Первый месяц весны в деревне Радонь выдался на редкость теплым. Обычно начало года в Сладском Царстве не балует, но в этот раз погода была необычайно приятной.
Идя по главной улице деревни, дочь старосты Тааника оглядывала округу. Кое-где, оставались еще, островки весенней грязи, но центральная улица была чиста. Что было и не удивительно. Именно здесь находились главные здания их селения: дом Прижника[1] и Храм Единого.
Высокая, рыжеволосая девушка с копной непослушных кудрявых волос бодро шагала по дороге. Ее веснушчатое лицо согревало солнце. И девушка наслаждалась первыми по-настоящему теплыми днями. Но все, же она не просто гуляла. У нее была цель. Дом старухи Иренки, что находился на отшибе. Отец, поручил Таанике помогать одинокой женщине. И можно было бы подумать, что он так заботится о жителях своей деревни. Но Тааника знала правду. Знала, что это всего лишь иллюзия, пыль в глаза, которую пускал староста Радимир.
Девушка не жаловалась. Эта работа была одним из немногих способов отвлечься от семейных проблем. Но, и это, не было главной причиной, почему Таанике так нравилось бывать у Иренки. Сумасшедшая старуха, как называли ее деревенские, рассказывала истории. Такие, которые больше нигде не услышишь. Хоть и вся Радонь считала, что Иренка немая, но с Тааникой она говорила охотно.
Дом Иренки находился на самом краю деревни. Неказистая маленькая избенка, в которой была лишь кухня да небольшая комнатка. Но женщина сама выбрала это место, когда только приехала в Радонь. И жители не возражали, они сторонились пришлую, по причинам которых Тааника так и не поняла.
Соседей у старухи не было, мало кто желал селиться так близко к лесу. Старые суеверия были еще живы, и даже Великая Конгрегация не могла ничего поделать с этим.
Дойдя до места, девушка огляделась. Казалось маленький сарай, что стоял поодаль от дома, еще сильнее покосился и вот-вот развалится. Девушка, вздохнув, понимая, что с этим она уж точно помочь не сможет, подошла к двери.
Зайдя в избу, Тааника пригнулась, в очередной раз, кляня свой высокий рост. Слишком уж сильно она вымахала для девушки. Настолько сильно, что низкий и нескладный «жених» смотрелся рядом с ней комично. Тааника скривилась, опять в ее голову влезли мысли о помолвке. Которой она рада не была.
Конечно, ее возраст уже давал о себе знать, и ее вот-вот перестарком назовут. Но причина была не в нежелании идти под венец. А в том, кого ее отец подобрал в женихи. Ваалис, сын Прижника был Таанике глубоко неприятен. Было в нем что-то противное. Да и союз этот был нужен лишь для того, чтобы породниться со служителем церкви. Ведь у того была власть, которой не было у старосты. А Радимир ее уж очень хотел.
–– Чего горюнишься юница? –– скрипучий голос старухи вырвал ее из тягостных дум.
–– Ой, бабуль, как будто ты не знаешь причины, по которым я могу горевать…
–– Ну, так твой папенька главная причина, надо ж было уродиться таким…. –– Иренка замялась, явно подбирая слова, но потом усмехнулась и добавила. –– Скотом он уродился бесчувственным, кого я обманываю.
Сказать такое вслух Тааника бы не решилась. Но слова старухи имели смысл.
–– Помолвка… –– грустно протянула девушка.
–– Замуж, да еще за это подобие человека…. –– Брезгливо протянула Иренка. Старушка не любила ни жениха девушки, ни его отца. Но ей вообще мало кто приходился по душе. –– И отец его, ирод, который не умеет ничего кроме как врать, как и все в их Храмах.
Слово храмы прозвучало с таким сарказмом и ядом в голосе, что девушка нахмурилась. Не то, чтобы, она не была согласна с Иренкой. Но такое не должны слышать другие. Ведь обвинение в вероотступничестве страшнее, чем даже наказание за убийство. В такие моменты девушка была очень рада, что они находятся там, куда другие сельчане боятся даже ступить.
Тааника принялась за готовку обеда, а старушка, чуть посветлев в лице, произнесла:
–– Давай, чтобы ты не горюнилась я расскажу тебе о том, как все было в этом мире, до того, как в него запустила когти Великая Конгрегация. –– Иренка заговорчески улыбалась, ожидая ответа. На что девушка кивнула. Она действительно любила слушать древние легенды о богах и дивных существах, которых не увидишь в реальном мире.
–– Как ты уже знаешь, мир наш был создан тысячи лет назад Двуликим –– богом всего сущего. Он был и жизнью, и смертью. Были, конечно, и другие боги, ответственные за природу и другие аспекты бытия. Храмы располагались по всей территории не только нашего царства, но и других стран. Хотя тогда и государств этих, то и не существовало. –– Тааника уже знала это, но все равно слушала старушку, не перебивая, пока нарезала овощи.
–– При храмах всегда служили Жрицы и Паладины. Жрицы Двуликого совмещали в себе две его ипостаси –– жизнь и смерть. И стояли посреди двух миров, будучи стражами и проводниками божьей воли. Паладины же играли каждый свою роль. Почти бессмертные создания, когда-то бывшие людьми, они были защитой и опорой жриц и стражами на границах миров. Другие боги тоже имели служителей, но только Жрицы и Паладины Двуликого обладали такой колоссальной силой, что было мало способов их победить. Никто не заставлял простой люд верить в богов. Их деяния и благословения были явны и понятны людям. А магия, которую они породили, наполняла мир. Так продолжалось тысячи лет. Пока не появилась Церковь Единого, отрицавшего множество богов и их власть над миром. Сначала это была маленькая и неприметное сборище, в котором оказывались те, кому отказывали в покровительстве боги. Затем в ряды Конгрегации стали вступать те, кто бы хотел иметь хоть какие-то силы, но природа их обделила. Ведь в старом мире, не только служители богов владели магией, но и ремесленники, и лекари, да и много других людей. Постепенно и очень медленно влияние Конгрегации росло, что и привело к тому, что творится сейчас.
