Ты мне не брат

Глава 1. День рождения

«Мы в ответе за тех, кого напоили», — тоскливо думаю я, оглядывая вечеринку в честь своего совершеннолетия.

Строго говоря, восемнадцать исполняется мне только завтра, но какой дурак будет устраивать праздник в понедельник? А если дотянуть до следующих выходных, то все уже и забудут про мой день рождения, тем более, что учебный год у всех начнется. Так что было решено позвать гостей сегодня.

Жаль только, что пришло раза в два больше людей, чем я звала: не только ребята со двора, но и почти весь мой бывший класс, хотя я была уверена, что после выпускного мы уже не будем общаться. Но кажется, все решили, что вечеринка в конце лета — это круто, даже если тебя на нее не звали, поэтому теперь у меня полная квартира гостей, бутылки на каждой свободной поверхности, пьяные крики и настроение ниже нуля.

— Ленка, с днюхой! — сзади меня крепко обхватывают чьи-то руки, и я уже напрягаюсь, готовясь врезать локтем, но потом по голосу понимаю, что это Кастет, и выдыхаю.

— Ты это в десятый раз за сегодня говоришь. И вообще, грабли убери, — ворчу я, и он тут же слушается.

Хоть Кастет и выглядит как гроза района, но со мной он ведет себя тише воды ниже травы. Наше знакомство, правда, нельзя было назвать приятным: классе в седьмом Кастет вместе со своими приятелями отжал у меня карманные деньги и сказал никому не говорить, а то будет плохо. Но я, конечно же, рассказала Диме (я раньше ему всегда все рассказывала!), он вправил Кастету и его друзьям мозги, тот походил неделю разукрашенный и с опухшим носом, а потом извинился, и как-то так вышло, что мы сдружились. Остальные парни со двора, с которыми я общаюсь, тоже неплохие: и Вит, и Леший, но Кастет из них самый добрый, хотя выглядит очень сурово со своим бритым черепом, переломанным носом и татуировками на пальцах.

— Слышь, Лен, а я вот че подумал. А брат твой не припрется и не попортит нам малину? — глубокомысленно интересуется Кастет.

Я раньше пыталась объяснить окружающим, что Дима мне не брат, но тогда у них возникал закономерный вопрос «А кто?». И вот на него я ответить не могла, поэтому проще было называть его братом. Хотя он им не был.

Брат у меня был один, Олег, и он погиб, когда мне было восемь. А Дима, его друг, почему-то решил, что обязан его заменить. Решил, что должен позаботиться обо мне и бабушке. Да, мы бы без него не справились, и я ему безумно благодарна, но последние годы Димина забота больше похожа на контроль, и это бесит. Я ведь уже не ребенок! За мной не надо так следить!

Хорошо, что на расстоянии это делать сложнее, а открытие нового автосалона, который был бы официальным дилером KIA, связано для Димы с большим количеством разъездов. Его последняя стажировка-командировка длится уже полгода, и я за это время хоть немного себя свободнее почувствовала.

— Нет, Дима не в городе, — отвечаю я Кастету. — Он только на следующей неделе вернется.

Мои слова почему-то звучат так, будто я немного обижена на то, что он не приехал к моему дню рождения, но это неправда! С чего бы мне обижаться? Да, раньше Дима не пропускал ни одного моего дня рождения, дарил мне всегда что-нибудь такое, что я давно хотела: огромные наборы Лего, дорогих кукол, приставку, крутые ролики… Но это было раньше. Сейчас у нас совсем не такие отношения.

— А где он?

— В Южной Корее.

— Уф, реально далеко, — выдыхает Кастет с облегчением. — Я и думаю, что давно его как-то не видел. Ну это заебись. Значит, гуляем спокойно.

— Эй, а хули дверь не открывается? — вдруг раздается чей-то пьяный голос из коридора. — Я дергаю, дергаю…

— А ты с ноги, — советует ему кто-то.

— Эй, придурки! — кричу я. — Дверь в спальню закрыта! Туда нельзя! Я же сказала сто раз!

Но тут раздается оглушительный треск, я выскакиваю в коридор и вижу, как два моих быдловатых одноклассника неловко топчутся около бабушкиной комнаты. Ручка вырвана с мясом, просто выломана, и у меня на глазах моментально вскипают злые слезы.

— Уроды! Сказала же!

— Лен, да мы починим, — еле ворочает языком один из них. — Сейчас за инструментами домой метнемся и починим. Ну че ты.

— Пошли вон, — я со всей силы толкаю сначала одного, потом второго. — Вон отсюда!

Сдерживать слезы ужасно трудно. Бабушкина комната — это святое! Я там после ее смерти даже не трогала ничего, только пыль вытирала, а эти…

Отличный получился праздник, просто прекрасный! И зачем я поддалась на уговоры Кастета, который говорил, что восемнадцать лет бывает только раз в жизни и надо обязательно отметить?

Но едва я подталкиваю этих пьяных дебилов к входной двери, как за ней вдруг раздается шум, и в скважине начинает поворачиваться ключ. У меня замирает сердце.

Хоть бы это была Мария, у нее ведь тоже есть ключи! Правда, она без предупреждения не приходит, а про сегодняшнюю вечеринку я ей говорила. Но, пожалуйста, пусть это будет она! Только не…

Дверь распахивается. На пороге стоит Дима. Его черные волосы еще сильнее отросли и падают ему на лоб, футболка плотно обтягивает широкую грудь и рельефные руки, а жесткие губы недовольно поджаты. Красивый. Как всегда такой ослепительно красивый, что рядом с ним все кажутся бледными копиями.

Его темно-серые глаза медленно оглядывают коридор, и я с ужасом понимаю, что он замечает все: и кучу обуви у входа, и пьяную толпу, и оторванную ручку от двери бабушкиной спальни. Мне хочется съежиться и превратиться в очень-очень маленькую Лену, которая может спрятаться под тумбочкой и ее никто не заметит, но я стискиваю зубы и наоборот расправляю плечи.

Я совершеннолетняя. У меня день рождения. Я имею право его отметить, что бы об этом ни думал Дмитрий Гринев, вообразивший себя царем и богом.

— Привет, — с вызовом говорю я. — Ты вроде как на следующей неделе должен был прилететь.

— А прилетел сегодня, — цедит он. — Походу, вовремя. Что это, блядь, такое, Лен?

— У нее день рождения, — громко провозглашает кто-то, слишком пьяный для того, чтобы прислушаться к инстинкту самосохранения. — Мы… ик… отмечаем! А ты бы, дядя, шел отсюда и не мешал нам весели…

Глава 2. Больница

В палате интенсивной терапии очень скучно. Как минимум потому, что я тут лежу без телефона — мой мобильник так и остался в квартире, когда я оттуда сбегала. Оказывается, у меня лопнуло легкое, такое иногда бывает — резкий удар, плюс какие-то врожденные предрасположенности, и готово. Операцию делали под общим наркозом, я ее не помню, зато теперь можно более-менее нормально дышать, хоть и бесят очень все эти трубочки, подключенные ко мне.

