Тринадцатая реальность

Глава 1

Боль навалилась с такой силой, что я не выдержал и застонал.

– Потерпите, скоро доедем, – участливо сказал чей-то голос.

Доехать не получилось. В ушах зазвенело, и этот звон всё усиливался, пока не перекрыл собой все звуки. Уже не чувствовались боль или толчки «скорой», а весь мир помчался от меня сразу во все стороны. Это было невыносимо для восприятия, и я закрыл глаза. Теперь были видны только летевшие мимо огненные спирали, которые не вызывали ни головокружения, ни интереса. Навалилась страшная усталость, и всё стало безразлично, в том числе и собственная судьба.

– Очнитесь! – сказал кто-то, и меня потрясли за плечо.

Я сидел в глубоком кресле в комнате без окон, а рядом стоял одетый в белоснежный костюм мужчина лет сорока. Я приподнялся в кресле и пощупал спину. Боли не было, не было даже следов крови. Опустив глаза, увидел, что у этого типа и туфли белые. Неужели всё произошедшее со мной было бредом? Или я брежу сейчас?

– Что это за место и кто вы такой? – спросил я, опять сев в кресло.

– Вы не очень догадливы, – заметил он, садясь в такое же кресло. – Обычно свою смерть осознают. А я один из тех, кто вас встречает.

Его слова почему-то не вызвали страха или волнения. Было интересно, откуда в пустом помещении взялось второе кресло.

– Много должно быть встречающих, – сказал я. – Где-то читал, что в минуту умирает больше ста человек. Ладно, вы меня встретили, и что будет дальше? Это рай? На ад не похоже.

– Я должен рассказать то, что вам нужно знать, – улыбнулся он. – А рая и ада не существует.

– Не проще приготовить памятки? – спросил я, по-прежнему никак не реагируя на конец жизни. – Раздали бы всем желающим... Кстати, как вас называть? Не ангелом?

– Проще, – согласился он, – только не всегда нужно исходить из простоты. На Земле за вами не наблюдают, а я должен оценить вашу жизнь. Вы не можете сами выйти из потока времени, у нас есть такая возможность. Мы можем беседовать час, а на Земле пройдёт миллисекунда, поэтому не так уж и много нас нужно. А меня можете называть как хотите.

– Почему я не кричу и не заламываю руки? – спросил я. – Ваша работа, ангел?

– Если хотите устроить истерику, могу помочь, – ответил он. – Только что это даст? Вы сглупили и очутились у нас на три года раньше, лишив своего общества немногих близких вам людей. Сыновья уже взрослые и живут своей жизнью, поэтому быстро утешатся. Младший женат, и через полгода у вашей жены появится внучка, так что ей будет чем заняться, кроме визитов на кладбище. К тому же она переживёт вас только на пять лет.

– А что было бы через три года? Если я отнимаю у вас время, можете не отвечать. И я не согласен с тем, что вмешался по глупости!

– Через три года был бы рак лёгких, – сообщил ангел. – У меня есть время для разговора, потому что считывание вашей жизни не такой уж быстрый процесс. А глупость... Вы считаете умным, когда мужчина вашего возраста лезет в драку с молодым мерзавцем? И не нужно говорить о вашем поясе. И потом как можно было полезть в драку, не осмотревшись по сторонам?

– Он избивал девушку, – хмуро сказал я.

– Девушка могла подождать, – возразил ангел. – Кстати, дрянь ещё та и заслужила эти побои. А вы из-за спешки получили десять ударов ножом, потеряли жизнь, и теперь в вашей повести останутся недописанные главы. Читатели будут недовольны.

– Давайте перейдём от моей глупости к тому, что вы хотели сказать.

– Вам нужно дождаться следующего рождения, – сказал он. – Время такого ожидания для всех разное, но всегда довольно большое. Это лет двести-триста, иногда больше. И ждать в этом кресле будет скучно.

– Вы хотите предложить занятие повеселей? – спросил я. – Скажите, а почему так долго ждать? Ведь число рождений увеличивается с ростом численности человечества. Вам должно не хватать душ, а у вас очередь.

– Души тоже не вечны, – пояснил ангел, – поэтому тот, кто всё это устроил, сделал так, что вселяется только часть душ, остальным даются новые. Теперь перейдём к вам. Это тоже материальный мир, только материя не такая, как на Земле. Здесь вы сможете менять её в тех пределах, которые мы установим. Чем порядочней был человек, тем больше возможностей будет у его души. Вы сможете сотворить свой мир, в котором для вас будет подвластно всё, а можете себя в чём-то ограничить. Умные так и делают. Чем больше запас знаний и лучше фантазия, тем привлекательней получится мир. Творить такое мало кому под силу, поэтому к вам потянутся души тех, кто обделён фантазией. Пускать их к себе или нет – решать вам. Учтите, что души способны сразу оценить друг друга. Вы сможете создать полноценную жизнь не только для себя, но и для многих. Хотите жену? Найдётся немало женщин, которые поборются за это право. Здесь можно менять не только обстановку, но и свой внешний вид. Ваша жена почувствует, какая вам нужна внешность...

– Что-то вроде виртуальной реальности? – сказал я. – Секс тоже будет виртуальный?

– Для вас всё будет реально, – усмехнулся он. – Если в вашей жизни был секс, вам будет что вспомнить. Вы не сможете зачать и родить ребёнка, но можно использовать детские души.

– Никогда не любил ничего виртуального, – вздохнул я. – Это не жизнь, а её видимость. Я не думаю, что меня хватит на триста лет.

