Рада видеть старых читательниц и приветствую новых!
«Ты — моя награда» — это продолжение книги «Я не твоя награда». Для тех, кто только присоединился: первая книга рассказывает о том, как главный красавчик университета стал встречаться со скромной девушкой. Вот только девушка скромная неспроста, да и не такая уж она и скромная 😏 История о том, как начинались отношения Дэна и Леи, о недоверии и, конечно же, с элементами эротики.
Теперь же Дэну и Лее предстоит столкнуться с новыми трудностями. Выдержат ли их отношения все испытания? 💔
Книга находится в процессе написания — новые главы будут выходить каждые день-два, так что следите за обновлениями! 📖
Готовы узнать, что будет дальше? 🔥
Приятного чтения! ✨
Мой отец был загадкой даже для меня — его единственной дочери.
Александр Грэйтон — владелец сети элитных ювелирных салонов, магнат, чье имя знали в деловых кругах по всей стране. Но при этом его лицо мало кто видел. Он никогда не давал интервью, не появлялся на светских мероприятиях, избегал любой огласки. Журналисты могли годами пытаться добыть хоть крупицу информации об его личной жизни — есть ли семья, жена, дети. Безуспешно. Отец умел быть невидимым, несмотря на свое состояние.
Растил он меня один. Наша жизнь была окружена тайной. В школе я училась под чужой фамилией. О существовании дочери Александра Грэйтона знал только узкий круг людей.
Отец никогда не баловал меня. Он не закатывал пышные дни рождения с толпами гостей, горами подарков и аниматорами. Не устраивал грандиозные праздники по любому поводу. Дорогие подарки дарил крайне редко — никаких украшений на каждый день рождения, никаких спонтанных сюрпризов просто так.
Но обделенной я себя никогда не чувствовала. У меня было все необходимое: хорошая школа, кружки по интересам, качественная одежда. Отец вкладывался в мое образование и развитие, но при этом не потакал капризам.
Когда в семнадцать лет я попросила оплатить курсы вождения и осторожно намекнула, что хотела бы иметь собственную машину к поступлению в университет, он ответил просто:
— Откладывай с карманных денег.
Я откладывала. И всегда знала цену деньгам. Наверное, поэтому мне было тяжело общаться с избалованными детьми богачей, хотя формально я сама была из их круга. В школе я тянулась к обычным ребятам, выбирала друзей не по толщине папиного кошелька, а просто по тому, насколько мне с ними было хорошо и интересно.
Самым ценным подарком от отца стал браслет, который он сделал для меня собственными руками. Каждая деталь была продумана до мелочей. Отец сказал, что это будущая семейная реликвия, которая будет передаваться по наследству. Работа получилась настолько красивой, что он захотел, чтобы ее увидели другие, и сделал точно такой же браслет для продажи. Кто же мог предположить, что судьба сыграет такую злую шутку — обладательницей этого самого браслета станет Аманда, человек, которого я буду считать своим злейшим врагом.
Характер у отца был сложный. Скрытный, требовательный, иногда резкий. Но я любила его и понимала, что он тоже любит меня, просто не умеет это показывать. Отец поддерживал мои увлечения. Даже танцы, хотя когда узнал про pole dance, сначала был в ярости.
Мне пришлось долго объяснять, что это настоящий спорт, который требует силы и выносливости. В конце концов, отец разрешил мне заниматься, но ворчал постоянно. Зато после того, как я заняла первое место на соревнованиях и показала ему видео выступления, отец неожиданно растрогался. В его глазах я увидела настоящую гордость. И это дорогого стоило.
В остальном ограничений было немного. Да, я не могла говорить, чья дочь. Да, мы жили скромнее, чем могли бы себе позволить. Но я могла ночевать у подруг, ездить на школьные экскурсии, заниматься тем, что нравится. Когда в пятнадцать лет у меня появился первый парень — если, конечно, можно назвать отношениями два похода в кино и несколько невинных поцелуев — отец не устроил скандал. Вместо лекций о морали он спокойно рассказал о контрацепции.
Но было два железных правила. Отец повторял их с детства: я должна учиться в Вестервуде, а замуж выйду только за того мужчину, которого выберет он сам. Родители лучше знают, что нужно их детям, говорил он, и в доказательство своих слов всегда ссылался на собственный опыт. Хотя я понимала, что за родительским беспокойством скрывался и практический расчет. Ему нужно было передать свою империю в надежные руки.
У отца была своя трагическая история, которая объясняла его железные убеждения.
Папа сам вырос в зажиточной семье — не настолько богатой, как стал впоследствии, но владевшей небольшой сетью ювелирных лавок. Родители годами готовили его женитьбу на дочери деловых партнеров. Девушка была из хорошей семьи, получила прекрасное образование, разделяла их ценности. Отец уже мысленно примерил на себя роль жениха, когда в двадцать лет его мир перевернулся.
