Тридцать лет и три года

Пролог. 27 июля 1980 года

Герб СССР, вмурованный в пограничный столб, серебрился, отражая свет полной луны. Ефрейтор Сергей Васильевич Потоков сжимал автомат Калашникова, не отводя взгляд от пустого моста. Заграждения, открывавшиеся только в часы работы пропускного пункта, отбрасывали черные тени. На другой стороне реки, в афганском кишлаке, монотонно и заунывно выла собака.

Где-то далеко, в Москве, шумела и веселилась толпа, радующаяся победам спортсменов на Олимпиаде-80. Наверное, и полнолуние не замечали — среди огней ночного города и фейерверков не до того. Сергей жалел, что олимпиада выпала на время срочной службы — когда еще в СССР будет другая, будет ли? Можно было бы поднакопить денег, поехать в столицу, пожить у родственников, посмотреть на иностранцев и спортивный праздник. А вместо этого приходится стоять на посту, охраняя государственную границу.

Он посмотрел на реку, несущую воды мимо гор и равнин, равнодушную к человеческим радостям, горестям и жалобам, вернулся взглядом к мосту и обомлел. Заграждение исчезло, опоры, бетон и асфальт превратились в хрусталь, засиявший так, что на глаза навернулись слезы. С афганской стороны завопили:

— Эй, потыков сын! Слышишь меня? Иди сюда! Быстрее! Пока заклинание мост держит!

Сергей, не понимавший происходит ли это на самом деле или он придремал на посту, прищурился, пытаясь рассмотреть кричащего мужика. На противоположном берегу творилось что-то странное: возле хрустального моста стояла толпа. Не душманов, задумавших прорваться через границу, а каких-то ряженых. Двое богатырей в кольчугах и на конях, как с картины Васнецова, здоровенный медведь, две девы в белых одеждах, серый волк, и...

— Быстрей беги сюда, у Китовраса свиток уже затлел!

Девы подхватили призыв, голоса слились в дружном хоре:

— Иди сюда, иди к нам!

— Ты нам нужен! — светловолосая дева вклинилась в паузу. — Без тебя к Алатырь-камню не пройти! Помоги!

Сергей слышал и не слышал, слушал и не слушал — заворожено смотрел на диковинное создание, получеловека-полуконя. Бородатого кентавра в очках, державшего в ладонях пляшущее пламя темно-бордового цвета. В голове билась и звенела одна-единственная мысль: «Как огонь ему руки не обжигает?»

— Сюда иди! — низкий голос одного из богатырей заставил хрусталь тоненько и жалобно задребезжать. — Без твоей помощи беду не отвратить! Промедлим — всем худо будет! И тебе не сладко придется, и нам — из-под Калинового моста уже смрад ползет, земля поганится!

Светловолосая перебросила косу за спину, посмотрела на кентавра, и, подобрав длинные юбки, побежала по мосту. К нему, Сергею. Намереваясь нарушить государственную границу. Пламя в ладонях полуконя разгоралось все ярче, меняя оттенок с бордового на кумачовый, отражаясь в стеклах очков. Дева бежала — быстро, неслышно — и Сергей, не находивший в себе сил издать звук или шевельнуться, впился взглядом в ее лицо. Не писаная красавица, но цепляет, раз увидишь — надолго запомнишь. Волосы светлые, брови темные вразлет, глазищи огромные — жаль, цвет не разберешь — и сочные алые губы, выговаривающие какие-то слова.

— Блажена! — истошно заорал второй богатырь. — Блажена, ты куда? Вернись! Вернись, мост сейчас рухнет! Застрянешь в будущем, ни Чур, ни Велес тебя не вытащат!

«Чего это мост рухнет? — подумал Сергей, одурманенный лунным светом и хрустальным сиянием. — Его недавно на капремонт закрывали, он как новенький. Блажена... с придурью, что ли? Почему не вытащат? Из реки? Если границу нарушит — вытащат».

Девица добежала до середины моста, когда кумачовое пламя в ладонях кентавра сменило цвет: сначала на желтый, а потом на светло-зеленый. Полуконь топнул копытом, выронил затухающий огонь на землю, лошади богатырей отозвались диким ржанием, встали на дыбы, сбрасывая всадников на землю. Серый волк завыл: переливисто, горько, оплакивая несбыточные мечты и потери.

Земля содрогнулась. Горы зароптали, дернулись, сметая чужеродную соринку — как животное, прогоняющее муху, севшую на спину. Хрустальный мост пошел трещинами, раскололся на куски, сползающие в воду и утягивающие за собой светловолосую деву. Все это происходило в полной тишине — не слышно было ни плеска воды, ни ржания коней, ни воя волков и собак. На луну наползла неведомо откуда взявшаяся туча, погрузила мир в минутный мрак, а когда уползла и рассеялась, мост стоял на месте. Не хрустальный. Такой, как и прежде: бетонный, с асфальтовым покрытием и заграждениями. Не было ни обломков хрусталя, ни богатырей, ни девы.