Очень жду, когда всю эту ерунду уберут, а меня переведут в общую палату, потому что там хотя бы ребята смогут меня навестить. А то в реанимацию и вот сюда пускают только родственников, а родственников у меня нет. Родителей я не знаю и понятия не имею, где они: мама родила меня с братом с разницей в десять лет от каких-то неизвестных мужиков, но дети ей были ни к чему, так что она отдала и меня, и его своей маме. Баба Маша нас воспитывала, как могла, и она точно была самым близким мне человеком, но последние годы у нее было очень плохо со здоровьем. Она все время лежала, узнавала меня через раз… В общем, кажется, я ее потеряла еще до того, как она умерла.

Есть еще Дима, но… Дима мне по документам никто, его врачи сюда не пропустят. И, если честно, меня это даже радует. Не представляю, как он будет на меня орать, просто не представляю.

А, может, не будет? Я ведь все-таки после операции как никак. Могу еще специально тяжело вздыхать, как будто мне сильно-сильно больно, и смотреть на него грустными глазами. Интересно, сработает такое? В детстве срабатывало…

Дверь палаты приоткрывается, но вместо медсестры, которую я ожидаю увидеть, внезапно заходит Мария. В белом халате и с мягкой озабоченностью на красивом лице.

— Как ты, Леночка?

— Хорошо, — я пытаюсь сесть, но понимаю, что не получится, и поэтому остаюсь лежать. — А как тебя пропустили?

— Бумага об опекунстве помогла, — объясняет она. — Тебе, конечно, по факту уже восемнадцать, но врачей это убедило, что я тебе, как минимум, не чужой человек.

Киваю. Бабушка умерла в том году, когда мне было семнадцать, и у всяких социальных служб возникли ко мне вопросы. Чтобы меня не отправили в детский дом, нужен был любой формально назначенный опекун, который будет за мной приглядывать. Дима им быть не захотел, а вот Мария согласилась. За что я ей ужасно благодарна.

Она вообще очень хорошая. В отличие от Димы никогда не пытается мне указывать, как жить, но при этом у нее всегда можно спросить совета. Я бы хотела когда-нибудь стать такой как она: взрослой уверенной женщиной, хорошо зарабатывающей, умной, с шикарной фигурой…

— Тебя тут кормят хоть? Ты еще сильнее похудела, совсем кости торчат, — озабоченно говорит она, проходясь по мне пытливым взглядом. — И щеки ввалились. Я, кстати, тебе телефон принесла. Брат твой передал.

Несмотря на то, что Мария в курсе, что Дима мне не брат, она всегда называет его именно так. Говорит, что просто привыкла и что сама меня воспринимает как свою младшую сестру.

— Как… что он сказал, когда узнал? — виновато пряча глаза, спрашиваю я.

— Если опустить неприличные слова, то ничего, — усмехается она, поднимая руку и заправляя за ухо прядь идеально гладких темных волос. Мария всегда выглядит как с обложки, и не скажешь, что ей уже тридцать два. — Но настроение у него такое, что я предусмотрительно держусь подальше. Утром кофе ему предложила, так думала, он в меня чашкой кинет.

— Понимаю, — бормочу я.

Утром… Ага, значит, Дима снова у нее живет. Впрочем, а где ему еще жить? Он же практически все время в Москве теперь тусуется из-за работы, поэтому квартиру тоже там снимает, а когда сюда прилетает, всегда у Марии останавливается. Раньше я думала, что они поженятся: Дима ведь с ней даже на свадьбу к Лексу и Ясе пришел, но как-то никаких движений в эту сторону у них не происходит. Может, им так просто удобнее? Или, может, Марии не нравится, что Дима живет не тут, а в Москву переезжать она не хочет? Или у Димы в Москве есть кто-то еще?

Я бы не удивилась. У него всегда было много девушек. Некоторые из них даже пытались со мной подружиться, чтобы через меня подкатить к моему «брату». Вот эти меня особенно бесили! Я одной даже в сумочку череп голубя подкинула, который Кастет нашел у нас за домом. Вот она орала…

— А если без шуток, Леночка, — Мария смотрит на меня своими глубокими, невозможно красивыми зелеными глазами. — Тебе стоит серьезно подумать над тем, что делать дальше. Ты же знаешь, твой брат помешан на контроле, он не даст тебе нормально жить. Чего стоит только то, что он разогнал всех гостей на твоем дне рождении. С другой стороны, ты и сама могла догадаться, что звать всех подряд домой перед его приездом — не лучшая идея.

— Ты же сказала, что он в начале сентября вернется.

— Я? — ее идеальная бровь взмывает вверх. — Нет. Я такого не могла сказать.

— Тогда это я, наверное, опять что-то перепутала, — соглашаюсь я, пытаясь устроиться поудобнее, и морщусь, потому что грудь пронизывает тупой болью. — Да, с гостями это было ужасно, конечно. Ненавижу его за это!

— И это только начало, — вздыхает она. — Дальше будет еще хуже! Я бы на твоем месте, Леночка, попросила брата отправить тебя учиться за границу. И он будет считать тебя пристроенной, и ты не будешь постоянно чувствовать, что тебя контролируют. Помнишь, я тебе показывала французский колледж?

— Где я, а где французский язык, — машу я рукой. — Я его в жизни не выучу, у меня и английский-то в голове не задерживается. И к тому же это какой-то экономический колледж, а я бы лучше на что-то дизайнерское пошла.

— Для этого нужны способности, — мягко замечает Мария. — Мы же показывали твои рисунки специалисту, помнишь, что он сказал?

— Помню, — угрюмо отвечаю я. Настроение сразу портится.

Не то чтобы я считала себя гением, но мне всегда казалось, что я придумываю красивую одежду. Во всяком случае, моя Барби выглядела круче, чем на показе мод, и на школьный спектакль в девятом классе я сама все костюмы придумала и практически сшила. В общем, мне казалось, что это мое будущее. Но когда профессор с кафедры дизайна, которого Мария нашла по знакомству, посмотрел на мои эскизы и сказал, что все это полная ерунда, у меня как будто руки опустились.

Глава 3. Предложение

— Ты с ума сошел? — я с ужасом смотрю на Диму, выискивая в выражении его лица хоть какой-то знак указывающий на то, что он шутит.

Но в искривленных жестких губах нет и на намека на улыбку.

— Не сошел.

— Но ты не можешь жить вместе со мной! — с отчаянием говорю я.

— Могу, — хмыкает он.

У меня внутри такой дикий протест против этой идиотской идеи, что хочется орать. От одной только мысли, что Дима будет жить со мной на одной территории, я начинаю сходить с ума от стыда. У нас маленькая квартира, там всего две комнаты: зал и бабушкина спальня, причем я сплю в зале, потому что комната бабушки закрыта и трогать ее я не планирую.

Где он собирается спать? На полу в зале? В коридоре? Оба варианта ужасны.

А нам ведь еще придется пользоваться одной ванной. И туалетом. И я буду видеть его утром. Сонного, может, даже без футболки. И завтракать придется за одним столом, и обедать, и вообще все время быть рядом.

Меня накрывает жуткой паникой от этой перспективы.

— Слушай, Дим, — говорю я торопливо, — ну давай я дам тебе честное слово, что буду заниматься с репетиторами. И в училище не пойду, заберу оттуда документы. А пьянок у меня и так нет, не знаю, откуда ты это вообще взял. Если так боишься, то можешь, не знаю, приходить дважды в день меня проверять или звонки делать контрольные.

Дима качает головой.

— Хорошая попытка, но нет. Я тебе больше не верю.

— В смысле не веришь?

