Твоя личная боль

1

​​​​​​

                                   Аннотация :

Марк – беспринципный мерзавец готовый втоптать в грязь любого рискнувшего смешать его планы. Еще будучи подростком, на руинах что он оставил от моей жизни, я поклялась отомстить: стать его личной болью, отравить ему кровь. Но…переоценила свои возможности, ведь в объятиях врага так сложно помнить о цели. Его улыбка обезоруживает, его голосом стелет сам дьявол, он успешен и привлекателен и, что самое главное, Марк – мой будущий зять. Посмотрим, хватит ли ему сил сопротивляться, а мне довести начатое до конца?

                       Визуализация героев 2008 год:

♥️♥️♥️Неброская красота её поцелованного солнцем лица и яркая зелень глаз способны очаровать любого, но только не его...

♥️♥️♥️Дерзкого городского парня, непредсказуемого и взрывного как взболтанная газировка. Его загадочный взгляд согревает лаской, но не сожжёт ли он девичьи мечты дотла?

                    Визуализация героев 2018 год:

А что если спустя годы им предстоит поменяться ролями? Сможет ли она забыть данное себе обещание и простить? И способен ли он заслужить прощение любовью?

2

Октябрь 2018.

Я ощущаю его появление в зале ресторана даже раньше, чем успеваю выхватить взглядом статную фигуру в строгом чёрном костюме. Широкоплечий брюнет со жгучими карими глазами ради встречи с которым мне пришлось битый час изображать святую неприступность, игнорируя заинтересованные взгляды не обременённых спутницами посетителей. А вот Марк, мельком глянув в мою сторону, спокойно продолжил путь к дальнему столику. Не узнал. Ещё бы...

В его образе всё идеально, начиная от модно стриженых волос, галстука бабочки и заканчивая дизайнерскими туфлями. Даже лёгкая щетина не портит общей картины, добавляя некого шарма и без того красивому лицу. Как же он возмужал за прошедшие десять лет! Успешный, повзрослевший... Воочию это ещё более заметно. И адски досадно.

Пока я давлю в себе нелепый всплеск паники, вызванный встречей с ошибками прошлого, проходит достаточно времени, чтобы официант успел принести заказ. Марк, отпивая коньяк, скучающе обводит взглядом присутствующих. Несмотря на несерьёзный для должности замдиректора ТехноСтарка двадцативосьмилетний возраст, держится он уверенно и по-деловому строго, лишь изредка растягивая уголок полноватых, чётко очерчённых губ в надменной полуулыбке. Естественно, Марк осознаёт своё превосходство над большинством здесь присутствующих. И дело вовсе не в брендовом костюме, не в дорогих часах, на которые он кидает нервный взгляд. Причина в его внутренней силе, живучести, жажде контроля над всем, в коммерческой жилке. Такой мог бы подняться даже из ничего, слепить себя самостоятельно без влиятельных связей или родительской протекции и взобраться на верхушку иерархической лестницы исключительно своим трудом, не прибегая к хождению по чужим головам. Мог бы, но не стал, выбрав всё и сразу, и не стоит обманываться – он далеко не "добрая душа". Вот ни грамма.

Залпом допив свой коньяк, Марк лениво высматривает официанта, чтобы заказать добавку. Так даже лучше, он явно навеселе и пара лишних бокалов гарантирует мне его расположение. Времени у нас в обрез, поэтому, решительно поднимаюсь из-за своего столика, решив начать с экспромта. Мысленно пожелав себе удачи, направляюсь в его сторону, цокотом шпилек вторя бешеному сердцебиению.

– Живилов? – нарочито нежно касаюсь кончиками пальцев расслабленного запястья, с удовлетворением отмечая бухающий в рельефных венах пульс, наглядно выдающий удивление Марка неожиданной встрече.

Давай-давай мой хороший, вспоминай. Расслабься. Доверься мне, а я разотру твоё самодовольство в пыль, в труху, в точности как ты когда-то поступил с моей жизнью. Ты, наконец, узнаешь, каково это – потерять всё.

– Даринка? – тёмные брови сходятся на переносице, прямого без единого изъяна носа и в первые мгновения мне как прежде становится не по себе от сочетания ироничного тона и откровенно оценивающего взгляда, которым он смеряет меня с ног до головы. Приходится призвать всю силу воли, чтобы сдержать возникший из ниоткуда порыв взволнованно поправить волосы. Господи, что за жесть... мне уже давно не шестнадцать, да и роли кардинально поменялись, теперь мы на равных. Мне есть, что противопоставить его успешности и не только внешне, но всему своё время. Пусть пока тешится неведением. Даже любопытно, что заинтригует Марка прежде: неподъемная для провинциалки стоимость моего платья или прибавившая полтора размера грудь? – Какими судьбами в этой обители пафоса и бабла? Неужели папика себе нашла, чтобы в люди выбиться? – наконец произносит он, обрывая сумбурный поток моих мыслей.

Значит всё-таки первое.

