Твои письма не лгут

═╬ 1. Дорога ╬═

Я резко выворачиваю руль вправо и ударяю по тормозам, когда яркий свет от фар едва не ослепил меня, а над ухом прогудел протяжный сигнал встречного автомобиля. Под ногами жалобно пискнули тормоза. Через мгновение мне удаётся вернуть управление и набрать скорость.

Дьявол!

Я бросаю тревожный взгляд на свою дочь, Алису, в зеркало заднего вида. Она не выглядит напуганной и даже не отрывается от телефона. Лицо подсвечено приглушённым светом от экрана. Что ж, во всяком случае, ей определённо спокойнее, чем мне!

Мы находимся в пути уже около часа. Сказывается усталость. После бессонной ночи я плохо соображаю. Много думаю и не могу избавиться от тревожных мыслей. Вставать пришлось рано: собирать вещи и выдвигаться. Солнце тогда ещё только начинало восходить, окрашивая небо в приглушённые оранжевый и пурпурный цвета.

Наш путь лежит в маленький неприметный городок к востоку от Таганрога. Если точнее, в город, где я выросла. Население едва ли превышает двадцать тысяч человек. Чтобы кратко охарактеризовать Мортимор, я скажу всего одну фразу – все друг друга там знают.

Я не была в Мортиморе уже десять лет. С тех пор, как поступила на юрфак в Таганроге, у меня началась новая жизнь. О родном городе остались смутные воспоминания. Помню пасмурность и сырость, которые являются неотъемлемой частью Мортимора. Почти как в Санкт-Петербурге, только Мортимор не построен на заболоченной территории. Местные называют это аномальной зоной: солнце почему-то не любит эти края.

Иногда созваниваюсь с матерью, но она мало обсуждает местные сплетни. Куда больше интересуется моими достижениями и Алисой.

–Мам, долго нам ещё ехать? – устало спрашивает Алиса спустя время, прерывая мои сдавленные размышления.

Я вновь смотрю через зеркало заднего вида в её большие серые глаза:

–Нет, милая, буквально не больше часа!

Алиса недовольно ворчит и вновь переключает внимание на гаджет, где через мобильный интернет на протяжении всей дороги вещает ведущий её любимой передачи. А я лишь тяжело вздыхаю.

Она знает, что мы едем в Мортимор на похороны моего лучшего друга. Она уже достаточно взрослая, чтобы знать о таких вещах. Конечно, изначально я не планировала тащить её с собой, но оставить одну дома тоже не могу. А попросить посидеть некого. Алина, моя хорошая коллега, слегла с простудой в самый неподходящий момент. А Игорь, отец Алисы, живёт в Москве, и я не могла попросить его: поездка получилась сумбурной и незапланированной.

Потерзавшись в сомнениях, я приняла решение взять Алису с собой. Естественно, не приводить домой к незнакомым ей людям. Мама с папой будут рады с ней посидеть. Они давно не видели любимую внучку.

О смерти Германа я узнала два дня назад. Для меня это известие оказалось шоком. Мы правда были лучшими друзьями в школьные годы, но после моего отъезда связь постепенно оборвалась.

Поначалу часто переписывались на расстоянии. По старинке: только письма. Герман не признавал соцсети. В этом даже была какая-то изюминка. Помню, возвращаясь в съёмную квартиру из университета, я всегда проверяла почтовый ящик в ожидании нового письма. Он подробно описывал всё, что происходило с ним за неделю.

Герман, в отличие от многих одноклассников и меня, не поступал никуда после окончания школы. У его родителей в то время были серьёзные финансовые проблемы. Он был вынужден устроиться на работу, чтобы как-то помогать с деньгами. Совмещать тоже не получилось: плохой аттестат лишал надежды на стипендию, а платное обучение оказалось не по карману.

Работал на мясном комбинате. Было тяжело, платили мало. Но никуда больше не брали. Иногда подрабатывал халтурой, но не всегда попадалась. Делился планами выучиться чуть позже хотя бы на повара в местном техникуме. Любил готовить. Но так и не поступил.