— В прямом. Ты отбилась от рук, с тобой никто не может справиться. Посмотри на Мару: она пыталась быть с тобой мягкой, и что из этого вышло? Пиздец полный. Так что пора заняться твоим воспитанием.

— Мне вообще-то восемнадцать, — огрызаюсь я. — Я уже не ребенок, чтобы меня воспитывать.

— Лучше бы была ребенком, — с отчетливым сожалением в голосе произносит Дима. — Было бы легче. В то время ты была милой и послушной. Кто бы знал, что из хорошей девочки вырастет вот… вот это…

Он брезгливо смотрит на меня, а я вся вспыхиваю, точно спичка, машинально одергивая длинную толстовку оверсайз, которую ношу вместо платья.

Почему его взгляд до сих пор на меня так действует? Я уже не влюбленная школьница, а он не тот заботливый Димка, к которому я когда-то могла прийти с любой своей бедой.

Надо забыть про Димку Грина, который раньше был самым важным для меня человеком. Его давно уже нет. Есть Дмитрий Викторович Гринев, хозяин сети автомастерских и автосалонов. Этот мужчина мне чужой. Этот мужчина меня терпеть не может. И я вроде как с этим уже смирилась.

— Какая тебе разница? Что выросло, то выросло, — говорю я и упрямо вздергиваю подбородок.

— Если выросла херня, то надо это нахрен убирать и сажать новое, — жестко говорит он. — Исправить можно все, и ты тоже исправишься, Лен, никуда не денешься. И гулянки свои забросишь, и компании левые, и в вуз поступишь. Теперь ты будешь под моим контролем. И ты, и твоя жизнь. Я тебе не позволю ее просрать, как минимум в память о твоем брате. Он бы мне этого не простил.

Скотина. Это подлый прием — вспоминать про брата!

И если Дима решил, что это на меня подействует, то он сильно ошибается. Если раньше я еще готова была пойти на уступки, то теперь фиг!

— При чем тут Олег? Его давно нет! А ты мне не брат, Грин! — шиплю я, испытывая отчетливое желание расцарапать до крови его красивую морду. — И ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь! Пошел нахрен!

Я дергаю ручку машины, но она не поддается.

— Открой! Открой, а то я окно разобью!

— Прекрати психовать, — жестко говорит он и хватает меня за руку, сильно ее сжимая. — Да, я тебе не брат. И прав на тебя у меня пока нет, но они будут, поверь мне. Право и в жизнь твою вмешиваться, и в больницу к тебе заходить, случись что, и вообще держать тебя под контролем. Думал, получится без этого, но, походу нет. Пристегивайся и поехали.

— Куда?

— В ЗАГС.

Меня это оглушает так, что я даже сказать ничего не могу, просто молча таращусь на него, думая, что мне послышалось.

— Н-не поняла, — непослушными губами выговариваю я, когда пауза затягивается, а объяснений я не получаю.

— А что тут непонятного? — вскидывает Дима бровь. — Знаешь еще какой-то способ сделать нас официально родственниками?

Я все еще ничего не понимаю. Он хочет на мне жениться? Дима? На мне?

Нет, это глупости какие-то.

Он вздыхает.

— Лен, — говорит он неожиданно мягко, — блин, ну че ты так. Это же никакая не свадьба и ничего не значит. Я тебя и пальцем не трону. Это просто гарантия того, что у меня будет на тебя влияние и что я по бумагам не буду для тебя никем. Распишемся тихо, никто об этом даже не узнает, а потом как поступишь в следующем году, так же тихо разведемся.

С моих губ срывается нервный смешок.

— И как ты собираешься объяснять это Марии?

— А с какого хрена я ей должен что-то объяснять? — удивляется Дима.

Э-э-э…

Я даже не знаю, что сказать. Ну вообще-то он живет у нее во время своих приездов сюда, они наверняка спят вместе (кровать у Марии одна, я заходила как-то к ней в гости), и что-то мне подсказывает, что будь я на месте Марии, меня бы не обрадовала новость про Димин фиктивный брак.

Впрочем, на моем месте тут тоже нечему радоваться.

Смешно, а ведь было время, когда я горячо мечтала о том, что выйду замуж за Диму. Это была моя самая тайная и самая стыдная мечта. Я знала, что так никогда не будет, но много раз представляла себя в белом платье и его рядом с собой. А сейчас он тащит меня в ЗАГС… чтобы с полным правом жить со мной в квартире и контролировать мою учебу.

Какой бред!

— Это полный бред, — озвучиваю я свои мысли. — Кажется, ты головой долбанулся. Иди сходи в больницу, проверься. И ни в какой ЗАГС я не поеду. Даже если ты меня силой туда затащишь, я буду орать, что меня заставили, и никто нас не распишет. Ясно? А теперь открывай дверь, я на автобусе домой поеду.

— По-хорошему никак, да? — задумчиво говорит Дима, кажется, не впечатленный моей речью. — Окей, Лен. Давай по-плохому.

Глава 4. Замужем

— Мы не можем вас зарегистрировать прямо сейчас, — хорошо поставленным голосом говорит женщина с пышной шапкой обесцвеченных кудряшек.

— Почему? Я тут что-то не вижу очереди из желающих, — Дима говорит вроде вежливо, но как-то так, что от его тона хочется втянуть голову в плечи. Но эта женщина и ухом не ведет.

— Надо за месяц подавать заявление! Сразу регистрируем только по очень серьезным причинам.

— Например?

— Если невеста в положении, если есть угроза жизни, если жениха на военную службу призывают или командировка длительная скоро будет, — заученно перечисляет женщина.

На слове «командировка» Дима ухмыляется с видом победителя и спрашивает, где найти начальника всей этой богадельни. Мою руку он при этом не отпускает.

В кабинете начальника (вернее, начальницы) Дима показывает билеты в Корею, куда он на самом деле не летит, — но кто об этом знает? — и подкрепляет свои слова вложенными в наши паспорта несколькими крупными купюрами. Начальница, чем-то неуловимо похожая на первую тетку, но с медными кудряшками, приторно улыбается и обещает пойти навстречу «настоящей любви».

У меня от этих слов едва не случается истерика, но Дима вовремя сжимает мою руку и предостерегающе на меня смотрит.

— Про согласие не спрашиваю, — угодливо смеется начальница, пододвигая к нам бланки. — И так понятно, что согласны. Фамилию меняем девочке?

— Да, — почему-то говорю я одновременно с тем, как Дима произносит «Нет».

Секунду мы удивленно друг на друга смотрим.

— Нахрена? — негромко спрашивает он.

— Просто, — бормочу я и краснею так ужасно, что у меня даже шее становится жарко. Господи, ну зачем я это ляпнула? Да, когда-то я мечтала быть Гриневой и даже подпись себе новую придумывала: все последние странички школьных тетрадок были в этих завитушках, — но это ведь все давно прошло. И брак у нас ненастоящий. Наверное, я просто устала, поэтому так плохо соображаю.

— Фамилию не меняем, — обрубает Дима, и тщательно прорисованные брови начальницы ЗАГСа взлетают к линии волос.

— Вы не хотите, чтобы жена брала вашу фамилию? — удивленно спрашивает она, глядя на Диму с подозрением. — Я всегда думала, что мужчинам это важно.

— А я думаю, что это не ваше дело, — грубовато обрывает ее он.

