Тринадцать ёлочных шаров

Глава 1

Ижорин

Девушка появилась из ниоткуда.

Погода в первый день святок стояла морозная, но почти безветренная — редкое для столицы дело. Солнце жемчужно тлело сквозь облака, и света его было как раз довольно, чтобы спрыснуть золотом купол Исаакия вдалеке, подбелить снега, укутавшие ледяной панцирь Мойки, и бросить щепоть бликов в окна домов, что тянулись по её берегам.

Ижорин пристроил одетый кожей корпус своего «Герца» на перилах моста. Аппарат из опытной партии, полученный по особому заказу — такие и в Европе имелись у редких счастливчиков, не то что в России. Особенность его состояла в моментальном шторном затворе системы Аншютца, способном обеспечить выдержку в одну тысячную секунды; вернее — в усовершенствованной конструкции этого затвора. Фотографу больше не требовалось забираться рукой в нутро камеры, чтобы открыть задвижку, а главное, закрывалась она теперь сама собой.

К аппарату прилагался новейший двойной объектив-анастигмат. По уверениям, он отменно исправлял оптические искажения. Не без осечек, как показал опыт; но объектив и впрямь был хорош.

Ижорин навёлся на резкость, поглядывая в прицельную мушку ньютоновского видоискателя на Поцелуев мост и панораму позади него. По одной из городских небылиц, в иные дни близ моста являлся призрак чёрного моряка, а то и вовсе каторжанина в цепях. Занятно было бы запечатлеть этакое диво, да жаль портить фотографическую пластинку.

Ижорин усмехнулся этой мысли и взялся за тросик затвора, но медлил нажать спуск, дожидаясь, когда по Поцелуеву проедет неуклюжая подвода с укрытой рогожей кладью.

Подвода проезжать не спешила, а на полпути встала совсем, уродуя своим неряшливым горбом вид на собор, набережную и реку.

До Поцелуева моста было рукой подать, и Ижорин слышал, как набирает силу перебранка между возницей в бараньем тулупе и извозчиками, которым подвода загородила проезд. Лёгкие извозчичьи санки, везущие горожан на гулянья, с визитами, в рестораны, бойко катили по мостовой двумя встречными потоками. Подвода застряла между ними, мешая обоим, — точно глыба, сорвавшаяся в бурную реку и перекрывшая русло.

Ижорин стоял не шевелясь, чтобы не сбить наводку, и азарт теснил ему грудь. Он удачно подгадал промежуток между проездами конок, но время было на исходе. Близился полдень. Сейчас загремит-загрохочет со стороны набережной и кондуктор поднимет трезвон, требуя убираться подобру-поздорову. Пешему на Коночном мосту находиться запрещено, более того — опасно. Однако хороший снимок стоил риска.

Тут это и случилось.

Ижорин не сводил взгляда со злополучной подводы — и мог ручаться за то, что видел. Девушка возникла прямо из воздуха. Будто невидимая шторка отдёрнулась со скоростью моментального затвора: только что на этом месте никого не было, лишь всхрапывали ломовые, переступая мохнатыми ногами, — и вот она уже стоит вплотную к кореннику-тяжеловозу, у самой его белой от инея морды.

Расскажи кто, Ижорин бы не поверил! Но своим глазам он не верить не мог.

На девушке был жакетик светлого тона, пухлый, будто стёганое одеяло, ярко-голубая вязаная шапочка и такой же толстый шарф с длинными концами. А ещё на ней были мужские брюки. Тоже голубые, но бледнее, они тесно облегали длинные стройные ноги.

Всё это Ижорин охватил одним взглядом, бессознательно отметив, что таинственная пришелица не выглядит вульгарно. В своём необычном костюме она казалась видением из фантастического мира, устроенного по иным законам. И она явно не мечтала очутиться здесь, в этом выцветшем, серо-снежном городе. Девушка потрясённо озиралась. В руках у неё было что-то…

Ижорин отвлёкся, чтобы нажать кнопку спускового тросика, — он не простил бы себе, если бы не сделал этого, — а в следующий момент увидел, что девушка падает. Что стало тому причиной: коренной её толкнул или задело оглоблей, когда подвода внезапно тронулась, он не уловил. Раздумывать было некогда. Он быстрым движением опустил аппарат на кофр у перил и бегом кинулся к Поцелуеву мосту.

