Три по цене одного. Пятна на солнце

Интро

«Не сопротивляйтесь. Все, что должно произойти, произойдет. Когда небо будет сдернуто, когда падут звезды, а котлы в паровых машинах погаснут, люденсы познают свет истины и так спасутся. Истину же ту явит тот, кто окажется подобным владыке Солнцу, что каждый день умирает на Западе, чтобы ожить на Востоке. И станет сей люденс истинным наследником владык Мер-Ура. И скажет он: «Блажен не тот, кто верует, а тот, кто ведает. Не тот, кто поклоняется, но тот, кто зрит. И победит не тот, кто сильнее, а тот, кто не усомнится». Храните его, ибо он — свет, который загасить захотят многие. И сила, завладеть которой мечтают все».

Документ: Предсмертное предсказание Рожденной в Солнце Императрицы, Дарующей жизнь, силу и здоровье небти Бастет.

Источник: архив Тайной канцелярии Рожденного в Солнце Сиятельного Императора, Длящегося в своем правлении, подобно светилу в небесах, нсу-бити Од-Эне Ра.

Статус: Архиважно. Хранить вечно.

Гриф — совершенно секретно.

Глава 1

Голова раскалывалась, во рту будто кошки срали. Знакомо... Это ж надо было так нажраться... Стоп! Стопэ! Какое там — нажраться?

Ваньча разлепил будто склеенные чем-то глаза, осмотрелся... и ничего не понял. Где это он, прости господи?

Комната была... странной. Деревянные стены, закругляющиеся кверху, такой же сводчатый, выгнутый наружу потолок — тоже деревянный. Будто лодка, перевернутая вверх дном — вид изнутри... И звук... Чух-чух, чух-чух — сопело где-то в отдалении. Скрип-вжих-стук, скрип-вжих-стук — по бокам с обеих сторон. Что за ёж твою медь?

Усевшись в постели, в которой он, как выяснилось, и возлежал голяком среди скомканных простыней, Ваньча тряхнул головой, чтобы вправить мозги и тут же жестоко пожалел о содеянном. Серое вещество окончательно смешалось, взбаламутилось, кажется, еще и пузырясь, из желудка вверх поднялось какое-то кисло-горькое дерьмо, и Ваньча, зажав рот рукой, метнулся к краю огромной кровати.

Обгадить чужие замечательно ворсистые ковры, которыми был застлан пол, совсем не хотелось, но и держать дальше в себе собственный блев не было сил... Ваньча было кинулся к странному круглому окну, но зацепился ногой за что-то валявшееся у кровати и грохнулся на пол. Как оказалось, удачно. С этой позиции под ближайшим стулом обнаружился расписной фарфоровый горшок. Ночная ваза, блин.

Ваньча как вражеский лазутчик — ползком на брюхе — добрался до него и, приподнявшись, мучительно вывернул из себя все, что просилось наружу.

Бли-ин... Как сказала бы Женька: диагноз неутешительный.

Дверь за спиной со скрипом распахнулась, и Ваньча мухой метнулся обратно в кровать — прикрыть срам. В комнату, не поднимая глаз, тихонько вперся темноволосый тип в строгой одежде, которая напоминала какую-то униформу. Протопав к горшку с мерзкой массой внутри, он молча подхватил его и пошел на выход.

— А... — промычал совершенно шокированный Ваньча, не очень понимая, что тут можно сказать.

Тип тем временем достиг двери, все также молча в пояс поклонился в сторону Ваньчи и исчез, притворив за собой створку.

Та-ак...

Ваньча почесал в коротко стриженном затылке... И тут ему на глаза попалась чужая голая нога. Мужская! Ваньча забрыкался, откидывая простыню, чтобы обнаружить оказавшегося с ним в одной кровати хозяина этой сухощавой конечности, покрытой жестким рыжим волосом. Забрыкался... и понял, что это его собственная нога. Только... Только... Почему она рыжая?!

