Ты лишь пустое место

1

- Ну что, давайте заценивать девок, что ли? - тянет Кривцов с галёрки. - А то скучно.

- Да чё заценивать, - фыркает Вахрушев ему в ответ. - Вон на Мироненко с её бидонами глянь, сразу на других смотреть передумаешь.

Зычный гогот вышибает из колеи. Хмурюсь и ёрзаю на месте: меньше опаздывать в следующий раз буду и так близко к "мажорной" галерке не придется садиться.

- Тю-ю, Мироненко. Тоска. Грудастых красоток нашего класса мы и так уже... ну это самое! Знаем, - посмеивается Кривцов. - Давайте-ка ботаничек заценим.

- А давай! - ржёт Бурдин. - Тем более тут до звонка ещё долбанных пятнадцать минут. - Что скажешь, Дём?

- Да идите вы, а, у меня тренка ещё после допов, хренью не хватало лишний раз страдать.

- Да ладно, Лихачёв. Весело ж.

Дёма не отвечает. Или что-то отвечает, но я не слышу. Чуть прищуриваюсь и, спрятавшись за своей в очередной раз распушившейся от утреннего дождя копной волос, осторожно поворачиваю голову. Четверо парней сидят на галёрке в нашем классе, непринужденно развалившись за партами, которые кажется, им уже малы.
Все четверо на стиле, все мажоры, при модных часах и пронизанные амбре новомодных одеколонов.
Девчонки, как смотрят в их сторону, так сразу заливаются краской и начинают кокетливо улыбаться, и я их понимаю - все четверо будто с обложки модного журнала сошли...
Все по-своему интересные, но Дёма - красивее всех. Красивее, выше, складнее... И вообще. И так считаю не только я, любую из нашего класса спроси - подтвердит.

Тихонько вздыхаю и прикусываю губу. Судя по тому, как у меня щеки горят, я уже и сама пунцовая сижу.
Парни начинают смеяться и снова продолжают разговор. Я молюсь, чтобы в класс не зашел учитель: вдруг они и правда сейчас буду говорить об отличницах нашего класса, и я услышу мнение Дёмы...о себе.

И я слышу. Чуть позже. А пока...
Парни замолкают, я замечаю как Кривцов прищуривается и, приложив руку козырьком ко лбу, оглядывает класс.

- О! Давайте вот заценим первую ботаничку: Синяева Динка.

- Не, Синька, она - синий чулок, - тут же тянет отвечает Вахрушев. - Хотя веселая.

- Дёмыч? - Кривцов тянется и вальяжно закидывает руки за голову. - Чё скажешь про Синьку?

- Кто это вообще? - фыркает Лихачев и парни ржут.

- Так, ладно, поехали дальше. - Кривцов указывает на мою подругу. - Вон! Камышова. Очкастая которая.

- Списывать даёт, и ладно, - отвечает Бурдин.

- Согласен, - кивает Вахрушев. - Это дорогого стоит. Да, Дём? Чё скажешь про нашу очкастую ботаничку?

- Гарри Поттер, - отвечает Дёма, бросая короткий взгляд на мою лучшую подругу Олю, и парни снова начинают ржать. - Без метлы.

Мне обидно за Ольку, но я сосредоточена на том, что скажет Дёма, когда очередь дойдёт до меня. Ведь кроме равнодушно-холодных взглядов, я никогда ничего с его стороны не встречала... Он не говорил со мной, не задирал, проходил мимо меня, будто меня нет.

- Так, ну и... Ах да! - припечатывает Кривцов, и я чувствую, как меня начинают прожигать взгляды мажоров с галерки. - Белая мышь Григорьева.

Задерживаю дыхание и закрываю глаза. Я не обижаюсь и не расстраиваюсь за такие "любезные" слова обо мне - чего обижаться? Эти мажоры, Кривцов, Вахрушев и Бурдин, почти всех задирают, даже своих модельных девушек.
Но вот Дёма... Дёма - это другое дело.
Моё сердце так громко стучит, что я даже боюсь не услышать его ответ... Да и ответит ли он что-нибудь?

- Это которая? - тянет Бурдин и прочесывает каштановые волосы так резко, что браслеты на его руке звякают. - А-а... Эта. Белобрысая зазнайка?

- Да, она, - отвечает Кривцов. - Та самая, которую самую хардовую олимпиаду выиграла.

- Она, кстати, ничего такая, - хмыкает Бурдин. - Ростом только не вышла.

- Растишки мало ела, - бросает Вахрушев, и парни ржут как ненормальные, а я с силой сжимаю зубы, едва удерживая яростный взгляд от их компании - сколько учусь в своей школе, столько меня и задирают за мой рост!

- Эй, Дём?

- Что?

- Белобрысая зазнайка - олимпиадница. Что скажешь?

Я чувствую его взгляд. Это длится один короткий миг.
Ясный взгляд светло-карих глаз, в которых я уже так долго мечтаю увидеть хотя бы толику тепла.

- Пустое место со знаком "минус", - тянет Дёма равнодушно.

- Думаешь? - недоверчиво тянет Бурдин.

- Думаю, - отрезает Лихачев жестко как никогда. - Отстой как есть.

Больше я ничего не слышу. В ушах шумит, щеки горят, а строчки в тетради передо мной расплываются от горьких слёз, в один миг выступивших на глазах.
Мне кажется, что весь мир рушится, но, оказывается, ошибаюсь, рушиться он начинает чуть позже - полностью и безвозвратно.

Друзья, приветствую вас в своей новой истории!
Ловим острые эмоции в новой молодёжке про красавчика-футболиста Дёму и сильную духом белокурую Тасю!
Присоединяйтесь к нашим героям и следите за тем, как они пройдут свой непростой путь от ненависти до любви!

Пожалуйста, поддержите историю ЗВЕЗДОЧКОЙ!
От вашего внимания и поддержки зависит очень многое!
Спасибо!

2

Тася

Всхлипываю и провожу пальцем по стеклу. Хочу нарисовать облачко, но руки дрожат, и получается какая-то ерунда.

- Что, прямо так и сказал? - тихо шепчет Олька и крепко сжимает пальцами мое плечо.

- Прямо так и сказал, - выдавливаю я, и горло сжимает от очередного спазма.

Прикрываю глаза и запрокидываю голову, делаю судорожный вдох. Надо успокоиться. Если снова разревусь, лицо распухнет от слёз так, что страшно будет в зеркало взглянуть. А у нас на секундочку сейчас только второй урок грядёт.

- Тась... - наполненным сочувствием голосом, зовет подруга. Сжимает пальцы на моем плече сильнее, но я не оборачиваюсь к ней.

- Что?

- Да не убивайся ты так... Ну, подумаешь, сказал... Может, у него настроение плохое, да и эти мажоры наши, дружки Лихачёва, просто достали его своими выкрутасами! Тоже мне, отличниц оценивали! Тьфу! Модели им надоели, за отличниц взялись?! - праведно возмущается Камышова.

- Не думаю, что в этом дело, - шепчу с болью.

- Мне кажется, тебе не стоит так расстраиваться. В конце концов...

Оля что-то там говорит.

"В конце концов, мне не светит и не светило, это и так ясно, - думаю я с удивительной ясностью. - Просто своему сердцу-то не прикажешь. Но, может быть, как раз сейчас настал тот самый момент, чтобы наконец-то перестать думать и мечтать о Лихачёве, если он меня так ненавидит! Интересно всё же, почему? Мы же никогда с ним нигде близко не пересекались, даже не разговаривали толком!..."

Оля что-то ещё вещает и вещает, успокаивая меня, но вдруг затихает.

Рука подруги взволнованно вздрагивает на моем плече, и она неуверенно отступает от меня на несколько шагов.
Недоуменно хмурюсь, глядя на то, как бледная Камышова испуганно пятится от меня.
И когда перевожу взгляд туда, куда она смотрит своими огромными глазами, тоже замираю.

По коридору прямо ко мне решительным шагом направляется Карина Розанова, девушка Дёмы. Каблуки её звонко стучат по ламинату, длинные ноги едва прикрывает короткая юбка. Темные волосы стянуты на затылке в гладкий хвост, белая рубашка расстёгнута почти до самой груди.
Смазливое лицо Карины с огромными синими глазами обычно выглядит не очень приветливо, но сейчас оно прямо искажено от лютой ненависти...
И эта ненависть направлена прямо на меня...

- Иди-ка сюда, дрянь мелкая! Мышь ты драная! - взвизгивает она, затем подлетает ко мне и с размаху толкает в плечо.

Лечу назад. От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
Я бы упала если бы не Нинка Черепанова!

От страха и удивления, в первый миг теряюсь. В итоге, больно ударяюсь затылком о плечо Нины, но успеваю ухватиться за край подоконника и всё-таки удержаться на ногах.

У Черепановой, кажется, волосы дыбом встают со страху. Ну да, кому охота Розановой под горячую руку попадаться?
Именно поэтому Нина тут же отскакивает подальше от меня в собирающуюся в школьном коридоре толпу.
Толпу, в которой уже начинают мелькать экраны смартфонов и вспышки.
Чувствую, что к горлу подкатывает липкая тошнота.

- Чего ты наезжаешь? - хрипло спрашиваю я у Розановой.

Хотелось бы быть сильной и суметь дать отпор этой змее! Но куда там: где я, дочка незаметного профессора, зарабатывающего на хлеб в научной лаборатории государственного университета, и где Розанова, за которой стена из мажоров и благотворителей...

- Что-что?! - морщится Розанова. - Чего это ты там пищишь, мышь?! Повтори-ка?!