– Поверьте моему опыту, что хватит, – заверил ангел. – Многим приходится гораздо хуже. Если был мерзавцем, то и возможности будут скромней. Мир уже не создашь, только квартиру. А если учесть, что нормальные души к мерзавцу не придут и не пустят к себе, он будет обречён на одиночество или общение с себе подобными, что ещё хуже. Можно объедаться икрой, заниматься онанизмом и летать по квартире, но надолго вас хватит? Это и будет ваш персональный ад. Кстати, лет через пятьдесят у всех начнёт просыпаться память о прошлых жизнях, так что можно будет использовать ещё и её.

– И что будет с душой мерзавца после трёхсот лет одиночного проживания в квартире?

– Такого не выдержит никто. Я уже говорил, что души не вечны, поэтому он себя убьёт. Вас хватит лет на триста, а потом тоже всё опротивеет.

Глава 2

Прежде всего я обдумал своё бегство с того света и сразу же пришёл к выводу, что мне специально дали уйти, максимально облегчив этот уход. Смешно думать, что за мной никто не наблюдал, да и эти таблички на русском языке... Почему не сказали прямо, что это нужно сделать? Ничего не зная об ангелах, об этом можно было только гадать. Я не видел смысла в таких гаданиях, поэтому не стал ими заниматься, а задал себе вопрос: почему именно я. Гением я себя не считал, а посредственностью не был. Ко многому способный человек с большими знаниями и опытом. Но таких много, и я был почему-то уверен в том, что их не засылают тысячами в чужие реальности, сохраняя память прожитой жизни. И ещё я был русским. Это могло быть случайностью и не влиять на выбор, но в такую случайность не верилось. Наверняка ангелы хотели, чтобы я как-то встряхнул этот мир, иначе моё вселение не имело смысла. Мне дали понять, что нашим опекунам надоел бег по кругу с возрождением и гибелью человеческих цивилизаций, даже сказали, что причиной нашей недоразвитости является агрессивность. А чем русские отличаются от всех прочих? Если взять европейскую цивилизацию, к которой мы немного относимся, то отличие и будет в очень низкой агрессивности. Мы не создавали колоний и доброжелательно относились к людям любой национальности. Единственными, кого ограничивали по национальному признаку, были евреи, но их почти везде гоняли во все времена. Я не идеализировал русских, среди которых было достаточно мерзавцев, но в целом это был самый мирный из всех известных мне народов. Сделаю оговорку, что сказанное относится только к народам европейской цивилизации, которые имели возможность влиять на общемировые процессы. Нам такую возможность давали огромная, богатая всеми необходимыми ресурсами территория и высокая численность способного к любой трудовой деятельности населения. Этот мир сильно напоминал мой прежний. Говорю «мой», потому что чувствую себя больше бывшим писателем Роговым, чем вчерашним гимназистом князем Мещерским. Личность Рогова, его опыт и знания во всём превосходили то, что было у только вступившего во взрослую жизнь юноши, поэтому мои мысли и оценки были в основном роговскими.

Начнём с Америки. Латинская не интересовала мою юную половину, поэтому я почти ничего о ней не знал, а то, что вспомнилось, не выявило различий. А вот в Северной Америке они были и не ограничивались другим названием США. Ни одной из мировых войн здесь не было, поэтому Американские штаты ни с кем серьёзно не воевали. Военная промышленность развивалась, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что было у американцев в моём мире. И доллар был только одной из валют, так что янки не могли оплачивать свои расходы печатным станком. В Африке и Азии сохранилось большинство колоний, в основном у Великобритании и Франции. Индия стала независимой, но, по-моему, только формально, потому что англичане продолжали в ней хозяйничать. Может, освободился кто-то ещё, но я о них не знал. В Китае была республика, и пока он ни на что в мире особенно не влиял. Русско-японская война началась на год позже, но, в отличие от моей реальности, в ней не было победителей. Сошлись, потопили друг у друга флоты, побили солдат и разбежались. У нас было небольшое преимущество, да и Японию трудно сравнивать с Российской империей, поэтому японцам пришлось плохо и они дольше зализывали раны. А теперь перейдём к главному – Европе. Те противоречия, которые привели у нас к Первой мировой войне, были и здесь, но их умнее разрешили за наш счёт. Формально Российская империя была независимой, фактически она давно потеряла эту независимость. Почти вся промышленность и финансы принадлежали французам, англичанам и прочим европейцам. Американцы в этом тоже отметились, но здешний Алексей знал только о самом факте экономического порабощения, а не о том, кто и как его осуществил. Мне было известно больше. В своё время прочёл на эту тему несколько статей, так что мог проследить всё в процессе и оперировать кое-какими данными, правда, только до первой мировой войны. Душе были доступны знания личности, вот я и перенёс их в эту голову, а память у юного князя Мещерского была такая, какой никогда не было у меня. Я без большого успеха шесть лет учил английский язык, а моя молодая половина, окончившая гимназию с отличием, свободно говорила на трёх языках. Так что можно было без труда вспомнить любые знания, которые я привнёс в это тело. Я и вспомнил.