Протянув руку, он энергически дернул за эту самую бронзово сияющую шерсть.

— Ах ты ж!

Было больно. Откинув простыню окончательно, все более фигеющий майор Корсаков провел смотр собственному телу. Оно было не его! Вот хоть ты тресни, не его! И все же слушалось так, будто было... его.

Руки, на предплечьях тоже заросшие рыжим, послушно сжимались в костистые кулаки, длинные ноги энергично шевелили пальцами... На груди обнаружились нежно-розовые соски, ниже имелся впалый пупок, от которого сбегала дорожка рыжих волос, впадавшая в целый куст кудрявой рыжины в паху. И при этом бледная, как у всех истинно рыжих, кожа на всем теле была покрыта частыми, как пьяная икота, веснушками. Даже коленки, сука, были в ржавую точечку!

Поцелованный солнцем — так говорили у них в детдоме о тех рыжих, кого не хотели обидеть.

По-прежнему пребывая в глубочайшем шоке, Ваньча осмотрелся и обнаружил у противоположной стены большое ростовое зеркало. Таща за собой простыню, он доплелся до него и во все глаза уставился на парня, который нагло отразился там. Рыжий. Отчаянно голубоглазый. Стройный и гибкий — не мускулистый, а, скорее, жилистый. И совершенно незнакомый.

— Здравствуй жопа Новый год, — растерянно изрек Ваньча, заторможенно следя за тем, как при этом зашевелились губы постороннего рыжего гондона в зеркале.

Да что же это? Подступила истерика. Хотелось мчаться куда-то, что-то делать, найти кого-то, кто смог бы объяснить... Или просто дал бы по башке как следует, чтобы выбить засевший там глюк.

По-прежнему слабо соображая, что делает, пребывая на высокой адреналиновой волне, Ваньча метнулся к двери, в которую давеча заходил тот тип, что забрал горшок, и распахнул ее. Двое мужчин, что возились там, прибираясь, воззрились на него с усталым ожиданием. Молодая темноволосая женщина в странном, каком-то слишком старомодном одеянии взвизгнула, прикрывая ладонью глаза.

— Вы бы хоть мудя прикрыли, сиятельный принц, — с осуждением в голосе пробасил тот из мужчин, что был постарше и являлся обладателем шикарных густых усов.

Глава 2

Рассол — а это действительно оказался именно он — был холодным, кисло-соленым и вообще точно таким, каким и должен быть. Идеальным.

— Спасибо, — с чувством выдохнул Ваньча, заглотив все, что было в бокале.

Мужчина глянул изумленно и, вновь поклонившись, двинулся на выход. Ваньча проводил его взглядом, то открывая, то закрывая рот. Остро хотелось задать кучу самых идиотских вопросов вроде: кто вы, где я, и что за хрень вообще происходит? Но мужчина вышел, а Ваньча так и остался стоять посреди комнаты. И это совершенно точно было правильно, потому что, прежде чем выставлять себя законченным дебилом, надо хотя бы одеться... И попИсать бы...

Насущная проблема с туалетом решилась легко — за ранее незамеченной дверью в боковой стене обнаружился хорошо оборудованный сортир с душем и «белым другом». Зачем тогда был нужен горшок у кровати?.. Блевать по утрам?..

Все для одевания валялось на полу возле кровати и рядом с ней на стульях. Штаны, носки... Ваньча понюхал — ношеные, но где взять другие он не знал. Надеть эти? Стало противно. Ладно бы свои вчерашние, а тут чужие... Не вариант.

— Черт, — пробормотал он, швырнув носки обратно.

Как быть? Звать того мужика, что уже побывал здесь дважды и сражать его наповал вопросом про чистые носки? Было бы смешно, если бы не было так бредово.

