказалась от ворожбы.

- Неспокойно что-то мне, - Волк резко нарушил завывание ветра своим хриплым голосом , - Неладно тут...

Я притормозил старушку и поднял сжатый кулак над головой, приказывая остановиться и быть "наготове". Волк обладал поистине звериным чутьем на опасность.

- Рыбак, ко мне!, - мой голос тонул в снежном крошеве.

Угрюмый парень направил свою лошадь и встал рядом со мной. Он был низковат, для Охотника, хотя наверняка был самым высоким парнем в той деревушке, из которой выполз. Железная глыба, которую кто-то по ошибке назвал мечем Охотника, с рукоятью была на три пальца выше его макушки. Как парень будет управляться с этой махиной - было непонятно.

Улыбчивый здоровяк, ученик Волка, был ни дать, не взять сыном великанов, почти на голову возвышаясь над семифутовым наставником. В руках такого молодчика, этот толстенный лист, каленого в семи водах, железа, будет порхать как спичка.

Ветер выл всё пронзительней, будь-то стая волков возносила свою черную молитву на Хель. Снежная крошка отчаянно врезалась в кожу, норовя разодрать незащищенные участки наших тел до крови.

- Не нравится мне это, - тихо молвил мой ученик.

Не смотря на свои рост, он обладал сильным, глубоким голосом, от которого так и веяло спокойствием. И угрозой. Эта черта мне и нравилась в нем. Он оставался спокоен при любых обстоятельствах. Но умение махать громадиной, что служит Охотнику и оружием, и щитом, ценится в нашем деле куда как больше.

Ветер ревел, крепчая с красной секундой. Острые как кинжалы снежинки вынудили меня опустить забрало. Кони ржали и нервно подрагивали, вытаптывая в прогалины в снегу. Багровый свет, что дарил жестокий Моркот, с трудом пробивался сквозь стену бури, придавая надвигающемуся мраку кровавый отблеск.

- Колдует! - порыв ветра донес едва слышный крик Волка, стоявшего всего десяти шагах от меня, - Ведьма ждала нас!

Я и Рыбак щелкнули пряжками ремней, крепивших наше неуклюжее оружие к седлам наших кляч. Железки с гулким стуком ухнули в снег, повернувшись рукоятками к всадникам, как раз на уровне пояса.

Мои старые глаза старательно высматривали хотя бы маленький намёк на силуэт или что-то подобное, но снежная буря, бушевавшая вокруг нас, делала все мои потуги бессмысленны.

- Где она?! - я рвал глотку что есть сил, но бешеная ледяная мгла утопила мои слова в многоголосом нечеловеческом вое.

Снег скрыл от моих глаз Волка и его ученика, оставляя нас двоих наедине с бушующим ветром. Кони упирались, расставив копыта, но буря валила их, заставляя неловко переступать по глубокому снегу.

Рыбак спешился первым, не дожидаясь моего приказа. Встав под укрытие своего меча, он напряженно всматривался в завихрения бури. Криво усмехнувшись, я последовал его примеру. От "клинка" исходило приятное тепло, так необходимое в ужасном ледяном урагане.

- Там был холм? - я взглянул в указанную учеником сторону и, напрягая старые извилины, постарался припомнить местность.

Обширное поле, что отделяло поселение от хвойного бора предгорий с мрачным названием "Тихая чаща", было довольно гладким. Впрочем, в старых картах местности иногда отмечали некую возвышенность. Да и виднелось что-то такое в стороне, до тех пор пока пурга не скрыла все детали багровой вуалью.

- Кажется да...

Ветер крепчал с каждым мгновением, отрывая от земли всё новые и новые пласты снежного покрова, заставляя ледяную крошку с силой барабанить о широченные лезвия наших импровизированных укрытий.

Рыбак хмыкнул, снял седло со своей полузамерзшей, дрожащей от холода и страха, клячи, и принялся обвязывать своё оружие ремнями, что ранее крепили этот устрашающий кусок метала к обреченному животному.

Я пытался докричаться до Волка, но только рык урагана был мне ответом. Послав в Яр эти тщетные потуги, я обратился к своему ученику:
- Надо двигаться, нас заметет к сучьей матери! Нужно добраться до Волка и Шутника, а после вырваться из этого проклятого снежного месива! Двигай за мной!

Но угрюмый засранец отрицательно качнул головой, проверил обвязки на прочность и указал в сторону предполагаемого холма.

