«Влад, как ты мог со мной так поступить?.. Почему оставил меня… НАС оставил, Влад?»
Я сложила ладони на столе. Пальцы лёгкой дрожью выдавали моё состояние, но на меня никто не смотрел, все взгляды устремлены на нотариуса и бумаги, что он принёс. Белая скатерть и моё чёрное вдовье платье. Какой резкий контраст… Слёз больше нет, они кончились ещё на кладбище.
Зинаида Павловна, наша экономка, тихой тенью скользит вокруг стола, за которым остались только свои. Она убирает лишнюю посуду, обновляет графины с водой и ставит перед Валентиной Эрастовной, тёткой Влада и Вадима, очередную бутылку вина. Новый молодой «друг» тёти Вали, тут же наполняет ей бокал. Эдик, кажется…
Ужасно жарко. Головная боль терзает всё сильнее, и я рассеянно потираю висок, пытаясь унять её. Есть не хочется совсем. Меня мутит от духоты, от круговерти всех этих незнакомых лиц, выражающих свои соболезнования. Скорее бы всё кончилось.
Рядом со мной на столе, как ни откуда, появляется пластинка с обезболивающим. Я поднимаю глаза и вымученно благодарно улыбаюсь Зинаиде Павловне. Хорошая, чуткая женщина. Качаю головой, и жестом показываю, что пить лекарство не буду: само пройдёт, это просто усталость. Так же велю ей убрать мой прибор, и оставляю себе только бокал с водой. Экономка хмурится: я не съела ни кусочка. Бросает быстрый взгляд в сторону Вадима и молча уносит мою тарелку.
Вадим… Брат-близнец Влада. Они очень похожи с ним. Вернее, были. Были похожи, как две капли воды.
Стараюсь не смотреть лишний раз на него: то же лицо, та же одежда, даже одинаковый парфюм. Сердце каждый раз болезненно сжимается – Влад… но это не он.
«Моего мужа больше нет», – в который раз повторяю себе и всё равно не могу в это поверить.
Я часто путала их издалека. Влад и Вадим, настолько они старались быть похожими. Только это всё видимость. Они совершенно разные по характеру.
Влад переменчивый, точно апрельский ветер. Сейчас он нервный, взвинченный, срывается на всех по пустякам, а через мгновение улыбка не сходит с его лица. Он весел какой-то пьяной радостью, бурлит точно шампанское, заражая весельем всех вокруг, и дышит полной грудью взахлёб, словно не может надышаться самой жизнью. Вернее, не мог…
Вадим другой. С первого дня знакомства, он воздвиг перед собой гранитную стену. И сколько бы я не пыталась подружиться с ним, гранит в глазах Вадима не исчезал ни на секунду. Не помню, чтобы он когда-нибудь улыбался. Вечно хмур и будто всем недоволен – моей одеждой, моим голосом, всей мною.
Я ему ненавистна, и он этого не скрывал.
В некотором смысле я могу понять его чувства. До моего появления в жизни Влада у них с братом всё было общее – дом, пусть небольшой, но доходный бизнес. А тут я…
После нашей свадьбы с Владом, их бизнес пошёл в гору. Не без помощи моего отца, конечно. Связи решают всё, да. И Вадим это понимает. Понимал…
Их сеть маленьких магазинчиков стремительно выросла в крупный холдинг. Небольшой домик сменился на двухэтажный особняк с мраморными лестницами и штатом прислуги. Но жили мы по-прежнему вместе – мы с Владом и Вадим. Как-то так получилось, что Влад убедил меня, что не хочет разлучаться с братом: они с детства привыкли быть вместе. Мол, пока у Вадима никого нет, почему бы ему не пожить с нами? А как найдёт себе девушку, тогда и съедет. Но, видимо, у Вадима характер не только со мной не сахар, потому что пока у него так никто и не появился…
Каждое утро, встречаясь с ним взглядом во время завтрака в столовой, я понимала, что он меня просто терпит. Вернее, терпел.
Сначала терпел факт моего существования в их жизни с Владом из-за моего отца и тех возможностей, что даёт родство с ним. Потом мой отец умер, и Вадим стал терпеть меня из-за брата. Сейчас же причин больше не осталось…
Я сделала маленький глоток воды из бокала и еле слышно вздохнула: что теперь будет? Как мне теперь жить?