Пребывая в полном тупике и прежнем ничегонепонимании, Ваньча повел нервным глазом и рядом с дверью в сортир вдруг увидел еще одну. Ха! Как раз за ней и скрывал свои тайные просторы здоровенный шкаф, даже, скорее, гардеробная, набитая шмотьем по самое «не балуйся». Чувствуя себя воришкой в чужом доме, Ваньча взял лишь чистые носки, подштанники, сходные с теми, что он уже успел нацепить, и вернулся в комнату, решив, что в остальном наденет то, в чем истинный хозяин рыжего тела ходил вчера.

Штаны с щегольскими лампасами поверх чистого, но сильно непривычного белья. Высокие сапоги с жестким голенищем, начищенные так, что, глядя в них, бриться можно было. Темная рубашка с отложным воротником из плотного хлопка или чего-то на него похожего и широкий галстук тоном еще темнее. Так... Что еще? Двубортный жилет. Китель, расшитый золотисто-рыжими галунами с опять-таки золочеными погонами на плечах.

Китель отпугнул. Как-то было неправильно натягивать на себя чужую форму с чужими знаками различия, и Ваньча отложил его обратно в кресло.

— Кто ты такой, черт возьми? — прошептал он, глядя на свои — нет, чужие! — руки.

Из зеркала, к которому он подошел, чтобы повязать галстук, на него глядел все тот же отчаянно рыжий мужик, и Ваньча вновь придирчиво осмотрел свое-чужое лицо. Что сказать? Не урод. Нос ровный, глаза наглые. Губы... Ваньча качнул головой, потому как в голову пришло лишь одно определение — развратные.

Чего только стоила гламурная родинка над верхней губой, на которую этак кокетливо указывал лихо подкрученный вверх правый ус! Трындец! Популярный в определенных кругах модный стиль «потрепанный шик».

Нет, против усов Ваньча ничего не имел — половина офицеров носила этот клок шерсти под носом. Но вот именно эти у рыжего типа в зеркале были какими-то такими, что остро хотелось их немедленно сбрить.

— Сделаем, — выдохнул он, успокаивая себя. — А теперь... А что теперь?

Ваньча склонился ближе к зеркалу и пальцем оттянул себе нижнее веко, изучая тут же выпучившийся бледно-голубой глаз. Более безумным он от этого не стал. Но и менее тоже.

За спиной вновь распахнулась дверь, и Ваньча торопливо выпрямился, оборачиваясь. На этот раз в комнату — по-прежнему без стука! — вперлось какое-то томное существо среднего рода. Явно искусственно понаделанные, а после тщательно уложенные кудри; белоснежный шелковый галстук, заколотый вычурной булавкой; бархатная мушка — не родинка, а натурально прикленная мушка, блин! — над пухлой верхней губой.

— Мой принц, — промурлыкало нечто, томно закатывая глаза.

— Бонжур, твою мать! — вызверился в ответ как-то внезапно осатаневший от этого совсем уж внезапного вторжения Ваньча, а после, сопнув разъяренным быком — разве что дым из ноздрей не пошел, — ухватил незваного гостя за шиворот, вздернул вверх и выволок прочь из комнаты, напоследок отвесив по желейно дрогнувшему заду здоровенный пендель — только носок сапога в свете ламп сверкнул.

Гость пролетел полкомнаты и не врезался носом в стену только потому, что его поймал уже на излете тот из двоих мужчин (слуг?), что был постарше и в усах.

— Что за проходной двор вы тут, мать вашу, устроили? Что за хождения без спросу и даже без стука, я вас спрашиваю? Какого хера тут делает этот хмырь? Я разве кого к себе звал?!

— Что прикажете, сиятельный принц? — невозмутимо откликнулся усатый, аккуратно упихивая себе за спину, а после и куда-то в дверь, ведущую вроде как в коридор, несколько встрепанного и откровенно перепуганного типа с мушкой.

Ваньча устыдился. И чего психанул? Нервы. Всему виной нервы... И рыжие тараканьи усы на чужой морде, которая давеча нагло таращилась на него из зеркала.