— Куда под копыта, блаженная! — рявкнул возница и с испугу заругался грубыми словами.

Видел ли он появление девушки? Сообразил ли, что она не выскочила наперерез из-за чьих-то саней, а чудом перенеслась из неведомых далей прямо на мостовую?..

Кругом загалдели извозчики, ездоки оглядывались со своих сидений, кто-то весело свистнул, летя мимо. Две дамы, шедшие по тротуару, сперва застыли, и тотчас заторопились прочь. Широкая баба в чёрной шубейке и сером пуховом платке попятилась, упёршись задом в чугунные перила, и принялась мелко креститься.

Когда Ижорин подбежал, девушка сидела на корточках, бесстрашно выбирая из-под ног тяжеловоза какие-то осколки. Брюки и жакетик её были в грязном снегу, за спиной виднелось нечто вроде котомки, но изящного вида, из коричневой кожи и с блестящими застёжками.

Возница слез с подводы с явным намерением отогнать девушку, однако Ижорин успел раньше. Укутал своей шубой, поднял и повёл, на ходу знаками подзывая извозчика Матвея, ждущего на той стороне моста.

В глубине души он ждал, что, стоит дотронуться, и незнакомка растает подобно миражу, но хрупкие плечи под его рукой оказались совершенно материальными, из плоти и крови.

Девушка шла с ним не противясь. От потрясения она была не в себе: лицо белее мела, взгляд прикован к осколкам в сложенных ковшиком ладонях. Лишь когда сани свернули с улицы Глинки на Офицерскую, пришелица вдруг очнулась и подняла глаза на Ижорина. Он готов был услышать какое угодно наречие, хоть марсианское, но девушка заговорила по-русски:

Глава 2

Даша

Даша дважды была в Питере школьницей и ещё дважды студенткой, бредила романтикой белых ночей, мостами над Невой и мечтала однажды назвать этот город своим. Но повзрослев, рассудила, что журавлям место в небе, а людям на земле.

На этот раз она приехала в гости к подруге.

Ирония состояла в том, что Ульяна всю жизнь хотела в Москву, а судьба подарила ей Питер. У фирмы, где она работала, было там представительство, и когда освободилась подходящая вакансия, Уля не упустила свой шанс.

Перед отлётом она взяла с Даши слово навесить её на новом месте, благо впереди были длинные новогодние выходные.

— Ух, погуляем!

Но погулять им не довелось. Со второго января Улю вызвали в офис — шанс следовало отработать, и Даша оказалась предоставлена сама себе.

Что ж, праздники наедине с парнем по имени Питер — тоже неплохой вариант.

Она ездила на экскурсии или просто бродила по старым кварталам, ощущая, как с каждым днём в ней всё больше прорастает забытая, казалось, тяга к этому городу. Или любовь. Или жажда — зовите как угодно. Ей хотелось быть здесь, теперь и всегда, и этому желанию не мешали ни кучи грязного снега под ногами, ни промозглый ветер, ни хмурые, будто насупленные брови, небеса. Наоборот — всё это представлялось своего рода знаком доверия. Парень по имени Питер впервые пустил её дальше парадной гостиной, вылизанной к приходу гостей и обставленной ценным антиквариатом, открыв доступ в личные комнаты, где проходила его подлинная жизнь. И пусть там не прибрано, Даше всё нравилось.

