Твоё время принадлежит мне

Перемены ей к лицу

Я сильно спешила, отпросилась на час с работы, но судьба в последнее время мне не благоволила. Прошло полтора месяца, следователь так и не позвонил, сам трубку перестал брать через неделю, а по общему телефону говорили, что он либо на выезде, либо в отпуске, либо на больничном. Когда я перезвонила в один день с разницей в два часа, а он из отпуска вышел на больничный, стало очевидно, что разговора со мной он старательно избегает. Впрочем, это было ясно и после пяти вызовов без ответа на мобильный, но я привыкла искать и находить в людях только хорошее. Инга всегда потешалась над этим, не понимала, но принимала меня такой, какая я есть: немного странной, слегка зажатой.

Воспоминания о подруге отозвались тупой болью в сердце, и я ускорила шаг, то и дело поглядывая на часы. До конца его рабочего дня оставалось всего пятнадцать минут, но я не теряла надежды застать его, точно зная, что разговор не продлится дольше. Навстречу мне сплошным потоком шли люди, я всматривалась в лица, стараясь не пропустить следователя, если он уже отправился домой, но продолжала двигаться к цели, то есть, к участку.

Знакомый затхлый запах ударил в нос, едва я открыла входную дверь, как будто пытался вытолкнуть меня обратно, туда, где цветет черемуха, где после дождя воздух свежий, а в лужах отражаются лучи уходящего солнца, но я упрямо шагнула внутрь, проскользнув на мокром линолеуме. Прошла узким коридором и постучала в третий кабинет. Ответить мне не потрудились, я открыла дверь и по инерции сделала несколько шагов, хотя нужный стол и так отлично просматривался, и был пуст.

– А Виктор Сергеевич… – промямлила, обращаясь сразу к двум его коллегам, а один ответил, не поднимая головы:

– Его нет.

– А будет сегодня? – спросила заискивающе, он поднял голову с недовольным видом и поморщился, узнав меня.

– Не докладывал, – ответил грубо, а я промямлила:

– Извините, – и начала пятиться к двери, опустив голову.

Нижняя губа дрожала, на глазах наворачивались слезы, я почувствовала движение за спиной, а тот, с кем я разговаривала, посмотрел на меня выразительно и слегка мотнул головой. Я обернулась, но никого позади уже не обнаружила. Слезы покатились из глаз, я быстро смахнула их и пошла из кабинета, отлично поняв, что происходит: он не желал со мной разговаривать ни по телефону, ни лично.

Открыла дверь, а мимо меня пронесся, печатая шаг, второй мужчина из кабинета и торопливо зашагал в противоположную от выхода сторону.

– Может, хватит уже? – услышала в конце коридора и слегка притормозила. – Расскажи, как есть, она так и будет таскаться.

– Тебе надо – ты и объясняйся, – ответил знакомый голос раздраженно, – еще я перед сопливыми девчонками не отчитывался, мне начальства за глаза.

– Как по-взрослому, – вздохнул тот в ответ, послышались шаги, а я быстро развернулась и почти бегом устремилась к выходу. Быть застуканной за подслушиваем очень не хотелось. – Девушка! – послышался грозный оклик, я встала, как вкопанная, не успев свернуть за угол, поморщилась в досаде и осталась стоять неподвижно. – Как там Вас? Шутова, Шотова…

– Шустова, – ответила, разворачиваясь, а он мотнул головой в сторону кабинета:

– Зайдите.

Я засеменила обратно, села на указанный стул и сложила руки на коленях, что, наверное, выглядело дико. Просто мой внешний вид никак не вязался ни с моим мягким, покладистым характером, ни с мироощущением, прочно закрепившись еще со студенчества по совершенно непонятным причинам. Инга называла это внутренним протестом и с ухмылкой дарила на каждый день рождения очередную сережку, а я настырно продолжала их носить.

– Какие у Вас вопросы? – спросил сдержанно.

