— Кто это? — шепчутся заинтересованные одноклассницы, поглядывая в сторону входных дверей главного холла, через которые только что прошёл ОН.
Парень с невероятно синими глазами и тёмно-каштановыми, почти чёрными, вьющимися волосами, облачённый в мешковатую одежду, состоящей из широких джинс и длинного тёмно-коричневого худи.
О, кто это? Слишком красив, чтобы быть реальным живым человеком. Это и есть наш новенький?
С самого первого дня привлекает к себе слишком много внимания. Стены нашей школы наполнены детьми богатых консервативных родителей, которым запрещается выделяться среди других учеников.
Отличная репутация, жёсткая дисциплина и высокие баллы по успеваемости. Место очень престижное, но в действительности весь учебный процесс напоминает тюремное заключение.
— Кажется, он ищет кабинет директора, — хихикают девчонки, — надо ему помочь!
Не дуры, а альтернативно одарённые. В раздражении цокаю языком и возвожу глаза к потолку, на что меня одаривают не менее «любящим» толчком в плечо.
— Эй! — возмущаюсь.
— Помалкивай, Мечталова, не «эйкай»!
Короче говоря, наш новенький, кем бы он ни был, нарушил одно из самых важных правил, едва переступив порог школы. Его внешний вид не походит на образ обычного послушного мальчика. Как сказал кто-то в гудящей толпе: «Это не парацетамол».
Я думаю, новенький понял причину недоумённых, завистливых и даже откровенно враждебных взглядов от парней. Его лицо сделалось угрюмым, когда он понял, что ему не рады. Но напуганным он не кажется, совсем нет.
Моя нога уже дёрнулась, чтобы двинуться в сторону необычного ученика, но в ту же секунду замираю на месте.
— Пойду провожу его до Бабули, — подрывается Алёна Чернова с места, провожаемая всеобщим одобрением.
Ну, конечно. Кто, если не она? Главная красавица класса и самая наглая персона из всех, что я когда-либо видела за свою шестнадцатилетнюю жизнь. Она не представительница прекрасного пола, как все мы, она — божественный потолок.
А Бабуля — директор школы. Его в шутку так называют здесь, не смотря на то, что он является мужчиной средних лет. Интересно, как быстро Бабуля заставит новенького переодеться в «человека»?
— Они разговаривают! Смотрите как он на неё смотрит! А вдруг влюбится? — пищат одноклассницы, наблюдая за Алёной и новеньким.
Ну и пусть разговаривают! Всё равно мне никто не нужен. Лучше никому не помогать, а иначе привяжусь, поверю в дружбу, от которой всё равно не остается ровным счётом ничего в один прекрасный день.
Ведь именно это произошло со мной в прошлом учебном году? О, да! Вон светловолосая голова Ники отворачивается, как только смотрю на неё. Бывшая лучшая подруга и моё самое большое разочарование.
— Ну, дорогие мои, скучали? — к нашей скромной девичьей компании, постукивая низкими каблуками, подходит Елизавета Петровна, наша класснуха и учитель английского.
— Без вас лето длилось бесконечно долго! — раздаётся дружный хор. — Мы очень скучали!
Конечно, это не правда.
Но класснуха смеётся, открывая ключом дверь кабинета, чтобы мы могли войти и подготовиться к первому уроку.
Однако, все подружки Алёны остаются стоять в коридоре, чтобы поглазеть на то, как Чернова уводит новенького к директору. Я тоже остаюсь на месте, потому что мне тоже интересно.
— А ты чего уставилась? — сразу летит в меня от них.
— Отвалите.
Мне нельзя показывать свою уязвимость, а то точно сожрут. Плавать в их желудочном соке я не хочу — уж лучше тайно построю в своей спальне бассейн и залью его горькими слезами, которых никто не увидит.
— К тебе никто и не пристаёт. Ты никому не интересна, и общаться с тобой он точно не станет, сколько не глазей.
— Посмотрим, — заявляю смело.
— На твой очередной позор? Гнилая репутация идёт впереди тебя, так что больше не на что смотреть.
— Угу.
Проглатываю ком злости и обиды, но голову вниз не опускаю. Не дождутся.
Вскоре звенит звонок на урок, и мы все, включая подошедших парней, плетёмся в класс и встаём у своих мест, приветствуя класснуху.
— Садитесь, мои любимые молодые люди, — улыбается она нам.
Это просто ещё никто нарушить дисциплину не успел, а так бы она не улыбалась. Ну, это только начало года — всё ещё впереди.
Далее следует обычная перекличка, знакомство с предстоящим учебным планом, зевки в ладонь украдкой, да шёпот на самых задних партах.
Я хоть и сижу впереди, но чувствую себя изолированной от всех. С обложки моей розовой тетради на меня смотрит котёнок, и, глядя на него, чувствую себя такой же маленькой и пугливой.
Что принесёт мне этот учебный год? Страшно подумать.
А вот и самый волнительный момент сегодняшнего утра: дверь кабинета открывается, являя нам нашего новенького в сопровождении Алёны Черновой. Елизавета Петровна активно кивает головой и подзывает парня рукой.
— Проходи-проходи, — говорит она ему. — Поздоровайся со своими одноклассниками и занимай любое свободное место.
Последующие минуты урока английского я и Марк проводим в молчании, так как Елизавета Петровна уже перестала быть улыбчивой. Никто не осмеливается ей перечить, когда она доходит до наивысшей точки кипения из-за парней на задних партах.
Меня одолевает двоякое чувство: с одной стороны я радуюсь возможности помолчать и обдумать ситуацию, а с другой меня неудержимо привлекает перспектива ещё раз услышать голос соседа по парте.
Моё любопытство не удовлетворилось от пары брошенных фраз. Я хочу большего. И пусть я буду высмеяна им, когда ему расскажут обо мне, но хочу знать об этом парне намного больше, чем уже знаю.
— Почему ты сел именно на это место? — пишу в своём блокноте, который вечно таскаю с собой, и пододвигаю его в сторону новенького.
Марк окидывает меня ничего не выражающим взглядом, но принимает блокнот, чтобы прочитать рукописный текст. Он быстро и размашистыми движениями пишет ответ, а мне вдруг становится страшно читать его.
Что если Амосов отправляет меня в лес по грибы? А сел со мной просто потому что любит сидеть перед учительским столом... И всё же читаю другое:
— Ты рыжая, и у тебя веснушки.
— Понятно, — пишу ответ.
Хотя на самом деле мне ничего не понятно.
Я думала, на этом наша беседа закончилась, но Марк отнимает у меня блокнот и снова что-то пишет мне.
— Что у тебя с лицом? — читаю.
— А что у меня с ним?
— У тебя глаза накрашены, и это заметно. Разве правилами не запрещено?
— Запрещено.
Новенький одаривает меня одобряющей ухмылкой, на что я тоже тихонько улыбаюсь.
Я замечаю, что на нашу парту посматривают одноклассники. Но Марк не из робкого десятка: так и сидит, подобно королю на троне в своем замке. О его высоком самомнении и уверенности в себе мне настойчиво напоминают наши соприкасающиеся колени.
Я хочу отдёрнуть ногу, но мне не хочется показаться стеснительной или создать впечатление, будто питаю отвращение к коленке Марка. Так и сижу теперь, с трудом улавливая смысл слов класснухи, сосредоточенная на своих ощущениях.
— Поэтому на тебя все глазеют? — пишет он мне снова.
— Это они на тебя смотрят. Ты же новенький.
И красивый... Но об этом я, пожалуй, писать не стану.
— Просто я красивый, — пишет Марк сам. — Надо завести блог в Интернете, как думаешь? Буду кучу просмотров и лайков собирать.
— Не знаю, — отвечаю и вместе с тем пожимаю плечами. — Я вот никогда не думала о таком.
— А о чём думала?
— Я рисую. Мечтаю когда-нибудь нарисовать свой собственный комикс.
— А наработки уже есть?
— Есть, но я их утеряла где-то в школе ещё весной. Это был мой типа «дневник», и там были мои рисунки.
А ещё всякие глупые записи, которые лучше бы никому не видеть... Боюсь, что мой дневник просто кто-то нагло выкрал у меня, потому что я всегда таскала его с собой и очень следила за тем, чтобы нигде не оставлять свою драгоценность.
— Мечталова и Амосов, чем занимаетесь? — Елизавета Петровна замечает нашу переписку.
— Осторожнее с ней, Марк! Она в дверь Бабули стучать любит, — не могла не вмешаться Чернова, вызывая всеобщий смех.
— Успокоились все! — класснуха стучит мелом по доске. — А иначе английский вам продолжит преподавать сам директор.
Амосов с интересом наблюдает за происходящим, а после окидывает меня таким задумчивым взглядом, что мне становится стыдно. Кажется, он только что понял, насколько я далека от звезды класса.
В дальнейшем лицо Марка выражает высшую степень скуки, которая рассеивается лишь в моменты, когда Алёна, сидящая справа от нас, перекидывает одну ногу на другую, отчего юбка скользит чуть выше.
Всё-таки к Черновой я питаю особую неприязнь, что, кстати, взаимно. Такая же высокомерная, как и сама эта школа. Алёна не признаёт себе равными тех, кто осмеливался перечить ей или имеет денег меньше положенного, на её взгляд.
Меня же всегда привлекали люди более простые и свободные от ярлыков. Зато моему соседу по парте пришлись по вкусу её ножки. Ноги-то красивые, не спорю, но не хотелось бы, чтобы Амосов всерьёз заинтересовался Черновой. Я буду разочарована в таком случае. И в нём, и в жизни!
— Эй, Полина, лови! — раздаётся шёпот Кирилла за моей спиной.
В следующую секунду вздрагиваю от вида жука подброшенного на мою сторону парты, и громко взвизгиваю. С грохотом подскакиваю с места, как кипятком ошпаренная, попутно ударяясь бедром о край парты.