Он встретил мою мать.
Мама была из тех женщин, от которых мужчины теряют голову окончательно и бесповоротно. Красота — это слишком бледное слово для того, чем она обладала. Сирота из детского дома, она жила с одной-единственной целью: любой ценой вырваться наверх и получить все, чего была лишена в детстве.
Отец женился на ней назло родителям, которые были в ярости от его выбора.
Через два года родилась я. Еще через год дедушка и бабушка погибли в автокатастрофе. На отца внезапно обрушилось управление бизнесом, забота о младенце, и он захлебывался в проблемах. Компаньон воспользовался его растерянностью, подставив под уголовное дело. Отцу грозила тюрьма за мошенничество, которого он не совершал.
Для матери это стало последней каплей. Она не подписывалась на нищету и тюремные свидания. Когда мне исполнилось три года, она собрала чемоданы и исчезла с любовником — состоятельным бизнесменом, который мог предложить ей ту жизнь, что она жаждала. Ребенок в этой картине явно не предусматривался.
Я не знала, сколько пролежала на холодном кафельном полу. Время словно остановилось в той болезненной дымке, которая окутала мое сознание после избиения. Медленно, стараясь не делать резких движений, я поднялась на ноги. Каждая мышца тела отзывалась острой болью, словно меня переехал грузовик.
Подойдя к зеркалу, я увидела свое отражение и едва сдержала стон. Волосы растрепались, прядь слиплась от крови на затылке там, где Аманда ударила меня головой о плитку. Лицо горело от пощечин, губа была рассечена. К счастью, синяки еще не проступили — это случится позже. Кое-как я привела себя в порядок: смыла кровь с головы, пригладила волосы, постаралась скрыть следы драки.
Доплелась до аудитории и осторожно приоткрыла дверь. Меня окутал густой запах алкоголя. Музыка гремела так громко, что вибрировала в груди.
Мои одногруппники были уже основательно подвыпившие. Кто-то танцевал посреди аудитории, размахивая руками и попадая в такт через раз. Девочки хихикали в углу, обсуждая что-то, явно пикантное.
Я прислонилась к стене у входа, надеясь незаметно пробраться к своим вещам. Но тут ко мне подошла подвыпившая Анна, пошатываясь и щурясь в полумраке.
— Лея! — она радостно замахала рукой, расплескав содержимое бокала. — Где ты пропадала? Мы тут без тебя скучали!
Анна протянула мне бокал с чем-то розовым и пахучим, сама при этом качаясь из стороны в сторону. В тусклом свете она даже не заметила мою рассеченную губу и не обратила внимания на то, как осторожно я двигаюсь.
Я улыбнулась, приняла бокал и поставила его на ближайшую парту. Тихо взяла свой рюкзак и выскользнула из аудитории.
Но дома скрыть произошедшее не удалось. Мадлена сидела за столом с учебниками, но как только я вошла, она подняла голову. Яркий свет настольной лампы безжалостно высветил мою рассеченную губу, царапины на щеке, странную осторожность движений.
— Боже мой, Лея! Что с тобой случилось? — она вскочила, роняя ручку.
Я попыталась соврать:
— Ничего особенного, просто упала по дороге домой...
Подруга разозлилась не на шутку:
— Ты меня совсем за дуру держишь? Я же вижу, что тебя избили! Это Аманда, да? Ну все, хватит! — она потянулась к телефону. — Я сейчас же звоню в полицию, чтобы сняли побои!
— Нет! — резко выкрикнула я, протягивая руку к трубке. — Никуда не звони!
Я тяжело опустилась на край кровати, морщась от боли в ребрах. Каждое движение отдавалось тупой болью в боку.
Мадлена обернулась ко мне, и в ее глазах полыхнула настоящая ярость:
— Опять? Ты опять собираешься спустить Аманде ее выходки? Лея, посмотри на себя! Это уже не просто разборки, это настоящее избиение! — голос ее срывался от возмущения. — Если ты готова и дальше терпеть этот кошмар, то я — нет! Я звоню в полицию и вызываю врача. Вдруг она что-то серьезно повредила? Это не шутки!
— Подожди! — я схватила ее за руку. — Не надо... Дай мне сначала обезболивающее. Там, в ящике стола посмотри.
Мадлена недовольно фыркнула, но направилась к моему столу. Пока она рылась в хаосе из старых конспектов, ручек без стержней, засохших корректоров и прочего студенческого хлама, я судорожно пыталась придумать объяснение. Почему нельзя звонить в полицию? Сказать Мадлене правду о том, что я скрываюсь от отца, было... Нет, я просто не могла переступить через себя. Столько месяцев молчания, столько тщательно охраняемых секретов. Во мне словно стоял какой-то невидимый блок, не позволяющий произнести слова вслух.
