Ты и я

Глава 1

Вниманию читателей: 18+ стоит из-за редкого упоминания алкогольных напитков и табачных изделий.

Все персонажи, названия и прочее вымышлены. Автор не несет ответственности за случайные совпадения.

***

Аннотация: Матвей - лучший друг моего парня, и я боюсь его до дрожи. Однако, именно он приходит мне на помощь, когда ситуация становится безвыходной. Взамен, он хочет стать мне другом.
Но так ли все просто?

***

За обложку спасибо Соле Рэйн!

За стихи огромная благодарность Наталье Путиенко!

***

Новости удобнее отслеживать в группе. Ссылка в аннотации.

Ваша поддержка для меня очень важна!

***

            Я стою на балконе и напряженно всматриваюсь в темноту двора. Жду его, жду когда он придет, потому что обещал забрать меня отсюда и провести домой, но… Часики тикают, а его все нет и нет. Трясущимися руками достаю телефон из кармана и снова набираю номер. Абонент недоступен. Последний час только эти слова и слышу, пытаясь сдержать в груди тревогу, которая разрастается и полностью охватывает мое, трясущееся от холода тело.

 – Просто разрядился телефон, – выдавливаю из себя эти слова, хотя сама не верю им. Не верю себе же.

            И хоть я промерзла уже изрядно, возвращаться в квартиру не тороплюсь – не хочется. Там спит Анька, которая неплохо перебрала алкоголя, Ритка уединилась в другой комнате со своим очередным ухажером, и теперь стонет, как недорезанная курица, заглушая громкую музыку. Анькин Толик, такой же перебравший, позволяет себе отпускать пошлые намеки в мою сторону, а я чертовски задолбалась терпеть это все. Поэтому и позвонила Артему, в надежде, что он меня заберет. Одной идти домой не хочется, а такси, в это время суток, в наш неблагополучный район не суется. Заказы сбрасывают один за другим.

 – Где же ты? – спрашиваю я, гипнотизируя взглядом телефон, и тот, словно услышав меня, оживает. – Артем, где ты?

 – Лучше скажи мне, где ты? – голос в трубке принадлежит другому человеку. Матвею. Лучшему другу Тёмы.

            С Матвеем я мало знакома. Точнее, не знакома совсем. Видела его пару раз в компании ребят, с которыми гуляет Тёма, но наше общение ни разу не заходило дальше «привет-пока».

            Сердце забилось чаще. Раз мне звонит Матвей, значит с Тёмой что-то случилось. Не стал бы он посылать своего друга просто так.

 – Что с ним? Матвей? Где он? Почему он не пришел? – обрушиваю шквал вопросов на парня, в надежде услышать хотя бы один внятный ответ.

 – Ты на Гагарина восемь? – спокойно перебивает он, словно и не слушал меня. – Я стою у подъезда. Выходи.

            В трубке слышатся гудки и я, чтобы не осесть на пол, хватаюсь пальцами за перила. Смотрю вниз и вижу макушку Матвея, пристроившегося на невысоком заборчике, огораживающем клумбу. В тусклом свете подъездной лампы пытаюсь рассмотреть его получше, но не выходит. Слишком высоко, седьмой этаж, и света не хватает.

            Ужом проскальзываю внутрь квартиры, увернувшись от пьяного Толика и еще одного его друга – Олега, кажется – вылетаю в прихожую. Времени одеваться нет. В спину подгоняют пьяные вопли. Кажется, эти двое так спешили меня поймать, что столкнулись лбами в узеньком дверном проеме и теперь выясняли отношения. Я же, не теряя времени даром, подхватываю ботиночки на каблучке, срываю пальто с вешалки и небольшую сумочку на цепочке, висящую под ним, и выскакиваю за дверь, напоследок хлопнув ею об косяк.

            По лестнице сбегаю не останавливаясь и вскоре оказываюсь на улице. Матвей сидит на том же заборчике, подняв воротник и зябко ежится. В его руке тлеет сигарета, которую он тут же, завидев меня, бросает. Босиком подбегаю к нему и только тогда чувствую такое необходимое чувство защищенности.

            Матвей без лишних слов забирает к меня пальто и помогает надеть. Присаживается, чтобы застегнуть молнию на моих ботильонах, а когда снова встает, в его глазах я вижу заботу и волнение.