— Полина Мечталова! — возмущается Елизавета Петровна. — Что за шум?
А я как подорвалась со стула, так и стою, испуганно глазея на лениво шевелящееся насекомое с нарядной блестящей спинкой. Ненавижу жуков!
— Это Кирилл разбрасывается остатками своего завтрака! — зло тычу пальцем в сторону громко и практически истерично смеющегося одноклассника.
Я никогда не замечала за собой особой стеснительности или приступов неловкости за саму себя. До встречи с ним. Теперь же сгораю от прилива жара к щекам, пока мы вдвоём выходим в коридор, сопровождаемые самыми разными взглядами одноклассников.
Неприязненные, насмешливые и даже завистливые — вот какие они.
— Ты куда идёшь? — лениво плетётся за мной Марк вдоль пустого коридора.
— К Бабуле.
— Ты серьёзно? Девчонка, которая красит глаза, не смотря на школьные правила, сейчас послушно идёт к директору? Нас же даже не посылали к нему!
— Повёлся, да? — тихо смеюсь, чтобы не привлекать внимания возможных свидетелей. — Достаточно уже того, что нам влепят прогул, а это сразу минус десять баллов! Сто минусовых баллов, и ты отчислен!
— Тебя это беспокоит? Вроде, дела у тебя здесь не очень.
— Да, беспокоит.
Мама очень расстроится. Надеюсь, Елизавета Петровна забудет доложить обо мне, а то не хотелось бы влипнуть в неприятности в самый первый учебный день.
— Тогда куда мы идём? — интересуется Марк, осматриваясь по сторонам.
Через чёрный вход я выхожу во внутренний двор в задней части школы и быстрым шагом практически «перебегаю» к беседке в укромном его уголке.
Любимое место всех прогульщиков, так как учителя до сих пор не просекли, что все прячутся именно здесь — прямо у всех под носом. А точнее: под окнами кабинетов.
Амосов вбегает внутрь деревянного «ящика» вслед за мной. Теперь мы в надёжном укрытии. Сейчас самое удачное время для этого места, пока на улице ещё по-летнему тепло, и деревья не потеряли свои одежды, помогающие укрывать нас от лишних глаз.
— Тебе не стоит общаться со мной, если хочешь вписаться в коллектив нашего класса, — говорю новенькому, усаживаясь на нагретую солнцем скамью.
Впрочем, такому парню, как Марк Амосов, всё равно не грозит стать изгнанным, что бы он не делал и с кем бы не общался.
— Я сам могу кого угодно выписать из коллектива, если захочу, — беспечно пожимает плечами и садится чуть поодаль от меня.
Ему плевать, он просто развлекается, судя по тому, как он себя ведёт.
— А вписывать обратно умеешь?
— Хочешь дружить с одноклассниками?
— С некоторыми.
— А что мешает?
— Почему я напомнила тебе какую-то черепаху? — игнорирую предыдущий вопрос.
— Она часто замирает, не двигаясь. Ты тоже какая-то «застывшая» была, когда я вошёл в класс.
— А почему Жучка?
— Тебе не понравится ответ, — коротко смеётся.
— Мне в целом этот день уже не нравится, — морщу нос, — так что говори.
— Потому что похожа на жука. Жук, жучка... Лежит себе тихо, лапами двигает.
— Фу! — передёргиваю плечами, так как представила лишнее.
— Говорил ведь, что не понравится. Короче, я впишу тебя частично в коллектив.
— Это как?
— Буду твоим другом. Ты и я, — игриво дёргает широкими бровями вверх-вниз, — два человека это уже коллектив.
— Даже если на перемене тебя попросят не общаться со мной?
— Я сам решаю, с кем мне водить дружбу, с кем враждовать, а кого игнорировать. Понятно? И ты, — тычет в меня пальцем и пронзает острым взглядом, — мне тоже не указ!
Моментами этот новенький меня пугает.
Когда прогуливаешь, урок всегда тянется бесконечно долго, но сегодня это время пролетает так быстро, что я испуганно дёрнулась от неожиданно громкого звонка, оповестившим о начале перемены.
— Будешь так подпрыгивать со всего, не будут уважать! — Марк смотрит на меня немного осуждающе. — Оно тебе надо?
— Просто у меня СДВГ, — шучу.
— Что это значит?
— Это значит, что у меня Синдром Дёрганого и Вечно Голодного человека, — выдумываю на ходу.
Амосов посмеялся надо мной и первым покинул беседку. После, в течение учебного дня, я наблюдала, как он знакомится с нашими одноклассниками, и как те хотят перетянуть всё внимание новенького с меня на всех остальных.
Впрочем, делали они это нерешительно, видя, как по-дружески Марк хлопает меня по плечу, полностью игнорируя косые взгляды.
Так что не удивительно, что домой я вернулась воодушевлённая и полная надежд о светлом будущем.
— Папа звонил, спрашивал, как у тебя дела, — встречает меня мама в кухне.
Она только что закончила обедать, судя по пустой тарелке на столе перед ней, и вот-вот снова сорвётся на работу.
— И что ты ответила? — спрашиваю с недовольством.
— Рассказала, что, похоже, имидж менять ты не планируешь, — намекает на мои «стрелки» у глаз. — А ещё я заметила, что в в конце летних каникул ты совсем заскучала. Тогда он предложил разнообразить твои будни, — весело подмигивает.
Не к добру эти подмигивания, ох не к добру.
«Спасибо, что оставили меня, когда были нужны. Ваши действия сделали меня только сильнее. Спасибо».
Текст над рисунком получился аккуратным, хотя я не делала предварительных набросков. Неплохо-неплохо. Это как раз тот случай, когда я довольна результатом.
— Впервые вижу, чтобы девчонка рисовала рыцарей в доспехах, — раздаётся за спиной голос Амосова подошедшего ко мне.
— Это мальчик, и меч у него деревянный.
— А кто его оставил? — Марк усаживается рядом со мной на скамью, придерживая на плече лямку рюкзака.
Ну, вот опять на нас глазеет весь школьный коридор. День только начался, а я уже чувствую себя мишенью для будущих сплетен. Стоит только один раз оступиться, и всё — покоя больше не жди.
— Я ещё не придумала.
— Это и есть твои комиксы? — Амосов склоняется, внимательно всматриваясь в наброски, сделанные чёрной механической ручкой.
— Это просто рисунок, — с шумом захлопываю блокнот у себя на коленях, засмущавшись.
— Да ладно, не злись, — посмеивается, — я зато не с пустыми руками к тебе подсел.
Перевожу взгляд на всё же пустые руки Марка и иронично вздёргиваю бровь. Амосов выжидает паузу, чтобы посмеяться над моей реакцией, и после с геройским видом залезает руками в пасть своего рюкзака.
Там он шуршит каким-то пакетом, и до меня доносится весьма аппетитный аромат.
— Смотри-ка! — Амосов довольно демонстрирует мне крафтовый пакет в своей руке.
— Что это?
— Еда для тебя, — трясёт пакетом. — Кажется, вчера ты говорила, что у тебя СДВГ.
— Это была шутка.
— То есть... Ты не вечно голодная? Тогда я сам всё съем!
— Не вечно, но сейчас, пожалуй, уже голодная, — принюхиваюсь к пакету, едва ли не облизываясь.
Да это же бургеры! В школьной столовке такое не подадут, а дома мама такое не одобряет. Оладьи на миндальной муке и без сахара — предел моих мечтаний.
— Как же всё легко и просто становится с людьми, когда у тебя есть еда! — смеётся Марк, привлекая к нам внимание мимо проходящих.
— Это и есть тот самый сюрприз? — принимаю в руки сочный пузатый бургер.
— Угу, — отвечает Амосов с уже набитым ртом.
— Вкусно, — довольно качаю головой и откусываю кусок побольше. — Токо еду запесено плоносить, так фто съесть надо бытро, пока нито из учителей не видит.
— Глаза красить тоже запрещено, — беспечно пожимает плечами. — Давно так делаешь?
— Полгода. А ты одет не по форме, — киваю на его тёмно-коричневое худи и широкие джинсы. — Ещё не заставляли переодеться?
— Пусть только попробуют! Кстати, что там на счёт твоей любви стучать в кабинет Бабули? Я немного недопонял этого вчера.
— А тебе не рассказали?
— Я всё равно не особо понял.
Эти вопросы невольно вызвали в голове воспоминания о том дне, когда я приняла решение не сдаваться, не давать себя сломить.
Полгода назад, март
Подсобка в нашей школе, располагающаяся в тёмном пустующем коридорчике, куда ходят только технический персонал, да парни на свои мужские разговоры, встретила меня тишиной и беспристрастностью.
Совершенно равнодушная к разворачивающейся трагедии. Как и все люди.
Обвинения и насмешки окружающих способны пошатнуть душевное равновесие. Особенно если тебе пятнадцать. Нет, это вовсе не пустяки — я запираю дверь изнутри и оседаю на холодный пол, шепча дрожащими губами:
— Нет... Нет, это не правда... Они ошибаются!
Тихий шёпот кажется невыносимо громким в этом одиночестве. Но насмешливые голоса, что продолжали звучать в голове, были по-настоящему оглушительны. Голоса одноклассников наперебой твердили, что я поступила ужасно.
Сегодня меня исключили из коллектива, хотя ещё несколько дней назад всё было нормально.
Не имея сил более сдерживаться и стараться быть сильной, я позволяю себе расплакаться.
— Я не виновата! — меня злит собственная слабость, но слёзы, оказавшиеся сильнее злости, не прекращают свой напор.
На следующий день я пришла в школу со стрелками на глазах. Но, бросая взгляд в отражающиеся поверхности, я не чувствовал себя увереннее, как ожидала себя почувствовать.
И всё же, они не смеют управлять мной — пусть видят моё сопротивление и решимость. Я их не боюсь. Плевать. Плевать на всё.