- Чего ты хочешь от меня, я тебя спрашиваю?...

Мой голос дрожит. И несмотря на то, что хочу рявкнуть посильнее, получается очень и очень тихо.
Глядя сейчас на Карину, понимаю, что она со злобы и лицо мне разбить не побоится.

- Я хочу!? Я хочу, чтобы ты сдохла, тварь, поняла?! Какого хрена ты лезешь к моему парню, страхолюдина?! Ты себя в зеркало вообще видела?! - орёт Розанова, размахивая руками.

Мне прилетает несколько тычков в плечо, и я выставляю руку перед собой.
Тогда Розанова с силой ударяет мне по локтю.

- Чего ты тут своими граблями раскидываешься, коза?! Да я тебя сейчас пришибу вообще!

- С чего ты взяла, что я лезу к твоему парню? - онемевшими губами выдаю я.

Сердце бьется в груди так, словно хочет проломить мне ребра, в ушах шумит. Я и правда не понимаю, что происходит... Даже если я влюблена в Дёму, об этом никто не знает! Никто!

Разве что Оля. Но Оля что?... Она - могила. Точно никому бы не сказала! Ей это зачем? У неё и подруг кроме меня нет!

Я перевожу взгляд на подругу. Она стоит у стены бледная как мел и смотрит на нас с Розановой огромными глазами.

- Чего ты тут тупенькую из себя корчишь, мразь?! - орёт Розанова, она и правда вдруг указывает на Олю. - Подружку свою спроси, откуда я это взяла! А ещё, вон, смотри!

Розанова трясет передо мной каким-то исписанным тетрадным листом с нарисованными возле каждой строки сердечками.

- И что это?... - почти шепчу. - Не понимаю..

- Ах, ты не понимаешь! Вон оно что! - Карина презрительно усмехается и с хлопком роняет руки себе на бедра. - Глядите-ка все! Не понимает она! Что врёшь, дрянь?! Это ведь ТВОЁ любовное письмо МОЕМУ парню!

3

Тася

- Что?! - ошемломленно выдыхаю я.

Вытаращиваюсь на Розанову.
Карина сошла с ума?!
Любовное письмо ЕЁ парню?!
То есть Дёме?! От меня?!
Боже мой... У меня сердце начинает стучать где-то в горле. Да я даже думать о нём боюсь лишний раз, когда нахожусь в стенах школы, и смотреть в его сторону, только чтобы никто ничего не понял!
Какое письмо?! О чём она вообще говорит?!

- Это не моё письмо! Я никогда не писала любовных писем! Никому!

- А Дёме написала, тварь! - орёт Розанова, сжимая листок в пальцах. - Моему Дёме! Он мой парень! И как вообще у тебя наглости хватило даже мысль допустить, что Дёма на тебя может посмотреть не как на мусор?!

- Я. Не. Писала. Никаких. Любовных. Писем, - четко и очень холодно произношу я.

Это правда, и я буду стоять на своём до конца.

Розанова вдруг пугается моего решительного ответа. Морщится, сквозь зубы посылает меня и идёт к подоконнику, у которого начинает показательно рыдать. К Карине тут же, тряся своими кудрями, подлетает Булька и начинает её успокаивать.
Я в растерянности оглядываюсь.
Мой взгляд падает на Олю - бледную, словно лист бумаги.
Она смотрит на меня так, словно бы я как минмум держу пистолет у её виска... Да что происходит в конце-то концов?!

- Ну, допустим письмо, говоришь, писала не ты, Григорьева, - тянет вдруг нарисовавшаяся рядом со мной Раковкина - главная шестёрка Розановой - худая, загорелая и вся в цацках.

- Не писала, - эхом повторяю я и понимаю, что у меня начинает кружиться голова.

- И это тоже?! - хмыкает Раковкина.

Она вскидывает руку и... Неожиданно показывает мне блокнотный листочек с нарисованным котенком.
Этот листочек я мгновенно узнаю, ведь это шутливая анкета Оли, которую я заполняла для неё на днях!

Господи, да откуда она у них?! И там, конечно, же ничего такого нет, кроме вопроса о том, кто по моему мнению самый красивый парень школы.
"Дёма", - решилась тогда написать я в нужной графе.

А ещё там был вопрос, в кого я влюблена, но я просто поставила прочерк!
Я никогда не отвечала на такие компроментирующие вопросы: моя бабушка всю жизнь работала адвокатом, и я была научена ей просто так не молоть языком о самом важном и тем более нигде этого не писать.

- Сама посмотри: всё ж всем ясно, там в письме твой почерк! - Раковкина кивает в сторону подоконника, на котором рядом с Розановой лежит злополучный тетрадный лист. - Да и кое-кто нам рассказал, что ты уже давно по Дёмке сохнешь! Та-а-к сохнешь, мало не покажется, Григорьева. Что ты скажешь на это?

В этом адреналиновом удушье, в остром отчаянии, которое рвёт на части моё сердце, у меня перед глазами вдруг всё выстраивается с необыкновенной стройностью.

Эта анкета была у Оли, и это явно она отдала им её.
И рассказала о том, что я влюблена в Дёму тоже она, потому что...
Потому что только она об этом знала - больше никто.
И пусть письмо было липой, но мой почерк...
Грустно усмехаюсь: пару лет назад мы с Олей решили сделать свою "фишку лучших подруг", и научились копировать почерк друг дружки.
Так что нечего ломать голову - всё яснее некуда: моя подруга меня предала.
Вот только...

- Зачем? - спросила я, повернувшись к Камышовой. - Зачем, Оля?

Та по-прежнему стояла у стены. Такая же привычная, как и всегда: в темно-синей форме с выглаженным воротником рубашки, в белых гольфах...
Стояла опустив лицо, теперь не бледное, а пунцовое.
По её щекам катились слёзы.

- Что здесь происходит?

Этот голос заставляет меня вздрогнуть, и я мигом вскидываю взгляд. Дёма. Сердце останавливается на долю секунды, чтобы потом потом начать биться где-то в горле.
Господи, какой же Лихачёв красивый...
До умопомрачения, до какого-то безумия... До моего безумия.
Сжимаю зубы и ладонь тоже с силой сжимаю в кулак, так, что ногти до боли врезаются в кожу.
И если минуту назад мне казалось, что хуже уже не может быть, чуть позже я понимаю, что ой как может.

4

Тася

Застываю на месте, не в силах сделать даже малейшее движение.
Вижу, как он хмурится. Угольно-черные волосы немного взъерошены, густые брови нахмурены.
В белой футболке, темных джинсах, со спортивной сумкой на плече - у них сегодня тренировка.
Дёма подходит к Розановой. Бросает что-то Бульке, и та мгновенно исчезает. Тогда Лихачев склоняется к своей девушке, приобнимает и напряженно вглядывается в её лицо.
Мне бы бежать отсюда и плакать от унижения, но я стою на месте, глядя на них...
Я завидую ей.
Ненавижу себя за эту зависть, но ничего не могу поделать, лишь в очередной раз с ядовитой горечью осознаю, как безумно хотела бы быть на её месте.
Быть его девушкой!
Быть той, за кого он волнуется, кого он готов защищать, за кого готов порвать любого обидчика...
Вытирая слезы, Карина всё говорит и говорит что-то Лихачеву, её губы дрожат, затем она отдает ему злополучное письмо, поворачивается и показывает на меня.
И в ту секунду, когда Дёма вскидывает на меня взгляд, я понимаю, что мне конец.
Потому что взгляд Лихачёва - потемневший от бешенства, колючий, холодный... Ненавидящий.
Он что-то бросает ей и идёт ко мне.
Все вокруг наблюдают за разворачивающейся сценой с открытыми ртами.
Мне кажется, что здесь уже собралась вся школа, но через секунду я перестаю замечать, что происходит вокруг.
Дёма оказывается прямо передо мной - широкоплечая махина с рельефным прессом, заметным даже через ткань футболки. Темноволосый, красивый и очень агрессивный. Пусть эта агрессия молчаливая, но от Лихачёва искрит яростью так, что мне хочется мигом провалиться сквозь землю.

- Ну, что, Григорьева? С огнём поиграть захотелось?

Хочу начать свои оправдания, попытаться доказать ,что это ни разу не я - что это не мое письмо, а анкета - это вообще...
Просто шутка!

- Я ничего не сделала, - оправдываюсь я, словно меня застали на месте чьего-то преступления.

Мне кажется, что хуже и унизительнее я не чувствовала себя ещё никогда.
Но я ошибаюсь - это все ещё цветочки...

Вот, когда Лихачев хватает меня за шкирку и тащит в сторону через всю толпу, не обращая внимания, на моё жалобное сопротивление и на то, что слезы брызгают из моих глаз, тогда я понимаю, что вот и начались ягодки.

- Стой! - рычу я в отчаянии. - Пусти меня сейчас же!

- Сначала поговорим с тобой, мелочь, - бросает он жёстко.

Ему всё равно. Он не будет со мной церемониться - хорошо, если не прибьёт на месте.

Дёма оттаскивает меня подальше от подоконников, но толпе старшеклассников это не мешает следовать за нами.

- Свалили, - бросает Дёма, швырнув меня к стене.

И они все сваливают. Как по щелчку пальцев - р-раз, и всё. Толпа теперь гудит где-то на отдалении, никто не решается ни подойти, ни крикнуть - и мне начинает казаться, что мы с Лихачёвым сейчас находимся в каком-то вакууме.

- Лихачёв, - с опаской выдыхаю я. - Я не...