Внезапно из ящика раздался мелодичный звон металла о пол.
К ногам Мадлены выкатился браслет. Тот самый, с гравировкой, который подарил мне отец. Тот, который я так тщательно прятала все это время.
Я дернулась вперед, но боль в ребрах заставила меня замереть на полпути. Мадлена уже наклонилась и подняла браслет.
Несколько секунд я надеялась, что она не поймет, не обратит внимания... Но когда увидела, как вытянулось ее лицо, как расширились глаза, читающие знакомую гравировку, поняла: время секретов закончилось.
— Лея... — прошептала Мадлена, поворачивая браслет в руках. — Это же...
Я закрыла глаза. Все. Больше нет сил притворяться. Время секретов закончилось.
Первые слова дались мне с невероятным трудом, горло словно сжимали тиски. Но постепенно, когда я увидела в глазах Мадлены не осуждение, а участие, речь полилась сама, словно прорвавшая плотину река.
Пока я рассказывала про навязанного жениха, про побег посреди ночи, про то, кем на самом деле является мой отец, Мадлена молча двигалась по комнате. Принесла лед, завернутый в полотенце, аккуратно приложила к моей щеке. Достала обезболивающее, подала стакан воды. Осторожно обработала царапины антисептиком. Я даже не поморщилась, слишком поглощенная рассказом.
С каждым движением Мадлены, с каждой таблеткой и холодным компрессом мне становилось чуть легче и не только физически. Облегчение от того, что, наконец-то, можно не скрывать, не врать, разливалось по груди теплой волной.
Когда я закончила, в комнате повисла тишина.
— Теперь ты понимаешь, почему нельзя звонить в полицию? — тихо спросила я, глядя на потрясенное лицо подруги. — Даже если Аманда получит какое-то наказание, мне будет в сто раз хуже. Это точно дойдет до моего отца. Родители всегда привлекаются к таким делам.
Мадлена долго молчала, рассматривая кусочек окровавленной ваты в своих руках. Наконец, она подняла глаза:
— Сбежавшая невеста, — произнесла она на удивление спокойно. — Ну и дела. Не завидую тебе. — Она покачала головой. — Что же там за жених такой? Настолько ужасный, что пришлось бежать посреди ночи?
Но в следующую секунду в ее голосе появились совсем другие нотки:
— Я думала, между нами полное доверие, и я тебе доверяла безгранично... — Мадлена встала, бросив окровавленную вату в урну. — Но я немного злюсь на тебя, Лея. Мы были так близки все эти месяцы, а ты... ты все это скрывала. Абсолютно все.
Она направилась к двери.
Утром я поняла, что без справки Колина обойтись бы не смогла. Проснулась я от того, что все тело ломило так, будто меня всю ночь били молотками. Синяки, которые вчера только наметились бледными пятнами, теперь расцвели во всей красе — фиолетовые, желто-зеленые, багровые. Особенно ярко выделялся синяк на щеке, который я даже тоналкой не смогла бы замаскировать.
Каждый поворот головы отдавался болью в шее, поднять руку было настоящим испытанием. Я осторожно ощупала ребра — вроде бы Колин был прав, ничего не сломано, но боль при каждом вдохе напоминала о вчерашней встрече с Амандой.
К вечеру, словно насмехаясь надо мной, жутко заболело горло. Сначала просто першило, а потом стало больно глотать даже воду. Температура поползла вверх, и я завернулась в одеяло, дрожа от озноба. Видимо, стресс и побои окончательно подкосили иммунитет.
Когда зазвонил телефон и на экране высветилось имя Дэна, я чуть не расплакалась от стыда еще до того, как ответила. Голос его звучал обеспокоенно, и я понимала, что каждое мое слово — это ложь. Пришлось придумывать историю про то, что я лежу в больнице и ко мне никого не пускают, чтобы Дэн не увидел моих побоев, когда вернется. Врала про инфекцию, даже адрес не назвала, солгав, что не помню. От этого вранья мне становилось тошно, но выбора не было.
Дэн переживал, расспрашивал о самочувствии, обещал приехать при первой возможности. А я продолжала врать, чувствуя себя последней дрянью. После разговора долго лежала, уставившись в потолок, и думала о том, как все запутала.
Следующие дни прошли в полудреме. Температура держалась, горло болело нещадно. Зачет у Кармайкла пришлось пропустить, как и несколько других. Некоторые преподаватели, узнав о болезни, поставили зачет автоматом — репутация отличницы работала в мою пользу. Но Кармайкл, конечно, в их число не входил. Теперь вместо каникул придется тащиться на перезачеты.
