Три по цене одного. Стреляй или умри

Пролог

Надежды не осталось.

Женька сумела вытащить из подбитого вертолета Ваньчу, а следом и Харитона — в миру пилота Сергея Харитонова, который согласился лететь за другом в самый ад. Но это лишь отсрочило общий конец.

Ракета ударила в хвост, повредив рулевой винт. Вертолет неуправляемо закрутило. К счастью… или к несчастью, машина в тот момент шла совсем низко, падать оказалось не так и высоко…

От удара о землю сама Женька — майор медицинской службы Евгения Томилина — получила множественные ушибы и, похоже, перелом нескольких ребер. А вот Ваньча — командир десантно-штурмового батальона майор Иван Корсаков, тяжело раненый во время последнего боя — так в сознание и не пришел.

Буквально заледеневшая от страха Женька, перетащив Ваньчу из загоревшейся машины до небольшой котловинки чуть в стороне, прикоснулась к его сильной шее. Пульс под пальцами был. Слабый, неровный, но был.

Разбираться обстоятельнее не оставалось времени. В вертолете, который мог вот-вот взорваться, еще оставался Харитон. Втравленный в эту авантюру практически против воли Харитон…

— Прости меня, — выдохнула Женька после того, как переволокла его в ту же котловинку и уложила рядом с Ваньчей.

— Не ерунди, — хрипло отозвался тот и усмехнулся через залившую лицо кровь. — Ваньча не только твой друг.

Это было правдой. Судьба свела их троих еще в детском доме. И с тех пор они так и пошли по жизни вместе. Ваньча всегда был заводилой и основной «бронебойной силой». Харитон прикрывал ему спину и работал «голосом разума», когда Ваньчу, бывало, заносило. А языкастая и язвительная Женька под прикрытием двоих своих то ли поклонников, то ли действительно друзей, но точно защитников занималась «связями с общественностью».

После того как родной детдом решительно закрыл за их тощими спинами двери, предоставив полную самостоятельность, в первый же призыв парни предсказуемо отправились в армию. Ваньчу, как самого здорового и спортивного, определили в десантуру, Харитона — в службу наземного обеспечения вертолетного полка. Женька же, оставшись «на свободе» и предоставленная сама себе, внезапно взялась за ум и неожиданно для многих устроилась на работу в больницу.

И эти вроде как несвязанные друг с другом события определили для них все. Ваньча после «срочной» решил связать свою жизнь с армией и подписал контракт, оставшись служить в любимой и исключительно точно отвечавшей его по-прежнему «бронебойному» характеру десантуре. Харитон во время службы буквально заболел вертолетами и начал истово готовиться к поступлению в летное училище. А Женька так проявила себя в больнице, что коллеги сначала подбили ее начать учиться дальше — на фельдшера, а после руководство и вовсе направило ее на учебу в институт по целевому набору, «от предприятия» — как перспективного молодого специалиста.

Виделись они теперь значительно реже, но из виду друг друга никогда не теряли, хоть жизнь на этот период и раскидала их по разным городам. Зато, когда все-таки встречались – по скайпу или редко, но метко, лично, вживую, — тем для разговоров стало больше. Ведь каждый мог рассказывать о чем-то своем, отдельном, а потому для остальных новом.

Куда более серьезным ударом и настоящей проверкой для их дружбы стала внезапная женитьба Ваньчи. Объяснением этой внезапности стал ребенок, вскоре родившийся в его молодой семье. Напившись по этому случаю, он проболтался, что и женился-то «по залету». Харитон бушевал и называл друга идиотом: мол, не то это основание для крепкого брака и вообще для нормальной совместной жизни. Уж кому-кому, а детдомовцам, многие из которых и были вот такими — неугодными, не ко времени залетными, — этот незатейливый факт должен быть отлично известен. А вот Женька с решением Ивана, опустив глаза, согласилась. Сказала только, что «ребенок ни в чем не виноват», и тему закрыла.

Девица, которая окольцевала Ваньчу, оказалась той еще стервой. К Женьке неистово ревновала, Харитона почему-то считала опасным для «морального облика» своего свежеиспеченного супруга, а потому обоих целеустремленно от дома отваживала. Получалось плохо, тем более что всех троих дополнительно и вопреки всем ухищрениям Ваньчиной супруги объединила еще и армия. Даже Женька, как ни кричала, что война — зло, а воюют одни идиоты, стала военным врачом, хирургом. Начала было учиться в обычном медицинском, но на последних курсах взяла да и перевелась в Военно-медицинскую академию в Питере. А после, уже получив диплом, закончив интернатуру и получив назначение, резала, кроила и шила солдат и офицеров родной армии. Латала раны, полученные в горячих точках, вырезала пули и засевшие глубоко в теле осколки, а кроме них банальные жировики, аппендиксы и защемленные грыжи.

Так что, когда Ваньча и Харитон, который в конце концов тоже надел форму, оказались в очередной «горячей точке», никто не удивился, что и Женька вскоре появилась там же. Написала рапорт и попросила себе новое назначение — в контингент базы, на работу в тамошнем госпитале.

— Подержи кончик, — Женька зубами взодрала упаковку бинта.

Интро

«Послушайте, пока я рассказываю, что должно произойти в грядущие времена мира. Смерть и ужас приидут в Подземелья Мрака. Дроу перестанут делать добрые дела, и правда исчезнет. Они станут глумиться друг над другом, насмехаться над молодостью, откажут в уважении старости, забудут, что такое дружба, перестанут любить жен, мужей и детей своих, но обретут злобу и зависть. Тогда наступят времена темного невежества и нужды. Стоящие в основе будут прибегать ко лжи, чтобы сохранить власть. Остальные забудут покорность. Ни законы, ни соглашения не будут соблюдаться, а речь нечестивца станет многим более приятной, чем слова мудреца. Все кладбища окажутся заполнены кровью после войн и раздоров с люденсами и детьми Луноликой Упуаут. И тогда в изгнании заявит о себе дроу, который окажется избранником Королевы Паучьей священной Ёрд. Сей дроу будет стоять за сынов и дочерей народа своего, но не возжелает войны с другими. А на теле его или ее обнаружится начертанное благословение. Это учует самое сердце всех дроу, и захотят они поставить избранного или избранную Богиней под собой, в самую основу, вместо прежних лживых, трусливых и жестоких властителей. И тогда никто не скажет: „Инфериор здесь или там“, но „это он“».

Документ: предсказание Койолшауки-Тарку-Йына — чтеца святилища Паучьей богини Ёрд.

Источник: закрытый архив инфериоров Подземелий Мрака.

Записано кровью священного гисане.

Хранить магически.

Срок хранения: вечно.

Гриф: совершенно секретно.

Глава 1

Боли уже не было. На самом пороге смерти отступило все — и боль, и ярость, и отчаяние, и унижение от того, через что ее провели эти... Называть их людьми просто не получалось. Их образы в памяти Женьки были смазанными, но оттого не менее мучительными. Когда наконец-то навалилось небытие, вобравшая в себя Женьку чернота оказалась глухой, бархатной и жирной, как сажа. Она душила, засасывая, обволакивая ее со всех сторон, лишая ощущения времени и пространства. А потом рядом возникли голоса, непонятно как и откуда пробившиеся сквозь эту липкую тьму.

— Она слишком слаба... — прозвучал первый голос, молодой и, как показалось, неуверенный, даже испуганный.

— Зато Теояомкуи-Доан-Кехт казалась сильной! Вот только была глупа как пробка, и душонка в ее теле жила слабая и трусливая. Так что эта вышестоящая нам подходит. Она сможет выдержать... — ответил второй.

Этот голос был совсем другим. Уверенным, жестким и резким. Не было сомнений, что командует тут именно тот, кто и говорит вот так — будто режет.

— Но... — первый все же нашел в себе силы возразить, но ничего из этого не вышло.

— Свет тебя побери! — тут же перебил его второй, и в его тоне явно звучало раздражение. — Что — но, Йомшоэнгер-Дагда-Йын?

— Я бросал кости священного гисане. Они легли... странно, инфимус. Позвонки смешались с клыками. Предки говорят...

— Предки давно молчат! А вот нам надо выжить и победить, чтец. Если все вскроется... — второй голос стал еще резче, и в нем послышалась угроза.

— Риск велик, инфимус...

— Мы пойдем на него. Не спорь. Я принял решение, и оно нерушимо. Эта вышестоящая... — второй голос зазвучал теперь задумчиво.

— С ней еще двое. Они связаны. Кости говорят... — снова вставил первый, но продолжить ему так и не дали.

— Засунь их себе в зад, или, клянусь Паучихой Ёрд, я возьму себе другого чтеца. И если это произойдет, он будет предсказывать уже на твоих позвонках и клыках, Йомшоэнгер-Дагда-Йын! Жертва вот-вот будет принесена. Не упусти душу, удерживай, пока я стану привязывать ее заклятьями к телу этой дуры.

И тут Женька, до того витавшая свободным духом, почувствовала, что ее куда-то тянут. Так, наверно, могла бы ощущать себя рыба, вдруг оказавшаяся в чьих-то сетях. Крепкие «веревки» обвивались вокруг все теснее, они были невидимыми, но ощутимыми, словно сплетенными из самой тьмы. Она забилась, заметалась, полетела куда-то вниз... и вдруг открыла глаза.

— Получилось, — сказал тот, кого ранее назвали инфимусом.

Сомневаться в том, что это именно он, не приходилось: неприятные интонации его голоса было трудно забыть или перепутать.

Женька глянула на этого типа, зажмурилась, глянула еще, а после даже протерла глаза, но картинка и не подумала меняться. Этот самый, прости господи, инфимус, представший перед ней, был черен, как гуталин — куда там обычным неграм!

Его кожа была настолько темной, что, казалось, поглощала тусклый свет, который только и был в этом мрачном помещении. Но при этом его волосы оказались абсолютно белыми. Жемчужно-платиновые локоны, заплетенные в несколько витиеватых кос, открывали узкое, как топор войны, лицо. Нос был длинным и каким-то... хрящеватым. Губы тоже оказались совсем не толстыми, как у представителей негроидной расы, а как раз наоборот — неприятно узкими, да еще и напряженно-поджатыми, искривленными в каком-то полуоскале.