- Объясни эту хрень, - обрубает меня Дёма ледяным тоном и бросает в меня смятым в комок "любовным письмом".

Комок прилетает мне в ключицу и падает под ноги. Неприятное ощущение расползается по коже, и я чисто на автомате растираю место ушиба. Едва ли больно, но дико обидно - до горького привкуса во рту.
Поджимаю губы.

Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы снова заговорить - горло как будто стягивает невидимая леска.

- Это не моё письмо... Я его не писала! Это подстава или я не знаю что...

Дёма испепеляет меня презрительным взглядом. Таким холодным, что я съёживаюсь.

- Значит, так, пустое место, - цедит он, затем дотягивается до меня и сжимает в кулаке капюшон моей красной толстовки. - Ещё раз выкинешь подобную хрень, и я тебя с землёй сравняю.

Он грубо дёргает меня за капюшон с такой силой, что я едва не падаю. Но Лихачёв всё же крепко удерживает за локоть.

- Уяснила? - рявкает он, встряхивая меня.

Молчу. Жмурюсь и сжимаю онемевшие губы. Не хочу отвечать! Почему я должна брать на себя то, чего не делала?!

- Я. Задал. Тебе. Вопрос, - сильнее сдавливая капюшон на моей шее, цедит Дёма.

Ткань больно трёт шею, и воротник ощутимо врезается в горло. Вот чёрт... Как больно...
Слёзы текут по моим щекам горячими потоками и я, опустив голову, коротко киваю.

- И забудь об этой своей хрени любовной, - словно выплёвывает Лихачёв. - Губу раскатала - тоже мне, мышь ободраная.

Он отбрасывает меня. Жестко и грубо. Я едва не сползаю по стене, но все же чудом удерживаюсь на ногах.
Дёма уходит, и его шаги сменяются гулом голосов.
Словами не передать как мне плохо - от слёз всё расплывается, и я не вижу, кто кружит вокруг меня посмеиваясь и бросая колкости.

В груди всё горит от обиды и унижения, от страха, боли...
И горло сжимается так, что из него вырывается не дыхание, а сиплый рык.
Жду, пока все разбредутся из коридора, и только после этого нахожу силы пойти к лестнице.

На лестничной клетке меня кто-то догоняет.

Подбегает и едва заметно трогает за локоть. Скорее на автомате, я оборачиваюсь.
Это Оля, осунувшаяся и бледная, как лист бумаги.

- Тася... Тася, прости меня... - шепчет она почти одними губами. - Я не знала, что всё так выйдет... Я думала, что они просто... Что всё не так будет... Они мне сами сказали...

- Уходи, - хрипло отвечаю я и отдёргиваю руку от Камышовой.

По бледному неподвижному лицу Оли льются слёзы. Её губы дрожат, но она молчит, понимает, что слушать я её не буду, и надеюсь, догадывается, что видеть я её больше не хочу.

Спускаясь вниз, я думаю только о том, что мне нужно дотянуть, хоть как-то дотерпеть до конца года - осталось ведь всего чуть-чуть...
Но я даже предположить не могла, что совсем скоро меня будет ждать ещё одно близкое столкновение с Дёмой Лихачёвым...
Ещё один разговор, который окончательно превратит осколки моего сердца в мелкое крошево...

5

Тася

Первые дни после произошедшего проходят словно в тумане.
Я с головой ухожу в учёбу: бесконечно читаю, беру дополнительную домашнюю работу и готовлюсь к выпускным экзаменам.
К поступлению не готовлюсь: мне не надо, и сейчас я даже жалею об этом - был бы веский повод отвлечься...
Однако моя оглушительная победа в олимпиаде подарила мне возможность стать студенткой университета моей мечты безо всяких экзаменов.
А ещё после этой победы большая часть старшеклассников смотрела на меня с откровенной завистью...
И после того, как произошла вся эта история с "любовным письмом", многие из них с таким удовольствием стали нападать на меня с подколами и унижениями..
В школе я прикидываюсь невидимкой: просто прячусь с книжкой где-то подальше от своего класса.
На урок захожу прямо перед учителем и иду к своему месту, не открывая взгляда от пола.
Сначала острые смешки и подколы от одноклассников меня больно ранят, но, сжав зубы, я терплю.
В конце концов, Лихачев рявкает на кого-то, чтобы перестали вспоминать "всё это дно", и больше я ни от кого не слышу о том дне ни единого слова.
Ко мне, конечно, всё равно цепляются, но уже по другим поводам.
Спустя две недели становится полегче. Многие начинают сосредотачиваться на экзаменах и поступлении, обсуждают планы на выпускной и будущее лето, и как-то само собой всё затихает.
До конца учебного года остаётся всего-ничего, но прямо накануне последнего учебного дня я снова сталкиваюсь с Лихачёвым...

Последний урок закончился десять минут назад, и почти все уже разбежались по домам.
Но не я.
- Ну, где же он? Где? - не видя ничего от слез, с горящим до самых ушей лицом, я шарю по полу и пытаюсь найти свой брелок - серебряную ласточку на цепочке.
Этот брелок мне очень дорог - мне его подарил папа на мой седьмой день рождения, и этот брелок прошёл со мной всю школу!
Я в очередной раз осматриваю класс, где проходил последний урок, затем бегу в коридор... Ищу везде, но - нет, пусто.
Снова осматриваю все уголки в классах, где сегодня проходили наши занятия, затем бегу вниз - на охрану и в бюро находок.
Так, конечно же, ничего нет. В совершенном отчаянии я сажусь на диванчике в одном из коридоров, шмыгаю носом и вытираю слёзы с раскрасневшихся щёк.

- Григорьева? Тася! А ты почему это домой не идёшь? - удивленно тянет Короблева Алла Викторовна - наша учительница по литературе и русскому языку.

Не смотрю на неё. Только лишь в очередной раз всхлипываю, пряча заплаканные глаза под челкой.

- Тася! Что случилось?...

Кораблева опускается напротив меня и осторожно кладет руку на плечо, и я скашиваю на неё взгляд: Алла Викторовна, ещё совсем молодая, но очень решительная, со строгим пучком на затылке и в маленьких прямоугольных очках смотрит на меня с сочувствием.

- Они снова задирают тебя? Розанова с Лихачевым?

Я быстро мотаю головой, отрицая: ещё этих вспоминать не хватало!
Да и говорить о них с Кораблевой у меня нет никакого желания, тем более, вон Вахрушев плетется по коридору и явно прислушивается к нашему разговору. Ещё наплетет потом про меня, что я стучу.

- Нет, Алла Викторовна, у меня правда... всё...в порядке, - хриплю я, и слёзы предательски начинают бежать по щекам, как только мне вспоминаются все мои неудачи за последние несколько недель.

- Ну я уж вижу.

Кораблева только сильнее хмурится.

- Я просто потеряла кое-что, одну важную вещь, - бормочу я. - Правда. Это не связано ни с кем из...них. Это был мой брелок, подарок от папы. Но, наверное, я зря переживаю, должно быть, я его сегодня утром дома оставила...

Вру, конечно. Брелок всегда со мной. И сегодня в том числе... Даже ума не могу приложить, как я его умудрилась потерять...
Он всегда был на моём рюкзаке.

Полминуты Кораблева молчит, затем похлопаывает меня по предплечью.

- Давай так, опиши мне свой брелок, и я попрошу поискать её в школе перед закрытием? Вдруг у тебя дома его не окажется.

- Х-хорошо, - не веря своему счастью, отвечаю я. - Спасибо вам, Алла Викторовна!

Всхлипнув, вытираю слёзы.

- Вот и отлично. - Кораблева подает мне руку и помогает подняться, затем ласково улыбается мне. - И ещё, если хочешь, я могу поговорить с Кариной и с Лихачевым, если они тебя задирают.

Вздрагиваю:

- Нет! Нет! Они... Не трогают меня, - слишком быстро и испуганно выпаливаю я.

Кораблева долго смотрит на меня. Долго и хмуро, затем поджимает губы.

- Ты боишься их?

- Нет!... - снова слишком резко отвечаю и тут же отвечаю уже тише: - Нет. Правда... Я сейчас о выпускных экзаменах думаю, а об этой истории уже все забыли.

Вру, конечно. Правды тут и близко нет. Боюсь я их, конечно, чего выпендриваться, но боюсь, прежде всего, из-за папы: у него сейчас дико ответственный период на работе, не хватало его из-за всякой ерунды дёргать.

Алла Викторовна хмурится ещё сильнее, смотрит на меня, будто проверяет правду ли я сказала, но я выдерживаю её взгляд - кажется, она верит.

- Может, ты и права, Тася... - Вздыхает и тут же строго выдает: - В конце концов, после драки кулаками не машут, но... ели что-то такое ещё раз повториться или если я узнаю, что тебя кто-то травит - я не буду молчать.

Короблева вскидывает на меня пристальный взгляд, и я киваю.

Прощаюсь с Аллой Викторовной. Она направляется в учительскую, а я иду в уборную - хочу немного привести себя в порядок и побыстрее пойти домой.
Умываюсь холодной водой и долго смотрю на свои дрожащие пальцы сжимающие края раковины.
Но уйти быстро и тихо мне не суждено. Проходя мимо одного из классов, я снова слышу уже знакомые - быстрые и решительные шаги у себя за спиной. Испуганно обернувшись, вижу Лихачёва.
Сердце уходит в пятки, потому что выглядит он максимально злым и направляется явно прямо ко мне.
Мельком оглядываюсь - нет ли кого рядом, но мы здесь совершенно одни.
Я не успеваю и ахнуть, когда Лихачёв подходит и одним сильным движением впихивает меня в ближайший класс.

