Тропа между искрой и тенью

Глава 1. Пять тюбиков солнцезащитного крема и восьмой кактус

Я бегала по своему уютному дому в самом сердце Олдариона — города, где главной достопримечательностью был тихий парк с изредка работающим фонтаном, а рождение котят у миссис Хоумсток по соседству считалось событием, достойным недельного обсуждения в булочной.

Государство Грайо, в знак заботы о сироте, подарило мне этот милый кров, примостившийся в середине Столетней улочки, получившей название, скорее всего, из-за моих престарелых соседей, которые порой осуждающе на меня поглядывали из-под кустистых седых бровей — я в свои четверть века лет опаздывала в пять раз и выбивалась из их гармоничного строя солдат благообразной старости.

Однако на собраниях жителей, на которых мы бурно спорили о сорте будущего цветка, который посадим на ничейном участке земли в конце улицы, на которой облизывалась миссис Мёрдок (ей было 102, и её считали слишком старой для участия в собраниях...да и слишком вредной, если не кривить душой), главой негласно считали меня.

«Иньяли разберётся» — я часто слышала это в свой адрес.

И я действительно разбиралась — спасала взъерошенную белую Пюпо с дерева — кошку миссис Мёрдок, разносила перепутанные почтальоном счета в нужный дом, чтобы мои дряхлые старушки не тёрли друг об друга свои измождённые, скрипучие суставы.

Но добро возвращалось сторицей — так, мне не пришлось покупать ни одного горшечного цветка — каждая из семи старушек принесла мне по экземпляру, зная, что я развожу растения.

Правда, каждая принесла кактус...

Но могу ли я жаловаться? Дав игольчатым зелёным друзьям имя, я с удовольствием продолжала устраивать свой домик, затаскивая туда всё, что мне показалось милым или смешным.
Полезность была последним, на что я ориентировалась в то время...

За что и расплачивалась теперь. Моё гнёздышко напоминало поле битвы. Летние и зимние вещи, вырванные с сердцем из шкафов в порыве спешки, покоились с миром на полу, образуя опасные ландшафты. Я могла бы использовать полки, как вешалки, чтобы систематизировать хоть немного минное поле из тряпья, но они были заняты — кактусами и их соседями — игрушечными, вязаными и стеклянными жабками, которые я тащила изо всех лавок.

Я спотыкалась о разбросанные груды одежды, чертыхаясь и бормоча под нос оправдания очередной нелепой шляпе, которую решила взять с собой.

Дата в путёвке, зажатой в моей влажной ладони, смотрела на меня с немым укором, напоминая об истинной цели путешествия.

Путёвка! Моя взлелеенная, безумная, долгожданная мечта — восхождение по Тропе Желаний. Легенда, ходившая по городу, стоившая целое состояние. На какие только безумства не толкает нас надежда!

А надежда во мне теплилась упрямо, с самого детства. Сначала она горела, как маячок, ожидая своим светом приманить родителей или тех, кто их заменит. Позже, осознав кое-что, я направила её свет на другое — магию.

В моём мире всё было просто: в шестнадцать лет тебя избирала Сила — либо Тень, окутывающая тайной, либо Свет, сияющий как само солнце. Ни то, ни другое не было добром или злом — лишь разными гранями одного чуда.

Даже учёные с великих башен, которые носили в себе пуды мудрости и огромные шляпы на полированных знаниями макушках, не могли понять, а в чём же, собственно, разница. Ведь применялась и тёмная, и светлая пыльца одинаково — заклинания универсальны.

Единственная тенденция, которые выявили учёные — среди светлых оказалось больше преступников.
Такие вот дела.
Поэтому я не воротила нос от того, что же изберёт меня: тьма или свет. Главное — результат!

И с детства с замиранием сердца ждала день инициации.

Я сгорала от любопытства — какие же чудеса буду творить. Какая же сторона волшебства решит забрать меня под своё крыло? Какие пылинки будут ласково вести и направлять меня?

Черные или светлые? Светлые или черные?
С предвкушением, помню, я открыла глаза, чтобы посмотреть на сложенные лодочками руки, пока остальные подростки и взрослые в зале странно на меня поглядывали, и поняла...

Увы. Никакие.
Ни Тень, ни Свет не сочли меня достойной. И теперь, спустя годы, эта путёвка стала моим гимном отрицания невыбранности.
Ну и что? Пойду и сама найду магию — там, на вершине горы обязательно получится!