 – Они что-то тебе сделали? – нервно спрашивает, пристально осматривая меня с ног до головы.

 – Не успели, – отрицательно качаю головой и хватаю его за руку. – Давай уберемся отсюда поскорее?

 – Да, пошли.

            Со двора мы уходим быстро, но, оказавшись в паре кварталов от злосчастного дома, я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

 – Тёма где?

            Матвей отводит глаза, резко выдыхает и принимается шарить рукой по карманам.

 – Не кури, пожалуйста, – прошу, увидев в его руках пачку сигарет. – Не переношу табачный дым.

 – Хорошо, – он легко соглашается и вместо того, чтобы спрятать пачку обратно в карман, решительно сминает ее и бросает в урну.

 – Скажи, с Тёмой что-то случилось? – снова спрашиваю я, чувствуя себя заезженной пластинкой. – Он же обещал меня забрать. Почему он не пришел? Почему отправил тебя?

 – Не волнуйся, хорошо? С Артемом все в порядке, просто возникли некоторые непредвиденные обстоятельства, поэтому он и не смог, – уверенно говорит Матвей, глядя мне в глаза.

 – Что за обстоятельства? И почему он отключил телефон? – не умолкаю я, не находя себе места от волнения.

 – Он сам тебе обо всем расскажет, – отвечает Матвей и, давая понять, что разговор окончен, берет меня за руку. – Ничего лично, просто мне так спокойнее будет.

            Я послушно прячу кулачок в его ладони и как ведомая бреду за ним. Он не спешит, старается подстроиться под мои мелкие неуверенные шажки. Я же ступаю осторожно – высокие каблуки то и дело попадают в выбоины на асфальте и ноги подворачиваются. Да и пару глотков шампанского делают свое дело.

Глава 2

            Завернув в ночной магазин, что за углом, я быстро покупаю чай, пачку печенья и кое-какие продукты, из которых на утро можно соорудить нехитрый завтрак. Когда грузная продавщица, сонно тычет пальцами по кнопкам калькулятора, Матвей аккуратно оттесняет меня от прилавка и достает кошелек.

 – Мне неудобно… – начинаю было я, но под внимательным взглядом парня, тушуюсь и просто отхожу в сторону, замирая у витрины со сладостями.

            В памяти всплывают моменты такого далекого прошлого, в котором я была еще совсем ребенком. Каждые выходные мы всей семьей ходили в парк, где летом ели сладкую вату, осенью собирали листики и плели из них венки, зимой катались на санках и играли в снежки, а весной радовались солнышку и цветущим каштанам. И каждый раз, после прогулки, мы заходили в этот магазин, где мама выбирала продукты, папа расплачивался на кассе, а я замирала, прильнув носом к стеклу витрины, за которым лежали шоколадки и конфеты.

            А после мы возвращались домой, где папа в тайне от мамы вручал мне плитку шоколада, а потом, чтобы не рушить репутацию справедливого отца, говорил:

 – Иди, вымой руки. И сначала покушаем, шоколад потом, поняла?

            Я радостно кивала и бежала в свою комнату. Шоколад оставляла на письменном столе, и даже подумать не могла о том, чтобы ослушаться папочку.

            На глаза наворачиваются слезы, которые я украдкой смахиваю ладошкой. К Матвею я поворачиваюсь уже с улыбкой на лице. Он стоит сзади меня, и внимательно смотрит – наблюдает за тем, как меняется выражение лица. Почему-то мне кажется, что он заметил мою слабость в отражении витрины.

 – Не нужно, – говорит, когда мы выходим на улицу.

 – Что? – спрашиваю я.

 – Не нужно казаться той, какой ты не являешься на самом деле, – его рука ладонью вверх протянута ко мне, и я, словно так и нужно, в ответ протягиваю свою.

 – Ты меня считаешь маленькой?

 – Почему ты так думаешь? – удивляется он.

 – Ну… мне так кажется, – пожимаю плечами. – Ты берешь меня за руку, и я вспоминаю, как папа всегда так делал, чтобы я не потерялась. Он очень боялся меня потерять.

 – Ты общаешься с ним сейчас? – Матвей замирает у подъезда и покорно ждет, пока я достану ключи.