Её восприятие города стало другим. В юности её завораживало великолепие дворцов, имперский размах площадей и набережных, словно застывших вне времени, древние фиванские сфинксы на гранитных ложах, львы и грифоны, настолько живые, что их хотелось вызволить из камня и отпустить на волю. От всего этого, от блеска шпилей, рвущихся ввысь, у Даши и сейчас захватывало дух, но эпоха ассамблей, пудреных париков и пушкинских цилиндров отодвинулась для неё на дальний план. В этот приезд её влекли последние страницы истории старого Петербурга. На этих страницах по улицам ехали первые трамваи, гнутые окна светили травлеными витражами, а над дверями парадных вились орнаменты «северного модерна». Она шла мимо бывших доходных домов, и её мысли уносились в неясные фантазии, а душа желала невозможного: чтобы этому городу выпала более счастливая доля, чем принёс ему минувший век…

Она любовалась арками, башенками, каменными совами и чугунной паутиной балконных решёток, задирала голову к просветам над дворами-колодцами с битыми, обшарпанными стенами. Ей было мало застывшей музейной красоты, ей хотелось жизни, а в этих домах была жизнь, и Даша мечтала к ней прикоснуться.

Она записалась на экскурсию в одну из исторических квартир, но в последний момент у хозяев изменились планы, и фирма-организатор предложила взамен праздничную экскурсию-квест. Дело было восьмого января, Уле дали работу на дом, и Даша согласилась.

Встречу назначили на Фонтанке у Аничкова дворца. «Наш гид будет в оранжевом пуховике, не ошибётесь». Ошибиться и правда было трудно: рослая, плечистая фигура в апельсиново-яркой куртке жар-птицей пламенела на фоне белых колонн — как вызов холодной зимней серости. На голове у гида красовалась пижонская клетчатая кепка с ушами на завязках. Из-под козырька с иронией глядели светлые, чуть навыкате глаза. К глазам прилагался крупный породистый нос и подбородок голливудского героя-любовника. Легко было вообразить этого удальца бравым гусаром, проводящим жизнь в балах и дуэлях. Он идеально попадал в образ.

Гид усмехнулся и подмигнул Даше.

Вроде бы ничего такого, банальная попытка установить контакт с аудиторией через личное взаимодействие, или как там это называется, но ей сделалось неспокойно. Она отвернулась и стала рассматривать коней Клодта на Аничковом мосту.

Кони вставали на дыбы, горделиво перебирая в воздухе бронзовыми ногами с подковами на копытах. То же самое делали скульптуры на противоположном берегу, со стороны дворца Белосельских-Белозерских, но у тех, дальних, коней подков не было.

С этого несоответствия гид, представившийся Максимом, и начал квест-игру:

— Кто скажет, почему одна пара коней подкована, а другая нет, получит десять баллов и скидочный купон от нашего спонсора! Даю вам две минуты. Можно пользоваться смартфонами — вопросец не из простых. Хотя кто-то, по-моему, уже знает ответ.

Максим в упор посмотрел на Дашу.

Она пожала плечами. На днях другой гид объяснил всё невинной шуткой мастера: дальше, за дворцом, где Литейный проспект, в прежние времена помещались мастерские и кузницы. Следовательно, жеребцов, рвущихся из рук укротителей, или «водничих», как звал их сам Клодт, тащили туда подковывать, а тех, что лицом к Аничковому дворцу, вели обратно — уже прошедшими конский «шиномонтаж».

Было ясно, что это всего лишь городская легенда, которой хорошо занимать туристов. В интернете Даше встретилось ещё несколько толкований. Например, что «белосельские» кони пока дикие, необъезженные, и водничие ведут с ними борьбу, силясь усмирить, поэтому подков и нет, а «аничковы» уже послушны воле человека. Другие версии выстраивали из скульптур кино, или комикс, и трактовка зависела от того, в каком порядке расположить кадры.

Но почему-то никто не допускал какого-нибудь прозаического, житейского объяснения. Между созданием коней с подковами и без подков прошло около двадцати лет. Клодт мог просто забыть, что первые скульптуры были подкованы. Случается же, что писатель к концу книги забывает, какого цвета глаза у его героя, а в фильмах в одной и той же сцене персонаж появляется то в белой рубашке, то в розовой. Или скульптор пренебрёг подковами из-за спешки, возникшей по неведомым теперь причинам. Или сплоховали его помощники, ответственные как раз за подковы… Можно подумать, люди прошлого — небожители, неспособные на ошибки и человеческие слабости!