6

Тася

- Эй! - с отчаянием кричу я, когда Лихачёв впихивает меня в класс.

- Ну что, мелочь, попала ты, - цедит Дёма.

Всё пространство вокруг как будто съёживается, Лихачев всё вытесняет собой...
И я не могу отвлечься, даже думать ни о чем не могу.. Только смотреть на то, как до саднящей боли в сердце красивый Лихачев в белой футболке и темных джинсах, с дорогущими часах на запястье, возвышается неприступной скалой напротив меня.
Его карамельные глаза кажутся невероятно яркими, блестят яростью и отвращением.
И полутьма пустого класса не приглушает этот блеск, а напротив - подчеркивает.

- Что тебе надо от меня? - хрипло спрашиваю я.

- Вахрушев сказал, ты сейчас Кораблевой на Каринку стучала.

Я задыхаюсь от возмущения.

- Я не стучала!...

- Да неужели?

Дёма склоняет голову к плечу, сверля меня пристальным взглядом.

"Чёрт! - с досадой прикусываю губу. - Так и знала, что этот козёл Вахрушев наплетёт про меня! Теперь ещё доказывать должна Лихачеву, что не при чем!"
Так, стоп. Надо просто взять себя в руки и успокоиться.

- Какой смысл мне стучать на твою Каринку за день до окончания школы, Лихачёв? - максимально хладнокровно спрашиваю я. - Больше своего Вахрушева слушай.

Дёма не отвечает, лишь слегка поджимает губы. Ему ли не знать, как Вахрушев любит рассказывать небылицы про всех и вся!

- Я сам решу кого мне слушать, а кого нет.

Мелодичным переливом мой смартфон даёт понять, что зарядки осталось всего-ничего.

- Если на этом всё, мне пора, - всё так же хладнокровно выдаю я, не глядя на Лихачева.

Решительно пролетаю мимо него к выходу из класса.
Дёргаю дверь - закрыто. Чёрт! Дёргаю ещё раз. Не поддается...

Непонимающе смотрю на дверное полотно, а потом вижу электронный замок, горящий красным огоньком и холодею...
Как же так?! Оглядываюсь: плакаты со строениями бактериальных клеток и уровнями организации жизни, ученые микроскопы, муляжи растений...
Чёрт, это же кабинет биологии, он наравне с информатикой и химией закрывается по картам! Захлопнул дверь - всё!
Без карты не выйдешь!

- Что ещё? - бурчит Лихачёв у меня за спиной.

- Ты захлопнул дверь!

Осознавая ужас происходящего, почти впадаю в панику!

- Чёрт, этого ещё дерьма не хватало! Отойди!

Дёма отталкивает меня в сторону и дергает дверную ручку.

Шандарахает коленом по двери так, что стены дрожат.
Рявкает что-то непристойное и, поджав губы, проводит пятернёй сквозь волосы.

- Это ж надо было так вляпаться! - рычит он, вытаскивая новороченный смартфон из кармана джинс. - Одни проблемы из-за тебя, пустое место.

Набирая кому-то, ходит по классу из стороны в сторону.

- Эй, Мэт, - тянет наконец Лихачев. - Ты где сейчас?... Да не гони ты, приеду.... Забей на это дерьмо, и давай вали сюда побыстрее, мне твоя помощь нужна...

Слышу, как Дёма вкратце обрисовывает ситуацию, в которою мы с ним попали не из-за меня, а из-за него, на минуточку, и его тупой Каринки!

Смотрю на Лихачева. Он уже сбросил вызов, и теперь стоит возле окна и смотрит на улицу. На горизонте темнеет небо, наливаясь мрачными грозовыми тучами.

В моей душе каждую секунду всё переворачивается с ног на голову и обратно, но одна мысль гремит звонче остальных: это ведь уникальный момент - я с Дёмой оказалась наедине. Можно же попробовать поговорить о том, что случилось, об этом чёртовом "письме"... И объяснить ситуацию.

Когда ещё будет такая возможность?
Мне не даёт покоя мысль, что сейчас мы все окончим школу, и я уйду несправедливо оболганной, даже не попытавшись побороться за правду.
И тогда я решаюсь.

- Лихачёв, - зову на выдохе. - Я сейчас не жаловалась учителю на твою девушку. Это правда... И то, что тогда произошло, с этим письмом - это подстава. Ты можешь не верить мне, но...

Не успеваю договорить. Дёма отворачивается от окна и бросает в мою сторону острый взгляд... Слишком острый, слишком пугающий.

- Думаешь, мне это интересно? - спрашивает он таким ледяным тоном, что я начинаю сомневаться, не зря ли я подняла эту тему.

Но спустя несколько минут уже не сомневаюсь, а горько жалею о том, что вообще заговорила об этом письме...

7

Тася

- Думаешь мне это интересно?

Замираю. Колкая дрожь рассыпается по телу, сердце перестаёт биться.

- Почему я вообще должен верить в то, что тебя подставили? Кому это надо? - продолжает Дёма. - Кому ты вообще нужна, Григорьева?

- Да за что ты...

"...так ненавидишь меня?..." - хочу спросить я, задыхаясь от обиды, но Лихачёв обрывает меня на полуслове.

- Никому ты не нужна, Григорьева, - словно разрезая плоть моего сердца холодным ножом, отчётливо цедит он и с ненавистью прищуривается. - Ты лишь пустое место.

Я уже не могу дышать. Тугой ком распирает горло, и мне хочется выть от боли. От невыносимой боли и обиды...

- Да пошёл ты! - кричу я, в секунду срываясь из обиды в ярость. - Кем ты вообще себя возомнил, Лихачёв?! Такую мерзость говорить другим людям могут только такие, как ты! То есть полное дно!

Дёма срывается с места и идёт ко мне.
Испуганно пячусь до тех пор, пока не упираюсь лопатками в школьную доску позади себя. В спину больно врезается рама, но я едва замечаю это.

Потому что Лихачёв внезапно подходит слишком близко...

Упирает обе руки по бокам от меня и его красивое лицо замирает прямо передо мной. Запах его одеколона будорожит, сводит с ума... Как и эти янтарные глаза передо мной.
Губы Дёмы искажает циничная ухмылка.

- Что ты делаешь? - шиплю я, ощущая, как краска мгновенно заливает лицо. - Отойди от меня!

Почти не двигаюсь - нет сил даже на простое движение. Мне даже страшно представить, что я могу коснуться Лихачева - слишком опасно, недосягаемо. Слишком нельзя.
Именно поэтому сильнее вжимаюсь в школьную доску и просто опускаю лицо, пряча его за челкой.

- Ты разве не этого хочешь, а, Григорьева?

Он делает резкое движение и хватает меня за подбородок одной рукой, поднимая лицо к себе. Удерживает руки другой.
Но меня и удерживать не надо - я и так немею от и до.
И у меня не то что колени, я вся словно из ваты...

- Пусти, - сдавленно лепечу я.

Но Лихачев не отпускает. Его глаза горят прожигающей ненавистью, а на губах играет презрительная усмешка.

Дёма прижимается ко мне так сильно, что я отчетливо чувствую рельеф его спортивного торса.
У меня внутри всё сжимается от страха и тут же от растекающегося в животе огня.
Ненавижу себя за весь этот трепет, негой проходящей внутри!...
Унизительнее всего сейчас именно эта горящая во мне влюбленность, которая теперь изо всех сил борется с лютой ненавистью к этому гаду!

Лихачев прижимается сильнее.

- Пусти немедленно! - бешено вытаращив глаза, с надрывом рявкаю я.

Но Дёма не отвечает. Опускает лицо к моему, проводит кончиком носа по лбу, убирая чёлку. Зажмуриваюсь и сжимаю губы!
Господи, что он собирается делать?! Что ему надо вообще?!
Хуже всего - что я не чувствую никакого отвращения или отторжения... Напротив - горю!
Господи, неужели это нелепое "тело предаёт" всё-таки существует?!

- Что ты творишь, Лихачёв?! - уже почти хнычу я.

- Исполняю твою мечту, Григорьева... - хрипло говорит он. - Что ты там писала в своем письме? Почувствовать жар его тела и вкус губ?

- Да это не я писала, придурок! Я же сказала тебе уже - это не моё письмо!

- Что-то незаметно, - шепчет Дёма и опускает лицо к моему.

Его губы останавливаются в миллиметре от моих. Я чувствую его горячее дыхание, закрываю глаза и хочу отвернуться, но он все ещё удерживает мое лицо. Пылающее, пунцовое от смущения лицо...
Внутри всё дрожит.
Он что, собирался поцеловать меня?...
Я ужасаюсь, но только с одной стороны, с другой - понимаю, что это было тем, о чем я страстно мечтала весь последний год...

- Думаешь, поцелую? - выдыхает Дёма мне в губы. - Не дождёшься, Григорьева. Я в грязи пачкаться не собираюсь. Мотай на ус - я никогда не посмотрю на такой мусор как ты. Просто уясни это.

Он отшвыривает меня, униженную и растоптанную в хлам. И в этот момент я слышу, как дверной замок щелкает.

- Эй, Лихачёв, ты где тут есть? - слышу голос Матвея Субботина, лучшего друга Дёмы. - Блин, темно тут, так в гробу. Дём?

- Да тут я, - бросает Дёма и, отворачиваясь от меня, идёт к выходу из кабинета. - Спасибо, что выручил, Мэт. Слушай...