Началось всё с Александра II с его экономическими реформами, которые открыли дорогу иностранному капиталу. Страшным бедствием стала проведённая в конце девятнадцатого века «золотая реформа» Витте, целью которой было не создание благоприятных условий для развития экономики, а обеспечение «вхождения» Российской империи в мировой рынок, развитие внешнеэкономических связей и валютное единение с Западом, что вело к полной зависимости страны от европейских бирж. В дальнейшем для поддержания золотого рубля из империи выжимали все соки, пуская на это доходы от золотодобычи, продажи зерна за границу и государственных монополий, в первую очередь от казённых железных дорог и продажи водки. Вывезенное во Францию залоговое золото позволило продавать там ценные бумаги казначейства, делать займы и привлекать в российскую экономику французские капиталы. Суммы займов росли, росли и проценты по ним. Особенно прельщал ловкий ход петербургских финансистов: они первыми предложили покупать «русские займы» на детей и молодожёнов. Ещё бы, ведь доходы по таким «детским» бумагам достигали десяти и даже четырнадцати процентов! И если сначала задолженность была преимущественно государственной, то в дальнейшем начался быстрый рост общественной и частной задолженности, выражающийся в передвижении за границу российских процентных бумаг и приливом в Россию иностранных капиталов для эксплуатации наших естественных богатств. Перед первой мировой войной капиталы иностранного происхождения составляли пятьдесят процентов всех вложенных в промышленность, при этом на горную, горнозаводскую и металлообрабатывающую отрасли приходилось семьдесят процентов иностранных капвложений. К четырнадцатому году иностранцам принадлежало больше сорока процентов совокупного основного капитала восемнадцати главных акционерных банков России, и они извлекали здесь от двадцати до тридцати процентов дивидендов вместо получаемых у себя на родине четырёх-пяти. В том же году внешний долг России, бывший крупнейшим в мире, составлял шесть с половиной миллиардов рублей. И это только по четырнадцатому году, а с тех пор прошло почти тридцать лет! Можно только догадываться о том, что творилось сейчас. Вопрос иностранного засилья был запретной темой, и не пропускался цензурой ни в одну из газет. Если об этом и говорили в Государственной думе, такие разговоры не доходили до широкой общественности. Сам Алексей об этом почти ничего не знал. Его отец как-то высказался по поводу того, что в органах высшей власти слишком много иностранцев, а от отца Веры он услышал, что многие банки дают разные процентные ставки по кредитам для иностранцев и русских. Для последних кредиты были гораздо дороже. Ещё было достоверно известно, что в Подольской и Киевской губерниях селится много колонистов из Германии, и не только на свободных землях. Когда он готовился к сдаче экзаменов, большой шум среди гимназистов вызвало назначение министром народного просвещения приехавшего из Франции Мишеля Дельмаса. По слухам, он с трудом говорил по-русски и занимался во Франции сельским хозяйством. Правду болтали или нет, но с личным указом императора не поспоришь, а на носу были экзамены. Пошумели и забыли.

Глава 3

– Ну как она тебе? – спросил Олег, накладывая в блюдо заварные пирожные. – Кофе, по-моему, вон в том шкафу.

– Замечательная девушка, – сказал я то, что думал. – Если бы уже не был влюблён, влюбился бы сейчас. Где у вас турка?

– Вот стоит, – показал он. – Спички на полке. Принеси пирожные, а то наша компания смолотит их до твоего прихода.

Он ушёл, а я дождался, когда закипит вода, и занялся кофе. Никогда в прежней жизни не любил ни вино, ни водку, хотя время от времени приходилось употреблять. Здешний Алексей тоже не любил пить, но не считал это сильно вредной привычкой и в компании не отказывался.

Закончив с завариванием, я взял один из подносов и поставил на него две чашки с кофе, сахарницу и блюдо с пирожными. К моему появлению все, кроме Александры, были заняты столиками. Выпили три бутылки вина, откупорили ещё две и прикончили закуски.

– Оставьте и нам пирожные, – попросила уже захмелевшая Нина. – Вам для двоих слишком много, а у нас уже нечем закусывать!

– А ты меньше пей, – посоветовал я. – Ты пришла напиться или с пользой провести время? Ещё немного – и тебя придётся укладывать спать. Никого так не развезло, одну тебя.

– Ну и ладно! – сказала она. – Тогда дай пирожное. Алексей, вот Лиза опять завелась со своей анархией, а я убеждена, что свои требования можно заставить выполнить только террором! Да не оглядывайся на Сашу: она свой человек и не будет стучать!

– Если будешь выставлять столько вина, я перестану к тебе ходить, – сказал я Олегу, после чего повернулся к Лизе: – Заканчивала бы ты маяться дурью! Вроде умная девушка, а уцепилась за гнилую идею. И ведь не скажешь, что много выпила.

– А чем тебе не нравится анархия? – вскинулась она. – Наши законы лучше?

– Даже плохие законы лучше, чем их отсутствие, – назидательно сказал я. – Уже в первобытном обществе была какая-то иерархия и узаконенные обычаями отношения, а чем больше развивается человечество, тем сложнее отношения между людьми во всех сферах жизни, и они требуют обязательного регулирования. И организовать такое регулирование на добровольной основе не получится. Идеи Кропоткина – это чушь собачья! Анархия нацелена на развал, а не на созидание. И чем тебя не устраивают наши законы?

– А тебя они устраивают? – язвительно спросила она. – Ах да, ведь твой отец участвует в законотворчестве!

– Не совсем так, – засмеялся я. – Он ему всячески препятствует. А законы у нас есть всякие: и хорошие, и плохие. И мне не всё нравится, только главная беда не в законах, а в людях. Вот чем недовольна ты?

– Как это чем? – растерялась она.

– Твой отец инженер второго класса, – сказал я. – Получает вполне приличные деньги, чтобы вы жили в столице и ни в чём себе не отказывали. Вместо матери по дому трудится домработница, а она сама ничем не занята. Твой брат учится в университете, а ты на следующий год закончишь престижную гимназию. Куда вы ездили отдыхать в прошлом году?

– В Болгарию, а что?

– А то, что у тебя нет поводов для недовольства. Весь твой протест от молодости лет, недостатка ума и склонности к подражанию.

– Спасибо за дуру, – обиделась она. – Мне самой, может быть, и не плохо, я беспокоюсь о других!