— Чего прикажу? Бриться и завтракать. И поговорить с тобой. Есть тема.

Мужчина если и выглядел удивленным, то это свое чувство действиями никак не проявил. Ваньча ушел к себе (к себе! Еще бы знать, где это «к себе»!), а через минуту в дверь комнаты постучали. Чувствуя себя идиотом, он разрешил войти.

Глава 3

Отобрав у совершенно раздавленного, явно до смерти перепуганного мужика бритву, Ваньча сам в два счета избавился от усов и щетины на шее. Из пореза по-прежнему сочилась кровь, пришлось прижать ткань к ранке, чтобы все затянулось поскорее. Мужик следил за действиями Ваньчи затравленно, его пальцы нервно теребили край камзола. Даже жалко его стало.

— Так. Я тебя прощаю. Но ты мне будешь должен.

— Что... должен? — голос слуги дрогнул, а глаза метнулись к двери, будто ища пути к отступлению.

— Десять минут невиданной честности. А потом остаток жизни чудесной забывчивости. Идет?

— Я не понимаю, сиятельный... — слуга сделал шаг назад, но Ваньча резко схватил его за рукав.

— Мне у тебя кое-что узнать надо. Ты мне ответишь. Честно. А после забудешь все, о чем мы тут терли.

Усатый неуверенно кивнул, его густые брови поползли вверх. Изумление буквально затапливало его. Но Ваньча подозревал, что оно все же не идет ни в какое сравнение с тем, которое испытал он сам, обнаружив в зеркале... гм... скажем так, подмену.

Последнее, что он помнил, это бой. Засада, в которую их ловко заманили, выстрелы со всех сторон... А под конец тяжелый удар в грудь, который словно обжег все внутри. После была только чернота, из которой он вынырнул голым, рыжим и в чужой кровати...

— Говори: как ты ко мне относишься? И помни — честно. Клянусь, что никак не накажу за правду. Зато ложь почую, и ничем хорошим это для тебя не кончится. Итак?

— Не губите, сиятельный принц, — мрачно откликнулся усатый и опустил глаза, сцепляя перед собой руки так крепко, что костяшки побелели.

— Не буду. Только правду скажи. Что ты обо мне думаешь?

Мужик вздохнул так, будто готовился к казни, а после поднял темные, почти черные глаза, прочесть выражение в которых было просто нереально:

— Жалко мне вас, сиятельный принц. Таким вы чудным ребенком были, и в такого, помилуй Солнце, беспутного мужчину выросли.

Ваньча намотал сказанное на успешно сбритый только что ус — стало быть, мужик чуть ли не всю жизнь был рядом с рыжим принцем. А раз столько лет терпит «барина», да еще и жалеет его, то, стало быть, преданный и доверенный слуга... Довериться и сейчас? А вдруг этот внешне спокойный, обстоятельный и сильно усатый тип после таких вот чудо-откровений кинется прочь с криками?

Не вариант. До конца открываться было глупо.

— А что конкретно во мне тебе не нравится? — прищурился Ваньча, наблюдая, как слуга напрягся еще сильнее.

— Да вся ваша жизнь, сиятельство! Пьянки, эти... Ваши ночные оргии с господами офицерами... — он махнул рукой куда-то в сторону и вверх. — Вы же себя просто губите!

Так, стало быть утреннее состояние сиятельного было для него делом обычным… Ммм… Валить собственную фатальную забывчивость на пьянство и алкоголизм, следствием которых она и стала? Банально. Но может сработать, а значит, так тому и быть.

Все четко: предчувствия слуг не обманули — господин таки допился до зеленых чертей... Или серо-буро-малиновых демонов. Тут уж кому что больше нравится.

— Вчера я перебрал, — начал осторожно Ваньча и увидел, как уголок рта у усатого дернулся. — Да, перебрал, признаю. И теперь я ничего не помню.

