Как же часто мы совершаем ошибки. Вот только, как редко понимаем, что любая из таких оплошностей, может обернуться для нас непоправимым, фатальным исходом.
Мои глаза закрыты, но я всё равно вижу, чувствую их взгляды. Мерзкие, липкие, медленно ощупывающие каждый миллиметр моего полуголого тела. Тело, прикрытое лишь тонким, кружевным лоскутом, который с огромной натяжкой можно назвать пеньюаром. Жадные взоры были столь осязаемы, что я начала ощущать скользкие прикосновения к своей прохладной, покрывшейся мурашками от тошнотворной брезгливости коже. Ноги будто приросли к небольшому постаменту, на который, всего несколько минут назад, меня выставил, как диковенную зверушку, этот жалкий ублюдок Данатан. Тугая, ажурная маска намертво прилипла к бледному от страха лицу, а стискивающие запястья и щиколотки массивные, тяжелые оковы, безжалостно травмировали нежную плоть. В голове не было ни единой мысли. Вообще, было стойкое ощущение, что я сплю и мне снится страшный, ужасающий своей правдоподобностью, сон. Захотелось приподнять руку и, как следует размахнувшись, отвесить самой себе смачную оплеуху. Но жесткие, стальные тиски, сковавшие мои заледеневшие, покрывшиеся колкой дрожью конечности, варварски швырнули в непроглядную реальность, растворяя жалкую, призрачную надежду на то, что всё это странный, ночной морок.
- Голову опусти, рабыня, - издевательски мурлыкнул Данатан, стоящий рядом с мрачным, колким постаментом. Нагие ступни обжигало промозглым холодом, которым был пропитан бездушный, необтёсанный камень. Данатан - рогатый, наглый скот, для которого, где-то здесь, поблизости, уж точно приготовлен отдельный котел, еле заметно придвинулся ближе и, царапнув острым ногтем спину, тихонько добавил, - сейчас ты не такая смелая, м? Смертная?
Склонив голову ниже, сцепила ходившую ходуном челюсть и, сжав дрожащие кулаки, наконец, распахнула глаза. Черная, матовая, каменная глыба, на которой стояла я, была расположена в самой сердцевине огромного, мрачного зала, по мраморному полу которого ползли коварные, изогнутые тени присутствующих здесь бесов. Бесы - самые настоящие отродья Преисподней, и, кстати говоря, так не похожие на тех существ, которых очень часто описывают в книгах. Они не покрыты жесткой шерстью, нет у них и свиного пяточка вместо носа. Вполне себе презентабельные личности в дорогущих костюмах, с лоснящимися, холёными мордами и наглыми, голодными ухмылками. Если бы не знала, что нахожусь в месте, где разогревают котлы для провинившихся грешников, подумала бы, что меня привели на какую-то закрытую вечеринку для бесящихся с жиру толстосумов.
Погруженный в дымный, красноватый полумрак зал со всех сторон давил своей гнетущей, удушающей атмосферой. Исполинские резные колонны, словно безмолвные, угрюмые стражи выстроились вдоль замковых стен. Оскалившиеся уродливые, каменные морды неведомых чудовищ, чьи пустые глазницы были направлены в сторону гребанного постамента, навечно замерли у мощного основания витых столбов.
Ноздри забило сладковатыми, приторными ароматами, которыми было окутано внушительное помещение. И, казалось, как только я распахнула глаза, удушающий запах стал проникать в моё тело стремительнее, норовя затуманить раскалывающуюся от дикой боли голову. Захотелось пить.. сделать несколько жадных глотков чистой, прохладной воды. Ощутить, как она нежно касается кончика языка и живо обволакивает засахаренное нёбо.
Пить..
Мысленно вопила я, чувствуя, как сердце начинает сильнее, учащеннее барабанить в груди.
- Ммм.. вдохни поглубже, милая. Сладостный дурман поможет тебе расслабиться и продемонстрировать себя перед Властелином во всей красе, - шепнул бес, выпуская из своей ухмыляющейся пасти бледно-розовый морок. Полные, мясистые губы шоколаднокожего демона изогнулись в злобной, издевательской усмешке, заметив, как я судорожно сделала крохотный вдох, стараясь меньше запускать в легкие эту розовую дрянь.
