Тринадцатая с половиной

ГЛАВА 1. Системная ошибка на уровне реальности

Светлана Сергеевна, которую все друзья звали Ланой, наивно считала, что этот день уже достиг критической массы откровенного трэша и хуже стать уже не может. С утра её с помпой уволили с работы менеджера цифровых коммуникаций за «недостаточную корпоративную лояльность». Расшифровка была проста: она в пятый раз отказалась делать кофе боссу, потому что в тот момент сама наводила себе очередную кружку растворимой бурды, чтобы не уснуть лицом в клавиатуру над отчетом по вовлеченности.

Днем выяснилось, что единственный парень, с которым она промучилась аж три месяца и который с ней вчера порвал, оказался клинически тупым. На прощание он прихватил её любимую подушку с единорогами («Взял на память о твоей дурацкой натуре!» — написал он в «телеге», что ее окончательно добило).

А вечером соседи сверху, вечные ценители тяжелого рока и, видимо, аквааэробики, устроили потоп. С потолка в ванной комнате закапала ржавая жижа прямиком на футболку с надписью «Без кофе я не человек!», валяющуюся на стиралке, и затопила пол в ванной.

А самое смешное что этот чертовски невезучий день был днем ее рождения! Ей исполнилось целых двадцать пять лет. Четверть века! Ну что ж подарков от вселенной она получила по полной программе.

Именно поэтому, поскользнувшись на этой самой луже, которая натекла из квартиры сверху, поймав в полете слетевший с ноги тапок и приземлившись затылком на острый угол душевого поддона, она не закричала «спасите!» или «ой, мамочки!», а с горькой иронией подумала: «Ну конечно, закономерный финал. Так мне и надо». А ее последним осознанным впечатлением от родного мира стал вид падающего с полки фена и мысль: «Хорошо хоть тапок не потеряла… Хвала богам за мелкие радости».

Потом было тьма, небытие и тишина, какой не бывает даже в самом глухом подвале.

А потом (через какое время произошло это «потом»совершенно непонятно) появился нудный гул. Это был не звук, а скорее вибрация на уровне атомов, которая вышибала из груди воздух, заставляла зубы ныть, а кости вибрировать. Лана выдернутая из небытия этим противным звуком, инстинктивно открыла глаза, ожидая увидеть знакомую паутинку трещин на потолке ванной или лицо вечно пьяного соседа.

Но вместо этого над ней плыли своды какого-то грандиозного зала, достойного собора Святого Петра, если бы его оформлял неуравновешенный дизайнер, помешанный на фэнтези. Гигантские фрески, украшавшие потолок, изображали эпические баталии. Нарисованные на них бородатые мужики в блестящих, но нелепо сидящих доспехах рубили что-то, очень похожее на помесь гигантского осьминога с кактусом и с выражением глубокой обиды на морде.

- Ой, — выдавила она единственную связную мысль, до которой в этот момент смог добраться её мозг.

Гул стих, оставив после себя звенящую тишину. Лана медленно, со скрипом, будто за время беспамятства её суставы успели заржаветь, приподнялась на локтях. Холодный каменный пол под ней был выложен замысловатыми концентрическими кругами, которые светились тусклым, неприятным голубоватым светом, словно неоновая вывеска дешевого бара. А за пределами этого круга стояли люди. Очень много людей. И все они смотрели именно на неё.

Слева выстроился шеренгой целый цветник девиц ослепительной, почти мультяшной красоты. Они были закутаны в шелка, бархат и парчу таких насыщенных цветов, что у Ланы сразу заболели глаза. Бриллианты размером с куриное яйцо поблескивали на их шеях и в прическах, которые представляли собой сложные архитектурные сооружения, созданные с использованием шпилек, перьев и даже пары мелких птичек, привязанных за лапки. Лица разукрашенных девиц выражали вежливое недоумение, смешанное с брезгливой гримасой, будто они учуяли запах несвежих сарделек, забытых в мусорном ведре на неделю.

Справа же стояли суровые мужики в латных доспехах. Которые сияли так, что в них можно было смотреться (сияли, конечно же, доспехи, не мужики). Мечи у их поясов были длиннее, чем Лана от макушки до пяток. Позади, на резных скамьях, восседали важные старцы в роскошных, но явно давно нестираных мантиях. А прямо перед ней, на возвышении, напоминающем огромный торт, стоял трон. На троне с важным видом восседал усатый детина в золотой короне. Он смотрел на Лану так, будто она была досадной ошибкой в королевском бюджете, из-за которой пришлось отменить заказ на новую золотую карету.