Сергей, ошеломленный увиденным, повернул голову и в очередной раз оцепенел. На месте пограничного знака высилась вычурная конструкция: деревянный столб венчали маленькие домишки с заснеженными крышами и крохотные пихты, прилепившиеся друг к другу как семейка опят. Под домиками к столбу был прибит овальный деревянный щит с яркой росписью и табличка с непонятными почти стершимися письменами. Но самое главное — рядом со столбом стоял человек! Старец в серебряном венце, сопровождаемый медведем. Как они могли подойти незаметно и неслышно? Особенно медведь! И почему у них под ногами снег? Лето же!

— Кровь — не вода, — окинув его оценивающим взглядом, проговорил старец. — Ветка Рода отсохнуть не может, ежели не прокляли и безумцем не уродился. Принимай бремя, Потоков сын. На одном твоем плече прошлое, на другом — будущее. Не подведи.

Медведь переступил с лапы на лапу. Диковинную пару окутало и растворило морозное облако. Сергей моргнул, и снова увидел малиновые и белые полосы и сияющий в лунном свете герб СССР.

«Померещилось, — сказал себе он. — Это в компот из сухофруктов что-то попало, потому такие картинки перед глазами и плывут. Не было ничего. Забыть и не вспоминать».

Глава 1. Блажена-норушка. Знакомство с рубежниками

Она была чужеземкой, двуликой колдовкой, прошедшей — если начистоту, то незаметно прошмыгнувшей — по хрустальному мосту, сотворенному Китоврасом для спасения Финиста Ясного Сокола, угодившего в ловушку между мирами. Охристо-серая мышка с темной полосой вдоль спины сбежала от преследовавших ее стражей порядка: там, где она родилась, были беспощадны не только к оборотням — к любым проявлениям магии.

В исконном мире, Прави, где дремлющая Мать Сыра-Земля приглядывала за своими чадами, чтобы они творили только умеренные глупости, Блажене поначалу пришлось несладко. Безродная девица, не привыкшая ни к работе в поле, ни к рукоделию в избе, таилась от людей под мышиной шкуркой, изредка перекидываясь, чтобы побродить по ярмаркам и посмотреть на праздники — а то недолго и человеческую речь забыть.

С Китоврасом она столкнулась на торжествах в честь Чурова дня, в жаркий летний день в конце июля. Огибала пляшущую толпу — парни и девы водили хоровод вокруг межевого столба, славя бога задорной песней и ожидая чуда — отпрянула, когда ее ухватили за руку и потянули в круг, и уткнулась прямо в кентавра. Тот кашлянул, поправил очки и улыбнулся:

— Нашлась, голубушка! Жива-здорова? Я тебя приметил, когда ты по мосту пробежала, кричал потом вслед, но не дозвался. Как зовут-то тебя, красавица? Меня — Китоврас.

Всколыхнулся старый страх: поймают, заключат в темницу, а если в заколдованный застенок, то и мышью не сбежишь. Блажена отступила, уже решилась перекинуться, и замерла после слов Китовраса:

— Как тебя увидел, сразу подумал: «Вот бы нам такую разведчицу в дружину!». У нас все оборотни или на крыльях, или в теле. Серый Волк и Михайло Потапыч шуму производят много, привыкли вышагивать так, чтобы слава поперед них бежала. Сивка-Бурка ржет, как и положено коню, если камень где завидит, сразу копытом искры высекает, проверяет: а вдруг самоцветы посыплются? Кто ему таких сказок нарассказывал — ума не приложу! Жар-Птица и днем и в ночи сияет ослепительно, ее только для отвода глаз запускать, незамеченной не пролетит. Василиса-Лягушка помогала, пока молода была, а потом замуж вышла, сначала дети пошли, потом внуки... Не уговоришь помочь, когда надобно. Царевна-Лебедь... эх! Не будем грустное в праздник вспоминать.

Блажена слушала и не могла поверить своим ушам. Столько оборотней живет среди людей не скрываясь? Их не преследуют, не забивают камнями, не сжигают на кострах?

«И на кентавра никто косо не смотрит. Улыбаются, здороваются. У нас бы...»

— Давай-ка Чура дождемся, голубушка, — предложил Китоврас и галантно согнул руку в локте, предлагая Блажене ухватиться и пройти вместе с ним. — Посидим пока за столом, потом я тебя с ним познакомлю, он лучше меня твою судьбу определит. А я пока расскажу, что захочешь. Спрашивай, не стесняйся. И сама сказывай, что наболело, ежели есть нужда выговориться. Небось, не от хорошей жизни по мосту побежала? Не знала же, что тебя тут ждет.