Тааника знала, что Иренка по какой-то причине не любит говорить подробно о том, как Великая Конгрегация пришла к власти. Будто, даже просто разговор об этом вызывал у нее физическую боль. Поэтому она не стала задавать вопросов, ожидая продолжения. Обычно старушка переходила на рассказы о магических существах, населявших этот мир. Но в этот раз она решила сменить тему.
После последних слов Иренки воцарилась гробовая тишина. Рассказ старухи оставил неприятный осадок. Хотя, Тааника все же хотела бы знать продолжение. Но выглянув в окно, девушка поняла, что пора возвращаться. День перевалил за срединную отметку и отец не будет рад, если она задержится еще. Он хоть и сам поручил Таанике помогать Иренке, но их сближению совсем не рад. Старуха похоже была того же мнения. Она вздохнула и тихо произнесла:
–– Продолжим в следующий раз.
Эмоции в голосе Иренки, заставили Таанику поежиться. Женщина словно прощалась. Тааника вздохнула. Возможно, она слишком прониклась рассказом вот и видит того, чего нет. Поэтому отбросив странные мысли, девушка, коротко попрощалась со старухой и отправилась в путь.
Таанике было не спокойно. На душе скребли кошки. И она не понимала почему. Она шла по дороге к своему дому, настолько погруженная в свои мысли, что не замечала ничего вокруг. Даже когда с порога одной из изб ей помахал сын скотника Артемий, Тааника не увидела этого. Как и лицо юноши, которое исказила обида. Единственный человек смогший привлечь ее внимание была Саарика. Ее юная и смешливая подруга обладала невысоким ростом и яркими голубыми глазами в сочетании с русыми волосами.
Девушки были, не разлей вода несмотря на то, что Саарика была младше на целый год. Тааника воспринимала ее как сестру, что иронично, если знать отношения девушки с родной сестрой.
–– Что–то ты смурная, –– подозрительно заметила подруга, подойдя к Таанике.
Саарика всегда говорила все прямо, да и права она была. Девушка действительно была сама не своя. Но никак не могла понять почему. Возможно, всему виной рассказ Иренки. Но никто в деревне, даже самая близкая подруга Тааники не должны были знать о ее разговорах со старухой. Так что Тааника лишь вздохнула и тихо произнесла.
––Устала, да и дома еще дел невпроворот, если опоздаю или не сделаю чего, сама знаешь, что будет…
Подруга понимающе кивнула. Но ожидала, что поздно вечером, когда все уснут, они встретятся и Тааника расскажет, что ее гложет. Возможно, так и будет. И то, что безопасно произносить девушка расскажет подруге.
Чем ближе Тааника подходила к своему дому, тем более мрачным становился ее дух. Но лицо ее наоборот было благодушным и улыбчивым. В ее семье было опасно показывать свои эмоции и недовольство. Беспокойство ни на секунду не покидало девушку, и, входя в дом, она уже ожидала проблем.
Прямо на пороге ее встретила младшая сестра Лааника. Так не похожая на нее, небольшого роста со светлыми волосами и яркими синими глазами она была копией отца и его любимицей. Ей прощалось все. Лааника отличалась от сестры не только внешним видом, но и характером. Она была шумной и настойчивой, и в этом не было бы ничего плохого. Но еще она была мелочной и завистливой.
Тааника не раз пыталась наладить отношения с сестрой. Но чем старше становились девушки, тем меньше у Тааники оставалось надежд на примирение. Лааника будто желала отобрать все, что бы ни было хорошего в ее жизни. Она портила новые вещи, и спихивала вину на Таанику. В дни рождения она тем или иным образом добивалась того, чтобы сестру наказали.
–– О, явилась клуша, –– прозвучал голос Лааники. Тааника предпочла сделать вид, что она не услышала обидных слов. Но сестрица не унималась:
–– Шляется, где–то вместо того, чтобы работать, – после этих слов она схватила сестру за волосы и толкнула. Из глаз брызнули слезы. Кожа на голове саднила. Но сопротивляться было бесполезно. Она не сможет победить.
На шум вышел отец, и у Тааники все похолодело внутри. Она знала, что будет дальше. Младшая уже выдавила слезы и стояла, шмыгая носом. Рассказывая отцу, что сестра обозвала ее и пыталась ударить. И тот только мрачно кивал, пренебрежительно смотря на старшую дочь. Она будто раздражала его одним фактом своего существования. Тааника медленно поднялась с пола готовясь к неотвратимому.
–– В словник[1]! –– Громко рявкнул отец. На его голос вышла мать. Она снова ничего не сказала. Тааника даже не могла ее винить. Если бы она заступилась за дочь, Радимир бы и ее не пожалел.
Из–за юбки матери выглядывал Ратимир, младший брат Тааники. Ему было восемь, и он был похож на обоих родителей сразу. От матери он унаследовал цвет волос и веснушки, а от отца яркие синие глаза. Он не был злым или заносчивым как Лааника, но все же, воспринимал старшую сестру больше, как прислугу, чем члена семьи.
Тааника послушно последовала за отцом в его кабинет. Она уже даже не боялась, как в детстве. Теперь происходящее было почти привычным.
