Три по цене одного. Окрыленные и крылатые

Интро

В одной глухой лесной деревушке в семье истинного сына Луноликой Упуаут родился на свет котенок. Он проводил свои дни бессмысленно и монотонно, не имея представления, что делать с собственной жизнью. Но однажды ему приснилась лунная кошка, которая летала в звездном небе — свободно и высоко. Выше любых птиц. Там, куда не забираются даже паровые машины люденсов. И тогда он тоже захотел летать.

Жители деревни, которым котенок пересказал свой сон, смеялись и говорили, что это глупые мечты глупого маленького котенка. Говорили, что он поумнеет, когда вырастет, и эти мечты забудутся.

Когда же котенок заявил, что не хочет забывать свои мечты, все крутили пальцем у виска и называли его сумасбродом. И тогда он пустился в путь и долго странствовал в поисках своей мечты.

Он долго шел под густыми кронами деревьев, пока не оказался на развилке лесных троп. Он выбрал одну из них, и через несколько дней добрался до богатого поселения чернолицых дроу. Его встретили с опаской, но молодой кот сумел убедить их в том, что пришел с добром, и дроу поверили ему, приняли его. Молодой кот спустился с ними под землю, и несколько лет прожил там в достатке — куда более благополучной жизнью, чем в родной деревне.

Но однажды ночью ему опять приснилась лунная кошка. И в этом сне он сам летал в высоком небе вместе с ней и сверху смотрел на зеленые просторы лесов, синие громады морей и снежную белизну самых высоких гор. Он вспомнил о своей несбывшейся мечте и решил вновь отправиться в путь.

Он вышел из-под сводов пещер дроу, которые все это время скрывали от него звездное небо, вернулся на развилку и пошёл в другом направлении. И эта дорога привела его в большой город люденсов, где крыши домов смыкались над головой, а воздух был густым и тяжелым от смога и гари настолько, что даже в лунные ночи с земли не было видно звезд. Кот восхитился гомоном и пестротой поселения люденсов и решил остаться там. Учился, работал, веселился и со временем совсем забыл о цели своего путешествия.

Однако через несколько лет он опять увидел во сне лунную кошку, высокое небо и свой полет. Он опять вернулся на развилку и выбрал третью дорогу, которая привела его к небольшой одинокой избушке, укрытой под кронами мощных лесных деревьев. Возле неё он увидел прекрасную дочь Луноликой Упуаут, мирно занятую домашним хозяйством. Она предложила ему остаться с нею, так как её муж погиб на войне. С дроу или с люденсами — прекрасная самка не знала этого. Кот согласился стать ей мужем.

Много лет они прожили счастливо, обрабатывали землю, растили детей, состарились вместе, но одной ночью кота опять навестил сон о лунной кошке и высоком звездном небе. И он оставил всё, с чем был связан много лет, вернулся на развилку и пустился новой, доселе неизвестной ему тропой. Вскоре он оказался у подножия большой горы. Путь наверх был крутым и каменистым, но через несколько часов, когда силы уже почти оставили его, старик добрался до вершины.

Напрягая слепнущие глаза, он осмотрелся вокруг и увидел все: развилку дорог, вход в подземное селение дроу, в котором жители вели благополучную жизнь, большой город люденсов, избушку самки, с которой провёл много лет и от которой родил котят. А когда он поднял голову вверх, то увидел над собой высокое, ничем от него не закрытое, совсем близкое небо. И лунную кошку, которая смотрела на него и плакала. Звезды-слезинки падали из ее глаз и умирали на земле, падая на крыши домов или густые кроны деревьев.

И, прежде чем остановилось его изношенное сердце, старый кот успел понять, что все дороги, по которым он шёл, вели к его мечте. Но ее он так и не достиг просто потому, что ни одну из них он так и не прошёл до конца, в глубине души считая цель недостижимой.