Глаза под белоснежными бровями горели красными угольями — словно в голове у незнакомца кто-то развел костер, и его отсветы были видны через прозрачные «линзы» радужки. Впрочем, пламя это очень быстро погасло. Радужка так и осталась красной, но уже не огненной. А главное, теперь стало видно, что ее рассекают черные щели по-кошачьи вертикальных зрачков.

Дела...

Женька, изумленная до оцепенения, перевела взгляд на второго типа, топтавшегося рядом. Тот тоже был черным, как хорошо начищенные армейские берцы, беловолосым и красноглазым. Правда, оказался ростом поменьше и был явно моложе — кожа выглядела более гладкой, черты лица мягкими, а в его взгляде читалась неуверенность и даже страх.

И... уши...

Как Женька сразу-то внимание на них не обратила?! Уши у обоих существ были островерхими, чуткими и подвижными, словно у собак или лошадей. Или у кошек. Да, скорее, как у кошек. Правда, в отличие от них, располагались они по-человечьи — по бокам — и были гладкокожими, а не покрытыми шерстью.

Кроме того, у них имелись вполне человеческие мочки, оттянутые вниз витиеватыми серьгами. У того типа, что был старше и звался каким-то там инфимусом, украшения оказались более массивными и даже на вид дорогими, украшенными какими-то умело ограненными каменьями глубокого черно-красного цвета. Висюльки в ушах второго — более молодого — выглядели куда более легкими и дешевенькими, явно сделанными из простого, а не драгоценного металла.

Глава 2

Вопрос был таким... По классике: интересным. Да и то, что нащупали её пальцы, было, мягко говоря, непривычным... Да что там! Оно оказалось чужим! Кожа под пальцами была странно прохладной, а очертания головы — слишком угловатыми, не такими, как она привыкла.

Женька отдернула ладони, вытянула руки перед собой и уставилась на них во все глаза. Они были черными! Такими же точно черными, как морды тех двоих, которые все еще маячили по соседству.

Женька пошевелила пальцами, и они послушно задвигались. Длинные, сильные и опять-таки по форме вполне человеческие, они заканчивались крепкими черными же когтями, острыми и слегка изогнутыми, словно у хищной птицы. В остальном же были… вполне обычными: узкие, но сильные запястья, крепкие предплечья….

Правое обвивала белая, а оттого яркая на черном фоне татуировка, затейливые узоры которой, совершая полный оборот, замыкались у самого локтя. Линии переплетались в странные символы, напоминающие то ли древние руны, то ли следы когтей какого-то неведомого зверя.

Женька вновь и на этот раз целенаправленно и осознанно отдала мысленный приказ: велела себе пошевелить своими настоящими, а не вот этими непонятными руками, и... И, сука, чужие пальцы на чужой руке перед ее лицом послушно сложились сначала в красноречивые факи, а после заплелись в две убедительные фиги!

— Твою мать... — пораженно повторила она и уставилась на своего черномордого визави. — Что за хрень?

Её голос тоже звучал чуждо. Оказался более низким и хрипловатым, чем она привыкла.

Инфимус (что бы это ни значило!) вздернул белоснежную бровь, переглянулся со своим более молодым подельником — тот нервно переступил с ноги на ногу, будто ожидая начальственного гнева — и удовлетворенно кивнул:

— Все в норме. Она говорит на нашем языке и должна нас понимать. Теперь можно двигаться дальше... Та-ак...

Черномордый инфимус вновь склонился над аппаратом, который уже один раз чуть не взорвал Женьке голову. Прибор напоминал странный гибрид алхимического тигля и радиоприёмника: медные трубки, переплетённые с кристаллами, мерцающими тусклым синим светом.

Инфимус что-то в нём подкрутил. Причём опять как-то так, что возникла та же ассоциация с радиоприемником. И если раньше на неё навел громкий треск в голове, то теперь и действия долбаного инфимуса выглядели так, словно он подстраивал волны, добиваясь какой-то там чистоты и точности приема... Или передачи!

Женька, чуя, что сейчас ей в голову что-то снова «прилетит», вытянула руку и разинула рот, но возразить или попросить пощады не успела. Когтистый палец этой нагуталиненной сволочи вжал небольшую кнопку.

От боли выгнуло так, что Женька, взвыв, повалилась обратно на то, на чем до этого и лежала, изрядно треснувшись при этом головой — высокий стол (тут уже возникла другая ассоциация: подумалось, что он высотой как раз такой, чтобы походить на операционный) был, похоже, каменным. Холодная, гладкая поверхность, с вырезанными по краям странными то ли линиями узора, то ли символами, то ли и вовсе буквами чужой письменности.

— Что ж ты творишь-то, сволочь?!

Тип дернулся, норовисто вскидывая беловолосую голову, глаза его опять полыхнули красным. Он простёр унизанную кольцами руку — каждое кольцо было украшено крошечными черепами — направляя её раскрытой ладонью Женьке в грудь, и та вдруг забилась, хватая широко раскрытым ртом куда-то пропавший воздух, рухнув во внезапно навалившееся удушье.

— Помни о своем месте. Ты здесь — никто. Чужая. Одиночка. Последняя из вышестоящих. Я — всё. Один из нижайших, глава клана. Уважай тех, кто сильнее!

Воздух вновь вернулся, Женька сделала отчаянный вздох и упрямо прохрипела в ответ:

— Уважения нельзя требовать. Его можно только заслужить. А я… Я привыкла уважать не тех, кто сильнее, а тех, кто этого достоин.

Чернорожий некоторое время порассматривал её, прищурив свои опять утратившие огонь глаза, потом кивнул каким-то своим мыслям. Да и вообще выглядел он, как показалось Женьке, не разозленным данным ему отпором, а, наоборот, вполне удовлетворенным. Даже губы расслабились — звериный оскал на лице сменился полуулыбкой:

— Верный подход, который, впрочем, может привести к большим неприятностям. Осторожное и разумное существо в незнакомом месте, в обществе тех, степень опасности которых трудно представить и предсказать, будет вести себя тихо.

— Я и веду себя тихо, — огрызнулась Женька и снова села. — Видите: в истерике даже не бьюсь, хотя все основания у меня для этого есть. Кто вы? И зачем вам я?

— Сейчас узнаешь.

Глава 3

Женька на всякий случай незаметно ущипнула себя за бедро — вдруг да все это ей банальным образом мерещится? Кожа под пальцами оказалась плотной, упругой, но совершенно чужой — не та мягкость, к которой она привыкла. Да и вообще ощущения от щипка стали лишь бледной тенью на фоне только что испытанной адской боли в голове. Так что эффект оказался нулевым.

Господи, что ж делается-то?..

Мало ей всей этой перевернутой с ног на голову иерархии, в которой главные и важные оказались снизу, а всякая шантрапа именовалась «вышестоящими»! Теперь еще и целый клан некромантов нарисовался! Нет, серьезно?!

Все знания о некромагии Женька получила из фэнтезийных книжек разной степени увлекательности и правдоподобности. И во всех этих книжках это были мрачные личности, очевидно, ненавидевшие все живое, раз столько времени проводили с мертвяками. Они упокаивали злобных, почему-то вечно голодных да еще и с какого-то хрена клыкастых покойников на кладбищах и бились с разного вида и рода костяными тварями, вырвавшимися из старых склепов... Или наоборот, создавали самых отвратительных монстров и целые армии из живых скелетов, чтобы натравить их на род людской.

Неужто чертов Кехт, чье полное имя запомнить было просто нереально, тоже так может?..

Женька окинула взглядом помещение — каменные стены, покрытые странными фресками, изображавшими непонятные, но очевидно ритуальные сцены с участием существ, напоминавших ожившие тени. В углу стояли странные сосуды с мутной жидкостью, в которой в которой что-то плавало. Показалось, что это какие-то органические фрагменты, и подкатила дурнота. Вот в морге во время практики в меде никогда ничего такого, а тут…

Это реакция нового тела с его пока что совершенно непонятной физиологией? Или просто в морге в роли покойников были другие, а самой Женьке ничего не угрожало?

Вопросов было слишком много, так что голова, и без того смурная, теперь больше всего походила на Мишкину кашу — в котелке все кипело и перло из-под крышки прочь, заливая огонек разума. Все было... дико. И сам этот мир со странными, какими-то перевернутыми отношениями, где у главных на голове топталась толпа «вышестоящих», вроде самой Женьки. И, конечно, сам факт, что она сама как-то оказалась здесь.

Как? Во всех ранее читанных фэнтезюхах попаданство приключалось, как правило, после того, как героиня или герой в родном мире умирали. Выходит, и она?..

Ладно, об этом после. Сейчас о другом, похоже, куда более насущном. О какой это миссии только что вещал черномордый Кехт? Что там такое особо секретное надо обязательно завершить? Настолько, что для этого пришлось магически привлекать существо из другого мира. Поди, не самое простое чародейство... А вот же ж — заморочились! Значит, сильно надо. Значит, без нее, без Женьки, им никак. Значит, поторгуемся. А то, понимаешь, больно много охочих на чужом горбу в рай въехать.

Инфимус, не будь дураком, в ответ на затянувшееся молчание «иностранной гостьи» и ее очевидную задумчивость пытливо прищурился, вновь навостряя уши. Эти остроконечные лопухи дрогнули и даже как-то провернулись, будто локаторы, улавливавшие малейшие изменения в условном «радиоэфире».

Кехт, явно опытный в общении со всякой там нежитью, который и была теперь, по сути, Женька, теперь точно ждал от нее проблем? Что сказать? Он оказался прав: в каком бы обалдении его иномирная гостья ни пребывала, просто так она ни на что соглашаться даже и не подумала бы! Не на ту напали, блин!

Суровая судьба, которая невзлюбила Женьку с самого начала, отправив расти не в любящую семью, а в детский дом, научила свою приемную дочь очень многому. И в первую очередь дала способность быстро и трезво мыслить. Причем особенно в те моменты, когда начиналась полная задница.