Пока отец снимал со стены розгу, Тааника сама стянула платье и подняла исподнее. Встав на колени, она ждала, когда он ударит ее в первый раз. Минуты тянулись в гробовой тишине. Это ожидание было мучительней самой боли. Он медлил. Будто наслаждаясь тем, что в ее теле появляется дрожь. И наконец, после долгой паузы последовал удар. Через сжатые зубы девушки вырвался стон, который больше был похож на собачий скулеж.
За первым ударом последовал второй. Он был сильнее, чем предыдущий и хлесткое дерево впилось кожу, разрывая ее. Кровь только успела выступить, а следующий удар уже обрушился на многострадальную спину. Она все еще не кричала, за это можно было получить дополнительный удар, или даже несколько. Радомир на мгновение остановился, но только для того, чтобы произнести:
–– Как ты посмела так поступить с сестрой, мерзавка. Тебя невозможно научить вести себя подобающе. Но не переживай твоего будущего мужа я предупредил об этом. Он понимает, как воспитывать таких девок как ты.
Следом за этой тирадой последовал удар. Остался еще один. Ужас от безысходности ситуации накрыл ее. Тааника поняла, что свадьба принесет ей еще больше страданий. Ее отец буквально дал разрешение ее будущему супругу, делать с ней все что заблагорассудится. «Воспитывать» ее как тому захочется.
И любое неповиновение будет наказано, как можно жестче. Ведь Ваалис готовился пойти по стопам своего отца и стать Прижником, что означало, что власти в его руках в будущем будет вдоволь. Последний удар сопровождался словами отца, которые заставили ее сердце замереть на секунду:
Тааника лежала в кровати без сна. Она не могла даже перевернуться. Одно неловкое движение и спина начинала саднить. Но не физические страдания не давали девушке погрузиться в забытье. Сцена под сиреневым кустом, вот, что ее беспокоило.
Саарика, конечно же, сказала, что верит подруге. И не держит зла, не винит в поведении Артемия. Но Тааника слишком хорошо помнила потухший взгляд подруги, когда та перестала плакать. Тихо сказав, что им обеим пора домой, Саарика ушла не оглянувшись. Именно поэтому, не смотря на все уверения подруги, ее съедали сомнения, как червяк грызет сочное яблоко.
Девушка с трудом перевернулась на другой бок, но сон все еще не шел. Рой мыслей не замолкал не на минуту. Так прошла вся ночь, сменившись рассветом. Солнце только начало подниматься из-за горизонта, а Тааника уже готовилась к новому дню. Она действовала по привычке. А в голове в это время проносились угрюмые мысли о том, что это ее последние свободные минуты. Стараясь отогнать их, она умылась в холодной воде, оставшейся со вчерашнего дня. Заплела волосы в тугую косу, надела простое серое платье и поспешила на кухню.
Тихонечко, чтобы не разбудить тех, кто еще спал, она прошла по длинному коридору. На кухне уже вовсю трудилась ее мать Лаарна, подготавливая ингредиенты для будущего обеда. Времени до этого еще было предостаточно, но лучше все сделать загодя. Потому как, не смотря на работу в ткацкой мастерской, матери приходилось готовить каждый божий день. И дело было не в количестве едоков или их неуемном аппетите, а в том, что староста признавал только свежую еду.
Хотя бы на завтрак в этом доме не тратили столько времени. Он был максимально простым и сытным. Ломти хлеба, сыр, яйца и бодрящий травяной отвар, все это уже ждало Таанику на столе. Она быстро запихнула в себя еду, чтобы уже, наконец, отправиться в мастерскую. Нужно было закончить свой заказ и помочь матери. Но была и другая причина для спешки, девушка совершенно не желала пересекаться с остальными домочадцами. Поэтому торопилась, как могла.
Мастерская находилась за углом их дома и принадлежала Радимиру. Это было небольшое скверно отапливаемое помещение с парой старых ткацких станков. Тааника иногда думала, что отец и вовсе бы не топил печь, если бы не переживал за состояние пряжи и готовых полотен. Сами станки были ветхими и буквально рассыпались под руками мастериц, иногда оставляя в них занозы. Но о замене не было и речи. Староста обвинил их в неаккуратности и расточительстве, когда мать попыталась завести об этом разговор.
Сев за станок Тааника скривилась от резкой боли. Сейчас она очень жалела, что не нанесла на раны мазь. Но снадобья осталось мало. Поэтому Тааника втянула воздух сквозь сжатые зубы, задержала дыхание и медленно выдохнула, пытаясь справиться с ощущениями. Помогало мало, но другого решения у нее не было, так что она просто приступила к работе. Девушка старалась не кривиться от боли, боясь, что кто-нибудь это увидит.
За работой прошел час, другой, третий, дальше больше. Движения, конечно, приносили дискомфорт, но постоянные и монотонные действия будто успокаивали и убаюкивали ее, не давая времени думать.
Прервал ее работу Ратимир. Мать отправила его позвать девушку на обед. Тааника ненавидела это время. По какой-то необъяснимой причине Радимир собирал за трапезой всю семью. Никто не мог отказаться или сослаться на занятость. Каждый должен был отбросить все дела и явиться под светлые очи главы семьи.
С трудом девушка встала с лавки. Выйдя из мастерской, она поковыляла в сторону дома, по дороге сполоснув руки и лицо в бадье с дождевой водой. Ладони саднили, и в некоторых местах явно чувствовались занозы. А спина горела от пота, стекающего по ранам. Но Тааника стиснула зубы и пошла на кухню.
Она явилась последней. Никто еще не притронулся к еде. Но, когда Тааника заняла свое привычное место за дальним концом стола, отец повернул голову в ее сторону. Губы его были недовольно сжаты. Девушка едва удержалась, чтобы не поежиться от страха.