Разлепив потрескавшиеся от непреодолимой жажды губы, оскалила ровные, белоснежные зубы и сипло прохрипела:
- Да пошел ты..
Тихий, едва слышный смешок и едкое, язвительное:
- Ц..ц..ц.. сладенькая. Я хоть и не твой хозяин, но тоже многое могу. Например.., - острая, невыносимая боль вгрызлась в обнаженную поясницу и неспешно, словно ядовитый токсин, стала расползаться по моему замершему телу, - сладко, правда? - мяукнул зеленоглазый рогато-копытный и уже через секунду вытащил свои длинные, черные когти, которые так лихо вошли в мою нежную плоть, - ну-ну.. тише.. тише, смертная, - израненного места коснулась горячая, широкая ладонь и та пульсирующая боль, разрывающая тело на мелкие кусочки, тут же сошла на нет. Будто.. будто бы и не было этих ужасающих секунд, которые я пережила несколько мгновений назад, - это был всего лишь урок, усвоив который, ты сможешь протянуть немного дольше остальных жалких людишек. Знай своё место, рабыня. Ведь ты добровольно продала мне свою душу. А это значит, что больше себе ты не принадлежишь. Ты безвольное существо, которому осталось жить не больше нескольких дней.
Резкий, шипящий звук послышался справа, вынуждая меня нахмуриться и слегка повернуть голову, вонзаясь безразличным взглядом в перешептывающуюся, сверкающую драгоценными камнями толпу, которая стала медленно оседать в глубоком, почтительном поклоне.
- Склонись же, смертная! - рыкнул бес, падая ниц на мрачный, каменный пол рядом с моим постаментом.
Бегло облизнув губы, я осторожно осмотрелась и поняла, что единственная, кто так и не приклонил колени перед..
Воспоминания.. Они безжалостно вгрызаются, терзают, заставляя снова и снова проживать самые страшные, жуткие моменты в нашей жизни.
Полгода назад.
Колючий, режущий своими острыми, зазубренными лезвиями холод беспощадно бороздил по моим скрюченным дрожащим пальцам, которые судорожно сминали белоснежные листы. Листы, на которых был отпечатан мой приговор. Мелким, латинским шрифтом вбит страшный диагноз, который навсегда поставил точку в моей жизни. Я не замечала спешащих людей, которые, обходя выступившую из-под мягкого, пушистого снега гололедицу, мечтали, как можно быстрее, оказаться в теплом местечке с чашкой ароматного чая. Не замечала, как тяжелые, ажурные снежинки падали на мою неприкрытую голову, безжалостно холодя и без того продрогшее тело.
Мне было всё равно.
Всё равно, если я примёрзну к этой треклятой скамье и умру, тихо засыпая, убаюканная предновогодней стужей. Всё равно.. ведь чертов рак итак сожрёт моё бренное, гниющее изнутри тело, не дав возможности лицезреть, как дохнет тот, кто жестоко уничтожил меня десять лет назад. Волосы влажными, стылыми прядями висели вдоль мокрого от слез лица, а приоткрытый, искривленный рот замер в немом крике отчаяния и боли.
Нет.. нет..
Заледеневшие пальцы с силой сжали несчастные, хрустящие листы, необратимо уродуя заключение онколога. Мне не страшна смерть. Не страшно то небытие, куда я кану после мученческой кончины. Я боялась только одного - он не ответит за то, что совершил. Не поймет, что полная безнаказанность, которая окутала его тучное тело, исчезнет навсегда, как только мой план, формировавшийся в голове долгое время, придет в действие. Губы дрогнули в истеричной, болезненной усмешке, разрывая сердце на мелкие кровоточащие кусочки. Это чудовище будет жить. Будет дальше безбедно существовать, уверенный в своем завтрашнем дне.
А ты, Полина - сдохнешь, разлагаясь в дешёвом, дощатом гробу, так и не отомстив за свою мать и младшую сестру.
Тупая, мрачная обреченность заставила выронить смятую бумагу на грязный снег. Непослушные губы приоткрылись, выбивая из глотки тихий, едва слышный хрип:
- Мама.. мамочка.. я готова на всё, чтобы он сдох. Готова на всё, чтобы только успеть уничтожить его. Готова на..