Так помни же, маленький кот: ты никогда не достигнешь мечты, если не будешь верить в то, что она осуществима! Борись за нее, но даже если твоя мечта так и останется мечтой, никогда не жалуйся на это лунной кошке. Заслуживает жалости лишь тот, кто никогда не мечтал.

Притча, рассказанная странствующим скальдом Ульрриком Непоседливым из рода Белых львов.

Глава 1

Все наладилось. Странно, неожиданно, но наладилось. А ведь поначалу Харитон своему второму шансу, о котором так просил высшие силы перед смертью, совсем не обрадовался.

Он очнулся от прикосновения — нежного, едва ощутимого, трепетного касания. Раскрыл глаза и успел увидеть нагую женщину — хрупкую и в то же время сильную. Миг, и ее не стало — лишь мелькнула стремительная тень. Гибкая и… четырехлапая, длиннохвостая…

Харитон тогда затряс головой, до конца не понимая, привиделось ему это все или было на самом деле. Потом-то обрушившаяся на него реальность выбила, размыла, уничтожила мистическую красоту первой встречи с новой вселенной. Все стало ужасно. Чужой мир, чужие существа вокруг, язык, который он не понимал… И клетка, снабженная крепкими, явно не литыми или отштампованными, а выкованными вручную прутьями.

В теперь уже прошлой жизни он потерял сознание в тот момент, когда к горящему вертолету и ложбинке рядом, где Женька и пристроила всю их честную компанию, вышли трое вооруженных парней. Чернобородых, громогласных и, похоже, совершенно обкуренных. В глаза тогда почему-то бросилась яркая плетеная фенечка с бусинами, которой была перетянула жидкая косичка одного из незваных гостей.

Мозг — странная штука. Запоминает, выхватывает из реальности какие-то детали, которые после врезаются в память так, что навсегда…

Женька полезла за пистолетом, заковырялась, дурочка такая, троица вразвалочку двинулась к ней, явно уверенная, что стрельбы не будет… Харитон тогда рванулся, пытаясь встать, как-то помочь мелкой, заслонить собой и ее, и Ваньчу, который так и пребывал в отключке все это время… Рванулся… И на этот рывок отдал все, что имел, последнее, потому что после тут же провалился в черное небытие смерти.

Чем все кончилось для Женьки? Выжил ли Ваньча? Вопросы, ответы на которые, пожалуй, знать не хотелось, потому что только самый большой оптимист мог верить, что все после было исключительно хорошо. И все же хотелось надеяться, что ребят отбили. Подмога таки пришла. И подкрепленье, сука, таки прислали…

В новом теле, как и в новом мире, было непривычно и дико. И Харитон поначалу не мог воспринять его совсем. Лежал, свернувшись в клубок, и тем рефлекторно защищая живот, жизнь. Ту, что казалась жестокой издевкой судьбы, а не подарком.

По площади, чье не асфальтированное, а просто вытоптанное пространство расстилалось вокруг его клетки, ходили странно одетые люди — и мужчины, и женщины были в практически одинаковых юбках с запахом — разве только у «прекрасной половины» они оказались чуть длиннее. Все были заняты своими делами, но нет-нет, а на Харитона все-таки посматривали.

В их глазах читалась жалость, однако никто из них близко к клетке не подходил. Боялись? Возможно. Когда Харитон видел то, во что превратились в этом мире его руки, ему самому становилось не по себе. А это были огромные, покрытые короткой черной шерстью лапы, похожие формой на кошачьи и тоже способные выпустить из мягких подушечек изогнутые острые когти.

Отсутствие рук вообще было чем-то ужасным. Казалось бы — зачем руки, если тупо лежишь и ничего не делаешь? Но иногда хотелось, например, почесаться… Просто почесаться и все! Но можно было лишь грызть себя клыками, рыча от бешенства. Или пытаться унять зуд все той же здоровенной неловкой задней лапой — там, куда она дотягивалась.