– О других поговорим потом, – я оставил Лизу и сел между Александрой и Ниной: – Теперь поговорим с тобой, террористка. Я согласен, что у тебя могут быть поводы для недовольства, только настоятельно советую прекратить всякую болтовню о терроре, иначе договоришься до ссылки, и в неё отправишься со всей семьёй. Я думаю, что родные не скажут тебе спасибо. И учти, что террором, как и анархией, проблем не решишь.

– Я попробую, а там посмотрим! – пьяно возразила Нина. – У тебя ведь есть пистолет?

– И в кого ты хочешь стрелять? – с любопытством спросил я.

– Нашего полицмейстера! – ответила она. – В Спиридонова! Он ходит на работу мимо моего дома без охраны.

– И чем же тебе не угодил Иван Сергеевич? – сказал я.

– Сатрап! – выкрикнула она. – Он сдохнет, другие будут бояться!

– Он неплохой человек, – возразил я, – и хороший профессионал. Страха ты не добьёшься, только ненависти. И нет гарантии, что на его место не назначат кого-нибудь похуже. У него большая семья, ты хочешь доставить им горе? Ладно, сейчас с тобой разговаривать бесполезно. Я выяснил всё, что хотел. Вы мои друзья, поэтому хочу уберечь от неприятностей. Эта бездельная и опасная болтовня, которой мы с вами занимались в последние два месяца, не принесёт ничего, кроме них. А если дойдёт до дела, будет ещё хуже. Хочу предупредить, что если здесь ничего не изменится, то я не буду приходить на эти посиделки.

– Струсил! – презрительно сказал Игорь.

– Можешь думать что хочешь, – пожал я плечами, – только не вижу, из-за чего рисковать своим будущим и благополучием семьи. Вот как ты назовёшь человека, который, пожертвовав собой, спасёт других от дикого зверя?

– Герой, – в первый раз за вечер сказал Сергей.
– Я тоже так думаю, – согласился я. – А если этот зверь никому не угрожает и спит где-нибудь в лесу, а кто-то побежит подёргать его за усы или за хвост, чтобы самоутвердиться и произвести впечатление на окружающих?
– Значит, ты считаешь наши разговоры бессмысленными и вредными? – спросил Сергей. – Прекрасно понимаешь, что в обществе много язв, но не нам их лечить?
– А ты считаешь, что эти язвы способны лечить вчерашние гимназисты? – в ответ спросил я. – Вы даже не можете определить цели, не говоря уже о средствах. Было бы больше пользы, если бы мы рассказали друг другу что-нибудь интересное, поставили пластинки и потанцевали. Жаль, что я не взял с собой гитару, можно было бы сыграть и спеть.

– Могу рассказать, – кивнул Сергей. – Не знаю только, интересно это тебе или нет. У меня есть приятель из купцов. Так вот, он недавно плакался, что его отец на грани разорения, а он купец второй гильдии.

– Кредиты? – спросил я.

– Уже знаешь? – не удивился он. – Да, кредиты. Во всех банках дают заём под пятнадцать процентов годовых. Как при этом торговать не обдирая людей? И что интересно, при нём взял кредит какой-то француз только под пять процентов. Я ради интереса зашёл сначала в банк к Рябушинским, а потом к Гандельману, и везде те же пятнадцать процентов. Тогда я не поленился пройти четыре квартала в банк Боултона и попросил кредит на английском языке, на котором говорю чище их королевы. Знаете, что мне предложили?

Глава 4

Пользы от меня в этой поездке было как от козла молока, только зря потерял три часа. В квартиру забрались грабители, а тут не вовремя принесло хозяев, да ещё с маленьким ребёнком. Всю семью в их же квартире и положили, а над женщиной и надругались. Как и предполагала Вера, в квартиру нас не пустила полиция. Походили вокруг дома в компании своих коллег, поспрашивали ничего не видевших соседей и уехали, сделав напоследок несколько снимков, которые наверняка не попадут в номер. Стоило из-за этого гонять трёх работников редакции, да ещё машину с шофёром!

– Неудачно съездили, – сказал нам редакционный фотограф Борис Денисов. – Пока нашей газете не дадут привилегию от департамента полиции, толку от таких поездок не будет. У вас, князь, там, кажется, работает отец? Поговорили бы, может, он поспособствует. Ездили бы вы тогда на уголовные происшествия вместе с Александровым, а потом, глядишь, стали бы писать сами. Очень выгодная работа. Видели, кого пропустили к месту убийства? Корреспондента газеты «Последние Известия» Бориса Биренбойма и его фотографа. А почему? Потому что у их газеты такая привилегия есть.

Я и в прошлой жизни, и в бытность гимназистом ни разу не сталкивался с криминалом. После моего вселения молодой князь Мещерский избавился от излишних сантиментов, но не было ни малейшего желания смотреть на залитые кровью тела жертв и видеть горе их близких. Пусть эту выгодную работу делают те, кто имеет к ней склонность.

Как только приехали, Вера пошла писать отчёт, а я вернулся за свой стол дописывать статью. Больше меня до конца дня не трогали, поэтому удалось её закончить, пусть и перед самым уходом.

– Не надо меня провожать, – сказала любимая. – Я позвонила брату, и он должен вот-вот подъехать. И к вам он меня отвезёт, поэтому у меня будет время покупаться. Надеюсь, что смою с себя всю вонь и смогу у вас появиться. Твоя сестра будет кусаться?

– Сказала, что ей хватит ужина, – улыбнулся я. – Постарайся сама её не трогать. Она тебя не знает, а у каждого в голове свои тараканы.

Мне тоже надо было наводить марафет, поэтому оставил Веру в редакции дожидаться брата, а сам вернулся домой. До прихода отца успел принять ванну, высушить и привести в порядок волосы и надеть подготовленный Натальей костюм.

– Что это ты так рано вырядился? – спросил встретивший меня в коридоре отец, и я сразу понял, что он не в духе.