— Как скажете, — она поджимает губы, забирает наше заявление, паспорта и просит подождать в коридоре.

Мы выходим. Я сажусь на стул, Дима раздраженно ходит туда-сюда, потом смотрит на меня и хмурится:

— Болит что-то?

— Нет. Просто устала.

— Потерпи. Сейчас уже поедем домой.

— Надо же, какой ты заботливый, — ядовито тяну я. — Как мне, оказывается, повезло с мужем!

— Не смешно, Лен, — цедит он.

— А похоже, что я смеюсь?

Я откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Мне не хочется смотреть на него, он меня сейчас жутко бесит. Не знаю, сколько проходит времени, но наконец хлопает дверь кабинета и оттуда выходит начальница. В руках она держит свидетельство о браке и наши паспорта.

— Поздравляю, — говорит она и протягивает это все Диме .

— Спасибо, — паспорта он сразу убирает в сумку, а свидетельство долго рассматривает с каким-то странным выражением лица. Но потом убирает и его тоже, и бросает мне: — Идем.

Я из какой-то детской вредности не двигаюсь с места.

— Лена?

— Не хочу никуда идти.

— На руках тебя отнести в машину? — спокойно интересуется Дима, и не похоже, что он шутит.

Какая-то часть меня находит это предложение очень интересным, но я заталкиваю эту мысль куда подальше и с тяжелым вздохом встаю.

— Поехали, — равнодушно говорю я.

В машине мы едем молча, а когда уже подъезжаем к дому, Дима вдруг спрашивает:

— Ты думала, что я заставлю тебя менять фамилию?

— Разве не так делают, когда женятся? — с вызовом отвечаю я. — И вообще я бы поменяла, что такого?

— Тебе пришлось бы менять все документы, — замечает Дима.

— У меня из документов только паспорт.

— А после развода? Снова бы меняла?

— Оставила бы твою, — фыркаю я. — Кому какая разница? К тому же мне моя фамилия никогда не нравилась. Чеботаева! Ужасно звучит! Лучше уж Гринева, это не так мерзко.

Машина тормозит около нашего подъезда, но Дима почему-то не торопится выходить.

— Я думал, что ты будешь против, — задумчиво говорит он, скользя нечитаемым взглядом по моему лицу. — А то я бы… Блин, знаешь, в этом что-то есть, когда у кого-то еще такая же фамилия, как у тебя.

У Димы, как и у меня, никого нет из близких. Был отец, но тот давно спился и умер. Так что я, с одной стороны, понимаю, про что он, а с другой… Меня это почему-то бесит.

— Хочешь кого-то с такой же фамилией — роди себе детей, — грубо отвечаю я. — У них еще и отчество твое будет! Прикинь, как прикольно?

Дима неожиданно смеется.

— Мужики не рожают, Лен. Ты разве не в курсе?

— Ну пусть Мария тебе родит.

— У Мары других дел хватает.

— Это вы уже сами разберитесь между собой, я тут не при чем, — бурчу я и открываю дверцу машины.

Почему-то от упоминания Марии настроение мое портится окончательно. Никогда не думала, что день моей свадьбы будет настолько отвратительным!

Но, оказывается, это было еще не все.

Мы выходим из машины, и Дима останавливается у подъезда, обшаривая карманы куртки в поисках сигарет. Раньше я очень любила стоять с ним рядом, когда он курил, и смотреть, как его красивые губы обхватывают сигарету, а потом выдыхают сизый дым. Он меня всегда гонял, говорил, что детям вредно этой херней дышать, а я возражала, что я не ребенок, а подросток, и все равно стояла рядом.

Но сейчас мне не хочется находиться с ним рядом. Мне хочется поскорее домой. Налить себе чаю в кружку с Эльзой из мультика «Холодное сердце», закутаться в любимый плед и спрятаться в нем от этого ужасного дня.

— Я пойду, — бросаю я Диме.

— Подожди, я быстро покурю.

— Не хочу ждать. Устала, — буркаю я. — И ключи у меня есть вообще-то.

Глава 5. Первый день

— Не знаешь, где спать, переночуй у Марии, — предлагаю я и почему-то снова раздражаюсь от того, что вспоминаю про нее. — Ты же всегда у нее спишь.

— Хорошая попытка, Лен, — хмыкает Дима. — Но нет, одна ты здесь ночевать не будешь. Откуда я, блядь, знаю: вдруг ты решишь сбежать или к тебе кто-нибудь припрется. Так что нравится тебе это или нет, но спать я буду здесь. И сегодня, и ближайшие несколько месяцев как минимум.

— Да пожалуйста, — фыркаю я. — Коврик у двери в твоем распоряжении! Нравится тебе это или нет, но другого места для сна здесь не имеется. Ну или в комнате бабушки можешь лечь. Постелешь там себе какой-нибудь плед.

— Не, — морщится он. — Там пиздец как пыльно.

— Ну так убери, — нагло предлагаю я.

А что? Не мне же там с тряпкой ползать, я вообще-то только из больницы сегодня выписалась.

— А смысл, блядь? — Дима рассеянно взъерошивает темные волосы, а я внезапно залипаю на то, как напрягаются мышцы на его руке. И почему он вечно ходит в футболках с коротким рукавом, а не во всяких там костюмах? Он же начальник вообще-то!

— Смысл в том, чтобы было чисто, — я усилием воли отвожу от него взгляд, искренне надеясь, что Дима не заметил, как я на него пялилась.

— Так это будет тупо трата времени. Завтра же придут рабочие и снова там все засрут. Ладно, на полу лягу.

— В коридоре?

— В зале.

— Эй, вообще-то в зале сплю я! — протестую я.

— Ну и спи, — Дима пожимает плечами. — Я на твой диван не претендую. Просто лягу на полу и все.

Я открываю рот, чтобы возмутиться, но тут же закрываю его, потому что не могу найти аргументы против. Ну что такого страшного в том, чтобы спать в одной комнате? Когда мы праздновали день рождения Кастета у него дома (его родители уехали на дачу), я вообще спала между Лешим и Витом, укрываясь своей же курткой. И ничего, нормально было, никто никого не стеснялся. А сейчас мне почему-то до жути неловко при мысли о том, что Дима будет спать в нескольких метрах от меня.

«Это же Дима, — мысленно убеждаю я себя. — Да, он сейчас немножко самоуверенный говнюк, да, он творит какую-то фигню, но по большому счету это все тот же Дима, который делал со мной уроки, учил меня свистеть и называл хвостиком, потому что я все время за ним таскалась. Тогда же я его не стеснялась? Ну вот, значит и сейчас в этом нет смысла».

— Так ладно, — Дима бросает взгляд на часы. — Мне надо по работе кое с кем созвониться. Пойду на кухню. Я с видео буду разговаривать, так что не шляйся туда пока, окей? Если что-то надо с кухни, бери сразу.

— Ничего не надо, — буркаю я, а мысленно добавляю: «ни с кухни ничего не надо, ни от тебя».

Ну правда, вот делать мне больше нечего, как болтаться возле Димы, пока он работает. Нахрен он мне сдался? Это раньше я постоянно искала повода, чтобы прийти лишний раз на базу — место, где собирались Дима, Лекс и Соник, еще один парень из их банды. А сейчас мне вообще плевать, чем он там занимается, у меня своих дел достаточно.