Затаив дыхание, склоняюсь ближе, продолжая смотреть на него сквозь ресницы. Карие глаза на мгновение вспыхивают замешательством, которое живо сменяется чисто мужским интересом. Раздевает, пока ещё взглядом. Нагло, со вкусом, самоуверенно.

Вот и замечательно, дорогой, лучше отвлекись, а не жди от меня честный ответ. Он тебе не понравится.

– Считаешь, не вписываюсь? – провожу языком по пересохшим губам, наблюдая за тем, как его ладонь беззастенчиво накрывает мои пальцы, а сам он плавно поднимается с места. Не думала, что близость Живилова всё ещё может заставить пылать мои уши. Да какие там уши! Под моими ногами – горящее пламя. Я таю, кровавым воском растекаясь по мраморному полу. Но в конкретном случае это далеко не восторг, скорее – агония.

– Я такого не говорил, – растерянность Марка окончательно гаснет, разбиваясь о моё лицо отрывистым выдохом, сдобренным древесными нотками коньяка.

Нет, меня определённо напрягает его близость. Тело как намагниченное тянется навстречу и вовсе не для того, чтобы придушить Марка, как он того заслуживает.

– Мой пропуск в обитель пафоса предмет долгой истории, а я не в том настроении, чтобы её с тобой обсуждать.

– Разве не за этим ты направлялась ко мне – покрасоваться личными достижениями?

– Расслабься, Живилов. Мой жест – обычная любезность. Не думала, что ты так скоро разучишься читать женщин. Стареешь, Вжик, – я нарочно выделяю последнее слово, жадно впитывая его реакцию на ненавистное прозвище, родом из нашей далёкой юности. Опасный огонёк в карих глазах прошибает триумфом. Красиво бесится, сладко. Почти так же вкусно, как целуется. Так, стоп. Пора мыслям выруливать на безопасный маршрут, но меня уже откровенно несёт: – Лихо же тебя, дружок, брачный контракт поставил на колени. Припугнули разводом и ты сразу на задних лапках прискакал. Поводок не давит?

"Чёрт, как я могла так опростоволоситься? Нельзя. Рано ещё показывать свою осведомлённость", запоздало отрезвляет жжением от впившихся в ладонь ногтей. Ужалила. Не удержалась. С ним всегда так – инстинкты впереди здравомыслия. Хотя мне-то как раз бояться нечего – ничего хуже Марка в моей жизни уже не случится, и если правда, что каждому предначертан свой мучитель, то я давно выстрадала право стать его личной болью.

– Следишь за моей жизнью? – он самодовольно поднимает бровь, безошибочно вгрызаясь в допущенную мною оплошность. Короткий взгляд в вырез моего платья и Марк улыбается – открыто без ложной скромности демонстрируя далёкие от норм приличия помыслы. Он под хмельком, расслаблен и ловко дёргает за ниточки былой близости, а я позволяю ему это делать, охотно принимая правила игры. Пусть продолжает думать, что их диктует он.

3

Марк вталкивает меня в женский туалет, и я чувствую как дикое, втоптанное куда-то в самую глубь подсознания сумасшествие лавиной пережитого смывает осторожность. Мои руки обвивают его плечи, притягивают к себе: нетерпеливо, алчно, ближе, до упора, до самовозгорания... Пых, и вместо кожи – оголённые нервы. Нас не волнует то, что в кабинках могут оказаться люди, мы не озираемся, чтобы проверить наличие камер, мы существуем в отдельном мире вмещающим только двоих. Здесь. Сейчас. Наспех стирая грани запретов.

 Его жёсткие губы жадно скользят по моей шее, подрывая принятое накануне решение сохранять ясную голову, подминая способность держать себя в руках. Не отгорело же ни черта. Ни капельки. На что я надеялась, рассчитывая выжить в этой войне? Сколько ещё нужно падать, чтобы признать свою от него зависимость?

 Вместе разобьёмся, только так, но напоследок я досыта напьюсь его агонией. А сейчас, прислонившись спиной к мраморной стойке, в которую встроен ряд раковин, отрывисто шепчу ненавистное имя, и многолетние планы мести теряют чёткость с каждой горячей влажной отметиной, оставленной его ртом. Пусть хоть хребтом наружу вывернет, но это будет после. В этот короткий миг мне хочется стать с ним одним целым, гореть от страсти, а не от мучительной ненависти к самому желанному и жестокому из всех известных мне существ. 

 – Даринка... вроде уже не сопляк, что же ты со мной делаешь?

Пролом внутри. Напомнил – как стилетом по живому. До немого воя и жажды вскрыть его грудную клетку, чтобы выскоблить оттуда всю ту гниль, что заменяет сердце. На миг представляю как, затягиваю на его шее галстук, удушьем воздавая долги прошлого, но вместо этого тянусь за поцелуем, в который вкладываю все чувства, сжигающие меня изнутри с того самого момента как он швырнул моё завтра в урну. Нет в нём раскаяния, и жалости нет к той, прошлой мне – использованной, напуганной. Зато появилась страсть, что в разы выгоднее и слаще. 