— Ну... Вчера вечером вы...

— Я не «вчера вечером» не помню. А вообще ничего не помню. Даже то, как меня зовут.

Усач всплеснул руками так, что с его плеч слетел золотой шнур ливреи, и, вдруг сунувшись к Ваньче, вытащил у него из уха что-то маленькое и черненькое. Ваньча шарахнулся, едва не опрокинув туалетный столик.

— Что за черт?!

Мужик что-то активно начал говорить... И стало понятно, что ничего не понятно. Его слова звучали как дикая смесь славянских и восточных языков с примесью совершенно незнакомых звуков. Действуя на чистой интуиции, Ваньча выдернул из пальцев усатого им только что изъятую штучку и вновь сунул ее себе в ухо. И белиберда, выдаваемая слугой, тут же снова склеилась в понятную речь.

— ... говорил, что эти магические штучки проклятых дроу до добра не доведут, а вы все свое: «Мне нипочем! Мне нипочем!» А тут вот же, подите ж вы!

Стало быть, хрень в ухе — что-то вроде переводчика? Ага... А еще в мире, в который его занесло каким-то макаром, имеются дроу и магия... Офигеть! Он что — реальный попаданец?! Прямо как в книжке?! Да нет... Да быть того не может... Или может?

Глава 4

— Запытаю, — повторил себе под нос Ваньча и кивнул, убеждаясь, что все понял правильно. — Я что, реально так говорю?

Нир молча развел руками.

Превосходно! Просто офигеть не встать! Чувствуется, прекрасной души был человек — этот самый сиятельный принц. Даже не жаль, что куда-то делся, оставив собственное тело в наследство Ваньче. Кстати, о теле и некоторых его потребностях.

— А кто был тот жопастый тип, который вперся ко мне, не спросившись?

— Эмм... Ну, с некоторых пор вы его к себе... приблизили, сиятельный принц, — ответил слуга, избегая прямого взгляда.

Приблизил?! Это что за намеки?! Или не намеки, а?..

— В смысле — приблизил? Как это… приблизил?

— В качестве личного помощника. Вы давали ему задания, сути которых я, простите, не знаю.

Личного помощника! Задания! Ага! Да твою ж ма-ать! Ваньча почувствовал, как ему вновь поплохело. Нет, понятно, что все могло быть совсем не так, как ему вдруг представилось сейчас, и задания эти имели на самом деле какой-то совсем не тот толк, но… Он резко встал, заставив Нира отпрянуть.

— Так! Больше его ко мне не пускать. И запомни на будущее: я, конечно, памяти начисто лишился, но кое-что все-таки точно знаю: приближать к себе я в дальнейшем буду только дам!

Нир сделался еще более смущенным, его пальцы судорожно сжали украшенный галуном борт форменного кителя:

— Эмм... Никак нельзя, сиятельный принц. Ваш батюшка нсу-бити Од-Эне Ра категорически приказал вам с женщинами дел не иметь. Ну, я имею в виду, в интимном смысле. Чтобы, так сказать, не плодить бастардов. И даже дроу для наложения соответствующего временного запрета магическим путем привлекал. Как раз когда эту самую колдовскую штучку вам в ухо заказывал, чтобы вы языки чужие понимали и говорили на них свободно. А вы... Вы согласились...

— А теперь передумал, — рыкнул Ваньча и насупился, чувствуя, как в душе черной тучей густеет гнев. — В любом случае жопастого выкинуть на хрен. На этом все.

Нир покорно опустил голову, но Ваньча заметил, как дрогнули его губы. Было ясно, что сказанное его совсем не порадовало. Это с чего еще? Что за на хрен тут вообще?!

— Что-то еще изволите, сиятельный принц? Вина? Или... Или чего покрепче?