Лана моргнула, потом протерла глаза, но картинка перед ней не изменилась. И тут ее взгляд наконец-то упал на её собственную персону. На ней было надета пижама кислотно-розового цвета, на которой были нарисованы единороги, весело попирающие копытцами радугу. Один розовый бархатный тапок с ушками был, как ему и положено, надет на ногу. Второй… Лана держала в руке. Судя по всему, она инстинктивно прижала его к груди во время падения, как самую ценную вещь во время апокалипсиса. А ее длинные растрепанные волосы из обычных русых почему-то стали красивого жемчужного цвета. Видимо, от испуга она успела поседеть.

- Э-э-э… — произнес король, перебивая ее самоидентификацию. Его голос был густым, глубоким баритоном, идеально подходящим для объявления войн, помолвок или тостов за процветание королевства. — Магистр Альберик? Это и есть «Величайшая воительница, чья доблесть воспета в веках»? Та, что должна пополнить ряды претенденток?

Из-за спинки трона, словно испуганный паук, вылез тощий человечек в слишком большой для него мантии, усеянной вышитыми звездами и полумесяцами, которые выглядели, слегка облезло. Он нервно поправил очки на носу и затряс свитком, который держал в руках.

ГЛАВА 2. Первое испытание

Лану отвели в комнату, вернее, в «покои». Покои были размером с трёхкомнатную квартиру, и в них явно не ступала нога дизайнера с хотя бы базовым пониманием эргономики. Всё было сделано из темного камня, тяжелого дуба и бесчисленных гобеленов. На гобеленах скучающие дамы в глухих чепцах подносили бородатым мужикам в латах отрубленные головы всё тех же злополучных осьминого-кактусов. В камине, размером с гараж, весело потрескивали поленья, но тепло от него рассеивалось где-то под пятиметровыми потолками. Лана почувствовала себя мухой, закрытой десятилитровой бутылке.

В покоях её встретила женщина лет пятидесяти с лицом, не выражавшим никаких эмоций, кроме хронического, глубоко укоренившегося профессионального разочарования. Это была гардеробмейстерша фрейлейн Хильдегарда. Её фигура напоминала крепость, а взгляд мог бы сверлить алмазы.

- Снимите это… это безобразие, — её голос скрипел, как несмазанная телега. — Король повелел облачить вас в нечто, более соответствующее статусу претендентки на руку принца.

«Претендентки все-таки оказались невестами!» — подумала Лана и покорно сняла пижаму.

Хильдегарда осмотрела её с ног до головы с пристрастием сапожника, оценивающего дохлую лошадь на предмет изготовления из нее качественной кожи. Вздохнув так, будто на её плечи свалилась тяжкая ноша всей королевской династии, она вынесла вердикт: - Худшая основа для нарядов за последние двадцать лет моей службы на посту гардеробмейстера. Ни царственной груди, ни соблазнительных бёдер. Фигура прямая, как копье гоблина. Цвет кожи бледный, будто у пещерного слизняка, который никогда не видел солнца. Волосы… боги, эти волосы ужасного цвета! Они не уложены в сложную прическу, не заплетены в сорок две косы и даже не умащены маслом наррского леопарда!

- У меня закончился кондиционер «Персик и шелк», — честно призналась Лана, чувствуя себя лохушкой на приеме у строгого стилиста. — А новый я заказать не успела.

Час, что последовал за этим, можно было смело назвать пыткой тканью и тесемками. Её зашнуровали в платье цвета запёкшейся крови, которое весило примерно как взрослый бородавочник. Корсет впивался в рёбра, а юбка из десятка слоев бархата и парчи кололась и путалась между ног. На шею водрузили тяжелый серебряный кулон с каким-то гербом, который больно бил её по груди при каждом движении.

- Теперь о правилах, — сказала фрейлейн Хильдегарда, отступая на шаг, чтобы снова полюбоваться своим живописным провалом. — Вас зовут…

- Лана.

- Неверно, — отрезала гардеробмейстерша. — Ваше имя теперь «Претендентка Тринадцать с половиной». Забудьте своё прошлое. Вы здесь, чтобы произвести впечатление на Его Высочество принца Кевина. Или умереть.

Лана поперхнулась собственными слюнями.

- Простите, что? Умереть? Это что, обязательный пункт программы?

- Фигурально выражаясь, — не моргнув глазом, ответила Хильдегарда. — Проигравшие будут публично опозорены и отправлены в свои поместья, что, конечно, социальная смерть, а значит, хуже физической. Победительница же обретёт честь стать женой принца. Первое испытание — «Испытание Грации» начнётся через час. Не опозорьте меня. Я отвечаю за ваш внешний вид, а мой профессиональный позор страшнее вашего.