- Сначала надо выбраться! - он ухватился за обвязки и поднял свой клинок на манер ростового щита, укрываясь им от беснующегося ветра, - Иначе замерзнем быстрее чем найдем их!

И он двинулся сквозь снежное безумие, подставляя импровизированный щит под удары разъяренного ветра.

- Сучье дерьмо, - только и смог прошипеть я, ибо силуэт своенравного ученика стал таять уже через пару шагов.

Ругая молодое поколение нигилистов и бунтарей, я ухватился за рукоять своего меча и, ухнув, выдернул его из сугроба. Хоть я и староват для активных действий, но руки давно привыкли к неуклюжей тяжести кормильца Охотников и Бича ведьм. Да и ростом не уступал я Волку, а в плечах был пошире. И, чертыхнувшись еще разок, я зашагал вперед. За спиной, издав тихое предсмертное ржание, упала моя старушка.

Нести меч за рукоять и укрываться за его широким лезвием от ледяных когтей было не просто. Спина припомнила все наши совместные приключения, угрожая согнуть меня в болезненной агонии, но я был привычен к таким капризам.

Рыбак уверено шагал впереди, прорывая траншею в вязком снегу, позволяя мне двигаться свободнее. И, хотя я чувствовал как холод свежует мои пальцы, стоило нам отойти от места остановки на десять шагов, как ветер стал слабеть, а сквозь черную мглу стали пробиваться багровые лучи Моркота. Еще через два десятка шагов мы выбрались под абсолютно чистое небо Эрды.

Я уже хотел отдать приказ о возвращении и поиске наших товарищей, как Рыбак, издав какой-то нечленораздельный рык, бросился бежать к отчетливо видному, теперь, холму.

Там, на самой вершине, залитой кровавым светом третьей Сферы, мои старые глаза заприметили одинокий силуэт, плавно покачивающийся в такт завываниям ветра за моей спиной.

- Стой! - крикнул я в спину рванувшего в атаку ученика, но это оказалось так же бесполезно, как и попытка перекричать бурю.

Злость вскипала во мне подобно пивной пене в кружке с узким горлом, загоняя боль в отдаленные уголки моего позвоночника, придавая мне прыти и силы. Я мчался за маячащим впереди серым плащом, и размышлял, кому первому достанется мой удар - таинственному силуэту в дали, или ослушавшемуся приказа Охотнику.

Внезапно рев ветра стих, оставляя после себя назойливый гул где-то в уголке сознания. Я, невольно, замедлил шаг и обернулся - от бесновавшейся стихии не осталось ни следа. Волк, взвалив свой меч на одно плече, а, безвольно болтающееся, тело Шутника на другое, прокладывал себе путь сквозь свежие сугробы.

Его витиеватые проклятья пролетали над затихшей снежной равниной и углублялись в лес, где наверняка ломали деревья и убивали всё живое. "Кроет матом - значит жив." вспомнились мне слова моего отца. Усмехнувшись, я вновь припустил за Рыбаком, который успел уже прилично оторваться от меня.

Силуэт на холме замер на мгновение, а потом бросился нам на встречу. Оглушающий рык ударил по ушам подобно молоту, превращая мышцы в кисель из клейковины.

Силуэт приближался, вырастая и обретая детали. Черная жесткая шерсть торчала подобно иглам, мышцы каменными валунами перекатывались под блестящей шкурой, мощные львиные лапы венчали загнутые когти, белые клыки, каждый величиной с кухонный нож, угрожающе торчали из разинутой пасти, Налитые кровью глаза сияли не хуже Моркота на небосклоне.

Черный зверь, похожий на волка, только размером с племенного быка, стремительно приближался, с каждым скачком издавая грозный, парализующий рык. Чудище неслось прямо на Рыбака, который продолжал упрямо прокладывать свой путь через снежные завалы. Я ускорился, принимая в сторону, намереваясь зайти к зверю с фланга.

Секунды тонули в зверином рыке, сбивающим дыхание.

Упрямый рыбак поднял свой меч над головой, всё так же удерживая его за импровизированную перевязь и, в тот самый миг, когда зверь растянулся в хищном броске, парень камнем ухнул в снег, накрывшись своим оружием. Острые когти звонко полоснули по металлу в отчаянной попытке дотянуться до ускользающей жертвы. Черная туша, не встретив на пути препятствия, пролетела над молодым Охотником и неуклюже бухнулась в сугроб.