Тихий, хлёсткий щелчок серебристой зажигалки послышался сбоку, а вкрадчивый, мурлыкающий голос неторопливо прошелестел:
- На что? На что ты готова, чтобы изуродовать его жизнь?
Находясь в мучительной, раздирающей нутро агонии, я медленно повернулась и взглянула на сидящего рядом мужчину, который, закинув ногу на ногу, выдохнул сизый, сигаретный дым в пасмурное, свинцовое небо. Темная кожа цинично ухмыляющегося парня яро контрастировала на фоне белоснежного, паркового пейзажа. Кожаная, одетая совершенно не по погоде куртка обтягивала мощные руки и мускулистую грудину незнакомца. Длинные пальцы легко держали тлеющую сигарету, неспешно сбрасывая белесый пепел, который тут же подхватывался декабрьским ветром и уносился прочь. Проглотив горькую слюну, я бегло облизнула потрескавшиеся на морозе губы и, трясясь от пробиращего до самых костей холода, едва слышно просипела:
- Что.. что вы сказали?
Хохотнув, чужак кинул на меня искрящийся смехом взгляд и, стиснув белоснежными зубами папиросу, подался вперед, обдавая мое застывшее тело испепеляющим жаром:
- На что ты готова, Полина? М? Что готова отдать, чтобы твой отец медленно умирал, корчась в болезненных, предсмертных судорогах?
Настоящее время.
Я отдала свою душу.
Без всякого сожаления, без оглядки на прожитую жизнь, без опасения, что придется вечность гореть в адовом пламени. Отдала то, что у меня осталось. То, что и так придется отпустить, корчась в невыносимых, раковых муках.
Душа..
Вот только, я понятия не имела, что вместо того самого огня, в котором думала буду гореть до скончания времен, меня выставят на каких-то торгах, да еще и как диковиную игрушку, подадут на блюдечке этому наглому, самодовольному Властелину.
Ух, глазищи..
Серые моргалки то и дело переливались кроваво-красным сиянием, распространяя по телу нервную, ледяную дрожь.
- Я жду, Данатан! Представь нам эту..., - ленивый взгляд прошелся по мне от самых кончиков пальцев на ногах до тоненькой прядки волос, выбившейся из высокого хвоста, - эту особь.
Особь?
Ах ты ж бес рогатый.. я тебе покажу, особь.
Сжав челюсть, задрала подбородок повыше, встречаясь взглядом с обнаглевшим Повелителем рогато-копытных. На мгновение мне показалось, что он разозлился от такой безумной, непозволительной дерзости, ведь даже Данатан до сих пор стоит, склонив голову, перед своим предводителем племени "рога и копыта". А тут, какая-то смертная, посмевшая бросить вызывающий взор на Его Скотейшество.. но, где-то в глубине этих жутковатых глаз, мне почудилась мелкая, еле заметная искорка любопытства или.. интереса, что же я буду делать дальше?!
- Чистая. Договор заключен. Все условия соблюдены.
Громовой голос рядом стоящего демона резко ударил по барабанным перепонкам, оттягивая всё внимание Властелина на согнувшегося в три погибели беса.

Артэн. Властелин Тёмного царства.

Полина Ростова.
Рабство - жестокая истина, пожирающая тебя, как личность. Не оставляющая от твоей души и следа. Смогу ли называть своего поработителя хозяином? И вообще, что ждет рабыню в этих холодных, каменных стенах мрачного замка в самой Преисподней.
Длинные, пепельного цвета волосы собраны в небрежный пучок, квадратный, волевой подбородок упрямо вздернут, а бледно-голубые глаза, не отрываясь, смотрели на главаря бесовских отродий.

Было в этом демоне, а этот пришлый был точно им, что-то такое, приводящее к невольному спокойствию что ли.. Его уверенность, холодность и твердость заставляли смотреть на него с надеждой, которая мне весело помахала ручкой, стоило моей ноге коснуться бездушного камня мрачного постамента. Непроизвольно подумалось даже, что этот мужчина не такой изверг, как сидящий на троне гигант. Или мне просто хотелось верить, что здесь найдется хоть кто-нибудь добрее слюнявого, скалившего острые зубы цербера.
