Туманы Анауака

Пролог

Вид с Великой пирамиды открывался ужасающий и прекрасный одновременно. Тоноак за свою жизнь не видел ничего подобного. Впереди до самого горизонта, сколько хватало глаз, раскинулся огромный город; каналы его блестели под огненным шаром солнца, которому Тоноак готовился отдать свое сердце, как и его сородичи. Большая их часть уже окропила своей кровью огромные ступени пирамиды, с которой безжалостные жрецы скидывали тела. И теперь кругом смердело смертью. Тоноак видел, как его брата Коатля положили на алтарь и вскрыли грудь, откуда тлатоани[1] собственноручно достал пышущее жаром и трепетавшее сердце. «Был ли доволен Уицилопочтли[2]? Напитался ли он кровью брата моего?» – думал Тоноак. Его руку, выкрашенную в синий, схватили и резко потянули. Тламакацке[3] ухмыльнулся и приказал положить юношу на солнечный камень, где до этого друзья Тоноака и брат его отдали свои жизни. Двое жрецов взяли его за руки, двое за ноги и растянули, оголяя для ритуального ножа податливую плоть чрева. «Прощай, сестра моя Иолцин. Не увидимся больше с тобою. Все мы сотремся, словно рисунок. Как и цветы в смертный час иссыхают…» Безжалостные лучи солнца слепили Тоноака и отражались от занесенного над ним ножа. Мгновение будто замерло. А затем раздался резкий крик и разнесся над долиной Анауак.

[1] Тлатоани – титул правителя ацтеков.

[2] Уицилопочтли – бог войны и солнца. Один из главных богов ацтеков, которому приносились человеческие жертвы.

[3] Тламакацке - жрец.

Часть 1.

Маноия с детства видела этих существ во снах. Они приходили то страшными тенями, то яркими пятнами в блеске солнечного диска. Сначала они пугали ее; ей казалось, что они хотят поглотить ее, как Миктлансиуатль, госпожа подземного мира, поедает на рассвете ночные светила. Существа приходили и что-то просили, что-то требовали, а иногда просто смотрели на нее своими звездными глазами. Маноия была уверена, что это цицимиме[1], которые пытаются овладеть ее телом. Шестая дочь тлатоани Теночтитлана рожденная его рабыней, она могла бы удачно выйти замуж, но все сложилось иначе, и богиня судьбы на своих обсидиановых крыльях[2] принесла ей другой удел.

Маноия родилась в тот год, когда ее отец Мотекусома Илуикамина[3] был выбран следующим тлатоани великого города на озере Тескоко. И ей было всего семь, когда существо в виде пернатого змея стало приходить в ее сны и говорить, что грядет на священную землю проклятие. Мать Маноии отвела ее тогда к дяде, мудрецу Тлакаелелю.

— Говоришь, что тебе являлся пернатый змей? — Тлакаелель почесал подбородок, глядя на нее своими суровыми глазами. — А не лжешь ли ты, девочка?

Маноия решительно покачала головой. Может Тлакаелель и был чихуакоатлем[4], а имя его навевало ужас даже на самых опытных воинов, она его не боялась. Он как две капли воды походил на отца: тот же нос, острая линия подбородка, густые брови, сдвинутые на переносице. Только, хоть они и были братьями-близнецами, отец пугал Маноию куда больше.

— Господин, — вмешалась ее мать. — Может, Маноия и ошиблась. Может, она видела и не пернатого змея…

— Нет, это был он, — насупилась девочка. — Его тело покрывала чешуя, а волосы его были словно перья. Он сказал мне, что на Теночтитлан опустится проклятие.

— И что же он велел делать? — поинтересовался Тлакаелель. — Как нам противостоять этому проклятию?

— Я не знаю, — потупилась Маноия. — Пернатый змей не сказал мне.

— Я услышал тебя, девочка. — Дядя махнул рукой, давая ей и ее матери понять, что аудиенция окончена. И хотя мешики[5] придавали большое значение снам, Маноия видела, что дядя ей не поверил. Но что она могла поделать, он был чихуакоатлем, а она всего лишь женщиной и дочерью рабыни.

Немного времени утекло, как сны Маноии сбылись. Страна мешиков подверглась бедствию, когда полчища саранчи обрушились на долину Анауак. Тогда-то дядя снова призвал ее к себе. Маноия вошла в его покои с гордо поднятой головой. Значит теперь поверил великий чихуакуатль ее снам? Она не ожидала, однако, здесь увидеть отца своего и верховного тламакацке, чье лицо перекосилось от взгляда на нее.

— Расскажи все, что видела во снах своих, девочка, — ласково попросил Маноию дядя, и она рассказала. И о пернатом змее, о его предостережении.

— Она лжет, — гневно бросил тламакацке. — И за это ей нужно вырвать ее лживый язык.

— Я не лгунья, — гордо задрав подбородок, маленькая Маноия посмотрела прямо в злобные глаза жреца, что так яростно горели на лице, покрытом черной краской. Такой взгляд мог напугать кого угодно, но не ее. После звездных глаз цицимиме люди были ей не страшны.

— Чтобы могущественный Кетцалькоатль явился во снах женщине?! Не верю!

Кетцалькоатль? Так вот как выглядел добрый бог, подумала Маноия. Ее мать недавно получила свободу и вышла замуж, оставив дочь во дворце, препоручив ее заботам других женщин. Рабыни рассказывали истории о том, что Пернатый Змей не походил на народ долины Анауак – его кожа светилась белизной, а волосы горели огнем. Кетцалькоатль был богом, что научил мешиков обрабатывать землю, а еще он научил их слагать песни и танцевать. Песни Маноия любила, как и стихи.

— И все же, девочка оказалась права. Возможно, она «видящая», — заметил Тлакаелель жрецу. — Даже в священной книге Темикаматль[6] говорится: «Тот, кто видит во сне божество, обратившееся к нему, вступает в союз с ним».

— Только великие мудрецы могут толковать сны, — не унимался жрец. — Девчонка лжет, говорю я вам. Иначе, почему же Кетцалькоатль не явился ко мне, верному тламакацке, что общается с богами?

— Мы не знаем, почему боги говорят с одними, но не отвечают другим, — сказал тлатоани Мотекусома, а затем величественным жестом подозвал дочь к себе. — И часто тебе снятся такие сны?

— Часто, отец, — кивнула она, потупившись.

— В следующий раз, приходи ко мне, как только увидишь подобный сон, — велел он.

Маноия послушалась и пришла, но уже три лета спустя. Когда ей шел десятый год, в ее сны вторглась вода. Бурные течения несли и несли Маноию, а она радовалась водной стихии, потому что во сне была рыбой. Но каждый сон заканчивался тем, что она чувствовала, как тело ее покидает жизнь. Сны становились все реальнее и реальнее, и тогда Маноия пришла к отцу.

— Значит вода? — Почесал подбородок тлатоани. — Как думаешь, брат, что бы значил этот сон?

Тлакаелель не знал. Даже мудрецы бились над его смыслом, но так и не смогли разгадать. Одни предполагали, что прорвет дамбы, другие, что озеро выйдет из берегов, третьи же считали, что вода – хороший знак. Но никто из них и предположить не мог, что среди рыбы распространится неизвестная болезнь. Воды озера Тескоко переполнились гниющими трупиками, а за этим начался и падеж скота. Больше никто не относился к словам Маноии беззаботно.