Как ни в чем ни бывало, Лихачёв выходит из кабинета, что-то бодро рассказывая Субботину.
Я слышу, как они уходят по коридору, их голоса становятся все тише, пока совсем не исчезают где-то вдалеке.
Сижу на полу, обняв прижатые к груди колени и задыхаюсь от слез и боли.
Мне кажется, что во всём мире я осталась одна во всём мире. Уничтоженная и растоптанная...

Через распахнутую дверь в кабинет льётся свет весеннего солнца...
Мне хочется сбежать куда-нибудь далеко-далеко, забыть этот кошмар, изменить всю свою жизнь!

Оставить всё это в прошлом.

И я обязательно сделаю так: ведь теперь школа останется позади.

Вот только я ещё не знаю, что спустя несколько лет, это прошлое в лице Демьяна Лихачева снова настигнет меня...

8

Четыре года спустя

Тася

"Пропал без вести", - эхом звучат слова в туманном сне.
"Твой отец пропал без вести, Тася!" - в холодный дождливый день вопит тётя мне в трубку, и при этих словах моё сердце болезненно сжимается, как от удара палкой.
"Фёдю больше никто не будет искать, - сокрушается друг и коллега моего отца через семь месяцев и двадцать один день после того, как пропал папа. - Они не заинтересованы тратить деньги на его поиски..."
"Прошло слишком много времени..." - сухо повторяет следователь, глядя на меня с холодным отчуждением.
"Надежды мало, но она всё ещё есть..." - каждый раз говорю себе я.

- Тася! Вставай уже и быстро топай сюда! Сколько можно дрыхнуть?!

С этими жуткими воплями я и просыпаюсь.
Судорожно вздыхаю и привстаю на кровати. Растерев ладонями лицо, скольжу взглядом по маленькой комнате: узкая кровать, письменный стол и сундук вместо шкафа.
Мой взгляд падает на календарь.
Прошёл уже почти целый год с тех пор, как я в последний раз видела папу. И даже сейчас закрывая глаза, вижу как он ласково улыбается мне.
Мой отец пропал без вести, когда я училась на последнем курсе университета.
Вместе с папой тогда пропало и всё остальное - вся моя жизнь. Даже страшно вспоминать, что я пережила в те дни - горе до сих не отпустило меня, но надежда на то, что он жив ещё была, и только это и помогало мне держаться.
Это произошло холодным пасмурным днём: в Лондоне тогда всё лето лил дождь и, мне казалось, что теперь кроме дождей там вообще больше никогда не будет другой погоды.
Мне позвонила тётя Анфиса, сестра отца, та самая которая меня сейчас звала с дикими воплями с первого этажа, и сообщила, что мой отец пропал.
Мой отец был врачом и, по уверениям его коллег, спас жизнь какому-то влиятельному человеку, на которого было совершено покушение.
Из-за этого моего папу и стали преследовать какие-то криминальные авторитеты...

Когда всё это случилось, я лишь колоссальным усилием заставила себя окончить последний курс университета, а после вернулась в Москву, хотя, по сути, мне некуда было возвращаться: раньше мы жили в квартире, предоставленной институтом отца, но теперь...
Теперь единственное что у меня осталось - это квартира моих родителей в Санкт-Петербурге, которую мы с отцом уже давным-давно сдавали.
Так как я планировала поступать в магистратуру лучшего университета Москвы, квартиру родителей я продолжила сдавать - пусть у меня не было в Москве своего жилья, хотя бы были хоть какие-то деньги, чтобы выжить.
Тем более при успешном поступлении в университет мне была положена общага.

Вот только от до конца лета ещё два месяца, и мне надо было где-то жить всё это время.
Ехать мне было некуда, кроме как к тетке, которая меня люто ненавидела, так же как и когда-то люто ненавидела мою мать.

Теоретически денег от сдающейся в аренду квартиры родителей и копеек, заработанных мной на переводах текстов, должно было хватить на съёмную комнатушку, пачку макарон и батон хлеба, но всё же я решила попытать счастья и попросить помощи у тёти - сэкономить силы и деньги во время поступления в магистратуру было бы для меня большим подспорьем!
К моему удивлению, Анфиса мне не отказала.
Поджав тонкие губы и нахмурившись, она вцепилась в меня темными глазами и покачала головой.

- Я помогу тебе, - очень холодно сказала она, когда я нарисовалась на пороге её двухэтажного коттеджа в Зеленограде. - И только потому что обещала Феде, что если с ним что-то случится, я не брошу тебя.

Она запустила меня в прихожую, освещённую теплым светом от гирлянды, и буркнула мне в спину:

- Два месяца. Больше не проси.

Анфисе я, конечно же, сразу же по приезду протянула конверт с небольшой суммой денег на издержки, однако всё равно в этом доме меня считали нахлебницей.
Особенно дети Анфисы.
Тетка никогда не была замужем, но у неё было двое детей - двойняшки Славка и Лидка. Они были младше меня на пару лет и обладали очень скверными характерами.
Ни с тёткой, ни с ними, я старалась лишний раз не пересекаться. Почти все два месяца сидела в своей комнатушке, готовясь к поступлению, уже позже ездила сдавать экзамены, а ещё позже, трепеща, неслась узнавать результаты.
Ура, я поступила!
Теперь мне осталось дождаться лишь одного - получения комнаты в общаге.

Хотя сегодня я задумалась, что с трудом вынесу в доме Анфисы ещё две недели.

- Завтрак ты пропустила, так что белье иди повесь, - рявкает мне тётка, когда я спускаюсь на кухню. Она строгим кивком указывает на корзину в прихожей. - И побыстрее давай.

Анфиса знала ,что скоро я уеду и два дня назад с остервенением принялась эксплуатировать меня для помощи ей в быту.
Своих любимых лялечек она мучить лишний раз не хотела - им же надо отдохнуть перед учёбой!

Собираю волосы в хвост, беру корзину и выхожу из дома на небольшой участок перед домом.

Между двумя хилыми яблонями растянута веревка, на которой я и начинаю развешивать мокрые тряпки моей сестрицы: платье с паетками, розовые футболки, юбки.

- Эй, дурында, а посуда?! - подбегает ко мне мой двоюродный брат Славка. - Мать сказала посуду помыть.
- Так и иди и помой, - рычу я.
- Ага, щаз, - нагло ухмыляется Славик и складывает руки на груди. - Зачем мне её мыть, если здесь есть ты?!

Оборачиваюсь.
Соломенные волосы, усыпанное веснушки лицо и наглый взгляд - это мой братец. Такие же соломенные волосы, веснусчатое лицо и наглая улыбка и у моей сестры Лидки, которая уже нарисовалась рядом.

- Раз живёшь у нас тут бесплатно, нечё халтурить! - бросает Лидка. - Чай не богачи, кормить тебя за так!
- Захлопнись лучше, - цежу я. - А лучше оба захлопнитесь!
- Да как ты с хозяевами разговариваешь, дрянуха?! - возмущается Славик.
- Вот мы тебе щас надаём! - подхватывает Лидка, но когда я оборачиваюсь к ней, сверкнув взглядом, захлопывается - слишком злой, видать, у меня взгляд.
- Что вы тут разорались? - рявкает Анфиса с крыльца. - Тася, почему работа до сих пор не сделана?!

9

Тася

Лихачёв!

"Это Лихачёв!" - гремит у меня в голове.

Да нет... Быть не может или... Может?
Прищуриваюсь. Нет, без сомнений это он - Владислав Лихачёв - отец Дёмы.
Я его толком и видела-то один раз, но узнала сразу же.
Глазам не верю! И что он здесь делает?!

Широкоплечий, темноволосый, но уже с заметной проседью в коротком ёжике, он одет в очень дорогой костюм. На запястье под его рубашкой красуются часы по цене всего тётиного дома, а в начищенные ботинки, кажется, можно смотреться как в зеркало.
Владислав без лишних вопросов, совершенно по-хозяйски заходит в приоткрытую калитку на тёткином участке и, заметив нас, сразу же направляется в нашу сторону.
По пятам за влиятельным гостем следует высокий, короткостриженный "пиджак" в темных очках - без сомнения личный секьюрити Лихачёва.
Незаметно приглядываюсь к Владиславу: как же они похожи с Дёмой...
Оба высокие, смуглые и этот пронзительный взгляд светло-карих глаз... И всё же, несмотря на всё своё благородство, Владислав не настолько красив, как его сын.

- П-прошу прощения, - тут же лебезит тётка и взволнованно улыбается. - Я могу вам чем-то помочь?

- Добрый день, - спокойным и твёрдым голосом здоровается Лихачёв-старший. Он окидывает Анфису быстрым взглядом и чуть прищуривается. - Можете. Мне нужна Григорьева Таисия Фёдоровна.

"Я?" - дрожу от внезапно нахлынувшего на меня страха.
Чувствую, как кровь отливает от лица.
И зачем Владислав Лихачёв может искать меня?!
В горле пересыхает, а в груди вдруг начинает остро щемить.
Но я не успеваю не издать ни звука, ни сделать шага.

- Да вот она, принцесса наша, - недоуменно бросает Славка, и они с Лидкой одновременно расступаются, так что теперь мне за их спинами уже никак не спрятаться.
Светло-карие глаза тут же врезаются в меня с острым любопытством и даже какой-то... радостью?

- Тася! - строгое лицо Лихачева смягчается. - Здравствуй.

- Здравствуйте, - почти шепотом роняю я.

- Владислав Лихачёв, - он протягивает мне руку, и я едва-едва нахожу силы, чтобы ответить на его рукопожатие слабым движением пальцев. - Я приехал... В общем-то за тобой.