- Так.. так.. таааак. Кто это почтил меня своим присутствием?! Вескер? Какими судьбами?
Мяукающий, протяжный голос дьявола мог показаться весьма доброжелательным, но сверкающие кроваво-красные искры на дне его пытливых, пронизывающих глаз и сжавшиеся в кулак смуглые пальцы говорили о том, что вождь крылато-ущербных не рад видеть прибывшего гостя. Даже Данатан, тихонько сопевший рядом, скрипнул зубами, глядя на пепельноголового.
Любопытненько, однако. Если этот мужчина столь неприятен этим двоим, то уж лучше пусть он купит меня.
Находясь в собственных мыслях, я не заметила, как бледноглазка подошел ближе и, встав лицом ко мне, а задом к злющему Властелину, приподнял мой подбородок, заглядывая в скрытое под маской лицо. Его пальцы были холодны, как лёд. Захотелось отодвинуться и сделать небольшой шаг назад.
- Стой спокойно.., - шепнул он так тихо, чтобы слышала только я.
Нахмурившись, я замерла, позволяя этому амбалу разглядывать меня, как какой-то выстовочный материал, который вот-вот уйдет с молотка в добрые руки. Находясь в каком-то непонятном трансе, я видела, как он наклоняется к моему лицу и, коснувшись носом щеки, еле слышно втягивает раскаленный, потрескивающий наэлектризованной энергией воздух. Пальцы сильнее впились в подбродок, выбивая из моей груди тоненький, болезненный писк, а мощное тело демона резко отшатывается, вынуждая дежурившего поблизости Данатана сделать порывистое движение вперед. Я ничего не понимала. Та мымра губастая тоже обнюхивала меня, как какая-то ищейка и ей так же не понравился мой запах.. или наоборот, понравился?! Черт их разберет. Вот и этот великан сейчас стоит и тяжело дышит, буравя меня страшнючими, сверкающими жутковатой белизной глазами.
- Я покупаю тебя, dulcis..
"dulcis" - в переводе с латыни "сладкая" - примечание автора.
Этот хриплый шепот был предназначен только для моих ушей. Но Данатан, замерший у постамента в напряженной позе, услышал этот тихий шелест и, незаметно для меня и бледноглазого, подал знак Повелителю.
- Зачем она тебе, Вескер? Для чего? Она слишком своевольна для рабыни. Раз захотелось украсить свою спальню игрушкой, не стоит ли выбрать кого-нибудь посговорчивее?
И вновь эта насмешка. Красноглазый демон, развалившийся на своём громадном троне, словно измывался над этим Вескером. Пытался поддеть, вывести на эмоции. Плечи пепельноголового напряглись, а челюсть сомкнулась с такой силой, что казалось, когда он раскроет рот, зубы мелкой крошкой посыпятся на каменный пол. Белёсый, всё еще сияющий взгляд переместился на рычащего Данатана, затем вновь прошелся по мне, оставляя ледяной, морозливый след на полуобнаженном теле.
- Я беру ее, Повелитель. И готов отдать за неё то, что попросишь!
Выстрелил демон, резко повернувшись к Властелину, который в удивлении приподнял черную бровь и, постучав длинными пальцами по каменному подлокотнику здоровенного трона, елейно протянул:
- Готов многое отдать за строптивую душу, братец?
Ленивый, неохотный жест пальцами и.. моё тело резко дернулось, впивая железные, заостренные оковы в щиколотки. Спустя краткий миг, оно рвануло к злосчастному трону, позорно прикладываясь голыми коленками возле расставленных ног гребанного мудака, ой.. простите великодушно, Его Темнейшества Властелина.

Сцепив челюсть от пульсирующей боли в ногах, я, тяжело дыша, сорвала с лица чертову маску и, подняв голову, заглянула в ухмыляющиеся глаза демонического подонка.

Он смотрел на меня с неприкрытым презрением и насмешкой. В искрящихся алым глазах не было и толики интереса. Лишь разлившаяся на дне взора ярость и... жадность?