– Как продвигается расследование? – голос дрогнул от волнения, а он слегка растерялся. Почему-то люди полагают, что я должна быть дерзкой грубиянкой.

– Ни шатко, ни валко, – ответил со вздохом. – И Ваши бесконечные звонки скорее отвлекают, чем помогают.

– Понимаю, – губа снова дрогнула, он начал с интересом разглядывать меня, откинувшись на стуле и слегка нахмурив брови, а я спросила тихо: – Совсем никаких зацепок?

– Посмотрите на мой стол, – кивнул он на папки с номерами дел. – Семнадцать ножевых по району. Понимаете? Семнадцать. И, между прочим, двоих убили практически на том же самом месте, что и Вашу подругу. И это только за последние полгода. Но Вы, наверняка, в курсе, раз живете в соседнем доме.

– В курсе, – кивнула согласно. – Но то были обычные ограбления и мужчины не местные…

– Такие же ограбления, как и в случае с Вашей подругой, – развел он руками. – И об этом Вам прекрасно известно, раз именно Вы ее и обнаружили. Сумочка, деньги, часы, украшения – забрали все, – я открыла рот, но он поднял руку, сказав сурово: – Ваши доводы относительно того, что Вы в этом районе выросли, вас все знают и пальцем бы не тронули, мы, разумеется, рассмотрели. Но другого мотива для убийства нет. Если не брать в расчет лично Вас, ведь ее квартира отошла Вам по завещанию.

Я поморщилась, а он тихо усмехнулся.

– Спасибо, – ответила тихо и поднялась, – не смею больше отнимать у Вас время.

– Если будут новости или вопросы, мы сами с Вами свяжемся, – сказал вкрадчиво, а я кивнула:

– Я поняла, я слишком назойлива. Прошу прощения, – ответила вежливо и развернулась, успев поймать его настороженный взгляд. Видимо, он почуял издевку, но ничего подобного и в мыслях не было.

На самом деле, мысль была всего одна: семнадцать ножевых по району. Им просто плевать.

Я уныло поплелась на остановку, где ожидало транспорт человек пятнадцать, не меньше, но вокруг меня образовалось свободное пространство в метр. Люди косились, пытаясь не смотреть, но это было выше их сил. Что тут сказать, выглядела я своеобразно. В тринадцать я проколола себе бровь, через месяц нос, еще через два – пупок и язык, облачилась в черное и бесформенное и с тех пор предпочитала именно этот образ. Волосы были выкрашены в цвет вороньего крыла, слегка отливая синим на солнце, синяя или черная губная помада, темная подводка и густо накрашенные ресницы.

Ямочки на щеках

Я резко села на кровати и истерично вдохнула, схватившись за горло. Каждую ночь, снова и снова, я видела один и тот же сон, один и тот же отрывок своей жизни, мой самый страшный кошмар. Обычно, правда, он заканчивается чуть позже, когда Генка оттаскивает меня в сторону, закрывая собой ее безжизненные тело, удерживая меня за плечи, обнимая сзади, как будто я могла пошевелить еще хоть пальцем.

– Эй, порядок? – услышала совсем близко и взвизгнула, подорвавшись на кровати. – Спокойно, это Миронов, – сказал быстро. – Квартирант.

– И почему меня должно это успокоить? – пробормотала испуганно, вцепившись в одеяло.

– Ты кричала, как будто тебя режут, – ответил спокойно. – Решил проверить.

– А вошел как? – похлопала глазами и попросила: – Включи свет, пожалуйста. А то вдруг ты не он.

Он тихо хмыкнул и прошел в конец комнаты, щелкнув выключателем. Я зажмурилась ненадолго, а когда открыла глаза, он стоял в метре от меня и смотрел с недоумением, а потом выдал:

– Или ты – не она.

– Я – это я, – ответила со вздохом. – Так как ты вошел?