Я несся из последних сил, прыгая через снежные преграды. Хриплое дыхание остервеневшего волка вещало, что он уже нагоняет меня и стремиться в битву. Но прежде чем мы успели подойти на расстояние удара, прежде чем гигантский зверь вновь оказался на ногах, Рыбак, подобно волне, вынырнул из под своей железной плиты, и растянувшись в мощном кошачьем движение, рванул всем своим телом за рукоять, обрушив на проклятое создание это необычное оружие. Три пуда закаленного в семи водах металла вошли в черное тело под крешендо ломающихся костей и разрываемой плоти. Сквозь жуткий вой боли, которое вырвалось, вместе с кровавой пеной из пасти умирающей твари, отчетливо пробивался отчаянный женский визг.

Рыбак тяжело дышал, продолжая цепляться онемевшими пальцами за длинную рукоять "клинка". Я воткнул своё оружие в снег и опустился на корточки, хрипло хватая легкими воздух, после своего, бесполезного, как оказалось, последнего рывка. Рядом хрипел, периодически одобрительно матерясь, Волк.

Черная туша тяжело дышала, пуская розовые пузыри. Её глаза затравленно перебегали от одного охотника к другому, лапы бессильно тянулись к нашим глоткам, но выбраться из под железного бича ведьм, тварь была уже не в силах.

Волк подошел к голове чудовища и мощным ударом прекратил её мучения.

- Ну и что это было? - его хриплый, глухой голос напоминал хруст снега под нашими тяжелыми сапогами, - Голем, мутант али еще что?

Рыбак с интересом наблюдал за нами, отцепившись, наконец, от кожаной обмотки рукояти.

- Да пес его знает, - я устало повёл плечами, ощущая как боль выбирается из своих уголков и расползается по спине, - надо быть готовыми к другим сюрпризам... Моркот еще в полной силе...

Внезапно по черной шкуре чудища побежали волны, она вспучилась, как набухший нарыв и, с звонким треском лопнула, обдав кровавыми брызгами наши "клинки" и, не успевшего среагировать, Рыбака.

Когда кровавая дымка рассеялась, перед нашими взорами предстала абсолютно голая девушка, лет 16, перемазанная кровью и шерстью. Она, тихонько постанывая, ползла прочь от нас, волоча за собой неестественно вывернутую ногу.

Я встряхнулся и, дав сигнал парням быть "наготове", шагнул вперед, ставя тяжелый сапог на спину несчастной.

- Пусти - злобно зашипела она, пытаясь заглушить рвущиеся из горла рыдания.

Я надавил посильнее, обездвиживая девушку и кивнул Волку. Следопыт подошел, стянув на ходу летные рукавицы и выудив из поясного кошеля небольшой сверток пергамента.

- Савилия Типир, ты обвиняешься в злоупотреблении магическим даром, фальшивомонетничестве, мошенничестве, малефикации и подрыве установленных Орденом Храмовников норм и правил! - Волк старался звучать как можно более торжественно, зачитывая официальный приговор ордена, - На заседании суда Ордена Храмовников, согласно Закону об ограничении и сертификации колдунов, ведьм и прочих магов, за номером 173 от 23 числа Малого Хеля 781 года от Сошествия, ты была приговорена к лишению магических способностей на 12 лет. Исполнение приговора, по причине неявки к контролирующему Храму, передано ордену Охотников.

Следопыт сделал паузу и с особым наслаждением прочитал:
- В случае оказания сопротивления представителям Ордена Охотников, а так же в случае установления фактов, отягощающих вину, лишение магических способностей продляется на срок, предусмотренный нормативами приложения 4 к Закону об ограничении и сертификации.

Ведьмочка шипела и извивалась, сыпала проклятьями, но боль в сломанной ноге, холод и тяжелый сапог на спине, мешали проклятьям обернуться проблемами для охотников.

Я сгрёб в кулак её волосы, натянул так, чтобы она, выгнувшись, заглянула в мои глаза и медленно, с напором, спросил, - Тебе понятны обвинения?

- Изверги, - её глаза налились кровью, а в голосе зазвучали угрожающие, нечеловеческие ноты, - вы все сдохните в...

Тяжелы удар латной перчатки по затылку прервал наполненную гневом и силой угрозу.