В понедельник вечером дверь распахнулась, и в комнату ворвалась довольная Мадлена. В руках у нее был роскошный букет разноцветных хризантем, а в другой руке — плетеная корзинка, доверху набитая фруктами. От нее так и веяло хорошим настроением.
— Смотри, что тебе принесла! — объявила она торжественно, ставя корзину на мою тумбочку. — Твой Дэн передал. Спрашивал, конечно, где ты лежишь, в какой палате, но я его ловко заговорила. Сказала, что как раз собираюсь к тебе ехать, вещи кое-какие передать, и что от него тоже все передам.
На душе стало тепло и одновременно стыдно. Приятно было знать, что Дэн обо мне думает и заботится. Но стыд перед ним грыз изнутри. Хорошо хоть подруге я больше могла не врать.
Мадлена устроилась на своей кровати, и я сразу заметила какое-то особенное выражение на ее лице. Она сияла, как лампочка, и в глазах плясали довольные искорки. Такой я ее давно не видела.
— Чего это ты вся такая светящаяся? — спросила я, с трудом приподнимаясь на локте. — Выглядишь так, будто выиграла в лотерею.
Мадлена попыталась изобразить невинное лицо, но губы предательски задрожали от еле сдерживаемого смеха.
— Сегодня встретила Аманду, — начала она, но тут же фыркнула и зажала рот рукой. — Боже, если бы ты видела этот наряд! Явилась в нежно-кремовом платье со шляпкой, а на ней — вуаль! Прямо как скорбящая вдова из викторианского романа. Царапину прикрывала, видимо.
Подруга снова прыснула, и я заразилась ее весельем, хотя еще толком ничего не поняла.
— И что дальше? — подбодрила я ее.
— Подожди, дай отдышаться! — Мадлена махнула рукой, вытирая выступившие слезы. — Сегодня был такой день позора для нашей принцессы, что она точно в другой университет переведется. Может, вообще из страны уедет!
Я приподнялась на локте, где-то в ребрах кольнуло, но любопытство было сильнее боли.
— Да говори же, наконец!
— Я сама не все видела, — Мадлена пыталась взять себя в руки, но смех то и дело прорывался. — Твои однокурсники рассказали. Значит, сидит Аманда на зачете у Кармайкла, вся такая важная в своем наряде. И вдруг ее скручивает! Лицо побледнело, руки к животу прижала. Просится выйти, а Кармайкл как отрезал — никого не отпускаю до конца экзамена.
Мадлена опять захихикала, прижимая руку ко рту.
— А потом что?
— А потом... — тут она совсем расхохоталась, — потом по аудитории поплыл такой аромат! Сначала никто не понял, откуда, но когда все начали оглядываться и морщить носы, Аманда просто подскочила со стула, заревела и кинулась к выходу!
Я почувствовала, как и сама начинаю смеяться от одной только картины.
— Но это еще не все! — продолжала Мадлена сквозь слезы. — У аудитории толпа народу толклась, ждали своей очереди. И все эти люди видели, как наша гордая принцесса бежит по коридору с огромным коричневым пятном на заднице! На белом-то платье! Представляешь контраст?
Не выдержав, я громко расхохоталась. Картина была настолько нелепой и унизительной, что было невозможно не смеяться. Хотя где-то в глубине души мелькнула жалость к Аманде — лучше уж лежать избитой, чем вот так опозориться перед половиной университета.
Когда первый приступ смеха прошел, я внимательно посмотрела на подругу. Слишком уж быстро настигло возмездие Аманду.
— Что ты на меня так смотришь? — тут же насторожилась Мадлена, но в глазах ее плясали лукавые огоньки. — У нее просто живот разболелся! Случается с каждым! Я тут абсолютно ни при чем! — и снова покатилась со смеху.
— Мадлена, — протянула я подозрительно, — это твоих рук дело?
Подруга подмигнула мне и ухмыльнулась:
— Ничего тебе не расскажу! Это тебе маленькая месть за твои секреты! Теперь и у меня есть тайна! — и опять расхохоталась так заразительно, что я невольно присоединилась.
— Спасибо тебе, что отомстила, — сказала я, когда смех утих, — но теперь я тебя боюсь. Это очень жестоко! Пожалуй, не буду переходить тебе дорогу.
— Да ладно, — отмахнулась Мадлена, — это просто везение. Я сама не ожидала, что так получится!
Несколько дней спустя Мадлена ворвалась в комнату с новостью, от которой у меня просто отвисла челюсть.
К встрече я готовилась тщательно, как никогда прежде. Долго стояла под душем, тщательно выбрив все, что только можно было выбрить, и даже то, о чем раньше не задумывалась. Кожу увлажнила кремом с мерцающими частицами и нежным ароматом жасмина.
Настало время для того самого кружевного кремового комплекта, который ждал своего часа. Нежное французское кружево с тонкими бретельками и трусики-танга, подчеркивающие изгибы бедер.