— Не знала, — вздохнула Блажена. — Надеялась на лучшее. Сейчас понимаю, что повезло мне, как будто луну с неба утащила. От людей прячусь, но животные меня не трогают, нарочно никто не преследует. Скучно в амбарах жить, однако не в темнице. Захотела — по полю побегала, захотела — в городе прогулялась, на праздник посмотрела. Еще бы знать, кого и за что чествуют...

— Все расскажу и обскажу, — пообещал Китоврас. — Ты для меня — находка. Меня никто слушать не хочет, говорят, что я нудный, начинаю с истоков, и пока до сегодняшнего дня доберусь, заснуть можно. А я люблю все обстоятельно объяснить, без деталей зачастую половина смысла теряется. Вот, например, день сегодняшний. Рассказывать, кого мы славим?

Блажена уселась на лавку — Китоврас нашел им место за столом, сдвинув в сторону шумных богатырей и сосредоточенно жующего молодца в ярком кафтане — получила миску и ложку, указание накладывать себе, что захочется, и потянулась к жареной утке и запеченной рыбе — колоски и зернышки уже поперек горла стояли, хотелось поесть основательно. Китоврас присел рядом, захрустел яблоком, объяснил:

— Я мясное не ем. Кашу с репой люблю. Грибы. Рыбу только в крайнем случае. Ты кушай, кушай, на праздничных трапезах все свежее, лежалого нет. О чем я говорил?

— О дне сегодняшнем, — напомнила Блажена. — Трапеза в честь?..

— Чура, — продолжил Китоврас. — Он — бог родового очага и границ наделов — хоть семейных полей, хоть межевых знаков между мирами — сберегатель и охранитель. Без него нам не выстоять, чудища из Нави так и норовят в Правь прорваться. Да и из Яви то оттуда, то отсюда ломятся — миров слишком много стало. С тех пор, как Михайло Поток ушел, дорога к Алатырь-камню закрылась. Ни живой воды, ни мертвой не зачерпнешь, и даже Чур по Калиновому мосту пройти не может. Другая волшба нужна, Смородина — не просто река, она поток времени.

Блажена жевала и кивала. Голос у Китовраса был звучным, перекрывавшим застольные голоса и музыку, но очень монотонным. От речи клонило в сон, Блажена успешно сопротивлялась — благодаря любопытству и чувству голода.

— Чуров день всегда празднуют, когда лето за серединку шагнет, двадцать седьмого июля. Славят и его самого, и воинов, стерегущих рубежи, и не забывают чарку мёда в честь Велеса поднять. Велес с Чуром дружны, почти побратимы. Велес оборотням покровительствует, а их среди Чуровых воинов много. Магия у них схожа, Резы Рода для гадания — их подарок людям, дозволение заглянуть в будущее. Чур людей и рубежи охраняет, Велес во всех мирах властвует, поэтому...

— Р-р-р! Гав! Р-р-р! Ряв!

Глава 2. Сергей-пограничник. Побег из Яви

После армии Сергей пошел на завод, работать по специальности, токарем-расточником. Похоронил маму, попавшую под грузовик — переходила трассу в неположенном месте. Получил в наследство дачу и однушку: в квартире был прописан, обошлось без мороки, а за шесть соток пришлось побегать — дать взятку в садоводческом товариществе, чтобы переоформить на себя земельный участок с вагончиком возле леса. На какой-то момент жизнь замкнулась в кругу: дом — работа — дом — дача. Кладбище было по пути, Сергей, проходя к вагончику, мамину могилу навещал, жалел, что не расспрашивал о родственниках. Кто его отец? Не погибший же летчик, как ему в детстве рассказывали? Где мамины родители, кто они были? Только фамилии в свидетельстве о рождении, да место рождения — дальневосточный поселок. Он пару раз писал двоюродной тете в Москву, пытался что-нибудь узнать, но та первый раз ответила скупо, сообщив, что связь с дальневосточными родственниками утеряна, а на второе письмо вообще не ответила. Так ниточка и оборвалась. Маме всегда на Восьмое марта и Новый год открытки присылала, а Сергею ни открыток, ни строчки.

А потом грянул Чернобыль, жаркие майские, предупреждение от профкома «не выходить на улицы, закрыть окна и форточки, не проветривать». Сергей день промаялся взаперти, в духоте, плюнул и пошел на дачу. Там ему первый раз сон и приснился. Яркий, напомнивший о странном происшествии во время пограничной службы. Шесть лет прошло, ни разу ни хрустальный мост, ни светловолосая дева в памяти не всплывали. И тут освежили принудительно.