Я убрал сапог с обмякшей спины и перевернул девушку. Волк аккуратно свернул пергамент и спрятал обратно в кошель.

- И на сколько её клеймить, - спросил он, откинув забрало и бесстыдно пожирая нагое тело ведьмы глазами.

Я с интересом наблюдал за своим учеником. Он был абсолютно спокоен, и прелести девушки, казалось, интересовали его не более, чем снег под ногами. Его больше занимал предстоящий процесс, а потому но старательно изучал насечки на, обильно покрывающие набалдашник на рукояти его меча. Его задумчивый вид напомнил мне об одной недостающей детали, уточнить которую ранее не представлялось возможным.

- Где твой салага? - спросил я у истекающего слюной следопыта.

Волк помрачнел и оглянулся назад.

- Сдуло вместе с лошадью, перебило ногу, - угрюмо прохрипел он, - Идиот вцепился в поводья и не захотел спешиваться. Столичная неженка, потерял сознание от боли. Еле его из под лошади вытащил.

Я прикинул произошедшие события в голове, припоминая вбитую палкой моего наставника таблицу нормативов.

- Сопротивление, нанесение тяжких увечий, порча имущества... Думаю на 20 лет, - я устало вздохнул, Лютовать не будем.

Хмурая гримаса Волка выдавало его недовольство, но спорить он не стал. Всё таки я был старший не только по возрасту.

Рыбак, повинуясь моему сигналу, принялся крутить направляющие кольца на набалдашнике, составляя нужную печать из насечек. Он несколько раз проверял точность указанной меры и длительности наказания, что с головой выдавало его неопытность в нашем нелегком деле. Наконец, перепроверив всё раз по семь, он опустился на одно колено у головы бесчувственной ведьмы и, удерживая двумя руками огромный клинок, сильно надавил набалдашником рукояти на лоб девушки.

Эффект последовал незамедлительно: ведьма закричала, бешено вытаращив глаза. Ветер взревел вновь поднимая снежную стену. Всё это длилось лишь миг, после которого раздался уже привычный мне звон, подобный звону разбиваемого хрусталя, и всё затихло, оставив выженное клеймо на белом челе бедняжки.

- Неплохо, - хмыкнул я, глядя на выполненную работу, - теперь окажи ей первую помощь и найди, во что её одеть и на чем её тащить до Норы. Думаю среди местных найдется парочка, которых она выручила в своё время. Оставим её в постоялом дворе.

Рыбак кивнул, и принялся сооружать носилки из своего меча.
Волк встряхнулся, подобно зверю и зашагал к оставленному во всей этой беготне Шутнику.

Я стоял, опершись на свой железный дрын, чтобы дать отдых злосчастной спине, и наблюдал как возится мой ученик.

- А ловко ты её подсек, - решив, что накажу его позже, сказал я, - не даром тебя Рыбаком прозвали.

Парень криво усмехнулся, укладывая девушку на своё сооружение:

- Меня так из-за родового имени прозвали, - немного погодя ответил он, - Хитц - значит рыбак, на одном из наречий вольных.

Я усмехнулся, взвалил свою железную ношу на плече и зашагал вслед за носилками к тем сугробам, что ранее были нашими лошадьми.


Из мемуаров Александра Тарведа.

Глава пятая: Орден Охотников

"Каждый их шаг отдавался трепетом сердец юных дев, только ступивших на, полный опасности и неизвестности, путь изучения магического искусства. Ибо вряд ли сможешь ты отказать в любой услуге, о которой попросят эти бравые великаны со своими огромными "инструментами". Даже пожилые, повидавшие всего на своём веку, ведьмы ощущали слабость в коленках, завидя их серые плащи да дохлые клячи.

Скитались эти молодцы по всей Эрде, ведя свою охоту за чарующими юбками, что нуждались в наставлении на путь истинный, а обычные "инструменты" не могли совладать с ними. Не раз вставали мужчины на пути у этих богатырей, да только куда им, со своими "ножичками" да "молоточками", до молодецких "дрынов".

Не мало слез лили потом женщины, после ухода молодцев, не мало проклятий сыпались в спины их, да только проклятья те уже не имели никакой силы, а женщины всё так же трепетали, узнав об их приближении.

Эх, некому больше научить меня приемам таким, да вооружить меня "инструментом" таким, чтоб трепетали магички да чаровницы при виде моём. Эх, минули те времена в объятья Бледной, куда я совсем не спешу".