А еще были запахи, которые буквально изводили. Чувствительный кошачий нос сообщал все: кто из жителей деревни что ел, с кем трахался, был ли здоров или болен. Тело кота, в котором оказался он сам, воняло влажной шерстью, кровью и болезнью. Клетка — испражнениями. Как его собственными, так и мочой тех, кто, как видно, сидел в ней до него.

Еду, которая иной раз откровенно смердела тухлятиной, приносили один раз в день. И есть ее приходилось тоже как животному — просто хватая неаппетитные куски ртом. И пить, лакая влагу длинным языком… Миски с водой и пищей всегда приносил один и тот же человек — беловолосая девочка лет четырнадцати со странными разноцветными глазами.

Она была худенькой, по-звериному пугливой, но неунывающей и невероятно болтливой. Девчонка тарахтела и тарахтела, подсовывая Харитону миски. И почему-то совсем его не боялась — гладила по морде, протягивая тонкую руку через прутья, трогала за лапы. Благодаря ей через какое-то время Харитон начал различать и запоминать отдельные слова. А еще выделил из общего потока то, как девочка называла его самого — аррент.

Имя? Или название животного, в тело которого Харитона занесла нелегкая? Как там у Высоцкого? «И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь»? Чем он, Харитон, заслужил усы, лапы и хвост? Впрочем, вскоре он сделал неожиданное открытие — хвосты в этой деревне были у всех! И даже у девчонки, которая носила ему еду! Разве только у всех прочих жителей они были антрацитово-черными, как у самого Харитона в его новом теле, а у мелкой — снежно белым. Таким же, как волосы на голове, которые цветом напоминали зимнюю луну.

А потом в один из дней Харитон увидел чудо. Самое настоящее чудо, когда один из жителей деревни на глазах у изумленной публики превратился в огромного зверя. Впрочем, изумление сей факт вызвал, похоже, у одного лишь Харитона — остальные сельчане в сторону оборотившегося даже и не глянули. Оборотившийся… Оборот… Черт! Оборотни? Харитона, что же, занесло в мир, населенный оборотнями? Тогда получается, что и он сам?.. Но если он такой же, как они, то почему сидит в клетке, будто дикий зверь? С его телом или с существом, которое жило в нем раньше, что-то не так?

Глава 2

Время шло. В какой-то момент Харитон стал когтем процарапывать на деревянном полу своей тюрьмы отметины, считая дни и при этом невольно уподобляясь киношным «сидельцам», таким вот образом тоже подсчитывавшим дни своего заточения. Или опущенные им дни жизни…

Примерно через неделю после начала ведения этого классического арестантского календаря к клетке подошел высокий оборотень властного вида в сопровождении еще нескольких крупных самцов, одетых в одни лишь юбки и мягкую обувь — нечто среднее между мокасинами без шнуровки и короткими сапожками с широким голенищем.

Он что-то говорил, усмехаясь так, будто скалился. Харитон, понятно, разобрал лишь междометия и отдельные слова, которые уже успел заучить, а потому ни черта в сказанном не понял. Оборотень постоял, сплюнул в сердцах и ушел.

Через неделю он заявился снова и в неудачное время — у клетки Харитона вертелась беловолосая девчонка, которая как раз принесла еду. Завидев взрослых оборотней, она мгновенно выпрыгнула из одежды — слишком короткой замызганной юбки — и, обернувшись в совершенно белого и еще даже не шерстяного, а пушистого котенка, попыталась сбежать. Но куда ей было до взрослого зверя!

Вожак (а Харитон, ориентируясь на манеру поведения, пришел к выводу, что имеет дело именно с ним) тоже моментально обнажился и обернулся. А после буквально в несколько прыжков догнал маленькую кошку и придавил лапой к земле.

