Тулпар

Тулпар

Глава 1

Старая обшарпанная, словно много лет ношеные тапочки, квартира наполнялась тихим плачем. Из-за косоватой двери, сквозь тонкую щель слышались женские рыдания: слабые, отчаянные, воющие. Хрипловатый голос, то с надрывом поднимался, то затихал, и стены вторили этому ритму. Полутёмный коридор вёл на кухню, сквозь стеклянную с разводами от неаккуратного мытья дверь просматривался мужской силуэт. Жилистая рука тянулась к губам, потом вновь опускалась – курил, курил и пил, а слёзные волны словно не докатывались до его слуха. Потом тень медленно поднялась из-за стола и, покачиваясь, двинулась к двери. Рука шарила ручку, посыпались ругательства, и дверь, будто поддаваясь нелестным речам в свой адрес, распахнулась, явив миру сие убожество сорока восьми лет.

Фанис, так его звали, зашаркал вдоль стены, обсыпанной дырами в обоях. Примятые, грязные волосы лезли в глаза. Стригся редко, но его давно не заботил внешний вид, тем более в стенах дома. Потому и одежда соответствовала его замыленным в поту волосам.

Сперва он шёл, щупая стену грязными пальцами, потом остановился на мгновение перед белой дверью, прислушался, чуть клонясь в сторону. Плач прервался. Чьи-то уши слушали Фаниса через дверь. Патлатая голова клюнула воздух неаккуратным кивком. Мешковатое тело задвигалось дальше.

В тёмном коридоре Фанис пару раз запнулся о чьи-то тапки, выругался, так что перекрыл всхлипывания за белой дверью своим басистым голосом, потом подслеповатыми глазами нашёл вторую дверь, на которой висел старый плакатик каких-то певцов с азиатской внешностью. Фанис не знал, кто они и чем занимаются по жизни; временами гадал, а все ли из них мальчики, и бурчал по-стариковски, что времена нынче не те. Рука легла на дверь и толкнула.

– Айхылу! – заревел он точно медведь, разбуженный посреди зимы.

Глаза резал свет, просачивающийся сквозь тонкие тюлевые занавески. Фанис привыкал, потом нашёл расплывчатый силуэт дочери, которая сидела за ноутбуком на старом деревянном стуле и не замечала, кто явился нарушить её покой. Она заметила отца, только когда он влепил ей увесистый подзатыльник. Медленно, точно пойманный зверёк, Айхылу повернула лицо к отцу, посмотрела на него раскосыми глазами и замерла в таком положении. В чёрных смоляных волосах девушки путались нитки наушников. Пьяный взгляд отца зацепился за них. Одним рывком грубой руки Фанис расправился с жалкими проводками.

– Всё в интернетах своих! – проревел он и с остервенением бросил наушники на пол.

Айхылу только и успела выдернуть их из ноутбука, чтобы дорогостоящая техника не полетела на пол следом. Второго такого ей никто не купит.

Ноги Фаниса дали слабину. Алкоголь упрямо наполнял икры свинцом, и он опустился на корточки, шумно дыша и посматривая пустыми глазами.

– Что? – спросила Айхылу, содрогаясь от натянутого затишья.

Она смотрела на редкую шевелюру отца, где волосы жили отдельными островками. Жалкие клочья шерсти на почти лысом черепе он так и не удосужился помыть хотя бы раз с момента её приезда на летние каникулы. В нос ударил стойкий аромат перегара. Айхылу поморщилась и закрыла ноутбук, готовясь к тому, к чему подготавливалась всю жизнь, каждый божий день, но так и не подготовилась.

– Как в школе дела? – спросил наконец Фанис.

Айхылу хотелось закатиться хохотом точно лошадь, едко так, колко, чтобы до его пьяного рассудка дошло, какой вздор он спрашивает, но она сдержалась. С младенчества заученное правило «не раздражай пьяного отца» работало и сейчас. Казалось, даже стены дома во времена запоев стыдливо затихали, лишь бы не дать повода этому получеловеку устроить бесправный самосуд над домашними.

– Пап, я в университете учусь, уже второй год – спокойно сказала Айхылу, наблюдая как отец удивляется, чешет зад рукой и смотрит на дочь с немым вопросом. Потом видимо память возвращается, а с ней возвращаются и его опасения.

– По мальчикам там не шляйся, поняла меня? – рявкнул он.

Отдохнувшие ноги просят движений, и он встаёт. Зачем сюда пришёл, Фанис точно не знает и вообще не отдает отчёта о собственных деяниях с двух часов дня, когда сосед по лестничной клетке пришёл помочь разобрать батареи на кухне. До батарей дело не дошло. Всё замерло в одно мгновение, когда откупорилась первая бутылка водки. Сосед трепался о какой-то новой бабе этажом выше, часто повторял слово шалава, а Фанис кивал и глазел, как наполняется его отцовская кружка прозрачной жидкостью.

– Не шляюсь – односложно отвечала Айхылу. Она тщетно посылала ему языком мыслей «уходи, иди пей, уходи».

Она не шлялась, даже не ходила по свиданиям и не потому, что росла в строгой семье, а потому, что учёба оказалась тяжёлой, а в промежутках ещё и заполнялась работой. Беднота семьи словно переехала вместе с ней в большой город, холила и лелеяла молодую девушку, ежедневно заставляя чувствовать себя неуместно в кругу одногруппников. А они приезжали на дорогих блестящих машинах, делали фотографии на такие же дорогие телефоны. Айхылу пользовалась стареньким телефоном, на который если сделать фото, то потом один чёрт будет знать, кто на снимке. Да и непривычно она смотрелась в обществе белокурых красавиц со своими чёрными волосами и узкими глазами. Очевидного пренебрежения со стороны группы не было, но невидимую стену Айхылу ощутила в первый же день. Может будь она поуверенней, то вписалась бы в круг новых знакомых. Может если бы не забивалась в дальний угол и присматривалась к парням на первых рядах, у Фаниса бы появился повод отлупить дочь, но его не было, она была другой.

Под ночь квартира зашумела. Айхылу просунулась в дверь и прислушалась. Шумела мать. Отец по её догадкам отправился допиваться в злополучную восьмую квартиру, где постоянно собирались все сливки низов их дома. Мать больше не мешала ему пить, хоть и спорила, плакала, но руки в какой-то момент опустились, и она сдалась.

– Айхылушь – позвала мать, и Айхылу пошла на зов. Вошла в комнату и опешила. Горы вещей хаотично валялись по всей комнате, мать суетилась между чемоданами – собирай вещи, быстрее – поторапливала мать.