Трапеза проходила натужно, в комнате повисло тяжелое молчание. Мать вжалась в стул и ела быстро, но аккуратно, боясь уронить хотя бы кусочек. Радимир был напряжен и явно чем–то недоволен, ел, показательно чавкая и громко стуча ложкой по глиняной тарелке. Ратимир же просто ковырялся в еде, перегоняя ее с одного края тарелки к другому. Тааника догадывалась, что ее младший брат выбрал все куски мяса и теперь пытается понять, как можно отказаться есть нелюбимые им тушеные овощи. Лааника поглядывала на старшую сестру с нескрываемым злорадством, причину которого Тааника никак не могла взять в толк.
Девушка вздохнула, и постаралась не зацикливаться на этом, все равно она ничего поделать не могла. Все, на что она была способна, это есть свое рагу, в котором даже попалось пару кусков мяса. Это был еще один момент неповиновения со стороны матери. Ей и Таанике обычно мяса не доставалось, Радимир яро за этим следил, но иногда Лаарна все, же удавалось подкинуть ей пару кусочков в тарелку.
Почти все доели к тому моменту, когда отец заговорил, смотря прямо на нее:
–– Ты больше не будешь ходить к старухе!
–– Но…, –– залепетала Тааника, — это ведь благое дело.
Отец посмотрел на нее таким взглядом, что все протесты просто застряли у нее в горле.
–– Ты войдешь в семью Прижника, –– на этом моменте Радимир будто бы раздулся от гордости, а Лааника же явственно скрипнула зубами, –– так что не чего тебе якшаться со всяким отребьем.
Тааника с трудом сдерживалась. Злые слова вертелись у нее прямо на кончике языка. Девушка хотела во все горло прокричать, что это отребье, эта сумасшедшая старуха, которую боится и ненавидит вся деревня была к ней добрее, чем те, кто называется ее семьей. Но стиснув зубы она промолчала, в страхе от гнева отца. Который мог на нее обрушиться, если она покажет, хоть каплю неповиновения.
–– Да и не лишают людей языка просто так, –– добавил Радимир, –– так что больше никакой Иренки, ты меня поняла?
Это произошло ночью. Когда Тааника уже спала. Тяжелые и мрачные сны превратились в жуткую реальность. Девушка проснулась от ощущения удушья. Чья-то тяжелая рука закрывала рот и нос. Тело Тааники билось, пытаясь вырваться. Но сил не хватало, и все что она могла сделать, это лишь тихо стонать.
–– Подай веревку и кляп, не хочу, чтобы эта тварь всю деревню перебудила.
Голос показался ей знакомым, и когда она поняла, кто это, ее накрыла волна ужаса. Девушка знала, что обречена, но не сдалась и продолжала бороться. Схватив Радимира за руку, она попыталась оттянуть ее от своего рта. Но это сделало лишь хуже. В ответ на сопротивление, он ударил ее кулаком в живот. От боли из глаз брызнули слезы, а изо рта вырвался стон, приглушаемый чужой рукой.
Когда отец, наконец, убрал руку, все что девушка успела сделать, это вздохнуть. В рот запихнули плотный сверток, а следом завязали куском материи. Вторая фигура появилась из темноты комнаты. И пока Радимир держал вырывающуюся девушку, другой связывал ее конечности.
Закинув Таанику на плечо, мужчина понес ее к выходу. Она извивалась, как могла и пыталась сползти. Но путы надежно сковывали ее движения. Когда они выходили из избы Тааника, наконец, смогла разглядеть второго – им был Малый Прижник Ваарис.
Всю короткую дорогу до храма Единого девушка с содроганием думала о своей судьбе и о том, что ждет Иренку. Ведь если они все знали, то старой жрице не избежать наказания. И в это раз никто не отделается потерянной частью тела. В тот момент Тааника твердо решила, что чтобы с ней не сотворили служители Единого, она не скажет им ни слова.
Храм был огромным и величественным. Хоть он и казался Таанике мрачным. Это было самое богатое здание в деревне. И единственное каменное строение, которое видела в свое жизни девушка. В самом храме горели масляные лампы. Пускать пыль в глаза служители единого умели хорошо. Это очень сильно напоминало Таанике о действиях отца. Настолько, что было даже удивительно, что он не выбрал карьеру священнослужителя.
Спустя несколько минут и лестничных пролетов двое мужчин, и их пленница оказались в катакомбах под храмом. Большую часть пространства занимали кладовые. Но дальней части помещения располагалась камера с толстыми стальными решетками. Все это Тааника смогла разглядеть только благодаря тусклому свету факела, которым Ваарис освещал путь.
Открыв дверь, Прижник отошел, освобождая дорогу Радимиру. Тот не стал церемониться. Он кинул Таанику на каменный пол, словно куль. От удара болью зашлась вся правая сторона тела. Тонкая подрубашечница[1] была слабой защитой. Легкое хлопковое полотно не могло сберечь девушку от травм.
Радимир и Ваарис говорили, пока снимали путы:
–– Пока тут побудет, – сказал Прижник, развязывая веревки на ногах девушки, – до того, как прибудут Святые Конгрегаты и Великий судья.
–– Позор то какой, – раздраженно пробурчал староста, –И как долго их ждать?
–– Не больше декады. Такие случаи нынче редки, так что они быстро прибудут, – сказал Прижник с предвкушением, –– завтра первым делом отправлю письмо в Обров[2].
Радимир недовольно вздохнул, видимо размышляя как подать происходящее деревенским жителям. Перед домашними он объясняться не будет, один его взгляд на розги и вопросы никто задавать не захочет. Но вот какую историю он расскажет сельчанам осталось загадкой.