– Через балкон, – пожал плечами и присел на корточки рядом с кроватью, сказав отстраненно, продолжая меня разглядывать: – Они смежные, твой настежь, минутное дело. Реально ты? Нина, да?

– Конечно, я, – удивилась в ответ, а потом слегка поморщилась, вспомнив о переменах. – Я покрасилась.

– Понял, – сказал медленно и поднялся. – Раз все в порядке, я пошел. Завтра деньги занесу.

Подошел к балконной двери, покосился через плечо, вышел и ловко перемахнул обратно, а я осторожно поднялась, прошла на цыпочках и быстро захлопнула балконную дверь, повернув ручку вниз. Сползла на пол и почему-то на четвереньках доползла до выключателя, вновь погрузившись в темноту.

– Странный парень, – буркнула едва слышно и села, прислонившись спиной к стене.

Спать больше не хотелось, но я упрямо легла в кровать и накрылась одеялом до самого подбородка. Провозилась с час, пытаясь избавиться от мыслей, смирилась с судьбой и вновь пошла в ее комнату перекладывать вещи. Альбом с фотографиями притягивал взгляд, я долго боролась с собой, но в конечном итоге сдалась и открыла его, устроившись на ее кровати. Листала страницу за страницей, тихо всхлипывала, размазывая слезы по лицу, улыбалась, вспоминая радостные моменты, иногда морщилась, а под конец скривилась, все еще помня адскую боль, когда мне набивали татуировку. На фотографии у меня красные от слез глаза и вымученная улыбка, а вот Инга, напротив, выглядела какой-то умиротворенной, как будто сделала то, что давно ее мучило. Я посмотрела на свое запястье, где красовался уже заживший ключ, провела по нему пальцем и в очередной раз поразилась деталировке. Странный, все-таки, выбор, но в этом была вся она: никогда не знаешь, что она сделает в следующую секунду.

Я замерла на этой мысли и поразилась другой – так уж ли хорошо я ее знаю? Что она делала, когда я была на работе? С кем виделась, о чем разговаривала? И не вляпалась ли она в какое-нибудь дерьмо, что привело в конечном итоге к ее гибели? Или это в самом деле было обычное ограбление? Да что у нее грабить? Стильные дамские часики или чаевые, что ей напихали в трусики? Мобильный? Кого этим сейчас удивишь…, и кто пойдет за такой мелочевкой в чужой район? А может, кто-то из наших обдолбался до такого состояния, что было уже без разницы, свой или чужой? Молодая женщина, легкая добыча. Я даже местных наркоманов могла назвать по фамилиям, с одним таким я училась одиннадцать лет в параллельном классе. Низенький, ужасно милый, он чем-то напоминал известного певца Губина, был приветливым и открытым, пока однажды не поддался на провокацию и не попробовал. Живет теперь в каком-то подвале, кажется, под ЖЭК-ом…

Мысль, однажды посетившая мою голову, уже никуда не денется, потому выход был лишь один: найти «Губина» и рассчитывать, что он в состоянии со мной поговорить. Было пять утра, но почему-то мне казалось, что для наркомана со стажем время суток роли не играет. Я оделась в привычную одежду, стянула волосы в хвост и накинула капюшон, выйдя на пустынную улицу. Возле аллеи притормозила: обычно на лавках сидят изрядно пьяные подростки, а играть с ними в «угадай, кто я» совершенно не хотелось, но стояла такая тишина, как будто все разом вымерли. Изредка слышался какой-то неясный шорох, который я списала на крысиную возню. Логичнее было бы предположить кошачью, но у нас и те и другие примерно одних габаритов, так что, в целом, не важно.

Дверь нужного подвала была распахнута настежь, я отважно спустилась по полуразрушенным ступенькам, стараясь не наступать на шприцы и пустые бутылки, осторожно отодвигая их кроссовком. Появилось ощущение, что тут можно чем-нибудь заразиться прямо через воздух, стало довольно неприятно, но я продолжила путь и едва не наступила на чью-то руку. Слабо ойкнула, закрыла рот рукой и включила фонарик на телефоне, осторожно продвигаясь дальше.