Наклонившись вперед, он пальцем подцепил кольцо ошейника, что стискивал мою шею и, подтащив ближе, лениво проговорил:
- Сколько злости, гнева для такой трусливой, испорченной душонки, - холодное железо, натянувшее нежную кожу шеи, беспощадно ранило, оставляя красные отметины, которые спустя время будут болезненно саднить, - что же в тебе такого, раз даже он решился прийти сюда? - скорее себе, чем мне, задал вопрос Властелин и, стремительно рванув моё безвольное тело ближе, впился пальцами в щёки, яростно втягивая витавший вокруг меня воздух. Хриплый, рваный выдох и.. медленно отстранившись, он жестче ухватился за дурацкое колько стального ошейника, - вынужден тебе отказать, брат. Я забираю эту душу себе, - тихо добавил дьявол, не отрывая жуткого алого взора от моих распахнувшихся глаз.
Всё это: мрачная темница, дышащие ледяным дыханием стены, пробирающая до самых костей вонь - ничто по сравнению с тем, что сейчас творится внутри меня. Я всегда знала, что сильна. Что стальной стержень, который держал мою спину всё это время ровной и непоколебимой, никогда не согнётся.
Но.. не сейчас.
Не сейчас.
Заметив своё отражение в мелкой, зловонной луже, я прикусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу надрывный крик. Только теперь, скрывшись от тяжелого, обжигающего кроваво-красного взора демона, от презрительно искривленной физиономии красногубой брюнетки, от липких, ощупывающих взглядов многочисленных рогатых, я позволила себе выпустить на волю ту маленькую девочку, которая всё это время опасливо пряталась за мощной спиной моего внутреннего зверя. Девочку, чьё худосочное тельце, когда-то, тряслось под детской кроваткой, глядя на то, как родной отец окровавленными руками вытаскивает младшую сестру из шкафа и, под душераздирающие крики собственной младшей дочери, наносит ей несколько смертельных ударов ножом в подрагивающий живот. Я до сих пор ощущаю вкус солоноватой крови, наполнившей перекошенный от ужаса рот. Зажав руку в зубах, чтобы не закричать, я не заметила, как прокусила ладонь, навсегда оставив на ней крохотные, уродливые шрамы. Он не нашел меня тогда. А может просто выбился из сил, потому что уже унес две жизни. Моей мамы и сестры, чей крик до сих пор стоит в ушах, заставляя вновь и вновь погружаться в чертов, персональный ад.
Полностью обессилив, я подползла к холодной, влажной каменной стене и, уткнувшись в нее горячим лбом, еле слышно прошептала:
- Мама.. мамочка..
Громкий, отчетливый лязг тяжелых цепей послышался из противоположного угла темницы. Резко обернувшись, уставилась в мрачную темноту, в которой копошился неясный, пугающий силует.
- Зря зовёшь.. - тихий, скрипучий, старческий голос резанул ухо, а едкий, издевательский смешок вонзился в мозг раскаленной иглой, - никакая мамочка тебе здесь не поможет. Можешь даже самому Господу Богу молиться. Один хрен, он не придет тебя спасать.
Подняв дрожащую руку, вытерла мокрую от слез щеку и, прищурив глаза, попыталась разглядеть говорившую женщину. Вкрадчивый, приглушенный шорох и, спустя мгновение, в тусклом свете одиночного факела, показалось испещренное глубокими морщинами, старческое лицо.

Длинный, изогнутый шрам пересекал морщинистый лоб, делая лицо злобно ухмыляющейся старухи еще более измученным, измождённым.
- Что уставилась? Никогда шрамов не видела?
Чёрная, замызганная мантия грязными, рваными кусками волочилась по полу, собирая вонючую, пропитанную мочой солому. Изрешеченный мелкими дырами копюшон покрывал седую голову женщины, а скрюченные, узловатые пальцы то и дело поправляли его, надвигая на сверкающие непонятным превосходством глаза.
- Девчонка.. такая же трусливая, слабая. Тебя так же выпьют и выбросят, как ненужный, отработанный сосуд.
Её слова, полные едкой, ядовитой желчи зловещим шипением шелестели в сырой, пропитанной чужими, нескончаемыми муками темнице. Глядя в ее белесые глаза, которые, вдруг, заволокло серой, мутной дымкой, я приподнялась и, оперевшись рукой о стену, тихо проговорила:
- Что вам от меня нужно?