Но что-то я отвлеклась.

Солнечный зонтик? Обязательно. Моя белая кожа мгновенно сгорала под лучами. Мазь от загара? Три тюбика, на всякий случай. Нет, пять. Варежки?
Всё может быть. Парочку кину. С сомнением поглядела на куртку, пошитую на морозы... На вершине, должно быть, дует.

Я с отчаянием оглядела свой арсенал и с облегчением выдохнула, увидев в углу маленькое круглое зеркальце в раме из ракушек. Почти забыла свой главный талисман! Нет, так дело не пойдёт. Нужен список, иначе я утащу с собой полдома, а нужного не возьму.

Хотя, судя по тому, что чемодан никак не желает защёлкиваться, это уже произошло.

Я уселась на него, отчаянно пытаясь помочь разлучённым дверцам соединиться.
Что-то забренчало...

Ах, это шляпа! Сверху на мне красовалась соломенная шляпа с полями и бубенцами, которую я искала последние полчаса. «Вот же овечья дочь!» — мысленно выругалась я сама на себя.

Она обязательно понадобится. Но чемодан уже защёлкнулся...

Устало выдохнув, решила передохнуть и в который раз перечитала условия путёвки: «Будьте готовы, что ваше желание исполнится не тем образом, который вы ожидаете».

Я хмыкнула. Интересно, как может не так исполниться желание стать магичкой?
Скептис таял на фоне замирающего от сладкого волнения сердца.
Я не верила, что держу в руках тот самый золотой билет, которым грезила с шестнадцати лет.

Городская легенда оживала. Каждый год в Олдарионе появлялся загадочный пухлый мужчина с черными, пышными усами и пытался продать три заветных билета. Смотрительницы из приюта, водившие нас гулять, лишь качали головами: «Мошенники, детки, мошенники».

Но в моей буйной голове он казался избранным миром магом, способным на великие чудеса.
Позже, детская вера в чудо переродилась в почти взрослую навязчивую идею.
«Если не это, то уже ничего не поможет» — частенько проскальзывало в голове.

Глава 2. Загадка трюма, подозрительный Усач и дельфины с дурными мыслями

Хаос паники, рождённый теряющим высоту планолётом, достиг своего оглушительного апогея.

Ильяс, сжимавший мою руку с такой силой, будто пытался остановить само падение, сквозь стиснутые зубы прошептал что-то невнятное, благодарственное? — будто последний путь на двоих был желанным подарком.

Нет, я знала, что это никак не могло быть правдой — вредный герцог даже перед лицом смерти был в ярости; даже белки его глаз влажно поблёскивали от невысказанного гнева.

— Последние секунды жизни... с тобой. Как же это иронично, — но руку, впрочем, он не убирал.

Чем перепуганная я и воспользовалась — назло ему, вонзила ногти в ладонь.

Но они были короткие и особой боли это не принесло, лишь подтверждение сказанному:

— Я, знаешь ли, тоже не в восторге.

Планолет содрогнулся с новой силой, заставляя сердце замирать в груди. Рядом притихла парочка: они не говорили, они просто обнимались, ища спасения в привычной близости. Эвис судорожно впивалась в затянутую чёрным пиджаком спину Джеймса, а её свободная рука лихорадочно искала в сумочке нюхательную соль.

Найдя, она не смогла справиться с крышкой, в ход пошли зубы, но, ожидаемо, она отскочила прочь, и облачко успокоительной пыли осыпало строгий пиджак и лацкан Джеймса.
Её муж моментально погрузился в сон, не успев договорить:
— Любимая, зубами опасно, побереги... х-р-р-р...

Эвис, оставшись одна со своим страхом, запаниковала ещё сильнее. А впереди, за стеклом, уже виднелась безжалостная синева моря.
Моря?
Ильяс от этого зрелища заметно позеленел.

Открывшиеся перспективы решительно мне не нравились.

— Высочество, перережь пыльцой ремень! — отрывисто произнесла я. Надо же что-то делать!
Ильяс беспрекословно послушался.
Паника ли, страх смерти — и вот, ремни с щелчком отпустили меня.

— Куда тебя несёт? — наблюдая, как я безуспешно пытаюсь справиться с гравитацией, герцог уже жалел о сделанном.