— Чем больше давление, тем сильнее сопротивление, — отвечаю Амосову, вспоминая один из уроков физики. — Мы не единственные, кто нарушает правила. А что до Бабули... Ну, я доложила ему кое о чём.
Ужас, как не хочу поднимать эту тему, так что даже радуюсь, когда парень из параллели, пробегающий мимо, кричит Марку:
— Неудачный выбор, новенький! Не сиди с ней!
Вот и наступило «долгожданное» воскресенье. Совместный отдых вместе с идеальным Стефаном! О, как же я счастлива!
«Представляешь? Моя мама даже расщедрилась на покупку тебя, хотя обычно не разрешает есть всякие вредности!», — я смотрю на кусок пиццы, но та мне не отвечает, молча глядя своими глазками -маслинами.
— Прекрасный ресторан, правда? — мама уже добрые пятнадцать минут восхваляет меню и дизайн, а также вид из окна на сам аквапарк, океанариум, бассейн, фонтаны.
Хороший развлекательный комплекс, но всё же я хочу домой.
— За гостиницей есть еще один хороший ресторан... — Стефан, как настоящий хороший мальчик и сын маминой подруги, принимается рассказывать о том, как ему понравился тот ресторан и что его там впечатлило.
Сидят, культурные, с идеально ровной спиной... Тьфу!
«Я хочу тебя, поверь, но тут слишком плохая энергетика, понимаешь?», — продолжаю внутренний диалог, а пицца так и продолжает хранить молчание.
«Ты обиделась? Ты же знаешь, что я не люблю Стефана. Нет смысла ревновать! Свету я тоже позвала, но она опаздывает и не уверена, что вообще придёт...».
— Полина, что ты делаешь? — голос матери прерывает наше тайное выяснение отношений.
— Благодарю всевышнего за еду, — использую фразочку, что иногда слышу в иностранных фильмах.
Мама и Стефан смотрят на меня, как на дуру. Через минуту им это надоедает, и атмосфера за нашим столиком снова меняется.
— Как дела в выпускном классе, Стефан? — с улыбкой спрашивает мама. — Справляешься?
— Учиться так же легко и приятно, как и есть эти креветки, — с этими словами он отправляет в рот очередную жертву из своего салата с помело и креветками.
— Тебе вообще в принципе легко учиться, ибо ты этого не делаешь, — ввернула я.
— Полина! — мама так и ахнула. — Ты что сегодня такая?
Да потому что я просто знаю, что все пятёрки ему родители покупают! Зачем делать вид, что это не так?
— По мне соскучилась, — улыбается Стефан, подмигивая мне. — Всё-таки последние две недели августа я был в Швеции, и мы не виделись.
Это были лучшие две недели в моей жизни!
Мама подвоха не заметила:
— У вас целый день впереди, не волнуйтесь, а я скоро уже отчалю, — и улыбается, довольная, не подозревая о том, на что меня обрекает.
Спустя пятнадцать минут моя жестокая мама и правда бросает меня, оставив один на один с этим монстром. Стефан искренне радуется новому шансу завоевать моё внимание и любовь, а я жалею о потерянной дружбе.
Не скажу, что он плох во всех смыслах, ведь как друг он мне очень нравится. Но однажды Стефан посмотрел на меня своими серыми глазами по-другому, не как друг. И вот тут-то и началось.
Прекратились беспечные разговоры обо всём, совместные прогулки и просмотры фильмов. Любой разговор теперь сводится к теме взаимоотношений полов, на наши отношения и прочую чепуху.
Благодаря моим стараниям, мы стали отдаляться. Хорошо, что школы у нас разные, а иначе бы я сошла с ума.
— Ну, что? — Стефан чуть ли не в ладоши хлопает от радостного предвкушения. — Пойдём в аквапарк?
— Я не взяла с собой купальник.
— Почему?
Потому что не хочу, чтобы ты на меня пялился!
— Забыла, — пожимаю плечами. — Я вообще в океанариум хочу.
— Ладно... — на его лице тень разочарования.
Сама идея сходить в океанариум мне нравится, но я невольно размечталась о том, как было бы здорово, если бы сейчас рядом со мной был не Стефан, а Марк.
Я чувствую, что в ближайшем будущем Амосов станет для меня лучшим другом, если уже не стал им. Уж с ним-то мне не грозит опасность в виде его влюблённости в меня! Он выше всяких глупостей...
— Ух, как много людей сегодня, — замечает Стефан, когда входим в океанариум.
— Воскресенье же. Главное, что рыб тоже много!
А рыбки тут самые разные: рыба-клоун, морские коньки, черепахи, скаты и прочие, названия которым я даже не могу дать, не смотря на то, что в детстве любила бывать на таких прогулках.
Я бы и сейчас получала большое удовольствие, если бы не мысли об ампутации моей верхней конечности, которую прижимает к себе мой спутник. Просто взял и схватил без разрешения! И ходит так, как будто специально жмётся ко мне!
Пора бы Стефану отпустить все надежды касаемо меня и найти себе другой объект для влюбленности. Я была бы только рада за него и пожелала бы счастья, взаимности и всего такого прочего, что в таких случаях обычно желают друзья друг другу.
Из мыслей и от созерцания морских коньков меня вырывает собственный вскрик, потому что я споткнулась о ногу Стефана и теперь теряю равновесие.
Конечно, мой спутник не позволяет мне упасть. Ему, как истинному джентльмену и хорошо воспитанному сыну своих родителей, «пришлось» поддержать падающую бедняжечку за талию и крепко прижать к себе. Вот только боюсь, что теперь не отпустит.
— Ага, привет, — отвечает с нейтральным лицом, не выражающим каких-либо эмоций.
— Живёшь где-то здесь?
— Гуляю, — пожимает плечами.
— Понятно...
— Привет, красавица! — Марк переводит своё внимание на Свету, становясь более дружелюбным, чем был сейчас со мной. — У меня сегодня вечером полно свободного времени.
Всегда уверенная в себе Света засмущалась и захихикала.
— После таких слов ты просто обязан пригласить меня куда- нибудь, — говорит она, смеясь.
Эти двое довольные, а вот я приуныла. И не знаю от чего. Ведь сама же говорила Стефану, что не хочу отношений. Сама успокаивала себя, что Марк-то точно не влюбится в меня, не испортит нашу дружбу.
Но отчего мне тогда так неспокойно? Должна радоваться, а червь сомнения уже поселился во мне, неприятно извиваясь своим тельцем.
Света и Марк договариваются в итоге погулять, а я понуро плетусь домой. Вот мне же не показалось, что Амосов был не очень то счастлив видеть меня? Странно, ведь всю эту неделю мы хорошо общались в школе.
— Мам, ты дома? — закрываю за собой дверь нашего коттеджа и разуваюсь.
Тихо. Видимо, она всё ещё на работе. Её не останавливают даже выходные дни, в любой момент может сорваться и исчезнуть на долгие часы. Беспокоиться не о чём: домработница всё равно всё сделает, и в доме будет пахнуть чистотой и свежеприготовленной едой.
Я бы так и думала, что одна дома, если бы не уловила краем глаза движение скомканного пледа на диване в гостинной, под которым, словно в норку, зарылась мама.
— Ты что-ли спишь? Я звала тебя.
Мама сонно зевнула в ладонь и лениво потянулась:
— Прилегла отдохнуть и сама не заметила, как заснула. Был тяжелый день. Помирилась со Стефаном?
— Откуда ты...
— Уже давно не секрет, что вы повздорили летом, — отмахнулась мама, принимая сидячее положение на диване, но по-прежнему кутаясь в покрывало.
— Всё хорошо, мы ходили в океанариум, и я поняла, что скучала по таким прогулкам.
— Да, ты всегда любила поглазеть на рыб в океанариумах. И папа, как видишь, помнит об этом. Я ему даже не напоминала! Полина...
— Не начинай, пожалуйста, ма.
— Вы не виделись уже несколько недель... Он все ещё ждёт, что ты придешь к нему в гости. Ты ни разу не приходила, даже понятия не имеешь как выглядит его дом. Совершенно не интересуешься папой, будто он чужой тебе. Но ведь это не так, Полин!
— Угу.
— Сядь, — стучит по дивану рядом.
Я уже жалею, что заговорила с ней.
С тяжелым вздохом сажусь рядом, не желая признаваться в том, что прекрасно знаю, как выглядит дом папы снаружи, так как приходила туда несколько раз незамеченной и рассматривала.
Обычно это происходило после школьных занятий — поэтому папу увидеть не удавалось, так как тот был на работе. Но это не сильно огорчало меня. Так лучше.
Мне одновременно хочется держаться от папы как можно дальше и снова, как раньше, быть с ним в доверительных дружеских отношениях.
— Я не хочу, — говорю твёрдо.
— Он переживает из-за той пропасти, что образовалась между вами.
— Мне всё равно, он сам выбрал новую жизнь в новой семье. Я тоже устала, так что пойду к себе, — резким движением встаю и выхожу из гостинной. Напоследок кричу: — Спокойной ночи заранее!
— Спокойной ночи, — мама разочарованно вздохнула.
Солнце ещё не село, и спать ещё рано, но я планирую закрыться в своей комнате на втором этаже и заниматься любимым делом — рисовать.
Раньше одноклассники хвалили моё хобби, а теперь осуждают. Так что дома заниматься этим удобнее, чем в школе. Впрочем, я не из пугливых и всегда, гордо выпячивая грудь, иду сквозь насмешки и враждебные взгляды. Иду и никого не слушаю!
Раньше моя любовь к азиатским комиксам ни у кого не вызывала вопросов, но теперь всё, что связано со мной, подвергается жёсткой критике. Дело во мне, а не в моих увлечениях.
— Полин, а ты чего молчала, что у тебя в классе такой бомбезный новенький? — читаю входящее сообщение от Светы на экране пискнувшего телефона.