– Остался только час, – ответил я. – Ничего, не помнусь. У тебя неприятности на работе или упало настроение из-за предстоящих смотрин?

– Неприятности – это мягко сказано! – сердито сказал он. – Возьми почитай сам.

Он раскрыл на нужной странице «Вестник полиции» и протянул мне. Я прочитал указ императора и вопросительно посмотрел на отца.

– Кто этот Шарль Дюкре?

– Бывший префект Парижа, – ответил он. – Получил подданство и уже переехал в столицу. Наверное, в министерстве знали о замене главы нашего департамента, но нам до последнего никто не сообщил. Я об этом узнал из журнала и сразу навёл справки. У нас даже министр ездит без охраны, а этот привёз с собой пуленепробиваемый автомобиль и охрану из французов.

– Да, насчёт министра, – сказал я. – Мне кое-что неясно в указе. Как можно выводить из-под контроля министерства кадровые вопросы департамента, который в это министерство входит? Или уже не входит?

– Ты ухватил суть, – сказал отец, одобрительно на меня посмотрев. – Наш департамент – это один из столпов, на которых держится империя. А теперь представь, что будет, если у него поменяют главу, да ещё фактически выведут из подчинения министру. Через год в нём останутся только послушные исполнители, которые будут смотреть в рот этому Дюкре. Меня точно выживут.

– У вас много порядочных и решительных людей, – сказал я, глядя ему в глаза. – Неужели не сможете раздобыть трёхлинейку с оптикой и найти хорошего стрелка? Не вечно же он будет ездить в бронированном автомобиле. На Фонтанке это сделать трудно, но у вас там много зданий. И не будет он целыми днями сидеть на службе, куда-нибудь начнёт ездить. В конце концов, не так уж сложно заминировать его автомобиль. Если уж полиция не сможет себя защитить...

– Представляешь последствия? – спросил отец, глядя на меня так, будто увидел впервые.

– Представляю, – ответил я. – У кого-то наверху полетят погоны. У кого-то, но не у всех. А если пришлют ещё одного француза, грохните и его. На месте третьего кандидата я сюда не поехал бы. Неплохой намёк тем, кто это устраивает. Пуля – дура, ей всё равно куда лететь.

– Не скажешь, с кем познакомился? – спросил отец. – Ты сильно изменился, да ещё за день или два. Такие изменения не бывают без сильной встряски или чьего-то влияния.

– Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз? – предложил я. – Не посмотришь статью, пока есть время?

Отец забрал исписанные мной листки, вложил их в «Вестник» и ушёл в кабинет. Вторично мы увиделись минут через двадцать.

– Кто это написал? – спросил он, положив черновик статьи на мой столик. – Кто-то из ваших, как ты выразился, акул?

– Я это написал! – сердито ответил я. – Что так недоверчиво смотришь? Если хочешь, при тебе напишу что-нибудь ещё, только после ухода Веры, а то сейчас на это нет времени. Не допытывайся насчёт авторства, а скажи своё мнение.

– Написано талантливо и будет трудно придраться, – сказал отец, не сводя с меня испытывающего взгляда. – Со мной могут связать хотя бы из-за твоей работы в редакции, но больших неприятностей не будет. Никто не сможет ничего доказать, да и не будут под меня копать, потому что моё начальство тоже против этого законопроекта.

– Значит, пробую пропихнуть в печать, – подвёл я итог. – Папа, я не хочу тянуть со свадьбой! Мало ли что может случиться.

– Папа... Давно ты меня так не называл. Я вижу, что ты намерен жениться независимо от того, какое впечатление произведёт на нас твоя невеста, но давай не будем бежать впереди паровоза. Уже без десяти, стол накрыт, и мы готовы, поэтому иди встречать свою любовь.

Глава 5

– Садитесь, князь, – сказал мне отец Веры. – Вы пришли просить руки моей дочери?

Глава купеческого дома Водениковых походил на былинных богатырей, какими их рисовали в иллюстрациях к сказкам. Он был на голову выше меня, а весил раза в два больше, и я не видел в нём жира. Мужественное лицо с крупными чертами и широкая купеческая борода довершали облик. Хотя Николаю Дмитриевичу перевалило за пятьдесят, ни в бороде, ни в густых, коротко стриженных волосах не было видно ни одного седого волоса. Сейчас он был одет в костюм с непременным здесь жилетом, но на выездах любил одеваться под старину, в сюртук, широкие штаны и сапоги.

– Не совсем так, Николай Дмитриевич, – улыбнулся я. – Руку я попросил сам и уже получил согласие, а от вас нужна помощь. Я не могу организовать свадьбу, не зная, кто на ней будет присутствовать с вашей стороны, и сколько им потребуется времени на сборы. И забудьте о моём княжеском титуле. Какие, право, титулования у родственников? Вы и дочери станете на каждом шагу напоминать, что она княгиня?

– Можно и по-простому, – согласился он. – Вижу, что шутите, поэтому не обижаюсь. Когда и где думаете играть свадьбу?

– Я готов хоть сейчас, но из-за одной моей родственницы придётся ждать дней десять, – объяснил я. – Она не приедет из Италии в свои девяносто, но может обидеться, а у неё родственные связи с семьёй Романовых. А о том, когда это будем делать и где, я прошу вас договориться с моим отцом. Вот визитка, на которой указаны его телефоны, рабочий и домашний.

– Лодырь, – сделал вывод Николай Дмитриевич. – Спихнули всё на отца и рады. Ладно, приготовим мы вам такую свадьбу, что на неё будет не стыдно пригласить императора.

– У меня к вам очень серьёзный разговор о безопасности Веры, – сказал я, отбросив шутливый тон.