— Сейчас. Я тут ненадолго... — учитывая наше положение, «ненадолго» могло описать оставшийся промежуток жизни. Нестерпимо хотелось пошутить, но публика, вероятно, не была готова к моему перформансу.

Наконец мне удалось обрести подобие устойчивости, и сильно пошатываясь, как перепивший мистер Мёрдок после дня рождения Пюпо, поплестись в кабину пилота.

С трудом отодрав тяжелую, по ощущениям впаянную в стену дверь, я влетела внутрь и застыла, узрев потрясающую в своей абсурдности картину.

Усатый пилот невозмутимо уплетал бутерброд с ветчиной, подпрыгивая на сидении от тряски. Его живот был перехвачен ремнями, но это не спасало. На волнообразном руле, предоставленном самому себе(!), был впаян красный кристал, почему-то весело подмигивающий.

Но, насколько я знала, это значило одно.
Полная неисправность!

Как ему удавалось жевать в такой момент, оставалось загадкой.
В целом, Усач выглядел так, будто всё под контролем, чёрт дери его проклятые усы.

— О, юная леди? Я пока поставил на автопилот. Мы уже почти у цели, — бросил он удивлённо, словно мы невзначай встретились на загородной прогулке.

— Ваша цель — нас умертвить? — с неподдельным драматизмом выдохнула я, цепляясь за спинку пустого кресла, всё ещё проигрывая гравитации.

— Нет, деточка. Моя цель — впечатления, до которых голодны ваши сердца! — он довольно закинул себе в рот остатки бутерброда, утирая крошки, чудом удержавшиеся на груди.

Я умру.
Нет, хуже — я умру, наблюдая за завтраком психа, с пугающей ясностью поняла я.

В кабине было видно, как неумолимо приближается вода, и я вдруг со всей силы зажмурилась: «Кто же будет поливать кактусы?»...

Вдруг он лихо гикнул и выкрутил штурвал прямо у самой поверхности воды, отчего меня отбросило к стенке. Но именно после этого рывка полёт внезапно стал плавным и ровным. А усач, дожевывая свой бутерброд, казался безмерно и непреодолимо довольным собой.

Во мне закипело возмущение, рождённое болью в затылке и его выходкой. Я принялась практично осматривать кабину в поисках чего-то тяжёлого, вроде подноса. Он, заметив мои взгляды, икнул и полез в бумажки, шуршавшие в его нагрудном кармане.

— Милая леди... спешу напомнить: ваше выживание на этом острове, — он направил пухлый, волосатый палец на расстилающийся где-то далеко впереди зелёный берег, — зависит исключительно от меня.

Я яростно выдохнула и, не удостоив его ответом, вернулась обратно. Чёрт дери его усы, он прав!

Выскочив, как ужаленная, чтобы сдержаться от капитановредительства, я оказалась в уже родном крыле пассажиров.

Эвис засыпала меня вопросами, на удивление быстро приняв то, что катастрофа отменяется — крепкие нервы у этой дивной леди!

— Ну, что там? Что это было? Всё в порядке?

Джеймс сладко спал, нанюхавшись успокоения.

Ильяс красноречиво молчал. Или, учитытая его оттенок лица, зеленоречиво.

—Это было для развлечения, — прошипела я сквозь зубы, ещё не остыв от гнева. — Я процитирую его дословно: «впечатления, до которых голодны ваши сердца».

Эвис прижала руки к груди, а Джеймс что-то пробормотал сквозь сон: «Так и знал, так и знал...».

Я плюхнулась на своё место, готовясь продолжить это странное путешествие.

Снова заработала связь, и всё ещё жующий господин распорядитель преувеличенно-радостно проревел:
—Мы вступаем во вторую часть нашего путешествия — наслаждайтесь видами!

Крыша планолета медленно поползла в разные стороны — видимо, это должно было выглядеть эффектно, но ржавая пыль, осыпавшая нас вместо конфетти, окончательно испортила впечатление.

Планолет стремительно отрастил поршни двигателя, которые басовито загудели, как разогреваемый самовар, и плавно спустился на голубую гладь моря.

Корпус с глухим стоном принял на себя тяжесть воды, и привычная лёгкость полета сменилась лёгким покачиванием на волнах окружавшего нас моря.

И тут моё старое негодование бесследно испарилось.

— Море!!!!!