 – Нет, не могу, – качаю головой, придерживая дверь. – Мне кажется, что это будет нечестно по отношению к маме. Она очень болезненно переживала их разрыв.

 – Ты и есть маленькая, – улыбается Матвей, поднимаясь за мной по лестнице. – В тебе еще остался юношеский максимализм. Хотя это здорово. Я бы хотел оставаться ребенком вечно.

 – Серьезно?

 – А почему бы нет? – теперь мы стоим у входной двери и я пытаюсь побороть старенький замок, который давно никто не смазывал. – Мы стремимся вырасти, нам кажется, что это круто, но не понимаем совсем, что это также ответственность. И теперь некому решать наши проблемы.

 – Проходи, разувайся, чувствуй себя как дома, – я щелкаю выключателем и в прихожей загорается свет.

            В квартире все осталось так же, как и прежде. Те же уютные стены, которые теперь на меня давили, словно зажимая между собой. Та же мебель, к которой теперь я боюсь прикасаться, чтобы ненароком не обжечься о свои воспоминания. Все было прежним.

            Пройдя в свою комнату, я смотрю на складной диван, который в детстве мне каждый вечер раскладывал папа, а потом они с мамой застилали мне постель. Смотрю на ровный слой пыли, которым покрыты полочки книжного шкафа и письменный стол.

            Здесь давно никого не было. В квартире спертый воздух, и пахнет прошлым. Проглатываю ком, который мешал мне дышать все время, стоило зайти в квартиру, и бросаюсь к окну. Пусть на улице только весна, и еще довольно прохладно, но здесь необходим приток свежего воздуха, иначе я задохнусь.

            Матвея нахожу в кухне. Он чиркает спичкой, поджигая старенькую плиту и ставит на конфорку чайник. На столе уже стоят две кружки, которые он помыл. В углу гудит холодильник, который парень воткнул в розетку, чтобы продукты, которые купили на завтрак, не испортились. Мимолетом отмечаю про себя, что он хозяйственный. И, скорее всего, перфекционист.

            Открываю окно в кухне, и замираю, глядя на темный район, который подсвечен лишь фонарями, стоящими вдоль дорог.

 – Свежо, – выдыхаю я.

 – Ты не простудишься так? – его голос так непривычно звучит в стенах моей квартиры, что я невольно вздрагиваю.

 – Нет, что ты, – улыбаюсь и поворачиваюсь к нему. – Сейчас проветрим немного, и я закрою окна.

            Матвей вытаскивает из пакета шоколадку и протягивает мне.

 – Держи, ты перенервничала, а в шоколаде содержится гормон счастья. И это нужно тебе сейчас, – на его лице тоже улыбка. Такая мягкая и открытая, что я начинаю чувствовать себя легко с этим человеком.

            Мои мысли прерывает свист закипевшего чайника. Слежу за парнем, который уверенно наливает кипяток в кружки, и думаю о том, что Артему очень не понравилось бы это…

            Странно, но после того, как Матвей взял меня за руку, я совсем не думала о Тёме. И мне становится стыдно, хоть и ненадолго. В конце концов стыд замещает обида. Чем он может быть занят в те моменты, когда мне так необходимо чье-то присутствие рядом.

            Я еще долго не могу уснуть. Ворочаюсь на разложенном диване и думаю о прошедшем дне. Хочется верить, что это был один из самых худших дней в моей жизнь, но… Понимаю, что впереди еще предстоит тяжелый разговор с парнем, которого я, как мне кажется, люблю.

            Обида ворочается в груди, перебивая собой даже усталость. Дикое ощущение безысходности и пустоты, от чего хочется выть. Смотрю слезящимися глазами на экран телефона – три утра. А от Тёмы нет ни смс, ни пропущенного – ничего. Словно и его нет – растворился где-то в сосредоточении темных улиц и домов.

            Хочется позвонить маме, услышать ее тихое «Алло» в трубке и просто помолчать. Мама же самый родной человечек на свете, она же должна понять, что ее дочери плохо… и я ловлю себя на том, что набираю ее номер телефона и застываю, не решаясь нажать на последнюю кнопку – кнопку вызова.

Глава 3

            Перед тем как вернуться домой, бегло осматриваю квартиру. Подхватываю пакет с мусором, выхожу и закрываю дверь. Сбегая по лестнице вниз, думаю о том, что неплохо было бы позвонить Аньке, чтобы узнать, как у нее дела.

            Рите звонить не хочу. С ней у нас никогда раньше не ладилось общение, а после того, как я начала встречаться с Артёмом и вовсе сошло на нет. Я знаю, что она увлечена им. Помню, как приходила ко мне и часами сидела в подъезде, а стоило мне выйти, чтобы поговорить – смотрела с укором и уходила прочь.

            Зато Лада в ней души не чаяла. И это я могу понять – подруга из Ритки куда лучше, чем я. Она и заступится всегда, поддержит, а если кто-то начинает творить нечто безумное – вправит мозги, да так качественно, что долго потом не смотришь в сторону глупостей.

            А еще я хочу узнать больше о Матвее. Странно, что мы раньше не общались, учитывая, что мой парень – его лучший друг. Хочется верить, что Артём просто ревнует – боится, что наши отношения рухнут, а потому оберегает меня от потенциальных соперников. Но нет, что-то внутри бьет тревогу, призывает быть осторожнее и внимательнее.

            Выйдя из подъезда, замираю. На лавочке сидит Матвей, но пока меня не замечает. Думает о чем-то, глядя перед собой. Периодически он взъерошивает темные волосы пятерней, вздыхает, и продолжает копаться в себе.

            Его что-то гложет, это заметно невооруженным взглядом. И нужно быть полной дурой, чтобы не догадаться об этом.

            Стараясь не напугать, подхожу и опускаюсь рядом.

 – Привет, – тихо говорю, едва склоняясь.

            Матвей не сразу слышит меня, еще некоторое время сидит, погруженный в свои мысли. И лишь когда я легко касаюсь его плеча, он вздрагивает и поднимает на меня свой затуманенный взгляд.

 – Прости, – робко улыбаюсь. – Я не хотела тебя напугать.

            Он молчит. А говорить и не нужно, я легко читаю все в его глазах. Матвей заботливо заправляет мою выбившуюся прядь за ухо, ненароком касаясь моей щеки. Мимолетом отмечаю про себя, что кожа на его пальцах грубая, не такая как у Артема, который ни дня в своей жизни не работал.

 – Ты давно тут сидишь? – делаю третью попытку завести разговор. – Почему не поднялся? Должна же я отблагодарить тебя за завтрак.

 – Я думал, что ты еще спишь, – наконец говорит он. – Ты уснула лишь под утро.

 – Есть такое, – смущаюсь я, опуская взгляд вниз, на свои кеды.

            Непослушная прядь снова выбивается из-за уха, но я не обращаю внимания на эту мелочь. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Пытаюсь понять, почему мне так спокойно рядом с Матвеем, и как стереть с лица глупую улыбку.

 – Не спешишь? – спрашиваю я, поднимая глаза и натыкаюсь на его пристальный взгляд. – Прогуляемся?

 – Не вопрос, – он поднимается с лавочки и протягивает мне руку, помогая встать. – Только…

            Я непонимающе смотрю на него, а потом перевожу взгляд на мусорный пакет, который по-прежнему держу в руке.

 – А! Да, – нервно улыбаюсь. – Прости, я задумалась и забыла совсем.

 – Давай, – он забирает пакет. – Выкинем по пути.

            Мы выходим со двора и просто бредем вдоль улиц, даже не задумываясь, куда идем. Погода на редкость удивительная – сияет солнце. Оно пока не греет, но уже навевает ощущение близости тепла.

 – Расскажи мне что-нибудь, – прошу я, касаясь запястья его руки.

 – Что ты хочешь узнать?

 – Расскажи о тату. Что она означает? Когда ты ее набил? Больно ли было? – не знаю почему я вспоминаю о рисунке.

 – Она имеет особое значение для меня. Несет в себе смысл, который я вкладывал, когда рисовал эскиз, – коротко отвечает он и замолкает.

            Теперь меня съедает любопытство.

 – Какой смысл? – спрашиваю, но тут же спохватываюсь, видя, как он помрачнел. – Прости, я порой перехожу границы, и сую свой нос не туда, куда следовало бы.

 – Ничего, – натянуто улыбается он. – Я как-нибудь тебе обязательно расскажу. Но позже. Не сейчас. Прости.

            Улыбаюсь, вдруг поймав себя на мысли, что сравниваю наше общение с хождением по тонкому льду. Когда боишься делать шаги, потому что в любой момент можешь допустить ошибку и с головой уйти под воду. И шансы на спасение будут минимальными. Только если другой подаст руку и спасет.

            Но ведь может выйти и так, что под воду уйдут оба.

            На улицах городка пахнет весной. На тоненьких веточках то тут, то там, появляются почки, которые вот-вот раскроются, выпуская светлую зеленую листву наружу. А листва символизирует новую жизнь.

            Глупая теория, которая, тем не менее, мне так нравилась с самого детства. Времена года я всегда сравнивала с замкнутым циклом жизни и смерти. Весной природа переживала очередное рождение. На лето приходился пик жизни всего живого. Осень в моем понимании представляла из себя старуху, которая на глазах увядала. А зима… Зима же была той самой элегантной дамой, одетой в белый балахон и уверенно сжимающей в тонкой руке древко косы. Именно этим орудием она касалась всего вокруг, а после, словно сама пугалась и старалась поскорее скрыть от глаз людских свои злодеяния, укрывая белоснежным пушистым одеялом улицы.

            В кармане вибрирует телефон, и я замираю посреди улицы. Под пристальным взглядом Матвея достаю его из кармана и гляжу на экран – снова Тёма. Сердце в груди гулко бьется, словно вот-вот собирается пуститься в путешествие по организму, сея повсюду панику. Встревоженно смотрю на Матвея, и чувствую себя преступницей. Вроде бы ничего плохого не совершила, однако чувство вины не желает уходить прочь.

 – Ответь, – улыбается Матвей, хотя улыбка ему почему-то дается через силу. По лицу скользят мрачные тени, и это тревожит меня сильнее.

 – И что я ему скажу? – хмурюсь, так и не решаясь принять звонок.

            Матвей лишь пожимает плечами, этим жестом словно говоря, что не намерен вмешиваться в наши с Тёмой отношения.

Глава 4

            Вернувшись домой, первым делом заглядываю в комнату мамы, которая сладко спит после своих ночных приключений. Смотрю на нее долгим взглядом, пытаясь понять, чего в данный момент во мне больше – сочувствия или осуждения, но не могу. Вздохнув глубоко, осторожно поправляю одеяло, которое почти сползло на пол и едва ощутимо целую ее в висок.

            Переодевшись в домашнее, с опаской заглядываю в ванную. Мало ли, что там после этих голубков осталось… Но нет, в ванной чистенько, видно, что утро мама потратила на уборку.

            Эх, папа, как же так-то, а? Разве мы сделали тебе что-то плохое?

            Все это кажется неправильным, неестественным. Так не должно быть… Но ничего не изменить. Остается только принять реальность такой, какая она есть.

            Вхожу в свою комнату и устало опускаюсь на кровать. Смотрю на узоры, которыми расписаны обои и думаю о том, как позорно бежала из кафе. Ведь я сама ночью думала о том, чтобы попробовать… Почему, когда это предложил Артём, я не смогла совладать с испугом и так быстро отказалась от своего решения?

            Наверное, потому что пока эти мысли крутились в моей голове, они казались правильными, а стоило словам повиснуть в воздухе – я поняла абсурдность этой затеи. Правильно меня когда-то учила бабушка: хочешь узнать, правильное ли решение приняла – произнеси его вслух. А лучше попроси кого-то проговорить это.

            Ответ на мой вопрос приходит внезапно. Я не люблю его. Да, когда-то была увлечена им, но сейчас это увлечение стало привычкой. Я не могу представить себе, как засыпаю на его плече, или обняв его. Я не могу представить наши совместные завтраки и ужины. Я вообще не могу представить его рядом с собой.

            В голове прочно селятся сомнения. Ради того, чтобы разобраться, я даже заставляю свое воображение нарисовать картину нашего будущего. Увидеть Артёма, который постоянно рядом. Почти все наше свободное время. Смогу ли я совладать с его характером? А он сильнее моего в сотни тысяч раз. Смогу ли не реагировать на перепады его настроения и терпеть не только в моменты спокойствия, но и в моменты злости, агрессии, ярости?

            Нет, не смогу…

            А еще мне кажется, что он мне лжет. Никогда раньше не думала о таком, да и вообще, признаться, я особо и не думала… Относилась к Тёме как к тому, что, само собой разумеется. Словно он есть, и так должно быть.

            Вернее, должно было быть. Как один разговор может изменить мое отношение настолько?

            В памяти всплывают моменты, которые также не красят Тёму. Вернее, дают повод задуматься об истинном положении вещей. Год назад он говорил о Матвее, как о лучшем друге. И я помню его глаза, которые светились в тот момент гордостью. Сегодня в них была горечь.

            И вспоминаю про то, что Матвей спал с его сестрой. И хотя я не знакома с семьей Тёмы, он никогда не горел желанием познакомить меня с родителями, с сестрой, я чувствую, что внутри что-то меняется, что-то начинает давить, словно на душу лег тяжелый камень. И это чувство гнева, относящееся к девушке, о которой я знаю только понаслышке, и не могу объективно судить о ее поведении.

            И в этот момент, будто желая меня добить окончательно, приходит осознание – мне нравится Матвей… Нет, не как друг нравится, а именно как парень.

            Словно издеваясь, воображение рисует картину будущего с ним. Такую призрачную, но приятную. Гоню прочь эти видения, напоминая себе о том, что совсем не знаю этого человека, но мысли, как назло, становятся четче, реальнее, яснее.

            Вспоминаю свое ощущение защищенности рядом с ним. Почти наяву чувствую бодрящий, немного терпкий древесный запах его одеколона. Его смуглую кожу, едва подсвеченную светом луны, проникающим в окно темной кухни, отчего казалось, будто кожа мерцает, светится. Желание коснуться его, легко провести пальцами по коже, повторяя причудливый узор татуировки.

            Сердце в груди начинает оживать. Бьется быстрее, отчего кажется, что мне не хватает воздуха. Тяжело дышу и облизываю пересохшие губы. А воображение продолжает играть с моими чувствами.

            Теперь оно словно раздвигает стены маленькой уютной комнатки, втискивая в нее эфемерную кухню в какой-то параллельной реальности, где я не сдерживаю странный порыв, и подхожу к Матвею. Касаюсь, почти физически ощущая шелк его кожи, с едва проступающими контурами тату. Он напряжен, внимательно смотрит на меня, словно ждет, что же я сделаю дальше. И я смелею. Кладу руку на его грудь, и заглядываю в глаза, невербально прося прощения за эту дерзость. Потом касаюсь губами его подбородка и испуганно замираю. Теперь все зависит от него…

 – Нет! – резко встаю с кровати и обхватываю себя руками. – Нет, нет, нет! Так нельзя!

            Прохожусь вдоль комнаты – к окну и обратно. Сердце уже не просто бьется, оно колотится в груди как сумасшедшее, будто вот-вот покинет меня, выберется наружу и уйдет к другой хозяйке, которая не будет такой дурой.

            Замираю на месте, касаясь пальцами своих губ, отчаянно желая почувствовать в реальности то, что ожило в моем воображении. Испуганно отдергиваю руку и делаю шаг назад. Так нельзя! Нельзя! Неправильно это!

            Трясущимися руками хватаю телефон и захожу в общий чат с девчонками. Быстро набираю сообщение, словно гонимая неведомым чем-то и, написав, смотрю на текст. Сжимаю ни в чем неповинный смартфон в руках до побелевших костяшек.

            Нет, это не выход. Подругам говорить уж точно ничего не стоит. Стираю сообщение и блокирую экран. На мгновение, перед тем как потухнуть, экран показывает наше с Тёмой фото, сделанное прошлой весной. Как раз в один из первых дней наших отношений. Я игриво показываю язык камере, а Тёма закатывает глаза, словно желая поскорее закончить с этим глупым испытанием селфи.

            И мне становится стыдно. Совесть ворочается в груди ежиком, покалывая сердце и душу. Мне неуютно. Моя зона комфорта рассеялась, как дым, заставив взглянуть на жестокую реальность.