Кошка плакала и пыталась вырваться. Люди, которых в этот час на площади было немало, стояли и смотрели. Стояли, сука, смотрели и ничего не делали! Никто не шевельнулся даже тогда, когда здоровенный кот навалился на детеныша всем телом прикусив маленькую кошку за загривок так, что ее снежно-белая шерсть окрасилась красным…

Девочка кричала, люди смотрели, а Харитон вдруг понял, что стоит рычит — низко, страшно и зло, скаля зубы и пригибаясь к земле, как перед броском. А кожу на загривке покалывает оттого, что вся шерсть там встала дыбом.

Но прутья оказались слишком крепкими…

Вожак зубами схватил распростертую на земле маленькую кошку за холку и, мотанув головой, отшвырнул ее к подножию клетки. Та ударилась о решетку и затихла, пряча в лапках перепачканную в земле мордочку. А большой черный кот ступил ближе и тоже замер, в упор глядя на Харитона так, словно бросал ему вызов. Не принять его было нельзя. И Харитон бы принял, если бы знал как. Но он не знал, а потому просто стоял, смотрел, исходя ненавистью, и молча скалился.

Дни шли. Харитон запоминал все больше слов из того языка, на котором говорили оборотни, и самые простые вещи уже кое-как понимал. Узнал он и многое другое. То, что Аррент — имя, а не название животного, как он поначалу думал. Что девочку, которая его кормила и заботилась о нем, зовут Маррисса, а кота, который ее мучил прилюдно, регулярно и с видимым удовольствием, Уррун.

А еще Харитон стал невольным свидетелем того, как один кот, пребывая именно что в кошачьем, а не в людском обличии, бросил вызов другому. Харитон наблюдал из своей клетки за последовавшей дракой, в ходе которой один зверь убил другого, а сельчане вновь стояли вокруг и не вмешивались, и уже тогда твердо знал, что будет делать дальше.

Такой «второй шанс» ему был не нужен, жить в окружении этих равнодушных диких тварей он не хотел.

Возможность бросить вызов Урруну предоставилась не так скоро, как хотелось — лишь еще через несколько недель, когда тело Харитона, с одной стороны, оправилось после полученных до того ранений, а с другой — серьезно ослабело из-за недостаточного питания.

Тех объедков, что доставались, большому зверю, в теле которого находился Харитон, явно не хватало. И так-то с какого-то момента стало казаться, что Маррисса добавляет к его порции то, что могла и должна была съесть сама. А ведь еда маленькой кошке просто так не доставалась, каждый кусок ей приходилось зарабатывать, помогая женщинам по хозяйству или ухаживая за скотом — оборотни выращивали каких-то сильно похожих на земных кабанов тварей себе на пропитание.

Девочка кормила свиней, потом шла кормить Харитона — примерно тем же, — а потом вновь возвращалась к работе: чистила стойла, носила воду, иногда стирала. Женщины к ней относились ровно, но с видимым высокомерием. Мужчины замечали только тогда, когда им не на ком было выместить злость…

Харитон не знал, каковы моральные нормы в этом обществе, как местные воспринимают то, что Уррун и его подельники творили в отношении маленькой кошки, но он просто не мог относиться к происходящему спокойно и бесился так, что доски пола своей клетки грыз.

Как же он ненавидел этих грязных злобных тварей! Как же мечтал каждого убить! Каждого! Но вожака этого грязного кошачьего прайда в особенности!

Даже не сидение в мерзкой и тесной клетке, не отвратная еда, не жара и мухи, которые лезли в глаза и в нос, а именно невольное наблюдение за жизнью деревенских мучило его больше всего.

А потому когда Уррун вновь напал на белую кошечку у Харитона на глазах, после опять демонстративно швырнув ее к прутьям клетки, бывший майор Сергей Харитонов, а теперь кот-оборотень по имени Аррент проделал все необходимое для того, чтобы официально бросить вызов на бой. И довольный Уррун тут же его принял.

Глава 3

Схватку, ради которой разобрали и унесли клетку, оставив на площади лишь один намертво врытый в землю столб, Харитон почти не запомнил. Он был очевидно много слабее Урруна чисто физически. Да и опыт… Вожак всю жизнь прожил в своем ладном гибком теле, Харитон же, сидя в тесной клетке на голодном пайке, своим еще и толком пользоваться не научился.