Волосы уложила в легкие локоны. Не тугие кудри, а именно те небрежные волны, которые выглядят естественно, но на создание которых ушло целых полчаса.
Платье выбрала из струящегося атласа цвета слоновой кости, которое купила месяца три назад, но так и не решалась надеть. Оно было одновременно повседневным и невероятно сексуальным: простой крой, но ткань так облегала фигуру, что подчеркивала каждый изгиб. Длина чуть выше колена, тонкие бретельки, элегантный вырез. Поверх накинула пиджак — на случай, если станет прохладно, или просто для завершения образа.
От макияжа решила отказаться. Только немного блеска для губ и тушь для ресниц. Хотелось выглядеть естественно, как будто не прилагала особых усилий, хотя на самом деле каждая деталь была продумана до мелочей.
Дэн ждал меня возле выхода из общежития, прислонившись к своей машине. Он был в темных джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами. Увидев меня, он выпрямился, и я заметила, как его взгляд скользнул по мне сверху вниз.
— Привет, — сказала я, подходя ближе.
Вместо ответа он притянул меня к себе. Его руки легли мне на талию, крепко обхватив, и он наклонился ко мне. Поцелуй был долгим, медленным. Сначала его губы едва касались моих, потом стали настойчивее, требовательнее. Я почувствовала вкус мятной жвачки и что-то еще — его собственный запах, от которого кружилась голова. Одна его рука переместилась мне на затылок, пальцы запутались в волосах. Я прижалась к нему ближе, чувствуя твердость его груди через тонкую ткань рубашки. Ноги стали ватными, и я была благодарна за его крепкие руки, которые держали меня.
— Ты выглядишь потрясающе, — прошептал он, когда мы, наконец, оторвались друг от друга. — В этом платье ты просто сводишь с ума.
Его руки все еще обнимали меня за талию, потом одна медленно скользнула ниже и легко ущипнула за попу.
— Не дождусь момента, когда смогу его с тебя снять, — прошептал он мне на ухо.
Внизу живота что-то сжалось от его слов, а по телу пробежала волна жара.
Наконец, он открыл передо мной дверцу машины. Садясь, я почувствовала, как платье слегка подтянулось, обнажив больше ноги, чем планировалось. Дэн это заметил — по его лицу промелькнула довольная улыбка.
Мы тронулись с места, и уже через пару кварталов его правая рука легла мне на колено. Сначала легко, почти невинно, но потом пальцы слегка сжались. Это было приятно — ощущение его теплой ладони на коже, легкое давление.
Машина свернула в знакомый переулок, и я узнала дом Дэна. После той памятной вечеринки я здесь не была. Когда мы поднимались по ступенькам к входной двери, сердце забилось чаще от предвкушения.
Дэн открыл дверь и пропустил меня вперед, его рука на мгновение коснулась моей спины. Войдя в просторный зал, я остановилась как вкопанная.
— Куда все делось? — удивленно спросила я, оглядываясь по сторонам.
Шеста не было и в помине. Огромная барная стойка тоже исчезла. Вместо нее у стены стоял элегантный аквариум с тропическими рыбками. Яркие полосатые создания медленно плавали между водорослями. Рядом разместилась стильная тумба из темного дерева с несколькими бутылками вина и парой книг.
— Да, я все это убрал к большому неудовольствию Люка, — усмехнулся Дэн. — Мне это совсем ни к чему.
— Как Люк отреагировал?
— Пообещал неделю со мной не разговаривать, — засмеялся он, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. — Сказал, что я превратил «дом разврата» в «музей хорошего тона». До сих пор иногда приходит и печально смотрит на аквариум, будто оплакивает былые времена.
Дэн подошел к холодильнику, открыл его и заглянул внутрь.
— Голодная? Могу что-нибудь приготовить.
— Нет, спасибо.
Он достал бутылку белого вина, коробку конфет в золотистой упаковке и большую тарелку с красной клубникой. Принес все это к дивану, обтянутому мягкой кожей. Я села, поправив платье.
Дэн устроился рядом, наливая вино в два тонких бокала. Я взяла свой, мы молча чокнулись. Вино было приятным — сухое, с легкой кислинкой и фруктовым послевкусием. Я съела пару конфет и несколько ягод клубники. Дэн наблюдал за мной, как я подношу ягоду к губам, и в его взгляде было что-то, от чего становилось жарко. Я допила первый бокал быстрее, чем планировала.
Мы говорили о разном. Он рассказывал, как ездил к родителям на каникулы. Я делилась тем, как пересдавала зачеты. Обычный разговор, но между нами висело что-то невысказанное, напряженное.