- Не поняла. За мной? - уточняю я слабым голосом.

Мужчина хмурится и скашивает взгляд на мою смурную тётку Анфису, затем на её двухэтажный коттедж, в котором меня, что, видимо, заметно даже для чужих глаз, не шибко любили и не шибко мне сочувствовали.

- За тобой, Тася, - продолжает Владислав. - Скажу тебе всё сразу и без лишних церемоний: я хочу предложить тебе свою поддержку. Знаю, что ты находишься в сложном положении, и готов обеспечить тебе всю возможную помощь, какую возможно. Теперь это мой долг.

- Простите, но я не понимаю, - бормочу я, и тогда Лихачёв-старший протягивает мне какую-то папку.

Ослабевшими руками беру её и пролистываю документы: поверить не могу!
Почти год назад мой отец провёл экстренную операцию Владиславу Лихачёву и этим спас его жизнь, и потом ещё некоторое время занимался его лечением и реабилитацией.
Господи, тут даже были папины записи из истории болезни Лихачёва, его рекомендации и советы для него...

- Почти год назад твой отец, Тася, спас мне жизнь. - Владислав забрал папку, которую я ему отдала. - Из-за этого люди, пытавшиеся меня убить, стали преследовать его. Сейчас о них можно не беспокоиться - ни один из этих людей не предоставляет никакой опасности, но к нашему общему с тобой сожалению, Фёдор до сих пор не найден... Я не так давно окончательно смог вернуться в строй, и теперь хочу заняться его поисками, используя свои связи и ресурсы. И пока эти поиски будут идти, Тася, я хотел бы забрать тебя в свой дом, в свою семью и оказать тебе всю возможную помощь после всего произошедшего. Это мой долг, Тася, во-первых, а во-вторых - твой отец просил меня об этом. Просил за тобой присмотреть, если с ним что-то случится.

- Просил... - эхом повторяю я, ощущая волну головокружения от подступившего шока.

- Да, и я дал ему слово. Ты можешь совершенно ни о чем не переживать: обещаю, что будешь всем обеспечена, и тебе будет оказана любая помощь, которая только может потребоваться.

Мысли в голове шумят и сверкают.
Сложно поверить, что это всё происходит наяву.
Мой папа спас Владислава Лихачёва!
Того самого Лихачёва, в сына которого я когда-то...

"До сих пор, Тася", - резким уколом ранит меня мысль, но я тут же её отгоняю.
Это совпадение обескураживает: ведь каким-то невероятным образом моя жизнь снова пересекалась с жизнью Дёмы.
Горько усмехаюсь. Вот только мне самой пересекаться с Демьяном Лихачёвым совсем не хотелось.

- У меня же есть выбор? - подавленно спрашиваю я.

- Конечно, - стараясь не показывать досаду, отвечает Владислав. - Но всё же не забывай, что я делаю это не только из чувства долга, но и по просьбе твоего отца. Он сам меня просил об этом.

Потому что знал, что без него моя жизнь будет похоже на стеклянное крошево на асфальте...

- К тому же, ты всегда будешь в курсе новостей о поисках твоего отца, - добавляет Владислав.

Не успеваю задуматься об этом.
Мелодичный перелив пришедшего мне на телефон уведомления кажется невероятно громким. Я вытаскиваю смартфон из кармана толстовки, и мои глаза расширяются от ошеломления и острой досады:

"Уважаемая Таисия Фёдоровна. С сожалением, спешим вам сообщить, что не можем предоставить вам место в общежитии на ближайший год, так как..."

10

Тася

У меня начинает кружиться голова. Воздух застревает в легких, в ушах нарастает шум.
Значит, это конечная остановка.

Вчера я на всякий случай смотрела доступные для меня варианты. Все они очень-очень далеко, да и по цене мне подходили только две комнатушки в тараканниках, где за соседней стенкой может жить кто угодно.
Можно было бы, конечно, попросить тётю ещё пожить у неё...
Поджимаю губы и мажу взглядом по недовольному лицу тётки, и злобным моськам Славки и Лидки. Нет уж! Даже одна мысль о том, чтобы попросить у них помощи, вызвает у меня приступ тошноты.
"Получается, у меня и выбора нет, - острое осознание действительности почти ранит. - Тем более, что уже через несколько дней уже начнётся учеба..."
- Х-хорошо, - наконец выдаю я сквозь онемевшие губы. - Я поеду с вами, Владислав.
Через четверть часа подходя к огромному джипу с небольшой сумкой, которую у меня тут же забирает Филипп, телохранитель Владислава, я с сомнением смотрю на тонированные стекла большого авто.
Если поеду к Лихачёву, то ведь встречусь с Дёмой...
Или всё-таки есть надежда, что этой встречи не будет?
Ведь я собственными ушами ещё на выпускном слышала, что он собирается ехать учиться и работать заграницу.
К тому же, в течение года мне всё-таки могут дать общагу, если кто-то откажется от места...

- Устраивайся, Тася, - приглашает Владислав, радушно указывая на свой джип. - Там в машине мои дочери - напросились со мной. Можешь пока с ними познакомиться.

Забравшись в салон авто, смущенно хмурюсь, когда вижу высокую девушку в коротком топе и шортах, в квадратных очках для зрения и рядом с ней малышку лет пяти-шести в автокресле.
Обе с оливковой кожей и зелеными глазами, но старшая с темными волосами, а младшая с белыми кудряшками.
И обе они были неуловимо похожи с Дёмой.
- Э, привет, - мычу я.
- Привет, Тася, забирайся давай, - весело здоровается девушка в очках. Она хлопает по сиденью возле себя: - Я Вероника, а это Машка.
- Я не буду с ней сидеть! - вопит младшая так пронзительно-противно, что я морщусь.
Мелкая смотрит на меня весьма враждебно, и я тут же примирительно вскидываю руки.
Вероника закатывает глаза и фыркает:
- Ой, больно надо! Кто вообще захочет с такой поганкой сидеть?!
Малышка показывает сестре язык, обзывает и с самым смурным видом отворачивается к окну.
Я аккуратненько сажусь с краю у самого окна, пытаясь сделать выводы, правильно ли я сейчас делаю, что уезжаю от тетки непонятно куда.
Владислав садится на пасажирское сиденье, его телохранитель усаживается за руль. Авто вздрагивает и трогается, я лишь мельком оборачиваюсь на участок тетки, где она вместе со Славиком и Лидкой смотрят нам вслед.

- Папа, я хочу пить! - вопит Маша, едва машина проезжает два метра.

- Маш, хватит, а, - цедит Вероника раздраженно. - Всех уже достала за утро! Как жаль, что твой сад в воскресенье не работает, а! И Вера Валентиновна как назло заболела!

- Да это тебя в сад надо, дура! - визжит Маша. - А Вере Валентиновне вообще знаешь куда пора?

- Ты сейчас по губам получишь!

Скашиваю взгляд на каменное лицо секьюрити, ведущего машину, и мне даже становится любопытно, как он это все выносит.

- Так, обе прекратили, - припечатывает Владислав устало. - Сейчас заедем в магазин, купим воды.

- Сока! - орет Маша.

- Воды, - рычит Вероника.

Воцаряется молчание. Вероника вдруг скашивает на меня взгляд и усмехается.

- Это ты ещё, Тася, братца нашего старшего не видела. Вот где буря.

У меня внутри всё вымерзает, и я вытягиваюсь по струнке, не в силах даже сделать вдох.
Боюсь, что видела. И знаю, что это за буря...

- Или... погоди, видела? - Вероника задумчиво корябает висок. - Папа говорил, вы вроде в одной школе учились? А, пап?

- Насколько я знаю, да - Тася училась с Дёмой в одной школе.

Хуже. В одном классе.

- Учились, - коротко роняю я, и в этот момент, спасая меня от ненужных расспроссов, салон авто заполняет переливчатая мелодия.

Владислав хмуро выуживает из кармана пиджака свой смартфон и хмуро мажет пальцем по экрану.

- Да? - отвечает он, прикладывая трубку к уху. Мрачнеет, смурнеет, скашивает взгляд на часы. - Это сейчас не имеет значения. Ничего не знаю, подъезжай. Возьмёшь Машу и сразу поедешь туда, а Алиса подъедет попозже и заберёт её... Меня не волнует, Дёма!

Вздрагиваю, словно от электрического имульса, разрядами прошедшего по всему моему телу, чувствую, как кровь отливает от лица. Господи...

- Тась? Всё в порядке? - пугается Вероника и внимательно смотрит на меня. - Ты что-то бледная. Тебя тошнит, что ли?

- Да, - выдыхаю я. - То есть нет. Я... Ничего, нет, всё в порядке.

Вжимаюсь в кресло и затравленно упираю взгляд в кресло передо мной, где сидит Владислав Лихачёв.

Вот и всё... Попала ты, Тася...