из сатирического сборника "Коротко, да по каждому"
Сатира Мидгарда.



Орден Охотников возник в Сумаре, как результат победы людских страхов над неосмотрительностью магического сообщества. Колдуны, ведьмы, целители, ведуны, пророки, и те, кто гордо именовал себя магами и чародеями, долгое время жили в достатке и благости. Среди них было много выдающихся личностей, но еще больше было в их числе выдающихся шарлатанов, плутов и прочего отребья.

Благодаря редкости магического дара среди людей, любой, кто обладал хотя-бы зачатками этой силы, или просто обладал достаточным багажом знаний о природе, обладал властью. Но если у некоторых амбиции не шли дальше редких советов сельским старостам, то другие активно желали приумножения власти и богатства.

Магическое сообщество хоть и состояла из небольшого числа замкнутых одиночек, но было абсолютно неконтролируемо ни одним из правительств в течении десятков столетий.

Однако, в 780 году от Сошествия (по старому календарю), семь сильнейших магов собрали общий шабаш с целью проведения глобального эксперимента. Целью эксперименты было воссоздание технологии перемещения вирмов, которые уже много тысячелетий великие змеи хранили в строжайшем секрете. В случае успеха человечество обрело бы способность мгновенно преодолевать практически любые расстояния, перемещать грузы и путешествовать между континентами и даже сферами с помощью системы порталов.

Местом проведения эксперимента было выбрано Красное Поле, расположенное на торговом тракте между двумя озёрными городами Сумара: Мирида, что стоял на берегу Закатного озера и являлся основным поставщиком камня и руды с предгорий Меридиана, и Копора, одного из самых древних городов Сумара, Культурная и культурная столица, город Крепостей, Академий и театров.

32 недели шло строительство первой экспериментальной платформы, восемь месяцев непрерывных ритуалов и тяжелого труда. Маги привлекли всех, кого смогли: людей, духов природы, големов и мистических зверей. Были затрачены огромные ресурсы, море амбиций и надежд бушевало вокруг эксперимента.

Но надеждам было не суждено сбыться, а амбициям - реализоваться. 13 дня Большого Моркота 780 года по старому календарю был вписан всеми церквями, храмами и историками как Черный день.

Взрыв чудовищной силы сотряс всю Эду, вспенил оба океана, обрушил на прибрежные районы волны невиданной доселе мощи. Черная пылевая буря прокатилась от Северного побережье Сумара до Южного побережья Союзных племен, перекатилась через Меридиан унеслась в сторону Риды. Три дня ни свет Яра, ни одна из сфер, не могли пробиться через черную завесу над Эдой. Человечество было погружено во тьму страха и хаоса.

На месте красного поля образовался широкий холм из черного стекла, и не было ни единой живой души в радиусе трех миль от него.

Это было благодатное время для всякого рода культов и религий. Крупные конфессии довольно потирая руки, собрали Большой совет и, 23 числа Малого Хеля 781 года от Сошествия, с одобрения, напуганного волнениями среди населения, короля Сумара, Ульриха Четвертого, издали "Закон об ограничении и сертификации колдунов, ведьм и прочих магов".

"Закон" обязывал всех, кто обладал магическим талантом в той или иной степени, пройти специальную сертификацию и оставаться под постоянным контролем, специально учрежденного, надзирательного органа - Ордена Храмовников. Любой маг, не прошедший сертификацию, или не соблюдающий установленных рамок использования своего таланта, подвергался наказанию: от порки розгами и лишения магических сил, до смерти.

Наказаниями занимался Орден Охотников, так же специально учрежденный данным "Законом". Мужчины и женщины, прошедшие специальную подготовку выискивали провинившихся магов и приводили предписанные наказания к исполнению.

Основным инструментом охоты, помимо способностей и навыков самих охотников, являлся "Бич ведьм", ужасающе огромный и широкий меч, выкованный из особого металла, прозванного "Чистым железом". Металл этот покупался у вирмов, и ныне никто уже не знает, что брали за него Великие змеи, равнодушные к людским ценностям.

Ценным свойством "чистого железа", была его невосприимчивость к магическим плетениям любого свойства и любой природы, а, после особой закалки дистиллятом воды из семи озер Эды, меч становился невосприимчивым и к побочным эффектам, вроде нагревания или охлаждения, и в любых окружающих условиях сохранял свою изначальную температуру.