В организме что-то булькнуло, в животе екнуло, как-то засосало, будто от голода, и Ваньча понял, что адски, до трясучки, просто-таки неудержимо желает выпить. Стало страшно. Алкоголизм? Полная и окончательная зависимость? Родители Ваньчи как раз приказали долго жить, отравившись паленой водкой. Пили они по-черному, под конец жизни, по сути, потеряв человеческий облик... И что же? Теперь и рыжий сиятельный гондон страдает той же хренотой?! Да не бывать тому!

— Принц желает подышать свежим воздухом, — резко сказал Ваньча, сжимая кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах, отвратно похожую на алкогольный тремор. — И напоминает, чтобы ты, Нир, держал рот на замке. Иначе запытаю.

Усатый шарахнулся, его глаза расширились от страха. Ваньча усмехнулся и подмигнул, стараясь смягчить эффект от своих слов:

— Не бзди. Пока ты держишь слово, и я свое сдержу. Все. Гулять.

Нир вновь поклонился, его плечи слегка расслабились. Он поднял из кресла китель и подал его Ваньче так, словно тот был девицей при галантном кавалере. Но, наверно, нужно было привыкать. ПрЫнц, мать его!

Рассмеявшись, Ваньча неловко всунул руки в рукава, присев немного, чтобы куда более низкорослому Ниру было сподручней. Китель сел как влитой. Ваньча глянул в зеркало и даже задержался немного, разглядывая свое новое отражение. Нир подал фуражку с высокой тульей, накинул господину на плечи строгую шинель цвета хаки, и образ стал полным. Так мог бы выглядеть щеголеватый штабной офицер во времена царя-батюшки.

Не так и плохо, в конце концов... Особенно в свете того, как кончилась прошлая жизнь...

Выйдя из спальни и миновав вторую комнату с тяжелыми бархатными шторами, золоченой мебелью и портретами важных на вид людей в пышных одеждах, которая, судя по обстановке, была гостиной, Ваньча побрел по узкому коридору.

По-прежнему как-то вроде бы штормило. Приходилось ловить себя в пространстве, чтобы не приложиться плечом о близкую стенку. Чух-чух и пых-пых стали ближе, и когда Ваньча распахнул дверь с круглым иллюминатором, стало ясно почему.

Замерев с разинутым ртом, он остановился, едва перенеся ногу через порог. Они... летели. Спальня, сортир, роскошно обставленная гостиная и узкий коридор — все это располагалось внутри огромной летучей машины, которая, неторопливо взмахивая странными крыльями, более всего по конструкции похожими на крылья летучей мыши, и застилая все позади себя клубами снежно-белого дыма, продвигалась вперед к близким уже горам.

Глава 5

— Я слышал, ты велел Áушку с паролета скинуть. Чем не угодил? — офицер, явившийся по Ваньчину душу однозначно сильно не вовремя, теперь смотрел с любопытством, прищурив один глаз.

Аушку? Какого?.. Стоп! Стопэ! Это про жопастого, что ли? Ваньча почувствовал, как между лопатками похолодело и даже как-то, что ли, стянуло. Он сказал, а они… Это потому, что раньше уже были прецеденты?! Ваньча резко выпрямился, сжимая кулаки.

— Как скинуть? Вы что? Зачем? Я совсем не то имел в виду... — залопотал он, только сейчас в ужасе осознав, что своим «выкинуть», сам того не понимая, приговорил парня к смерти.

— Скидывать не надо? Ну я так и подумал, что фигня какая-то и недопонимания, — офицер рассмеялся, обнажив ряд желтоватых зубов. — Тогда пойду, а то Тейт его уже поволок.

Сказав это, мужчина приложил два выпрямленных пальца к солнцу на своей фуражке и почти бегом кинулся куда-то в сторону хвоста адской машины, откуда действительно неслись тоскливые крики и ругань.

Ветер донес обрывки фраз: «Да отпустите же! Я ничего не...» Еще тут, стало быть, этот самый Аушка, не скинули. Значит, поскакавший в ту сторону хлыщ, который Ваньче почему-то откровенно не понравился, успеет. Фух!