С этими словами она вышла, оставив Лану наедине с каменной стеной, воробьем, весело чирикающим под потолком и мыслями о ближайшей социальной смерти.

Ровно через час её проводили в тот же самый тронный зал. Теперь он был полон до отказа. Знать расселась на резных скамьях, как на трибунах стадиона, ожидая кровавого, в прямом или переносном смысле, зрелища. Претендентки стояли изящным полукругом, переливаясь шелками, жемчугами и дежурными, заученными улыбками. Лана неуклюже встала в конец шеренги, чувствуя себя затесавшейся на выставку чистопородных кошек дворовой трехцветкой.

Перед троном появилось странное сооружение, похожее на бассейн, через который был перекинут узкий горбатый мостик.

На троне восседал король. Рядом с ним, чуть поодаль, на менее помпезном кресле, сидел юноша. Он был чертовски хорош собой — темные волосы, правильные черты лица. Но он имел такой потерянный и глубоко несчастный вид, что Лана сразу поняла это и есть «приз». Принц Кевин. Не обращая внимания на подданных, он увлечённо ковырял резной орнамент на ручке своего кресла ногтем, явно желая оказаться где угодно на охоте, на войне, в выгребной яме, только не здесь.

Но вот король поднялся с трона, и зал затих.

- Достопочтенные гости! — прогремел его голос, легко заполняя окружающее пространство. — Сегодня претендентки на руку принца продемонстрируют нам свою грацию, изящество и самообладание — качества, столь необходимые будущей королеве! Испытание довольно простое: каждая из вас должна пройти по этому мраморному мосту над бассейном с карпами, не расплескав ни капли из кубка с… э-э… особым эликсиром!

Слуги внесли огромную чёрную каменную чашу, из которой маг Альберик, нервно ежась, начал зачерпывать и наливать до краев в золотые кубки дымящуюся жидкость ярко-желтого цвета. От неё по залу пополз резкий химический запах, от которого у присутствующих заслезились глаза.

- Эликсир приготовлен по старинному рецепту великих алхимиков Аркадии! — объявил маг с гордостью, хоть и смотрел он при этом на короля исподтишка. — Одна его капля способна отполировать доспех до зеркального блеска!

ГЛАВА 3. Пир на весь мир, или Ужин в стиле фьюжн

На следующее утро Лану разбудил не будильник, а настойчивый, как долг по ипотеке, стук в дверь. В её покои вкатилась целая группа слуг, возглавляемая всё той же неумолимой фрейлейн Хильдегардой. На их лицах читалась смесь страха, любопытства и какого-то нового, почти суеверного почтения.

- Пора вставать, Тринадцатая! — скомандовала Хильдегарда, отдернув тяжелые портьеры с таким скрипом, будто она открывала портал в иное, очень шумное измерение. Ослепительный солнечный луч ударил Лане прямо в глаза. — Испытание Кулинарного искусства начинается через два часа. Вам предоставят всё необходимое на общей кухне. Не опозорьте… в общем, просто не опозорьтесь.

- А нельзя просто заказать пиццу? — пробормотала Лана, зарываясь лицом в подушку, которая пахла лавандой и вековой пылью. — С доставкой? У вас тут с голубями-почтальонами все в порядке?

Ответом ей было ледяное молчание и взгляд, способный заморозить лаву. Пришлось вставать.

***

Общая кухня оказалась помещением, достойным съемок фильма ужасов о конвейере смерти. Гигантские медные котлы, в которых, казалось, можно было сварить целого бегемота, булькали на огне. На вертелах с треском жарились тушки неведомых существ, покрытые перьями и чешуей одновременно. Повсюду лежали груды странных овощей: сизые корнеплоды, напоминавшие мозги инопланетян, пурпурные помидоры с шипами и грибы, светящиеся в полумраке. Воздух дрожал от жара десятка печей, гудел от суеты двух десятков претенденток и их свиты и был густо пропитан запахами десятков специй, от одного вдыхания которых слезились глаза и щипало в носу.

Герцогиня Изабелла, облаченная в белоснежный шелковый фартук поверх бархатного платья, командовала целой бригадой поваров, как генерал перед решающей битвой.

- Аккуратнее с трюфельным соусом из пещер троглодитов! — гремела она. — Он должен томиться ровно семь полных оборотов песочных часов! И чтобы ни грамма магического инея с вершин Химринга не пропало!