Со временем мы начали общаться всё реже. Он писал исправно каждую неделю, но я отвечала редко. У меня налаживалась личная жизнь. Встретила хорошего парня. Как-то раз он случайно наткнулся на письма, которые я хранила у себя в ящике. Не помню уже, что он тогда сказал, но очень нелестно выразился о Германе. Посчитал его одержимым мной. Я тогда лишь отмахнулась, но вскоре после этого общение полностью сошло на нет. Кроме того, проучившись год в Университете, я приняла решение полностью поменять специализацию и направление. Забрала документы уже летом. Это тоже было не так просто.

Последние несколько лет я даже перестала вспоминать о Германе. Пока два дня назад мне не позвонила мама с печальными известиями. По официальной версии никакого криминального характера. Просто ушёл в лес и не вернулся. Это был его добровольный выбор...

Сначала я не очень хотела ехать. Не потому, что у меня не осталось светлых чувств к Герману. Просто мы не общались уже столько времени. Он стал чужим для меня, только хорошим воспоминанием. Но что-то заставило меня передумать. Я взяла отпуск за свой счёт на неделю, выдернула Алису из школы и покинула Таганрог.

Смотрю на время на панели управления и невольно думаю, что близкие Германа уже готовятся навсегда проститься с ним. Немного надавливаю на газ, хоть и не собираюсь присутствовать при захоронении. Это всё не для меня.

За окном мелькают виды. Заметив вдалеке знакомый указатель, сбавляю скорость и вскоре сворачиваю с дороги. Асфальт сменяется просёлочной дорогой. Старый лес недоверчиво взирает на нас со всех сторон. Он всегда тихий, насколько я помню. Лесополоса пролегает на километры вперёд, через весь Мортимор, тем самым как бы оттесняя его от внешнего мира. По таким крутым дорогам далеко не каждый турист захочет заезжать далеко. И в лес ходить немного страшно. С детства пугали разными слухами о леших, страшных чудовищах и оголодавшем зверье. Правда, слушались редко. Сбегали периодически и бродили по лесным тропинкам. К счастью, ничего страшного не происходило.

═╬ 2. Мортимор ╬═

Вскоре нас встречают первые дома. Неказистые жилые постройки мелькают тут и там, нагнетая атмосферу давно старого и забытого. Обшарпанные и деревянные, они навевают на меня меланхоличную тоску. Я словно вновь переношусь на десять лет назад в день, когда покидала родной город. Смутно помню ощущение радости и предвкушение перед началом нового этапа жизни: самого важного, ведь я впервые сделала осознанный выбор.

Алиса отрывается от телефона и с любопытством глядит по сторонам. Но интерес быстро пропадает при виде скучных серых пейзажей.

–Мам, мы уже приехали? – спрашивает она, явно надеясь на отрицательный ответ.

–Да, здесь я выросла.

–Я думала, здесь будет красивее!

В её взгляде появляется разочарование. Мысленно я с ней соглашаюсь: смотреть особо не на что. Ближе к центру поинтереснее, но это вам не Таганрог с его красивейшими парками, шикарной Пушкинской набережной, где она так любит гулять, и другими достопримечательностями. Аквапарк и пляж здесь тоже не обнаружить.

–Потерпи, ты ещё не видела наш дом! – пытаюсь подбодрить её, но выходит не очень. Тогда прибегаю к другой тактике. – Бабушка и дедушка уже заждались!

Лицо Алисы моментально светлеет. Она напоминает маленькое солнышко: единственный источник света в мрачном Мортиморе. А, может, просто я его таким запомнила? Так или иначе, сейчас он полон скорби и тоски. И стал очень пуст, потеряв единственного светлого человека во всём городе. Если не считать моих родителей.

Погружённая в противоречивые мысли, я не сразу замечаю церковь, которая возвышается подобно небоскрёбу на фоне множества одноэтажек. В Мортиморе есть ещё собор недалеко от Главной Площади, и небольшая церквушка где-то ближе к северной черте города. Но почему-то меня тянет остановиться именно здесь.

В общем-то, я и не планировала. Меня крестили, как и всех детей в Мортиморе, и какой-то частью себя всегда буду верить в высшие силы. Но никогда не могла найти нужный путь в те минуты, когда нуждалась в помощи. Не хватало духу попросить. Неужели приспичило сейчас? Или просто атмосфера города так влияет?

Недолго думая, паркуюсь на обочине приблизительно в ста метрах от церкви. Алиса удивлённо поднимает на меня взгляд. Поворачиваюсь и одариваю её мягкой улыбкой: по-моему, немного вымученной, но она этого не замечает.