Ее призвали, чтобы она погеройствовала вместо несправившейся черноликой дроу? Да еще и погеройствовала тайно, если вспомнить разговор, подслушанный в самом начале?.. Что ж, она готова, но точно не «запростотак». Формат «ты работай, дурачок, мы дадим тебе значок» был годен именно что для дурачков, к которым майор Евгения Томилина себя причислять не привыкла.

— Значит, я вам нужна, — удовлетворенно заключила она и усмехнулась как могла пакостно.

Губы разошлись, обнажая острые клыки. К их наличию во рту тоже еще следовало привыкнуть, но сейчас этот почти звериный оскал в адрес долбаного Кехта показался штукой на редкость уместной.

— Нужна же? — Кехт смотрел мрачно и в глубине его алых глаз начал разгораться недобрый огонь, но отступать совершенно точно было некуда. — А вот вы мне с этой вашей миссией вообще на хрен не сдались. Не сумеете со мной договориться, обгажу вам малину со всяческим тщанием... А могу, напротив, приложить все усилия, чтобы ваше дельце, каким бы оно ни было, оказалось успешным... Короче! Что в ответ предложить можете, чем заплатить за услугу сможете?

Глава 4

Грудь сдавило болью, которую неизбежно вызвали слишком свежие воспоминания.

— Верни мне моих мертвых друзей, некромант, — тяжело сказала Женька. — А уж после требуй с меня идти туда, не знаю куда, и делать то, не знаю что.

— А я говорил, что они... — тут же сунулся местный монгол на «Й», ломая весь сказочный пафос Женькиной речи, и незамедлительно огреб от Кехта — глаза у того вновь заполыхали, пальцы тут же вскинутой руки скрючились, и встрявший поперек начальства «молодой» отлетел к стене, изрядно приложившись о нее всем телом.

Магия... И в то же самое время, параллельно с ней — прибор на «батарейках» (или чем там для него были упомянутые камни силы?) и какой-то там паролет, на котором должны прибыть солнцелюбивые люденсы...

Значит, здесь, в этом странном мире, в который Женьку занесла нелегкая, живут как минимум две расы: эти самые черномордые дроу и люденсы... Люди? Может, и так, а может, и нет. Зато очевидно, что именно люденсы здесь технически куда более продвинуты. И сей факт вызывает у одного малоприятного типа по фамилии Кехт и по должности инфимус жестокую зависть и даже злобу... Жопа у него подгорает, если называть вещи своими именами!

Хотя какой с этого ей, Женьке-Теоямкуи, с этого навар? Интересно, но не более. И в любом случае с этим можно будет разобраться потом. Сначала Ваньча и Харитон.

— Так вот. Я хочу, чтобы ты дал такой же шанс, что дал мне, и моим друзьям. Подыщи им новые тела, перемести души, позволь им просто жить. Ты ж вроде рассказывал, что сильнее тебя в некромагии никого тут и нет? Или я что-то в твоих словах неправильно поняла?

Черномордый Кехт молчал и «стриг» ушами. Его остроконечные уши нервно подрагивали, поворачиваясь то к Женьке, то к выходу, словно улавливая и там какие-то звуки и, кажется, их опасаясь. Глядя на то, как они двигались, резко рассекая воздух, Женька, собственно, и осознала до конца, что означает это нередко встречавшееся ей в литературе выражение — «стричь ушами».

Обычно, правда, классики употребляли его применительно к разной животине вроде лошадей, но им-то так вот не «повезло», как Женьке, не видали они такое чудо чудное, как дроу. Уши Кехта были гладкими, без волосяного покрова и в этом смысле практически как у людей, но двигались они с поразительной точностью и как-то так, что первым делом думалось про хищника, выслеживающего добычу.

— Это для меня действительно несложно, — наконец, возвестил этот типус (куда как точнее определении, чем непонятный инфимус!) и кивнул, его алые глаза сузились, будто оценивая возможные последствия этого обещания. — Тела найти и вовсе просто — разумные смертны. И зачастую глупо смертны. Но подходящие оболочки могут оказаться где угодно. Тебе придется поверить мне на слово...

— Которое ты подкрепишь клятвой. Магической! — торопливо выпалила Женька, чувствуя, что и так продешевила — уж больно легко долбаный дроу пошел на сделку.

Ее новые пока еще непривычные, но, кажется, исключительно крепкие когти опасно шкрябнули по краю каменного стола. Если бы это было дерево, наверно, борозды бы остались, а так… И вообще не об этом же сейчас! Как понять, что стоит за столь легким согласием на выдвинутое Женькой условие? Долбаный Кехт действительно настолько силен? Или просто рассчитывает обвести вокруг пальца?

— Хорошо, — инфимус вздохнул, его узкие губы искривились в гримасе, — но мне потребуется некоторое время на подготовку к проведению обряда. Некромантия не терпит суеты, мертвые достойны уважения... Так что я займусь реализацией этого твоего условия чуть позже. Теперь же, Теояомкуи-Доан-Кехт, вернемся к той миссии, которую ты должна довести до конца.

— Стоп! Положим, я не все знаю. Положим, ты мне сейчас не врешь, и намагичиить то, о чем я прошу, ты сейчас и правда не можешь... Но клятву-то дать тебе точно ничто не мешает! Так что не конопать мне мозги. Ни о какой миссии я и слушать не стану, пока не получу от тебя магически заверенное обещание, что ты сделаешь ту малость, о которой я прошу: вернешь к жизни моих друзей.

— Так или иначе?.. — уточнил, щуря алые глаза Кехт.

— Баобаб не подойдет!

— Что? Какой еще?..

— Это такие деревья в том мире... — влез в завязавшийся торг второй черномордик и тут же шарахнулся, прикрывая голову руками и явно ожидая нового наказания. Его уши прижались к голове, как у напуганного зверька, а глаза расширились от страха.

Хорошая работа у парня. И начальник — просто-таки душка, добрейшей души чел... Ммм... Ну, то есть, дроу. Женька едва сдержала саркастическую ухмылку, незачем было лишний раз злить Кехта, да и сосредоточиться следовало на куда более важном: на судьбе Харитона и Ваньчи.

— Мои друзья должны прожить нормальную жизнь в вашем мире: не в теле зверя, не в виде безмозглого камня или дерева, а в теле полноценного молодого и здорового разумного. Вот что я имею в виду. Клянись, что сделаешь это. А уже после обсудим подробности моего участия в затеянной тобой авантюре.

Глава 5

Воспитательно-садистская пауза затягивалась, и Женька кашлянула, привлекая к себе внимание. Звук её нового голоса, низкого, слегка хрипловатого, непривычного, смутил ее саму. Зато Кехт наконец-то отвернулся от своей жертвы и вновь перевел взгляд пылающих глаз на Женьку. Его вертикальные зрачки сузились, словно у кошки, готовящейся к прыжку, а острые уши напряглись, кажется, еще больше вытянувшись.

— В вашем ущербном мире, лишенном магии и населенном одними лишь люденсами...

"Значит все-таки люденсы — это люди! Свои, в отличие от этих остроухих!" — тут же смекнула Женька и вновь навострила собственные уши-локаторы — теперь не иносказательно, как в прошлой жизни, а самым натуральным образом.

— ...женщины способны зачать ребенка только после контакта с мужчиной.

Женька было сунулась возразить, но передумала, решив, что нехрен делиться информацией о реальных возможностях современной земной медицины с явным врагом. Потому что вот в чем, в чем, а в этом сомнений не было никаких: эта беловолосая и черномордая злобная скотина не была ей ни товарищем, ни даже партнером по общему делу. Вражина! Как есть вражина!

Кехт тем временем продолжил. Его голос звучал насмешливо, словно он развлекался, объясняя очевидные вещи глупому ребёнку:

— В нашем сильный маг способен посеять семя в чреве избранницы и без телесного контакта. Главное, чтобы дроу, согласившаяся стать матерью, тоже была одарена магически. Такого рода беременность, результатом которой всегда становится рождение ребенка, обладающего колдовским даром, для любой дроу почетна, но и опасна. Если младенец внутри нее окажется сильнее — магически и... ну, скажем, характером, силой воли, то он может уничтожить душу своей матери, выжечь ее. Что и произошло с моей глупой вышестоящей родственницей, которая пребывала в твоем нынешнем теле ранее. Предстоящее материнство убило ее...

Женька подумала и еще раз категорически решила, что с учетом общей дикости ситуации, ничего такого уж совсем страшного ей не предлагают. Главное, что ложиться для этого ни под кого не придется. А так... Ну, поработает она суррогатной мамочкой! Ну повоюет морально-магически с тем, кто окажется у нее внутри (еще бы понять как, но ведь, наверно, объяснят…) Короче, ничего страшного. Противно, конечно, зато, считай, непорочное зачатие!

После того, как Женька страстно, со всей силой своей натуры, влюбилась в собственного лучшего друга Ивана Корсакова, а тот сначала в ее сторону в этом смысле просто не смотрел, а потом взял да и женился на какой-то дуре крашеной, она поменяла в своей постели немало мужчин, к которым была откровенно равнодушна.

Все искала, дура такая, клин покрепче... Иногда думалось, что зря. Что надо было давным-давно открыться. Но Женька на это так и не решилась, боясь испортить то, что еще в детстве, в детском доме, сложилось между ней и Ваньчей с Харитоном — настоящую дружбу, про которую говорят, что та поважнее, понадежнее и посильнее иной любви.

А потом стало поздно. Потому что Ваньча женился «по залету», а ребенок ни в чем не был виноват и, как минимум, имел право расти в нормальной, полной семье. Без единого намека на перспективу пройти тот путь, что прошла сама Женька, лишившись родителей.

Возможно, те же мысли руководили и самим Ваньчей, когда он решился на этот шаг и связал свою жизнь с женщиной, которая его мечтой не была уж точно, но для самой Женьки, для ее чувств все это точно не меняло ничего.

Короче говоря, после того, как Ваньча сыграл свадьбу, оставалось только держать марку, скрываться и изображать полное довольство одинокой жизнью... И только на пороге смерти выяснилось, что точно так же поступал и Харитон — держал лицо, изображал завзятого холостяка, прятал себя истинного... Эх...

Интересно, что-то изменилось бы в их общей судьбе и в судьбах каждого из них в отдельности, если бы они не молчали о том, что было действительно важно?..