К сожалению, для достижения оптимальных свойств, каждый клинок должен был содержать значительное количество "чистого железа", из-за чего само оружие было было чрезвычайно большим и тяжелым. За его широким клинком воин мог без труда укрыться, как за осадным щитом. Способность удерживать и сражаться "Бичем ведьм" являлась основным критерием отбора в Орден.

С образованием этих двух Орденов, наступила темная эра для всех магов Сумара. Доносы, зачастую просто из страха или зависти, позволили Охотникам за сотню лет существования Ордена практически извести всех магов, чародеев, известных ведьм и сильных колдунов, и, к моменту вступления Грегора в рослые ряды Охотников, заметно по растерял в былом величии и могуществе.

Нужда в Охоте, по крайне мере в изначальном её масштабе, уже отпала, так что число Охотников уменьшалось искусственно.

Орден Храмовников наоборот рос и распухал, отбирая всё больше власти, вмешиваясь в иные сферы, которыми интересовались Церкви, и, вскоре, стал одним из основных советующих органов при дворе короля.

Но оставим уже переплетение политических игрищ и исторических фактов и вернемся к нашему герою.



"Дорогая Мира,

не знаю, зачем я вновь сел писать эти бесполезные письма, но необходимость выплеснуть куда-то накопившиеся переживания становится невыносимо велика.

Пусть я в Ордене всего неполных три года, но эти три года были гораздо насыщенней чем все 16 лет службы в армии. Я исколесил весь Сумар, от предгорий Меридиана до дельты Наги, облазил каждый лес, каждую рощу и чащу. И чем дольше веду я Охоту, тем глубже проникает в меня червь сомнения в праведности дела Ордена.

И пусть я был разбит, когда вступал в Охотники, я верил, что иду на битву с багровой тьмой, с похождениями грязного света Моркота, с малефиками и душегубами. Теперь же я понимаю усмешку, с которой смотрел на меня мой наставник. Я понимаю теперь ту грусть и усталость, что смотрела на меня из серых глаз мудрого Александра, когда я проявлял рвение в Охоте.

Я видел, как толпа сожгла на костре девчушку, которая лечила их скот и защищала своими чарами их скудные посевы. И пусть не я бросил её в пламя, но именно я лишил её той хрупкой защиты, что давала ей её магия. Я приводил в исполнения смертельные приговоры, лишая жизни женщин, докторов, даже детей. и многие из них даже не обладали даром...

Храмовника, что подписывает приговор, не волнует ни причина, ни правда. Он просто выполняет свою работу, взваленную на него Орденом. Как и я.

Улыбки старших Охотников полны боли, лица их мрачны, но руки тверды. Даже последние подонки и чудовища пресыщаются, отслужив десяток лет. Ведь приговоры выписываются каждый день, а охотников становится всё меньше и меньше. Нынче один Охотник должен выполнять работу пятерых.

Случается, не стану отрицать, что приговор выносится заслуженно, когда злостный малефик, давно потерявший право называться человеком, становится целью Охоты. Почти всегда такая Охота сложна и опасна, несет в себе длинные дни погонь и сражений, и, зачастую приводит к смерти Охотника. Но выполнение таких миссий приносит облегчение измученной бессмысленным насилием душе.

Только ради этих моментов мы продолжаем своё бесконечное блуждание по самым тёмным уголкам Сумара, неся на себе клеймо палачей. И деремся за каждую стоящую миссию.

Есть и светлые стороны моего нынешнего существования. орден скопил обширную библиотеку, полную самых разнообразных книг и документов. Те редкие дни, когда я могу отдохнуть от дороги в полупустых залах Изумрудной башни, я провожу за чтением, изучая всё новые и новые науки, познавая этот мир глубже, чем это позволяется Советом Церквей и Храмовниками.

В прочем, и этому, видимо, суждено закончится. Орден умирает. Две недели назад Орден Храмовников подписал указ о запрете набора новобранцев в Орден Охотников, ссылаясь на снижение потока жалоб. Ходят слухи, что Церкви хотят забрать Изумрудную Башню под нужды новых конфессий.

Скоро Орден останется без крыши над головой, а через десять лет в нем не останется и Охотников. Марк, глава Ордена, бьется за каждый дар, что выделяет нам казна, но силы покидают его. Вряд ли Орден доживет до нового столетия.