Вообще, конечно, неплохо бы поесть, но я прекрасно знаю, что еду на кухне искать бессмысленно: холодильник у меня пустой. А если там даже что-то и осталось, то за время, пока я была в больнице, оно все точно испортилось. Может, в магазин за продуктами сходить? Ну или Диму отправить. Откуда я знаю, как далеко простирается его паранойя? Может, мне теперь вообще нельзя одной из дома выходить?

Пока Дима приглушенно разговаривает с кем-то на кухне, я разбираю свой больничный пакет: кидаю в стирку вещи, вытаскиваю зубную щетку и пасту, думаю, что мне надо переодеться, и тут же логически прихожу к мысли о том, что неплохо было бы принять душ и помыть голову после больницы.

Я захлопываю дверь в ванную и начинаю раздеваться: снимаю свою гигантскую толстовку, которая мне заменяет платье, снимаю футболку, которая под ней, и остаюсь в одних носках и хлопковых трусиках. Замираю перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя.

Мария была права: я как будто еще сильнее похудела, хотя, казалось бы, куда еще? Впрочем, у меня никогда и не было особых форм: ни пышной груди, ни круглой попы. Только кожа да кости. Но зато в этом есть один неочевидный плюс! С моим первым размером можно не носить бюстгальтер!

Я осторожно трогаю пластырь, который закрывает то место, где у меня из груди торчала трубка, и раздумываю, надо ли его снять или можно принимать душ прямо с ним. И вот пока я пребываю в этих раздумьях, сзади вдруг раздается звук открывающейся двери.

Я автоматически оборачиваюсь и вижу… Господи! Я вижу стоящего на пороге Диму!

Секунду он пялится на меня, я пялюсь на него, а потом вдруг до меня доходит, что тут происходит, и я громко визжу, одновременно прикрывая голую грудь обеими руками. В этот же момент с оглушительным грохотом захлопывается дверь, и Дима орет мне с той стороны:

— Лена, блядь! Какого хрена?!

— Это я тебя должна спросить, какого хрена! — ору я в ответ, хотя больше всего на свете мне хочется сейчас умереть от смущения.

— А ты дверь, блин, не пробовала закрывать?

— Она была закрыта!

— Нет! Иначе бы я не вошел!

— А… — до меня вдруг доходит. — В смысле на щеколду закрыть…

Черт.

Ну какая же я дура! Слишком привыкла жить одна!

Кажется, надо привыкать пользоваться щеколдой, если я не хочу, чтобы Дима снова увидел меня голой.

От этой мысли меня снова накрывает паникой.

Грин видел меня голой! Меня! Мою крохотную грудь! Мои костлявые ноги! Мои розовые трусы с единорогами!

Господи, можно я вообще не буду выходить из ванной, чтобы не умереть от позора?

Я издаю жалобный стон и несильно бьюсь головой о зеркало. Но потом все-таки иду мыться. А что еще делать?

Через полчаса я с мокрыми волосами и в чистой одежде выползаю из ванной, стараясь не поднимать взгляда от пола, чтобы ни в коем случае не встретиться глазами с Димой. Если бы тут была отдельная комната, я бы с удовольствием в ней закрылась, но моя комната — это зал, а там на диване сидит Дима. С телефоном в руках.

Глава 6. Разговор

Дима

Я закрываю балконную дверь, достаю из кармана пачку, оттуда выщелкиваю сигарету, нашариваю в другом кармане зажигалку, прикуриваю и выпускаю дым, медленно успокаиваясь от привычный дозы никотина.

Мара стоит в шаге от меня, обнимая себя руками за плечи, и смотрит на меня с вызовом.

— Ты чего разоралась? — спрашиваю я, стараясь говорить спокойно. Хотя то, что она накричала на Ленку, меня выбесило пиздец. Напомнило, как на меня батя орал, когда бухой был.

— Потому что это уже переходит всякие разумные пределы, — резко говорит она. — Ты правда собираешься поселиться здесь и следить за каждым шагом этой испорченной девчонки?

— Мар, выражения выбирай, — цежу я сквозь зубы.

— А что я не так сказала? — изумлённо хлопает она ресницами. Мне кажется, вчера они у нее были короче. Или опять нарастила или покрасила. Не знаю только зафига. Как по мне, слишком кукольно выглядит. — Дим, ты пойми: мне тоже небезразлична судьба Лены, я понимаю, что она росла в очень непростых условиях и ты хочешь, чтобы из нее вышел толк, но воспитание — это ведь не все. — Она вздыхает и немного понижает голос. — Не все зависит от воспитания, не забывай, пожалуйста, что есть еще и гены. У Лены они далеко не самые хорошие. От кого её мать родила? Неизвестно. И сама мать неизвестно что делала, пока ее вынашивала, и неизвестно, какие препараты употребляла, прежде чем умереть от передоза.

Бешенство внезапно вспыхивает в крови огнем, и я, сука, еле сдерживаюсь, чтобы не послать Мару нахуй.

— Знаешь, блядь, я так-то тоже не во дворце вырос, — резко отвечаю я. — И мои гены, спасибо бате, который бухал как не в себя, тоже нихрена не подарок. И что нам теперь с Ленкой, пойти утопиться что ли, если у нас предки были ебланами?

— Дим, ну понятно, что генетика не приговор, — тот же соглашается Мара и осторожно берет меня за руку. — Но ты не сравнивай себя и её. Ты упорно трудился, чтобы всего добиться, а Лена живет на всём готовом. Ты ведь ее никак не ограничиваешь, у нее просто карта к твоему банковскому счёту привязана, и всё: трать сколько хочешь. На мой взгляд, такая вседозволенность развращает.

Я сжимаю зубы, но ничего не говорю. Только делаю агрессивно ещё одну затяжку. Неохота откровенничать с Марой, а то бы я сказал, что Ленка тратит со своей карты мизерно мало. Как будто ей неприятно брать от меня деньги.

Блядь, как так получилось, что девчонка, которая смотрела на меня с обожанием и делилась со мной всеми секретами, вдруг стала меня фактически ненавидеть? И бояться. Что я, сука, сделал не так?

Может, Мара была неправа, когда говорила, что мне надо подальше держаться от Ленки, пока у неё подростковый период?

— Она тебя стесняется, — объясняла она мне. — Ты взрослый мужчина, а она совсем девочка еще, ей с тобой неловко. Лене сейчас нужна мама или старшая сестра. Мне кажется, у нас с ней налажен контакт, поэтому, если ты не против, я постараюсь стать для неё тем взрослым человеком, к которому она может обратиться за советом.

Звучало в целом логично, и я согласился. Тем более, что как раз бизнес надо было ставить на ноги. Распределять обязанности на других я тогда умел херово и бросался во все сам. Даже машины сам рвался чинить. И был пиздец как благодарен Маре, которая мало того, что отлично заведовала продажами в филиале автосалона, так ещё и о Ленке заботилась и о бабе Маше. Я сам в город наведывался наездами, на день-два, квартиру на этот срок снимать смысла не имело, останавливаться у Ленки с бабой Машей тоже было не очень, так что я обычно ночевал у Мары.

У нас с ней был очень бурный роман несколько лет назад, когда мы трахались, как кролики, на всех свободных поверхностях, а потом огонь прошел, и я честно сказал Маре, что если она хочет каких-то постоянных отношений, то это не ко мне. Ни семью, ни детей я не хочу, привязывать себя к чьей-то конкретной юбке тоже не мое, так что если ей надо по-нормальному, то она не по адресу.