Ладно, не о том сейчас. Значит, магическая беременность... И даже ради нее ложиться ни под кого не придется... А роды? Тоже магические? Или со всеми «радостями жизни», да еще и при помощи местной, весьма сомнительной по своему уровню медицины?

Видимо, эти мысли, забурлившие у Женьки в голове, читались достаточно легко и без «озвучивания», потому что на лице проклятого черномордого появилась гаденькая улыбочка. Его тонкие губы растянулись, обнажив острые клыки, а в глазах вспыхнул уже знакомый зловещий огонёк. Он явно собирался сказать очередную гадость, но тут в разговор опять влез молодой дроу:

— Все не так страшно, как вам, наверно, представляется... — начал он и...

Женька только успела зажмуриться, когда вспышка яростного алого света затопила помещение. Воздух наполнился запахом горелой плоти и серы. Что-то грохнуло, мерзко квакнуло, зачавкало, засвистело, словно сдуваясь... Когда она осмелилась приоткрыть один глаз, то увидела, как последние искры магии догорают в воздухе, оставляя после себя едкий дымок.

Глава 6

Женька, решившись, открыла оба глаза и все равно ничего не поняла, хоть ее новые глаза наверняка с такими же, как у долбаного Кехта по-кошачьи зрачки, вертикальными зрачками и были настолько хороши, что улавливали малейшие детали в полумраке подземелья.

Нет, Женька видела все, но… не понимала. Кехт теперь в комнате был один. Чернолицый монгол Йын куда-то делся. Да и пахло в подземелье как-то странно. Да, горелым, но и одновременно тухлым. Бедолажный подельник инфимуса, чтоб ему поноса со рвотой на пару суток… сгорел?! Был магически уничтожен вот прямо сейчас, у Женьки на глазах?! Просто потому, что посмел ее хотя бы немного успокоить?!

На полу вдруг кто-то завозился. Женька опустила глаза и с трудом удержала себя от визга, с изумлением обнаружив рядом с каменным столом, на котором она сама все это время и сидела, какую-то абсолютно отвратную тварь. Размером она была с большую летучую мышь. Только бескрылую и с красными вампирьими глазками...

Ох ты! С очень печальными и дико перепуганными глазками бедного Йына...

Блин... Женька, раздумав визжать, присмотрелась внимательнее. Но попытка идентифицировать по виду или роду существо, в которое превратился молодой чтец, ни к чему не привела. Из земных тварей внешне ближе всего действительно подходила летучая мышь — то же костлявое тельце, покрытое кудлатой белой шерстью с темными подпалинами, те же уши-локаторы, те же передние лапки, пальчики на которых заканчивались неприятно крупными и острыми когтями. А вот дальше... Жуть! Словно к половинке мыши сзади приделали кусок волосатого паука о шести ногах, каждая из которых опять-таки заканчивалась чем-то вроде когтя, а к заднице паука, в свою очередь, приладили закрученный скорпионий хвост, украшенный длинным острым шипом...

Существо тряслось, его многочисленные конечности дрожали, а шерсть местами была опалена. Оно неуверенно переступало на своих многочисленных лапах и, кажется, икало — тельце вздрагивало при каждом звуке. Оно было страшным... и в то же время бесконечно жалким, несчастным... И однозначно разумным, раз в нем был заключен «монгол» Йын... Жалко парня. Ни за что ведь пострадал.

— Злые вы, — мрачно изрекла Женька, — уйду я от вас.

Цитату из старого анекдота, понятно, никто, кроме нее, не понял, но ситуацию это изменило мало.

— Уйдешь, — подтвердил по-прежнему нехорошо улыбавшийся Кехт. Его алые глаза мерцали в полумраке, как угли. — Но чуть позже. После того, как люденсы привезут камни силы, а мой прибор вновь заработает. Ты многое должна принять, вышестоящая. И многое осознать...

Остро хотелось послать ко всем чертям проклятого дроу. Но на кону был шанс. Тот самый шанс, который могли получить Ваньча и Харитон. Женька стиснула зубы так, что её новые клыки впились в нижнюю губу, и со всей силой классовой ненависти уставилась на своего визави.

Повисла тишина, нарушаемая только капающей где-то водой. Мышепаук Йын на полу тихонько скребся и по-прежнему слабо икал. Где-то в отдалении что-то мерно ухало и вздыхало — будто работал большой механизм.

Странный мир, вот, ей-богу, странный. Если магия, то должны быть кони, плащи-невидимки и «вострые» мечи... Как там у Кэрола в истово любимой Женькой «Алисе в стране чудес»?

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по нове,

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.

Вот уж точно ни отнять, ни прибавить! И мумзик (или все-таки зелюк?) печально хрюкотал на полу, и даже местный Бармаглот с погоняловом Кехт имелся.

Вот только сказочно-ужасную атмосферу «страны чудес» портила электрическая лампочка под потолком, паролет, на котором должны были привезти «батарейки» для прибора Кехта, и сама эта хрень с проводами, через которые Женьке чуть не выжгли мозг...

Да и люди... Эмм... В смысле, нелюди... Они здесь тоже очень были странными. Вот за что, спрашивается, этот долбаный инфимус Йына в тварь невиданную уделал? С таким «добряком» надо держать ухо востро. Женька пощупала свое «вострое» ухо (ну, за неимением меча) и открыла торги:

— Я тебя услышала. Цена устраивает. Но повторюсь: ничего не будет, пока ты не проведешь обряд по вселению душ моих друзей в тела кого-то из местных. Ты наглядно продемонстрировал свое отношение к тем, кто помогает тебе в твоих начинаниях.

Йын на полу затрясся, заикал чаще, а его многочисленные конечности нервно задергались. Милейшая тварюга! Ночью увидишь, до сортира не добежишь.

— Я же сказал, — раздраженно буркнул инфимус, — нужно время, чтобы подготовить ритуал.

— А я и не тороплюсь. Мне спешить некуда. Беременность — дело такое. Тебе к ритуалу подготовиться надо, а мне попривыкнуть к мысли, что скоро...

Глава 7

Похоже, временное выключение сознания пошло на пользу. Очнувшись, Женька чувствовала себя уже совсем по-другому. Её новые глаза быстро адаптировались к полумраку помещения, улавливая малейшие движения теней, уши слышали то, что обычному человеческому слуху просто было недоступно. А главное, ушло полное и всеобъемлющее офигение, в котором она пребывала поначалу.

Соображалка начала работать куда четче, и, как следствие, исчезло ощущение сказочности всего происходящего с традиционным «жили они долго и счастливо...» в конце. От всем известной формулы осталось только «и умерли в один день». А к нему в довесок пришло четкое понимание: чтобы в этом самом распрекрасном сказочном мире не сдохнуть или не стать чьей-нибудь неразумной игрушкой, надо вести себя, словно так и остался в суровой реальности родного мира. Да еще и на поле боя, где закон один: стреляй или умри.

Женька открыла глаза и мрачно уставилась в потолок. Вокруг было тихо и черно как в могиле — лишь наверху неярко поблескивали синевато-туманные огоньки, свисающие с потолка на странных тонких нитях. Местный вариант светодиодов, запитанных то ли магией, то ли очередными и все еще абсолютно непонятными камнями силы?

Впрочем, было ощущение, что глаза свежеобретенного тела справились бы даже при куда менее ярком освещении — не зря ведь были снабжены узкими кошачьими зрачками существа, которому комфортно жить в темноте или охотиться ночью. Цветов видно не было, лишь многочисленные оттенки серого, но этого вполне хватало, чтобы различать силуэты и ориентироваться.

Рядом с лицом, но сбоку, на самой границе поля зрения, что-то постоянно шевелилось. Словно какое-то крупное насекомое взмахивало крылом. Женька нервно прихлопнула это непонятное шевеление ладонью и тут же осознала, что «поймала» лишь собственное ухо, которое само по себе, рефлекторно, ловило что-то в «мировом эфире». Кончик уха дрогнул под её пальцами, чувствительный и теплый. Это было крайне странно, но заставило вспомнить незатейливый факт: на Земле у ночных зверей был прекрасно развитый слух, на которые они полагались даже больше, чем на зрение. Ну и нюх тоже…

Женька втянула в себя застойный воздух подземелья и постановила, что надо учиться пользоваться еще и этим. Впрочем, сейчас это тщательное «принюхивание» ничего не дало — пахло сыростью, плесенью и чем-то металлическим, но и все. А вот слух...

За стеной по-прежнему работал (поскрипывал, постукивал и будто бы вздыхал) какой-то большой механизм, в отдалении, на грани восприятия, текла вода и что-то перемещалось, но ближе всего оказался уже знакомый звук — в углу комнаты кто-то тихонько скребся и редко, не в такт, икал. Все тот же шестиногий «монгол» Йын? Или кого-то еще занесло в это чертово подземелье?

Женька села, спустив вниз босые ноги, и для начала ощупала саму себя, чтобы обзнакомиться со своими новыми «тактико-техническими характеристиками». Крепкие прямые плечи, сильные руки, снабженные развитой мускулатурой, грудь... Ммм... А даже ничего! Конечно, не мечта всей жизни, но не прыщи, по крайней мере, которые только и сумели отрасти на Женькином тощем и мелком теле в прошлой жизни...

Ноги — Женька вытянула их перед собой и пошевелила пальцами. Средний был длиннее остальных, большой отстоял чуть в сторону. Вспомнив, что именно такой вариант считался идеальным у древних греков, Женька решила считать свои новые конечности красивыми. И совершенно точно стройными и длинными — дроу, в тело которой она попала, была девицей рослой, опять-таки не чета прежнему Женькиному размеру формата «метр с кепкой». Короче, жить можно.

Вот только там, где раньше была талия, теперь спереди имелось нечто плотное и уже заметно округлое... Нечто! Живот, блин, беременное пузо! Руки шарахнулись от него, но Женька «поймала» их и, приложив к себе раскрытые ладони, прислушалась...

И вдруг почувствовала отклик — словно кто-то теплый шевельнулся внутри. Не под руками, как она интуитивно ждала, а в голове. Ребенок? Маленький маг... Маг, который убил свою прежнюю «суррогатную мать»...

Верилось в это сложно, да и долбаный Кехт вполне мог врать в каких-то одному ему известных целях, но как-то казалось, что нет, что хотя бы в этом он душой не покривил. Да и точно: иначе к чему были все эти танцы с бубнами вокруг Женьки, если ранее не возникло никаких проблем, и все с явно очень важной для Кехта магической беременностью шло как надо?

Значит, внутри действительно сидит существо, которое ранее уже убило душу своей матери?.. И теперь оно вполне может убить саму Женьку?..

Вновь торопливо отдернув от себя руки, она осмотрелась. Кажется, это была та самая комната, в которой ей довелось впервые очнуться в новом мире. Сейчас она была пуста, а значит… Значит, где-то тут должны быть двери, через которые вполне возможно выйдет выбраться наружу. Если, конечно, ее не заперли на замок…

Пришлось встать, чтобы добраться до темневшей справа в углу створки. Босые ступни ощущали холод каменного пола, покрытого мелкими неровностями. Идти было... странно. И тело было куда крупнее прежнего, и пока еще не такой и большой живот тем не менее заметно сбил привычный баланс... Но эта проблема совершенно точно была меньшей из всех свалившихся: время впереди еще точно есть, еще успеется, можно будет привыкнуть. Вопрос практики. Куда хуже было то, что начисто лишенная даже намека на ручку дверь оказалась заперта.

Глава 8

Женька закатила глаза, родившееся в груди раздражение пришлось срочно пригасить — вопросы был всего лишь вопросом, а Йын был совершенно не виноват в том, что... Да блин! Вообще ни в чем не был виноват, а пострадал так, что никому не надо.

— Гондон — грубое слово. Ругательство. Так называют всяких моральных уродов. А для… ммм… самого предмета есть приличное обозначение: презерватив. И это простейший способ регулирования рождаемости. Когда мужчина перед половым актом надевает на член... ну... чехольчик тонкий, чтобы семя не попало в тело женщины, и ненужная в этот момент беременность не наступила. В вашем мире такое что, не практикуют?

Йын слушал очень внимательно. Его многочисленные лапки нервно топтались по каменной поверхности так, будто он не понимал куда их деть и вообще зачем их столько. Когда Женька закончила свои не очень ловкие объяснения, он заметно удивился:

— Нет. У нас в этих целях используется магия. Зато теперь я понял, что ты имела в виду, когда ты назвала инфимуса... так, как назвала. Но должен предупредить: Джёсёгей-Тойон-Кехт сильнейший маг-некромант и...

— А я? — вдруг перебила, заинтересовавшись, Женька. Её уши настороженно приподнялись, и она это вот прям почувствовала. Было чудно, но уже не удивляло. — Я ведь... Ну, то есть не я, а та девица, которая была в этом теле до меня. Она ведь тоже из клана Кехт? Ее таланты мне... достались?

— Не знаю, — честно проскрипел Йын и только лапками передними кудлатыми и когтистыми развел. — Вообще-то, магическая сила Теояомкуи-Доан-Кехт в тебе должна остаться. И она осталась, раз ты до сих пор жива. Иначе маг, которого ты носишь, уже уничтожил бы тебя.

Женька вновь с опаской прислушалась к себе, её ладони легли на округлившийся живот. Никакого желания уничтожать в существе, которое вновь откликнулось на ее зов ментальным прикосновением, не обнаружилось. Маленький маг был полон любопытства, но никак не злобы и ненависти. Его присутствие ощущалось как тёплый пульсирующий комочек энергии. А еще он был одинок... В точности как сама Женька в этом новом месте...

Паучий мыш вновь заговорил, и пришлось отвлечься от невеселых мыслей. Предаваться тоске и печали не было времени.

— Так что магическая сила у тебя есть, — скрипел Йын, периодически продолжая икать и оттого сбиваясь. — Но вот воспользоваться ею, как прочие некроманты из клана Кехт, ты сможешь вряд ли. Магами не только рождаются, ими еще и становятся. Многолетняя учеба, опыты, практика... Ты же ничего этого не проходила.

— Зато в своем мире я только и делала, что училась, проводила опыты и практиковала. И наука была непростой, хотя и прямо противоположной тому, чем занимается клан Кехт. Если их интересуют мертвецы, то в своей прошлой жизни я, наоборот, не давала живым умереть раньше времени.

— Ты маг жизни? — поразился Йын и шагнул ближе, но запутался в лапках и упал бы носом в пол, если бы Женька не подставила руку и не поддержала его. Ее ладонь аккуратно подхватила теплое тельце, странным образом напомнившее ей кота, жившего с ней последние годы.

Кто теперь о нем позаботится? Кто накормит?.. Стоп! Лучше было думать о том, что здесь и сейчас, чем убиваться по поводу утраченного.

— Нет, я не маг. Помнишь ведь, что в нашем мире нет магии. Я врач и лечила людей не с помощью заклинаний, а лекарствами, правильными действиями. Обеззараживала и зашивала раны, складывала раскрошенные и переломанные кости, чтобы они снова срослись... Много еще чего.

— У люденсов и детей Луноликой Упуаут есть такие, как ты, — Йын, задумавшись, прикусил коготок на правой передней лапке, а потом понял, что сделал, и как-то весь скривился. Но с накатившей волной отвращения к самому себе быстро справился и продолжил вполне бодро. — У первых — лекари, у вторых — знахари. Но если дело серьезное, и если есть деньги, все идут к нам. Магия лечит быстрее и эффективнее. Хотя и дает иногда странные последствия... А еще...

— Погоди. Не все сразу, Йын, — Женька подняла руку, выставляя перед собой ладонь, словно знак «стоп». — Столько информации, что у меня того гляди голова лопнет. Давай о главном. Раз во мне есть магическая сила, которой я в теории могу воспользоваться... Могу ведь?

Йын впал в задумчивость и теперь, явно того не замечая, притянул ко рту уже не палец, а правое чуть повислое ухо, чтобы теперь прикусить уже его. Это выглядело забавно, но Женьке точно было не до смеха.

— Ну? Есть шанс, что и я смогу колдовать?

— Под руководством опытного в этом деле дроу... — с некоторым сомнением наконец-то согласился Йын и с отвращением сплюнул попавший в рот его же собственный волосок.

— Например, под твоим? — задрав бровь, спросила Женька.

— Нет. Я чтец, а не...

Глава 9

Голого бедра коснулось мохнатое тельце, и Женька автоматически опустила руку на голову Йыну, почесав тому за ухом. Зверек отпрыгнул, его шерсть встала дыбом. Женька осознала случившееся и принялась извиняться:

— Прости... Это я... случайно. Понимаешь, у меня в той жизни был кот... Ну, такое животное, которое жило само по себе, но иногда приходило поурчать рядом и получить свою порцию ласки. Но ты ведь... не животное.

Йын помолчал, его дыхание выравнивалось. Потом вновь решительно притулился к Женьке и со скрытым отчаянием сообщил:

— Да, я не животное, но и мне сейчас очень нужна порция ласки и понимания.

— А ты не ядовитый? — Женька осторожно провела пальцем по его спине, ощущая под шерстью тонкие хрупкие косточки.

— Ядовитый. Если я гисане, то точно ядовитый. И что? Убить теперь меня за это на месте?!

Женька вздохнула, её белые ресницы дрогнули, когда она вновь с некоторой опаской запустила пальцы в шерсть на хрупкой спинке мышепаука. Её когти осторожно скользили между жестковатыми волосками, одновременно расчесывая их.

Космы у Йына на его худосочной хребтине не были шелковистой ухоженной шерсткой, как у наглой кошачьей морды, которую Женька еще в отрочестве нарекла Барсюком, но перебирать их все равно оказалось приятно — от этой странной помеси мыши, паука и скорпиона, в которую долбаный Кехт обратил своего помощника, шло ровное тепло...

Не физическое, хотя зверь был на ощупь даже горячим, а, скорее... Женька, которая в силу профессии никогда не была поклонником всякой паранормальщины, затруднилась сформулировать. Просто Йын ощущался как-то правильно...

Его энергия пульсировала под её пальцами, как тихий, но устойчивый огонёк. Являлось ли это свойством вообще всех гисане, которые ведь не случайно стали священными для народа дроу? Или дело было в другом?.. Одно получалось сказать точно: бедный Йын! Попал как кур в ощип просто потому, что сволочной гондонистый Кехт был не в духе. Хотя, может, тот своего помощника не просто так?

— За что он так с тобой? Не потому ж, что ты что-то мне сказать пытался...

— Нет. Думаю, все из-за того, что я... Мне стыдно. — Йын прижал уши, его крошечное тельце сжалось.

— Раз стыдно, не говори.

— Нет. Скажу. Он вчера хотел, а я... Короче, он ко мне интерес стал проявлять… Ну, сексуальный. А меня… Меня вырвало от одной только мысли, что он…

Женька торопливо прикрыла свободной рукой рот, пытаясь сдержать невольный смешок: зрелище представившегося ей Кехта, облеванного Йыном, было исключительно приятным. Сначала вроде удалось, но потом, не выдержав, она тихо хрюкнула в ладонь. А после и вовсе захохотала уже открыто, в полный голос.

Йын замер под ее пальцами, его многочисленные лапки зашевелились, уши задергались, а потом он тоже тихонько заскрипел и забулькал, издавая странные звуки, действительно похожие на смех. Но постепенно веселье ушло, и оба опять замолкли. Каждый размышлял о своем, и мысли эти у обоих совершенно точно веселыми не были.

— Я думаю о своих друзьях, — нарушила тишину Женька и вздохнула, её голос прозвучал глухо в полумраке комнаты. — Если я сбегу, они потеряют свой второй шанс в этом мире...

— Ты не права сразу дважды. — Йын выпрямился, его красные глазки сверкнули. — Во-первых, инфимус Джёсёгей-Тойон-Кехт никогда бы не стал заниматься ничем хорошим. Он бы промыл тебе мозг, и ты после и не вспомнила бы о том, что чего-то там хотела.

Женька качнула головой, а потом еще и вызверилась зло:

— Ну кто б сомневался? Да чтоб ему муравьев кусачих в зад набилось, заразе такой.

— О! Что, у вас, в вашем мире, эта пытка тоже распространена?

Женька, подавившись воздухом, принялась кашлять. Йын же решил пояснить, и его голос теперь звучал ровно, словно он рассказывал… ну, например, о погоде:

— У нас так казнят прелюбодеек и прелюбодеев, изменивших своим мужьям и женам. Смазывают гениталии и анус медом диких пчел, вставляют в отверстия расширитель и бросают связанными возле муравейника.

— Мне у вас все больше нравится. — Женька закатила глаза. — Чудесный, высокоморальный мир. Замечательно честные существа, населяющие его. Доброта, которая так и норовит спасти всех подряд, но все время где-то задерживается... Трындец, короче! — Она решительно потерла себе лицо. Пальцы скользнули по острым скулам, привыкнуть к очертаниям которых пока так и не получалось. — Давай лучше о делах насущных, Йын, а то меня тоже того гляди вырвет. От восторга. Что там с моими друзьями? В чем еще я — наивняшка такая — ошиблась?

Глава 10

Дверь. Дверь! Чертова дверь!

Женька сжала кулаки… И тут же разжала их обратно, тихо матерясь себе под нос — её когти слишком сильно впились в ладони. С некоторыми привычками придется расставаться… Так! Не об этом. Дверь!

— Ты хочешь, чтобы она открылась? — Йын указал лапкой в сторону прятавшейся в темноте створки. Его скорпионий хвост нервно подрагивал, а красные глазки-бусинки сверкали. — В Подземье в домах чародеев все ментально управляемо, как правило.

— Ух и ленивые вы ребята, — уважительно покивала Женька. — Лишний раз и пальцем не шевельнете.

Сосредоточившись, она представила себе, как дверь вот прямо сейчас открывается. И... ничего не произошло. Только в висках застучало, а внутри будто какой-то горячий ком свернулся, мешая дышать.

— Не колдуется что-то... — Женька разочарованно опустила руки.

— Возможно, инфимус Кехт на нее магический замок повесил, — Йын почесал лапкой за ухом, его кудлатая шерсть взъерошилась еще больше.

— И что, мне тут до самых родов, прости господи, сидеть? — Женька скрестила руки на груди, её голос звучал резко, отражаясь от каменных стен.

— Нет, — по-прежнему мрачно откликнулся Йын. — Тебе придется уйти из Подземелий Мрака по любому. Никто из тех дроу, что знали тебя раньше, не должен проведать, что ты носишь ребенка. И уж тем более не должен узнать, что на самом деле Теояомкуи-Доан-Кехт мертва. В ослепительных лучах Рогатой Уту тебе будет проще скрыться от взоров соплеменников. Но инфимус отправит тебя в дорогу только после того...

— Я помню, — Женька окончательно озлобилась. — Произойдет это после того, как он у меня в башке покопается. Ладно. Мы пойдем другим путем.

Спрыгнув со своей каменной лежанки, она подошла к двери. Примерилась, привычно прищурилась, сосредоточиваясь, и вскинула руку в том же жесте, как давеча делал черномордый Кехт — открытой ладонью в сторону «объекта воздействия». Ничего не произошло.

— Может, какое-то конкретное заклинание есть? Ну, типа «рекс-фекс-пекс»? Или «авада кедавра» какая-нибудь? — спросила Женька тоскливо. — Ну хоть что-нибудь, а?

— Какая еще... кедавра? Нет. Дроу уже несколько столетий назад отказались от заклинательной магии. Она убога и сильно ограничивает чародеев. Так что теперь достаточно одной только силы желания, но умение концентрировать ее...

— Долбаная дверь! — перебила своего мышепаучьего наставника Женька и вновь уставилась на запертую створку. — Вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий! Сезам, зараза такая, откройся!

И Сезам... открылся. Женька и сама не поняла, что именно произошло. Что-то, ранее копившееся, но не находившее выхода внутри нее, теперь шевельнулось, раскрылось, потекло свободно, и... только что наглухо запертая створка бесшумно распахнулась, открывая темный коридор.

— Темная Ёрд! — изумленно прошелестел за спиной Йын, и Женька в некоторой растерянности обернулась на него.

Тот, явно позабыв, что еще совсем недавно боялся высоты, вытянув шею, стоял на самом краю каменного стола, на котором Женька его и оставила, и имел вид глубоко шокированного существа — красные глазки расширились, а передние когтистые лапки-ручки растопырились в стороны, словно руки удивленного человека.

— Что? — Женька недоуменно развела руками.

— Ты даже не представляешь... Ты даже...

— Да что?..

— Еще никому и никогда ранее не удавалось пересилить инфимуса Джёсёгей-Тойон-Кехта в колдовстве! Никому, кроме тебя! — торжественно изрек Йын и как-то особенно провел у себя перед носом руками-лапками.

Женька проследила за ним и вдруг поняла, что ее собственные руки сами собой повторяют только что увиденные действия — словно невидимую паутину плетут. Что-то в мозгу на незаданный вопрос откликнулось воспоминанием — священный жест дроу, знак культа Паучихи Ёрд. Местный вариант того, что христиане называли «осенить себя крестом»...

Это что же? Начинают проявлять себя те «базовые» знания, которые так жестко вбил ей в голову инфимус Кехт при помощи своего адского прибора?..

— Почему ж не сказал, что у меня, скорее всего, ничего не выйдет? — Женька прищурилась.

— Нуу...

Йын теперь все-таки осторожно убрался от края, прилег на пузцо, поджав неприятно суставчатые паучьи ноги, а правой передней лапкой совсем по-человечьи подперев ушастую голову. При этом его выпученные красные глазки гуляли везде, но всячески избегали Женькиного лица.

Глава 11

Ты никогда не была под беспощадными лучами Рогатой Уту, — безапелляционно изрек Йын и принял очень важный вид. Его узкая мордочка выражала непоколебимую уверенность, но в сочетании с кудлатой мушепаучьей внешностью все это выглядело чрезвычайно забавно.

Женька невольно рассмеялась, но потом прихлопнула ладонью рот — следовало быть осторожнее и уж точно не привлекать к себе внимание совершенно сейчас неуместным хохотом.

С того момента, как они покинули запертую инфимусом Кехтом пещеру, Йын успел проводить Женьку до жилого помещения, в котором ранее обитала Теояомкуи-Доан-Кехт, а после, имея вид мрачный и таинственный, куда-то умчался, чтобы вернуться через двадцать минут в еще более скверном настроении.

— Смешно! Ей еще и смешно! Твои глаза просто выгорят! Ты ослепнешь, если их не обезопасить! — его голос, обычно напоминающий шелест сухих листьев, теперь звучал резко и пронзительно. — Я помню, что люденсы делали для нас специальные защитные очки, когда наше посольство должно было прибыть с визитом к их властителю, но где они теперь, я не знаю. Скорее всего, в сокровищнице инфериора. Туда не добраться. Я попытался — и нет. Так что тебе придется просто закрывать лицо повязкой. А я стану твоими глазами.

— Но разве у тебя не будет таких же проблем? — возразила Женька, с сопением натягивая высокие кожаные сапоги. Их мягкая, отлично выделана кожа идеально облегала ее новые ноги, будто была сделана специально для них. Хотя почему «будто бы специально»? Может, в этом мире все как раз так и делается, а фабричное массовое производство просто не нужно, если для «пошива», например, используется магия.

Женька осмотрела свою обувку, но ничего нового для себя не узнала: сапоги и сапоги. Даже стежки и следы от иглы имеются. Очень аккуратные, но, кажется, совершенно не магические.

Эту отличную обувь и всяческую другую одежду они с Йыном благополучно обнаружили в комнате хозяйки тела, в котором теперь и обосновалась Женька. Она, кстати… характеризовала: низкий стол из черного дерева, кровать с балдахином из тончайшей паутины, сотканной, казалось, из лунного света, и массивный шкаф, украшенный резными узорами, изображающими сцены боев, в которых дроу сражались с какими-то животными, похожими на больших земных кошек.

Странно. Эти, хоть и здоровенные, но вполне понятные, знакомые, а вот Йын или, вернее, тварь, в которую он превратился… Ничего ведь и близко на Земле нет! Гисане, блин. Священная для дроу тварь, которая теперь желает быть для Женьки местным Сусаниным.

Вот только как, если и он — житель подземелий, а значит, на солнце окажется таким же беспомощным?

— Не совсем так, — ответил Йын, несколько замявшись. — Дело в том, что гисане с рождения практически слепы. Но зато мне теперь не нужно зрение, чтобы безошибочно ориентироваться в пространстве. Гисане видят ушами, улавливая отраженные звуки. Просто надо к этому... привыкнуть.

— Хороши мы будем — оба слепые. Как в том анекдоте, про одноглазого, который слепцов на танцы в деревню повел, да на полпути глаз единственный сучком выколол, — Женька усмехнулась.

— У вас это считается смешным? — Йын покосился, как показалось, с осуждением.

— Угу, — кивнула Женька, продолжая собирать вещи.

Кстати, интересно, какое время года сейчас на поверхности? Там дождь, снег или жарища за пятьдесят с песчаной бурей в довесок? В подземельях дроу царил вечный полумрак, и смена времен года здесь была почти незаметна. Но наверху... Там могло быть что угодно.

— Нормально. Не пропадем! — ободрил ее Йын, а потом вздохнул, эжтим своим вздохом разом сводя на нет ранее высказанную уверенность в лучшем исходе: — Темная Ёрд... Ладно. Все разрешится, Теояомкуи-Доан-Тул-Ова. В пути будем днем спать, а идти ночами.

— Это глупо. Наоборот, надо идти днем. От нас этого не ждут, а потому добавится шансов... И вообще, не называй меня этим дурацким именем! А то укушу, — Женька со смешком оскалилась, демонстрируя свои клыки.

— Еще кто кого! — Йын захихикал в ответ и тоже показал острые и частые зубки в собственной маленькой пасти, а после еще и повернулся к Женьке задницей и демонстративно повилял хвостом с неприятно острым шипом на конце. — И вообще я круче: и потому, что ядовитый, и потому, что у меня вот такая штука теперь есть. Видишь?