Желание разливалось по телу теплой волной с каждым глотком вина, но я не знала, как себя вести, что делать. Дэн сидел так близко, что я чувствовала тепло его тела, запах его духов. Его рука лежала на спинке дивана прямо за моей спиной, иногда пальцы слегка касались моего плеча.
Повисла пауза. Мы молчали, и я чувствовала, как нарастает напряжение.
— Может, посмотрим фильм? — неуверенно предложила я, просто чтобы что-то сказать.
Дэн рассмеялся — низко, хрипло — и поставил свой бокал на стеклянный столик.
— К черту фильм, — сказал он, поворачиваясь ко мне всем телом. — Мы здесь не за этим.
Не дав мне опомниться, он подхватил на руки. Одна рука обхватила меня под коленями, другая — за спину. Я инстинктивно обвила руками его шею, почувствовала твердость мышц под рубашкой.
— Ты с ума сошел, — смеялась я, когда он направился к лестнице.
— Возможно, — усмехнулся он, уверенно поднимаясь по ступенькам. — И давно.
Наверху Дэн свернул в ту самую комнату, где все началось. Та же большая кровать с темным покрывалом, тот же мягкий свет от прикроватных ламп. Только теперь все было по-другому.
Мы начали лихорадочно одеваться. Я соскочила с кровати, быстро подобрала с пола свои кружевные трусики и натянула их, затем схватила платье. Руки дрожали от спешки, когда я просовывала руки и натягивала ткань на бедра. Молния на спине никак не поддавалась. Я тянулась, изгибалась, но не могла ее застегнуть.
Дэн тем временем запрыгнул в джинсы, потом быстро натянул рубашку, не застегивая пуговицы. Заметив мои мучения с молнией, он подошел сзади и одним движением застегнул ее до самого верха. Затем осторожно отодвинул мои волосы и поцеловал в шею.
— Мы обязательно продолжим, — прошептал он мне на ухо и протянул руку. — Идем?
— Я подойду через минуту, — ответила я, — нужно привести себя в порядок.
Дэн кивнул и вышел из комнаты. Я подошла к зеркалу и увидела свое отражение — губы были распухшими от поцелуев, волосы растрепаны. Быстро поправила прическу руками, пытаясь придать ей более приличный вид. Мне нужна была эта минутная передышка перед знакомством с его матерью.
Я вышла из комнаты и замерла на первых ступенях лестницы, не решаясь спуститься. Внизу, в гостиной, стоял Дэн. Он успел застегнуть рубашку и провести рукой по волосам, придав себе более презентабельный вид. Рядом с ним стояла его мама с бокалом вина в руке.
Увидев ее, я сразу поняла, откуда у Дэна такая внешность. Она была высокой и стройной, с безупречной осанкой, которая выдавала в ней модель. Темно-русые волосы были собраны в элегантный низкий пучок, оставляя открытой изящную линию шеи. На ней было простое черное платье, которое сидело как влитое, подчеркивая фигуру без вульгарности.
Лицо у нее было поразительно молодым. Я бы никогда не дала ей больше тридцати пяти, хотя знала, что она значительно старше. Четкие скулы, выразительные темные глаза и полные губы делали ее похожей на актрису с обложки глянцевого журнала. Дэн явно унаследовал от нее эти аристократические черты — тот же разрез глаз, та же линия бровей, даже жест, которым он сейчас поправлял волосы, был точной копией ее движений.
Она медленно потягивала вино, внимательно слушая что-то, что говорил ей сын. Ее взгляд был спокойным и проницательным — взгляд женщины, которая многое повидала в жизни и умела читать людей. Даже стоя неподвижно, она излучала особую магнетическую энергию, ту самую женственность, которая не зависит от возраста.
Мама Дэна поставила бокал на журнальный столик и медленно подняла взгляд наверх. Заметив меня на лестнице, ее лицо озарилось теплой улыбкой — такой искренней и располагающей, что часть моего напряжения мгновенно растаяла.
Я сделала глубокий вдох и заставила себя спуститься. Каждая ступенька казалась бесконечной, ладони вспотели, а сердце колотилось где-то в горле. Ноги подгибались от волнения, но я старалась держаться с достоинством.
— Виктория, — представилась она, когда я оказалась внизу, и протянула мне изящную руку с безупречным маникюром. Голос звучал мягко, с едва уловимой хрипотцой, которая делала его особенно обаятельным.
— Лея, — откликнулась я, пожимая ее теплую ладонь.
— Как приятно познакомиться, — произнесла Виктория, не отводя взгляда от моего лица, словно изучая каждую черточку. — Боже мой, какая же ты красивая девушка.
В ее словах не было ни капли фальши или дежурной вежливости. Только живой интерес и неподдельная теплота.
Дэн стоял рядом, скрестив руки на груди, и его настроение кардинально отличалось от материнского. Скулы напряжены, глаза сузились, а в уголках губ читалось плохо скрываемое раздражение.
— Мам, не пойми меня неправильно, — начал он, явно пытаясь говорить спокойно, но голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Я всегда рад тебя видеть, но... черт возьми, что ты тут делаешь? Ключи я дал на случай чрезвычайной ситуации, а не для того, чтобы ты просто вот так появлялась без предупреждения.
Виктория слегка поморщилась, как будто от укола, и грациозно опустилась в кресло, аккуратно расправив складки платья и скрестив ноги в лодыжках.
— Милый, я понимаю, что ты расстроен, — мягко сказала она, сложив руки на коленях. — Но представь, если бы вместо меня здесь оказался твой отец и застал вас врасплох.
Дэн резко выпрямился, и на его лице отразилось недоумение.
— Подожди... ты что, не одна сюда приехала?
— Нет, дорогой. Отец будет здесь минут через тридцать, — ответила она, глядя на часы на запястье. — Мы ехали на разных машинах. Я специально выехала раньше, чтобы подготовить тебя к его визиту.
Дэн громко застонал и откинул голову назад, закрыв глаза ладонями.
— Господи, неужели опять эта история? Мам, я давно уже не тот мальчишка, который просил разрешения остаться у друга на ночь! Я уже пять лет живу полностью самостоятельно, не беру у отца ни копейки и сам принимаю решения о том, как и где проводить свободное время!
— Сынок, я все это ему объясняла, — устало вздохнула Виктория, — но ты же знаешь, каков он. Сказал, что обязательно должен выяснить, какие такие неотложные дела удерживают тебя здесь вместо семейного отдыха.
Произнося последние слова, она снова посмотрела в мою сторону, и в ее взгляде мелькнуло понимание.
Внезапно Виктория резко поднялась с кресла, словно приняв какое-то решение, и хлопнула в ладоши.
— Ну что ж, раз так, то самое время подготовиться к визиту! — воскликнула она с неожиданным воодушевлением. — Устроим настоящий семейный ужин. Так хоть узнаем друг друга получше, а не будем сверлить глазами через стол.
Дэн материнского воодушевления явно не разделял — он стоял с мрачным лицом, сжав кулаки. Я тоже чувствовала себя примерно как приговоренная к казни. В голове промелькнула неприятная мысль: похоже, у богатых отцов характеры одинаково тяжелые. Я не представляла, что собой представляет отец Дэна, но уже всеми фибрами души не хотела с ним знакомиться.
Следующие полчаса прошли в лихорадочной подготовке. Виктория принялась руководить процессом с удивительной энергией — доставала из холодильника продукты, расставляла тарелки, зажигала свечи. С ней оказалось на удивление легко общаться, несмотря на весь ее аристократический лоск. Она задавала простые вопросы, интересовалась моей учебой, рассказывала забавные истории из своей молодости. Дэн же оставался хмурым и молчаливым, лишь изредка бросая короткие реплики.
С меня словно слетело оцепенение. Вот так взяли и окатили помоями, даже ничего обо мне не узнав. И неважно, кто мой отец на самом деле — этот человек позволил себе судить меня по происхождению, которое даже неправильно определил.
Я резко встала из-за стола, чувствуя, как ярость поднимается от самых пяток.
— Господин Николас, — сказала я, глядя ему прямо в глаза, — вы правы. Мне действительно не стоит связывать свою жизнь с вашей семьей. Потому что даже самая безродная девушка достойна большего, чем стать частью клана, где людей оценивают как акции на бирже.
Не дожидаясь ответа, я направилась к выходу. Оставаться наедине с этим человеком ни секунды больше я не могла.
— Лея, подожди! — крикнул Дэн.
— Я домой, — бросила я через плечо, не оборачиваясь.
Дэн догнал меня у двери, но сначала обернулся к отцу.
— Папа, — его голос дрожал от ярости. — Я бы тебе врезал прямо сейчас, если бы не воспитание, которое, как ни странно, мне привила мама. Но ты — самый омерзительный человек, которого я знаю. И если ты еще раз позволишь себе так говорить о Лее, забудь, что у тебя есть сын.
Мне стало приятно, что Дэн так яростно заступился за меня. Слава богу, он совсем не похож на своего отца.
— Я отвезу тебя домой, — сказал он мне, беря куртку.
Мы подошли к машине, я уже протянула руку к ручке двери, когда за нами выскочила Виктория.
— Лея, подожди! — она запыхалась. — Прости, что так вышло. У Николаса очень тяжелый характер, он не такой злой, как кажется. Просто... он привык все контролировать.
Она подошла ближе, взяла меня за руки.