Знакомые богатыри в кольчугах пришли на дачу. Не на саму дачу, а на другой берег речки, которая в лесу сразу за вагончиком текла, в разлив иногда прямо к участку подступала. Во сне Сергей встал с кровати, пробрался по тропке, виляющей между кустами, наступил на скрипнувшие рыболовные мостки и всмотрелся в туман, клубящийся над водой. Убывающая луна высветила кольчуги плечистых мужиков, рыжего и русого, заставила засиять драгоценные камни на сбруе белого коня, нервно рывшего копытом глинистую землю. Кажется, рядом с богатырями и конем стоял серый волк, но Сергей бы за это не поручился.

— Блажену ищи! — крикнул рыжий, когда они встретились взглядами. — Ищи ее, она из-за тебя пропала! Как найдешь — сразу идите к нам. В Смородине вода почернела, мертвый ключ прямо в Явь сливается! Калинов мост обрушился! Потык, ты там дотелишься, что все миры отравлены будут!

Слово «Потык» Сергею Васильевичу не понравилось. Вроде и не ругательное, а звучит как-то похабно. Он обиделся, спустился с мостков, долго шарил руками в илистой грязи, нашел-таки увесистый булыжник и изо всех сил швырнул его в сторону богатырей с конем. Камень не долетел, плюхнулся в реку, взбаламутив воду и туман. От броска конь превратился в мужика с уздечкой на шее и с седлом в руках. Погрозил Сергею кулаком и выругался. На ущербную луну набежала туча, прикрыла противоположный берег мглой, на чем общение и закончилось. Сергей проснулся в вагончике, не понимая, что это было, и ходил ли он к реке на самом деле. Судя по тому, что обувь чистая и сухая — не ходил. Ни мокрых пятен, ни грязи.

С того сна все наперекосяк и пошло. Сергея принудительно загребли в ликвидаторы чернобыльской аварии, а когда произошел второй взрыв, спешно эвакуировали вместе со всеми. Два года после этого на заводе проработал, пока силы были. Когда здоровье совсем пошатнулось, прошел медкомиссию, получил инвалидность и крошечную пенсию. Врачи головами покачали и отправили домой, умирать. Не один он такой был, осадки от второго взрыва разнесло, в респираторах по улицам ходили. Обо всех калеках не позаботишься, спасибо, что хоть инвалидность дали.

Приготовился умирать, а жизнь затянулась. Плохонько, но доскрипел до пятидесяти. Жил бобылем, в основном, на даче. В квартиру только на зиму перебирался, в морозы. А на юге морозов немного.

О богатырях, деве и наказе: «Ищи Блажену!» он вспомнил неожиданно, когда от собак-мутантов на кладбище отбился. Хотел мамину могилу навестить, да припозднился. Вот твари и подстерегли. Отмахался подобранной с земли жердью — сам не понял как. Доплелся домой, долго вспоминал прежнюю жизнь. Не особо вольную, но спокойную и полную светлых надежд, перечеркнутых чернобыльской аварией.

Наутро, неожиданно для самого себя, ноги понесли в библиотеку. Он заполнил запрос, вписав туда слово «Потык» и словосочетание «потоков сын», услышанное на хрустальном мосту, и, через некоторое время получил три книги и две подшивки журналов. Чтение обогатило его разнообразными сведениями. Михайло Поток, он же Потык, был богатырем из северо-русских былин. Сергей Васильевич ознакомился с двумя версиями женитьбы Михайлы на Царевне-Лебеди, и обе ему не понравились. В одном случае богатыря закапывали живым в могилу с трупом супруги, с последующим воскрешением покойной змеиной кровью, а во втором Царевна-Лебедь наставляла мужу рога, превращала его в камень и сбегала с Кощеем.

Внимание привлекла отдельная статья о балладе Алексея Константиновича Толстого «Поток-богатырь». Сергей прочитал сначала статью, а потом и балладу, где богатырь Михайло описывался как путешественник во времени. От Ивана Грозного до девятнадцатого века и дальше, в будущее. Через периоды глубокого сна.

Прочитанное сильно озадачило. В голове вертелся вопрос: «До каких далей Поток-Потык добрался и чем его путешествие закончилось?», но эти мысли было решено отложить на потом. Сергей подступился к библиотекарше и попросил подобрать ему информацию по слову «Блажена», после чего ему выдали журналы с биографиями фигуристки из Чехословакии, чемпионки Чехословакии по шахматам и киноактрисы из той же страны, сыгравшей в фильме «Молот ведьм».

Сведения не желали собираться в цельную картину — где былины, а где чемпионаты по шахматам с «Молотом ведьм»? — и Сергей, горячо поблагодарив библиотекаршу, отправился домой — поразмыслить о прочитанном, выспаться и еще раз подумать уже на свежую голову.