Я не знаю как закончить это письмо, а потому просто перестаю писать.

Скучаю по тебе.

Твой брат,
Грегор."

25 дня Малой Аулы 894 года от Сошествия.
Из "Писем Грегора Хитца".



" Дорогая Мира,

моему смятению нет предела. Какие бы мерзости не подкидывала бы мне служба в Ордене, никогда еще я не стоял перед таким непростым выбором. За эти долгие семь лет, полных крови и сомнений, ни разу не возжелал я предать свой долг. Но, обо всем - по порядку.

Два месяца назад Орден получил очередной свиток с приговором. Я возвращался тогда с Дальнего после исполнения очередного волеизъявления Храмовников. До изумрудной башни, где Орден, титаническими усилиями Марка, всё еще квартируется, оставалось два дня пути, когда меня перехватил гонец, с приказом и письмом от моего старого наставника Александра.

Когда я развернул свиток, сердце моё упало наземь и перестало биться, ибо в свиток было вписано имя, мне хорошо известное. Самаэль, старший лейтенант шестой части пограничных войск Сумара! Совет Храмовников приговорил его к смерти за преступления перед Церквями и короной, злоупотреблением черными искусствами и еще за множество других прегрешений. Весь список был длинной с мою руку!

Восемь лет прошло с тех пор, как мы простились с ним в Вармарке. Я изредка писал ему, иногда он отвечал на мои письма. Но как бы не раскидала нас судьба, ничто не изменит того факта, что мы семья! Пускай не настоящая, а придуманная нами в приюте, но семья! И не осталось в этом мире никого, кто был бы мне так же близок, как Самаэль! А эта хрупкая бумажка обязывала меня убить его!

Я не знаю, как моя кляча довезла меня до постоялого двора, не помню ни названия того маленького городка, ни имени хозяина ночлежки. Всё плыло перед глазами. Чувства. ужас и ярость, затуманили разум мой.

Всю ночь я перечитывал список прегрешений моего названного брата, отказываясь поверить в реальность происходящего. Только под утро, измученный и запутанный я распечатал конверт, что был украшен тонкой вязью красивого почерка Александра.

"Трудный час настал для тебя, Рыбак. Крепись, ибо тебе предстоит сделать трудный выбор.

Я помню, как вечерами, сидя у большого костра ты рассказывал истории о службе своей, о сиротской доле и о брате. И знаю я, что дороже брата твоего у тебя никого не осталось. А потому я передаю этот приговор тебе на исполнение.

Такова традиция, что корнями уходит к моменту зарождения Ордена. Охотник должен справиться сам.

Не мешкай, ибо приказ этот беспрецедентной срочности, и Храмовники послали трех наблюдателей, чтоб проследить за его скорейшим исполнением. Я задержу их на день, но держать их дольше - значит подставить Орден под удар. Завтра они, в сопровождении Шутника, Трехпалого и Бочки, отправятся на Охоту.

Скачи как ветер, найди своего брата. Что бы ты не решил, решение твоё будет тяготить тебя до самой смерти.

Доброй Охоты".

Милая сестра, я не могу передать словами, как велика моя благодарность этому старому ворчуну - переростку.

Без промедления бросился я на поиски Самаэля.

В Вармарке его не было, но было пара знакомых по службе лиц, которые поведали мне о злоключениях его. На ярмарке в честь начала Нового Яра, Самаэль высмеял проповедь жреца Храма Хеля, что вхож в совет Церквей. Жрец, говорят совсем пеной изошелся, обвинял его в колдовстве и призывал схватить его. Ребята из роты просто посмеялись и вернулись в казармы, но на следующий день в крепость аванпоста заявился отряд храмовников с приказом об аресте. Новый сержант тут же выдал Самаэля, опасаясь за собственную шкуру. Сама скрутили и повели в Храм Вармарка. Да не довели.

Старый Ван заикался, когда рассказывал, что произошло дальше. Он видел со своего поста, как Самаэль, только оказавшись за стенами крепости, разорвал свои цепи, убил четырех вооруженных Храмовников голыми руками и скрылся на лошади одного из бедняг. Не удивительно, что Совет Церквей обвинил его во всех смертных грехах.

Из Вармарка я направился до Асмары, по наводке одно из караульных с городской стены. Из Асмары пришлось скакать в Аспасию и полторы недели искать в столице хоть какие-то зацепки. В Аспасии я едва разминулся с Охотой. Шутник вроде заметил меня, но виду не подал.