Перевожу свой взгляд с телефона на раскрытый блокнот со свежими набросками своего нового персонажа, подозрительно похожего на Марка, и с силой сжимаю карандаш в своих пальцах.
Я злюсь на них обоих. На подругу и на того, кто стал новым источником вдохновения для меня.
Они единственные мои друзья сейчас, и я не хочу никого терять снова. Опыт прошлого учебного года показал, что когда вас трое, то двое из вас могут объединиться в дуэт против одного оставшегося.
Один оставшийся это, конечно, я.
— Хорошо погуляли? — отправляю Свете ответным сообщением.
— Да! Ты же не против?
— Не-а, мы с ним просто друзья.
Уж не знаю куда он вчера её повел и чем они занимались, но из-за этих двоих мне плохо спалось. Даже короткий разговор с мамой о папе так не повлиял на мою способность крепко спать этой ночью, как мысли об этой новоявленной парочке.
В чём, конечно, ни за что не признаюсь. А потому даже и не покажу своего любопытства касаемо их вчерашнего совместного времяпровождения.
За весь сегодняшний день в школе я ни разу не спросила Марка о Свете и старательно делаю вид, будто меня вчерашняя сцена не волнует. Да и сам Амосов не поднимает эту тему.
К моему тайному сожалению.
Зато Марк заговорил о другом:
— Теперь я знаю, где ты живёшь.
Мы идём вдоль школьного коридора, уворачиваясь от бегущих парней из баскетбольной команды, что спешат куда-то и кричат так, что у любого может случиться паническая атака, а ещё уши могут свернуться в трубочку от переутомления и последующего выгорания.
— Так ты всё-таки рядом со мной живёшь или нет? Ты как-то не понятно вчера ответил.
И вёл себя не так дружелюбно, как обычно. Но об этом промолчу, чтобы не показаться слишком жалкой и нуждающейся во внимании.
— Не совсем. Зато мой друг живёт там, на соседней от твоей улице.
— Ты случайно не о Косте из одиннадцатого? — неприязненно морщусь.
— Ну, да, о нём.
— И вы нашли общий язык?
— Не, мы не целовались, — громко смеётся над собственной шуткой и моим вытянувшимся лицом. — Никто никакого языка не искал!
— Фу, ты же понял, о чём я.
— Полегче, Мечталова, — приятельски хлопает меня по плечу. — Если шутят — надо смеяться. А не делать такое вот лицо!
— Ладно! — изображаю весёлый смех, и под иронично-насмешливым взглядом Марка в конечном итоге начинаю смеяться по-настоящему из-за комичности происходящего.
— Я, кстати, к нему сегодня иду вечером, — заговорил Амосов, когда я успокоилась. — Пойдёшь со мной?
— К Косте?
Звучит, как очень сомнительная идея. Вообще-то, Костя Виноградов — «плохой мальчик». Очень плохой — по меркам нашей школы. Даже хуже Марка, который игнорирует замечания учителей и призывы переодеться в нормальную человеческую одежду.
— Ага, но я не надолго к нему. Даже заходить не буду, а так... чисто парой слов перекинемся.
— А во сколько?
— Где-то... — задумчиво лохматит пятернёй свои чёрные вьющиеся волосы, — в шесть вечера, думаю. Я позвоню, в общем.
— Хорошо.
Поверить не могу, что согласилась на это. Но и упускать лишний повод провести время с Амосовым не могу, даже если придётся увидеть Виноградова...
***
Уже начало темнеть, когда я и Марк, встретились возле поворота на улицу, где живёт Костя Виноградов, и пошли к нему в гости незнакомой мне прежде дорогой. По обе стороны от нас такие же двухэтажные коттеджи и относительная тишина частного сектора.
Я смотрю на часы на экране телефона: у меня есть лишь час, прежде чем буду должна оказаться дома.
— А говорил в шесть встретимся, — ворчу.
— Это было не точно. Да я провожу потом обратно, если боишься.
— Не боюсь.
«Но проводи», — хихикаю мысленно.
Слегка холодает, и я кутаюсь в любимый бомбер, наслаждаясь свежим вечерним воздухом и тем, что рядом со мной идёт такой красавец, как Амосов. Мне кажется, в него влюбилась половина школы... А он вот — со мной идёт!
— А высоты боишься? — спрашивает.
Мы сворачиваем к одному из домов, и я понимаю, что мы на месте.
— А что?
— Я наверх, — кивает на деревянную лестницу на крышу гаража, что прилегает тесно к самому дому.
Ой...
— Я скоро, — обещает Марк с усмешкой.
Он одним быстрым движением вскарабкивается на крепкую лестницу и без какого-либо труда взбирается на крышу.
Немного поколебавшись, ставлю ногу на первую ступеньку и хватаюсь руками за перила. После первого шага становится легче, так что медленно, но всё же повторяю путь своего друга.
Амосов же тем временем стучит в окно второго этажа, и я вижу, как там загорается яркий свет.
— Ты не один что-ли? — удивляется Виноградов в открытое настежь окно.
— Типа того, — отвечает ему Марк.
Я уже поднялась на самый верх и несмело перетаскиваю свою тушку на крышу.
— Молодец! — хвалит меня Амосов. — Не ожидал, что начнёшь подниматься.
— Я тоже, — неловко улыбаюсь. — Эм... Привет, — здороваюсь с Костей.
В школе я и Виноградов никогда бы не пересеклись. Девочкам вообще лучше не пересекаться с таким, как он.
— Приветули, — отвечает скорее из показной вежливости и сразу возвращает внимание другу: — сейчас принесу.
— Обожаю так над тобой шутить, Мечталова, — смеётся. — Мы с Костей поспорили, и он проиграл. Я пришел сюда, чтобы получить свой приз — целую коробку шоколада! А ещё я хотел посидеть на крыше и застать закат, — тычет пальцем в солнечный диск на горизонте.
Новый ответ Марка удивляет меня ещё больше. Даже и не думала, что из уст такого плохиша может звучать такая банальная лирика.
А вдруг такой романтический настрой неспроста? Неужели дело во вчерашнем знакомстве со Светой? Не слишком ли резво у них события продвигаются? Тот самый червь, поселившийся во мне вчера, снова неприятно шевельнулся.
— А вот и Косточка! — вскакивает довольный Марк при появлении Виноградова, высунувшегося в окно. Одиннадцатиклассник и в самом деле протягивает ему какую-то коробку. — Сколько там?
— Тебе хватит, — сверкает зубами Костя. — Восемь плиток уместил.
— Нормально! — довольно потирает руки. — Мы посидим тут еще? Твои не явятся?
— Неа, до утра всё чисто, — чешет рукой затылок. — Ну, я пошёл: родители в любой момент могут позвонить с проверкой.
— До завтра, — они обмениваются рукопожатиями и хлопают друг друга по плечу.
Мне Виноградов просто кивает, и я сдержанно киваю в ответ, с интересом отмечая, что стена комнаты, в которой скрывается одиннадцатиклассник, полностью увешана рисунками.
Марк снова садится рядом со мной. Солнце уже начало скрываться за крышами домов, даруя нам своё волшебство и бесконечную красоту. Молча сидим, глазеем на пейзаж и поедаем молочный шоколад.
Мама меня убьёт, но я даже не хочу смотреть на время в такой момент.
Спустя десять минут молчания, пока мы наблюдали закат, Амосов нарушает тишину:
— Ты кажешься мне достаточно уверенной в себе... Ты производишь впечатление несгибаемого и сильного человека. Я думаю, что на самом деле многие завидуют тебе.
Слова Марка бальзамом льются на мои растревоженные раны, и я чувствую, как вырастают крылья за спиной. Подумать только, а я-то чувствовала себя несчастной и неуверенной из-за воображаемой слабости! А между тем Марк, закинув в рот очередной квадратик шоколада, продолжает:
— Ты знаешь заранее, что своими действиями нарываешься на неприятности, но тем не менее продолжаешь всё это делать. Красишься, огрызаешься. Чернова вообще покоя не даёт, а ты ничего, держишься. У тебя есть не только враги, Полина. У тебя есть и поклонники, которые тайно восхищаются твоей смелостью.
— Ого! — краснею в щеках. — Что ты имеешь ввиду, говоря о зависти и о поклонниках? Звучит, как не смешной мем.
— Они не могут, как ты, бросить вызов. Не могут найти сил и смелости. Баллы эти, угрозы отчисления... Все же понимают, что всё можно купить или договориться. Не этого они боятся, а того, что станут таким же изгоем, как ты.
— Ты о себе сейчас говоришь... — меня неудержимо потянуло коснуться его волос. К моей радости, Марк не отодвинулся. — Стрижка не достаточно короткая, а одежда не достаточно сдержанная.
— Ладно, ты меня раскусила, — вижу его самодовольную усмешку, — это я о себе, о своих завистниках и поклонниках! Как же мне не завидовать, если все девчонки мои! А над тобой смеюсь просто — ты и повелась сразу!
— Эй! Моя армия поклонников нисколько не уступает твоей армии поклонниц!
Я пытаюсь изобразить веселье на своём лице, но внутри ещё свежи воспоминания о вчерашнем вечере, которые сейчас старательно прячу за смехом.
Амосов и Света выглядели такими заинтересованными друг в друге... Что если теперь он начнёт выведывать у меня всякую информацию о ней? Что если я, как друг, нужна ему теперь только для этого?
Внутри что-то кольнуло. Это чувство, похожее на ревность и злость на всех вокруг: на влюбленных в Марка девочек, на него самого, на Свету, на постоянно флиртующую с ним Алёну Чернову, на себя.
— Верю-верю, Мечталова, — насмехается он. — Даже если будешь забуллена в минус, всё равно красивая. А на красивых смотрят.
Что-то пульс совсем зачастил...