Мара тогда мягко рассмеялась и сказала, что она сама замуж не стремится, хочет делать карьеру и вообще не против того, чтобы мы остались друзьями с привилегиями, как она это назвала. То есть с еблей.

Это оказалось довольно удобно. Во-первых, я так заебывался с этим бизнесом, что мне тупо некогда было кого-то искать, а Мара всегда была рядом. Она была хороша в постели и точно знала, что мне нужно. А во-вторых, мы вместе работали, на неё можно было положиться и, за исключением некоторых бесящих меня моментов, типа того, что она была повёрнута на здоровом питании и своей внешности, меня все устраивало. И конечно, гигантская ей благодарность за то, что она занималась Ленкой, когда я был в Москве. За то, что стала ее опекуном, когда баб Маша умерла. Я бы этого не смог сделать со своей условной судимостью, а никому другому я бы Ленку не доверил. Наверное, это была главная причина, почему я Мару из менеджеров по продажам повысил до директора салона. Хотелось как-то отблагодарить, а деньги она не брала.

— Ты понимаешь, какие могут пойти слухи? — тяжело вздохнув, спрашивает Мара. — Ты в одной квартире с молодой девушкой…

— Да мне как-то насрать на слухи.

— Дим, но это просто неприлично!

— Мара, — резко перебиваю я. — Мне эти приличия до одного места. Что, блядь, тут непонятного? Ленка со мной в безопасности. Ты это знаешь, я это знаю. А на остальных насрать.

Проще всего, конечно, заткнуть Маре рот свидетельством о браке. Но почему-то (хер знает почему!) мне не хочется ей об этом говорить. Может, из-за того, что я сам в ахуе от того, что на это решился.

Я, наверное, никогда в жизни так сильно не боялся, как в коридорах больницы, где на четвёртом этаже была реанимация, в которой лежала Ленка. Мне хотелось орать, крушить все вокруг, когда я слышал от врачей равнодушное «А кто вы ей? Никто? Тогда выйдите отсюда. Нет, вы не имеете права заходить к ней в палату. Информацию о её состоянии мы вам тоже дать не можем, только родственникам».

Глава 7. Ночевка

Они так долго стоят и разговаривают на балконе, что я уже не знаю, что думать. Наконец хлопает дверь, и оба через какое-то время появляются на кухне. Дима выглядит как всегда так, что по нему фиг что поймешь, а Мария легко и доброжелательно улыбается, но глаза у нее неожиданно злые. Что там у них случилось на балконе? Черт, надо было все-таки найти способ подслушать, а то теперь сиди и мучайся от любопытства.

— Все в порядке? — на всякий случай спрашиваю я.

— В полном, — кивает Дима.

— Не переживай, Леночка, — подтверждает Мария. А потом ласково улыбается: — Давай я тебе покажу, что из еды надо сразу съесть, а что может подождать до завтра.

На языке у меня вертится, что ничего из этого ни сегодня, ни завтра я есть не собираюсь, но это было бы совсем уж невежливо.

— Конечно, — соглашаюсь я.

Диме это, очевидно, неинтересно: он забирает ноутбук и уходит в зал, а Мария внезапно подходит ко мне очень близко.

— Прости, моя хорошая, что ничем не могу тебе помочь, — шепчет она, и тут я понимаю, что еда была просто предлогом, чтобы со мной поговорить. — Понятия не имею, что ударило в голову твоему брату, но я не смогла его отговорить от идеи, что он должен жить с тобой. Но, может быть, у тебя получится?

— Вряд ли, — честно говорю я.

— Дима просто не понимает, что этим ужасно портит твою репутацию, — продолжает яростно шептать она. — Люди же не понимают, что он тебе как брат, начнут говорить про тебя… Всякое. Попробуй объяснить это брату, когда он успокоится. И обязательно звони мне, если нужна будет помощь. Я тоже буду звонить.

— Хорошо. Спасибо тебе.

— Не за что, ты же знаешь, как я за тебя переживаю, — она обнимает меня, и я чувствую, как от нее пахнет Димиными сигаретами. Почему-то меня это ужасно раздражает.

— Мара, — в коридоре появляется Дима. — Так что там по договорам?

— Все в порядке, — она улыбается ему, и я вдруг жутко завидую тому, что они с Димой могут общаться на равных. Завидую тому, что она такая умная. — Просто перестраховаться хотела, но думаю, все должно быть хорошо. Я еще в самолете просмотрю все бумаги и наберу тебя потом, хорошо?

— Окей. Тебя там встретить должны и переводчика сразу дать. Я договаривался. Но если какие-то проблемы, то звони мне обязательно.

— Ну конечно, — Мария снова улыбается и отходит от меня. — Я, наверное, поеду, надо перед самолетом выспаться. Дим, проводишь меня до машины?

— Не вопрос, — откликается он.

Они обуваются и уходят, а я, пару секунд постояв на месте, бегу в бабушкину комнату, у нее единственной окна выходят во двор. Я стою у подоконника и смотрю через пыльное стекло, как Дима вместе с Марией доходит до ее новенькой серебристой ауди. Смотрю, как он обнимает Марию, небрежно целует и помогает открыть дверь машины. Ауди выезжает со двора, Дима идет обратно к подъезду, а я тут же торопливо покидаю спальню и бегу в зал, чтобы меня не запалили в подглядывании.

Щелкает дверной замок, я слышу, как Дима разувается, слышу шорох его кожаной куртки, а потом он идет ко мне. Останавливается посреди комнаты, сунув руки в карманы, и пристально меня разглядывает.

— Что? — не выдерживаю я.

— Мара тут еды всякой привезла, — говорит Дима, продолжая на меня смотреть. — Ты такое ешь?

— Не ем, — признаюсь я, решая быть честной.

— И я не ем, — весело ухмыляется Дима, сразу становясь похожим на мальчишку. — Так что? Пицца?

— Пицца, — соглашаюсь я и против воли улыбаюсь.

Возможно, в моем домашнем аресте под Диминым присмотром есть свои плюсы? В конце концов, мы уже сто лет не ужинали с ним вместе. А ведь когда-то я уговаривала бабушку постоянно готовить его любимые блюда, чтобы у Димы было больше причин зайти к нам на обед или на ужин. Кажется, я немного скучаю по тем временам.

Через полчаса приезжает курьер, и на столе у нас вместо унылых коробочек с полезной едой появляются две огромных, пышущих жаром пиццы. Одна мясная, вторая сырная. Только почувствовав этот упоительный запах, я понимаю, как сильно хочу есть. Даже живот от голода подводит.

Ничуть не стесняясь Димы, я набрасываюсь на мясную пиццу, откусываю первый кусочек и не удерживаюсь от восторженного стона.

— Мммм, — стону я. — Боже, как вкусно! Какой кайф!

Первый кусок исчезает почти мгновенно, я машинально облизываю соус, оставшийся на пальцах, и внезапно ловлю на себе взгляд Димы. Незнакомый, потемневший, заставляющий меня насторожиться.

— Что? — с вызовом спрашиваю я. — Манеры мои не нравятся?

— Ага, — весело говорит Дима, и из его темно-серых глаз исчезает то странное выражение, которое там только что было. — Манеры ни к черту. Правда что ли тебя во французский пансион отправить?