– А что у вас случилось? – насторожился он.

– Как вы относитесь к закону о лёгких наркотиках? – начал я издалека.

– Плохо я к нему отношусь! – сердито сказал Николай Дмитриевич. – Можете не оглядываться, здесь нас не услышат. Вредный закон, хоть и говорят, что к его принятию приложил руку сам государь. Много работников, особенно из молодых, употребляют эту пакость и становятся никуда не годными людьми. В деревнях этого меньше, а в городах, особенно среди фабричных, встречается чаще. Мало нам было пьяни, так теперь ещё и это! А к чему вопрос?

– А к тому, что вдобавок к тому закону хотят принять ещё один, который разрешает дурь посильнее! Я не знаю, кто этим занимается из наших европейских соседей, но думаю, что многие. В Азии устраивают огромные плантации мака и заводы по его переработке, а сбывать готовый продукт собираются у нас.

– Если у них получится, это будет конец нашей жизни! – мрачно сказал он. – Если не всех потравят, остальных возьмут голыми руками!

– Им-то что! Только этого и добиваются. Соседям, а теперь и американцам, не дают покоя наши земли и их богатства, да и империю многие воспринимают как соперника.

– А кто проталкивает? – спросил Николай Дмитриевич. – Не наши?

– Нет, это не прогрессивная партия, – ответил я. – Кадеты. Только это не играет большой роли. Многие депутаты куплены и выполняют заказ. Я узнал об этой возне от отца, и возникла мысль подложить им свинью. Если опять ждать указа императора, потом всем заткнут рты. А пока это только инициатива одной из думских фракций, цензура пропустит...

– Вы написали статью? – спросил он. – Уже вышла?

– Выйдет в завтрашнем номере, – ответил я. – Потом день-два будут разбираться, кто посмел раскрыть пасть. Деньги в этом замешаны большие, а привлечь императора будет сложней, особенно если эту тему подхватят другие. За себя я не опасаюсь. Ношу с собой пистолет и без него кое-чему обучен, да и не станут сейчас связываться.

– Почему? Из-за отца?

– Отец в таких делах не защитник, он сам может пострадать, хоть не очень в это верит. Если меня сейчас грохнуть, толку будет мало, а шума – много. А вот наказать кого-нибудь из близких мне людей... Это не свяжут со статьёй, но меня может ударить посильнее смерти. Мёртвые не чувствуют боли, а я буду страдать. Так сказать, урок для наглого бумагомарателя.

– И что предлагаешь? – переходя на ты, спросил он. – Ты об этом уже думал, и должны быть какие-то мысли.

– На работе я за ней пригляжу, – сказал я, – а в других случаях нужна охрана. Было бы неплохо возить её на машине и постоянно менять маршруты. Да и вам с Иваном надо поберечься. Вряд ли на вас будут отыгрываться, но всё равно...

– Зря ты это затеял! – недовольно сказал он. – Один бог знает, чем это закончится для Веры! Не мог напечатать под чужим именем или кому-нибудь отдать?

– А смысл? – возразил я. – Ну да, обыватели никогда не узнали бы, что это написал князь Мещерский, но тем, кого я обижу, узнать автора будет проще простого. Чиновнику департамента полиции приносят бумаги, которым он чинит препоны, а через несколько дней в газете, где работает его сынок, всплывает их содержание. Думаете, сложно сделать правильные выводы? В конце концов, как следует прижать редактора, и он всё выложит. Я вообще удивился, что он легко пошёл на подобную публикацию. А отдавать статью в другую газету... Очень сомневаюсь, что её там напечатают, но кого-нибудь из своих пошлют в Думу к кадетам для проверки, и я попаду под удар без всякой публикации. Тогда точно грохнут. А если вообще ничего не делать, то нужно собирать вещички и вместе с Верой уезжать куда-нибудь подальше, например, в Австралию. Там тоже можно прожить, но уже наши внуки точно не будут русскими.

– Почему так думаешь? – спросил Николай Дмитриевич. – Из-за наркотиков?

– Наркотики – это то, что бросается в глаза, – ответил я. – У нас мало кто читает «Вестник полиции», а в газетах этого указа не было, поэтому вы вряд ли знаете, что главой департамента полиции назначен француз. Он, конечно, принял подданство, но русским из-за этого не стал. Более того, ему теперь и министр не указ, потому что не сможет отменить его кадровые решения. И это только первая ласточка!

Глава 6

Весь день Вера пробыла у нас, но я с ней почти не общался. Сначала на мою невесту предъявила права мама, потом – сестра. Мне же пришлось отвечать на бесконечные звонки. Чтобы не бегать в коридор, занял кабинет, и уже к обеду возникло желание хоть на время отключить телефон. Делать это было нельзя, потому что мог позвонить отец. Пока звонили знакомые. Были среди них мои приятели и те, кого я мог назвать друзьями, но в основном звонили приятельницы мамы. Причиной этих звонков была моя статья. Спрашивая мать, они узнавали, что у аппарата я, и сразу же переходили к поздравлениям, при этом многие благодарили, удивлялись моему мужеству и советовали поберечься. Приятно, когда тебя благодарят, но всё должно быть в меру. Мне осточертели звонки, поэтому очень обрадовал приход отца, который решил пообедать дома.

– Я отключил твой телефон, а сейчас отключу в прихожей, – сказал я ему, – иначе звонки не дадут нормально поесть. Ты успел что-нибудь сделать?

– Давай поговорим после обеда, – ответил он. – У меня мало времени, поэтому расскажу сразу всем.

За нашим столом прибавился стул, на котором сидела Вера. Мы знали, что отец торопится на службу, и ели быстрее обычного. Он закончил обедать раньше других и быстро рассказал о своих делах.