Внутри полная неразбериха, заставляющая все мои противоречивые эмоции крутиться, подобно белью в стиральной машине. Иногда я не могу определить, что же именно я чувствую, а помимо этого, часто удивляюсь тому, что можно переживать одновременно несколько эмоций.
Прямо как сейчас.
— Реально так думаешь? — мне неудержимо сильно хочется узнать его мнение о моей внешней привлекательности.
— Ну, да, — Марк пожимает плечами, отвернувшись, будто недовольный собой.
Он убирает недоеденную нами плитку шоколада обратно в коробку, а я пугаюсь крутого поворота, на котором мы оказались в ходе разговора.
— Ты тоже, — стараюсь ответить беспечно, но голос позорно дрогнул.
— Чего я «тоже»?! — он весь напрягся и резко повернулся ко мне, оказавшись слишком близко. В карих глазах запрыгали злые огоньки.
Красивое лицо Амосова совсем рядом и готово было отстраниться, но я не дала, обхватив его голову руками. Я поцеловала его. Быстро и один раз, сразу отодвинувшись, потому что испугалась происходящего.
— Ты с ума что-ли сошла?! Никогда больше так не делай, — грозно отрубил Марк, нахмурив брови. — Это тебе не манга, не манхва, не твои дурацкие комиксы!
Учитель химии, Алексей Сергеевич, окидывает нас задумчивым взглядом, а затем, удовлетворённо кивает:
— Отлично, вас чётное количество. Прошу всех разбиться на пары!
Растерянно осматриваю одноклассников, которые сразу начали договариваться и искать себе напарников. Похоже, мне достанется тот, кто зазевается, не успев себе застолбить кого-то.
Потому что Марк не пришёл в школу, и я сижу одна в этот грустный вторник.
— Мы будем проводить опыты? — раздаётся голос Грибцова с первой парты, одного из самых неприятных типов в классе.
Ваня не только мой бывший друг, но и самый настоящий зубрила — иначе и не скажешь. Одет всегда с иголочки, ни соринки на пиджаке или скромном свитерочке, ни складочек.
В точности так же дело обстоит и с его оценками, дисциплиной. Совершенный образец совершенства. Уложенные кудрявые волосы, очки, до блеска начищенная обувь...
Такое, к сожалению, не только снится мне в кошмарных снах, но и ходит на двух ногах каждый день неподалеку. Уж больно напоминает Стефана своей фальшивостью. Только фальшив он, как друг, а вот оценки самые настоящие.
— Верно, Иван. — отвечает химик. — А теперь осторожно и по одному человеку разбираем наборы для опыта.
Я среди первых пошла в примыкающий кабинет за приготовленным оборудованием, мысленно моля судьбу, чтобы в напарники мне достался кто-то, кого я могу терпеть.
Мне не повезло. Кирилл Сомов «по приколу» решил сам напроситься работать со мной. Так и заявил всем:
— Меня не зовите, я с Мечталовой буду!
Теперь он сидит рядом, расставляя наше общее оборудование, состоящее из пробирок, какого-то белого порошка, прозрачной жидкости, подозрительно похожей на обычную воду и ещё каких-то веществ в бутылочках, которые меня совершенно не интересуют.
Жаль, что я и Марк расстались вчера так нехорошо: мне бы очень хотелось, чтобы в этот момент рядом был Амосов, а не один из моих недоброжелателей.
— Перед вами белый порошок, рассказывает Алексей Сергеевич, — это измельчённые таблетки ампициллина.
— А я-то было подумал, что это сахарная пудра... Эх... — трагически простонал один из сумасшедших с последней парты.
Мой сосед, Кирилл, одобряюще хохотнул:
— Это ванилин, придурок голодающий! Ну, потерпи ты до столовки, а то ещё слопать вздумаешь!
Раздался всеобщий смех.
— Засыпьте порошок в пробирку, добавьте к нему пять миллилитров воды и закройте пробкой, — продолжает химик. — Полученную смесь встряхивайте две минуты, а после профильтруйте.
Кирилл в точности выполняет все инструкции, потряхивая пробиркой, а я поддерживаю его мысленно, подбадриваю взглядом. Кирилл — настоящий молодец. Ведь правда же?
В химии он у нас один из лучших, так что точно всё сделает правильно.
— Эй, парочка, — раздаётся сзади весёлый шёпот Алёны, — вы отлично смотритесь вместе!
Кирилл снова хохотнул, подмигивая мне.
— Не настолько хорошо, как твоя беготня за Амосовым, — рискнула я повернуться к шутнице.
— Отвернись, рыжая говорящая голова... — зло зашипела Чернова.
— Мечталова Полина! — Алексей Сергеевич заметил, что я отвлеклась. — Вы чем заняты за чужой партой?
— Помогаю альтернативно одарённым.
— В пробирку налейте один миллилитр полученного раствора ампициллина и столько же пятипроцентного раствора NaOH, — даёт химик дальнейшие указания.
Я подаю Кириллу нужную бутылочку, а сама мысленно смеюсь над тем, как смешно от недовольства пыхтит Чернова за моей спиной.
— В полученную смесь добавьте двадцать три капли капли десятипроцентного раствора CuSO4, — протягиваю соседу по парте бутылёк с нужной опознавательной наклейкой. — Теперь встряхните пробирку.
Кирилл встряхнул сосуд, отчего жидкость начала окрашиваться в фиолетовый цвет.
— У вас должна появиться фиолетовая окраска, характерная для биуретовой реакции. Постепенно окраска изменится на бурую. Прошу законспектировать опыт, выполнить задание на одиннадцатой странице учебника и сдать работы мне!
Эх, самая скучная часть урока. Лениво открываю тетрадь и записываю бессмысленные, на мой взгляд, сведения.
— А ты молодец, отлично поработали, — тихо произнёс Кирилл, чтобы не услышал учитель.
Я вглядываюсь в лицо Сомова, и понимаю, что он просто проверяет меня.
— Да, я молодец. Я оказывала моральную поддержку глазами и вдохновляла.
Кирилл хмыкнул.
Описывая проведённый опыт в тетради, одновременно я размышляю о вчерашнем вечере. От воспоминаний кровь прилила к щекам, и я ниже наклоняю голову, обеспокоенная, что кто-то может увидеть как я краснею. Ещё подумают, что Кирилл тому виной.
Позже, на перемене я отправилась во внутренний школьный двор, чтобы найти укромный уголок и порисовать, пока на улице ещё по-летнему тепло. Сворачиваю за угол кирпичной стены и почти сталкиваюсь нос к носу с Марком.
Утро среды не задалось с первых минут. За окном ярко светит солнце, но ночью шёл сильный дождь, и теперь всё на улице сырое и вонючее. Обычно я более жизнерадостная, но... Марк снился мне.
И этот сон был так прекрасен, что реальность в сравнении с ним — трагедия. Во сне я видела, как мы снова сидим на крыше гаража, как нам ярко светит полная луна. Мы болтали обо всём и ни о чём одновременно, держались за руки...
Там, в том выдуманном мире, Амосов говорил мне:
— Ты знаешь, атмосфера навеяла так, что я уже заранее скучаю по тебе. Не хочу провожать тебя домой и отдавать маме. Хочу до самого утра сидеть вот так с тобой рядом.
— Тогда мы не выспимся, и на уроках будем спать.
— Зато вместе.
И никакой Светы во сне не было, никакого Стефана. Нет, я люблю этих двоих, но Марк — это другое. Это моё тайное помешательство, о котором никто и никогда не узнает.
В задумчивости шатаюсь по дому, собираясь в школу. Мама, смотрю, тоже встала не с той ноги, потому что она то туфли найти не может, то помада ложится не ровным тоном.
И у нашей домработницы что-то не заладилось: омлет с овощами подгорел. Она даже оставила нам записку с извинениями.
Но от завтрака я всё же отказываюсь.
— Подгорело совсем немножечко, поешь! — настаивает мама, бегая по квартире и мимо меня в поисках рабочих документов.
— Я не голодна, ма.
— Это не повод отказываться от завтрака! Аппетит приходит во время еды — слышала такое?
— Только не сегодня, — морщусь.
Хотя, это как сказать. Например, до сегодняшнего сна я вовсе не помышляла всерьёз о какой-то романтике с собственным другом. Даже на крыше я действовала необдуманно и совершенно безцельно.
А теперь...
— От ужина точно не отвертишься, — мама смешно грозит пальцем. — Свой сегодняшний лимит отказов от еды, Полина, ты уже исчерпала.
Она уже натягивает плащ, пока я начищаю подошву своих кед, сидя на краешке пуфика.
— Знаю, но я и не собиралась. Ужины обычно вкусные.
— Вот и умница. Сегодня задержусь, обед разогреешь. Пока!
— Пока, мама!
Дверь за ней тихо захлопнулась. В ту же минуту, словно ожидая когда мама оставит меня одну, кто-то принимается звонить мне. Вибрация в кармане ветровки заставляет меня напрячься всем телом: я боюсь, что мне звонит Марк.
Я еще не успела отойти от сна, и не хотела бы слышать голос друга. Всего лишь друга... Но это звонит Стефан. Неужели перестал обижаться и готов снова идти в бой?
— Привет, Полин! — приветствует жизнерадостно.
Зажав телефон между ухом и плечом, я заканчиваю начищать кеды.
— Привет, Стефан. Почему так рано звонишь?
— Я же знаю что ты уже не спишь. Хотел ещё вчера позвонить, но забыл совсем...— Стефан забыл позвонить мне? Забыл обо мне? Вот так перемены! - Ты была права, когда говорила, что я не должен зацикливаться на тебе. Я нашёл потрясающую кандидатуру!
— Стеф, ну, что я могу сказать... Я очень рада за тебя!
— Ага...
— Я рада, что больше никто из нас с тобой не пострадает... Мы друзья, я надеюсь?
Конечно! О чём речь!