— Но я не хочу, — растерянно говорю я. — Дим! Пожалуйста! Я не хочу…

— Лен, успокойся, — властно перебивает он. — Это просто шутка. Обещаю: ты туда не поедешь.

— Спасибо, — облегченно улыбаюсь я.

— Не буду же я тебя насильно туда отправлять, — пожимает он широкими плечами.

«А замуж меня выдавать насильно, значит, можно», — думаю я, но предусмотрительно оставляю эти мысли при себе.

После ужина я говорю Диме, что нам нужны продукты, чтобы не питаться одной пиццей. Дима приносит ноутбук и открывает какой-то сайт, похожий на онлайн-супермаркет.

— Вот тут смотри и кидай в корзину все, что надо, — говорит он. — Обеды и ужины будем из ресторанов заказывать, так что возьми, что тебе еще надо, кроме этого. Йогурт там или фрукты. Не знаю, что ты ешь.

Я хочу обиженно возразить, что вообще-то можно и без ресторанов обойтись, потому что я умею готовить и хорошо это делаю, но потом решаю, что это будет похоже на хвастовство, и просто молча складываю в корзину все, что мне понадобится.

Дима не глядя это все оплачивает, а потом небрежно бросает мне через плечо:

— Ночью привезут, я приму доставку. А тебе пора ложиться спать.

— С ума сошел? Еще рано!

— Ты после больницы, — жестко говорит он таким тоном, что становится ясно: возражения здесь не принимаются. — Так что марш в кровать.

Глава 8. На кухне

Дима

Пока я оттираю руки в ванной от этой дебильной розовой краски, пытаюсь думать про сегодняшнюю встречу с возможными инвесторами, которая очень важна для новой сети автомастерских. Но вместо этого мой тупой мозг подкидывает мне картинки того, как утром выглядела Ленка. Чертова девчонка! Пиздецкая смесь невинности и распущенности. На первый взгляд, вся такая смешная, с розовыми волосами и в пижаме с кроликами, но когда она начала теребить пальчиками воротник, демонстрируя мне свою светлую шею и тонкие ключицы, когда начала соблазнительно кусать пухлую нижнюю губу, я, блядь, едва не кончился. Это все еще на утренний стояк наложилось, и пиздец. Просто пиздец. Пришлось срочняком бежать на балкон и остывать. Я-то наивный думал, что Ленка просто так, из любопытства, на меня спросонья пялилась, ну типа как мы в старших классах в раздевалку к девчонкам заглядывали, а она, значит, пыталась меня… Соблазнить?

Честно говоря, я думал, что Мара преувеличивает, когда говорит о Ленкиных похождениях. Понимал, что у нее был там кто-то, но не верил в то, что мужиков сюда водит. Даже когда увидел всю эту пьяную компанию у нее на днюхе, еще надеялся на что-то… но теперь я вижу: Ленка давно не ребенок и умеет соблазнять. Опыта у нее достаточно. И почему-то меня это выбешивает так, что хочется разъебать все вокруг и разбить рожи ее ебарям. Всем до одного.

— Так, с этого момента блядки закончены, — мрачно говорю я, глядя на свою рожу в зеркале. — И пусть не рассчитывает, что может на мне отрабатывать свои приемчики.

Но почему-то снова будто кипятком ошпаривает, когда вспоминаю тонкую нежную шею и чертову пижаму, которую она так низко натянула, что я увидел даже блядскую ложбинку между ее сисек. Черт, я не должен думать о том, что у Ленки есть сиськи! Я должен думать только о том, как ее перевоспитать и пристроить в хороший вуз. Точка.

Я выхожу из ванной, по дороге цепляю футболку и чувствую, как из кухни вкусно пахнет едой. У меня аж желудок подводит.

Ленка уже успела доставку заказать? Шустрая девчонка. Одобряю.

Но когда я выхожу на кухню, то вижу стоящую у плиты Ленку, которая орудует лопаткой, выкладывая из сковородки яичницу. Черт, яичница! С сосисками и помидорами, с какой-то зеленью сверху… Блядь, она пахнет так, что я, кажется, сейчас слюной захлебнусь.

— На тебя тоже пожарила, — бросает она. — Садись.

— Спасибо, — удивленно хмыкаю я и усаживаюсь за стол.

Вообще-то я был уверен, что это мне надо будет решать вопросы с едой: что-то заказывать или покупать, ну как было, когда Ленка была маленькой. Когда баба Маша уходила на почту или в больницу, я оставался с Ленкой и моей обязанностью было ее покормить. Разогреть там ей макароны, или суп, или картошку.

А теперь она сама мне готовит! Непривычно, конечно, но, блин, приятно.

Ничего не могу с тобой поделать: сижу и смотрю на Ленкины длинные стройные ножки, которые не скрывает домашнее платье, любуюсь тем, как она ловко порхает по кухне, как расставляет тарелки, кладет вилки, наливает чай. Нормальный крепкий чай! Черный! Не эта муть, которую постоянно заваривает Мара.

Чай Мары стоил кучу денег, назывался то ли пуэр, то ли хуэр, но вонял мерзко! Какой-то землей и гнилью. Я его даже пить не мог, выплескивал тайком в раковину.

— Я одну ложку сахара положила, как ты обычно пил. Если нужно больше, то вот сахарница, — Ленка пододвигает ко мне пузатую сахарницу в цветочек, а я удивляюсь тому, что она до сих пор помнит, какой чай я пью.

— Спасибо, — говорю я и принимаюсь за еду.

Яичница исчезает с тарелки мгновенно, я подбираю оставшийся желток хлебом и хищно смотрю в сторону сковородки.

— Там еще есть, — улыбается Ленка. — Давай тарелку, я положу.

Она накладывает мне добавки, я с удовольствием съедаю ее и понимаю, что хоть и наелся, но в целом мог бы и третью порцию заточить. Задумчиво выпиваю еще одну чашку чая и смотрю на Ленку. Она грызет шоколадное печенье, не отрывая взгляда от своего телефона, что-то настукивает там своими тонкими пальчиками, а меня вдруг окатывает злостью и раздражением.

— И кто там тебе пишет? — хмуро спрашиваю я.

— Одноклассница, — откликается Ленка, а потом ехидно добавляет: — Хотя вообще-то это не твое дело.

— Мое, — возражаю я, но уже без особой злости. Вкусная еда настраивает на мирный лад, так что я встаю, довольно потягиваюсь и иду курить на балкон.

Строители должны были прийти сегодня, но бригадир отписался, что у них какой-то срочный заказ, и у нас на объекте они появятся завтра. Блядь, вообще-то я рассчитывал, что ремонт пройдет побыстрее, потому что спать с Ленкой в одной комнате… Опасно. И, к тому же, матрас этот старый и пиздец какой неудобный.

Я сажусь на диван, с которого Ленка уже успела убрать постель, и просматриваю распечатанные бумаги, в которых мой юрист сделал нужные пометки. Юрист этот прям сокровище, огромное спасибо Лексу, который его посоветовал, потому что парень не только отлично сечет во всяких тонкостях договоров, но и умеет всю вот эту юридическую хрень объяснить мне нормальным языком.

Ленки не видно: она так и сидит на кухне. То ли мне мешать не хочет, то ли чем-то своим занята.