–Милая, подожди, пожалуйста, в машине! – прошу я, не планируя задерживаться сильно долго. – Я скоро вернусь.

–Ну, мам, тут скучно! – недовольно ворчит она. – Когда мы уже поедем к бабушке и дедушке? Я есть хочу!

–Сейчас, попей пока водички!

Я достаю из подстаканника бутылку с негазированной водой и протягиваю дочери. Выпивает немного: больше предпочитает сок или чай. Затем выхожу из машины. Напоследок обещаю не задерживаться. На всякий случай блокирую замки. Город у нас спокойный, но мало ли. Алиса провожает меня скучающим взглядом, но быстро возвращается в виртуальный мир.

Я неуверенно семеню вдоль обочины. Прохожих почти нет: это единственное по чему я скучаю. Останавливаюсь напротив церкви, не решаясь перейти дорогу. На меня взирает благородное здание в форме креста с золотыми куполами: блеклыми на фоне сероватого неба. Невидимая тяжёлая тень ложится на белые апсиды и колонны. Я ощущаю странное величие церкви, её силу и необычную энергетику.

На сердце ложится тяжёлый камень. Мне вдруг становится очень грустно при мыслях о Германе. Он всегда поневоле был лишён многого. Главным образом, возможности жить для себя и развиваться. Никогда не жаловался, но я чувствовала, как ему этого не хватало. К сожалению, не могла найти нужных слов, да и помочь. Слишком была увлечена собственной жизнью.

И самое ужасное, что после смерти он в одночасье лишился права на то, что имеют другие почившие: панихиду и возможность для родственников достойно проводить в другой мир. Это как-то нечестно, хоть я и понимаю, что у него был выбор. И всё же что-то в этой истории не даёт мне покоя. Никак не вяжется с тем Германом, которого я помню. Стараюсь лишний раз не думать об этом.

Перед глазами невольно вспыхивает воспоминание, в котором Герман ещё жив. Мы оба юны, любим рассказывать друг другу о своих мечтах. Сидим на скамейке. Нас окружает недавно отстроенная аллея. Напротив виднеется собор, от которого нас отделяет спокойная река Силентия. Летом иногда бывает солнечно, и это был один из таких редких дней. Я любуюсь, как яркие блики отражаются от воды, как сверкают многочисленные купола собора. Недалеко вышагивают упитанные голуби: главный символ Мортимора. Они здесь повсюду. Нигде больше мне не доводилось видеть так много голубей.

–Ты веришь в Бога? – вдруг спрашивает Герман, нарушая комфортное молчание.

Я лишь пожимаю плечами. Обычно не люблю рассуждать на тему религии, но ему никогда не боялась открыться.

–Наверное! – лениво отвечаю я и задаю встречный вопрос. – А ты?

–Конечно! Он всегда с нами. Без него этот мир был бы совсем невыносимым.

Я скашиваю глаза на своего друга, не воспринимая эти слова всерьёз. Мы всего лишь дети: нам около двенадцати лет.

–А молиться умеешь? – ехидничаю я, надеясь поймать на лукавстве.

–Угу. Бабушка научила.

–Уже просил о чём-то?

Герман смотрит на меня коротким взглядом. Зеленоватые глаза заставляют меня думать о цветочном луге на даче. Мы с родителями ездили туда каждое лето в сезон урожая. Она находится за городом. В основном сажали картофель, капусту, морковь и свеклу. Есть ещё теплица с огурцами. Всегда любила пробираться туда и срывать пару самых крупных: свежих и сочных. Грызла втихаря от родителей, не утруждаясь помыть.

═╬ 3. Дом Мартыновых ╬═

По пути заезжаю в магазин за водой. В этом нет необходимости, но я всё ищу повод где-нибудь задержаться, придумываю несущественные дела. Выйдя на улицу, тут же открываю бутылку и делаю несколько неторопливых глотков. Мне не очень нравится привкус воды: какой-то горьковатый.

Прохожие бросают на меня странные взгляды, словно принимают за туристку. Я не скрываю отвращения. По моему лицу сразу можно понять, что лучше не пытаться со мной заговорить. Если кто-то вздумает докучать вопросами, я этого не переживу.