Итог был предсказуем: сначала его рвал когтями и грыз зубами сам Уррун, потом он же натравил на побежденного противника свору прихвостней, которые почти добили уже неспособного на сопротивление Харитона и бросили посреди деревни, зачем-то еще и приковав цепью к тому самому столбу. Зачем? Он и так никуда бы оттуда не делся. На сломанных-то лапах!

Ночью измученный болью Харитон, за эти часы искренне возненавидевший живучесть своего нового тела, краем сознания отметил, что приходила Маррисса и что ее злобно прогнали прочь. А потом…

Потом началось нечто совершенно дикое и странное. Жизнь в клетке, которая тянулась и тянулась, словно медленная смерть, вдруг набрала невиданный темп, заиграла свежими красками, ощущениями и непривычными запахами.

Сначала показалось, что вернулась та самая женщина-кошка, которая посетила его в самый первый миг в этом мире. Харитон решил, что это знак, и даже приготовился к смерти, к тому, что узкая рука, вновь коснувшись его щеки, унесет его душу за собой, в гибкие стремительные тени по ту сторону реальности.

Но, проморгавшись, он понял, что это не прекрасная незнакомка из видений, а странная чернокожая и беловолосая девица, заявившаяся в деревню посреди ночи верхом на какой-то совершенно немыслимой твари. Она-то Харитона и спасла, а после еще и вылечила магически. И вообще оказалась существом, совершенно невероятным в этом жестоком мире – веселым и добрым.

Ее запах, ее поступки, ее чуть насмешливое, но все равно теплое отношение к Марриссе, к самому Харитону, даже к пакостному с виду зверьку — наполовину пауку, наполовину мыши — все это вдруг встряхнуло. Заставило задуматься, начать чувствовать, оценивать. И в конце концов, поразительным образом примирило с ранее казавшимся ужасным «вторым шансом». Мир вокруг перестал быть грязно-серым!

Харитон вдруг понял, что если такие вот существа, как спасшая его молодая колдунья-дроу или маленькая кошка-альбинос из клана Лесных пантер, живут здесь, то не все так плохо. Что стоит попробовать как-то устроиться, найти себе применение.

Шанс стал именно что шансом, а не проклятьем. А потому новый бой с напавшим на отряд Урруном, в котором приняла отчаянное участие и Маррисса, прошел совсем не так, как первый. Харитон бился с вожаком стаи изо всех сил. Не насмерть, а на жизнь. И в конце концов победил, с яростным животным наслаждением сомкнув челюсти на горле противника.

А после того как над лесом, через который они все, включая присоединившегося к отряду шрамированного дроу, пробирались в сторону какого-то спасительного убежища, медленно и величаво проплыла огромная летучая машина, появилась и цель.

Раз в этом мире живут не только дикие твари, вся жизнь которых — секс, жратва и унылая работа для обеспечения первых двух потребностей; раз и здесь людей и нелюдей связывает дружба, любовь, сочувствие и иные понятные и важные чувства; и главное, раз здесь есть те, кто строит машины, способные подняться в небо, то, черт побери, тут действительно можно жить!

Как любила говаривать Женька: «Вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий»? Вот именно! Харитон стиснул зубы и двинулся к этой своей цели…

В Горной обители он, услышав, что маги-дроу могут научить любое существо говорить и понимать чужую речь, все же решился вновь обернуться, приняв человеческую ипостась. И, что удивительно, так и вышло: еще не старый дроу с заковыристой татуировкой на лбу, к которому Харитона отвела бесконечно довольная и уже со всеми познакомившаяся Маррисса, при помощи какого-то хитрого прибора, одним нажатием кнопки, действительно научил его говорить на всех существующих в этом мире языках.

А после произошло еще одно микро-чудо — наглый рыжий принц, действуя из каких-то явно не самых чистых побуждений, принял Харитона в команду своего паролета и увез в город люденсов, где определил в громадные мастерские.