Глава 3. Блажена-норушка. Возвращение

Чуров день подарил ей дом, друзей и интересное дело. Блажена начала потихоньку врастать в мир Прави — это было несложно, потому что там находилось место всем, кто не имел в сердце зла. Люди почитали Мать-Сыру-Землю, Перуна, Чура, Велеса и других богов, но это не мешало воздвигаться белым соборам с золотыми куполами. Правь было трудно отравить мертвой водой — Мать-Сыра-Земля оберегала истинный мир, Велес ставил заслоны чудовищам из Нави, а рубежники заступали дорогу тем, кто пытался проникнуть из Явей с дурными помыслами.

Китоврас оказался бесценным источником знаний, немного наивным добряком и заботливым товарищем. Он настоял на том, чтобы Блажене выделили самую лучшую светелку в дружинном тереме — обычно эти покои занимала Жар-Птица в дни ее прилетов на землю, но кентавр велел переселить ее в другое помещение и спокойно отстоял свою позицию в скандале.

Сияющая Царь-Птица злилась на Китовраса — а заодно и на Блажену — целый месяц. А в следующий свой визит сменила гнев на милость. Прилетела она на трапезу с Чуром, когда рубежники собрались совет держать. Не только она — все, кто о Прави беспокоился, во двор терема прибыли. Блажена к тому времени уже многих знала, а кого не знала, о тех слышала — Китоврас в свободное время любил посплетничать.

Финист Ясный Сокол был при Чуре кем-то вроде адъютанта. Доверенным лицом, разносившим особые приказы и докладывавшим об изменениях земли, видимых с высоты птичьего полета. Вторым вестником, способным подвезти седока в случае необходимости, был Сивка-Бурка. Для разнообразия не оборотень, а человек настолько сросшийся с проклятьем, что на ноги становился только по необходимости, предпочитал копыта. Немногословный Михайло Потапыч и Серый Волк тоже частенько рядом с Чуром сидели, но о чем шепотом докладывали, Блажена не знала.

Солнцева сестрица разогнала всех, кто возле Чура толокся, заняла место по правую руку, цыкнула на недовольных Илюшу и Алешу и громко сообщила:

— Хочу Блажену оберегом одарить, чтобы ей одежду прятать и воровать не приходилось. Дозволишь?

— Без моего дозволения не можешь одарить? — усмехнулся бог-пограничник.

— Могу! — вздернула подбородок Жар-Птица. — Спрашиваю из вежливости.

— Только осторожней, а то получится как с Сивкиным седлом.

Китоврас и Жар-Птица нахмурились одинаково и одновременно, а потом заговорили хором.

— Я предупреждал, что заклинание на заклинание может дать неожиданный и необратимый эффект, но, поскольку Сивка настаивал...

— Он сам виноват! — припечатала Жар-Птица. — Говорили ему — стой смирно, не дергайся, пока Китоврас свиток разворачивает. Я перо из хвоста пожертвовала! Самое длинное, с рубином в золотой оправе. Не пожалела ради общего дела. И что он сделал? Он его укусить хотел, потому что ему ноздри щекотало. А свиток уже был развернут.

— Ты не бойся, — не слушая возмущения и оправдания, сказал Блажене Чур. — Для вас, оборотней, такие каверзы невозможны. А перекидываться туда-сюда, когда одёжа не пропадает, куда удобнее. Правильно?

Блажена кивнула. В прошлом месяце, когда они ходили к реке Смородине, чтобы проверить, не откроется ли мост к Алатырь-камню и источникам, из-за одежды случилась неприятность. Заскучавший Полканище, пребывавший в форме псоглавца, изгрыз и разорвал в клочья половину ее вещей, а потом превратился в кентавра и начал жаловаться, что у него изжога от несвежего белья. Блажена ужасно обиделась, Китоврас ругался и срочно вызывал и заставлял сгонять за одеждой недовольного Сивку-Бурку.

К мосту они тогда даже подойти не смогли, кущи выросли, оттеснили их в сторону. План Алеши с Полканищем — «нагнуть молодое дерево, чтобы мышка по нему на остров пробежала» — провалился, а Финист Ясный Сокол попробовал пролететь над Алатырь-камнем и что-нибудь разглядеть, и в очередной раз чуть не ослеп. У любопытствующих с воздуха бельма на глаза наплывали, приходилось потом драгоценные свитки с целительными заклинаниями тратить.

После Совета, на котором обсудили, что и когда делать надобно, Жар-Птица отозвала Блажену в сторону, одарила тонким золотым ободком с подвеской, спускавшейся на лоб. Пообещала: «Теперь платье всегда при тебе будет». А потом, чуть замявшись, попросила:

— Вы уж постарайтесь его привести. Тошно мне в засохшем саду. Плакать хочется, когда смотрю на мертвые яблони. Приведите Потокова сына, уговорите мост открыть, поднимите источники. Не могу так жить. Сплошная кручина.