11

Тася

Мне вдруг становится невыносимо душно. Так, что голова даже кружится.
"Ну и что ты теперь будешь делать, Тася?" - спрашивает язвительный голосок у меня в голове.
И тут же над ухом звучит абсолютно ровный голос Филиппа:
- Владислав Олегович, магазин. Заезжаем?
- Да, заезжаем! - пронзительно орет Машка, и уже даже мне хочется её треснуть.
- Заезжаем, - дает отмашку Лихачёв, и Филипп паркует машину на тесной парковке возле магазина с выцветшей вывеской.
Как только машина останавливается, слышу щелчок и оборачиваюсь: Маша вдруг невероятно юрко выбирается из кресла, открывает дверь джипа и выпрыгивает на улицу.
- Маша! - возмущается Владислав. - Ну куда ты?!
- Куда надо! - хамит девчонка и в блестящим пайетками платье топает к магазину.
Местные девочки, играющие в песке, восхищенно провожают её взглядом.
- Тась, подём со мной, может, тебе надо что-то, - бурчит Владислав и выходит из машины, быстро пересекает парковку вслед за дочерью и заходит в распахнутые двери местного магазина.
Мне-то ничего не надо, но так хочется выбраться из душного салона, что я использую любую возможность для этого.
Плетусь в магазин, где сразу нахожу Лихачева, напряжено изучающего прилавок. Маша со злобно-высокомерной моськой стоит рядом с отцом, держа его за руку. Хорошо хоть не орёт и не выпендривается.
Оглядываюсь в магазине, тут особо и выбирать то не из чего: три засаленные полки, заполненные дошираками, солью в картоне, бутылками с водой...
- Так. Нам воды... - говорит Лихачев, когда его очередь подходит. - Вот этой, французской.
Мужики и бабки с любопытством косятся на Лихачева, указывающего на единственный холодильник с водой в углу.
- Сколько желаете? - почти игриво интересуется продавщица - кудрявая блондинка лет сорока.
- Желаем две бутылки, - отвечает Лихачёв и косится на меня. - Тася, чего-то хочешь?
Только и успеваю мотнуть головой, когда слышу восхищенный вздох Маши. Слежу за её взглядом и ужасаюсь.
Дело в том, что на самой верхней полке стеллажа в углу магазина красуется знамя этой местной забегаловки - большой плюшевый ананас.
- Папа, я хочу ЭТО!
- Что это?
- Эту игрушку!
Владислав вскидывает смурной взгляд на пропыленную игрушку гигантских размеров, и его бровь нервно дергается.
- Маша...
- Хочу! И никаких разговоров!
- Боюсь, что игрушка не продаётся, - умилительно, но несколько тревожно хихикает продавщица.
- Всё нормально, - успокаивает Лихачёв. - Мы закажем такую же через маркетплейс.
- Нет, я хочу эту и сейчас же!
Скандал начинается с полпинка и набирает обороты. Ума не прикладываю, как помочь несчастному Владиславу и просто шокированно слежу за происходящим, а потом...

А потом я слышу его голос.

- Блин, чё у вас тут за дичь происходит? Маш, тебя на улице слышно, ты в курсе?

Слышу тихие шаги, и тонкий аромат какого-то абсолютно сумасшедшего парфюма в секунду ударяет в ноздри. Я непроизвольно делаю глубокий вдох и с силой, до крови прикусываю губу.

Примерзаю к месту, боясь пошевелиться и быть обнаруженной, но не могу удержать взгляд, хотя очень-очень слильно ругаю себя за это.
Пусть на долю секунды, но смотрю на него.
"Он не изменился, - первая мысль в моей голове. - Нет, вру. Изменился...И ещё как..."
Стал взрослее, красивее, притягательнее...
Темные волосы модно уложены, на губах играет сумасводящая усмешка.
В стильной черной футболке, джинсах с нашивками, в дорогих часах на одном запястье, в каких-то фасонистых феньках на другом..
И эта неизменная дерзкая острота в светло-янтарных глазах... Как только ловлю её - всё: моё сердце с восторженным трепетом начинает прыгать в груди с какой-то унизительной для меня радостью.
"Сама себя предаю!" - в отчаянии думаю я и опускаю раскрасневшееся лицо. Зажмуриваюсь. Не смотрю. Не могу...

- Дёма! - визжит Машка, и тут же начинает рыдать. - Дёмочка, я так хочу эту игрушку!

- Боже, - обессиленно закрывает глаза Лихачев-старший. - Она меня в могилу сведет!

- Так, пап, успокойся. Сейчас всё решим.

Краем глаза, вижу, как Дёма обезоруживающе подмигивает разрумяневшейся продавщице, достает бумажник и смартфон, но вдруг замирает - замечает меня.

- Григорьева? А ты здесь как оказалась?

Его густые брови ползут вверх, а смуглое красивое лицо вытягивается от удивления.

12

Тася

У меня перехватывает дыхание, а сердце горячим комом подскакивает к горлу.
Я всё смотрю на него. Смотрю и... Проваливаюсь в зыбкую пучину той знакомой боли, которая уже должна была быть давно забыта...
- Нет, стоп, - со смешком фыркнул Дёма. - Не пойму, это правда ты, пустое место? Или мне сейчас плохой сон снится?
Нутро мигом начинает трещать от лопнувшей раны. Дыхание перехватывает, губы немеют.
- Плохо тебе сейчас наяву будет, Лихачёв! - рявкаю я гневно: - Даже неудивительно, что ты остался таким же придурком, каким был!
Разворачиваюсь и вылетаю из магазина. Слышу только удивленный вопрос Владислава у себя за спиной:
- Я чего-то не понял... Дёма, как ты разговариваешь с Тасей?...
Но больше я ничего не слышу.
С горящим лицом и колотящимся сердцем нервно оглядываюсь вокруг.
Возле джипа Владислава теперь красуется шикарный черный седан - точно Дёмин, который для этих мест явная редкостью, что и доказывают сверкающие взгляды местных мальчишек, повысовавшихся из кустов и прибежавших с детской площадки.
Меня охватывает колючая ненависть.
Надо что-то срочно придумать. Убежать, например!
Бег спасает меня уже четыре года, почему бы им и сейчас не воспользоваться?...
Интересно, я успею сбежать до того, как Лихачёвы сюда вернуться?
Оборачиваюсь к магазину и понимаю, что не успею.
Из местной забегаловки, держа в руках пыльный плюшевый ананас, выходит довольная Маша и весьма злой Владислав.
Дёма, взирая на мир сквозь стекла брендовых очков, идёт следом за ними.
По лицу Лихачёва-младшего ничего не понятно, но напряжение я всё же ощущаю - это хорошо, значит, не так уж и вальяжно он себя чувствует!
Гад!
Местные девицы уже смущенно краснеют и призывающе хихикают, глядя в его сторону, а мне тошно.
Тошно от всего.
Взять и вцепиться бы в эту навернутую по последней моде шевелюру!
Лихачёвы подходят к машине. Дёма демонстративно не смотрит на меня.
- Давайте мне кто-нибудь объяснит, что происходит, - Владислав хмурится и смотрит то на меня, то на Дёму.
- Ну может, пап, это ты всё-таки сначала объяснишь мне, - тянет он, допивая воду из бутылки и одним точным броском отправляя пустую тару в урну. - Что здесь делает эта овца?
- Дёма! - осекает сына Владислав.
А у меня окончательно срывает резьбу. Перед глазами аж начинает всё сверкать от гнева.
- Захлопнулся бы ты лучше, Лихачёв! - ору я. - Овцой будешь свою бабу называть!
Дёма замирает, поднимает очки на голову и вцепляется в меня яростным взглядом. Желваки ходят по его скулам, а губы плотно сжаты - того и гляди бросится на меня!
- Ты сейчас по загривку получишь, пугало, - цедит он зло. - Ты себя вообще кем возомнила?
- Дёма, да что с тобой?! - уже теперь уже рычит Владислав.
- А с ним как всё нормально, Владислав Олегович! - кричу я, срывая горло. - Он каким гадом был, таким и остался!
- Я тебе голову сейчас оторву, зараза, - с холодной яростью цедит Дёма и делает ко мне шаг.
Испуг разом выбивает всю ярость - как бы и правда не схлопотать!
- А ну прекратили! - так властно и страшно рявкает всклокоченный и раскрасневшийся Владислав, что все в секунду вытягиваются по струнке и замолкают.

Спустя секунду, делав глубокий вдох Владислав, уже спокойно спрашивает:

- Я хочу знать, что здесь происходит. И почему, Дёма, ты себя так ведешь с Тасей?

- А с какой стати я должен церемониться с этой дурындой? - фыркает этот козёл, но я молчу, больше не желая отвечать на этот поток грязи - пусть Владислав сам увидит. - Чего она заслуживает, то и получает.

- С такой, что отец Таси - спас мне жизнь! - снова гаркает Владислав Олегович.

- Ну не она же, - холодно отрезает Дёма.

- Тася дочь того самого Григорьева, - продолжает Владислав. - Уж изволь проявить толику уважения! Из-за того случая, её отец пропал, она осталась одна и совершенно без всякой поддержки и помощи. Я сам предложил ей помощь и был очень рад, что она согласилась поехать в наш дом.

- Ох ты ж, беспомощная нашлась! Что?... - Дёма осознав то, что только что сейчас услышал, с ужасом вытаращивается на отца... - Ты хочешь сказать, что... она будет жить с нами?!

- Я не буду жить с ним в одном доме, - выдаю я категорично.

Нет, я правда готова на какие угодно плохие условия, но на это - нет!
Никогда!

- Тася, подожди, - вскидывает руки Владислав, и мне даже становится его жалко. - Подожди, не руби с плеча... Я уверен, что мы разберемся и сможем решить эту ситуацию.

- Простите, не буду с ним жить под одной крышей, - указывая взмазом руки на Дёму, повторяю я. - Лучше на улице, чем с ним.

- Слушайте, на нас уже все смотрят, и того и гляди видосы постить по всяким канальчикам своим начнут, - закрутила головой Вероника, до этого в совершенном шоке наблюдающая за развернувшейся перепалкой. - Давайте уже где-нибудь подальше отсюда будем решать все эти вопросы.