Надеюсь, это была не попытка вызвать у меня ревность, а просто хорошая новость.
Но зато одна хорошая новость есть точно: Амосов пока не пришёл. В школьных стенах без него пусто и одиноко, но...
Снова и снова образы сегодняшнего сна прокручиваются в моей голове, подобно ленте в социальной сети. Кожу покалывает, а щёки то и дело начинают гореть. Прежде я даже и не подозревала о том, что умею так сильно краснеть.
Открытие смутило меня и вызывает раздражение. Теперь, когда моё подсознание выдало такой фокус, отрицать свою заинтересованность в Марке уже не получится.
Лучше бы не снился.
Даже боюсь смотреть на него.
— А по алгебре задавали что-нибудь? — обсуждают одноклассники, топчась возле ещё запертого кабинета.
Амосова пока не видно, но зато встретила Костю Виноградова, который как раз проходит мимо нашего класса. Он при виде меня приветственно махнул рукой со своим привычным немного пугающим выражением лица. Я махнула в ответ.
— Мечталова, это что такое было? — сразу заинтересовались все.
Виноградова принято побаиваться.
— У нас просто общий друг, — отвечаю рассеянно.
Парни уважительно закивали, но это уважение адресовано не мне, а Марку.
Вскоре мой сосед по парте всё же подходит, и мы снова делаем вид, что между нами никогда не было красной черепицы, вечернего заката и молочного шоколада.
Это не мои дурацкие комиксы, а Амосов не их главный герой...
Обычный день, обычные уроки. Я и Марк много болтаем, шутим. С некоторыми другими одноклассниками он тоже общается, а девочки сами липнут к нему.
— Кому здесь смешно? — спрашивает он грозно.
Смех тут же утих. Есть во внешнем облике Амосова что-то такое, что заставляет относиться настороженно к его злости. Он достаточно высокий и крупный парень, с тем самым вызовом в глазах, которому не каждый захочет противостоять.
— Прибежал спасать свою девочку? — глумится Кириллл, с удовольствием наблюдая за струйками грязной воды, стекающими по моей промокшей юбке и бежевым капроновым колготкам.
Пожалуй, Сомов как раз один из немногих, кто не боится принять вызов.
Вот Ваня Грибцов сразу затих и превратился в едва заметную тень, отойдя куда-то в сторонку, и даже размером словно меньше стал.
— Повтори, что ты сказал, — грозно двинулся Марк на Кирилла.
Зазвеневший звонок оповестил нас о начале урока, и часть зрителей разочарованно расходится из-за страха наказания, оставив нас втроём и ещё нескольких, более смелых, зевак.
— Эй, Марк... — пытаюсь я привлечь внимание друга, но он меня словно не замечает, уверенно двинувшись в сторону моего обидчика.
Откровенно говоря, Амосов не выглядит, как парень, который не может за себя постоять. Но мной овладел страх, что его сейчас побьют у меня на глазах, а я ничего не смогу сделать.
Марк толкает Кирилла в грудь, отчего тот слегка пятится назад, но не пугается. У обоих грудь колесом и руки сжаты в кулаки.
— Ну, давай, — призывает Сомов, — ударь меня.
— Не бей его, Марк, — дёргаю друга за плечо, — он специально тебя провоцирует.
— Да, не бей меня, Марк, — передразнивает специально тонким голосом Кирилл, карикатурно изображая меня.
— Тебя сразу отчислят без лишних разбирательств, — предостерегаю.
— Слушайте, правда не начинайте, — забеспокоилась вдруг и Алёна Чернова, повиснув на второй руке моего друга.
Марк раздражённо сбрасывает нас обеих со своих рук и решительным широким шагом подскакивает к Кириллу.
Пара смазанных быстрых движений, и бедный Сомов с заведённой за спину рукой вскоре оказывается опрокинутым прямо в ту же самую лужу, где совсем недавно сидела я сама.
В толпе раздаются возгласы и подбадривания — им же хочется продолжать смотреть на шоу.
Разозлённый и раскрасневшийся Кирилл вскакивает на ноги и движется прямо на Амосова, намереваясь дать сдачи.
— Прекратите уже, пока не поздно! — кричит Чернова.
— Там Алексей Сергеевич идёт! — кричит кто-то из толпы одновременно с ней.
— Расходимся быстро!
— Марк, может достаточно? — спрашиваю я, не уверенная, что тот меня слышит.
— Не беспокойся, всё под контролем, — отвечает Марк тоном, не терпящим возражений, и снова толкает Кирилла в грудь.
На меня даже не смотрит. Они оба словно даже не замечают поднявшуюся панику среди разбегающихся зрителей.
Сомов повторяет за Амосовым, тоже толкая того в грудь.
— Почему до сих пор не на уроке?! — слышим строгий голос химика.
Только теперь парни решили разойтись в стороны, обменявшись многозначительными взглядами, понятными только им обоим.
— Пойдем отсюда, — Амосов почти невесомо берёт меня за руку, словно сознательно сдерживая силу, которую совсем недавно применял.
Он ведёт меня внутрь здания, а после вдоль школьного коридора к женскому туалету и оставляет возле него со словами:
— Жди здесь, я скоро приду.
— Куда ты? — спрашиваю.
Но Марк молча уходит.
Возвращается он достаточно быстро, потому что не прошло и пяти минут. В руках у Амосова его рюкзак, и оттуда он извлекает свои спортивные брюки, которые обычно берёт с собой для физ-ры.
— Вот, можешь надеть, — протягивает их мне. — Не с мокрой юбкой же теперь ходить остаток дня.
— Спасибо, — краснею от смущения.
Конечно, на этом сегодняшние приключения не заканчиваются, потому что Алексей Сергеевич отправляет нас к директору сразу, как только выхожу из туалета, уже переодетая в чистое и сухое.
— Полина и Марк, живо в кабинет директора! — командует он.
Мы послушно разворачивается в другую сторону и идём в самое любимое место всех учеников этой школы. Одно радует: идёт урок, и в коридоре ни души.
— Ещё только сентябрь, а я уже иду к Бабуле, — вздыхаю.
— Да чего ты переживаешь? Ничего же не сделала, — Амосов беспечно пожимает плечами.
Как только подходим к директорскому кабинету, оттуда как раз выходит Кирилл. Он усмехается при виде нас и приглашающим жестом указывает на дверь, из которой сам только что вышел.
— Удачи, — скалится он нам.
— Сильно злой? — вполголоса спрашивает его Марк.
— Пойдёт.
Со стороны и не скажешь, что несколько минут назад эти двое хотели хорошенько потрепать друг друга.
В дверь стучу сама, так как подошла первой.
— Теперь я понял, почему «Бабуля», — посмеивается Марк.
Звенит звонок на перемену, так что коридоры быстро наполняются уставшими после урока школьниками. К счастью, для нашего класса этот урок был последним на сегодня.
— И почему же?
— Мне показалось, что он любит поворчать. Я даже когда оформляться ходил, то получил от него.
— А за что получил? За одежду?
— За то, что не пришёл заранее, в августе. А за одежду вот сегодня только.
— Вообще, «Бабуля» он не поэтому, — смеюсь, — а потому что часто упоминает свою бабушку.
Хоть Амосов и живёт всё же в другом районе города, короткий отрезок пути у нас общий, поэтому из школы тоже выходим вместе. Ради такой прогулки я даже отказалась от водителя, хотя мама мне его предлагала из-за сегодняшней пасмурной погоды и риска для новой порции дождя.
И вообще: один раз за день я уже промокла, так что не привыкать. Даже забавно теперь идти и время от времени подтягивать сползающие брюки Марка вверх из-за разницы в наших размерах одежды.
Один раз мой спаситель даже сам тянет свои лапы, что бы помочь, но я бью его по этим самым лапам:
— А ну прочь!
— Опять ты меня по рукам бьёшь, — цокает почти обиженно.
— А ты задумайся, почему тебе всё время по рукам перепадает!
И тут Марк вдруг меняет тему:
— Почему тебя так удивило, что твой отец защищал твоё право обучаться в этой школе? У тебя прямо лицо такое кривое стало в тот момент... Он у тебя типа абьюзер?
— Нет, он не арбузер.
— Тогда в чём дело?
В ответ на вопрос Амосова, я лишь неопределённо передёргиваю плечами, не желая развивать эту тему. К счастью для самой себя, я никогда не страдала неразговорчивостью и вскоре своей болтовней отвлекаю друга от заданного им вопроса.
Мы не настолько близки, чтобы говорить о моём отце. Да и сам Марк тоже никогда ничего не говорил о своей семье.
А вот моя мама, приехавшая с работы на поздний обед, «отвлекаться» на мою болтовню не станет. С порога, вместо радостного приветствия, она сразу заявляет:
— Мне только что звонили из школы, — упирает руки в бока. Ох, не спроста этот жест. — Знаешь, что рассказали?
— Что я почти вынудила двух мальчиков подраться за моё сердце?
— Каких... мальчиков? — заинтересованно, но недовольно щурит глаза.
Ну, конечно! Только Стефан! Только он, и никого больше возле меня быть не должно! Ведь он официально одобренная мамой кандидатура и даже обязательная к рассмотрению.
— Да я шучу. Просто одноклассники чуть не подрались, а я просто рядом стояла. А тебе что рассказали?
— Что ты нарушаешь дресс-код, — выразительно смотрит на спортивки Амосова на мне. — И прогуляла урок.
— Я его прогуляла, потому что Бабуля позвал нас к себе! — фыркаю от негодования. — А брюки...
— Кого «нас»? — перебивает мама.
— Меня и Марка Амосова, нашего нового одноклассника. Я случайно упала и намочила юбку, а он помог мне, одолжив свои брюки. Из-за этого мы и опаздывали на урок...
— А что за драка?
— Да это парни, — машу рукой, как на что-то не важное, — я здесь вообще не причём. Не знаю, что они там не поделили.