Глава 3

Торговый зал был отделан деревом, зеркалами и драпировками. Люстры не горели, и Даше недоставало света, но в остальном магазин, в который привёл её Александр, мало отличался от современных. Платья на вешалках, стеклянные витрины, манекены с корсетными фигурами, примерочные с бархатными кушетками…

Александр сказал продавщицам, что забрал Дашу с ледового маскарада. Дескать, их позвали в очень приличный дом, заехать к себе нет времени, вот они и решили принарядиться по дороге. Продавщицы сделали вид, что поверили, и каждая спрятала в карман по крупной блестящей денежке. С другой стороны, что им было думать — что Даша сбежала из циркового балагана?

Тёмно-серую юбку и жакет она надела прямо на джинсы и джемпер. После недолгих колебаний согласилась на подбитое мехом пальто и меховую шляпку для комплекта, а заодно и на муфту… просто потому, что у неё никогда не было муфты.

Мех, похожий на очень хорошо выделанную цигейку, мягко лоснился на свету, и Даша с наслаждением погрузила в него пальцы. Тепло… А на ощупь будто атлас. Она полдня возилась то со смартфоном, то с шаром, искусственный утеплитель перчаток не успевал отогревать руки, но сейчас ей было по-настоящему уютно.

Александр открыл перед Дашей дверь. Он облачился в своё пальто, и теперь оба они ничем не выделялись в уличной толпе. Так странно: кругом длинные юбки, меховые воротники, вычурные головные уборы на женщинах, на мужчинах высокие шапки — Дашина бабушка называла такие «пирожками», — а кое у кого фуражки и котелки, несмотря на мороз, каждый второй — с усами.

Даша поглядывала на своего спутника, испытывая благодарность и смущение. Он нянчился с ней, как с ребёнком. Тратил на неё время, деньги — незнакомый человек! Он был внимателен. Охранял её тайну. Отдал свой носовой платок, чтобы завернуть осколки шара, коль скоро они важны для Даши. Он верил ей! И сейчас вёз перекусить.

— Едем к Доминику. Его кулебяки и расстегаи стоят целого обеда. И ждать не нужно.

Сани тронулись и заскользили по снегу, влившись в поток таких же маленьких конных экипажей на полозьях. Теперь ясно, откуда взялся запах деревни. Так пахли лошадь, везущая их, и кучер, бурая спина которого маячила прямо перед глазами. Или правильно — извозчик? Даше казалось, что она попала на съёмки исторического фильма. Сейчас сверху опустятся прожектора, выдвинутся камеры на длинных фермах, и зычный голос крикнет: «Стоп, снято!» Но момент всё откладывался. Массовка в старинных одеждах продолжала играть настоящую жизнь, декорации поражали масштабом и достоверностью. Мимо плыли вывески: «Банкирскiй домъ Лампе и Ко»... «Большой парижскiй магазинъ»... «Базаръ Марокъ»… «Maulle Coiffeur»…

Ресторан «Доминикъ» занимал первый этаж большого белого дома на Невском проспекте. Александр быстро провёл Дашу через зал с буфетом, где было шумно и накурено, а едоки сидели прямо в пальто, в другой, чинный и светлый. К ним подскочил усатый официант, обёрнутый в белый фартук такой длины, что из-под него едва выглядывали краешки брюк. В комплекте с чёрным жилетом и чем-то вроде фрака это смотрелось престранно, но у Даши не осталось сил удивляться.

Сперва Александр заказал кулебяку с сигом и чаю к ней, а следом щи с пирожками. Даша и этому не удивилась, только подумала, что совсем не хочет есть, хотя, кроме утреннего куска пиццы, в животе у неё ничего не было. Но когда принесли большой пахучий пирог с завитушками на румяной корочке, Дашин желудок очнулся от обморока и властно потребовал: «Дай!»