Я едва успеваю глотнуть воздуха, прежде чем Марк утягивает меня в ближайшую кабинку и, не глядя, задвигает на двери щеколду. Пальцами ловко подхватывает расшитую блёстками тесёмку вечернего платья и дразняще, касаясь невесомыми движениями моей кожи, спускает бретельку до самого локтя пока вторая рука, наоборот, скользит вверх по дорожке позвонков, спеша к выбившимся из строгой укладки локонам. Мой судорожный выдох – его усмешка, осязаемым шелестом по задней части шеи. Марк замирает, словно всерьёз задумавшись – продолжить ли? И это нарочитое промедление заставляет всё моё естество взвиться от возбуждения. Мне мало его касаний, я хочу видеть свой триумф воочию с первых рядов.

Развернувшись к нему лицом, утыкаюсь в слегка небритую щеку, вкусно пахнущую сандалом с пряными нотами шафрана. Полузабытый аромат заползает в ноздри обволакивающим облаком, наполняя лёгкие страстью и горечью. Того мальчика, пахнувшего жаром догорающего лета больше нет, он вырос, растаял вместе с пустыми мечтами, оставив за собой лишь промозглую хмарь из безутешных слёз и пустых сожалений. А мне так хочется забыться, отогреться, и голову кружит от его настойчивости, выводя взбесившиеся гормоны из-под контроля. Я помню, зачем здесь. Помню, ради чего все эти уловки, ухищрения... но близость Марка неожиданно обезоруживает. Изощрённо убивает с каждым новым вдохом его одеколона. Он находит мои губы, когда я опьянённо повторяю любимое имя, и сжимает мою грудь через материю платья. Напористо сжимает, требовательно.

"Прости, дорогой, я не стану сопротивляться, в этот раз я утащу тебя за собой", усмехаюсь про себя и сосредоточенно расстёгиваю пуговицы на белоснежной рубашке, одну за одной, не переставая при этом считать их количество. Шепчу себе под нос: раз, два, три, четыре. Остаётся ещё три и Марк у меня на крючке. Я вызубрила это ненавистное число семь. Его помнят пальцы, ведь я точно так же считаю их каждый раз, когда мне приходится раздевать Богдана, с одной только целью – не сойти с ума занимаясь сексом с нелюбимым мужчиной.

Но сегодня мой вечер и досчитав до семи, мне подарят восьмое чудо-света, а не привычную симуляцию оргазма.

Марк отстраняется, чтобы опаляя сорванным дыханием мои губы, коротким движением руки дёрнуть пряжку своего ремня. 

Вж-ж-жик – протяжный звук бегунка вниз по молнии оседает горячим свинцом внизу живота, оправдывая полученное им в юности прозвище.

"Сколько времени нужно Живилову, чтобы свести с ума девушку? Достаточно вжикнуть молнией на брюках", всегда так было. С каждой. Чем он и беззастенчиво пользовался. А я-то наивно верила, что с лихвой хлебнув его "заботы", могу считаться исключением. Проще сыграть в ящик, потому что ни разлука в десять лет, ни боль, ни предательство ничего не изменили.

Полустон, ещё один глубокий, на сей раз грубый поцелуй – нетерпение лавой от него ко мне. Наше дыхание быстрое, приглушённое, как перед прыжком в бесконечность. Марк сам на грани, торопливо задирает подол платья до самой талии, а я инстинктивно закидываю ногу ему на бедро, со всхлипом вцепляясь в напряжённые плечи. Порывистым движением он выпускает свою возбуждённую плоть, касаясь ею ажурной кромки белья, за которой всё давно готово и пылает от желания принять его в себя. Смотрит в глаза, искушающе, нагло, ясно осознавая свою власть надо мной. Плавно очерчивает пальцем тонкую полоску кружева, ныряя в меня и следуя на поиски чувственной точки, подрагивая внутри и вожделея снаружи. Резко сдвигает мешающую ткань, сменяя влажный палец на напряжённый, ждущий своей очереди член, чтобы пронзить сотней колких искр, врывающихся в меня вместе с ним. Мы одно целое. Губы к губам, кожа к коже, никаких барьеров, даже вопроса не звучит о предохранении. Но слышен бешеный ритм сердечной мышцы, наперебой стучащий в каждой клетке наших тел: в моём – истосковавшемся и в его – возбуждённом до предела. 

Глухо выдохнув, Марк припирает меня обнажённой спиной к холодной мраморной плитке, чтобы толкнуться в меня как можно глубже. Первый раз – сдержанно дразняще, топит в горячей патоке единения. Второй – решительнее, срываясь на рык, пряча его в краешке острой ключицы, а я и крикнуть не могу, охваченная волной кристального блаженства. Только бесшумно хватаю воздух открытым ртом, отгоняя предательские мысли о том, что хочу секса лишь с Марком.