Свет выхватывал какие-то старые тряпки, валяющиеся на полу, посыпанного песком, бутылки, мусор, каталку из продуктового, в углу валялся старый полосатый матрас, на котором лежала женщина, раскинув руки и сладко посапывая, но кроме нее и обладателя руки у входа больше никого не было. Идти дальше было откровенно страшно, в доме четыре подъезда и даже если подвал поделен на зоны, протяженность его была приличная. Я развернулась, чтобы пойти к выходу, но взгляд вновь уперся в женщину, которая от посапывания перешла на храп. Она что-то пробормотала и подтянула к груди небольшую дамскую сумочку, которую я сразу узнала. Быстро подошла и выхватила ее из цепких рук, рассматривая в свете фонарика. Сомнений не было – это сумочка Инги, мы выбирали ее вместе.

Женщина вдруг распахнула глаза и заорала дурниной:

– Грабят!

Возле двери послышалась возня, из соседнего помещения прибежало двое мужчин, через минуту подоспел еще один, которого я не сразу заметила за остальными, меня окружили, а женщина выпалила:

– Эта стерва украла мою сумку!

Сбежать не получится. Да и не хочется.

Едва вышла на своей остановке увидела яркие всполохи служебный машин и ускорила шаг. Возле ЖЭК-ка собралась небольшая толпа, стояло три кареты скорой помощи и две полицейские машины, возле одной из которых я увидела того самого следователя, который счел нужным объясниться со мной в мой последний визит в участок. Я подергала ближайшего парня за рукав и спросила:

– Что тут?

– Тут… – начал, разворачиваясь, а потом уставился на мое лицо и завис на пару минут. – Нинель, ты, что ли? – он выглядел обескураженным и я отрицательно мотнула головой. – Брешешь, – не поверил, похлопав глазами. – Вон след от сережки.

– Да я, я, – проворчала со вздохом. – Что случилось?

– А ты чего такая… блондинка?

– Сень, я тебя сейчас укушу, – сказала с укором, а он ответил с готовностью:

– Я не против, – я глухо порычала, а он засмеялся: – Ладно-ладно, не заводись. Нариков всех в расход пустили. Прикинь? Кому помешали… живут себе тихо, никого не трогают…

– Всех? – спросила, сглотнув.

– Да кто там был. Человек восемь вроде, я не сразу подошел. При мне шестерых вынесли в мешках. А, вон, смотри, еще один.

Кровь стремительно хлынула от лица в неизвестном направлении, потому как ни один другой орган ее не получил, я сначала попятилась назад, но резко передумала и пробралась к ленте, встав в паре шагов от следователя и пискнула:

– Простите.

Он слегка поморщился, явно узнав мой голос, развернулся и начал искать меня, глядя за мою спину, потом сфокусировался, глаза медленно расширились, а рот слегка приоткрылся.

– Шустова? – уточнил, все еще сомневаясь, а я кивнула и спросила:

– Можно с Вами поговорить?

– Это совершенно неуместно, – проворчал в ответ, но поднял ленту, а я шмыгнула под нее, встав рядом, и заговорила с запалом:

– Их убили из-за Инги… – собралась продолжить, но он поднял ладонь в воздух, сказав сухо:

– Довольно. Я пытался объяснить деликатно, но до Вас, похоже, не дошло. Не мешайте, – сказал резко. – Не лезьте с вопросами, со своими бредовыми теориями, не звоните, не приезжайте в участок, не отвлекайте от места происшествия. Так достаточно понятно?

Я посмотрела в его злые, безучастные глаза, развернулась и, присев под лентой, пошла в сторону дома.

– Идиот, – буркнула уже на аллее. Хотя, к его семнадцати ножевым прибавилось еще… по меньшей мере семь.

Я вновь развернулась и пошла к толпе зевак за подробностями, но ближайшую ко мне группу парней трупы наркоманов занимали уже не сильно.