- Я не буду этой хренью заниматься. У меня и так дел до задницы, так что всё, адьос, - с ненавистью цедит Дёма и, бросив на меня испепеляющий взгляд, направляется к своей машине: - Маш, топай давай сюда. Нам пора.

- Дома тебя будет ждать разговор, - очень холодно припечатывает Владислав, но Дёме всё равно, он никак не реагирует на отца - просто идет к своей машине и садится за руль.

Лихачев-старший берёт Машу за руку и ведёт к седану Дёмы, а я разворачиваюсь и иду к джипу Владислава.
Выхватываю свой рюкзак из приоткрытого багажника и забрасываю на плечи, затем беру сумку и плетусь в сторону автобусной остановки, которая находится прямо за магазином.
К тётке, конечно, не поеду. Вернусь в Москву, сяду где-нибудь... Не знаю, на вокзале, в кафе, да хоть где и придумаю, что буду делать дальше.
Это было моей ошибкой соглашаться на помощь Лихачёва.
Он, может, и готов мне помочь, но его придурошный сын в мои планы не вписывается никаким местом!

12.1

Тася

Смотрю на растрескавшийся асфальт и шмыгаю носом. Слёзы уже не просто жгут глаза, а горячими струйками текут по щекам.

- Тася! Стой! - К остановке, к которой я уже подошла, подъезжает авто Владислава, он высовывается изо окна и понуро смотрит на меня. - Ну ты-то хоть выслушай меня...

- Простите меня, Владислав Олегович, - мрачно говорю я. - Но жить рядом с вот этим вот...кадром, который будет травить меня при любой возможности - выше моих сил!

- Он не будет тебя травить, Тася, обещаю, - заверяет Владислав, но я лишь качаю головой. - Чего бы между вами не произошло.

- Будет. Он ничего другого не умеет! - И густо покраснев, добавляю: - И ничего между нами не произошло. Ничего хорошего, я имею ввиду...

- Тогда давай иначе решим вопрос, - сдается Лихачёв. - Ты поживешь у нас пару дней, пока я подыщу тебе какую-нибудь хорошую квартиру и сниму её для тебя. Будешь жить отдельно, но с моей поддержкой. Хотя бы так!

- Нет, вы что! Я... не могу так, - качаю головой, хотя предложение ужасно заманчивое. - Это уже слишком.

"В конце конуов, этот придурко Дёма в одном был - это мой отец спас жизнь Владиславу, а не я... Пусть у меня и были проблемы, но Лихачев не обязан меня содержать".

- А зачем снимать? - удивляется Вероника, высовываясь из второго окна. - Тась, ты можешь пожить пока в моей квартире, я там все равно до окончания зимней стажировки жить не буду - мне неудобно в свой корпус оттуда ездить. Новая квартира, хорошая, с ремонтом... Папин подарок.

- Да, действительно, - соглашается Владислав, кивнув дочери. - Это ведь хорошая идея. Что скажешь, Тася?

Я кусаю губы, раздумывая.

- Х-хорошо, - комкано выдаю я. - Наверное... Я...

- Ну и отлично, - припечатывает Вероника и радостно открывает передо мной дверь, приглая сесть в машину. - Давай пока к нам, а завтра съездим посмотрим, как там что в моем гнездышке.

Я снова залезаю в авто Владислава. На этот раз в машине царит невероятный покой и тишина, и мы так и едем под тихую музыку и легкий шум кондиционера до самого дома Лихачевых.
Однозначно продержаться пару дней у них я точно смогу, а там - уже и магистратура, другая жизнь, учёба, работа... никаких Демьянов Лихачевых!
В этом я убеждена на все сто процентов. Ровно до сегодняшнего вечера.

13

Тася

У Лихачёвых великолепный дом - большой коттедж из кирпича, с панорамными окнами, и просторный ухоженный участок.
Я во все глаза оглядываюсь вокруг, пока Филипп плавно ведёт машину по ровному подъезду прямо к дому.
Как только мы останавливаемся, замечаю, что из дома на веранду выходит красивая светловолосая женщина, через секунду рядом с ней появляется девушка в форменной одежде - видимо, горничная, и мужчина в белой рубашке и брюках.
"Они все работают на Лихачёвых? Размах у них тут, как у аристократов", - с растущим ощущением неловкости, думаю я.

- Ты иди, Тась, - бурчит Вероника, когда Владислав выходит из машины, а я чуть задерживаюсь. - Я сейчас приду...

Вероника мажет хмурым взглядом по Филиппу и, насупившись, отворачивается. Удивляюсь, но ничего не спрашиваю.
Покинув машину, плетусь к дому: на просторной веранде меня уже встречает та самая красивая женщина, она приветливо здоровается и представляется Татьяной, здешней управляющей.

- Тася, ты чувствуй себя как дома, - говорит Владислав. - Я бы хотел поговорить с тобой попозже, но боюсь, что удастся только завтра - у меня сегодня ещё две встречи. Располагайся и помни, что если что - я всегда на связи. Татьяна покажет тебе дом и твою комнату.

Я благодарю Владислава. Глядя ему в спину, чувствую острое сочувствие - мужчина выглядит устало.
Хотя как тут не устать после такого утра!

- Идёмте, Тася.

Татьяна вёдет меня к лестнице, и мы поднимаемся на второй этаж.
Моя комната небольшая, но уютная - большой платяной шкаф, двуспальная кровать, письменный стол... Вид отсюда очень хороший - окна выходят на сад.
Но главная радость - это отдельная маленькая ванная комната.
Благодарю Татьяну, когда она приглашает меня через час спуститься к обеду.
И как только дверь за женщиной закрывается, я обессиленно опускаюсь на кровать.
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Чувствую смятение и неловкость... А ещё усталость после всех пережитых за сегодня стрессов.
Но всё это ничто по сравнению с бурлящей во мне яростью.
Открываю глаза и с ненавистью смотрю в одну точку на стене, вспоминая все те гадости, который успел мне сказать Лихачёв-младший за пять минут нашей встречи.
Сжимаю зубы - боль от вновь превратившегося в рану шрама невыносима, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не кинуть в что-нибудь в стену.

И почему он меня так ненавидит?! За что? За то липовое письмо?!
Можно было бы спасить на это, но ведь я знаю, что всё началось раньше.
Тот разговор с Бурдиным и другими мажорами класса был ещё до этого письма. И Дёма уже тогда гворил обо мне с ненавистью и презрением...
Через час я спускаюсь в столовую, где за большим красиво сервированным столом уже собрались хозяева дома.
Меня до дрожи мучает страх, что я встречусь с Дёмой, но, к своему великому облегчению, обнаруживаю, что его там нет.
За обедом царит веселая и непринужденная атмосфера, хотя, откровенно говоря, я чувствую себя не в своей тарелке во всём этом блестящем великолепии вокруг: сверкающие люстры, накрахмаленные скатерти, молочно-белый сервиз по цене самолета...

Дорогие картины и новороченая техника...
Я такие места разве что в журналах видела!
После обеда Владислав сразу же уезжает, чуть погодя уезжает и Вероника. Они вообще задерживаются у себя дома?
В совершенном одиночестве я брожу по саду, потом возвращаюсь в комнату и немного переписываюсь с арендатором родительской квартиры в Петербурге. После погружаюсь в изучения присланного мне расписания. Подсчитываю, сколько примерно денег мне нужно для закупки всего необходимо к учебе и на чем можно сэкономить.

Как раз в этот момент ко мне приходит Татьяна и передает конверт от Владислава. Удивленно покрутив конверт в руках, я открываю его и нахожу в нем пластиковую банковскую карту и записку:
"Тася, это твоя карта. Пожалуйста, не отказывайся от денег".
Конечно, я сразу же хочу отказаться от денег, но меня останавливает мысль о расстроенном лице и без того уставшего и выжатого как лимон Владислава, которого собственные дети, кроме Вероники, не особо спешат радовать...

Тяжело вздыхаю. Почти до самого вечера занимаюсь заказом всего необходимого к учебе. Довольно поздно ужинаю прямо на кухне и сновавозвращаюсь в комнату.
Уже поздно, надо ложиться спать. Иду в душ и долго стою, греясь под горячими струями.
Завтра мне нужно съездить в магазин и приобрести кое-какую одежду к началу обучения, а потом мы договорились с Вероникой, что она покажет мне свою квартиру.
Оборачиваюсь полотенцем, поправляю влажные волосы и смотрю на свое отражение в зеркале. Бледное узкое лицо, большие голубые глаза, челка влажными прядками касается лба...
Выгляжу плохо: уставшей и напряженной.

Вознамереваясь получше выспаться, выхожу из санузла в полутемную комнату. У кровати горит один лишь ночник. Ёжась от прохлады, окутавшей мои плечи, вспоминаю, что не закрыла дверь и тихо шлепаю по ковру босыми ногами, пересекая комнату.
Не успеваю пройти и половину, когда дверь распахивается...

У меня воздух застревает в легких, а сердце ухает куда-то в пропасть, ведь на пороге моей комнаты оказывается Дёма.

Совершенно уверенно и по-хозяйски заходит в комнату и закрывает за собой дверь.
От шока и возмущения застываю на месте не в силах пошевелиться. Просто вытаращиваюсь, не веря своим глазам: но и это и правда Лихачёв собственно персоной, в не менее модных серых джинсах и белой футболке, чем раньше, но теперь взъерошенный и напряженный.
Дёма и прищуривается и быстро оглядывается. Натыкается взглядом на меня... И вскидывает брови. Окидывает взглядом, присвистыет и холодно усмехается:

- Вижу, хорошо ты тут уже устроилась, Григорьева.