В порыве злости староста с силой пнул Таанику по ребрам. Раздался треск костей. Правая сторона тела ныла, и она чувствовала, как опухают отбитые места. Не легче было и спине, раны горели, словно их облили раскаленным маслом. По всей видимости, она все же занесла в них заразу. Этот факт бы побеспокоил ее в любой другой ситуации, но, когда жить оставалось меньше декады, было совершенно неважно от чего умирать от рук палачей или лихоманки.
***
Первый день в заключении напоминал кошмарный сон. И Тааника очень хотела проснуться. Но боль во всем теле напоминала ей, что все это взаправду. Она плакала, кричала, звала на помощь сорвавшимся голосом, даже понимая, что никто не придет. Она просто не могла остановиться. Будто если замолчит — это будет означать, что она сдалась. Затем девушка впала в забытье. Сознание словно выключалось само по себе, пытаясь получить хотя бы короткую передышку.
Дни в заключении слились в один. Тааника бы и не поняла, что, что-то изменилось если бы не визиты Прижника. Служитель Единого приходил к ней раз в день. Приносил еду, наливал воду в лохань и очищал отхожее место.
Посчитав, сколько раз Тааника видела Ваариса, она осознала, что находится в этом подвале уже больше половины декады. Эти дни были мучительными. Когда она не спала, ее мысли крутились вокруг приезда Святых Конгрегатов и того, что они для нее приготовили. Напряжение и страх от ожидания действовали лучше, чем любая пытка. Тааника чувствовала, как ее разум медленно покрывается пеленой тумана. Возможно, виновником этого был еще и жар, начавшийся у девушки на четвертый день. И она даже надеялась, что зараза убьет ее раньше, чем за нее примутся слуги Единого.
Шел восьмой день. Оставалось всего пару дней до предполагаемого приезда палачей Конгрегации. Но началом нового витка страданий для дочери старосты станет именно этот день. День, когда она потеряет себя и последние крохи надежды…
Все начиналось как обычно. Прижник Ваарис осветил пространство камеры факелом, на несколько секунд ослепив девушку. Оглядевшись с выражением брезгливости на бледном и скуластом лице, он бросил ей плошку с кашей и кусок хлеба. Ее ежедневный паек. Но Тааника, уже даже встававшая с трудом, не смогла съесть, ни грамма. Все ее тело ломило, кости болели так, словно кто–то пытался выдрать их прямо из тела, а мышцы выкручивало, как мокрую простыню. Голова девушки раскалывалась, воздух казался сухим и жарким, а по лицу скатывались капли ледяного пота. Зараженные раны болели, словно их прижигали огнем. День за днем Таанике становилось все хуже.
Закончив свои дела, Прижник покинул ее камеру оставив еду, там, где ее бросил. Снова оказавшись в полной темноте, Тааника отползла в дальний угол и закрыв глаза, провалившись в горячечное забытье. Но передышка была не долгой. Из беспокойного сна ее выдернул сильный удар по лицу. Она с трудом приоткрыла глаза. Все что она могла различить в темноте – лишь силуэт. Неизвестный схватил ее за грязные и спутанные волосы и потащил по полу к середине камеры. Снова последовал удар, а затем раздался очень знакомый голос:
Тело Тааники было недвижно, даже спустя долгие часы. Она то коченела изнутри, то покрывалась потом и горела. Волосы прилипали к лицу, мышцы дрожали, а голова была тяжелой словно набитой металлом. Сознание раз за разом ускользало, затем ненадолго возвращаясь. В глазах все плыло, создавая причудливые силуэты.
В один момент, погружаясь в сон, Тааника услышала неясный шепот. Окружающий мрак заговорил с ней. Девушка не могла сообразить взаправду ли это или ей всего лишь чудиться. Из глаз снова полились слезы. Они прочерчивали следы на чумазом девичьем лице и щипали растрескавшиеся губы. Шепот повторился, но теперь четче:
–– Крепись дитя, – смогла разобрать Тааника, –– боль — это источник, используй его.
Тьма перед глазами закружилась, представая в виде смутной и неясной фигуры.
–– Я не могу…. –– Одними губами произнесла Тааника, –– Я больше не могу. Я так устала…
–– Я знаю, –– прошептала мгла, убаюкивая израненное тело и душу, — поспи, наберись сил, они еще понадобятся. А когда придет время – позови меня и я услышу голос одной из своих дочерей.
–– Но кто ты? –– пролепетала девушка, не понимая, что творится вокруг. Ее ли это собственная воля, пытающаяся придать сил или настоящее божество пришло ее спасти. А что, если это обман, ловушка Святых Конгрегатов, чтобы заставить Таанику заговорить.
–– Ты знаешь юница, –– прервала ее мысль тьма, знакомым до боли голосом, –– позови, и ты не будешь одна…
После этой фразы девушка провалилась в сон, такой же непроглядный, как и ее ночная гостья. В нем не было ни сновидений, ни боли, ни страха, лишь покой. Это стало передышкой, такой нужной, но слишком короткой.
Проснулась Тааника рывком. Ее словно что–то выдернуло из забытья. С трудом разлепив веки, она прислушалась и поняла, что это было. Со стороны коридора раздавался звон металла, шелест ткани и шум шагов, отличный от привычной поступи Прижника. Девушка знала, что грядет и что странно не была испуганна. Прибытие Конгрегатов означало лишь одно – скоро все закончится. Да, грядет новая боль, но после нее, наконец, наступит покой. Хотя, где–то на краю сознания прокручивался толи сон, толи горячечный бред, в котором тьма обещала ей надежду. И Тааника хотела верить в то, что это возможно, но она знала жестокую реальность.