Мне было до чертиков страшно, но я старалась изо всех сил не показывать этого. Ведь там, наверху, стоя перед многочисленными рогатыми отрадьями и под проницательным взглядом кроваво-красных глаз, я так не боялась. Мне было всё равно. А сейчас, вновь сорвав засохшую корку со старой раны, которая усиленно начала пульсировать, причиняя невыносимую боль, я будто бы стала слабее, стала более уязвимее. Здесь нельзя быть такой.. нельзя. Иначе вот такие кровопийцы, как эта чертова рухлядь, загонят меня в глухой, темный угол, из которого я точно не смогу выбраться.
Давай же, Ростова. Возьми свою задницу в руки и покажи зубки этой ветхой развалине.
Приглушенный, зловещий лязг кандальных цепей вывел меня из невеселых мыслей. Моргнув, я резко отшатнулась от искривленного злобой старушечьего лица. Горбатая ведьма смогла незаметно подобраться почти вплотную, обдавая мою ошеломленную физиономию зловонным, хриплым дыханием. Редкие, гнилые зубы мелькнули в плотоядной ухмылке, а острый, крючковатый нос расширил мелкие ноздри, вдыхая мерзкую, удушающую вонь.
- Слаадко.. Думала, мне показалось. Ан нет, это ты так сладко пахнешь. Приторно так, вкууусно.
Вытащив распухший, слюнявый язык, она облизнула потрескавшиеся губы и, резко рванув ко мне с выставленными вперед искривленными пальцами, внезапно остановилась, впивая железный ошейник в дряблую шею. Обнажив заостренные клыки, карга по-змеиному зашипела и, дернувшись еще раз в мою сторону, громко чертыхнулась. Поняв, что добраться до меня ей не дают короткие цепи, она развернулась и, волоча замызганную мантию по грязному камню, вернулась на свою половину темницы.
Приплыли, мать вашу! Вот только старой калоши с острыми клыками мне не хватало. Для полного счастья, как говорится.
Судорожно выдохнув, я проследила за старухой напряженным взглядом и, убедившись, что она благополучно приземлила свою тощую задницу в солому, еле слышно прошептала:
Услышав громкий, лошадиный храп дряхлой развалины, я немного расслабилась и, подтянув колени к груди, невидящим взглядом уставилась в темный, мрачный угол. Тихий, едва уловимый шорох и приглушенный писк, доносившийся из того самого угла, коснулся ушей. Приподняв брови, тихонько хмыкнула, с удивлением отметив, что даже в таком месте водятся мерзкие, зубастые грызуны. Сон не шел. И вообще, я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу сомкнуть глаза и погрузиться в блаженную, спасительную дрёму. Я не знала, что меня ждет. Понятия не имела, зачем понадобилась самому боссу рогато-копытных бесов. Судя по его первоначальному взгляду в мою сторону, ему было глубоко начхать на такое непримечательное существо, как я. Даже, если бы меня растерзали на том чертовом постаменте, он бы лишь поморщился от того, что в его величественном зале стало чуточку грязнее, чем обычно. Но, как только подле меня появился тот пепельноголовый, в глазах Властелина полыхнул кроваво-красный огонь. Его черты лица заострились, делая его похожим на смертельно опасного хищника, готового в любой момент кинуться на ничтожную, жалкую жертву, которая посмела маякнуть перед взором великого Властелина чернокрылых исчадий самой Преисподней. Было понятно, что между этими двумя не всё так гладко. И, скорее всего, вождь "красный глаз, золотое копытце" приобрел меня назло этому нежданному гостю. В любом случае, сомневаюсь, что даже попади я в руки длинноволосого, моя участь была бы лучше. Скорее всего так же сидела бы в сырой, каменной темнице и отпихивала ногой вонючую, протухшую солому. И слова этой сморщенной змеи мне не понравились. Что значит: "тебя так же выпьют и выбросят, как ненужный, отработанный сосуд"? Тряхнув головой, уткнулась лбом в грязные колени и, тяжело вздохнув, еле слышно прошептала:
- Выпейте, сожрите, умертвите. Делайте, что хотите, только давайте побыстрее. Дышать этим зловонием уже нет никаких сил.