И она наконец поверила, что всё это на самом деле, и только сейчас по-настоящему рассмотрела человека, сидящего напротив. Густые тёмно-русые волосы, высокий лоб, правильные черты — и глаза цвета неба над Питером в погожий день. Даша не знала, откуда взялась эта мысль, но она показалась очень точной. И небо над Питером улыбнулось — Александр почувствовал её взгляд.

С кулебякой покончили быстро, и, пока дожидались щей, он попросил Дашу показать то, что осталось от шара. Осколки разложили на широкой крахмальной салфетке. Часть их, видимо, затерялась под конскими копытами, но из уцелевших общими стараниями удалось составить и звезду с длинным лучом, и цепочку медальонов, и букву «I».

— Это может быть и римская цифра «один», — заметил Александр. — Так вы полагаете, это шар перенёс вас в наше время?

— Не знаю. Наверное, — сказала Даша. — Понять бы теперь, как вернуться назад?

Если это вообще возможно. Ведь шар разбит…

Александр откинулся на стуле, задумчиво разглядывая осколочную мозаику.

— А знаете, Дарья Андреевна, сдаётся мне, что я видел такие шары. Где-то тут неподалёку, в лавочке, в одном из переулков.

И они отправились искать. Сперва ехали, потом шли пешком, оставив в санях Дашину одежду «из будущего» и кожаный чемоданчик на ремнях, который Александр всюду таскал с собой. Даша вглядывалась в витрины, полные занятных, но бессмысленных для неё предметов, и каждый раз, когда из пёстрого изобилия глаз выхватывал что-нибудь бледное и круглое, сердце у неё подпрыгивало.

Но первым искомое увидел Александр:

— Взгляните сюда, Дарья Андреевна. Похожи?

Даша замерла, прижав муфту к груди: за бликующим стеклом в складах синей ткани мерцали выложенные в круг шары с римскими цифрами на боках. Теперь уже не оставалось сомнений, что это именно цифры: шары образовывали циферблат, две блестящие ёлочные пики в его центре изображали стрелки, установленные на без пяти двенадцать. Но шаров было только одиннадцать — за цифрой «XII» шла сразу цифра «II».

Глава 4

Михаил Семёнович Столетов, владелец лавки, торгующей ёлочными шарами, жил в Кузнечном переулке, в большой квартире на втором этаже — и у него были гости. В жарко натопленных комнатах стоял гам, пахло жареным и печёным, смеялись женщины, бегали дети, слышались гитарные переборы.

Сам хозяин, широкий румяный человек с пышными усами, успел принять на грудь и не сразу взял в толк, чего от него хотят.

— Шароваров? Какой Шароваров? Знать не знаю никакого Шароварова! — восклицал он, дыша на них винными парами, но потом сообразил: — А, мужик из мастеровых. Помню. Говор вроде северный… Борода бородой, но непрост. В очочках, грамоту знает. Каков из себя? Опрятный, высокий, худой, в средних годах. Раньше ко мне не захаживал. Но товар предложил добрый, я подумал, отчего не взять? И взял!

Столетов увёл Дашу и Александра в кабинет, глядящий в затенённый двор, в стену напротив, которая была так близко, что, казалось, открой окно, и достанешь рукой. В разгар дня в кабинете было сумрачно, и на столе горела керосиновая лампа под колпаком молочного стекла. Её оранжевый свет стекал по изгибам тяжёлой мебели, касался золочёных рам на стенах, одетых тёмно-зелёными обоями.

Михаил Семёнович пригласил гостей садиться и сам плюхнулся на кожаный диван с высокой резной спинкой.

— Первый шар? — переспросил он, ослабляя воротничок и ворочаясь, будто морж на льдине. — Ах, шар!.. Так он и купил, мужичок этот. Такой вот чудак-человек. На удачу, говорит, чтоб торговля дальше без запинки шла. А где остановился, этого я вам не подскажу. Я не спрашивал, он не докладывал… Вот что, гости дорогие, давайте-ка за стол. Коли пришли, я вас так просто не отпущу!