Женька посмотрела на сморщенную дырочку его нагло лысой жопки и смешливо согласилась:

— С тылу у тебя имеется явное преимущество передо мной, тут не поспоришь.

Поднявшись, она потопала свежеобутыми ногами. Было привычно и удобно. Даже каблук идеальной высоты. Одежда дроу вообще была... правильной. Именно такое определение пришло в голову. Рубашка из тончайшего, но очень крепкого матово блестевшего шелка, который Йын назвал паучьим, крепкая кожаная куртка длиной до середины бедра, украшенная лишь симметрично расположенными на груди и плечах роговыми наростами (видимо, животина, из которой куртку и сшили, при жизни походила на кого-то вроде крокодила)...

Глава 12

Против типично женских романтических нарядом Женька ничего и никогда не имела, и даже гордилась тем, как умеет что-то такое носить, да и на высоченных каблуках, которые стала носить, чтобы компенсировать малый рост, никогда не уставала.

Так что все это было бы хорошо, да и наряды такого рода в гардеробе хозяйки нынешнего Женькино тела были, но не будешь же в летящих шелках (пусть паучьих, но все же) бегать по лесам и долам!

Ладно. Еще выбраться бы в эти самые леса... Так. Что еще взять? Взгляд упал на шубу из меха какой-то местной животины. Ворс был коротким, блестящим и очень плотным, словно у бобра. Такой и согреет, и, наверно, от дождя до какой-то степени убережет...

Если он там вообще когда-нибудь идет…

Ничего. Скоро все выяснится. Но шубу брать все равно надо, как и несколько смен белья. А еще бы оружие какое-нибудь...

Женька с некоторым сомнением осмотрела коллекцию бывшей хозяйки комнаты — ножи, мечи и сабли вычурной формы, узкие стилеты и даже боевые, остро отточенные шпильки и заколки.

Вот и объяснилось наличие крепких бицепсов и довольно широких плеч у красотки-дроу. Теояомкуи-Доан-Кехт явно была зожницей. Или, скорее, просто большой поклонницей всяческих типично мужских игрушек и занятий. И это поклонение честному металлу лучше всего доказало, что магом эта дроу из знатного некромантского рода была действительно плохим. К чему банальный нож, если можно одним ментальным посылом превратить кого-то куда более сильного физически (например, молодого мужчину вроде Йына) в никому неведомую тварь?

Как там у Александра свет Пушкина, который «наше все»? «Не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку»? Вот словно на Йына смотрел, когда писал! Одно слово — гений. Маг и чародей литературного слова, который тем не менее умер самым пошлым образом от пули какого-то хорошо владевшего оружием долбака...

Резать людей майор медицинской службы Евгения Томилина умела без преувеличения профессионально. Но точно не в бою. Надеяться на «базовые» знания своей предшественницы, которые закачал в башку Кехт? А вдруг в решающий момент они подведут? Нет. Рассчитывать следовало только на себя. А потому Женька взяла себе лишь странный кривой нож, который ей настойчиво подсовывал Йын, и заколола волосы, непривычно падавшие на лицо, остро отточенной заколкой, сделав так лишь потому, что те мешались, а не по какой-то иной причине.

Ну а проделав это, она с удовлетворением взяла в руки пару приятно тяжелых и богато украшенных двуствольных пистолетов в специально пошитой сложной портупее, которая словно жилетка накидывалась на плечи, а не крепилась у пояса. Вот это то что надо! Как там? «Нам не надо карате, нам бы старенький ТТ»? Вариант. Но был ведь и другой, которым начали дразнить Женьку как раз после того, как она подалась в армию.

— Как надену портупею, все тупею и тупею, — изрекла она, накидывая на себя означенный аксессуар. Кожаные ремни плотно облегали ее плечи, а металлические застежки блестели в неярком свете то ли магического, то ли какого-нибудь газового, а, может, и реально электрического фонаря, подвешенного к стене.

На плечи давило весомо — пистолеты были тяжеленными.

— Оружие люденсов, — осуждающе проскрипел Йын.

Его голос прозвучал так, будто он пробовал что-то горькое. Расовые противоречия, которые не обошли собой и этот мир?

Женька хмыкнула и приступила к изучению системы найденных пистолетов. К счастью, местные оружейники уже додумались до создания казенника, и заряжать это чудо чудесное со ствола шомполом нужды не было. Ну и славно! Хоть что-то!

В руку оружие ложилось идеально и, несмотря на свой вес, было удобным. Где-нибудь бы еще потренироваться стрелять из него...

Женька хоть и была убежденным пацифистом, но, будучи военврачом, да и вообще имея таких военно-озабоченных друзей, как Харитон и Ваньча, просто не могла не научиться палить из всего, в принципе способного на это.

И речь шла далеко не только об одних лишь пистолетах. Харитон и Ваньча неизменно таскали свою подругу Женьку за собой по всем возможным тирам и стрельбищам. Так что даже из танка пострелять довелось.

Жаль сейчас чего-то подобного нет, а то был бы фурор, вроде того, который произвели простым автомобилем янки при дворе короля Артура...

С другой стороны, если люденсы даже научились летать на этих своих паролетах, может и танки для местных жителей, включая дроу, совсем не что-то аховое. Что ж... Ладно! В любом случае о танках сейчас речи нет, с пистолетами бы освоиться. Ну и, конечно, мечтать, чтобы полученная в прошлой жизни наука в новых реалиях не пригодилась вообще...

С другой стороны, и позволять себя прибить на ровном месте из соображений идейного пацифизма Женька точно не собиралась. Все правильно: «Миру — мир, войне — пиписька», но лучше такая, чтобы покрупнокалиберней. Чтобы как показал, так все ненужные вопросы сразу и снялись.

Глава 13

— «Были сборы недолги...» — пропела себе под нос Женька и огляделась.

Комната, освещенная тусклым светом подземных фонарей, казалась одновременно и уютной, и чужой. Ощущение было скорее неприятным, и его пришлось решительно задавить в себе.

Теперь осталось только закинуть походную торбу с пожитками за спину, и можно было двигать. Вес сумки, набитой необходимыми вещами, оказался приличным, но что было делать?

«Ничего, привыкну. Не зря ж говорят, что своя ноша не тянет».

— Пойдем через... — начал было Йын, внимательно следивший за Женькиными приготовлениями.

— ...через кухню, — припечатала юная дроу, решительно переступившая в этот момент порог комнаты.

Она была высока, как и все дроу, которых Женьке довелось увидеть до того, но в ее осанке чувствовалась особая грация — не изнеженная, а грация тренированной силы. Ее серебристые волосы были заплетены в тугие косы, а алые глаза горели холодным огнем. Кожа темная как эбеновое дерево, губы странным образом светлее, а потому будто бы чувственней.

Её появление было настолько неожиданным, что Женька инстинктивно схватилась за рукоять пистолета, но толком среагировать не успела. В воздухе повисло напряжение, словно перед реальной боевой схваткой, когда каждый нерв натянут до предела. Действительно придется сражаться или?..

— Расслабься, — усмехнулась гостья, а после просто шагнула мимо Женьки, обдав ее своим запахом — смесью горького миндаля, древесной смолы и чего-то неуловимо тёплого, что почему-то показалось хорошо знакомым.

Запахи благодаря новоприобретенному нюху дроу теперь ощущались особенно остро, но Женьке сейчас точно было не до анализа ее новых возможностей. Куда важнее было то, что видели глаза и слышали уши.

Незнакомка присела на корточки, взяла на руки бедного маленького Йына, а после прижалась лбом к его косматой головенке. Причем в этот момент её алые глаза наполнились такой болью и нежностью, что Женька невольно отвела взгляд.

— Я отомщу, Энгер.

— Нет. — Йын ответил тихо, но твёрдо.

— Я его убью.

— Не лишай меня остатков мужественности, Калли. Я... Я справлюсь. И вернусь. Ты только дождись. — Он провел лапкой по ее щеке, смахивая не успевшую упасть слезу.

— Мне точно нельзя пойти с тобой? — в голосе Калли прозвучала неуверенность.

— Нет. Ты же все понимаешь. — Йын вздохнул, и его маленькое тельце напряглось. — Если пропаду я, инфимус Кехт не удивится. Мало ли. Может, я в паучье гнездо с горя кинулся или со стыда где-нибудь прячусь? Если же уйдешь ты, все поймут, что мы оба отправились вместе с ней... — Он кивнул в сторону неловко переминавшейся с ноги на ногу Женьки. — Тогда весь мой род окажется под ударом. А мы и так слабы. Нынешнему инфериору, к сожалению, воины и некроманты ближе мудрецов и прорицателей.

— Я буду ждать... — Голос Калли дрогнул. — Но если ты не вернешься к следующему полнолунию, я разнесу тут все. И меня не остановит никто, даже если мне придется в одиночку уничтожить весь клан Кехт.

— Люблю тебя. Больше жизни. Не плачь, — шепнул ей в ответ Йын, и в этот момент смешным или даже мелким он никак не выглядел.

Калли повернулась к Женьке, и та смущенно отвела взгляд от её лица, полного страдания и в то же время гордой, праведной ненависти. В глазах любимой Йына горел грозный алый огонь, который, казалось, действительно мог спалить всё на своём пути.

— На, — с той же сдержанной ненавистью выговорила Калли и, вытащив что-то из кармана своей куртки, сунула Женьке в руки.

Её прикосновение ощущалось холодным, как лёд, хоть руки и были обычными, теплыми. Опять чертова магия? Или в этом мире эмоции имеют свой градус и ощущаются еще и так — чисто тактильно?

— Где ты их взяла? — поразился Йын, разглядывая подарок.

— Где взяла, там уже нет, — мрачно откликнулась Калли. — Вам нужнее, а этот... Он, уверена, даже не хватится. Пусть считает, что крысы утащили.

— Ты украла это у... — начал было Йын, но Калли резко перебила:

— Я сказала — взяла. И точка.

Женька глянула на подарок. Это были... очки. На Земле такие из-за формы называли очками-консервами. Круглые тёмные линзы, обрамлённые плотной кожей, которая должна была прикрывать глаза со всех сторон, не позволяя ни лучам солнца, ни дорожной пыли повредить чувствительному зрению подземного жителя. Кроме того, по бокам имелись какие-то колесики для настройки. С ними ещё предстояло разобраться, но точно потом.