Я снова курю, потом еще разок вычитываю бумаги, убираю их в сумку и иду переодеваться. Вещей с собой взял немного: основные все равно в Москве валяются, так что надо будет докупить. Но один приличный костюм у меня с собой есть. Переодеваюсь в ванной в брюки, пиджак и рубашку, но галстук из принципа не завязываю. Может, это и нарушение делового, мать его, этикета, но это удавку я добровольно на шею не надену.

Захожу на кухню, чтобы сказать Ленке, что я уезжаю, но та картина, которую я там вижу, заставляет меня просто охуеть на месте. Ленка без всякого палева стоит у шкафчика, держит в руках нефиговую такую бутыль коньяка и наливает его в рюмку.

— Это что, блядь? — рявкаю я.

Она вздрагивает, оборачивается на меня, тяжелая бутылка дергается в руке, и коньяк расплескивается по столу мимо рюмки.

Глава 9. Ради дружбы

— Привет, — говорю я, когда Кастет берет трубку.

— Ленка! — выпаливает он. — Тебе же выписали, да?

— Выписали, — соглашаюсь я. — Но толку? Я под домашним арестом.

— В смысле, под арестом? — напрягается Кастет.

— Ну Дима ключи забрал, закрыл меня и ушел на работу, — объясняю я, чувствуя себя каким-то маленьким ребенком, и от этого вновь поднимается утихшее было раздражение.

Нет, ну реально, это же какой-то бред! Я ничего плохого не сделала, а на меня мало того, что наорали и обвинили в пьянстве, а теперь еще и дома закрыли. Плюс еще вечером меня ожидает взбучка за вылитый на Диму коньяк. Зашибись вообще!

— Так у меня есть твои ключи, говно вопрос, — радостно откликается Кастет. — Мы сейчас с парнями к тебе подвалим и освободим! Жди!

— Так, стоп, — перебиваю я. — А что вы хотели? Если просто пошариться на улице, то давайте без меня. Если Дима узнает, то он и эти ключи отберет, плюс тебе еще достанется.

— Нет, мне не просто пошариться на улице, — неожиданно грустно отвечает Кастет. — Это вопрос жизни и смерти, Ленка. И только ты сможешь помочь!

— Ну ладно, тогда приходите, — немного растерянно говорю я, потому что первый раз слышу от своего друга такие слова.

— Скоро будем, — подтверждает Кастет, — одна нога тут, другая там.

И бросает трубку.

Буквально через двадцать минут в замке проворачивается ключ, и в нашу прихожую вваливается тощий рыжеволосый Вит с вечно лохматым Лешим. И так радостно их видеть, что я обнимаю каждого из этих придурков.

— Как ребра? — спрашивает Леший. — Срослись?

— Да все у меня в порядке было с ребрами, — закатив глаза, объясняю я уже не в первый раз. — У меня легкое лопнуло.

— Но уже срослось? — допытывается Леший.

— Конечно, срослось, — фыркает Вит. — Иначе как бы она дышала? Ленка, ты давай по-быстрому собирайся и пойдем.

— Куда пойдем? — не понимаю я.

— Как это куда? К Насте, — Леший смотрит на меня как на дурочку. — Тебе Кастет разве ничего не рассказал?

— Нет. А где он вообще?

— Внизу стоит, с тачкой. Собирайся быстрее, пока Настя не ушла.

— Да какая, блин, Настя?! — не выдерживаю я. — Можешь нормально объяснить?!

— Ну Боброва, которая твоя одноклассница, — объясняет Вит. — Помнишь, она еще все время в очках ходила, а потом сняла очки. А еще у нее сиськи в прошлом году выросли. Кастет к ней как раз на твоем день рождении подкатывал.

— Да ты что, — бормочу я.

Теперь мне хотя бы стало понятно, почему та самая Настя написала мне с утра сообщение с десятью восклицательными знаками о том, что мой друг полный дебил. Я спросила у Насти, какой именно друг, но она сказала, что я сама должна знать, и заблокировала меня. Я подумала еще, что у нее крыша поехала, а оказывается, она с Кастетом мутить начала. Впрочем, это тоже может быть признаком поехавшей крыши.

— А зачем мы идем к Насте? — спрашиваю я, хотя в целом догадываюсь.

— Извиняться, — вздыхает Леший. — Кастет там накосячил, теперь надо исправляться.

— А я там для чего?

— Нам она не откроет дверь, мы уже пробовали. Так ты идешь?

Я на мгновение замираю в сомнении, но почти сразу же киваю.

В конце концов Настя живет тут недалеко, Дима только что уехал на встречу и не узнает, что я ушла из дома. А то, о чем он не узнает, не сможет его огорчить, правда?

Тем более Кастету я должна, все-таки он частично по моей вине лишился прав. Так что помочь его счастью — мой долг как друга!

Я быстро одеваюсь, закрываю дверь взятыми у парней ключами, и мы все вместе спускаемся вниз к подъезду, где уже стоит грустный Кастет. С тачкой. Обычной такой тачкой с ручкой и одним колесом!

Вообще-то, когда Леший говорил про тачку, я думала о машине, а не о садово-огородном оборудовании. Внутри этой тачки лежит охапка астр и гладиолусов, а к ручке привязана большая гроздь воздушных шаров.

— А почему цветы там лежат? — удивленно спрашиваю я, обнимая Кастета.

— Так удобнее, — практично объясняет он. — Руки не устают.

— Слушай, мне кажется, розы были бы лучше, — осторожно говорю я, думая, что астры и гладиолусы вызывают ассоциации только с первым сентября.

— У нас на даче роз нет, — отрезает Кастет. — Мамка и так возмущалась, что я всю ее клумбу ободрал.

— Ну ладно, — с сомнением отвечаю я.

Честно говоря, Настя Боброва — девочка из довольно обеспеченной семьи, так что я не знаю, как она отнесется к дачным цветочкам. И к шарикам, которые выглядят так, будто их забрали с какого-то детского праздника. Что, кстати, очень похоже на правду.

Но выбора нет, и мы все вместе: я, Леший, Вит, Кастет и тачка с цветами и шариками направляемся в тот двор, где живет Настя.

По дороге я узнаю, что начиналось у них все довольно романтично: уже был первый поцелуй и прогулка при луне, но тут Кастет немножко поторопился и прислал Насте дикпик. То есть фотку своего достоинства. Это само по себе уже плохо, но еще хуже, что как раз до этого Настя написала ему: «не знаю, куда сегодня сходить погулять». И тут ей прилетела фотка нижней части Кастета во весь экран! Ясное дело, она решила, что Кастет предлагает ей прогуляться на… ну в смысле, в кровать, очень оскорбилась и заблокировала его везде.

И вот теперь наша задача объяснить Насте, что Кастет хоть и долбоеб, но готов признавать свои ошибки. Мы полны надежды, но, к сожалению, дверь Настя никому из нас не открывает, мне в том числе.

— А она точно дома, а не в универе? — спрашиваю я.

— Точно, у нее горло болело вчера, и она никуда не пошла, — грустно говорит Кастет, пиная тачку с цветами. — Ну и что теперь делать?

— Надо устроить концерт перед ее окнами, — объясняю я. — Если будет что-то происходить во дворе, она точно заинтересуется и выглянет, а там ты с каким-нибудь плакатом типа «Прости меня, идиота!».

— Концерт не катит, Насте не нравится, как я пою.

— А что ей нравится? Не в тебе, а вообще? Может, получится ее удивить?