— Ты знаешь, милая, я очень рада, что Дэн выбрал тебя, — в ее глазах была искренняя теплота. — А эта Аманда Вальрон, о которой говорил Николас... — она покачала головой, — поверь мне, я бы никогда не пожелала ее своему сыну. Капризная, избалованная, и действительно... — она постучала пальцем по виску, — не все дома. А ты — ты настоящая. И я вижу, как Дэн на тебя смотрит.
— Только ты можешь терпеть отца, мам, — устало сказал Дэн. — Иногда я думаю, ты святая.
Виктория грустно улыбнулась и крепко обняла меня.
— Не суди нас всех по Николасу, хорошо? — прошептала она мне на ухо. — И не бросай Дэна из-за его отца. Я вижу, что он счастлив с тобой.
Мы сели в машину. Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, теплота Виктории согревала душу, с другой — слова Николаса все еще жгли, как открытая рана.
Дорога домой прошла в молчании. Дэн крепко сжимал руль, время от времени бросая на меня виноватые взгляды, а я смотрела в окно, переваривая все произошедшее. Настроения ни у кого из нас не было. Вечер, который должен был стать особенным, превратился в кошмар.
Когда мы подъехали к общежитию, Дэн заглушил двигатель и повернулся ко мне.
— Лея, я... — он провел рукой по волосам. — Прости меня. Прости за отца, за этот ужасный вечер. Я не ожидал, что он поведет себя настолько отвратительно.
Дэн обнял меня, прижал к себе, и я почувствовала, как он дрожит от злости.
— Ты не похож на своего отца, — тихо сказала я, не отстраняясь. — Совсем не похож.
— Иногда я боюсь, что стану таким же, — признался он, целуя меня в висок.
— Не станешь, — уверенно ответила я. — У тебя замечательная мама. И ты впитал ее доброту, а не его жесткость.
Дэн крепче прижал меня к себе.
— Надеюсь, сегодняшний кошмар не разрушит то, что между нами есть…
— Дэн, — я отстранилась и посмотрела ему в глаза, — твой отец — это твой отец. А ты — это ты. То, что он сказал, не изменит моего отношения к тебе.
Он поцеловал меня нежно, благодарно.
— Увидимся завтра? — спросил он.
— Конечно, — кивнула я, выходя из машины.
Поднявшись в комнату, я рухнула на кровать, не раздеваясь. Ирония судьбы — вечер, который мы так тщательно планировали, действительно запомнится навсегда. Только вместо страстных объятий и нежных поцелуев в памяти останутся крики, гадкие слова и унижение.
Через час вернулась Мадлена с пакетом чипсов в руках.
— Стоп, — она замерла на пороге, оглядывая меня с ног до головы. — А ты почему дома?
Она театрально прижала руку к сердцу.
— Дэн заболел? Или у него что-то отвалилось?
Я зло покосилась на нее из-под подушки.
— Так, понятно, — Мадлена тут же скинула туфли и плюхнулась рядом со мной на кровать. Ее лицо стало серьезным. — Рассказывай. Что стряслось на этот раз?
Я нехотя рассказала ей о внезапном вторжении родителей Дэна, о том, как его отец превратил наш вечер в допрос с пристрастием, и о том унижении, которое мне довелось пережить.
— Какой мудак, — фыркнула Мадлена, хрустя чипсами. — Может, позовешь Дэна сюда? Я смотаюсь к подружке на ночь, она давно зовет. Наверстаете упущенное.
— Может быть, — я зарылась лицом в подушку. — Но не сегодня. У меня просто нет сил ни на что. Его папочка так по мне прошелся, что я чувствую себя полным ничтожеством. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
На следующий день мы встретились с Дэном у парка. Настроения по-прежнему не было. Мы просто молча бродили по аллеям, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Вчерашний вечер все еще тяжелым грузом висел между нами.
— Отец уехал утром, — наконец нарушил тишину Дэн. — А мама останется еще на несколько дней, у нее тут дела. Она хочет с тобой познакомиться нормально, пригласила нас на ужин.
Я кивнула, но желания ехать к нему домой у меня не было. Хоть Виктория и не была виновата в том кошмаре, мне все равно не хотелось встречаться с человеком, который был свидетелем моего унижения.
Правда, через пару дней я все-таки решилась. Мы втроем сходили в ресторан, и меня снова поразило, насколько она отличалась от своего мужа. Трудно было поверить, что эта теплая, открытая женщина с искренней улыбкой живет с тем деспотом. Как два настолько разных человека вообще могли быть вместе?
Каникулы закончились, Виктория уехала, и Дэн, к сожалению, тоже. На целых две недели — у него были интенсивные тренировки и важный турнир. Я всегда удивлялась, как он умудряется совмещать учебу с такими поездками, но преподаватели были к нему лояльны — все-таки гордость университета. Да и Дэн каким-то образом умудрялся потом все сдавать на отлично.