Блажена кивнула, не осмелившись дать обещание вслух. План был обговорен с самыми верными рубежниками. Китоврас, перекопавший библиотеку и два хранилища свитков с заклинаниями, отыскал способ открыть хрустальный мост, соединяющий Правь с той Явью, где проживал Потоков сын. Искра предвечного огня, заключенная в стеклянный шар, должна была потянуться к полной луне, озарявшей Чурову ночь. Лунные лучи, любившие покрасоваться перед живым огнем, могли призвать мост — если подстегнуть их заклинанием и заручиться благословением Велеса, знающего все лазейки между мирами. Нести шар и читать заклинание доверили Китоврасу, в сопровождение набились Илюша с Алешей, Михайло Потапыч, Серый Волк и Марья Моревна, дева-воительница, обладавшая недюжинной колдовской силой. Имела право — именно она Кощея после воскрешения выследила, победила, в цепи заковала и заточила в темницу. А потом прилюдно отругала богатырей за то, что не смогли его окончательно порешить, только с Авдотьей справились.

Марью Моревну Блажена побаивалась, хотя Китоврас уверял, что она женщина добрейшей души и обидеть может только по делу. Но понятно было, что не ей, Блажене, спутников выбирать, благодарить надо, что с собой взяли. Позвал ее Китоврас, которому нравилось, что она его рассказы внимательно слушала, а когда богатыри начали носами крутить — «зачем она нужна, не может ни колдовать, ни кулаком в лоб засадить!» — Чур на них цыкнул и коротко обронил: «Резы Рода сказали, что она с Потоковым сыном связана». Богатыри примолкли, Блажена хотела спросить: «Как?», но сразу не решилась, момент был упущен, и что Чур имел в виду, она не узнала.

Глава 4. Сергей-пограничник. Избушка и придорожный камень

Голова кружилась. Избушка на курьих ножках, меняющая облики Яга — то барышня, то старуха. И — самое удивительное — отражение в зеркале. Не только сапоги и форма, вернулся тот счастливый возраст, когда не мучили ни боли, ни бесконечная тошнота, ни одышка. Лицо в зеркале — без печати дерматита — было знакомым по армейским фотографиям, дембельскому альбому. Только волосы не сбриты, как положено по уставу, а касаются плеч и при движении скрывают глаза. И щетина отросла, почти усы и бородка.

«Как? — напряженно думал он. — Как такое может быть? Ладно — форма. Ладно — сапоги. Хотя и это странно. Ладно — теплицы с ананасами. Может и не с ананасами, может и примерещилось. Но почему я молодой?»

Он смотрел на входящих в избушку людей — а людей ли? Один вбежал волком и тут же в человека превратился. Другой малахольный какой-то — с уздечкой на шее и с седлом в руках. Потом медведь, ставший кряжистым мужиком, а с ним... О кентаврах Сергей в библиотеке не читал, надобности не было. Вроде же, в Греции кентавры водились? В мифах и легендах Древней Греции? Или нет?

Он еще раз посмотрел в зеркало и понял, что произошло.

«Я умер. Умер на даче. Пошел за мышью, упал с мостков в декабрьскую реку и утонул. Потому вода такая теплая и показалась. Интересно, почему лодочника на реке не было? На тот свет лодочник перевозит, я об этом читал. А мне самому идти пришлось. Или не по чину, или... — он нашел взглядом мышку и подумал. — Может быть, она мой проводник? Почувствовала, что время пришло, позвала и отвела. Точно. Вот все и выяснилось. А забавно тут... на том свете».

Он решил ни на что не реагировать и никому не отвечать. С мертвого спрос невелик. Что этот кентавр, к примеру, ему сделает? Лягнет копытом и снова на ЧАЭС отправит? Это вряд ли. А остального Сергей уже не боялся.

Мурашки по спине пробежали, когда очередной гость в избушку зашел. Молодой парень, одежда старинная, как и у всех здешних обитателей, на плече сокол. И все бы ничего, но глаза... Сергей с ним взглядом встретился и как в бездну провалился. Начали складываться кусочки мозаики: первая встреча, когда бог-пограничник вышел к мосту, сопровождаемый медведем-Велесом и возложил на него бремя Рода, встреча вторая — вот кто его тогда выдернул из толпы, ожидавшей эвакуации с ЧАЭС и запихнул в битком набитый железнодорожный вагон. Третья — точно, была и третья, когда Сергей в квартире умирал, а убеленный сединами воин его какой-то горькой дрянью из хрустального флакона напоил. После этого болезнь и отступила.