Дверь в камеру заскрипела, и небольшое пространство заполнили люди. Единственным знакомым лицом был Ваарис. В тусклом свете факелов она разглядела еще шесть человек, которые полностью заполонили ее темницу. Трое из них были совершенно одинаковы, словно копии друг друга. Это ощущение создавало, то, что при похожей комплекции они все были облачены в доспехи золотистого цвета, а передняя часть шлемов была плоской, создавая иллюзию отсутствия лица. Рядом с ними стоял невысокого роста плотный мужчина с залысинами и небольшими глубоко посаженными глазами. Одет он был в белую мантию, пошитую золотыми нитями, создававшими невероятный узор. Ваарис смотрел на этого человека с раболепием и восхищением. Нисколько не напоминая того заносчивого и важного Малого Прижника, которого она знала всю свою жизнь. Чуть поодаль стоял еще один незнакомец в золотистом одеянии с латными пластинами на груди, спине и предплечьях. И последним был облаченный в белоснежные одежды невысокий и щуплый мужчина, с небольшой шапочкой на голове, того же цвета, что и его мантия. Он выглядел наиболее скромно из них, но девушка чувствовала подвох. А еще, Тааника не могла взять в толк, почему все они одеты так непрактично, особенно если учитывать характер их работы. Ведь сложно же с таких тканей отстирывать кровь.
–‒ Поднимите ее! – раздался властный голос мужчины в бело–золотой мантии.
Рыцари подошли, громыхая латами, приподняли ее с пола и прислонили к стене, так, что она смогла смотреть на визитеров прямо. Тот, кто отдавал приказы, посмотрел на девушку. На его лице были написаны брезгливость и отвращение. Словно он, видел перед собой, что–то совершенно отвратительное. И Тааника подумала, что вероятно так и было. Грязь и кровь покрывали все ее тело. Спину испещряли зловонные раны. Волосы были спутаны в огромные колтуны и больше напоминали птичье гнездо, покрытое коркой.
–– Это и есть ваша ведьма?
–– Да, Святейший! –– ответил Ваарис, его голос подрагивал, как и руки. Тааника не могла поверить в то, что видит. Этот неприятный мужчина явно был кем–то очень уж важным.
–– А почему она в таком виде?
Ваарис посмотрел на приезжего, как собака на хозяина и проговорил:
–– Пытается вызвать сочувствие. Раны сама себе наносит, –– пробормотал Прижник, –– но вы не верьте ей Святейший, она умеет притворяться невинной.
–– Ты смеешь указывать мне, как обращаться с ведьмой, Младший? Ты помнишь, кто я, –– с металлом в голосе, надменно сказал визитер.
–– Да, Святейший, вы Великий Литарий[1] и вам виднее. –– Заискивающим тоном проговорил Малым Прижник.
Тааника встрепенулась от того, как Ваарис назвал незнакомца. Великий Литарий мог быть только один – Коорик, глава Церкви Единого в Сладском царстве. Это даже в их деревушке знали. И это было странно.Тааника и подумать не могла, что по ее душу прибудет, кто–то настолько значительный.
Коорик презрительно посмотрел на Малого Прижника и снова повернулся в сторону Тааники. Скривившись, направился в сторону входа, на ходу бросив:
–– Подготовьте ее к допросу.
Остальные служители кивнули, и один из рыцарей поднял Таанику и понес по коридору. В этой стороне подвала девушка еще не бывала, поэтому она даже не могла догадываться, куда именно они направляются. Прижник остановился перед тяжелой деревянной дверью, обитой по краям металлическими полосами, и отпер ее.
Свет факела озарил помещение, и освещая странные и пугающие приспособления. Кроме них в комнате было еще несколько предметов: небольшой стол, бадья с водой и жуткого вида стул. Ваарис посмотрел на Таанику, и той показалось, что она увидела жалость в его глазах. Затем он вышел, оставив ее наедине с рыцарями.
Тьма закружилась по камере, обретая форму. Она напоминала человека в черно–белом плаще, разделенном напополам. Это ощущение создавали ленты света и мглы, опутывавшие фигуру. Сущность медленно поплыла по направлению к нагой девушке, лежащей на полу. Она протянула руку и с нее сорвались светлые нити, опутавшие беззащитное тело.
–– Я облегчу твои страдания дитя. Ты все равно придешь ко мне. Все что тебе будет нужно, это попросить, и вся эта сила будет твоей.
Путы растаяли, как и их повелитель, снова оставляя Таанику в одиночестве. Но девушка и так не видела, что произошло. Сознание отключилось еще до того, как ее отнесли обратно в темницу. Не ясно, была ли эта усталость, или же болевой шок. Девушка спала, не шелохнувшись в течение очень долгого времени.
Пробуждение Тааники было неожиданно легким. Боль конечно же была, но не такая, какую ожидала девушка. Не агония, а лишь тянущие и ноющие ощущения. Но раны не затянулись. Кости все еще были сломаны, а кожа и мышцы разорваны. А значит, чувствоваться все должно намного сильнее. И тут в голове прозвучал голос, тихий словно эхо:
–– Я облегчу твои страдания...
К ней снова приходило древнее божество. Но даже теперь, когда девушка осознала, кто эта сущность, ей все равно было страшно. Она не могла поверить, что сила дается просто так. В свои небольшие года девушка уже твердо усвоила, что ничего в этом мире не бывает задаром. За все приходиться платить. И она не была уверенна, что смерть, которая поджидала ее за углом была страшнее того, что ей придется отдать взамен на божественную магию.