– Да отвечаю! – сказал Сашка со значением. – Такая фифа… – и я поняла, что неожиданно стала звездой вечеринки.

Один из парней заметил меня и слабо кивнул в мою сторону, все пятеро разом повернулись, а Саша ткнул пальцем:

– Вот.

– Привет, – поздоровалась, подходя ближе, но ответа не последовало. – Да я это! – разозлилась, рявкнув. С тремя из них я училась в одной школе, двое были сильно старше, но я знала их в лицо, как и они меня, но прежнюю.

– Пойдем куда-нибудь? – спросил один, разжав челюсть, а я вздохнула:

– Как их убили?

– Да никто их не убивал, – поморщился в ответ, пока остальные пялили глаза. – Обдолбались какой-то дрянью все разом.

– И сколько всего?

– Девять человек. Так что? Кино там, кафе…

– А если я приду как раньше? – хмыкнула, а он скривился, а потом махнул рукой:

– Пофик. Я уже все видел, – я покачала головой с улыбкой и пошла домой, но на аллее он догнал меня, окликнув: – Нинка! Стой!

Я обернулась, а он заулыбался и подошел ближе.

– В чем дело?

– Во-первых, ты не ответила, – сказал с намеком на обиду, – а во-вторых, давай провожу. Че-то ты больно на Ингу стала похожа…

От этой ремарки у меня мороз пошел по коже, я слабо повела плечами и кивнула, ухватив его под локоть.

– Чего ты страху на меня нагоняешь, – проворчала, еле передвигая ногами, а он пожал плечами:

– Да я не специально. Помнил, что мелкой была светлой, но все равно непривычно. А ты чего вдруг такая?

– Какая? – хохотнула, поглядывая весело, а он замялся:

– Ну… не черный властелин мира.

– Инге бы понравилось… – ответила грустно, – как думаешь, за что ее?

– Так ограбили же? – удивился в ответ, а я посмотрела, как на дурачка, и уточнила:

– Кто?

Он завис, остановившись, а потом нахмурился:

– Может кто допился до такого, что не признал?

– И сразу ножом? Ну, вырвал бы сумку и деру.

– Может, она ляпнула чего? Или кричать начала?

– Все равно проще удрать… да и я бы услышала… весь двор ее вопли бы услышал…

– Не знаю, может, не боялась его, все ж друг друга знают. А там кукушку сорвало и все.

– И у кого на столько может поехать крыша?

Он снова остановился, всерьез обдумывая вопрос, а потом сказал уверенно:

– Я таких не знаю.

– Вот и я, мой хороший, вот и я, – вздохнула уныло и потянула его дальше.

– Я вроде привык, что ты ко всем «мой хороший», да «дорогой», – посмеялся тихо в ответ, – но, когда ты такая, хочется принять на свой счет.

Мы прошли через арку и увидели, как из подъезда выходит квартирант, небрежно крутя на пальце брелок с ключами от машины, и направился в нашу сторону вальяжной походкой.

Мой спутник, он же Сашка Терентьев, покосился на него, сурово сведя брови, а когда тот прошел мимо, проворчал:

– Вот этот хмырь, например. Рожа зверская, такой вполне может и ножиком без вопросов. И Инга бы кричать не стала, я их видел пару раз вместе.

– В смысле, на свидании? – вытаращила я глаза, а он пожал плечами:

– Ну а что еще? На тачке его вместе прикатили, он ее высадил, а сам уехал. А второй раз она садилась к нему, на остановке ждал.

– Может просто подвозил? Случайно увидел и все такое… по-соседски.

– Ну, не знаю… – протянул задумчиво. – Она его поцеловала, когда села. В щеку правда, но я так с соседями не здороваюсь.

– Конечно, пацаны бы не поняли, – фыркнула в ответ, а он хохотнул, представив картину. – Пришли, – развела руками, неловко потоптавшись у подъезда.