Покидать Марриссу и беременную дроу, которая пахла так обольстительно и, что важнее, обладала по-настоящему доброй душой, было трудно и даже стыдно. Но в какой-то момент у Харитона возникло скверное, предательски острое чувство по отношению к чернолицей и беловолосой магичке. Притяжение. Внутреннее, ничем не объяснимое притяжение. Пожалуй, даже родство. Это было…

Вспомнилась Женечка Томилина и безответная любовь к ней, которую Харитон нес в своей груди, словно тяжелый раскаленный камень… Вновь пережить нечто подобное уже здесь, в новом мире? Да еще и по отношению к существу, которое явно принадлежало кому-то другому, любило кого-то другого, носило чужого ребенка?..

Нет.

Он был готов биться за эту дроу там, в лесу, когда той угрожала реальная опасность со стороны притаившихся в засаде воинов. Но теперь, когда все они — и Маррисса, которой Харитон тоже был бесконечно благодарен за душевное тепло, и Теояомкуи-Доан-Кехт, оказались в безопасности, под крылом у настоятеля Горной обители, можно было подумать и о себе.

Глава 4

Он работал в мастерских и обзавелся там приятелями среди люденсов. Он с удовольствием начал ходить на тренировки, на которые его неизменно приглашали охранники сиятельного принца Нейт-Энер Ра. Харитон подозревал, что основная их цель — поизгаляться над его бедным хвостом, к постоянному присутствию которого на заднице он сам только-только начал привыкать, но занятия эти все равно были и веселыми, и полезными.

Поединок с Урруном показал, насколько важно сжиться со своим телом, научиться использовать все его возможности. А солдаты из охраны наследника престола люденсов и сам сиятельный принц, который тоже частенько заявлялся на тренировки, давали ему такую возможность по полной, потому как боролись со столь удачно появившимся необычным противником и когда тот был в человечьем обличии, и после того, как Харитон по их просьбе оборачивался.

Оборот каждый раз поражал его до глубины души. Краткий миг, одно ледяное и в то же время обжигающее касание непонятного нечто по ту сторону реальности, и тело человека становилось телом кота. И наоборот. Причем, если в тело зверя Харитон сваливался, будучи небритым и нечесаным, то из него всегда выпрыгивал с чистым подбородком и ухоженными волосами одной длины — примерно до лопаток.

Да что там! После оборота даже человеческие ногти, в которые превращались изогнутые сабли когтей пантеры, оказывались аккуратно подстриженными.

Так что, выяснив это, Харитон, по утрам перестал наводить обычный для себя-человека марафет — лишь чистил зубы, после перекидывался туда-обратно и усмехался себе обновленному в маленьком осколке зеркала.

Видно в нем было маловато, но тела, которое Харитону досталось, стыдиться совершенно точно не приходилось: и кошачья ипостась, и человечья оказались роскошными.

В прошлой жизни он был… ну… обычным. И ростом не вышел, и мужской статью. Да и физиономия среднестатистическая — находка для шпиона, а не физиономия. С первого раза фиг запомнишь. А в этом мире с тактико-техническими характеристиками уж так свезло, что даже диковато было. Рост, плечи, фигура… Кошачья гибкость в сочетании с силой.

Аррент был бойцом от рождения! Все в нем самой природой, изначально затачивалось на то, чтобы догнать, сразиться и победить, убив, вонзив в жертву острые клыки и когти.

Причем эти бойцовские качества, чутье и ловкость никуда не девались и в теле хвостатого существа, расу которых в этом чужом для Харитона мире именовали странно и длинно — дети Луноликой Упуаут.

Что ж, эту незнакомую богиню, которую, как правило, изображали в виде длиннохвостой звездной кошки, оставалось лишь поблагодарить за все, что она дала своим хищным по натуре детям.