— Это, блин, кто? — тихо спросил Ваньча Нира, которого постановил считать своим денщиком.

— Господин Вьюд-Ге Тот, капитан этого паролета и ваш неизменный... гм... собутыльник. Вот только он пропускает или сливает куда, а вы, извиняюсь, жрете в три горла.

— Поня-ятно, — протянул Ваньча задумчиво.

Такое тоже следовало мотать на ус. Зря их сбрил. Придется назад отращивать... Да и бороду заодно можно... Давно о ней мечталось, как такое вот в моду вернулось, но служба завести не позволяла.

— А это, стало быть, паролет? — спросил он, оглядывая гигантскую конструкцию.

— Он. Новая модель. В честь вашего батюшки назван, — с гордостью ответил Нир. — Самый быстрый в эскадре!

— И куда мы на нем путь держим?

— Сначала к дроу. Задерживаться не будем, но должны завезти им обещанную партию камней силы. После зайдем в Атаргатис уголь загрузить и иные припасы, а потом уж прямым маршрутом в столицу. Нсу-бити Од-Эне Ра вас видеть настоятельно жела...

— Погоди-ка... — Ваньча взмахнул рукой.

Глаза слезились от ветра, но ему показалось, что внизу, по открывшейся только что поляне, залитой солнцем, кто-то бежит к кромке леса. Фигура была слишком далеко, чтобы разглядеть детали, однако что-то неявное, но мощное привлекло в ней Ванчино внимание. Сердце неожиданно забилось чаще.

— Надо же, — хмыкнул за спиной Нир, прищурившись, — дроу. Да еще среди белого дня. Куда это она?

— Дроу? — переспросил Ваньча, всматриваясь.

Нир тут же с очередным поклоном подал ему какую-то конструкцию, похожую на очки, но с блестящими медными деталями в виде многочисленных шестерней.

— Подстройте под себя, сиятельный принц. Простите, воспользовался сам...

Ваньча принял окуляры, сменяв их на снятую для удобства фуражку. Все размылось, но колесики по бокам от стекол были прилажены не зря. Судя по всему, конструкция работала как бинокль, а значит…

Небольшой проворот, и происходящее на земле стало более четким. Дроу... Надо же! А фигурка-то у нее ничего! Не хлипупендра ростом метр с кепкой вроде Женьки...

Внезапно в той стороне, куда недавно ушел капитан паролета, раздался отчетливый выстрел. Затем другой. Ваньча вздрогнул и закрутил головой. Девчонка дроу внизу припустила еще быстрее, ее движения стали более резкими, паническими. Неужели кто-то стреляет по ней? Сбросив шинель на руки Ниру и сдернув на шею очки, Ваньча рванул на звук выстрелов.

Обогнув трубы, он увидел у ажурного ограждения верхней, явно прогулочной палубы паролета двоих — капитана Тота или Тама (хрен знает, уже забыл) и еще какого-то типа в форме. Рядом, вытянувшись во фрунт, стояли еще двое в мундирах попроще — без золотого шитья. Встрепанный жопастый, который только чудом не успел изобразить из себя птицу, топтался в сторонке и, увидев Ваньчу, шарахнулся и кинулся бежать, мгновенно скрывшись в клубах дыма, в этот момент снесенного ветром на палубу.

Капитан выстрелил, а после передал ружье второму офицеру. Этот подлец перезарядил, прицелился и вновь нажал на спусковой крючок. Ваньча, которому до этих двоих ублюдков было еще довольно далеко, глянул вниз — дроу все еще бежала, петляя зайцем. Белоснежные, особенно заметные на солнце волосы летели по ветру, руки прижимали к бедрам пистолеты в странной неудобной кобуре, по спине била тяжелая торба с вещами. Отстреливаться девица даже не пыталась, словно знала, что бесполезно.