Вадим закончил читать, расписываться в бумагах и нотариус вежливо откланялся.
«Как ты мог, Влад? Как ты мог оставить меня и детей ни с чем?!»
Как только экономка проводила поверенного, Валентина Эрастовна откинулась на стуле, обмахиваясь салфеткой, сбросила с лица вежливую улыбку и недовольно поджала губы. И в без того душной столовой моментально накалилась атмосфера. Женщина шумно хлебнула вина и рванула с места в карьер, по базарной привычке сразу перешла на повышенный тон:
– Я не понимаю, как такое могло произойти?! Владюшенька оставил меня без средств к существованию?! А ведь я вас двоих вырастила, не бросила, когда моя беспутная сестрица в каком-то притоне окочурилась! Челноком стала ездить и вот тут, на этом самом горбу, – похлопала себя ладонью по загривку, – чувалы со шмотками таскала, чтобы вас двоих вырастить-выкормить! В жару и холод на рынке стояла, чтобы копеечку в дом принести…
Она в картинном жесте поднесла салфетку к жирно подведённым чёрной подводкой глазам и напоказ принялась громко надрывно всхлипывать. От чего ядовито-яркие пластмассовые серьги в её ушах стали сотрясаться и глухо постукивать.
– Я знаю, тёть Валь. Мы с Владом всегда тебе были за это очень благодарны. Именно поэтому тебе на счёт от нашего… моего холдинга поступают достаточные средства для оплаты твоих поездок в южные страны и других, – Вадим сделал неопределённый жест рукой в сторону Эдика, – небольших слабостей.
– Да, южных! Потому что из–за этого треклятого рынка у меня развился артрит и я не переношу наши русские морозы! – ещё сильнее взвилась Валентина Эрастовна. – Но я всё равно, искренне не-по-ни-ма-ю! Дома, дачи, машины, холдинг – всё следует поделить в равных долях…
– М-м, холдинг… Ясно, – тихо сказал Вадим и усмехнулся, пристально глядя на неё. Но в его голосе так отчётливо лязгнула сталь, что даже у меня побежали холодные мурашки по спине.
Тётка осеклась и забегала глазами по столовой, лишь бы не встречаться с племянником взглядом:
– Нет, не холдинг, конечно же… но всё остальное… – сбивчиво проблеяла она.
Тут её взор упал на меня. Она вновь расправила плечи, подбоченилась, насмешливо смерила меня презрительным взглядом, и указала Вадиму на меня рукой:
– Нет, я прекрасно понимаю, почему он эту потаскуху наследства лишил. Всё верно: принесла ему в подоле двух щенков от неизвестного кобеля. Но меня-то? Меня-то за что, я спрашиваю?!
Я застыла в ужасе, не в состоянии переварить услышанное – кто потаскуха? Я?! Это сейчас говорит та самая женщина, которая бегала за мной, называла доченькой и уговаривала не отменять свадьбу из-за размолвки с Владом? Та самая тётя Валя, которая всегда привозила из своих поездок гостинцы и сувениры моим двойняшкам, тискала их и называла любимыми внучатами? Это именно она же сейчас назвала их «щенками от неизвестного кобеля»? Господи, что с людьми деньги-то могут сделать…
– Чего вылупилась? – ехидно хмыкнула тётка. – Владюшенька в детстве свинкой переболел, бесплодным стал. Не мог он иметь детей. У него и справка имелась. Не ожидала, что правда на свет вылезет? Да только шила в мешке не утаишь… Святой он человек, Владюшенька был, простил тебя и принял чужих детей как своих. А ты, паскудина такая, трясла от него подолом направо и налево, совсем его не ценила. Всё, кончились твои пляски! Давай, иди, собирай свои манатки и выметайся со своими приблудками! Чтобы духу твоего здесь не было!
В моей голове зашумело и лицо бросило в краску: о чём она говорит? Какая свинка? Какая справка? Я никогда других мужчин, кроме Влада не знала… Он мой первый и единственный…
Вадим бросил на меня быстрый нечитаемый взгляд и открыл толстую папку, которую оставил ему нотариус.