Он вспомнил и совместил обличья — Чур являлся таким, каким хотел, и лишь иногда — каким было надобно.

— Здрав будь, Потоков сын, — проговорил бог. — Вижу, наконец-то добрался. Что с Блаженой-то случилось? Ну-ка, иди сюда, малышка!

Полевка спрыгнула с руки бабы Яги, пробежала по столу и забралась к Чуру на ладонь. Тот долго ее рассматривал, коснулся крохотного ободка с висюлькой и сообщил:

— Шерстинка от шарфа прицепилась. Намокла в реке времени, закрутилась в неразрывный узел — из-за того, что Жар-Птицына волшба в осколке Яви слишком долго без дела лежала.

— И как теперь это исправить? — спросил кентавр, поправляя очки.

— Не знаю, — безмятежно ответил Чур и посадил мышку на второе плечо. — Надо подождать. Пусть шерстинка хорошо просохнет, потом решим.

«Врет? Иди не врет?» — Сергей снова поймал взгляд бога-пограничника, надеясь узнать ответ.

— А ты что скажешь?

Вопрос был обращен к нему, и Сергей, толком не подумав, сказал то, что на сердце лежало:

— Спасибо. Я вспомнил. Вы меня дважды спасли.

— Трижды, — усмехнулся юнец с глазами старца. — Не все вспомнил.

— Я и не все понял, — осторожно добавил Сергей. — Вы говорили, но я не понял. Что надо сделать с речкой Смородиной?

— Дойдете — на месте подумаешь. По пути рассказы послушаешь, может, что в голову придет. Найдутся желающие Потокова сына к Алатырь-камню сопроводить?

Все дружно загомонили. Из-за окна раздался хоровой крик:

— А мы? Мы тоже?

В избушку вбежали знакомые богатыри — те, что к пограничному мосту приходили и во сне его звали. Запыхавшиеся, встрепанные, в тяжелых кольчугах и со шлемами в руках.

— И вы идите, — разрешил бог-пограничник. — Чем больше народу, тем веселее. Прямого пути нет, закрылся. Придется вам топать в обход, по краю болота. Яга, дашь им волшебный клубочек? Чует мое сердце, без него не туда свернут, утопнут в бочажинах.

— Клубочек? — Яга постарела на глазах, недовольно цыкнула зубом, нахмурилась. — Чой-та без него не дойдут? Пусть сами как-нибудь. А то сегодня клубочек, завтра иголку, послезавтра гребень, а потом не успеешь оглянуться, как у тебя ни ступы, ни сапог-скороходов, ни скатерти-самобранки, ни шапки-невидимки. Все растащили, сломали, потеряли и спасибо сказать забыли.

— У меня накопилось несколько вопросов относительно шапки-невидимки! — оживился кентавр. — А можно?..

— Нет у меня ничего и никогда не было! — припечатала Яга. — Ишь!

— А вот бы нам в путь торбочку... — мечтательно сказал малахольный тип с уздечкой на шее. — Ту чудесную торбочку, в которой появляется вкуснейший овес. Никогда в жизни больше такого овса не пробовал. Можно?

— Нет,

— Скатерть-самобранка не помешала бы, — пробасил мужик-медведь. — Идти долго, мешки с припасами нести тяжело...

Глава 5. Блажена-норушка. Знакомство с Марьей-попечительницей

Ободок отвратительно давил, Блажена не выдержала и почесала голову задней лапкой — под крики рубежников. Полканище предполагал, что клубочек испортился.

— Яга жадная, никому ничего не дает. Он, небось, в кладовке полсотни лет валялся, моль нитку понадкусывала и его теперь в сторону ведет. Не в ту сторону.

— Выглядит целым, — прищурился Китоврас, подобравший шерстяного проводника с земли. — Но твоя теория имеет право на жизнь. Яга действительно скуповата, и...

— Мы поедем поохотимся, — сообщил Алеша, пошептавшийся с Ильей. — Мы к Смородине договаривались идти, потому что путь долог и вражины всякие могут и на дорогах, и возле моста подстерегать. А к кладовику без нас прогуляетесь. Мы добычу загоним, лося или оленя добудем, мясо или закоптим, или на солонину в каком-нибудь городишке обменяем. И вас догоним, когда вы доспехи заберете.

— А как вы узнаете, что мы их добыли? — нахмурился Китоврас.

— Позовете Финиста Ясна Сокола, скажете ему, он нас разыщет и к вам приведет, — толкая коня пяткой в бок, проговорил Илюша. — Н-но, каурая, прямо давай, прямо!

— Я с вами, — быстро проговорил перекинувшийся Серый Волк. — Вы верховые, громкие. От таких добыча разбегается. Пока лося загоните, не только доспехи добыть можно, Смородину шеломом вычерпать. Пригляжу за вами, чтобы мяса было вдоволь.