– Алексей говорил о нашем решении продать часть недвижимости?

– Какая недвижимость? – спросила мама. – У нас не было таких разговоров.

– Я не мог с ними говорить, – сказал я отцу, – сидел на телефоне. Когда ты уйдёшь, я всё объясню.

– Мы продаём дворец в Полтавской губернии, – сказал он в основном для матери. – Я уже оформил договор в имущественной конторе, и мне обещали, что сделают за десять дней. Почему на это пошли, вам объяснит Алексей. Теперь о свадьбе. У меня был обстоятельный разговор с Николаем Дмитриевичем. Свадьбу будем играть в воскресенье в ресторане «Контан». Должно быть около сотни гостей, но заказ сделаем с большим запасом. Я уже обзвонил тех, кого мы приглашаем. Обещали прибыть все, кроме семьи Лизы, но это было ожидаемо. Я отправил письмо Катерине, а написать Наталье в Венецию попрошу тебя, дорогая. Извинись и передай, что брат по-прежнему о ней помнит и любит. Алексей, с охраной я тоже решил. Сейчас не буду об этом распространяться, скажу только, что охранять начнут с воскресенья. Я уже ушёл, а вопросы задавайте Алексею.

– Рассказывай, для чего нас охранять! – потребовала у меня мама, как только ушёл отец. – Недвижимость подождёт!

Я подробно рассказал о законопроекте кадетов и о статье.

– Мы принесли газету, так что можете почитать сами. Наверное, уже продают третий тираж, а мне надоело отвечать на звонки твоих подруг.

– Ну и что? – не поняла она. – Написал и правильно сделал, мы-то здесь при чём?

– Я перешёл дорогу очень влиятельным людям, – объяснил я. – Из-за меня они потеряли сотни миллионов рублей. Когда один из профессоров выступил против предыдущего закона, его дочери во дворе порезали руки.

– Так я никуда не смогу уйти без охраны? – дошло до Ольги.

– Если бы приняли этот закон, мы тебя и так никуда не отпустили бы без охраны, – сказал я. – Не сейчас, а примерно через год. Ты не можешь представить, на что способен наркоман ради очередной дозы. Наркотики стоят денег, а у этой братии их вечно не хватает. Они не просто травят себя, они отравляют жизнь остальным. Никакая полиция не справится с таким разгулом преступности. А с охраной удобно. И отвезут, и привезут обратно.

– Так будет машина? – спросила она. – Тогда ладно.

– А о какой недвижимости шла речь? – спросила мама.

– Продаём полтавский дворец, – объяснил я. – Он совершенно не нужен, только лишние расходы.

– Правильно делаете, – одобрила она. – Ты говорил, что мне звонили? А почему не позвал к телефону?

– Перед тем как я его отключил, только тебе и звонили, – засмеялся я. – Хотели поговорить о моей статье, а тут я на телефоне, так что они забывали о тебе и наваливались на меня.

– Подключай аппарат! – распорядилась мама. – Я сама посижу в отцовом кабинете, а ты развлеки Веру.

– И как же тебя развлекать? – спросил я невесту, после того как мы ушли в мою комнату и сели на кровать.

– Я сейчас позвоню отцу и попрошу разрешения остаться у вас на ночь! – прижавшись ко мне, прошептала она. – Если разрешит, мы найдём чем заняться. Сколько можно только целоваться? Мне этого мало! Как на это посмотрят твои?

– Думаю, что нормально, – ответил я. – Для них ты уже своя, а свадьба послезавтра.

Она позвонила, и отец разрешил. Мои тоже приняли эту новость совершенно нормально, только отец после ужина спросил, будем ли мы предохраняться. Мол, если нужно...

Я ответил, что в этом нет необходимости, и этой ночью моя любовь стала женщиной. Далеко не всем девушкам везёт испытать прелесть любви с первого раза, но ей повезло. У меня был большой опыт, а Веру не требовалось долго разжигать, поэтому ночь у нас вышла сказочная. Весь следующий день мы провели, почти не выходя из комнаты. Днём позвонили в редакцию, и ещё Вера звонила домой отчитаться отцу. Мой отец на обед не приходил, а когда вечером вернулся с работы, позвал меня в кабинет.

– Ноги ещё передвигаешь? – насмешливо спросил он. – Смотри, не перетрудись, а то на свадьбе будешь иметь заморенный вид. Что с вашей одеждой?

– Я звонил, чтобы привезли на дом. Должны вот-вот подъехать.

– Заварил ты кашу, сын! Замаранные депутаты сегодня же заявили, что досрочно прекращают работу. Объявлено, что законопроект – это их личная инициатива, которую фракция безусловно осуждает. Ты уже звонил в редакцию?

– Ещё до обеда. А что?

– Другие газеты не остались в стороне. В «Родине» опубликовано большое интервью с тем профессором, который давал тебе отзыв, в «Новом голосе» есть результаты опроса жителей столицы, а в «Вечернем Петербурге» напечатали свою статью.

– А как же цензура? – спросил я. – Я думал, что после моей статьи прекратят все публикации на эту тему.

Глава 7

– Проходите, господа, – сказал нам мужчина лет сорока. – Располагайтесь, где вам удобно.

Мы с отцом вошли в его не очень большую гостиную и сели на стулья.

– Отец представил меня, князь? – спросил хозяин. – Нет? Тогда я представлюсь сам. Акулов Николай Сергеевич. Я преподаю в нашем университете, по специальности физик. Вы ведь хотели блеснуть в этой области знаний?

Было видно, что он настроен на шутливый лад и ни капли не верит в то, что ему сказали.

– Сейчас блесну, – пообещал я, вызвав улыбку и у физика, и у отца, – только сначала давайте договоримся, что вы будете обращаться ко мне по имени. Вы же не называете по титулам своих студентов?