Неудивительно, что люденсы, выходя с перевертышем на бой, даже не пытались заломать его в одиночку. Иное дело мрачный шрамированный дроу, который оказался очень опасным, опытным противником, и его любовница кошка, за обманчивой, бесконечно сексуальной и неторопливой пластикой движений которой крылась та же, что и у самого Харитона, звериная сила, хитрость и ловкость.

Харитон тренировался, работал в мастерских, вечерком, сменив на штаны юбку, которая поначалу показалась на редкость неудобной и вообще дурацкой, но потом доказала, что хвостатым людям подходит идеально, посещал с механиками Хепа местный бар… И при этом все равно чувствовал себя одиноким.

Солдаты, с которыми он тренировался, товарищами ему так и не стали и видели в нем скорее объект для изучения и потенциального врага, чем друга. Команда паролета рыжего принца, который и вывез перевертыша по имени Аррент из дремучих лесов к цивилизации, после нескольких жестких стычек игры в «дедовщину» прекратила, но и своим хвостатого матроса не признала.

Механики из ангара замечательного авантюриста и мечтателя Хеп-Ади Ро приняли Харитона сначала настороженно, но потом как-то открылись, подпустили, подобрели. И все равно чуткий нос, не менее чуткие уши и острое кошачье зрение раз за разом показывали Харитону прекрасно ощутимую границу, которая пролегала между ним и этими люденсами. Они не считали его равным себе, и это определяло все.

Сблизиться с дроу и его кошкой тоже не получалось. Поначалу эти двое были слишком зациклены друг на друге. И Харитон их понимал. Обоим пришлось преодолеть в жизни столько, что оно оказывало на них слишком сильное влияние. Они так и тянулись друг к другу, не желая упускать в жизни и в общении ни единой минуты!

Харитон поначалу завидовал им искренней светлой завистью. Потом же… Потом между дроу и кошкой из клана Снежных барсов все чаще стали происходить размолвки.

Харитону как-то удалось стать невольным свидетелем одной из них. Кьерса упрекала любовника, что тот что-то скрывает от нее, не договаривает, прячет, и это недоверие гнетет и заставляет думать о самом скверном… Тогда оба помирились.

Тул-Аша уверял, что ничего такого нет и Кьерса напрасно себя накручивает. Кошка предпочла этим словам поверить, так что закончили оба в горизонтальной плоскости.

Аррент сидел тогда, привалившись спиной и прижавшись затылком к тонкой деревянной стенке сарайчика — а происходило все на тренировочной базе, куда он ездил на спарринги с личной охраной сиятельного принца, — слушал раздающиеся из-за нее томные вздохи, прерывистое дыхание, мерные шлепки кожи о кожу, и вновь завидовал.

Глава 5

Тяжелее всего становилось ночами, когда наваливалась бессонница. Тогда Харитон лежал, смотрел через окно на бледную луну и вспоминал оставленную позади, в Горной обители, маленькую кошку Марриссу — дружелюбную и преданную; а главное, и молодую магичку-дроу, которая тоже явно рассчитывала, что многим обязанный ей кот никуда не уйдет, будет и дальше рядом, станет поддержкой и опорой. Другом…

Харитон видел, как та расстроилась, услышав о желании ее бывшего пациента наняться матросом на паролет люденсов. Видел и высоко оценил то, что дроу никак не стала его удерживать рядом с собой, отпустила, позволив идти за мечтой. Как, впрочем, и Маррисса, которая сначала, конечно, попросила взять ее с собой, но после разговора приняла доводы Харитона и осталась в Горной обители — учиться и взрослеть.

Обе дали добро, поверили, что Харитон способен достичь того, к чему стремился. Маррисса еще и подарок на удачу подарила — какую-то странную хрень более всего похожую на индейский амулет из клыков животных и птичьих перьев, которую еще называли «ловец снов».

Маррисса велела не снимая носить ее на шее – на кожаном ремешке, переживала за Аррента, заботилась. И ее эмоции, а главное, доброе не магическое, а душевное тепло со стороны дроу-алайсиэн… Черт, они стали лучшим стимулом!