Глава 14

— Она красивая, — сообщила Женька Йыну позднее, когда они уже шли по ярко освещённому лесу.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву вековых деревьев, создавали на земле причудливую мозаику из золотистых бликов и глубоких теней. Воздух, насыщенный ароматами хвои, цветущих трав и влажной земли, был таким густым, что его почти можно было ощутить на языке.

Женька даже остановилась, прикрывая удачно защищенные очками чувствительные глаза, чтобы глубоко вдохнуть этот чудесный коктейль. Стояла, прислушиваясь к себе и к окружающему миру, и ощущала, как вместе с воздухом ее легкие, все еще существо наполняются ощущением свободы, которого так не хватало в подземных лабиринтах дроу.

Первые минуты на поверхности вообще были подобны удару — настолько оглушающими оказались новые звуки, запахи и ощущения. Женька даже остановилась, схватившись за ближайшее дерево. Заросли, позже сменившиеся куда более просторным лесом из высоких, устремленных к небу стволов, начались, едва Женька и Йын спустились вниз с высокого гористого плато, под которым и жили дроу. Новые чувствительные уши болезненно реагировали на каждый шорох, а глаза слезились от непривычно яркого света. Но постепенно тело начало адаптироваться, и мир вокруг заиграл новыми красками.

Ветер, игривый и тёплый, пах поздней весной, полной щедрого цветения, и почему-то чем-то дымным, далёким и едва уловимым. Этот странный запах тревожил, но Женька отогнала мрачные мысли, скомандовав себе же голосом Ванчи: «Отставить паниковать раньше времени! Еще успеешь обосраться, когда припрет всерьез!».

Да! Значительно лучше было сосредоточиться на другом. Например, на мелодичном плеске ручья, доносящемся справа. Его вода, чистая и прозрачная, переливалась на солнце, словно живое серебро. Она текла будто бы из прошлого через настоящее в будущее, и это течение жизни казалось сейчас таким правильным. Женька невольно улыбнулась — в её прошлой жизни такие простые вещи редко вызывали столь сильные эмоции и настолько пафосные мысли.

Звуки окружившего их с Йыном леса были мощными, но гармоничными. Чуткие уши дроу улавливали каждый шорох, каждое движение в траве. Где-то неподалёку чирикали невидимые птицы, стрекотали насекомые, а в ветвях деревьев шелестел лёгкий ветерок.

Йын, сидящий на её плече, казался довольным своим "насестом". Его маленькие лапки цепко держались за складки Женькиной куртки, а подслеповатые глазки щурились от яркого света. Женька хотела посадить его в карман, но Йын воспротивился такому способу переноски и сам выбрал себе «насест» повыше и с хорошим обзором. Эта близость оказалась даже удобна — можно было спокойно болтать во время пути. Например, о юной дроу, которая так страстно прощалась с Йыном там, в Подземье.

— Ты из-за неё терпел выходки инфимуса клана Кехт? — спросила Женька, вспоминая страстное прощание Калли и Йына.

Мышепаук молча кивнул. Его глаза, обычно такие живые, теперь казались потухшими, словно в них погасли все звёзды.

— Понимаю тебя... Сестричка моя неожиданная — она, похоже, того стоит.

— Она мрак души моей. Паутинка, оплетшая мою жизнь... — прошептал Йын, и в его голосе звучала такая тоска, что Женька невольно сжала зубы.

Добавить было нечего. Слова молодого чтеца были настолько искренними, что не ощущались ни слащавыми, ни глупыми.

Вдруг подумалось: а могла ли сама Женька вот так же красиво и прочувствованно сказать кому-то о своей многолетней несчастной любви к Ваньче? Мысль была странной, но Женька привыкла быть честной в том числе и с собой, а потому заставила себя признать: нет.

И при этом было не очень ясно, что тут может послужить препятствием. То ли нрав самой Женьки. То ли тот факт, что Ваньча к своей подруге всегда относился именно что по-дружески, не усматривая в ней ничего сексуально-привлекательного. То ли...

Нет! О том, что на самом деле любовь эта не была такой уж огромной, а больше смахивала на вредную привычку, думать совершенно не хотелось.

Очки, принесенные Калли, сразу зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Шестерни по бокам от линз оказались регуляторами затемнения. Оно достигалось максимальным прикрытием чего-то, что напомнило Женьке диафрагму в фотоаппарате. Крутишь настройку, и гибкие, непрозрачные пластинки начинают движение, сходясь к центру. В итоге просвет можно было оставить столь малым, что даже непривычные к свету глаза дроу могли видеть что-то даже посреди по-весеннему яркого солнечного дня.

А местное светило, которое подземные жители называли Рогатой Уту, шпарило во всю, доказывая незатейливый факт: на дворе совершенно точно не зима и даже не осень, а значит, день должен быть длинным… Если только в этом мире не всё наоборот. Но это вряд ли. Лето — на то оно и лето, чтобы все успело вырасти и отплодоносить, прокормив все живое. Без солнца и длинных летних дней в этом деле никак, а раз так, то все прекрасно! Яркий свет — лучшая гарантия того, что немедленной погони не будет. К ночи же Женька рассчитывала уйти достаточно далеко…

Глава 15

Идти было нетрудно. Доставшееся Женьке тело молодой дроу оказалось выносливым и тренированным. Плотное и пока небольшое пузцо передвигаться совсем не мешало — Женька к этой дополнительной тяжести и объему в районе талии уже как-то вроде и привыкла.

Маленький маг внутри никак себя не проявлял, сидел тихо, будто его и не было, а может, просто сам обалдел от того, где оказался и что видел каким-нибудь колдовским способом... Ну или через Женьку, действительно полную любопытства, а потому так и крутившую по сторонам головой. В любом случае за эту тишину и покой Женька была малышу внутри себя искренне благодарна.

Врачи на теперь ставшей такой далекой Земле всегда советовали будущим мамочкам разговаривать со своими еще не рожденными детьми. Считалось, что это способствует развитию ребенка и установлению более тесной его связи с миром. «Мамочкой» Женька считать себя пока что затруднялась, а вот наладить дружеский контакт с существом у себя внутри была не прочь. Всяко лучше дружить, чем воевать. Тем более пребывая в одном теле.

— Эй, малыш, — шепнула Женька, положив руку на живот. — Если ты меня слышишь, дай знать. Хоть как-нибудь.

В ответ — тишина. Лишь легкий ветерок шевелил листья деревьев, словно поддразнивая ее надежды.

— Ладно, — вздохнула она. — Может, потом.

Интересно, когда ребенок появится на свет, он будет таким же слюнявым и вечно писающимся комком плоти, как и обычные дети? Но как тогда справляться с его магическим даром? Он ведь такого намагичить сможет, что жуть. Значит, кто-то опытный и столь же сильный в смысле владения колдовскими умениями постоянно должен быть рядом, чтобы в случае чего вмешаться... В обычной ситуации таковой наверняка как раз и становилась выносившая младенца магичка (или надо говорить магесса?). Но Женька-то с этой задачей точно не справится.

Ладно. Прав Йын — до всего этого еще далеко.

Лес, чем-то похожий на обычный земной где-нибудь на Валдае, оказался чистым, без завалов и буреломов. Воздух здесь был наполнен ароматом хвои и свежести, а под ногами мягко шуршала трава, перемешанная с опавшими иголками. Из-за них идти было до странности мягко — будто по какой-то перине или, скорее, по матрасу.

— Красиво здесь, — заметила Женька, оглядываясь по сторонам.

— Для тебя, может, и красиво, — проворчал Йын. — А для меня — слишком светло. И растет все это… не пойми как. Никакого порядка. То ли дело кристаллы. Вот где истинная красота!

— На вкус, на цвет, — усмехнулась Женька.

Двигались они с иногда очень вредным, неизменно нравоучительным, но, к счастью, очень легким мышепауком быстро. На привал остановились только уже в полной темноте, когда защитные очки перекочевали с переносицы Женьки в особый мягкий карман-чехол, который обнаружился на пистолетной портупее. Как видно, люденсы тоже пользовались такими вот чудо-агрегатами...

— От ветра, — пояснил Йын. — Люденсы умеют то, что не может более никто из разумных нашего мира. Они летают по небу в своих огромных крылатых машинах, плюющихся дымом. Летают так быстро, что, как говорят, у них начинают от встречного ветра слезиться глаза...

— Ты о паролетах, про которые говорил инфимус?

— Да. Люденсы постигли магию пара. И магию железа, что убивает издалека. Наверно, это был единственный способ выжить для них в противостоянии с дроу и детьми Луноликой Упуаут. Урок для нас. Слабейшие стали сильнейшими своим умом и старанием. Теперь все мы в той или иной степени зависим от них. Благодаря паровым машинам люденсов в наших домах тепло и сухо. Благодаря им же у нас есть достаточное количество воды и пищи. Даже наша магия теперь зачастую зиждется на камнях силы, которые под величайшим секретом изготавливаются в городах люденсов, в их закрытых мастерских...

Ночь обещала быть совсем теплой, а потому костер разжигать не стали. Тем более что в сумке, которую собрала для Женьки и Йына заботливая и очень сильно обеспокоенная судьбой своего превращенного хрен знает во что жениха Калли, обнаружилось много чего вкусного — хлеб, какие-то овощи и фрукты, вяленое мясо.

Удивления это не вызвало, ведь прежде невеста Йына и родная сестра предыдущей хозяйки тела, в котором сейчас пыталась обжиться Женька, привела их на пустую в это время кухню покоев клана Кехт, где и набрала кучу вкусноты. Но тогда Женька ко всему этому отнеслась с некоторой долей пофигизма, а вот теперь оценила!

Она было приладилась отрезать себе вкусный даже с виду мясной ломоть захваченным из Подземелий Мрака ножом, привычно ухватив его в правую руку, но тут Йын заверещал страшно и, растопыривая лапки, кинулся на Женьку так, что та даже шарахнулась испуганно.

— Что? Что опять не так-то?