Он был настойчив, но Александр отговорился тем, что их ждут в другом месте, — и через десять минут они очутились на улице.

Вот Даша и побывала в настоящей питерской квартире! Но даже толком не огляделась. В памяти остались лишь улыбки на лицах, анфилада раскрытых дверей, ёлка в огнях, гарь свечей и неимоверно высокие потолки. Слишком невероятный день, слишком много впечатлений — мозг не успевал освоиться.

И ответов никаких — одни вопросы. Как она попала в прошлое? Почему?.. Между тем время шло, дома наверняка уже дело к ночи. Надо придумать, как вернуться! Даша потрогала зернистый бок шара с цифрой «II», и он показался ей тёплым.

— Не расстраивайтесь, Дарья Андреевна, — сказал Александр. — Отыщем мы этого Шароварова.

Своё полное имя Даша не любила, оно казалось ей грубым, будто топором рубленым, но Александр произносил его с удивительной деликатностью, и отчество её выговаривал музыкально, как в старых фильмах: «Дарья Андревна». Если бы можно было приходить в его время, когда захочется…

— Александр Петрович, — попросила Даша, — пожалуйста, отвезите меня назад к Поцелуеву мосту. Я подумала: вдруг, чтобы шар сработал, надо положить его в трубу водостока? Звучит, конечно, смешно…

— Нет, отчего же, — возразил он. — Можно попробовать.

— Когда я к вам перенеслась, было около пяти, но тут время как будто сдвинулось назад. Сколько сейчас, вы не знаете?

Александр расстегнул пальто и достал небольшие карманные часы на цепочке, щёлкнул крышкой.

— Начало четвёртого.

— Может, если спрятать шар заранее, а достать, скажем, полпятого, всё получится?..

Даша понимала, что хватается не за соломинку даже — за тень от соломинки, но это хоть какой-то шанс!

Настоящий снег так и не пошёл. Вдоль набережной тянуло лёгким ветерком, воздух приобрёл пепельный оттенок — близились сумерки, но до темноты было ещё далеко. По тротуарам сновал народ, кто в дорогих шубах и пальто, кто в крестьянских тулупах и ватниках.

— Как бы какой-нибудь ловкач не позарился на ваш номер два, — заметил Александр.

Однако прохожие не обращали на них внимания. Даже дворник в длинном фартуке, показавшийся из-за угла как раз в тот момент, когда Даша наклонилась заглянуть в зев водосточной трубы, лишь важно повёл головой, озирая вверенную территорию, и скрылся, а мальчишка-газетчик, пробежавший в двух шагах, и взгляда не бросил.

То же было и в Петербурге двадцать первого века, хотя человека, берущего что-то из уличного тайника, легко заподозрить в плохом. Даша сообразила это уже после, а тогда просто испытывала неловкость, шаря в трубе на глазах у всего света. Но люди шли мимо, как будто она стала невидимкой.

Нынешние водосточные трубы помещались ровно на тех же местах, что и сто двадцать лет спустя, но выглядели более громоздко, а их высокие выпускные отверстия вызывали в воображении слоновьи хоботы или широко раскрытые пасти кобр. Даша забеспокоилась: хватит ли колену трубы глубины, чтобы спрятать шар от случайного взгляда?

Хватило. Более того, внутри труба оказалась гофрированной, и шар с цифрой «II» лёг на металлические складки, как на полочку.

Даша дала ему полежать — и вынула. Для проверки: вдруг шар, очутившись в нужной точке, уже подал сигнал неведомым силам времени: «Я здесь, запускай процесс!»

Впрочем, это было бы слишком легко, верно?..

Город вокруг топал конскими копытами, скрипел полозьями санок и рессорами карет на колёсном ходу, бренчал бубенцами, покрикивал сиплыми голосами извозчиков, гомонил, двигался и не желал исчезать. Даша понянчила шар в руках, глядя на заснеженную реку под соседним мостом, совсем не похожим на Краснофлотский из будущего, вздохнула — и отнесла назад.