Эльфийка Аэлинвиэль, сидевшая за соседним столом, не готовила, а, казалось, занималась высоким искусством и цветоводством одновременно. Она что-то нашептывала росткам пшеницы, которые на глазах превращались в идеальный, золотистый багет, а ягоды в её руках наливались неестественно ярким, почти ядовитым соком.

Лане указали на самый дальний, закопченный и явно нелюбимый стол, где лежали самые жалкие, никому не нужные обрезки: та самая сизая корнеплодина, лук, напоминавший старую высохшую тряпку, и внушительный, но неаппетитный кусок сала с остатками щетины.

- Ваши ингредиенты, кандидатка Тринадцать с половиной, — с ядовитой насмешкой сказала Изабелла, проходя мимо с подносом, уставленным филигранными закусками. — Надеюсь, ваш «нестандартный подход» включает в себя умение готовить из ничего. Или, может, вы снова планируете всё съесть сами? Только предупреждаю, сырое сало — это тебе не чистящий эликсир, последствия будут серьезнее.

Лана проигнорировала её сарказм. Она с тоской смотрела на сало. Мысли лихорадочно метались, перебирая скудный кулинарный арсенал. «Жареная картошка... но картошки тут, черт возьми, нет. Пельмени... теста нет, мяса нет. Сделать яичницу... яиц, блин, тоже нет!» Паника начинала подбираться к горлу.

И тут её взгляд упал на небольшую, но крепкую чугунную сковороду, висевшую на стене. А потом — на горшок с грубой мукой. И в голове, словно вспышка, возник образ из детства: бабушка на кухне в деревне, запах печки и жареного лука...

- Мне нужна мука, вода, соль и... масло для жарки, — сказала она подошедшему пажу, подростку с веснушками по всему лицу.

Паж смотрел на неё с нескрываемым интересом, словно на диковинное животное.

- Что вы хотите приготовить, госпожа? Может, я принесу что-то еще? У герцогини Изабеллы есть лишний фазан...

- Нет, нет, — Лана покачала головой. — Я буду готовить самое просто, но сытное блюдо. Называется... — она на секунду задумалась, — «Ретро лепешка».

И Лана принялась за работу. Пока другие творили кулинарные симфонии с шестинотными аккордами, Лана устроила на своем углу кухни настоящий панк-рок. Она с силой замесила тесто, не следуя никаким канонам, просто смешав муку с водой и щепоткой соли. В качестве начинки она изрубила тот самый жалкий лук и сало, добавив для солидности и надежды на вкус какую-то ароматную травку, похожую на чабрец. Получившуюся неказистую лепешку с начинкой она отправила в печь, прямо на раскаленные угли.

Запах, потянувшийся от её «творения», был далек от изысканных ароматов трюфелей и эльфийских ягод. Пахло дымом, жареным салом, простой, грубой и честной едой. Некоторые девицы морщили носы, как от вони паленой шерсти.

Через некоторое время Лана извлекла из печи закопченную, но румяную и аппетитно пузырящуюся лепешку. Она выглядела... съедобно. По крайней мере, для человека, пережившего студенческие годы и дальние походы.

В этот момент в кухню, как ветер в паруса, вошел церемониймейстер.

- Претендентки! Парад блюд! Наш верховный и неизменный дегустатор, великий и ужасный дракон Игнис, уже восседает в тронном зале и жаждет трапезы!

«Дракон?!» — удивилась Светлана. — «Только дракона для полного счастья мне не хватало!»

Началась финальная суета. Претендентки накрыли блюда серебряными крышками и с помпой понесли в тронный зал. Лана просто положила свою дымящуюся, пахнущую дымом лепешку на простую глиняную тарелку и отправилась следом за толпой расфуфыренных красоток.

ГЛАВА 4. Битва бардов

Следующее утро началось не с будильника, а с того, что фрейлейн Хильдегарда вручила Лане не очередное чудовище из бархата и парчи, а… арфу. Небольшую, изящную, сделанную из светлого дерева и туго натянутых струн. Инструмент выглядел смертельно опасным в неумелых руках, обещая превратиться в орудие пытки для слуха и психики окружающих.

- Сегодня «Испытание Поэзии и Музыки», — объявила гардеробмейстерша с видом человека, который лично готовится хоронить не только надежды королевства, но и свои уши. — Вы должны воспеть доблесть предков правящей династии начиная с основателя, великого короля Бородара I, победителя Змея Безымянного. Желательно в эпическом стиле, с соблюдением всех канонов и классического размера «кровавый хорей». Никаких вольностей.

Лана взяла арфу так, будто это была бомба с тикающим таймером. Её музыкальный опыт ограничивался тремя годами музыкальной школы (флейта, позорно забытая после сдачи зачета), уверенным знанием текстов всех песен группы «Иванушки Интернешнл» и способностью напеть саундтрек из «Бригады».