— Завтра идёшь в школу без косметики, — выносит она свой вердикт.
— Угу, — соглашаюсь.
Но, конечно, я возьму с собой подводку на случай, если без стрелок будет совсем невыносимо. Уж больно привыкла к ним и уже не представляю, как показаться всем без макияжа...
Особенно неловко предстать в своём естественном виде перед Амосовым, который хвалил меня за ровные линии у глаз.
Однако, сегодняшний вечер складывается таким образом, что мои «ровные линии» решается похвалить ещё один человек...
— Ты же рисуешь, да? — приходит мне сообщение от Кости Виноградова.
Несколько минут я просто глазею на экран телефона, разинув рот от удивления. У меня аж рука с механической ручкой, зажатой между пальцев, зависла над листом бумаги, где уже готов набросок дома для моего нового персонажа.
Виноградов никогда не должен был мне написать. Он никогда не должен был даже посмотреть в мою сторону. Это такой человек, которому даже наш Кирилл Сомов не решится слово поперёк сказать, а тут я, Мечталова.
И всё же та крыша гаража была ошибкой — теперь я привлекла внимание того, чьё внимание ни один благоразумный человек привлекать не захочет.
— Ага, — отправляю ответ с замирающим от тревоги сердцем.
— Как тебе? — вместе с вопросом он отправляет мне зарисовку какого-то боевого робота.
— Это просто пушка! — хвалю искренне, потому что рисовать Костя, оказывается, умеет.
— Покажи своё.
— Вот, — прикрепляю к сообщению недавний рисунок мальчика-рыцаря.
После короткой переписки с Костей я вернулась к рисованию.
«Наконец-то папа вернулся домой! Больше никуда его не отпущу, а лучше расскажу ему, как сильно люблю и скучаю!».
Текст на слове «скучаю» чуть съехал вниз, и я расстроенно вздыхаю. Зато у моего персонажа появилось имя — Мишаня. И даже дом.
«Лицо восьмилетнего Мишани светится такой по-детски искренней радостью и обожанием, что мама мальчика, не смеет ничем намекнуть об истинной цели визита её супруга, который отсутствовал два месяца. С сжимающимся от боли сердцем она наблюдает за непоседливым сыном, весело гоняющим футбольный мяч по лужайке».
На листе с таким текстом я изобразила внутренний двор дома с ровно подстриженной травой и бегающего с мячом Мишаню. На заднем фоне маячат силуэты его мамы и папы.
«Мальчик ещё не знает, что всего через пять минут его мир перевернётся и что он уже больше никогда не будет тем Мишаней, которым является сейчас».
На следующем рисунке семейство из трёх человек расположилось в саду. Папа сидит за столом, накрытым бежевой скатертью, поверх которой изображён графин с апельсиновым соком и фрукты. Мама стоит рядом, опираясь руками на спинку стула, а маленький Мишаня радостно крутится вокруг любимого папы.
«Я и твоя мама больше не будем жить вместе».
Так и вижу, глядя на серию рисунков перед собой, как в том вымышленном мире в воздухе витает запах свежих домашних булочек, ветер слегка развевает скатерть и волосы, заставляет шелестеть листья деревьев в саду.
Забытый мяч потерялся где-то в кустах крыжовника, но мяч может не беспокоиться — о нём обязательно вспомнят, ведь о подарке папы ещё ни разу не забывали.
«Мишаня, послушай, папа будет приходить к нам в гости, он никуда не исчезнет».
Я рисую пустоту в глазах и растерянность на лице персонажа.
Не смотря на свой юный возраст, Мишаня всё понял. Мальчик понял гораздо больше, чем могли подумать родители, которые сейчас с беспокойством наблюдают, как стремительно гаснет свет в синих глазах их чада.
«Сынок, почти ничего не изменится...».
Изменится всё.
Так подумал про себя Мишаня, и так мяч сменился на деревянный меч.
***
Следующий день начался странно.
Наши глаза встретились. Затем одновременно спустились к груди, животу, бёдрам, прошлись вдоль ног, после чего быстро вернулись в исходную точку — я и Марк снова смотрим друг другу в глаза.
Наши тела сострясает приступ неудержимого смеха. На Амосове белая рубашка в голубую полоску и классические брюки. Лишь только кроссовкам он всё же не изменил.
Я же в свою очередь не уступила джинсам, хотя пришлось надеть неудобные лоферы и белоснежную рубашку, рукава которой, не удержавшись, я таки закатала.
— Ты забыла смыть макияж с лица, — хохотнул Марк. — Я ожидал увидеть тебя без стрелок!
— Не забыла, а не захотела! Я без стрелок, как без одежды!
Мы стоим на газоне у парадного входа в школу, только что встретившись. Мимо проходят другие ученики, с любопытством глазеющие на нас.
Среди проходивших я вижу и Костю Виноградова, сплюнувшего на землю жвачку, и разодетую в самое лучшее Алёну Чернову, что кривит губы при виде меня, но принимает самый милейший вид для Марка.
— Эта рубашка разбивает мне сердце! — Амосов театральным жестом хватается за то самое сердце, чтобы изобразить предобморочное состояние и крайнее отчаяние, чем вызывает у меня новую волну смеха. — Ненавижу рубашки!
— Но тебе идёт!
Марк продолжает дурачиться:
— Бабуля меня так напугал вчера, так напугал! Ты-то даже не представляешь, потому что не боишься его! Не умылась всё же, а я посмотреть надеялся...
— Вся школа содрогнётся в ужасе, если я умоюсь! — от смеха начинает сводить живот, но я не могу остановиться и продолжаю вторить смеху Амосова.
— А ведь Бабуля мне сегодня даже снился! — вдруг захохотал Марк пуще прежнего, почти истерично. — Он б-бежал за мной... по-по лесам... и орал во всю глотку, ч-чтобы я вернул ночную сорочку его бабушки!
Ответить сил нет, и я просто корчусь от смеха.
— А вообще, — становится мой друг очень серьёзным, — на счёт стрелок я не шучу. Покажешься без них?
Амосов такой непосредственный, озорной, но при этом опасный. А мой «Мишаня» так похож на него внешне... Я боюсь разочаровать его. Вдруг он представляет меня без стрелок какой-то другой? Не такой, какая я есть на самом деле.
— Потом, — отвечаю.
— Эй, ты только посмотри на эту бороду! — ухмыляется Марк, отвлёкшись на кого-то.
Я посмотрела в сторону бородача в рабочей униформе «чинителя душевых кабин», который с хмурым видом протискивается мимо множества учеников и бормочет, вероятно, самые изысканные проклятия, какие только существуют.
Марку не нравится, что у меня была переписка с его другом, Костей. Мне пришлось заверить его, что инициатива исходила не от меня, а от самого Виноградова.
— А ты не отвечай ему больше, — пригрозил тогда Амосов, грозно сдвинув брови.
— Сам ему и скажи, чтобы не писал мне больше! — прошептала совсем тихо, но возмущённо, так как Елизавета Петровна уже начала поглядывать в нашу сторону. — И не смотри так, будто я собираюсь у тебя друга отбить!
— Это он что-то мутит — вот в чём соль.
— Я не дружу с ним и не враждую, чтобы мутить со мной что-то.
— Что он тебе писал?
— Просто показал свой рисунок и хотел посмотреть, как рисую я.
— Полина и Марк! — класснуха стучит куском мела по доске.
— Ладно, — отвечает Амосов мне вслух, даже не посмотрев в сторону Елизаветы Петровны.
Не сказать, что Марк успокоился, но вопрос мы закрыли. Остаток учебного дня мы обсуждали музыку, фильмы и школьные сплетни. Отвлечённые поверхностные темы, и ничего более.
Я надеялась, что Амосов куда-то меня позовёт в честь пятницы, но этого не произошло. Сама я тоже не решилась что-то предложить — вдруг у него уже есть свои планы?
Так что выходные я провожу дома, ограничиваясь лишь созвоном со Светой и короткими прогулками с наушниками в ушах, в которых слушаю те музыкальные альбомы, что успел в пятницу насоветовать Амосов.
Но вся тишина и спокойствие нарушается новым появлением Виноградова среди моих чатов в вечер воскресенья.
— Мне кое-что от тебя нужно, — пришло мне от него сообщение.
— Что?
— Ты ведь подружка Ники Черникиной?
— Бывшая.
— Это не важно. Расскажи о ней.
— Что рассказать?
— Что любит, чем занимается.
— Почему интересуешься?
— Потому что тебя это не касается. Просто ответь на вопрос, и тогда я тебя не трону.
Ничего супер-личного я, конечно, рассказывать ему не собираюсь, не смотря на всю обиду, что затаила на свою бывшую подругу.
— Она любит слушать хип-хоп, смотреть всякие мультики и комедии, обожает заедать мороженое чипсами и купаться в речке в деревне своей бабушки.
Пожалуй, этого ему будет достаточно.
— Ага... Интересно. А живёт где?
— Это уже слишком. Я не буду отвечать на такие вопросы.
— Завтра значит поговорим, раз сейчас не настроена.
Выглядит, как настоящая угроза, а не забота о моей ресурсности и настроении.
— Марк не хочет, чтобы мы общались, — цепляюсь за хрупкую соломинку возможного спасения.
— Просто не болтай о нас, раз такая послушная девочка. Пусть диалог будет секретным.
***
Понедельник вызывает тревогу, потому что воскресная переписка оставила тяжёлый неприятный осадок и опасения о возможном продолжении странного разговора.
Что ему нужно от Ники? Она, как и я, обычная девчонка, которая вряд ли могла перейти дорогу опасному одиннадцатикласснику. Она, конечно, кинула меня весной, но сама по себе является очень даже безобидным человеком, не способным на серьёзную подлость.
Или я о ней чего-то не знаю? Всё-таки несколько месяцев уже не общаемся...