Тааника подползла ближе к стене, и приняла сидячее положение, прислонив спину к холодному камню. Она думала обо всем, что произошло за эти дни. О всех предательствах, что она пережила всего за какой–то десяток дней. Одна декада и ее жизнь лежала в руинах. Мысли перескочили на Саарику. Она надеялась, что ее дорогая подруга все еще была с ней, хотя бы мысленно. Эта смешливая девушка всегда была ее опорой.
Тааника хорошо помнила, как впервые увидела ее. Пухлая девчушка на руках у травницы проходила обряд посвящения Единому. Ее лоб окропили священным маслом читая восхваления божеству. Следующим воспоминанием было то, как они играли вместе в доме тетушки Феклы. Старая вдова иногда присматривала за малыми детьми пока их родители вынуждены были трудиться. Смех и радость, которые приносила ей подруга не могли исчезнуть даже под гнетом самых тяжелых дней.
Именно Саарика обрабатывала ее раны, в неполные Тааникины семь лет, когда отец первый раз отхлестал ее до крови. Она хорошо помнила, как Саарика мазала раны снадобьем, что стащила из запасов матери и плакала от обиды за подругу. Сейчас свет этой девушки был тем, что держало ее на плаву. Это, и дикая ненависть к тем, кто ее предал. Лааника, Ваарис и конечно глупый мальчишка Артемий.
И если сестра и сын Прижника были злыми и избалованными людьми привыкшими, что они получают все что захотят. То сын скотника был просто дураком. Тааника не могла понять, как можно было обречь другого человека на подобные страдания. И лишь по той причине, что твои чувства отвергли. Осознавал ли он что натворил или был настолько глуп, чтобы думать, что Таанику просто пожурят и отпустят.
Подобные чувства были тем, что девушка подавляла всю свою жизнь. Она не привыкла выражать негативные эмоции. Разве, что рядом с Саарикой она могла позволить себе колкие и жестокие фразы. Та никогда не осуждала подругу и даже поддерживала ее. От размышлений девушку отвлекло бряцание металла. Кто–то шел к ее темнице. Тааника сжалась, мысленно готовясь к новой порции пыток. Но никто не вошел. Вместо этого она услышала приглушенные голоса, доносящиеся из коридора.
–– Таалир скоро тебя сменит, –– голос говорившего звучал молодо.
–– Скорее бы. А то опротивело уже тут торчать, –– ответил второй более хриплым голосом с заметным говором, –– толку то от этого, будто девка сбежит.
–– Приказ Святейшего… –– протянул молодой, –– С ним не поспоришь.
–– Да уж с Литарием я шутковать не стану. Но я все ж никак в толк не возьму, что он так воспылал по поводу девахи?
–– Ну что ты как неразумное дитя. Сам ведь знаешь, как давно не было Святых Судов. Люд начал расслабляться. Им нужно дать зрелищ и напомнить их место.
–– Ну да, это дело важное…
На этом разговор затих. А через пару минут и вовсе снова раздалось бряцание доспехов и торопливые шаги. Несколько пар ног сновали по коридору. Тааника заключила, что кем бы ни был этот Таалир, он пришел–таки сменить недовольного стража.
Разговор Конгрегатов оказался познавательным. Теперь стало понятно, почему вдруг Коорик приехал в их деревушку. И почему так торопился с судом, ведь они могли и дольше пытать девушку, чтобы выудить у нее нужные сведения.
Тааника и сама не заметила, как задремала. Голова ее упала на грудь, и она тихо засопела. А в темноте камеры снова сформировалась фигура и тихо зашептала, прямо в ухо девушке:
–– Прими силу дитя. Ты сможешь выжить. И если захочешь даже отомстить.
Тааника дернулась во сне, и облако мглы растворилось, не оставляя следа. Девушка открыла глаза. Ей казалось, что она снова слышала голос. Откуда ей было знать, что древнее божество еще секунду назад стояло к ней вплотную. Чуть приподнявшись на ладонях, Тааника устроилась поудобней. Ждать было долго…
***
Проведя ночь без сна, Тааника была медлительной и вялой. И когда в ее камеру зашли все три рыцаря, девушка не сразу поняла, что происходит. Ведь еще же рано. У нее было два дня. И вдруг Таанику осенило. Она видимо проспала намного дольше, чем казалось.
Воины подошли к девушке. Один из них держал в руках что–то напоминающее старый мешок. Но когда он подошел поближе, Тааника увидела прорезы для рук и головы. И облегченно выдохнула. Одним из страхов, которые не давали покоя девушке, было то, что ее отправят на костер как есть. Нагую. Но ей все, же позволили оставить хотя бы крупицу гордости.
Когда Паадий произнес финальный приговор, на площади началось безумие. Кто–то радостно визжал, предвкушая будущую казнь, кто–то охал, а некоторые молчали. Но тем, что заставило Таанику встрепенуться, был крик. Дикий почти животный. Это была Лаарна. Стоя на коленях, она не переставала кричать, словно это она сгорает в пламени, а не ее дочь.
Это потрясло Таанику. Но, похоже, никак не повлияло на Конгрегатов. Словно, в них не было вообще ничего человеческого. Пока мать девушки кричала от отчаяния и страха за дочь, один из рыцарей спокойно передал факел Святому Судье. И тот запалил костер. Огонь живо разошелся по хворосту, перекидываясь на более крупные поленья. Тааника почувствовала запах гари, и ее сердце заколотилось от страха. А пот стекал по лицу, перекрывая обзор.
–– Ты готова дитя? –– прошептал голос в ее голове.
–– Нет, –– Тааника все еще отвергала предложение божества.