– Мы называем их по фамилиям, – ответил Акулов. – Я сам титулами не обременён и склонен оценивать людей не по знатности, а по другим критериям. Ваш отец мне когда-то сильно помог, ну и я не остался в долгу. Было это в юные годы, когда люди быстро сходятся, вот мы с ним и сошлись, несмотря на наши различия. Хотите, чтобы вас называли по имени? Извольте. А теперь, Алексей, перейдём к делу. Вам что-нибудь нужно?

– Только бумага и ручка, – ответил я. – И нужно убрать скатерть со столика, чтобы нормально писать. Если хотите, можете сначала оценить мой уровень знаний, а можно сразу перейти к потрясениям.

– Сейчас сделаю, – поднявшись со стула, сказал он. – Будут вам бумага и перо. Ну и я вас немного погоняю.

Его «немного» вылилось в полчаса. Я окончил с отличием не только гимназию, но и технический институт. Приобретённые за годы прежней жизни знания были полностью перенесены в мою голову и всплывали по первому требованию.

– На этом закончим, – подвёл итог Акулов, откладывая в сторону исписанные нами листы. – Вы не хуже меня знаете математику, на уровне наших выпускников знаете физику и слабее разбираетесь в механике и химии. Подучиться с полгода – и вам можно выдавать диплом. В вашей Второй гимназии дают довольно основательные знания, но больше по гуманитарным наукам. Физику там изучают чуть, а высшую математику не изучают совсем, так что ваши знания либо добыты самостоятельным изучением, либо с вами кто-то занимался по крайней мере два года. Теперь перейдём к сотрясению основ.

Тряс я его не очень сильно. Полупроводниками в реальности Рогова активно занимались с начала двадцатого века, но основу теории заложили в начале пятидесятых годов, а первые транзисторы появились только семь лет спустя, так что у меня были основания считать, что здесь до этого ещё не додумались. Я не собирался давать Акулову транзисторы, но подробно изложил теорию p-n перехода и описал конструкцию твёрдотельных диодов. Они и здесь уже применялись лет двадцать, но были паршивого качества и не могли вытеснить своих ламповых конкурентов.

– Вы ведь рассказали не всё, что могли? – утвердительно спросил он. – Почему не хотите говорить дальше?

– А для чего? Я не собираюсь двигать мировую науку, а своими знаниями воспользуюсь как-нибудь потом. Их можно применить для ускоренного развития промышленности и улучшения жизни, но человечество меня не интересует, а у русских уже нет ничего своего.

– Интересные взгляды на развитие науки и человечества, – сказал он. – Я слышу такое в первый раз.

– Какие есть, – пожал я плечами. – Человечество – это слишком общее понятие, а для большинства из нас это не негры и не арабы, а наши соседи. Им на меня плевать, да и на вас тоже, так с какой стати я должен делиться своими секретами?

– А если я предложу помочь соотечественникам? – спросил Акулов. – Только нужно отсюда уехать и во многом себя ограничить. Вам ведь всё равно придётся покинуть столицу, здесь вас не оставят в покое.

– Куда и на сколько уехать и в чём именно я должен себя ограничить? – спросил я. – И для каких целей будут использованы мои знания? Вы же понимаете, что без ответов на мои вопросы я не смогу ответить на ваш? Забиться в какой-нибудь медвежий угол я могу и без вашей помощи и даже неплохо при этом устроюсь. Если бы не мать и сестра, я вообще никуда не уезжал бы. Не так уж трудно подправить документы и внешность.

– Я не вправе ответить на ваш вопрос.

– Ну тогда и я вам пока не отвечу. Спасибо за экзамен, но нам пора. Давай поспешим, отец, а то женщины сидят без ужина и ждут нас.

– Да, мы поедем, – сказал он, поднимаясь со стула. – Спасибо за помощь.

Мы попрощались с Акуловым и спустились к машине. С сегодняшнего дня у подъезда нашего дома дежурили две машины и четыре охранника, поэтому даже при отъезде одной из них наши женщины не оставались без защиты. Кроме того, охранники отвозили и привозили Наталью. Я поговорил по телефону с отцом жены, и он обещал дополнительно присылать своих людей, которые поочерёдно дежурили бы в нашей квартире. Друг отца жил рядом со своим университетом, поэтому на обратную дорогу ушли минуты. Наша машина въехала во двор и остановилась в десяти шагах от второй машины охранного агентства. Попрощавшись с охранниками, мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Первым, кого мы увидели в квартире, был неприятного вида тип с пистолетом в руках. Узнав нас, он тут же спрятал оружие в кобуру, но не стал застегивать. За ним я разглядел в коридоре узкую кушетку.

– Меня прислал господин Водеников, – сказал он, обращаясь к отцу. – Я со сменщиком должен обеспечить круглосуточное дежурство. Зовите Иваном.

Он посторонился и дал нам пройти. Как я и думал, стол был накрыт, но никто не ужинал. Я заглянул в столовую, после чего ушёл к себе.

– Смотри, что мне привезли из дома! – сказала Вера, наставив на меня наган.

Я машинально ударил её по руке, выбив оружие, а потом бросился целовать ушибленное запястье.

– Вы сделаете меня заикой, – сказал я чуть не плачущей жене. – Сначала наставил ствол какой-то тип с уголовной рожей, потом ты суешь наган в лицо. Тебе никогда не объясняли, что нельзя так обращаться с оружием? Сильно ушиб? Извини, я не хотел.

– В барабане нет ни одного патрона! – сердито сказала она. – Я не дура и знаю, как с ним обращаться. Ты мог бить не так сильно? Теперь будет синяк...