Быстрым шагом возвращаюсь в машину, оставляя ненавистный внешний мир за тонкими стёклами. Какое-то время молча сижу, собираясь с мыслями. Когда из продуктового магазина выходит смутно знакомый человек, на автомате завожу двигатель и уезжаю. Не хватает ещё пересекаться со школьными учителями. Вот тогда начнётся настоящее мучение!

Миную центр и оказываюсь в знакомом районе быстрее, чем хотелось бы. В юности блуждала по этим улицам столько раз, что до сих пор помню их наизусть с закрытыми глазами. Как и его дом: типичное многоквартирное здание, живёт... жил на пятом этаже. Балкон с видом на детскую площадку, где сломаны все качели. Во всяком случае, так было раньше. Сейчас, возможно, восстановили.

Тяжёлая энергетика улицы сбивает меня с толку. Паркуюсь на обочине под окнами нужного дома. С каменным лицом выхожу на свежий воздух. По ощущениям неприятно. Ловлю себя на мысли, что, возможно, Герман никогда не был по-настоящему счастлив. Прожить столько лет с родителями, не имея собственного угла... Неужели не было возможности съехать?

Нехотя поднимаюсь по обшарпанным ступеням. Зависаю на домофоне. Долго смотрю на цифры, обозначающие номер квартиры. Прекрасно помню, но нет сил вот так объяснять кто я и зачем пришла. Вдруг не помнят меня. На всякий случай дёргаю дверь, и она поддаётся. С тёмного подъезда веет сыростью.

Смутно обращаю внимание, как потеряно поднимаюсь по лестнице на пятый этаж. Один лестничный проход сменяет другой. Дыхание даже не сбивается, поскольку за годы учёбы, стажировки и работы я набегалась на всю жизнь вперёд и запросто могу подняться хоть на пятнадцатый этаж, даже глазом не моргнув.

Со всех сторон на меня глядят облезлые болотно-зелёные стены. Кое-где встречаются нецензурные граффити. Под ногами слои вековой пыли. С маленьких окошек поступает уличный свет. Каждый раз смотрю на обрывок серого неба через стёкла в разводах. Слышу, как внизу открывается дверь, и кто-то громко топает на второй этаж. Потом скрип двери, и всё затихает.

Наконец, ступаю на площадку, где на стене чёрной краской выведена огромная цифра пять. А вот и нужная дверь с номером восемьдесят два. Золотистая краска практически слезла с цифр. На стальной двери местами заметны небольшие вмятины.

Нажимаю на дверной звонок и ненароком вздрагиваю от знакомого сигнала. Я звонила в него очень много раз, но никогда не чувствовала такого желания сбежать, пока не поздно. В последний момент натягиваю на себя невозмутимость, когда слышу тихие шаркающие шаги на той стороне и щелчок замка.

Первыми, что я вижу, были опухшие от слёз глаза матери Германа. Краснота практически полностью вытесняет белый оттенок склер. А выраженные мешки под ними выдают бессонные ночи. Я не видела её уже много лет, но точно помню, что она всегда выглядела моложе своего возраста, даже несмотря на финансовые трудности и частые конфликты с мужем. Сейчас всё это кажется таким несущественным, когда на их плечи рухнула такая трагедия. Которая будто в одночасье нагнала внешности утерянные годы и добавила сверху. Даже в волосах заметно много седины.

–Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна! – тараторю я сбивчивым голосом, как только понимаю, что неприлично долго молчу. – Я... э-э-э...

–Лера... – по-простому, без неловких формальностей, вспоминает она. – Подруга Германа.

–Да, со времён школы... – на всякий случай добавляю я и произношу необходимые слова. Они даются тяжело, но так надо: обязывает этикет. – Примите мои соболезнования! Я приехала, как только смогла... не знаю зачем. Просто не могла не приехать!

К неожиданности для меня, она вдруг заливается слезами и порывисто меня обнимает. Я застываю, как вкопанная, не решаясь как-то отреагировать. Чувствую, как через меня льётся фонтан боли, который вырывается с каждой слезой и каждым стоном. Теперь я больше не думаю о нормах приличия: мне искренне жаль Елизавету Аркадьевну. Руки невольно ложатся ей на спину, отвечая на объятье. Так мы стоим ещё бесконечные пару минут.