Я утроил прыть, обскакал всё побережье Наги, мотался по прибрежным пескам океана, пока, наконец, не попал в Копор, где один трактирщик рассказал мне, что "высоченный сеноголовый расспрашивал о Черном холме".

Самаэля я нагнал у самого холма. Он сильно изменился за восемь лет. Стал еще выше и шире в плечах, глаза ввалились и потемнели, нос заострился, лицо осунулось. Он казался смертельно усталым, даже больным, но от него веяло какой-то нечеловеческой мощью. Заросший, в изорванном дорожном плаще, босой, он впечатлял сильнее чем любой король со всей его свитой.

Он ждал, пока я приближусь, и улыбался.

Я рад, что ты приехал попрощаться, - его голос был так же звонок, как и в день его появления в приюте. Только стал глубже и грубее.

Я молча спешился и кинул ему свиток с приговором. Он пробежал глазами по строкам приказа и усмехнулся.

И что будешь делать, брат?

Я смотрел на багровое небо, по которому медленно взбирался Моркот. Я не знал ответа на его вопрос.

Я не знаю...

Мы молча стояли друг на против друга и смотрели, как красный диск катится среди тусклых звезд. С каждым утекающим мгновением я всё яснее понимал, что не смогу поднять руку на брата.

Не знаю, чувствовал ли он моё смятение, но, после затянувшегося молчания, Самаэль предложил мне присесть на черные камни, что в обилии разбросаны вокруг тускло поблескивающих склонов Черного холма.

Я не могу спать, - начал он свой рассказ, как только мы опустились на холодную шершавую каменную поверхность, - но и наяву сны возникают перед моими глазами. Призрачные видения, каменные равнины, пустой трон. рожи чудовищ, одно страшнее другого, и голоса. Они зовут меня, тянут к действию.

Он, на моих изумленных глазах, отломил пальцами кусок камня, на котором сидел, и раскрошил его в пыль даже не поморщившись.

Моя кровь горит, моё тело меняется. Я становлюсь сильнее с каждым мгновением. Это пожирает меня.

Его безумный взгляд и расплывчатые фразы заставили меня пожалеть о оставленном на лошади оружии. Он продолжал вещать про лые всполохи, про демонов и судьбу, увлекаясь и размахивая руками. Что-то звало его, что-то манило туда, на Черный холм.

Внезапно он умолк, вперившись горящими глазами в тусклый лик Моркота, а затем молвил, уже спокойно:

Я ухожу. И вряд ли нога моя еще хоть раз ступит на поверхность Эрды. Меня ждут бесчисленные битвы на пути к каменному трону. Я иду на встречу с отцом своим, иду на смерть. Видимо такова моя судьба.

Он поднялся и усмехнулся, как обычно усмехался, задумывая шалость в приюте.

Не стой на пути моём и не иди за мной. Но будь спокоен, больше я не стану тревожить ни Церкви, ни Храмы, - он встряхнул головой и похлопал меня по плечу, - Прощай, брат. Наши пути сходились множество раз, но теперь они разойдутся навсегда.

И он ушел, быстро шагая но тускло поблескивающим в свете Моркота камням. Я сидел, пригвожденный к камню неведомой силой, и смотрел, как его пыльный плащ колышется в такт его шагов. Самаэль взобрался по склону Холма и исчез в черной бездне расщелин, богато украшающих этот памятник пережитому ужасу.

Я сидел, пока мокрый снег не вернул меня в реальность. Вскочив на лошадь, я поскакал обратно в Копор. Где и нахожусь теперь, выводя эти, никому не нужные строчки.

Что будет теперь, что ждет меня - я не в силах предугадать. Возможно здесь и закончится моё служение Ордену. Возможно здесь оборвется моя жизнь. Я не буду бежать от гнева Храмовников, быть может это отведет удар от Ордена.

Я верю словам Самаэля, хотя причин для этого вроде бы и нет. Где-то, глубоко внутри, я знаю, что он покинул бренный мир.

Так что я тоже иду на встречу своей судьбе. Быть может, мы скоро увидимся, дорогая сестра.

Твой брат,
Грегор."

4 дня Малого Моркота 899 года от Сошествия.
Из "Писем Грегора Хитца".


Грегор ошибался. Его служба продлилась еще два неполных года, что просуществовал Орден Охотников.