«Поразительно! Оберегают свободу от брачных уз, считая ее ценнее клятвы, данной Чуру, — подумала Блажена. — Интересно, Михайло уйдет? А Полканище? А Сергей тоже начнет вертеться как уж на сковородке?»

Не сомневалась она только в Китоврасе — тот клятву богу и обет сопровождать их в пути чтил выше призрачной опасности женитьбы.

Богатыри шумно удалились. Серый Волк перекинулся, возглавил процессию и помчался по дороге, где живу не бывати, подбадривая себя и спутников протяжным воем. Михайло Потапыч тоже перекинулся, почесал косматый затылок, спросил:

— Чой-та они? Думают, за них кто-то пойдет?

— А вдруг? — предположил Сивка-Бурка, подхватывая упавшее седло. — Настасья же за Добрыню пошла.

— Давайте по пути поговорим, — внес предложение Китоврас. — Стоим тут, топчемся, камень руганью радуем. Надо идти, чтобы до сумерек где-то остановиться и стоянку обустроить.

— Я вперед? — вызвался Полканище. — Дороги-то нет, надо прокладывать.

Блажена ошиблась. Ни один из братьев-кентавров не испугался женитьбы. Видимо, знали, что кентавриц в Прави отродясь не было, а обычная дева — даже если колдовка — за них не пойдет. Сергей тоже не колебался. Посмотрел на завертевшийся клубочек, спросил у Блажены, постелить ли ей в шкатулку лопух, а когда она отказалась, громко и доходчиво пискнув, усадил ее на плечо и пошел рядом с Китоврасом — за Полканищем и клубком.

Михайло Потапыч и Сивка-Бурка перекинулись, догнали Полканище, зорко осматриваясь по сторонам. Сергей спросил у Китовраса:

— Вы говорили, что нельзя на распутье долго стоять. Почему?

— Ты, — напомнил кентавр. — Мы перешли на «ты».

— Да. Не привык еще. Извини.

Блажена перебралась на другое плечо Сергея, путаясь в длинных волосах. Кажется, еще и его волос к ободку прицепился — голову опять сдавило. Но ей хотелось послушать, что расскажет Китоврас. Кентавра недаром называли премудрым — многое он знал из того, что от людей и оборотней скрыто. И то, что боги за ненадобностью позабыли.

Слова перемешивались с треском и шумом падающих деревьев. Полканище шел, толкая стволы, валившиеся в подлесок, как былинки, сминаемые человеческими ногами. Три влево, три вправо. Один под копыта — наклон, и сломанное дерево летит в сторону. Сивка-Бурка подбирал лохмотья молодой коры, с удовольствием перекусывал. Михайло Потапыч откидывал лапами крупные ветки, чтобы Сергею и Китоврасу было легче идти. А Китоврас рассказывал.

— Камни в Прави издревле почитаются. У всех свое назначение: есть обереги, есть исцелители, есть следовики, хранящие отпечаток поступи Матери Сырой Земли. Есть жилища духов, есть надгробия, не позволяющие упокоенным колдунам выбраться из могилы и вредить людям. Есть гром-камни, упавшие с небес — им приносят дары, чтобы в засуху призвать дождь. Главный, конечно же, Алатырь-камень. Всем камням отец, бел-горюч, чудесен и могуч, алтарь в центре Прави, дарующий исцеление и пропитание Яви. Сейчас он под землю ушел, укрылся от осквернения мертвой водой. От этого возрадовалась Кривда, старуха, чьи козни клочьями прячутся в густых лесах и людских домах. Подползли клочья к придорожным камням, начали им байки нашептывать: «Алатырь, мол, в земле навсегда сгинул, вы теперь главные. Сбивайте людей с пути истинного, напитывайтесь их бедами, губите путников». Кривда обещала, что люди устрашатся и начнут носить камням дары: резать петухов и ягнят, орошая кровью, разбрасывать пригоршни зерна и расставлять плошки с молоком. Камни поверили, десяток путников погубили — подтолкнули на тропу, где смерть ждала. Но вышло не так, как им хотелось бы. Прознал об этом Велес могучий, прошелся по дороге в шубе сивой, вымел клочья козней лавровой ветвью и запретил камням людей подталкивать. Только ждать, пока те сами сделают выбор. Велесу камни противится не смеют — он им пригрозил, что в следующий раз всех до единого лишит души — но таят зло, жаждут жертвоприношений. А люди... люди просто перестали мимо них ходить. Проложили другие дороги.

— Эй! — крикнул Полканище. — Там, впереди, за деревьями, что-то виднеется! Избушка! Вовремя. Если в ней никто не живет, там и заночуем.