Да, собственно, Харитон и сам понимал, что слабый и отчаявшийся, он окажется никому не нужен, будет обузой, а не опорой. А потому надо обжиться в этом мире, утвердить себя так или иначе, через это получить уверенность в завтрашнем дне и, как следствие, свободу. А уж после заводить какие-то более или менее постоянные связи. Любовные. Или дружеские.

И как ни странно, первым существом, о котором Харитон в этой своей новой жизни мог сказать, что он ему друг, стал принц люденсов — сиятельный Нейт-Энер Ра. Он был симпатичен Харитону с самого начала. И в первую очередь периодически проявлявшим себя странным сочетанием внешней напористой наглости и прямолинейности со скрытой закомплексованностью.

Принц вообще оказался внутренне противоречив. И этим, кстати сказать, чрезвычайно походил на Ваньчу, который всегда был именно таким — двусторонним, как медаль. И при этом в своей этой двойственности совершенно и бесспорно цельным. Только если у медали обе стороны «натуры» были снаружи, то майор Корсаков свою двойственную сущность хранил глубоко внутри, под слоем крепкой внешней брони.

Люди, которые знали его плохо, видели именно это — нахального, уверенного в себе и своих силах, абсолютно самодостаточного брутала без страха и упрека. Харитон же, который рядом с Ваньчей и Женькой жизнь прожил, считай, от рождения до самой смерти, знал своего друга много глубже.

Неблагополучие в семье, раннее сиротство и жизнь в детском доме поселили в душе Ивана Корсакова сосущую пустоту. Мальчику, юноше, а потом и мужчине остро, до боли и смертной тоски не хватало душевной близости и любви. Но при этом он панически боялся подпустить кого бы то ни было близко, чтобы потом не мучиться от боли в результате неизбежного, как ему казалось, расставания, а то так и предательства.

Так вот сиятельный принц Нейт-Энер Ра был в точности таким! Его мать, насколько знал Харитон, умерла сразу после родов, отец был слишком занят, чтобы проводить с сыном много времени… Вот из наследника престола империи Мер-Ур и получилась почти полная копия мальчика из детского дома, который впоследствии стал майором Иваном Корсаковым.

Возможно, именно эта почти мистическая душевная близость и легла в основу того, что наследный принц люденсов и дикий кот из дикого леса по имени Аррент неожиданно для всех подружились.

Впрочем, времени на личное и «внеслужебное» и у Нейта, и у самого Аррента в последнее время почти не стало. Какие-то уроды устроили покушение сначала на нсу-бити, а потом и на его наследника. Так что принц теперь ходил мрачнее тучи.

А после торжественного ужина у дроу, посвященному возвращению полномочного посла люденсов в Подземелья Мрака, вернулся и вовсе совершенно подавленным, убийственно раздраженным и злым. Настолько, что возникло желание его как-то, что ли, поддержать. Шанс поболтать был: Нейт, почему-то отказавшийся ночевать в посольских покоях у дроу, заперся у себя в покоях на «Бастет».

Теперь всего-то и надо было дождаться момента, когда он немного упокоится.

Харитон отпустил Нейту на это время до полуночи – принц-то был известным полуночником. Команда паролета как раз угомонится, и можно будет свободно, не привлекая лишнего внимания, подняться на верхнюю палубу и предложить Нейту партию в карты, которые в этом мире странным образом тоже были в ходу, а потом просто сидеть и слушать, позволяя ему выплеснуть эмоции. Полезное ведь дело, если в течение дня их неизменно приходится сдерживать.

Из-за этих самых ожиданий Харитон и не лег спать, когда свисток боцмана оповестил команду, что пора расходиться по койкам. И именно потому смог увидеть, как на паролет, в кромешной тьме безлунной ночи ловко миновав охрану, проскользнул гибкий и стремительный силуэт…