- А можно прозой? — робко поинтересовалась она. — Или в формате презентации? С диаграммами подвигов? Я могу подготовить слайды… мысленно.

Ответом был ледяной взгляд, после которого Хильдегарда развернулась и удалилась, оставив Лану наедине с инструментом и надвигающейся катастрофой, пахнущей лаком и струнами.

Пару часов спустя Лана уже стояла на импровизированной сцене в тронном зале. Публика собралась та же: скучающая знать, претендентки, сияющие как новогодние ёлки, король с выражением человека, терпеливо ждущего конца рабочего дня, и принц Кевин, который на этот раз смотрел на неё с откровенным, живым любопытством, старательно пряча подступающую улыбку в ладони.

Испытание открыла герцогиня Изабелла. Она вышла в ослепительном платье цвета лунной пыли, усыпанном крошечными хрусталиками, села за огромную, почти в человеческий рост, золотую лиру и завела песнь. Голос у неё был сильный, выученный, оперный. Она пела о том, как Бородар I, «рожденный в буре, вскормленный волчицей», сразил Змея «мечом из закатной стали», а из зубов чудовища потом выросли Первые Горы. Музыка была сложной, пафосной и до невозможности заунывной.

Лана слушала и чувствовала, как её веки становятся тяжелыми. Это было похоже на трёхчасовой доклад самого занудного начальника на корпоративе. Публика, однако, одобрительно кивала, делая вид, что понимает все эти «хореи» и «ямбы».

Эльфийка Аэлинвиэль спела нежную, завораживающую балладу о том, как Бородар I разговаривал с древними дубами, и те шепотом листьев указали ему путь к логову Змея. Это было красиво, мелодично и так же затянуто, как сериал с десятью сезонами.

Подошла очередь Ланы. Она вышла на сцену, неуклюже споткнувшись о подол своего платья. Она поставила арфу на подставку и посмотрела на публику. На лицах читалось откровенное предвкушение провала, замешанное на злорадстве.

- Э-э-э… — начала она, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги, а ладони становятся ледяными и влажными. — Это… песнь о Бородаре. Та самая, да.

Она неуверенно дернула за самую толстую струну арфы. Раздался жалкий, дребезжащий звук, похожий на предсмертный хрип кошки. Кто-то из задних рядов сдержанно хихикнул. Лана покраснела до корней волос. Ей было до смерти страшно и неловко. И тут, как это часто бывает в критических ситуациях, в голову полезла нелепая, навязчивая, спасительная мысль. А точнее, строчка из старого шансона, который вечно орал её сосед за стеной, Иван Сергеевич, обычно в процессе приготовления пельменей.

Она закрыла глаза, представила себе этого Ивана Сергеевича с его магнитофоном «Весна-202», банкой солёных огурцов и уверенностью в голосе, и… пошла ва-банк. А что ей было терять?

Лана снова дернула струну, на этот раз резче, пытаясь поймать хоть какой-то, пусть убогий, ритм, и завыла не своим, надтреснутым голосом, с надрывом, достойным трактирного завсегдатая:

Как на поле брани, у реки туманной,

Встал Бородар наш, парень лихой!

А навстречу Змей, весь такой булатный,

И сказал: Ну, чё, ты мужик, давай-ка, постой!

В зале повисла мертвая, звенящая тишина. Лицо короля Элдрика стало маской из чистого, неподдельного шока, будто ему только что сообщили о нашествии говорящих тараканов. Принц Кевин перестал дышать, а его глаза стали круглыми, как монеты.

Лана, не открывая глаз, решила, что отступать некуда, и продолжила, набрав в легкие побольше воздуха. Она перешла на хриплый речитатив, отбивая примитивный, но цепляющий ритм ладонью по корпусу арфы:

Эй, Бородар, царь-батюшка, не робей!

Движенье — жизнь, а у Змея затор!

Разок ударил — промахнулся, второй раз попал!

Трах-бабах! Посыпались искры из глаз!

Она открыла глаза на секунду. Зал замер в коллективном ступоре. Но Лана заметила кое-что интересное. Пажи и молодые солдаты, стоявшие у дверей и обычно сохранявшие каменное спокойствие, смотрели на неё с нарастающим восторгом. Один из гномов-послов, коренастый детина с бородой, заправленной за пояс, начал невольно притопывать своим грубым, подбитым гвоздями ботинком.

Это её вдохновило. Она закончила на высокой, срывающейся ноте, сделав такой форшлаг горлом, что оно запершило: