Это не страшно, Лера, совсем не страшно. Возьми уже себя в руки и прекрати дрожать. Ты просто сделаешь это. С достоинством встретишься с ним. Спокойно скажешь свою тщательно отрепетированную речь. Вежливо улыбнешься на прощание и уйдешь, предоставив ему возможность принимать решение. Это самое малое, что ты можешь сделать для дяди Димы, который выручал тебя бессчетное количество раз. Да, сейчас тебе страшно. Да, впоследствии будет больно. Но если ради спокойствия единственного близкого тебе человека нужно взглянуть в глаза своим страхам – значит, так тому и быть. Ты справлялась и не с таким. Не вздумай отступать сейчас, когда ты столько сделала, чтобы эта встреча состоялась.
В попытке привести пульс в норму, я делаю глубокий вдох. Несмотря на внутренний диалог, который я веду сама с собой, чтобы успокоиться, решимость покидает меня с каждой утекающей в прошлое секундой. В этом современном офисе с белыми стенами, стильной мебелью и буйной зеленью в горшках я ощущаю себя чужой. Самозванкой, которая пробралась сюда обманом. Стоит ему раскрыться – охрана с позором вытолкает меня за дверь, а последний шанс помочь родному человеку рассыплется в пыль.
Господи, почему так долго?
От напряжения я превращаюсь в один сплошной комок нервов. Сколько я здесь? Двадцать минут? Тридцать? Хоть бы все поскорее закончилось! Но время тянется так медленно, что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы каждую минуту не смотреть на часы. Стараюсь хоть немного отвлечься и занять руки – беру со столика рекламный проспект брокерской фирмы и рассеянно листаю его, не вникая ни в текст с броскими заголовками, ни в образную инфографику.
Сколько еще придется ждать?
Чтобы пробраться сюда, мне пришлось соврать секретарше, что я пришла на прием к консультанту по инвестициям. Впрочем, врать я начала еще раньше – когда позвонила накануне и забронировала время для этой встречи. Сегодня же специально пришла раньше назначенного часа, чтобы вместо запланированной встречи с биржевым аналитиком получить шанс увидеть генерального директора «Фьючер Финанс» – Кирилла Евгеньевича Гордеева.
В груди что-то болезненно сжимается и тянет. Так странно произносить про себя это имя – вроде бы человек мне хорошо знаком, но имя чужое. Впрочем, кого я обманываю, человек, который теперь управляет огромной бизнес-корпорацией, мне тоже давно чужой.
Я вздрагиваю, когда в кристальной тишине приемной раздается звук открывшейся двери, а из конференц-зала начинают появляться люди. Значит, совещание закончилось. Значит, есть шанс, что мне повезет, и я увижу его.
- Валерия Сергеевна, Дмитрий освободился, вы можете пройти в кабинет, – звучит в ушах вежливый голос секретарши, но мой взгляд прикован к двери.
Это мой единственный шанс. Единственный. Потому что я уже испробовала все, чтобы подобраться к нему. Это моя последняя попытка.
- Валерия Сергеевна? – в профессиональном голосе девушки, которая даже привстала со своего удобного кресла, чтобы привлечь мое внимание, слышится вопрос и неодобрение. – Вас ожидают.
Просторный холл заполняют люди в стильных деловых костюмах, с компьютерами и блокнотами под мышкой. Они переговариваются между собой, пожимают друг другу руки, обмениваются визитками. Дрожа от волнения, я поднимаюсь на ноги, чтобы в этой толпе не пропустить единственного человека, который меня интересует.
- Валерия Сергеевна, вы хорошо себя чувствуете?
Я понимаю, что мое поведение начинает привлекать внимание. Плевать, как я выгляжу со стороны. Я впервые вижу всех этих людей и, вероятно, в последний. Когда я уйду, они могут сколько угодно времени перемывать мне косточки, вспоминая сумасшедшую, которая забрела в их потрясающий офис в попытке достучаться до их недосягаемого для простых смертных босса.
– Валерия Сер…
Из двери, наконец, появляется знакомая широкоплечая фигура, и на мгновение у меня перехватывает дыхание. Чужие голоса превращаются в белый шум. Сердце сбивается с ритма. Готовясь к встрече, я могла сколько угодно изучать его фотографии в интернете, но они не смогли подготовить меня к изменениям, произошедшим в нем за пять лет.
Очаровательный спортсмен с копной кудрявых волос, щеголяющий в свободных шортах и растянутой футболке с логотипом яхт-клуба, исчез. Вместо него появился сдержанный мужчина, облаченный в элегантный темный костюм, который по моим скромным прикидкам стоит столько, сколько я не получаю и за год. Вроде бы смутно знакомый, но удаленный от меня на сотни тысяч световых лет.
- Валерия Сергеевна? – моего предплечья касается изящная рука с аккуратным маникюром. – Вам нужна помощь?
- Кирилл! – почти кричу я.
Кажется, мой отчаянный порыв нарушает привычный ход вещей в этом идеальном офисе. Лицо секретарши потрясенно вытягивается, толпа на выходе из конференц-зала затихает, а темная голова единственного человека, который меня здесь интересует, резко поворачивается на мой голос.
- Кирилл Евгеньевич, – визгливо произносит секретарша, больно хватая меня за руку. – Я вызову охрану и…
- Это лишнее, Марина, – холодный голос, холодный и абсолютно чужой.
За годы, что мы знакомы, я помню этот голос злым, насмешливым, раздраженным, ласковым, хриплым от возбуждения, но еще никогда таким – нейтральным и безэмоциональным. Словно он принадлежит роботу, а не человеку из плоти и крови.
Бросив несколько слов мужчине, который стоит рядом с ним, с праздным любопытством наблюдая за разворачивающейся у него на глазах сценой, Кирилл делает шаг в мою сторону. Но вместо того, чтобы обратиться ко мне, словом или жестом дать понять, что он обратил на меня внимание, спокойно говорит секретарше:
- Нам с Борисом Сергеевичем кофе в переговорную. А ее проводи в мой кабинет.
И все. Даже не посмотрев на меня, Гордеев скрывается за дверью с седовласым мужчиной, а я через считанные мгновения оказываюсь совершенно одна в просторном кабинете, выходящем панорамными окнами на Москву-реку.
Проходит не менее получаса, прежде чем дверь в кабинет снова открывается и на пороге появляется Кирилл. К этому моменту я уже почти не дышу от волнения – если столь длительным ожиданием он хотел выбить меня из колеи, ему это удалось. Впрочем, вряд ли ему это было необходимо – даже в прошлом он мог подчинить меня себе одним взглядом, что уж говорить о настоящем, в котором мы явно находимся в разных весовых категориях. Даже обсуждать смешно – не мне с ним тягаться.
За пять лет, прошедших с нашей последней встречи, Гордеев стал легендой Сити. Его имя ассоциировалось с успехом и удачей: какой бы проект он ни поддержал, тот неизбежно приносил команде баснословные дивиденды. Стремительный взлет его компании, предоставляющей услуги по инвестированию в блокчейн и технологичные стартапы, обеспечил ему не только солидный капитал, но и авторитет среди акул бизнеса. А еще статус завидного холостяка, о котором мечтают самые горячие девушки столицы. Стоит ли удивляться, что на меня он смотрит как на пустое место – в круг его общения вряд ли входят школьные учительницы из провинции.
Кирилл быстро проходит вглубь кабинета, на ходу расслабляя галстук. Небрежным жестом бросает на стол мобильный телефон и, облокотившись бедром о край стола, наконец, смотрит прямо на меня.
В этот момент я ощущаю себя букашкой, наколотой на булавку. Беспомощной, растерянной, не понимающей, что делать дальше. По телу разливается жгучее тепло. Спина и затылок покрываются мурашками. Дар речи мне отказывает. Все происходит почти так, как пять лет назад, когда я впервые увидела его в кабинете у дяди. Это пугает и одновременно зачаровывает. Пугает больше, потому что за все прожитые годы я, конечно, должна была перерасти это увлечение и эти эмоции.
- Ну? – спрашивает он, лениво растягивая слова. – Что такого важного у тебя ко мне, что ты не поленилась ради этого приехать в Москву и устроить в моем офисе сцену?
В моем офисе. Мне кажется, или он нарочно подчеркнул этими словами свое превосходство? Да, никогда раньше я не видела его в такой обстановке, но невероятным образом сразу поняла, что здесь, в этих стенах, он смотрится органично и на своем месте. Впрочем, чем бы он ни занимался – развлекал парнишек в детском лагере, играл в баскетбол с друзьями, управлял моторной лодкой или занимался любовью – он во всем и всегда был поразительно хорош.
- Я не хотела приезжать. Я писала тебе, – говорю я, тщательно контролируя свой голос. – У меня сохранился адрес электронной почты и номер телефона. Видимо, ты ими больше не пользуешься.
- Пользуюсь, – в его тоне отчетливо слышны нотки цинизма. – Но предпочитаю отвечать на письма и сообщения, которые меня интересуют.
Это еще один удар, к которому я не готова. Все это время я была уверена, что до него не дошли мои сообщения с просьбой о разговоре. А он, оказывается, знал, что я ищу его. Знал и просто игнорировал.
В груди болезненно тянет, но я не позволяю себе погрузиться в пучину отчаяния. Преследуемая его пронзительным взглядом, я встаю с дивана, лихорадочно думая, какие слова лучше всего подойдут для того, что я собираюсь ему сказать.
- У меня мало времени, – холодно напоминает Кирилл, демонстративно оттягивая манжет голубой рубашки и глядя на часы.
- Я не задержу тебя надолго, – отвечаю я, но снова замолкаю, заметив, с каким оскорбительным пренебрежением он разглядывает мою фигуру в простом хлопчатобумажном платье и видавшие лучшие времена кеды.
Молчание затягивается. Одна черная бровь мужчины напротив вопросительно ползет вверх, губы презрительно кривятся в неком подобии улыбки.
- Ты уже задерживаешь.
Внутри у меня что-то обрывается, но я заставляю себя смотреть ему прямо в лицо. Темные волнистые волосы. Правильные черты лица, широкие скулы, упрямый подбородок. Проницательные серые глаза и чувственные губы – все также красив, как и пять лет назад. Может быть, даже лучше – как хорошее вино, ценность которого лишь возрастает с каждым годом. Да, время немного изменило юные черты, сделало их резче, фактурнее, теперь в них явно прослеживаются ярко выраженная маскулинность и чрезмерная самоуверенность. И, пожалуй, сексуальность.
Господи, о чем ты только думаешь? Возьми себя в руки, Лера! Ты же почти все сделала. Осталось всего ничего. Это как сорвать лейкопластырь с раны – больно будет в любом случае, но лучше сделать это быстро, чем жить ожиданием неминуемой расплаты.
- Я хотела поговорить с тобой о «Синичке».
- Я удивлен тем, что ты полагаешь, будто меня это интересует.
От этих небрежных слов я снова теряюсь, но заставляю себя продолжать говорить. Это для дяди Димы, напоминаю себе мысленно. Все для него.
- В последние годы дела у лагеря шли не очень хорошо. Чтобы поддерживать его на плаву, дяде пришлось взять несколько кредитов. Счета, платежи – все это копилось и сейчас долги настолько высоки, что он не может их выплачивать. Ему придется продать «Синичку».
- И что в этом особенного? – скучающим тоном уточняет Кирилл. – Это бизнес.
- Когда-то ты говорил, что это место для тебя много значит, – напоминаю я, подавив приступ отчаяния.
- Когда-то мы оба много чего говорили, – его голос становится опасно тихим, и мне с трудом удается подавить внезапную дрожь. – Я не занимаюсь благотворительностью.
- Сайт твоей компании и статьи в газетах утверждают обратное, – возражаю я.
- Помогать больным детям и это – разные вещи.
Слова Кирилла лишают меня уверенности, но я не сдаюсь.
- Дядя болен, – делаю еще одну попытку достучаться до него. – Очень болен. Если он потеряет лагерь, это окончательно его добьет.
- Мне жаль, – это звучит как вежливый отказ. Отказ, к которому я оказываюсь не готова.
- Лагерь ещё можно возродить. Территория, домики – все в хорошем состоянии. Нужно лишь немного вложений и…
Мой голос срывается сначала на шепот, потом окончательно затихает. В наступившей тишине я слышу лишь оглушительный стук своего сердца и звук копировальной машины где-то в соседнем кабинете. Гордеев молчит. По непреклонному выражению его лица я вдруг ясно понимаю, что он откажет. Наивная вера в то, что сентиментальные воспоминания заставят его вложить деньги в убыточное предприятие, тает как дым. Я ощущаю себя побежденной и раздавленной. Что ж, по крайней мере, я попыталась.
Устало опустившись на кровать в дешевом гостиничном номере, я откидываю голову на подушку и закрываю глаза. Позади долгий день. Долгий и утомительный. А завтра мне рано вставать, чтобы успеть на утренний рейс домой. Моя миссия в Москве выполнена. И пусть я ничего не добилась, с таким трудом пробившись в офис «Фьючер Финанс», я хотя бы попыталась.
Сейчас мне не хочется думать, чего мне будет стоить эта попытка в будущем. Точно знаю, что встреча с прошлым не пройдет даром – сердце уже начало мучительно ныть, проснулись воспоминания, которые я так тщательно прятала в укромном уголке своей памяти, и тело словно ожило от долгого сна. И это только начало. Но я ведь с самого начала знала, на что шла, правда? С того самого момента, когда я держала в своих руках исхудавшую ладонь дяди Димы и обещала ему, что обязательно придумаю, как спасти любимый лагерь, а он мягко попросил: «Поговори с Кириллом. Он тебе не откажет», я знала, что для меня это не будет просто.
Что ж, дядя ошибся. Гордеев мне отказал. Но винить его за это я не могу – я для него никто, лишь девушка, которая когда-то клялась ему в любви, а потом бросила без объяснений. На его месте я поступила бы точно также. У дяди Димы было больше шансов спасти лагерь, которому он отдал тридцать пять лет своей жизни, если бы он обратился к Кириллу напрямую. А я только все испортила. Снова.
Глаза под закрытыми веками предательски пекут, но я не позволяю слезам пролиться. За пять лет я плакала более чем достаточно, а сейчас не нужно грустить: возможно, встреча с этим новым холодным и жестким Кириллом позволит мне, наконец, оставить связанные с ним воспоминания в прошлом и двигаться дальше. Без пустых надежд. Без сожалений. Без мучительных вопросов «А что если?». И без «Синички» тоже.
Следующим утром я встаю по будильнику. На автомате принимаю душ, надеваю джинсы и свободный джемпер, прячу вещи и косметичку в компактную дорожную сумку. Впереди у меня поездка на метро до железнодорожного вокзала, Аэроэкспресс и утомительный перелет на юг – как бы ни хотелось мне немного задержаться, чтобы хоть одним глазком взглянуть на достопримечательности столицы, в Краснодаре меня ждет дядя. Новость о том, что с его детищем, детским лагерем, нам все же придется расстаться, я должна преподнести ему лично.
Несмотря на ранний час метро кишит людьми. Проехав в тесноте несколько остановок до Белорусского вокзала, я поднимаюсь на улицу и, с любопытством глазея по сторонам, беру в уличном кафетерии кофе и круассан. Капучино оказывается приторно сладким, а выпечка – явно вчерашней. Но я проглатываю все до последней крошки, компенсируя своему желудку полное отсутствие аппетита накануне – вчера я так волновалась до и после встречи с Кириллом, что одна мысль о еде вызывала тошноту.
Выбросив в урну стаканчик и бумажный конверт от круассана, я собираюсь зайти в здание вокзала, чтобы купить билет на Аэроэкспресс, но внезапно где-то в недрах моего рюкзака начинает жужжать мобильный. Выругавшись, ставлю сумку на тротуар и лезу за телефоном, недоумевая, кто может звонить мне в такую рань.
Увидев имя и номер абонента, я недоверчиво таращусь на экран и едва не роняю трубку на асфальт. Господи, что еще нужно от меня Гордееву? Разве вчера он не сказал мне все, что хотел? А что, если он передумал? Робкие ростки надежды прорастают в моей душе, будоража разум. Может быть, он все же решил помочь дяде с «Синичкой»?
Досчитав до трех, я делаю глубокий вдох и отвечаю на звонок.
- Алло.
- Где ты? - раздается в трубке знакомый голос от которого предательски сосет под ложечкой и становится трудно дышать.
- Я… - рассеянно оглядываюсь по сторонам. - На площади рядом с…
В эту минуту, я, наверное, похожа на одну из подопытных собак Павлова, только вместо звоночка на меня воздействует голос Гордеева.
- Ты в Москве? - нетерпеливо перебивает Кирилл.
- Да.
- Двенадцать тридцать, - презрев банальные правила хорошего тона, чеканит он. - Ресторан «Анклав» в здании напротив моего офиса. Пообедаем и поговорим.
- Но я улетаю в одиннадцать, - бормочу растерянно, стараясь совладать с эмоциями.
- Видимо, не улетаешь. Это в твоих интересах, - напоминает он.
- Но…
Мое «но» Гордеева явно не интересует, потому что до того, как я успеваю придумать еще одно возражение, он отключается.
Фасад ресторана, в котором Кирилл назначил мне встречу, выглядит дорогим и пафосным и оттого особенно устрашающим. У меня снова возникает подозрение, что этот выбор не случаен: в своих джинсах и футболке, с потертой дорожной сумкой в руках и без капли макияжа на лице я выгляжу здесь как бедная родственница. И это точно не добавляет мне уверенности.
Переступив порог, я в нерешительности останавливаюсь. Из холла совершенно не видно общий зал: понятия не имею, ждет ли меня здесь Гордеев или нет, и если нет – куда мне вообще деваться. Не похоже, что я сойду за завсегдатая подобного заведения.
- Здравствуйте, я могу вам помочь? - прижав к груди папку меню, навстречу мне модельной походкой спешит длинноногая девушка-администратор.
- У меня здесь назначена встреча, – говорю смущенно, так сильно сжимая ручки сумки, что они впиваются в ладонь. – Я только не знаю…
- Вы должно быть Валерия? - Карина, по крайней мере, именно это имя написано на бейджике на груди девушки, посылает мне вежливую улыбку. – Кирилл немного задерживается. Позвольте, я провожу вас к вашему столику?
Меня коробит то, что эта красотка называет Гордеева так непринужденно по имени, но я вымучиваю улыбку и произношу:
- Да, спасибо.
- Не хотите оставить свои вещи в гардеробной? – девушка выразительно смотрит на мою многострадальную сумку.
- Конечно. Еще раз спасибо.
Стоит мне присесть за столик в уединенном алькове, официант тут же ставит на стол стеклянную бутылку воды и корзину с хлебом.
- Я могу порекомендовать вам блюда из нашего фирменного предложения или предпочитаете посмотреть меню?
Еда волнует меня сейчас в последнюю очередь, поэтому я быстро соглашаюсь на предложение официанта и прошу принести салат с неизвестным мне названием, который он настоятельно советует.
Оставшись одна, я беру в руки телефон и рассеянно листаю новостной Телеграм-канал, чтобы справится с нервозностью. Но через пару минут какая-то неведомая сила заставляет меня поднять голову.
По части эффектных появлений Гордеев мастер. Всегда так было, даже в школе. Самое обидное, он даже не старался производить впечатление, но стоило ему зайти в помещение, девчонки тут же выпячивали вперед грудь и строили ему глазки, а парни всеми силами старались удержать на себе ускользающее внимание противоположного пола. Чаще всего – безрезультатно, потому что выдержать конкуренцию с Кириллом уже тогда было сложно. Сейчас же, благодаря его деньгам и статусу, это практически невозможно.
Вот и сейчас Кирилл непринужденно лавирует между столиками в этом изысканном месте, полном красивой, прекрасно одетой публики, но все взгляды обоих полов прикованы именно к нему. Нескольких людей, очевидно, его знакомых, он удостаивает приветствиями и сдержанными улыбками, а мне перепадает лишь едва уловимый кивок головы.
Усевшись напротив меня, он откидывается на спинку стула и пронзает меня взглядом стальных глаз, от которого мне становится жарко.
- Тебя здесь все знают. Должно быть, часто здесь бываешь, – говорю невпопад, стараясь скрыть, что его эффектное появление не прошло для меня бесследно.
- Ты такая наблюдательная.
Под его циничным взглядом я чувствую себя ужасно некомфортно и даже начинаю ерзать на стуле, как в детстве. Почему-то мне обидно. С моей стороны это было простое наблюдение, но в ответ Кирилл не упускает возможности меня уколоть. Словно почувствовав, что перегнул палку, он вдруг добавляет:
- Хозяин этого места – мой приятель. Я инвестировал в его бизнес несколько лет назад.
Что ж, это уже что-то. Возможно, я даже смогу пережить этот обед, не замёрзнув от холода, который исходит от моего спутника.
- Ваш салат, – градус неловкости за столом слегка понижается, благодаря своевременному появлению официанта. Он ставит передо мной красиво оформленное блюдо с овощами и креветками и, внимательно выслушав заказ Кирилла, удаляется.
- Ты хотел поговорить, – говорю я, когда пауза затягивается.
- Ты заказала только салат? – спрашивает он, скептически приподнимая брови и пропуская мою фразу мимо ушей.
- Я… Да. Я не голодна.
- Здесь очень хорошо готовят.
Я хмурюсь. Ничего не понимаю. Он позвал меня поговорить, я из-за этого пропустила рейс домой, а теперь, вместо того, чтобы сразу перейти к делу, он обсуждает со мной достоинства местной кухни.
- Я хотела бы поскорее с этим закончить, – говорю нервно.
- Ты куда-то торопишься?
- Я просто хочу знать, зачем я здесь, – отвечаю, прямо встречая его взгляд. – Если тебе интересно инвестировать в «Синичку», то я обрадую дядю и предоставлю вам возможность обо всем договориться без моего участия.
- Мне неинтересны инвестиции в «Синичку», – перебивает он бесцеремонно.
- Тогда зачем я здесь? – спрашиваю растерянно.
Молчание затягивается. Мне кажется, что в этот момент Гордеев использует молчание как оружие. У него на руках все карты, он владеет информацией, о которой я могу лишь догадываться, и он использует ее, чтобы ослабить меня. И вот он сидит по ту сторону стола, в высшей степени раскованный, холодный и бесконечно самоуверенный, а я мучаюсь от неизвестности.
Я вдруг с тоской думаю, что этот обед ни к чему нас не приведет, только разбередит старые раны, которые уже начали освобождаться от корки времени и снова причиняют боль. Надо это прекращать. Этот обед, как и мое обращение к Кириллу Гордееву, был ошибкой. О чем я только думала, соглашаясь на эту встречу? Очевидно, что все, что его интересует – это мое унижение. Ничем иным я не могу объяснить его поведение и явное пренебрежение к моим словам.
Положив на стол вилку и отодвинув от себя салат, к которому я так и не притронулась, я спокойно произношу:
- Я, наверное, пойду.
- Сядь.
Он даже не повышает голос, но отчего-то у меня по спине бежит холодок, и я так и не решаюсь подняться на ноги.
- Сначала мы поедим. Потом поговорим. Это ясно? – спрашивает он с нажимом. – У меня было чертовски непростое утро. Не усложняй ещё и ты.
Кирилл выразительно смотрит на часы и небрежным наклоном головы подзывает официанта, чтобы закрыть счет. И пусть на словах он меня не торопит, каким-то шестым чувством я ощущаю его внутреннее нетерпение. Все-таки, когда-то мы были очень близки, и даже прошедшие годы не смогли полностью перечеркнуть этого.
Важно ли ему, чтобы я согласилась? Может быть, он просто проверяет меня, и если я сейчас скажу, что готова выполнить его условие и на три недели превратиться в его подстилку, просто рассмеется мне в лицо и тем самым будет отмщен?
Месть. Я произношу это слово про себя несколько раз, чтобы не упустить из виду главный мотив происходящего. Конечно, он хочет мстить. И нет, я это чувствую, он не шутит. «Три недели, которые ты мне обещала», - четкий посыл, четкий срок, никаких сантиментов. По истечении отмеренного времени, он просто уйдет, а я останусь собирать те осколки, которые останутся от меня после его эксперимента.
- Итак, - одно короткое слово, которым Гордеев как бы говорит мне, что время на размышления вышло, оголенными проводами бьет по напряженным нервам.
Больше всего на свете мне хочется выйти из-за стола и из этого ресторана, не сказав ему ни слова, показав тем самым, с каким презрением я отношусь к его ультиматуму. Вопрос лишь в том, хватит ли мне на это смелости. Или глупости.
Чтобы дать себе еще одну маленькую передышку, я беру в руки чашечку кофе. Подношу к губам, медленно пью, осознавая, что никогда еще прежде каждый глоток не давался мне с таким трудом.
Все это время Кирилл не сводит с меня изучающего взгляда. О чем он думает? Что видит? Понимает, насколько некомфортно я чувствую себя в его присутствии? Чувствует, как близка я к краю?
Желание сбежать в эту секунду достигает своего апогея, а груз ответственности, который я собираюсь на себя взвалить, вообще кажется мне неподъемным. Но потом я вспоминаю, к каким последствиям приведет моя слабость, и жизненные приоритеты встают на место.
- Я согласна.
Он медленно кивает. Не смеется. Не злорадствует. Не торжествует. Ведет себя так, словно ничего особенного не происходит, и мы просто обсудили с ним прогноз погоды на предстоящую неделю.
- Насколько согласна? – он вопросительно приподнимает бровь.
- Не понимаю…
- Это простой вопрос, - говорит он спокойно. - На что ты готова?
- На все. Я готова на все, что бы ты ни попросил за это.
На мгновение мне кажется, что на его лице я замечаю тень удовлетворения, но уже в следующую секунду оно приобретает привычное непроницаемое выражение.
- Тогда я хотел бы тебя кое о чем предупредить, - он делает паузу, чтобы подчеркнуть значимость следующих слов. - Это устное соглашение я воспринимаю очень серьезно. Обратного пути для тебя не предусмотрено. Ты берешь на себя обязательства по доброй воле, и я заставлю тебя соблюдать их, даже если завтра ты передумаешь. Это ясно?
Мой язык прилипает к гортани, в животе скручивается тугой узел, по спине ползут мурашки страха.
Что он ждет от меня? Кирилл из прошлого никогда бы не сделал ничего против моей воли, а этот новый допускает возможность играть человеческой жизнью по своему усмотрению. Если его цель - отомстить мне, вполне понятна, то методы, которые он может для этого использовать, для меня остаются загадкой. Он скажет мне спать с ним? Может быть, у него появились какие-то предпочтения в сексе, о которых мне предстоит узнать? Что если я чего-то не умею? Я вдруг совершенно невпопад думаю о том, что за эти годы он наверняка привык к девушкам совсем другого сорта: ухоженным, изысканным, может быть, обладающими какими-то особыми талантами в постели, которые мне недоступны. Пять лет назад мне бы в голову не пришло сравнивать себя с другими, а сейчас я кажусь себе оборванкой в окружении потенциальных топ-моделей. В те дни я не знала страха, любила собственное тело, наслаждалась новым миром сексуальных открытий, который показал мне человек, сидящий напротив. Сейчас все не так. Время жестоко посмеялось над каждой надеждой, каждой мечтой, каждой привязанностью. А вместе с ними вдребезги разбилась и моя уверенность в себе.
- Ясно, - произношу тихо. - Я не собиралась обманывать тебя.
- Тогда пошли.
Я послушно поднимаюсь со стула и на негнущихся ногах иду с Кириллом к выходу из ресторана. В желудке свинцовая тяжесть. От нервного напряжения шумит в ушах. Попрощавшись с администратором Кариной, Гордеев открывает дверь, галантно пропуская меня вперед, но я замираю на пороге в нерешительности.
- Я сейчас, - бормочу смущенно, избегая направленного на меня цепкого взгляда.
- Все своё носишь с собой? - иронично уточняет Кирилл, когда я через пару десятков секунд возвращаюсь к нему, держа в руках дорожную сумку. - Как удобно.
- До того, как ты позвонил, я успела выехать из гостиницы и почти купила билет на Аэроэкспресс, - к собственному разочарованию, мой голос звучит обиженно и возмущенно.
- Видишь, жизнь полна сюрпризов, - замечает он задумчиво и протягивает руку, чтобы перехватить у меня сумку.
- И что теперь? – когда мы выходим на улицу, и мою спину перестает сверлить любопытный взгляд Карины, я, наконец, решаюсь на этот вопрос.
- Я отвезу тебя туда, где ты будешь жить ближайшие три недели.
- В тюрьму? – слетает с моих губ едкое замечание.
- Почти, – он насмешливо щурится. – Очень комфортную, работающую по принципу «все включено».
Проходит едва ли тридцать секунд с тех пор, как мы оказываемся на улице, и перед нами тормозит сияющий «Мерседес». Я вдруг с тоской вспоминаю старенький внедорожник, который Кирилл водил раньше. В нем мы провели множество долгих часов, купаясь в любви и нежности друг к другу. Теперь эта машина, конечно, не соответствует его статусу и возможностям, а чувства давно умерли. Даже глупо, что я об этом вспомнила.
Пока я совершаю мысленный экскурс в прошлое, в настоящем Гордеев галантно открывает для меня пассажирскую дверь и терпеливо ждет, пока я заберусь внутрь.
- Ты больше не водишь? – удивленно спрашиваю я, когда через мгновение он опускается на задний диван рядом со мной, и автомобиль трогается с места.
Кирилл, которого я помню, обожал скорость и дорогу. И эта, на первый взгляд такая незначительная, деталь вдруг наглядно демонстрирует мне пропасть между прошлым и настоящим.
- Я предпочитаю получать удовольствие от вождения, – говорит он, скрыв выражение серых глаз за длинными ресницами. – Ездить по пробкам в час-пик к удовольствию, как я себе его понимаю, не относится.
«А как ты понимаешь удовольствие?». Этот вопрос рождается и умирает, не имея шанса быть озвученным. Я все еще очень хорошо помню удовольствия, которые привлекали его раньше. Калейдоскоп воспоминаний, так живо пронесшихся перед глазами, горячит мои щеки и змейкой пускает жар в низ живота. Этот неожиданный и совершенно неконтролируемый всплеск желания приводит меня в ужас: столько времени прошло, все должно было остаться в прошлом, потому что как бороться с этим в настоящем я не понимаю и не представляю.
К счастью, Гордееву нет дела до моих переживаний. Как только «Мерседес» плавно вливается в плотный поток машин на дороге, он достает из кармана телефон и погружается в изучение сообщений. Испытывая мощное искушение рассмотреть его, пока он занят, я заставляю себя отвернуться к окну. Не хватает только, чтобы Кирилл заметил мой интерес и неправильно его истолковал – такого удовольствия я ему точно не доставлю.
И все же, даже несмотря на то, что мои глаза направлены на мелькающие за окном виды Москвы, все чувства сконцентрированы на сидящем на расстоянии вытянутой руки мужчине. В замкнутом пространстве автомобиля его присутствие ощущается особенно остро. По всему телу разливается приятное тепло. Запах его одеколона – что-то лесное и терпкое, будоражит рецепторы обоняния. Негодуя на свое тело за то, что оно так предательски реагирует на близость Гордеева, я плотнее вжимаюсь в кожаную обивку дивана и закрываю глаза.
Так не должно быть! Черт побери, я не хочу испытывать к нему какие бы то ни было чувства, даже если это примитивное физическое влечение. В ситуации, в которой я оказалась, моя слабость обернется силой в руках Гордеева. Он использует ее, чтобы ударить больнее, а мне и так будет чересчур сложно пережить ближайшие три недели, чтобы вкладывать в его руки еще и это оружие.
- Куда мы едем? – спрашиваю я, не в силах терпеть тишину, в которой меня терзают собственные мысли.
- А есть разница? – отвечает он, нехотя оторвавшись от экрана мобильного.
- Ну, тебе это, конечно, может быть совсем неинтересно, но я бы хотела знать, где проведу ближайшие три недели, - произношу, даже не пытаясь скрыть нотки сарказма в голосе.
Гордеев бросает рассеянный взгляд в окно, потом снова смотрит на меня.
- Ехать осталось недолго.
Я открываю рот, чтобы возмутиться, что он так и не ответил на мой вопрос, но закрываю его, не вымолвив ни слова. Его нежелание делиться со мной даже такими крупицами информации начинает всерьез меня беспокоить. Да, когда-то я знала этого человека, но с тех пор все изменилось: что если он отвезет меня в какой-нибудь притон? Он ведь выбил у меня обещание, что ради помощи дяде я готова на все! Что если пока я глупо размышляла о том, как быстро я должна буду разделить с ним постель, он в это время планировал сдать меня в какой-нибудь бордель?
Полный раздрай в чувствах не позволяет мне расслабиться. Я даже облегчение от того, что финансовый кошмар дяди скоро закончится, не могу как следует прочувствовать. Гордеев будто занял все свободное пространство в моих мыслях и с каждой минутой, проведенной рядом, стремиться захватит все новые территории к голове и чувствах.
Остановись, Лера, не сходи с ума, приказываю себе. Стараюсь мыслить разумно и рационально, но выходит у меня не очень. Чувство потери контроля над собственной жизнью все усиливается, и я оказываюсь не в состоянии удержать за зубами вопрос, который даст Гордееву понять, насколько я деморализована.
- Скажи, - говорю тихо. – Ты же не заставишь меня делать что-то противозаконное?
Сама не верю, что спросила у него об этом, но лучше уж мне сейчас подготовиться ко всему и подготовить планы для отступления, чем и дальше томиться в неизвестности.
- Нет, ничего противозаконного в моих планах насчет тебя нет, - с мрачной иронией тянет Кирилл, откладывая телефон и, впервые с того момента как мы сели в машину, с интересом разглядывая меня.
- И твои планы… Ммм… Не подразумевают других мужчин?
В серых глазах вспыхивает гневное пламя, а желваки на скулах напрягаются.
- Уйми свою бурную фантазию, - советует он грубо. – Я тебе не сутенер и не наркодиллер. Ты едешь в мою квартиру и там и останешься.
Я даже не подозревала, что до этого момента сдерживала дыхание, потому что сейчас жадно делаю глубокий вдох полной грудью. Это уже что-то.
Квартира, в которую привозит меня Кирилл, расположена на семнадцатом этаже элитной высотки недалеко от метро. Светлая и просторная, она влюбляет в себя с первого взгляда, но, несмотря на стильный дизайн и потрясающий вид из панорамных окон, кажется холодной и абсолютно нежилой.
- Я думала, это твоя квартира, – замечаю я, с любопытством осматривая современную кухню и гостиную с огромным плазменным телевизором на стене.
- Я здесь не живу, а для тебя это дом на следующие три недели, – отвечает Кирилл, проходя мимо меня и на правах хозяина проверяя работоспособность холодильника и воду в кранах.
- А ты? – едва этот вопрос срывается с моих губ, я уже о нем жалею.
- А я буду приезжать, когда посчитаю нужным, – отвечает он деловито, прожигая меня взглядом выразительных серых глаз.
У меня возникает ужасное подозрение, что эту квартиру Гордеев использует для встреч со своими любовницами. И, наверное, именно сейчас, впервые с момента, когда он озвучил мне свое безумное предложение, я чувствую себя грязной, осознавая, какое место на ближайшие три недели займу в его жизни.
А чего ты ожидала, дурочка?
- Предполагается, что я буду сидеть здесь и ждать, когда ты надумаешь прийти, чтобы… - мой возмущенный голос срывается от переполняющих эмоций. - Чтобы я могла обслужить тебя?
У него хватает совести поморщиться от моих слов, но лицо сохраняет невозмутимое выражение.
- Именно так и предполагается, - подтверждает он, смерив меня насмешливым взглядом.
У меня создается ощущение, что своими словами и действиями он преднамеренно старается уколоть меня как можно сильнее. И, наверное, я не должна его винить. После того, как я бросила его пять лет назад, не сказав ни слова на прощание, нашлось немало знакомых, среди которых был и дядя Дима, которые рассказали мне, как переживал Кирилл и как он в растрепанных чувствах покинул лагерь, не дождавшись окончания сезона. Если он мечтал отомстить, то сейчас у него на руках все карты для этого.
- Я думала… – собственный охрипший от волнения голос кажется мне чужим.
- Что ты думала? – подхватывает он необдуманно брошенную фразу. – Что я буду жить с тобой?
Я смущенно опускаю взгляд. На самом деле, ни о чем подобном я не думала – не потому, что это не важно, а потому, что у меня просто не было на это времени. Все – от его звонка до обеда в ресторане и приезда в квартиру – произошло так быстро, что я едва успеваю приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Куда мне загадывать что-то наперед или пытаться предсказать следующий шаг Гордеева.
- Ничего я не думала, – огрызаюсь я, разозленная издевкой в его голосе и собственной глупостью. – Это вообще не имеет значения.
С минуту мы молчим. Насупившись, я делаю вид, что изучаю паркет под ногами, одновременно ощущая на себе тяжелый взгляд Кирилла.
- Здесь три комнаты. Ты можешь располагаться в любой из них, – первым прерывает он молчаливое противостояние. – Через пару часов курьер доставит продукты. Если тебе еще что-то будет нужно – на цокольном этаже есть небольшой магазин. Покупки записывай на номер квартиры. В соседнем здании – фитнес-центр с бассейном. Тебя пустят по брелку на ключе. Если что-то понадобится – можешь звонить моей ассистентке, – он протягивает мне визитку с номером. – Она все устроит.
То есть, делаю вывод я, звонить ему напрямую я не могу. Не то, чтобы я хотела или планировала это делать, но после этих слов, я скорее откушу себе язык, чем позвоню ему или его девочке на побегушках.
- Чувствуй себя, как дома, – говорит Кирилл и неспешно идет к двери.
- Ты уезжаешь? – удивленно восклицаю я.
- Ты далеко не единственная, кто требует моего внимания. А я и так потратил на тебя больше времени, чем планировал.
Если этим он хотел подчеркнуть незначительность моего места в своей жизни, он достиг своей цели. Сейчас я понимаю это как никогда ясно. У него наверняка есть постоянная любовница. Все эти пять лет я старательно избегала думать об этом, но, перед поездкой в Москву два дня назад, все же набрала его имя в поисковике. Хотела просто посмотреть, насколько он изменился внешне, но, сама того не желая, увидела с десяток фотографий, на которых он запечатлен с женщинами. Женщинами куда красивее и изысканнее, чем я. «Ты далеко не единственная», – звучит напоминанием его собственная фраза, а я вынуждена признать, что эти беспощадные слова причиняют мне куда больше боли, чем должны.
Дождавшись, когда за Гордеевым закроется входная дверь, я устало бреду на кухню и наливаю себе стакан воды, с удивлением отмечая, что руки дрожат так сильно, что большая часть воды из бутылки расплескивается на столешницу. Сейчас, когда я наконец-то остаюсь одна, и необходимость держать удар отпадает сама собой, эмоции захватывают меня. Не зная, куда себя деть, я выхожу на балкон и несколько минут стою, разглядывая потрясающую панораму на мегаполис, ощущая, как внутри все сильнее сжимается тугой комок горечи и сожаления, а слезы, которые я так долго сдерживала, тонкими ручейками бегут по щекам.
Все к лучшему, повторяю про себя. Кирилл ушел и оставил меня в покое. Наказание откладывается. Я могу выдохнуть. Глупо тратить время на пустые сожаления о том, что уже нельзя изменить. Пока Гордеева не будет, я смогу перегруппировать силы и продумать свою тактику поведения с ним, чтобы не выставить себя еще большей дурой в его глазах.
Я должна радоваться, что он ушел, разве нет? Но, если это действительно так, тогда почему где-то в глубине души я чувствую что-то похожее на разочарование?
Оставшись в одиночестве, первое время я не представляю, чем себя занять. Как на иголках сижу в кресле и гипнотизирую входную дверь, размышляя, что может взбрести в голову Гордееву в следующую минуту. Вдруг он вернется сейчас, просто чтобы проверить меня? Это, конечно, глупо, и он ни за что не станет этого делать просто потому, что у него наверняка масса дел, но мое воображение оказывается куда сильнее доводов рассудка. В конце концов, просидев без движения минут двадцать и убедившись, что Гордеев уехал, я отправляюсь изучать квартиру. Кирилл сказал, что я могу занять любую комнату — этим и займусь, чтобы не сходить с ума.
Досконально исследовав каждое помещение и выбрав для себя единственную комнату с примыкающей к ней ванной, я разбираю сумку и раскладываю в огромном шкафу нехитрый набор вещей, который я взяла с собой из дома для двухдневной поездки в Москву. Пара футболок, платье, джинсы, пижама и белье сиротливо оседают на полках, вызывая у меня горькую усмешку. Да, друзья, вам, как и мне, здесь не место.
Закончив с одеждой, возвращаюсь в гостиную и включаю телевизор. Вряд ли меня можно назвать поклонницей дневных передач на ТВ, но мне становится спокойнее, когда комната заполняется звуками, – тишина в огромной пустой квартире заставляет меня особенно остро ощущать свое одиночество.
Как и обещал Кирилл, через несколько часов после его ухода курьер привозит три пакета с едой из элитного супермаркета. Обрадовавшись возможности занять себя чем-то новым, я неторопливо разбираю продукты, с любопытством изучая этикетки. Ума не приложу, что имел ввиду Гордеев, когда предполагал, что мне может понадобиться что-то еще в магазине внизу – еды, которую мне доставили, хватит на неделю, если не больше.
За этими хлопотами я не замечаю, как наступает вечер. Несмотря на то, что я все еще не проголодалась, решаю приготовить для себя ужин. В последние дни питаюсь я отвратительно, а перспектива упасть в голодный обморок перед Кириллом – последнее, что мне сейчас нужно. Еще раз внимательно изучив содержимое холодильника и полок, я выкладываю на кухонную столешницу пачку спагетти, чеснок, банку резаных томатов, оливковое масло и сыр, и ставлю на плиту кастрюлю с водой.
Стрелки на часах показывают шесть. В ожидании, пока закипит вода, я беру в руки телефон. В клинике, где на лечении находится дядя, сейчас как раз время приема посетителей. Если бы я сегодня улетела, как и планировала, то наверняка была бы в его палате. А раз я здесь – важные новости придется озвучивать по телефону.
- Дядя Дима, здравствуйте, – ласково произношу я, услышав в трубке знакомый бас.
- Лерочка, моя хорошая, – отвечает старик, и от его привычного приветствия на моих глазах выступают слезы. – Ну, как тебе столица?
- Я почти ничего не видела, – признаюсь я. – Но я помню ваши советы и обязательно схожу на Красную площадь и на ВДНХ. Звоню, чтобы вы больше ни о чем не волновались. Я поговорила с Кириллом, и он поможет вам с «Синичкой».
- Да-да, – отзывается дядя Дима. – Я беседовал с ним вчера вечером. Он долго расспрашивал меня о делах в лагере. Сказал, чтобы я больше не беспокоился о деньгах и сформировал для него предложение по возрождению «Синички». Обещал ознакомиться и дать свои рекомендации.
- Вчера вечером? – изумленно переспрашиваю я.
- Да, вчера вечером. Что-то не так?
Вчера вечером я была уверена, что Гордеев не ударит палец об палец, чтобы помочь нам, и ни на что не соглашалась! Как он мог звонить дяде вчера, а мне предъявить ультиматум только сегодня?
- Почему вы вчера не сказали мне, что он звонил вам? – спрашиваю я, вцепившись в телефон так, что побелели костяшки пальцев.
- Кирилл попросил не тревожить тебя. Он объяснил, что у тебя был сложный день. Мальчик беспокоится о тебе, Лера, – говорит дядя.
Про себя я истерически усмехаюсь. Беспокойство обо мне и Кирилл Гордеев – понятия, которые вряд ли еще когда-либо пересекутся. Могу себе представить, какое удовлетворение он испытывал, дурача меня за сегодняшним обедом!
- Кирилл сказал, что ты задержишься в Москве, – продолжает дядя воодушевленно. – Не торопись возвращаться, ладно? В школе у тебя каникулы, а Москва стоит того, чтобы ее посмотреть.
- Я переживаю, что за вами некому ухаживать, - мягко напоминаю я.
- Брось! В клинике обо мне хорошо заботятся. А вы с Кириллом используйте это время, чтобы разобраться в своих отношениях. Вы оба заслуживаете еще одного шанса.
Я, конечно, всегда знала, что дядя испытывает особую симпатию к Гордееву, но не ожидала от него такого откровенного сводничества – точно не после того, что произошло в прошлом. И пусть мне совсем не хочется разочаровывать его, я все же произношу:
- Между нами не осталось ничего, дядя Дима. Не питайте иллюзий, пожалуйста. Мы с ним договорились о сотрудничестве. На этом все. Через три недели я вернусь домой.
- Как скажешь, Лерочка, – отзывается старик. – Но ты все же приглядись к нему, ладно? Ты теперь свободна и он, как я понимаю, тоже. А такая любовь, какая была у вас, бесследно не проходит ни через пять лет, ни через десять.
Попрощавшись с дядей, я с минуту тупо сверлю глазами невидимую точку на стене, прокручивая в голове разговор. Вчера! Вчера, черт возьми, Гордеев принял решение спасти «Синичку»! А сегодня он с легкостью обвел меня вокруг пальца, вынудив согласится на условия, которые ни на что не влияют. Ни на что и ни на кого, кроме меня самой.
Мой первый порыв – позвонить ему и высказать все, что я думаю о нем и его наглом вранье. Но, немного подумав, я решаю, что мне самой нужно подготовиться к этому разговору. В прошлом я часто действовала на эмоциях, когда ситуация требовала холодного расчета. Если прошедшие пять лет и научили меня чему-то, так это терпению. Нужно подойти к новой встрече с Гордеевым с трезвой головой – если он думает, что я просто так проглочу его обман, то его ждет разочарование.
Кипя от злости, в сердцах разрываю упаковку спагетти. Несколько соломинок падают на пол, нарушая идеальный порядок на этой идеальной кухне. Собрав их и выбросив в урну, я заставляю себя глубоко вдохнуть и выдохнуть. Прямо сейчас я ничего не решу, а готовка и выполнение механических действий по сервировке позволят мне немного успокоиться.
Кирилла я встречаю с каменным лицом, готовая к битве. Мои щеки пылают, сердце грохочет в груди как отбойный молоток, а утихшая было ярость вспыхивает с новой силой.
- Ты обманул меня! – воинственно бросаю я, едва он переступает порог кухни.
На его лице, любовно вылепленной природой, не дергается ни один мускул, когда он не спеша проходит к столу и небрежным жестом вешает пиджак на спинку стула.
- И тебе здравствуй, – говорит он спокойно.
- Ты пообещал дяде, что поможешь ему! – тоном обвинителя продолжаю я, взбешенная отсутствием реакции с его стороны.
- Кажется, это было частью нашей сделки, – иронично замечает он. – Так в чем же моя вина?
- Вчера! Ты пообещал ему вчера! – мой голос срывается на крик. – Если бы я знала, то никогда бы…
- Но ты не знала, – перебивает он мою тираду. – И это все меняет, правда?
- Я не собираюсь выполнять условия, которые не имеют никакого смысла, – заявляю я, задыхаясь от возмущения.
Лицо Гордеева каменеет, а тяжелый взгляд прищуренных глаз пригвождает меня к месту.
- Кажется, ты забываешь, о чем мы с тобой договаривались, – чеканит он холодно. – К Панину наше соглашение не имеет никакого отношения. Ты дала слово мне. И я прослежу, чтобы ты выполнила свою часть сделки.
- Это не имеет никакого смысла!
Он пожимает плечами, как бы говоря, что ему на это наплевать.
- А твое слово имеет какой-то смысл? Ты знаешь, учитывая наше прошлое, я не удивлюсь, если нет. К тому же, кто даст тебе гарантии, что я не откажусь от денежных вливаний в задыхающийся бизнес твоего дяди, если ты сейчас пойдешь на попятный? – уточняет он ледяным голосом. – Но ты, конечно, можешь рискнуть и попробовать.
- Ты сделал это нарочно, чтобы унизить меня. Ты просто… – я не нахожу слов, чтобы подобрать определение его поступку. – Ты просто…
- Хоть одно оскорбление в мой адрес, и я заставлю тебя повторять его снова и снова, когда буду трахать тебя этим вечером, – жестко говорит он.
Грубые слова ледяным обручем сжимают мою грудь. Я ощущаю себя пойманной в ловушку, злой и беспомощной. Сейчас Кирилл впервые озвучил свои намерения относительно меня. Да, они лежали на поверхности все это время, но были завуалированы вежливыми размытыми фразами, дающими иллюзию пристойности происходящего. Сейчас же он сказал так, как есть – это не занятия любовью, даже не секс. Он собирается меня трахать. Это само по себе ужасно, но куда ужаснее другое – то, что это откровенное обещание делает с моим телом, которое с готовностью отзывается на чувственный призыв.
Опрометчиво подняв взгляд, я утопаю в бездонной темноте глаз Гордеева. Внутри все сжимается и, кажется, из воздуха разом пропадает кислород.
- А что, если бы я не согласилась сегодня? – спрашиваю глухо, отводя глаза.
- Этого мы никогда не узнаем, правда? Ты согласилась, и ты здесь, – говорит он подчеркнуто равнодушно, а потом, словно эта тема закрыта, усаживается на стул и добавляет: – Вкусно пахнет. Если ты что-то приготовила, рискну попробовать.
Столь стремительный переход от важного к банальному обескураживает, но я не жалуюсь – это лучше, чем продолжать опасную тему, для которой у меня не хватает ни моральных сил, ни смелости.
- А что, твои многочисленные ассистенты и администраторы тебя не кормят? – язвительно бросаю я.
- Зачем, если у меня есть личная рабыня на три недели? – парирует он.
Поджав губы, потому что мое красноречие исчерпало себя, я молча раскладываю пасту по тарелкам.
- Если бы я знала, что удостоюсь аудиенции, приготовила бы что-то особенное, – замечаю едко.
- Да, с щепоткой яда, подозреваю, – не остается в долгу Гордеев.
- Я не настолько банальна, – оставляю последнее слово за собой и беру в руки кусок пармезана и терку.
Пока я сосредоточенно натираю сыр, Кирилл достает из холодильника бутылку вина. Надо признать, за последние годы он приобрел довольно дорогие привычки.
- Тебе здесь комфортно?
Поднимаю взгляд от тарелки, вопросительно приподняв брови.
- Прости?
- Я спрашиваю, комфортно ли тебе в этой квартире, – повторяет он.
- Все хорошо, – я пожимаю плечами, делая глоток вина из бокала. – Вряд ли в моем положении уместно что-то требовать.
- А тебе нужно что-то, что ты хотела бы потребовать? – его темнеющие глаза и интонации голоса словно бросают мне молчаливый вызов.
- Здесь все есть, – отвечаю коротко, не желая вступать в перепалку. Как я уже выяснила, шансы выйти победителем хотя бы из одной у меня ничтожно малы, а мне сейчас надо беречь силы.
Тарелки пустеют. Бокалы тоже. А во мне начинает подниматься волна паники. Сейчас вечер. В квартире мы одни. Я обещала ему «все, что угодно», а он сказал… Он сказал то, что сказал. Что если время расплаты настанет прямо сейчас?
Пока я судорожно пытаюсь предсказать развитие событий, Кирилл доливает мне в бокал вина. Я поднимаю на него глаза и внезапно цепенею. Если зрение меня не обманывает, серые глаза Гордеева сейчас прикованы к моему рту. От этого взгляда мне становится жарко, и я машинально облизываю губы.
О, господи.
- Я… – резко встаю с места, подхватывая дрожащими руками грязные тарелки. – Надо убрать. Будешь кофе?
- Не откажусь.
Все время, пока я составлю тарелки в посудомоечную машину и готовлю кофе, я ощущаю на себе горячий взгляд Гордеева. Под ним мне неуютно, нервно и волнительно. А еще странно знакомо. Словно все это уже было когда-то в прошлом, а теперь просто вышло на новый виток в наших взаимоотношениях.
- Не надо так трястись, – раздается над самым ухом, так что от неожиданности я рассыпаю кофе из банки на столешницу. – Я не собираюсь тебя насиловать.
Как он оказался позади меня так быстро? Почему я не слышала? Зачем он поднялся?
- Я не трясусь, – отвечаю глухо, гипнотизируя взглядом сахарницу, не решаясь обернуться и встретиться с ним лицом к лицу.
Спиной я ощущаю тепло его тела и глубокое размеренное дыхание, которое шевелит волосы на моей макушке. Сердце начинает биться беспорядочно и учащенно, посылая по всему телу тягучие волны расплавленного вожделения, которые притупляют инстинкт самосохранения и будят примитивные первобытные чувства.
Утром я просыпаюсь в боевом настроении. Промаявшись без сна почти до часу ночи, что для меня, с тех пор как я устроилась работать учителем в начальную школу, неслыханно, я обещаю себе больше не изводиться понапрасну. Несмотря на то, что когда-то мы были близки, Гордеев для меня – загадка, от которой я никогда не знаю отгадку. Я понятия не имею, что ему взбредет в голову в следующий раз, и если буду жить в постоянном напряжении, ожидая, что он начнет воплощать в жизнь свои угрозы, – просто сойду с ума.
Сегодня будний день, из чего я делаю вывод, что Кирилл не объявится раньше вечера. А значит, у меня есть целый день, чтобы исполнить свою давнюю мечту – посмотреть Москву. Прогулка должна пойти мне на пользу. Ритм большого города поможет отвлечься и развеет паутину черных мыслей и возможно мне даже удастся вытеснить навязчивый образ Кирилла Гордеева из головы хотя бы на несколько часов. В самом деле, к чему превращать эти три недели в тоску и наказание? Подарки, которые дает жизнь, нужно использовать – никогда не знаешь, когда еще представится такая возможность.
С этими мыслями я резво вскакиваю с постели, принимаю душ и готовлю нехитрый завтрак. И, переодевшись в единственную оставшуюся у меня чистую одежду, уже в девять оказываюсь у метро. К черту Гордеева! Сегодня у меня свидание со столицей.
Быстро домчав на поезде до нужной станции, я выхожу из подземки, упираясь взглядом в красный кирпич Московского Кремля. От монументальной красоты зданий и памятников у меня перехватывает дыхание. Как зачарованная, я верчу головой по сторонам, стараясь не упустить ни одной детали, и то и дело лезу в интернет, чтобы прочитать про каждую заинтересовавшую меня постройку.
День пролетает незаметно. Я брожу по центру без конкретной цели, обхожу кругом Кремль, спускаюсь в парк и долго стою на мосту, медитативно наблюдая, как подо мной проплывают прогулочные катера и яхты. К огромному сожалению, мой старенький телефон разряжается уже к обеду, не выдержав моего маниакального желания фотографировать все на своем пути. Но я не расстраиваюсь – так даже лучше, потому что дает мне возможность сосредоточиться на том, что происходит со мной здесь и сейчас, вместо того, чтобы засорять память телефона.
Уже смеркается, когда я, прибавив шагу, возвращаюсь в квартиру Гордеева. Провернув ключ в замке, я берусь за ручку, но в следующее мгновение дверь распахивается без какого-либо участия с моей стороны.
- Где ты шлялась? – как ядовитая стрела, летит в меня грубый вопрос.
Стараясь с достоинством выдержать эту атаку, я осторожно закрываю за собой входную дверь и, мятежно вздернув подбородок, встречаюсь с пронзительным взглядом серых глаз хозяина квартиры.
- Здравствуй, Кирилл, – произношу спокойно, мысленно проводя параллель с его вчерашним появлением в квартире и моим сегодняшним.
Его глаза темнеют, брови угрожающе сходятся на переносице, а мое сказочное настроение стремительно летит с небес в преисподнюю.
- Я задал тебе вопрос! – рявкает он.
Сердце в моей груди срывается на бешеный галоп, но, к собственному удовлетворению, на моем лице не отражается никаких эмоций. Черта с два я пойду на поводу у его ярости! Презрительно морщусь, показывая тем самым отношение к его вызывающему поведению, и собираюсь пройти мимо, но в следующий момент вокруг моего запястья смыкается стальной обруч горячих пальцев.
- Не заставляй меня повторять снова, – ледяным тоном цедит Кирилл.
- Гуляла, – бросаю я, пытаясь высвободить руку. – Я просто гуляла!
- Я не давал тебе на это разрешения!
- Прости, что? – мои брови ползут вверх.
- Ты, твою мать, слышала! – выражение его лица не сулит мне ничего хорошего.
Атмосфера в комнате накаляется. Ногти вонзаются в мои ладони, пока я изо всех сил стараюсь сохранить ясность рассудка и не броситься на него с кулаками.
- Не могу поверить, какое право ты имеешь… – бормочу я, задыхаясь от возмущения.
- Право человека, который заплатил за тебя!
Я дергаюсь, словно он меня ударил. На самом деле, эти слова даже хуже, чем если бы он меня ударил. И поэтому, ослепляющая ярость, равной по силе которой я вряд ли когда-нибудь испытывала, вырывается наружу.
- Мне не нужно твое разрешение, чтобы выйти на улицу! – мой голос дрожит от раздирающих меня эмоций. – Ты оплатил мое тело, но точно не мое право дышать свежим воздухом! Если тебе было так важно, чтобы я была здесь, нужно было заранее предупредить меня об этом. А сейчас извиняться за свое отсутствие я не собираюсь!
- Тогда за мои действия тоже извинений не жди, – цедит он зловеще и грубовато толкает меня к стене, а сам придвигается ближе, отрезая мне любые пути для отступления.
Резко схватив меня за подбородок и бесцеремонным движением приподняв лицо, он заставляет меня посмотреть ему в глаза.
- Что ты… – окончание моей фразы застревает в горле, потому что в следующий миг рот Гордеева сминает под собой мои губы.
Он действует как ураган, налетевший внезапно и стремительно. Его ладони обхватывают мою голову, не позволяя мне уклониться от нежелательной атаки. Язык врывается вглубь рта, а зубы больно царапают нежную кожу губ. Но потрясает меня даже не сам факт этого поцелуя, а его безжалостная холодность, так непохожая на все, что связывало нас в прошлом. Сейчас соприкосновение наших губ не несет в себе чувственного удовольствия, ласки, трепета взаимного желания, у него одна цель – наказать, и с этой задачей он справляется мастерски.
Когда через несколько десятков секунд, показавшихся мне вечностью, Гордеев, наконец, отрывается от меня, сложно сказать, кто больше потрясен случившимся. Я, с полными слез глазами, пульсирующими губами и телом, которое будто бы мне не принадлежит, или он с несвойственным выражением растерянности на лице, которое, впрочем, быстро сменяется привычной непроницаемой маской.
- Надеюсь, демонстрация грубой силы закончена, – произношу я дрожащим голосом и, собрав все оставшиеся у меня силы, отталкиваю от себя Кирилла.
Безумный вечер плавно перетекает в не менее безумную ночь. Растревоженное бесцеремонной атакой Гордеева тело не желает успокаиваться, сердце томительно ноет, а голова кипит от воспоминаний из прошлого. Того хорошего прошлого, мысли о котором помогали мне переживать особенно тяжелые периоды моего брака на протяжении последних пяти лет.
Счастливое лето, «Синичка», безграничная страсть и первая любовь. И Кирилл. Другой Кирилл. Нежный, ответственный, заботливый. Такой, каким он был со мной до того, как я передала его доверие и жестоко за это поплатилась.
Сейчас так глупо думать о том, что все в моей жизни могло быть иначе, если бы тогда я была чуточку эгоистичнее. Если бы поставив на чашу весов варианты, выбрала себя. Если бы могла предположить, чем обернется для меня «правильное» против «желанного».
Я тяжело вздыхаю. В сотый раз за ночь взбиваю подушку, перекатываюсь на спину и, закрыв глаза, пытаюсь подумать о чем-то другом. О спокойном. О нейтральном. О чем-то, что позволит мне уснуть. Но когда закрываю глаза, подсознание тут же подсовывает мне волнующий образ Гордеева.
Это безумие, что я так много думаю о нем. Но разве безумие давно не стало частью моей жизни?
Я забываюсь беспокойным сном почти на рассвете, а просыпаюсь, кажется, всего через пару часов еще более утомленная, чем накануне. Не чувствуя голода, варю себе овсяную кашу и завариваю зленный чай. Просто потому, что вчера, после ухода Кирилла, я не смогла запихнуть в себя ни кусочка из той еды, что он оставил. А ее в фирменном пакете дорогого ресторана было очень много – словно она была рассчитана на ужин двоих. И это заставило меня задуматься: что если бы я была дома, когда он пришел. Что если бы не было той глупой ссоры. Той вспышки злости, которая определила ход событий вечера и застала врасплох нас обоих.
Вяло жую кашу, когда тишину в квартире нарушает звонок моего телефона. Положив ложку, я переворачиваю мобильный, чтобы посмотреть, кто на проводе и тут же застываю. Это Кирилл. Звонит мне со старого номера, который был у него пять лет назад. С того самого, на котором он неделю назад проигнорировал мои звонки и сообщения, умоляющие его о встрече.
Перевожу дыхание и беру телефон в руку, ощущая, как под гладким пластиком потеет ладонь.
- Алло.
- Минут через двадцать приедет доставка. Никуда не уходи, – не утруждая себя приветствием, объявляет Гордеев будничным тоном.
- Я и не собиралась, – огрызаюсь я, задетая его нахальной манерой отдавать приказы. – После вчерашнего, у меня вообще пропало желание выходить куда-либо до истечения отмерянных тобой трех недель. А подышать свежим воздухом я могу и на балконе, правда?
- Сегодня вечером у меня встреча, – продолжает он, словно не замечая моего сарказма. – Купи себе платье.
- Зачем?
- Затем, что ты пойдешь со мной.
- Тебе больше некого позвать? – спрашиваю я с притворным безразличием, ощущая, как во мне закипает гнев.
Неожиданно для меня Кирилл смеется. Этот густой звук с мягкой хрипотцой словно обволакивает каждый мой нерв, заставляя тонкие волоски на затылке встать дыбом.
- Зачем усложнять, если у меня есть ты? – от его вопроса, произнесенного ленивым бархатным голосом, по спине бегут мурашки.
- Ты считаешь сложным пригласить женщину пойти с тобой на встречу? – едко спрашиваю я, не в силах отказаться от колкости.
- Я считаю сложным пригласить женщину на встречу, а потом объяснять ей, что у одной ночи не будет продолжения, – парирует он жестко. – Ты же – совсем другое дело. Между нами все ясно и понятно – есть сделка, есть условия, есть срок.
Мысленно я ругаю себя за то, что не сдержала язык за зубами. Стоило понимать, что на любой мой выпад Гордеев ответит с отрезвляющей прямотой и жестокостью, которые ударят по мне самой.
- Что я буду там делать?
- А что обычно делают на встречах? – лениво спрашивает он.
- Я понятия не имею, поэтому и спрашиваю.
- Едят, разговаривают, хвастаются нарядами, – перечисляет он насмешливо.
- Я вряд ли составлю тебе хорошую компанию.
- От тебя это и не требуется. Нужно просто пойти. Про платье не забудь.
- Считаешь, что я выгляжу как оборванка и тебе придется краснеть за мой внешний вид?
- Веришь, мне вообще наплевать, что на тебе будет надето, – отвечает Кирилл равнодушно. – Но я подумал, тебе самой будет некомфортно, если ты пойдешь в джинсах и толстовке туда, где все будут в вечерних нарядах. Подозреваю, что в твоей дорожной сумке вряд ли нашлось место для платья.
К собственному раздражению, я вынуждена признать его правоту. Мне не в чем пойти на любую мало-мальски приличную встречу. А что значит почувствовать себя бедной родственницей среди роскошных дам я уже ощутила во время нашей памятной встречи в ресторане. И это точно не тот опыт, который я бы желала повторить. Конечно, платье, которое я могу себе позволить на зарплату учительницы, вряд ли сделает меня королевой вечера, но идти в джинсах и привлекать к себе всеобщее внимание – это верх безумия.
- К какому времени я должна быть готова? – уточняю я, признавая свое поражение.
- В семь за тобой заедет мой водитель.
- Пожелания по платью будут?
- Удиви меня, – с мягким смешком отвечает Гордеев и вешает трубку.
Забравшись с ногами на диван в гостиной, я с любопытством заглядываю в картонный пакет, который минуту назад доставил мальчик-курьер. Сверху лежит черный конверт без опознавательных знаков, под ним – небольшая белая коробка с вполне узнаваемым «яблочным» логотипом.
Телефон. Гордеев купил мне новый телефон. Нервно отложив коробку в сторону, я распечатываю конверт. Внутри нет ни записки, ни вкладыша – только черная пластиковая карта с тисненым золотом названием крупного банка падает мне на раскрытую ладонь.
Грудную клетку распирает от противоречивых эмоций. Во рту возникает горечь, а гадкое ощущение неправильности происходящего тяжестью ложится на сердце. В ситуации, в которой я оказалась, нет ничего нормального, я не питала насчет нее иллюзий, но вот эти демонстративные подачки со стороны Гордеева в один момент сделали все в разы хуже.
«Что это все значит?» – быстро печатаю на своем телефоне и, зажмурившись, нажимаю на значок, чтобы отправить.
Сообщение остается непрочитанным долгие десять минут, за которые я успеваю двадцать раз пожалеть о своем порыве. Не нужно было ему писать. Нужно было просто сложить все обратно в пакет и поставить у входа, чтобы Гордеев увидел его сразу же, как только соизволил прийти в эту квартиру снова.
«Что тебе непонятно?»
«Мне это не нужно».
«Считай это разумной предосторожностью с моей стороны. Теперь если ты будешь мне нужна, я буду уверен, что твой телефон случайно не разрядится».
Что ж, это объяснение вполне логично. После вчерашнего дня, когда он не мог со мной связаться, он решил, что хочет знать, где находится его «рабыня» 24 часа в сутки.
«Дешевле было бы купить мне пауэрбэнк», - иронизирую я скорее от безысходности, чем от реального желания получить от него в подарок портативную зарядку.
«Считаешь, мне нужно быть экономным?»
Я обвожу взглядом квартиру. Просторную квартиру в центре столицы с современным ремонтом и кучей дорогой техники. Квартиру, в которой постоянно даже никто не живет. Вряд ли у Гордеева есть причины быть экономным, но это не оправдывает этого жеста напоказ, который только унижает меня сильнее.
«А карта?»
«Напоминаю: два дня назад ты пришла ко мне, чтобы попросить денег. Если ты можешь позволить себе купить приличное платье без этой карты – вперед».
Я долго думаю, что написать в ответ. Но все мои идеи кажутся чересчур высокопарными и претенциозными. Для себя я уже решила, что просто не буду расплачиваться этой картой – это и будет лучшим ответом на то, куда Гордеев может засунуть свои деньги. И телефон тоже брать не буду. Мой старенький аппарат за ночь полностью зарядился и не отключится как минимум до вечера.
Сложив все обратно в пакет, я иду в спальню, чтобы одеться. Вчера, когда я возвращалась с прогулки по центру, я видела недалеко от метро указатель на известный торговый центр. Поэтому принимаю решение не медлить и отправиться за новым платьем прямо сейчас.
Шопинг, который я в принципе всегда любила, сегодня не приносит мне никакого удовольствия. Может быть из-за того, что сейчас лето, в демократичных магазинах, в которых я привыкла покупать одежду, сплошь рюши, цветочки и оборки, и даже по моему скромному мнению ничто из этого не подходит под определение «приличный», который обозначил Гордеев.
Конечно, мне бы хотелось обладать чуть большей информацией. Где будет проходить встреча, прописан ли там дресс-код, о котором Кирилл забыл упомянуть, в чем пойдет он сам? Но даже все эти вопросы не способны вынудить меня позвонить Гордееву.
Убив почти два часа на безрезультатные поиски наряда, я беру кофе и десерт на фудкорте и устало сажусь на диванчик. Через час мне нужно возвращаться в квартиру, чтобы успеть принять душ и накрасится. Если я не куплю ничего за это время, то перспектива приехать на встречу к Гордееву в джинсах и толстовке станет вполне себе реальной.
Я отправляю в рот кусочек торта и медленно жую пропитанный сиропом бисквит, как вдруг мой блуждающий взгляд цепляется за наряд в витрине магазина, название которого я вижу впервые в жизни. Ничего особенного – узкий черный топ с блестками и черные шелковые брюки, но я не могу оторвать от манекена зачарованный взгляд.
Позабыв про кофе и торт, я поднимаюсь с диванчика и, схватив рюкзак, мчусь в магазин.
- Здравствуйте, а можно померить наряд, который на манекене? – спрашиваю я девушку-консультанта.
- Остался только маленький размер, – говорит она с сожалением, но, окинув меня внимательным взглядом, добавляет: – Вам, может быть, будет как раз.
Комплект оказывается не просто как раз – он садится на меня так, словно его шили специально по моим меркам.
- Идеально, – подтверждает мои мысли девушка. – Такие вещи не всем идут, но вы выглядите просто потрясающе.
Покрутившись у зеркала, я с улыбкой сообщаю, что беру наряд и, только закрыв за собой дверь примерочной, бросаю взгляд на ценник.
Черт возьми.
Общая стоимость за топ и брюки стремится к сумме моей месячной зарплаты. С премией. Купив сейчас этот наряд, чтобы угодить Гордееву, я потрачу третью часть своих сбережений. Я точно не планировала спустить эти деньги на шмотки. А ведь еще нужно купить туфли и сумочку…
- Знаете, я еще подумаю, – говорю консультанту, ожидающему меня у примерочной, отчего-то чувствуя смущение. – Наряд нужен мне для сегодняшнего вечера, поэтому я определюсь и вернусь к вам в течение часа.
На лице девушки сохраняется профессиональная улыбка, когда она забирает из моих рук вещи, но моими словами она явно разочарована.
- Конечно, возвращайтесь.
В расстроенных чувствах я выхожу из магазина, на ходу поправляя лямку рюкзака. Я могу пойти в тот магазин, в котором я уже была в самом начале моих поисков, и взять бордовое платье с большим воланом и…
К черту!
Развернувшись, я решительно захожу обратно в магазин и направляюсь к девушке, которая приводит в порядок топ, который я сняла минуту назад.
Три часа спустя я в смятении рассматриваю свое отражение в зеркале. Еще совсем недавно в торговом центре я не сомневалась в своем выборе, сейчас же мой образ кажется мне то чересчур простым, то чересчур вычурным. Медленно провожу ладонями по фигуре, поглаживая шелковистую ткань. Широкие шелковые брюки собраны на талии поясом, подчеркивающим талию. Черный топ без бретелей, расшитый серебристыми пайетками, тесно облегает грудь, выставляя на всеобщее обозрение обнаженные ключицы и плечи. Эти вещи – самое дорогое, что есть в моем гардеробе. Я должна чувствовать себя королевой, но вместо этого гасну в собственных сомнениях.
Наверное, думаю я, было бы хорошо дополнить образ деталями – подошли бы колье или серьги, но с собой у меня только тонкая серебристая цепочка с кулоном, которые я обычно прячу под футболкой. Демонстрировать их окружающим, а тем более Гордееву, я не готова, поэтому сейчас это единственное доступное мне украшение надежно спрятано в кармане моего рюкзака.
Встряхнув головой, я взбиваю волосы, чтобы они небрежными прядями заструились по плечам. Я долго думала, как их уложить, но в итоге просто вымыла и высушила, оставив максимально естественными. А из косметики использовала весь свой нехитрый арсенал – ВВ-крем, тушь и румяна. И хотя сейчас я накрашена сильнее, чем когда-либо за последний год или два, я кажусь себе простушкой-самозванкой, которая по глупости собралась покорять высший свет столицы.
Я криво усмехаюсь и нервным движением поправляю топ. Наверное, было бы легче, если бы я понимала, что ждет меня вечером, но Гордеев по-прежнему держит меня в неизвестности относительно нашей встречи, а спросить самой мне не позволяет гордость.
Я бросаю взгляд на телефон, который я предусмотрительно поставила на зарядку, едва вернувшись с шопинга. До приезда водителя остается всего пять минут, а я едва справляюсь с нервами. Боюсь ли я? Скорее нет, чем да. Я волнуюсь. И это волнение поразительно напоминает давно забытое ощущение, котла ты собираешься на первое свидание и не знаешь, чего от него ожидать. Тебе любопытно, тебе боязно, но бурление адреналина в крови не позволяет сконцентрироваться на каком-то одном ощущении.
Ровно в 19.00 я на лифте спускаюсь к ожидающему меня «Мерседесу» Гордеева. Ноги слегка дрожат – в этом есть и тревога, и факт, что я давно не носила обувь на каблуках, а под сегодняшний наряд купила босоножки на довольно высокой шпильке. На сумочку деньги пожадничала, поэтому несколько наличных банкнот и пластиковую карту спрятала в карман брюк, а телефон теперь судорожно сжимаю в руках.
Дорога до пункта назначения занимает минут сорок, и все это время я не могу расслабиться. С одной стороны хочу, чтобы этот вечер поскорее закончился, с другой – если бы могла, тянула бы время до бесконечности. После вчерашней ссоры и того дикого поцелуя-наказания я не знаю, как вести себя с Кириллом. Господи, раньше я не была такой мнительной. Впрочем, с ним – была. И в школе, и позже в лагере. Просто тогда я куда лучше умела скрывать от окружающих свои чувства.
«Мерседес» мягко тормозит возле красивого исторического здания и, пока я пытаюсь собраться с духом, шофер открывает для меня дверь. Я озадаченно осматриваюсь по сторонам, рассчитывая увидеть Гордеева, но слышу лишь:
- Кирилл Евгеньевич уже внутри. Вас к нему проводят.
Передав меня под надзор молодого парня в пижонском зеленом костюме, водитель садится обратно в автомобиль и уезжает.
- Здравствуйте, Валерия, – говорит парень с дежурной улыбкой. – Меня зовут Борис. Пойдемте за мной.
Будь я в другом настроении, я бы пришла в восторг от потрясающего места, в котором оказалась. Но сейчас мое единственное стремление – не смотреть по сторонам, а удержаться в вертикальном положении, перемещаясь по отполированным деревянным полам на высоких каблуках. О чем я только думала, когда решила таким образом самоутвердиться и не позволить Гордееву снова смотреть на меня сверху вниз? Дурочка. Он все равно окажется выше. Скорее всего, не только в прямом, но и в переносном смысле.
Борис уверенно ведет меня по лабиринту помещений. Что это, думаю растерянно, клуб, ресторан, арт-галерея? Какой-то дикий фьюжн, нечто совершенно особенное. В таких местах мне бывать еще не доводилось, и вряд ли доведется, когда три недели, точнее две недели и пять дней, истекут, и я снова стану свободна.
- Добро пожаловать в «Кайзер», – пафосно произносит мой проводник и церемонно открывает тяжелую дверь.
Первое, что я вижу, когда мои глаза привыкают к полумраку, подсвеченному желтоватыми и красноватыми огнями, – это Кирилл, который стоит ко мне вполоборота. Лениво облокотившись о зеркальную барную стойку, он беседует с девушкой – потрясающей блондинкой в роскошном синем платье в пол.
Оробев, я не могу отвести от них глаз. Они хорошо смотрятся вместе. Слишком хорошо. Она что-то говорит ему, изящно жестикулируя, он склонил кудрявую голову, чтобы лучше ее слышать. Сразу видно, что их отношения – нечто большее, чем дружба. Нечто интимное. Возможно это его подруга. Девушка. Любовница. От этих мыслей я испытываю мгновенную острую боль, которая не желает уходить, даже когда я напоминаю себе, что Гордеев давно мне не принадлежит, и нас связывает только мстительная сделка.
Внезапно Кирилл резко понимает голову и оборачивается ко мне. Его цепкие глаза с длинными ресницами оценивающе осматривают меня с ног до головы и возвращаются к моему лицу. От его взгляда кровь в венах вскипает, обжигает щеки, горячит низ живота и подмышки. Хочется спрятаться от интенсивности ощущений, но, в то же время, мне приятно его пристальное внимание.
Пока я стою на месте, не зная, что делать дальше, Кирилл бросает несколько слов блондинке и, оттолкнувшись от стойки, идет прямо ко мне.
- Хорошо выглядишь, – говорит он вместо приветствия, лениво растягивая слова.
От его похвалы в груди теплеет, но встретиться с ним взглядом мне все еще кажется делом чрезвычайной сложности. Мои глаза упираются в кадык над воротником его рубашки. Ноздри щекочет запах — лесной, терпкий, знакомый.
Теперь, когда первые эмоции от встречи с Гордеевым немного улеглись, я понимаю, что наш с ним диалог привлек повышенное внимание у посетителей этого заведения. На нас внимательно смотрит роскошная девушка в синем платье, с которой еще недавно беседовал Кирилл, бармен за стойкой, какие-то люди за столиками. Если учесть, что помещение довольно маленькое, то за тем, как я, в сопровождении Гордеева, двигаюсь вглубь зала, наблюдает минимум половина собравшихся. Сам зал уютный, камерный. Похож на клуб, только в миниатюре. И публика здесь соответствующая – человек двадцать, но случайных тут нет. Точнее есть один – это я.
- Расслабься, – теплое дыхание касается моего уха и шеи, а от бархатного голоса что-то у меня в груди начинает вибрировать. – Это просто дружеская встреча за разговором о делах.
Хочется спросить, зачем здесь я, но в этот раз держу язык за зубами. Я не в том положении, чтобы спорить и, уж тем более, качать права.
- Я смотрю новые модели «Эпл» не так хороши, как старая добрая шестерка, – вдруг иронично произносит Гордеев, замечая телефон, который я крепко сжимаю в ладони.
- Меня мои вещи полностью устраивают, – отрезаю я. – И за зарядкой я слежу. Можешь не волноваться.
- Не то, чтобы я волновался, – в его голосе отчетливо слышна насмешка. – Это просто непрактично.
До того, как я успеваю ответить, Гордеев подводит меня к центральному столику, за которым уже сидят два мужчины, и подталкивает к свободному дивану.
- Это Лера, – говорит он, представляя меня своим знакомым.
- Андрей, - с вежливой улыбкой произносит приятный мужчина лет тридцати пяти, приподнимаясь в знак приветствия.
- Тимофей, – лениво отзывается молодой брюнет и небрежным кивком головы указывает на девушку в синем платье, которая в этот миг модельной походкой подходит к столу. – Моя сестра Кристина.
- Здравствуйте, – смущенно произношу я, оробев под направленными на меня оценивающими взглядами. – Очень приятно познакомиться.
Блондинка одаривает меня откровенно скучающим взглядом и, эффектным жестом откинув за спину платиновые волосы, садится рядом с братом. На каком-то интуитивном уровне я ощущаю ее враждебность. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять, почему ей неприятно мое общество – у нее есть виды на Кирилла. И вполне определенные.
Я присаживаюсь на миниатюрный диван, стараясь максимально отодвинуться к краю, но все же, когда Гордеев опускается рядом, наши бедра соприкасаются. Дергаюсь, как ошпаренная, а он словно не замечает: спокойно подтолкнув мне меню, закидывает руку на спинку дивана. Теперь его горячая ладонь лежит на бархатной обивке прямо за моей шеей – стоит мне лишь немного откинуться назад и мои волосы и затылок тут же соприкоснуться с его кожей.
- Тим, так что ты думаешь, насчет этих ребят из Омска? – как ни в чем не бывало, начинает разговор Кирилл.
- Я думаю, что потенциал там есть, но пока идея не стоит столько, сколько они хотят за нее получить, – с важным видом отвечает парень.
- Если они пойдут продаваться Колесову и скажут, что мы тоже их рассматриваем, он заберет их за эти деньги и дороже.
- Нахер им убогая фирма Колесова, если они нас получить могут? – Тимофей опрокидывает в себя грамм двести янтарной жидкости из бокала.– Никуда они не пойдут, пока мы им не откажем. А цену сбить я бы попытался.
Я вполуха слушаю оживленный разговор, который вертится вокруг спорного инвестиционного проекта, а сама невидящим взглядом пялюсь в меню. Близость Кирилла здесь и сейчас ощущается особенно остро. Нас разделяет такое ничтожно маленькое расстояние, что я чувствую каждое его движение.
- Вино? – я не сразу понимаю, что этот мужчина, Андрей, обращается ко мне.
- Да, пожалуйста, – отвечаю я, облизав внезапно пересохшие губы.
Я вообще пью крайне редко, но сейчас мне не помешает немного куража, который обычно дарует алкоголь. Подношу бокал к губам и пробую на вкус рубиновую жидкость. Два глотка. Вяжущее ощущение на языке. Горячее бедро, которое прижимается к моей ноге. Рука на спинке дивана. Щекочущий нервные рецепторы запах. И взгляд – внимательный, острый, который я время от времени ощущаю на себе. Как-то здесь и сейчас Гордеева стало слишком много, а ведь мы с ним даже не наедине.
Когда официант приносит закуску, я с облегчением пододвигаю к себе тарелку. Голода не ощущаю – просто хочется чем-то занять себя, чтобы не думать. Гордеев прав, я похудела. И если так продолжится и дальше, то к концу третьей недели я просто превращусь в скелет.
- Кирилл, в воскресенье в Конаково будет регата, – раздается капризный голос Кристины, когда Тимофей и Андрей выходят покурить. – В прошлый раз ты обещал взять меня с собой, помнишь?
- В эти выходные я буду занят, – спокойно отвечает Гордеев и вдруг его рука соскальзывает со спинки дивана и демонстративно ложится мне на плечи.
По спине бежит дрожь. Языки пламени лижут сначала обнаженное плечо, там, где его ладонь касается моей кожи, потом спускаются на грудь и живот.
- А как же твой принцип не работать по выходным? – за безумным стуком пульса в ушах, я едва различаю новый вопрос блондинки.
- Крис, я не работать планирую, – произносит Гордеев многозначительно.
Мои щеки вспыхивают от одной мысли о том, какой смысл он вкладывает в эти слова. Я растерянно выдыхаю. Кристина кривится и посылает мне ядовитый взгляд, но от меня он отскакивает, не причинив вреда. Куда ему – я настроена на другую волну, в которой Гордеев меня касается. Понимает ли он, что со мной происходит? Скорее всего, да. Он слишком проницателен, чтобы не заметить моего смущения.
- Я отойду, – говорит Кристина, с достоинством принимая удар.
Она грациозно поднимается с дивана и идет в сторону барной стойки, чувственно покачивая бедрами.
- Она тебя хочет, – я даже не сразу понимаю, что произношу вслух эту фразу.
Уголки рта Кирилла надменно дергаются, а в глазах зажигается насмешливый огонек.
- Все дело в том, что я ее не хочу. Но она младшая сестра моего партнера и грубить ей мне не хочется.
- Готова ехать?
Я поднимаю глаза от бокала, в котором уже долгое время монотонно взбалтываю остатки вина, и натыкаюсь на сумрачный взгляд Гордеева. Не знаю, почему он спрашивает. Я, конечно, очень стараюсь не показывать, что мне скучно, но вряд ли у меня выходит настолько хорошо, чтобы он обманулся. Готова ехать я была еще два часа назад.
- Да, - опускаю бокал на стол и без сожаления поднимаюсь с дивана.
Место, где мы провели этот вечер, на самом деле, приятное. Если бы я попала сюда в другой компании, я смогла бы расслабиться и отдохнуть, но под перекрестными взглядами сурового Гордеева, ядовитой Кристины и ее невыносимого братца, предпочла просидеть все время на месте, отстраненно слушая разговоры за столом, но не принимая в них никакого участия. Раньше, например, я очень любила танцевать, а сегодня диджей ставил очень классные треки. Несколько раз я порывалась встать, но Кристина такое шоу устроила на танцполе – я просто не рискнула с ней тягаться. Да и ради чего? Поражений с меня и так достаточно.
Из плюсов этого вечера – узнала что-то новое о Кирилле и о том, как он ведет бизнес: жестко и напористо, но честно. По крайней мере, из того, что я уловила, у меня создалось именно такое впечатление. Удивилась ли я? Нет. В его порядочности я никогда не сомневалась. Разве что позавчера, когда мы заключили безумный пакт о трех неделях. Но он за прошедшее с тех пор время не сделал ничего такого, что могло бы изменить мое мнение о его принципах. Тот поцелуй и последовавшая за ним сцена не в счет – сорвались мы оба.
Пока я выхожу из-за стола, Гордеев крепко жмет руки своим приятелям и договаривается о новой встрече. Я тоже бормочу скупые прощания и без сожаления направляюсь к выходу, но Кирилл перехватывает меня где-то на полпути. Обвивает руку вокруг моей талии и прижимает к своему боку. Меня в тот же миг с ног до головы простреливает высоковольтный разряд электрошокера и накрывает инстинктивный порыв – отодвинуться. Не потому, что неприятно – неожиданно. За пять лет я превратилась в неврастеничку, которая к любому тактильному контакту относится с осторожностью. Беспомощно поднимаю на него глаза, Кирилл лишь вызывающе вскидывает брови и жжет взглядом, будто с предостережением: «Только попробуй».
Внезапное подозрение заставляет меня оглянуться через плечо на тройку, которую мы оставили за столом. Так и есть. Кристина провожает нас завистливым взглядом, а значит, этот спектакль устроен для нее. Плевать, что я при этом чувствую.
Стоит нам оказаться за пределами «Кайзера» Гордеев, будто в подтверждение моих мыслей, тут же меня отпускает. Жар исчезает вместе с его рукой. Я вроде бы снова могу дышать. Не хочу только анализировать странное ощущение потери, которое быстро возникает, но медленно гаснет в груди.
Дорога обратно проходит в звенящей тишине, которую не спасают даже негромкие звуки музыки из автомобильных динамиков. На этот раз Гордеев сам за рулем. Может быть, потому что уже поздно и пробки не такие, как в час-пик. Говорил же, что не разлюбил ездить, наверное, эта поездка ему в удовольствие.
Ведет машину он, как всегда, уверенно. Не гонит, не суетится, не сигналит, даже когда нас на перекрестке подрезает громадный внедорожник. Задумчиво смотрит на дорогу. Лениво крутит руль. На автомате переключает коробку передач.
Такая ирония, что мне с ним спокойно. После той аварии, в которую я много лет назад попала с Ромой, я долго сплавлялась с фобией снова сесть не то, что за руль, я даже просто на пассажирское кресло забиралась с трясущимися поджилками. А с Кириллом нет. Никогда не боялась. Возможно, потому что другие, более сильные чувства, которые я испытывала рядом с ним, перекрывали все остальное. Даже страх. Вот и сейчас, несмотря на всю странность ситуации, в которой мы оказались, я неожиданно для себя расслабляюсь.
Удобнее устраиваюсь в кресле, откидываю голову на спинку и смотрю. Сначала за окно, за которым расстилается темная летняя ночь, потом, поддавшись какому-то внутреннему любопытству, перевожу взгляд на Гордеева. Нет, не на него, конечно. Смотрю на его колени, обтянутые брюками. На крупные ладони, которые небрежно лежат на кожаном руле. Дальше поднять взгляд не решаюсь – и без того сердце надувается, как шарик, грозящий разорвать грудную клетку.
Когда я ехала в Москву, я обещала себе, что не буду терзать себя прошлым. Не буду ни о чем сожалеть. Кирилл давно шагнул дальше, я тоже должна. Нельзя жить постоянными сожалениями. Просто нельзя. Да, я сама все разрушила. Да, чувствовала, что тогда он меня по-настоящему любил. Да, знаю, что никогда не простит. Я себя тоже не прощу. Но разве в этом сейчас есть какой-то смысл?
С губ срывается шумный вздох, который я не успеваю запереть внутри. Не вижу, но чувствую, что Гордеев поворачивает голову в мою сторону. Молчит. Я тоже молчу, но ощущаю, как с каждой секундой напряжение между нами усиливается. Как гроза, которая набирает силу, чтобы рвануть мощными раскатами позднее.
Наши глаза встречаются. Прочитать хоть что-то в темной глубине его зрачков нереально. О чем он думает? Раньше понимать его было сложно. Сейчас – просто за гранью моих возможностей. И все же…
Я не знаю, как это объяснить. Я просто не знаю. Но я вдруг чувствую в себе эту потребность. Сказать, ему как сильно я сожалею. Пять лет назад мне не хватило смелости сделать это глаза в глаза, как он этого заслуживал. Сейчас, конечно, поздно. Для него поздно. Но для меня это – незакрытый гештальт, который, как бы я ни барахталась, тянет меня вниз.
- Кирилл, – начинаю осторожно, но испуганно замолкаю, стоит ему припечатать меня мрачным взглядом. С ним всегда так. Я вообще не робкого десятка, но с Гордеевым все мое красноречие всегда летит в трубу.
Тишина между нами так и гудит. Сейчас даже уши закладывает, словно резко на высоту поднимаюсь.
- Говори, - голос низкий, отрывистый. Звучит как приказ, но я ведь сама хотела сказать, не он меня принуждает.
- Я хотела сказать, что мне жаль. Я… – перевожу дыхание, неосознанно комкаю шелковую ткань своих брюк. – Тогда пять лет назад… Я совершила ошибку.
Зачем я все это сказала? Ну, зачем? Кто меня за язык тянул? Выговорилась, называется. А чего добилась? Гордееву на мои извинения наплевать. И без того хрупкое перемирие между нами безвозвратно разрушено. А сама я, вместо желанного освобождения, испытываю лишь стыд, горечь и отчаянную потребность исчезнуть.
От Кирилла, пока мы ждем лифт, чтобы подняться в квартиру, исходят такие мощные волны ярости, что я не решаюсь даже взгляд оторвать от пола. Что его так взбесило? Почему сейчас он даже злее, чем был вчера, когда мы с ним схлестнулись из-за моего отсутствия и выключенного телефона?
Хмурюсь, разглядывая свои ноги в босоножках на немыслимом каблуке. Убеждаю себя, что только в них причина того, как неустойчиво я ощущаю себя на ровном месте. Не нужно было мне их покупать. Не нужно было наряжаться. Пошла бы в джинсах – это ровным счетом ничего бы не изменило.
Металлические двери лифта захлопываются за нами, спустя двадцать секунд открываются снова. Пустынный холл, небрежное позвякивание связки ключей. Когда Гордеев открывает дверь в квартиру, я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать. Это рефлекс, который срабатывает быстрее, чем я успеваю погасить его.
- Тебе, наверное, пора идти, – смущенно бормочу я, замирая на пороге.
Сейчас почти полночь. А он ни разу не задерживался со мной после девяти. Конечно, по двум вечерам делать выводы глупо, но… Он же не собирается остаться сегодня? Завтра ему на работу. Господи, ну, какая же я идиотка, он босс – строгий график не для него. О чем я только думаю?
Словно прочитав мои мысли, Гордеев подталкивает меня вперед и бросает резкое:
- Когда мне будет пора, я дам тебе знать.
На ватных ногах захожу в прихожую, машинально щелкаю выключателем.
- Уже поздно. Я пойду спать, – делаю попытку обойти его, но он играючи блокирует мой порыв, сильно сжав предплечье, и толкает к стене.
От неожиданности из горла вырывается приглушенный вскрик, а сердце сбивается с ритма. В ту же секунду горячая ладонь ложится мне на затылок, сминает волосы, тянет их у корней. Мне не больно, скорее, тревожно и волнительно.
- Что… Что ты делаешь?
- Беру то, что мне нужно, – хрипит в лицо, твердым телом прижимая меня к стене. – Не твои долбанные извинения.
Заторможено смотрю на него, не в силах оторвать взгляд. Он злой. Пугающий. И все равно красивый. На скулах проступили красные пятна. Глаза натурально безумные – зрачки так расширились, что поглотили стальную радужку. Никогда не видела его в таком бешенстве. Неужели все из-за слов, что я посмела сказала в машине?
- Я не хочу.
- Не помню, чтобы я сейчас спрашивал, – цедит с циничным смешком, резко наклоняется и захватывает зубами чувствительную кожу на шее. – Согласилась ты раньше.
Я потрясенно охаю и обеими руками упираюсь Гордееву в грудь в попытке оттолкнуть, но единственное, чего добиваюсь – он крепче стискивает ладонью мой затылок, вынуждая запрокинуть голову, и влажным языком проводит вниз по шее. В ту же секунду мое изголодавшееся по ласке тело простреливает мощный разряд возбуждения.
- Отпусти, – шепчу на выдохе.
На Кирилла мое требование не производят никакого впечатления. Губами, зубами и языком он продолжает терзать мою шею. Свободную руку кладет на грудь и умелыми движениями гладит твердеющий под тонкой тканью топа сосок. Я мелко дрожу, словно в лихорадке. Из горла вырывается рваный стон, пока Гордеев ведет руку вниз между нашими тесно прижатыми телами и вдруг накрывает ладонью промежность, надавливая пальцем прямо по центру.
Собственное тело предает меня, бурно реагируя на беспощадную сексуальную атаку. Желудок скручивает спазмом. Жар, который тлел в груди, стремительно несется вниз, опаляя бедра и живот. Колени становятся ватными.
- Расслабься, – советует он и резко задирает топ, обнажая полоску кожи на животе.
Расслабься. Он сказал расслабься? Думает, я могу?
Мое желание, бегущее по телу от макушки до пяток, вряд ли чем-нибудь уступает ярости Гордеева. Так что, если бы он не держал меня в эту секунду, я бы просто осела на пол, как переспелый плод с плодородного дерева. Если это в его понимании значит «расслабиться» – что ж, я могу.
На горячее прикосновение его ладони к животу мое тело реагирует судорожным спазмом мышц, о существовании многих из которых я даже не представляла. С губ срывается глухой стон, отзывающийся бурным клокотанием в груди Гордеева.
Не теряя времени, он пробегается пальцами по животу и подцепляет бегунок молнии, на которой держатся мои брюки. Вжик. Шелковая ткань легко соскальзывает с бедер и мягким облаком ложится у ног.
Я жмурюсь, понимая, к чему все идет, но остановить его, остановиться сама не могу. Колени превращаются в желе и единственное, за что я могу ухватиться – его плечи, оказываются в плену моих рук.
За годы одиночества я много раз представляла себе наш с Кириллом секс, вспоминала, как это было. Вряд ли я когда-то всерьез размышляла, как это будет снова, поэтому сейчас оказываюсь совершенно неподготовленной к взрыву эмоций внутри. Дело даже не в том, что мое глупое тело жаждет разрядки. Дело в том, что оно хочет разрядки именно с этим человеком. Словно не было этих пяти лет. Словно мы снова на заднем сидении его «Доджа».
Пока внутри меня ведется этот бессмысленный диалог, Кирилл отодвигает трусики в сторону и, не встречая никакого сопротивления с моей стороны, скользит пальцами внутрь. Я всхлипываю и закрываю глаза. Меня лихорадит. В крови вспыхивают искры, сердце молотит в грудь, рот увлажняется слюной. Там внизу я тоже мокрая, чувствую, как влага стекает по внутренней поверхности бедра, позволяя его пальцам свободно двигаться там, где сосредоточено мое желание.
- Не хочешь, да? – рвано выдыхает в сгиб моей шеи Гордеев, продолжая бесстыдно трогать меня. – Какая же ты лгунья, Александрова. Всегда была.
Обидные слова проникают в сознание сквозь плотный слой возбуждения. Знаю, что должна оттолкнуть его. Но я слишком потрясена, чтобы сопротивляться его настойчивости и своему собственному желанию. Медленно, но верно, схожу с ума. Под закрытыми веками раскручиваются огненные спирали удовольствия. Голос рассудка окончательно заглушают растрепанные чувства.