– Лана с детьми вольна оставаться в этом доме и жить столько, сколько пожелает, – сухо произнёс он, глядя в бумаги. – Извини, тёть Валь, но ты не имеешь никакого права распоряжаться в МОЁМ доме. Лучше посмотри на это…
Кровь застучала в моих висках и я уже не слышала то, о чём он дальше говорил. Я встала и, покачиваясь, вышла из-за стола. Покинула столовую и стала медленно подниматься по мраморной лестнице на второй этаж, держась за перила и боясь потерять сознание: до меня внезапно дошёл весь ужас сложившейся ситуации.
Мой супруг неожиданно умер от инфаркта. Задолго до этого, возможно, ещё до нашей свадьбы, Влад составил завещание, по которому всё его движимое и недвижимое имущество в случае смерти переходит брату, Вадиму. Оно и понятно, в провинции тёмные времена лихих девяностых не прекращались никогда. В любой момент можно схлопотать пулю в лоб или гранату в офис, не подели власть и деньги с каким-нибудь бандитом… Не сомневаюсь, что тоже самое сделал и Вадим – написал завещание в пользу брата.
Но вот прошли годы, сменилось место жительства, Влад женился на мне, они освоились в столице. Про завещание Влад и думать забыл. Оно остаётся не исправленным, даже когда у нас с ним появляются дети.
А теперь, после его внезапной смерти, родственники моего мужа обвиняют меня в неверности и указывают на дверь. Я, по сути, оказалась с двумя маленькими детьми на руках без крыши над головой и средств к существованию!
Тихо прокравшись к детской, я приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Мои малыши уже спали в кроватках. А рядом, в кресле, читала книгу оставшаяся на ночь няня: Вадим попросил её из-за похорон. Няня поверх очков для чтения посмотрела на меня и показала жестами, мол, всё хорошо. Шумные трёхлетки наконец-таки угомонились и крепко уснули.
Бедные мои детки… они ещё не понимают, что их любимого папочки больше нет. Во время поминок они бегали в саду между гостей и искренне недоумевали, почему все одеты в чёрное, и когда же будут клоуны… Называли Вадима «папой». Брать с собой их на кладбище Вадим строго-настрого запретил, и я была с ним согласна: пусть запомнят отца живым.
Я вышла из детской и тихо закрыла за собою дверь поплотнее: тётя Валя вполне может переборщить с алкоголем и подняться для дальнейших выяснений отношений. Надеюсь, она не надумает выгнать меня с малютками посреди ночи? Даст хотя бы дождаться утра и спокойно собрать наши вещи? Боже, а что я вообще могу забрать? Всё же теперь принадлежит Вадиму…
Вадиму, который меня ненавидит.
Конечно, я могу обратиться в суд и оспорить завещание, написанное до нашего с Владом супружества. Попытаться защитить хотя бы интересы детей. Но Вадим… он же меня попросту размажет. Натравит легион из лучших адвокатов. А у меня сейчас и на одного-то средств нет. Из отцовского наследства осталась только старая дача в каких–то дебрях. Ветхий домик с дровяной печкой и протекающей крышей.
Я остановилась перед нашей с Владом комнатой, не в силах открыть дверь и войти внутрь. Всё в ней напоминало о нём. Как будто он только что уехал на работу и скоро вернётся. Он никогда не уезжал в командировки, знал, что я по нему скучаю. В командировки уезжал Вадим. И это всегда были самые счастливые дни, словно опять наступал медовый месяц. Влад старался больше времени проводить со мной. Мы гуляли, когда, наконец, выбирались из спальни. И целовались, целовались…
– Ла-Ла-Лана… – наш тайный знак с Владом.
– Ла-Ла-Лана… – он близко наклонялся, почти касаясь губами моей шеи.
– Ла-Ла-Лана… – язык скачет во рту и его жаркое дыхание упругими короткими толчками бьётся в мою кожу, заставляя быстрее биться моё сердце и бежать мурашки по телу.
Когда он так делает, это значит, что мой муж сейчас тёплый апрельский ветер, который ласково подул с юга. Это значит, что я могу прижаться к Владу и поведать обо всех своих маленьких переживаниях, получить поддержку и понимание. Именно этого знака я ждала последние недели, чтобы рассказать мужу нечто важное.
То, что теперь рассказать ему не смогу никогда…