Если бы в этот момент у нее спросили причину, она не смогла бы ответить. Девушка сама не могла понять, что мешает ей решиться на этот шаг. Ведь все просто, согласись и сможешь выжить.
Тааника продолжала ждать, пока огонь доберется до нее. Голые ступни уже ощущали жар, исходящий от костра. Тело дрожало от страха, а горло саднило от дыма. Но тут случилось то, чего не мог ожидать никто. Ни девушка, ни ее палачи, ни собравшийся на площади люд.
Деревья, окружавшие площадь будто, ожили и взбесились. А следом из трещин в земле стали подниматься корни. Они тянулись к людям, овивали их и сдавливали, а кого–то просто отбрасывали с пути, как тряпичные куклы. Гибкие лозы упрямо пытались добраться до служителей Единого.
Одна из ветвей схватила рыцаря, и начала сжимать его, словно он был сделан из бумаги. Тааника вертела головой всматриваясь в дымный воздух. Она пыталась понять, как такое возможно и кто в ответе, за то, что творилось на площади. И когда огонь уже коснулся пальцев ног, она увидела Саарику.
Ее подруга стояла, раскинув руки и яростно что–то шептала. Ее коса растрепалась, и выбившиеся пряди создавали светлый ореол, будто у божества. За спиной девушки стояла Иренка. Древняя жрица держала девушку за плечи и так же шевелила губами.Растения продолжали сходить с ума, повинуясь чужой воле.
Тааника вдруг закричала во весь голос. Она видела, как к Иренке со спины подбирался воин в золотистых доспехах, вооруженный кинжалом. Другой прокладывал дорогу в сторону Саарики. Тааника боролась, пыталась вырваться из оков. Но тщетно. Из ее глаз лились слезы бессилия, пока клинок рыцаря входил в спину жрицы. Иренка повалилась на землю, хрипя, кровь вытекала из ран, окрашивая землю. Корни и ветви все еще продолжали шевелиться, но они становились все слабее. Тааника в ужасе смотрела, как воины окружают Саарику и вот уже клинок занесен над ее подругой…
–– Я согласна! –– выкрикнула девушка в пустоту, надеясь, что божество не оставило ее, –– Я приму твою силу. Я сделаю все, что ты просишь, только спаси ее!
–– Да будет так!
Воздух стал густым как кисель, а время словно остановилось. Люди вокруг перестали двигаться, застыв в причудливых позах. Только огонь был неподвластен этому странному явлению. Даже напротив, он разгорелся сильнее. Столп пламени взметнулся ввысь, окутывая девушку словно кокон. Но его языки больше не обжигали.
Она услышала, как лопнули оковы, освобождая конечности. Волосы касались пламени сплетались с ним, но не горели. Сердцу Тааники колотилось в груди. Тело дрожало, толи от страха, толи от распирающей его силы. И вдруг огонь погас, оставляя застывший в воздухе пепел и парящую девушку. И если бы она могла видеть себя стороны, то удивилась бы. А возможно даже ужаснулась.
Тело Тааники опутывали облака тьмы и света, деля его четко пополам, не смешиваясь даже на секунду. Но не это поражало воображение. А метаморфоза, произошедшая с девушкой. Светлая сторона почти не изменилась и лишь ярко сияла, а вот вторая выглядела пугающе. Тело на ней словно иссохло и оставило только туго обтянутые пергаментной кожей кости. Половина волос поседела за секунду, а глазница была просто темным провалом.
Будто по щелчку пальцев время снова пошло. Пепел рухнул наземь, разлетаясь по ветру. Тааника взмахнула костлявой рукой, разметав людей в разные стороны. Досталось многим, в том числе и Ваалису. Он упал, раскроив камнем щеку. Святым Конгрегатам, главной цели Тааники тоже пришлось не сладко. Войны, что угрожали Саарике, взвыли от боли окруженные облаками тьмы. Он кричали в агонии и ужасе пока, наконец, не затихли. Тьма опустила их и отправилась дальше.
Латная перчатка, спавшая с одного из рыцарей, обнажила безжизненную, иссушенную руку. Но стихия не остановилась. Она начала тянуться к другим людям. Не смотря на все усилия Тааники ее сдержать она все же успела поглотить нескольких, оставляя за собой обтянутые кожей скелеты.
–– Стой, –– кричала девушка, –– хватит!
Таанике было страшно. Она не могла совладать с силой, и та расплескивалась из нее и находила все новые и новые жертвы. Ужас усугублялся мыслью, что все это сделала она. Собрав остатки воли в кулак, она приказала:
–– ХВАТИТ! –– И в этот раз стихия подчинилась.
Она, словно нашкодивший щенок, потянулась обратно к девушке, занимая свое место по левую сторону. Где–то вдалеке раздался счастливый смех древнего божества. Наступила тишина. Не было больше ни единого проявления древней магии, лишь испуганные кричащие люди. Кто–то вопил от страха, а кто–то от боли. Тааника же в это время опускалась на землю. Сила вокруг нее растаяла, а сторона что раньше была безжизненной, снова стала прежней.
Встав на ноги, девушка огляделась. Она высматривала Саарику. Та неслась к ней на встречу. Замедлившись на секунду, поравнявшись с Тааникой, она схватила ту за руку и потащила за собой. На ходу протараторив:
–– Чего встала? Бежим!
И они побежали. Словно за ними гналась стая бешеных собак. Прямо в сторону леса.
***
Под ногами хрустели иглы сосен и елей, смешанные с прошлогодней листвой и свежей травой. Все это впивалось в голые ноги Тааники, вызывая у нее дискомфорт. Но при этом она могла бежать. После всего, что произошло в подвалах Конгрегатов, она и не думала, что сможет передвигаться самостоятельно.