Мой хриплый шепот прокатился громогласным эхом по внезапно притихшей клетке. Прислушалась. Тихий шорох, возившихся в углу, мышей стих. Дрыхнувшая и храпевшая, как ржавый трактор, старая клюшка замолкла, погружая темницу в звенящую, неестественную тишину. Казалось, что даже тухлый воздух стал плотнее. Тяжелее в разы. Безотчетный, инстиктивный страх неспешно прошелся по согнутой спине, поднимая крошечные волоски по всему телу. Вжав подбородок в колени, я с силой вдавила пальцы в щиколотки и, медленно оглядев немигающим взглядом погруженный в полумрак ледяной застенок, остановила взор на том самом углу, где всего несколько мгновений назад шебуршали серобрюхие.
Сначала я подумала, что мне кажется. Еще бы, за один вечер увидеть столько жути, что похоже сам мозг стал посылать какие-то невзрачные видения. Черная, мглистая дымка неспешно поползла вверх по влажной стене, растягивая мрачную тьму зловещего угла в стороны. Замерев в одной позе, я смотрела, как чернота начала собираться в неприметном закутке. Сердце колотилось, как ненормальное. Пульс шарахал в висок, а ледяные пальцы оставляли белесые вмятины на обнаженной коже щиколоток. В полной тишине тьма сгустилась словно приготовилась наброситься и растерзать.
Шлёп..
Шлёп..
Протестующий, жалобный визг промозглого камня донесся до моих ушей. Осознав, что это за звук, я, подавившись испуганным вскриком, шире распахнула глаза и, выпрямив спину, вжалась в стену. Ужасающий, жуткий скрежет когтей о шершавый, бездушный камень и свирепое, угрожающее рычание послышалось из темноты. Мгновение и..
Оранжевый свет пронизывающих глаз сверкнул во мгле, освещая крохотную темницу.
Шлёп..
Шлёп..
Черное, мощное тело огромного пса вышло из кромешного мрака и остановилось в паре шагов от меня. Я не шевелилась. Да что там, я даже дышать боялась. Мне казалось, что в этой настороженной тишине, хищный зверь слышит, как громко бьётся моё испуганное сердце.
Ну вот и всё, Ростова.
Пришла смерть твоя.
Нет, ну, а что? Пес черный? Черный! Явился из ниоткуда? Так точно. Ну вот.. значит всё. Смерть пришла за мной.
Прощайте мыши, вонючая солома, да даже бабка беззубая.. прощай.
Массивная, клыкастая морда склонилась ниже, прижимая заострённые уши. Грозный, утробный рык прокатился по всему подземелью и безжалостно врезался в меня, разбивая вдребезги малейшую надежду на жизнь. Ну или хотя бы на быструю, безболезненную смерть. Горячее, пламенное дыхание колыхнуло волосы, заставив тихонько взвизгнуть и, зажмурив глаза, скороговоркой пролепетать:
- Да жри ты уже! Только давай одним махом, а?
Я ждала. Ждала, когда острые, желтоватые клыки сомкнуться на моей шее, а изогнутые, стальные когти начнут терзать бренное, бессознательное тело, но.. ничего не происходило. Приоткрыв один глаз, я уставилась на черного пса, чья морда.. черт возьми, да я даю голову на отсечение, но мне сейчас показалось, что мохнатая бровь этого монстра слегка приподнялась, а уголок пасти кривовато дернулся. Или у меня уже глюки предсмертные?! И только я приготовилась спросить этого клыкасто-блохастого, какого лешего он меня не жрёт, как вдруг его тело стало обволакивать черной дымкой, которая медленно поползла в мою сторону, а уже через секунду, беспардонно хватая за распухшую лодыжку.
Темнота..
Лишь хриплое, свистящее дыхания зверя гудело в голове. Испугалась ли я? Нет! И не потому, что я вся такая смелая. Пф.. Куда там. Я просто напросто не успела. Не успела даже пикнуть. Как только в груди начала зарождаться искорка неминуемого страха, ноги стали ощущать твердую поверхность, а руки жестко ухватились за что-то теплое и такое плюшево-нежное что ли?! Распахнув глаза, заметила ускользающий чернильный морок, который плавно перекочевал в раскрытую пасть свирепого зверя. Суровый, полный презрения взгляд милой собачки стрельнул куда-то мимо меня. Проследив за его "ласковым" взором, громко охнула.