Потом она отстраняется, вытирает слёзы носовым платком. Волосы, заплетённые наскоро в длинную косу, выглядят неопрятно. На ней домашний халат и меховые тапки.

–Прости, Лерочка, что так налетела! – оправдывается Елизавета Аркадьевна, стыдясь своего поведения. – Проходи-проходи, пожалуйста! У нас тут стол небольшой. Так, посидеть-повспоминать... Попрощаться с моим мальчиком.

Она старается сдержаться, но предательские слёзы душат. Я её не виню. Хочу сказать, что всё в порядке, но ком в горле не даёт. Поэтому молчу, но она, кажется, не замечает этого.

Аккуратно снимаю обувь и иду в комнату за Елизаветой Аркадьевной. Это самое большое помещение в квартире, где она спит с мужем. Но сейчас её преобразовали для посиделок. Широкий складной диван собран. В центре стоит длинный стол. Еды и правда немного: замечаю холодец, пару каких-то салатов, остывшая картошка, нарезанные ломти хлеба, а также стопки и полупустую бутылку водки. К еде почти не притронулись. Аппетит, вероятно, плохой. Зато под столом виднеется уже пустая вторая бутылка. Винить не могу: каждый справляется с горем по-своему.

═╬ 4. Морг ╬═

В предутренний час тени начинают двигаться по комнате. Мне удаётся поспать не больше четырёх часов, но я не чувствую усталость. Наоборот, меня переполняет желание действовать. Но я остаюсь лежать ещё какое-то время, составляя в голове план действий.

Примерно через полтора часа просыпается Алиса. Я любуюсь, как она сладко зевает и потягивается. Лениво разлепляет веки, мысленно уговаривая себя поспать подольше. В полутёмной комнате серые глаза кажутся темнее, почти карими. Я ласково улыбаюсь, когда она поднимает на меня сонные глазки.

–Доброе утро, соня! – почти шёпотом говорю я. – Хорошо спала ночью?

–Да-а... – лениво протягивает Алиса, и её ответ плавно перетекает в очередной зевок.

Я знаю, что она останется такой не дольше десяти минут. Потом словно получит заряд энергии и вскочит с кровати быстрее меня. Слышу возню на кухне. Значит, все уже проснулись. Нет смысла валяться без дела. Откидываю одеяло и спускаю ступни на мягкий ковёр. Сладко потягиваюсь каждой мышцей.

–Хочешь в туалет? – поворачиваюсь к дочке. – Иди первая.

–Хорошо.

Она перелезает к краю кровати и неспешно плетётся за дверь. Я же подхожу к коробке и переставляю её на стол. Внутри больше нескольких дюжин писем. Беру охапку и бегло просматриваю даты отправки на конвертах. Многие вскрыты, но есть не распечатанные. В любом случае это мне ничего не даёт. Я плохо помню содержание прочитанных писем.

Со вздохом кладу их обратно, признавая бессмысленность затеи. Выхватываю первое попавшееся и достаю из конверта письмо. Пробегаюсь по нему глазами:

«Мое мнение о путешествиях кратко: путешествуя, не заезжай слишком далеко, а не то увидишь такое, что потом и забыть будет невозможно» (Даниил Хармс).

Вот и я считаю, что дома всегда лучше, спокойнее, привычнее. Рад, что тебе приглянулся солнечный Таганрог. Не стану напрашиваться, но приглашай в гости, как освоишься. Буду рад на время сменить обстановку. А то работа отнимает много времени и сил.

Видел вчера твою маму на рынке. Она меня не заметила, но решил поздороваться. Сказала, ты очень волновалась в первый день. Не переживай, Лера, ты умная и находчивая. Всё у тебя будет хорошо. Будь у меня хотя бы половина твоих амбиций, я мог бы делать намного больше. Но ничего, пропущу год, а летом постараюсь поступить куда-нибудь поближе. Буду совмещать с работой, а потом поищу место поприличнее.

Надеюсь и тебя видеть в Мортиморе почаще. Хотя бы на праздники. Ещё лучше – и на выходные. Грибной сезон начался. Нашёл одно интересное место в лесу. Покажу как-нибудь. Если Таганрог тебя не изменит. Слышал, там всё по-другому. К хорошему люди быстро привыкают.

Завтра опять собираюсь в лес, если не сильно устану с работы. Ты всегда говорила, что там по-особенному спокойно. Соглашусь, но без тебя уже не то. Одиноко, что ли. Рассказывай о своих планах, и как проходят дни. Уверен, каждый день происходит что-то новое. Буду ждать ответное письмо.

С любовью, Герман» .

Две тысячи тринадцатый год, сентябрь. Мой первый семестр в Университете. Герман всегда вместо приветствия в письмах использовал цитаты любимых классиков. Это была его особенность. Я помню это письмо и момент, когда обнаружила его в почтовом ящике. Прошла первая неделя учёбы. Я понемногу привыкала к смене обстановки, но до сих пор было страшно, сложно и одиноко. Как и ему здесь без меня. В тот день это письмо стало для меня долгожданным глотком свежего воздуха. Он обещал писать, но я сомневалась, что будет. Но всё же дождалась. Проплакала тогда весь вечер, потому что было плохо без Германа. В слезах излила и накопившийся за последнее время негатив. А потом стало легче. И следующие недели проходили намного лучше. Я знала, что мне придёт очередное письмо, и затем охотно отвечала. Первое время.

Теперь же я улавливаю совершенно другой смысл. То, что раньше не замечала: как ему плохо. Никогда не спрашивала его об этом, только изливала свои проблемы. Но нам было по семнадцать. Для него всё должно было наладиться.

В этот момент в комнату влетает Алиса и радостно подбегает ко мне.

–Мама, где моя щётка? – нетерпеливо спрашивает она. – Пойдём уже умываться!

Что ж, жизнь зовёт! Возвращаю письмо в коробку и оставляю на столе. Алиса вряд ли проявит к ним интерес, да и почерк не разберёт. Мама не имеет привычки лазить по моим вещам. Займусь письмами позже.

Алиса виснет на моей шее. Светлые волосы щекочут моё лицо.

–Ладно-ладно, идём!

Я достаю из сумки две зубные щётки. Вместе идём умываться. Затем помогаем маме на кухне. Она делает омлет с грибами и зелёным луком. Невольно вспоминаю о грибном сезоне, и как мы с Германом ходили в лес. Он рядом с городом: рукой подать. Далеко не заходили, но летом и в начале осени проводили там очень много времени.

По телу разливается тоска, но я тут же её подавляю. Пока нарезаю салат из свежих огурцов и помидор, Алиса достаёт тарелки и вилки. Папа в комнате смотрит телевизор. До нас долетают обрывки какой-то передачи. Под столом лежит Леди. Предлагаю ей кусочек огурца, но она, естественно, не проявляет к нему интерес.

–Какие планы на сегодня? – интересуется мама, пока суетится у плиты.

Вот-вот закипит старенький чайник. Ароматный пар от сковороды поднимается к вытяжке.

═╬ 5. Первая зацепка ╬═

На ватных ногах нахожу нужную дверь. Неуверенно стучу и слышу разрешение входить. Голос звучит довольно молодо. Возможно, это сыграет на руку, поскольку люди старшего поколения чаще бывают принципиальные до мозга костей. А я всё-таки намереваюсь просить о невозможном.

Неуверенно вхожу в небольшой кабинет. Стены здесь не такие обшарпанные, но мебель явно из далёких времён СССР. Жилистый мужчина средних лет, заведующий отделением, сидит за столом, сложив пальцы веером. Перед ним лежат какие-то отчёты. Очень много бумажной документации. Рядом темнеет стационарный телефон. За его спиной окно с поднятыми жалюзи. Замечаю, что дождь до сих пор барабанит по стеклу.

–Здравствуйте! – нарушает он тишину несколько слащавым голосом. – Ну-с, рассказывайте, что у Вас стряслось такого, что не смогли решить вопрос в регистратуре.

Невольно обращаю внимание, как пристально он скользит по мне оценивающим взглядом. Что-то в выражении его лица и манере говорить наталкивает на мысль, что у меня вполне получится договориться. Для начала решаю продолжить играть свою роль.

–Прошу прощения, что отвлекаю от работы, – неловко извиняюсь я, опустив взгляд на мокрые от дождевой воды сапоги. – Хочу узнать, имею ли я право, как ближайшая родственница, просмотреть некоторые медицинские документы погибшего?

Неровные брови выразительно ползут вверх. Теперь он тоже понимает, что может получить от этого разговора определённую выгоду. Или я ошибаюсь?

–Закройте, пожалуйста, дверь и присаживайтесь! – он указывает на свободный стул у письменного стола, намекая на конфиденциальность дальнейшего разговора.

Я молча подчиняюсь. Нарочито аккуратно прикрываю дверь. Сама даю возможность оценить меня со всех сторон. Что он, собственно, и делает. Буквально чувствую на себе пристальный взгляд, из-за которого невольно хочется намыться. Затем медленно опускаюсь на край стула и поднимаю на него печальные глаза с пушистыми ресницами.

–Теперь давайте поподробнее!

Евгений Сергеевич не стыдится обращаться ко мне в подслащенном подчинительном тоне. Я всецело подыгрываю. При этом незаметно скольжу взглядом по его рукам и замечаю след от кольца на безымянном пальце. Женат или разведён? След явно свежий. Скорей всего, первое. Снимает в рабочее время, чтобы не мешало. Или не хочет, чтобы я заметила?

–Дело в том, что причиной смерти моего брата обозначили не криминальный характер... – осторожно начинаю я. – Он поступил к вам три дня назад.

Мужчина утвердительно кивает. Его взгляд проясняется.

–Герман Мартынов, верно? – уточняет он. – Всё правильно, мех*ническая асфиксия вследствие сд*вления органов шеи.

Я делаю паузу и нервно прикусываю нижнюю губу, выражая несогласие. Слышать подобные слова для меня слишком. Воображение невольно рисует эту картину, но я знала на что иду.

–Верно... – бесцветным тоном соглашаюсь я. – Так если я сомневаюсь в достоверности заключения, имею право просмотреть выписку из протокола вскрытия?

–Вы сомневаетесь в нашей работе? – задаёт Евгений Сергеевич встречный вопрос. – Причина смерти указана в соответствии с протоколом и заключением медицинской экспертизы. Были проведены соответствующие исследования. Тело... простите... Было тщательно осмотрено и изучено. Вскрытие проводилось должным образом. Для любой бумажной волокиты Вам будет достаточно справки. В чём ещё проблема?

–В том, что я знала своего брата! – сухо заявляю я. – Он не мог совершить этого сам.

Мужчина лишь разводит руками:

–Увы, всякое бывает! Даже самые близкие люди умеют удивлять.

Понимая, что разговор идёт в неправильном направлении, я как бы невзначай подаюсь вперёд, представляя его взору линию декольте. На мгновение закрываю лицо руками, как бы собираясь с мыслями. И обращаюсь к собеседнику, стараясь вложить в свои слова как можно больше мольбы.

–Поймите, это не даёт мне покоя! – сдавленно признаюсь я. – Не прошу нарушать правила, нет... Просто позвольте здесь, в стенах этого здания, просмотреть результаты экспертизы. Возможно, это поможет... Конечно, я не сомневаюсь в вашей работе! Просто хочу узнать больше деталей.

Он тяжело вздыхает, старательно избегая смотреть ниже уровня моих глаз.

–Если в этом есть такая необходимость, напишите заявление. Получите выписку законным путём. Я не могу просто взять и предоставить Вам медицинскую документацию. Это будет нарушением врачебной тайны. При жизни покойный не подписывал никаких соглашений. Ближайшие родственники имеют право получить только свидетельство о смерти.

–Для этого нужно время! – сокрушённо подмечаю я. – А если не получится, придётся обращаться в прокуратуру и опять же терять время. Есть ли вариант ускорить этот процесс? Мне не нужны никакие выписки и копии. Я просто хочу просмотреть протокол прямо здесь и уйти, не доставляя Вам больше проблем. Об этом никто не узнает, даю слово. А если и узнает, Вы скажете, что не при делах, и я всё выдумываю.

Делая двусмысленное предложение, незаметно посылаю сигналы языком тела. Казалось бы, невинные. Но, похоже, он клюёт на мою удочку. Теперь его взгляд опускается ниже. Не может больше игнорировать происходящее.

Мужчина наклоняется ближе. Нас разделяет только пара метров. Чувствую исходящий от него запах дешёвых сигарет. Стараюсь не выдавать отвращение.