— Привет, Мечталова, — здоровается со мной Марк, который подошёл повесить свою ветровку рядом с моей. — Что-то я тебя не видел, пока шёл.
— Я давно пришла, просто спустилась, чтобы достать телефон из кармана — я его забыла вытащить и взять с собой.
В раздевалке шумно и тесно, как обычно бывает по утрам, так что быстро ныряю рукой в карман куртки и вытаскиваю свою любимую потеряшку, без которой и шагу не ступить в современном мире.
— Ой... — удивляюсь, так как из кармана падает на пол свёрнутый вдвое клочок бумаги.
Наклоняюсь вниз за ним, а после разворачиваю и читаю рукописный текст: «Твой дневник с рисунками и записями спрятан где-то в школе. Его в любой момент может кто-то найти и прочесть, если уже не нашёл».
— Что это у тебя? — Амосов с интересом наблюдает за мной.
— Мне подкинули анонимную записку. Представляешь?
— Что пишут?
— В последнее время ты много интересуешься тем, что мне пишут разные люди, — смеюсь.
— Не скажешь значит? — Марк не поддерживает мой смех.
— Короче, в ней говорится, что где-то в школе спрятан мой дневник, который я потеряла в прошлом учебном году.
— Там что-то сильно секретное?
Там моя шутливая клятва, которую я дала Нике после того, как её бросил парень. Подруга тогда обслюнявила мне всё плечо, оплакивая своё разбитое сердце и, чтобы поддержать её, я и придумала ту самую клятву.
Искать мой спрятанный кем-то дневник можно бесконечно долго, ведь школа не маленькая. Но вчерашнее предложение о помощи, конечно, греет и радует.
Не представляю с чего начать поиски, и вполне допускаю мысль, что меня просто обманули. Нет никакой гарантии, что дневник и правда в школе, а не выброшен давно на свалку.
— Так когда ты его потеряла, говоришь? — догоняет меня Марк, и теперь мы бежим рядом.
Урок физкультуры с некоторых пор стал самым любимым, потому что даёт больше простора для безнаказанной болтовни с другом. Жаль только, что сегодня на улице холодно, и занимаемся мы в ограниченном пространстве зала.
Но есть ещё одно изменение: я вдруг стала стесняться надевать шорты. Теперь на такие уроки ношу с собой длинные спортивные брюки, чтобы не оголять ноги и не думать о том, что на них может смотреть Амосов и что-то думать там в своей голове.
Всё же не такая я смелая, как Алёна. Вот она-то во всей красе бегает: шорты, топ на тонких бретелях. Ещё чуть-чуть, и заставили бы переодеться, чтобы не замёрзла, бедная.
— Полгода назад, весной, — отвечаю, шумно дыша.
Ага-ага, именно после тех самых событий, когда я оплошала перед некоторыми одноклассниками, как они считают.
— И только теперь тебе подложили записку?
— О, поверь: я тоже ничего не понимаю. Там даже ценного на самом деле ничего нет. Просто всякие дурацкие записи и первые попытки нарисовать свой собственный комикс.
— По сторонам смотреть не забывай! — дёргает он на меня за руку ближе к себе, когда одна из одноклассниц тоже зазевалась и чуть не врезалась в меня.
— Она сама виновата!
— От чужой вины страдаешь ты сама, так что не спи.
— Это ты меня отвлекаешь, — фыркаю.
— Могу не отвлекать, — ухмыляется, — и беги тогда одна.
— Нет, — дёргаю его за запястье ближе к себе, — ты бежишь со мной.
— Амосов, вы встречаетесь что-ли? — кричит один из наших парней.
По спортзалу распространяется волна смеха, на которую физрук никак не реагирует. Ему главное, чтобы все отбегали нужное количество кругов, а не отсиживались на лавочках без дела.
— А ты подкатить ко мне хотел? — отбивает вопрос Марк.
Это снова всех развеселило так, что гул голосов поднимается до самого потолка, а физрук весь подобрался, готовый громко свистнуть, чтобы мы успокоились.
К счастью, девочкам остаётся последний круг, так что скоро я пойду отдыхать, пока не нагрузят новым испытанием.
— Я не сильно красная? — пыхчу Амосову, уже хрипя от усталости.
— Страшная, потная и красная, — смеётся, — и стрелки твои стёрлись!
— А ну не ври мне!
Марк смеётся ещё сильнее, забавляясь моим возмущением.
И он ещё продолжает провожать меня насмешливым взглядом, пока я на негнущихся ногах плетусь к лавке, чтобы присесть рядом с самой быстрой девчонкой класса — Никой.
Раньше мы бы болтали с ней, а теперь молча сидим, как незнакомки, дожидаясь остальных.
Уже после урока, во время перемены, Марк и некоторые другие наши парни умчали за территорию школы, чтобы пробраться в магазин за вкусняшками. Их тайная операция могла бы легко сорваться недовольством старосты, но Грибцову обещали купить орешки в шоколаде, так что он одобрил этот поход.
А вот я шатаюсь по школьному коридору в полном одиночестве, и этим как раз решает воспользоваться Виноградов, который ловит меня за плечо и увлекает в сторону.
— Сегодня ты более разговорчивая, надеюсь? — чуть ли не вжимает меня в стену своими габаритами.
— Я же всё рассказала.
— А вот я не всё, — его лапища преграждает мне путь, уткнувшись в стену рядом с моей головой.
Ой, прямо как в романтических сценах из комиксов... Только Костя — не мой герой. Он вообще больше подходит на роль антагониста, от которого ничего хорошего лучше не ждать.
А вот Марк... А Марк так к стенке Свету, наверное, прижимает! Но я не спрашиваю ни её, ни его об их отношениях, а сами они ничего не рассказывают.
— А что ещё? — спрашиваю растерянно.
— В общем так: я вчера от Марка узнал, что вы твой дневник искать собираетесь. А он у меня!
— Тогда может... вернёшь?
Мимо нас проходит Кирилл Сомов, который чуть ли шею не сворачивает, глазея на зажатую меня. Прямо так и слышу, как в его голове уже закрутились озорные шестерёнки, помогая продумывать увлекательные теории о том, что может сейчас происходить между мной и главным плохишом школы.
— С одним условием и только после того, как ты его выполнишь.
— Что за условие?
— Будешь помогать мне клеить Нику Черникину.
Я ожидала чего угодно, но точно не такого. Костя Виноградов и Ника? Нет-нет, тут точно что-то не так. У этих двоих слишком разный вайб, чтобы их можно было представить вместе и не хотеть при этом засмеяться или шлёпнуть ладонью по лбу из-за всей несуразности такой картинки.
Давным-давно встретились двое. Это были молодой парень и девушка, влюбившиеся друг в друга с первого взгляда. С этой минуты жизнь их, теперь уже одна на двоих, закружилась, завертелась, подобно детским каруселям: так же весело, наивно и немножко страшно.
Осень холодными ветрами ворковала им на ушко, обещая долгие годы счастья, а опадающие умирающие листья вязали роскошный ковёр под ногами влюблённых, выстраивая длинную дорогу в светлое будущее.
Через два месяца была свадьба. Страсти быстро поутихли, и равнодушные друг к другу молодожёны лишь разочарованно и горестно вздыхали украдкой, стараясь не вызывать сомнений в своём счастье у окружающих.
Лишь двоим было известно, что их брак скреплял ещё не рождённый ребёнок и страх разоблачения.
А ведь детские карусели это не только весело, от них бывает и тошнит. Слишком поздно эти двое поняли, что поспешили.
Эту историю рассказал мне Марк в нашей вечерней переписке, которая никогда раньше не была настолько личной. Он рассказал мне о скоропалительном браке своих родителей, закончившимся столь печально не столько для самих супругов, сколько для их сына.
Родители Амосова развелись совсем недавно, не выдержав взаимных яростных упрёков, перераставших в настоящие скандалы, свидетелями которых был мой друг.
— И с кем из родителей ты живёшь теперь? — спросила я в сообщении.
— Ни с кем. Я живу у бабушки с дедом.
— Сам так захотел?
— Ну, мать живёт с новым мужчиной, и мне там не место. А отца вечно дома нет, так что смысла с ним жить тоже нет.
— А сводные... ну, брат или сестра — они есть?
— Да, там у мужика есть ребёнок, но мне всё равно. Пусть живут, радуются и всё такое. Вообще слышать ничего о них не хочу. Они мне все противны.
Эта история ещё больше уверила меня в том, как мы с ним похожи, хотя сам Марк и не подозревает об этом. Нас обоих обманули наши родители, они разрушили то, что сами же для нас и строили.
Был очень удачный момент для ответного признания, но мне было сложно решиться. Не хотела рассказывать о разводе собственных родителей, боясь потерять контроль над своими чувствами, боясь выглядеть слабой.
— Мои тоже в разводе, — это всё, что я написала.
Амосов другой: он лучше контролирует свои эмоции, а под маской иронии и злой насмешки умело скрывает глубоко зарывшуюся боль, что не даёт покоя. А мне кажется, что она его беспокоит, не смотря на его талант выглядеть несгибаемым и неуязвимым.
Потому что я тоже знаю, каково быть обманутой самыми близкими.
***
Сегодня Амосов пришёл в школу первым. Он уже сидит за нашей партой, когда я вхожу в кабинет английского. Синие тени под глазами и зевок в кулак выдают его с головой — не выспался. Выглядит Марк, мягко говоря, не важно: весь помятый и бледный.
— Эй, что это с тобой? — сажусь я рядом, опрокинув с громким стуком рюкзак на парту.
Амосов неопределенно дёргает плечами, и я на время отстаю от него.
Постепенно кабинет заполняется одноклассниками и становится всё более шумно. Теперь завязать разговор ещё сложнее.
Прозвенел звонок, и Елизавета Петровна принимается нам втолковывать зачем нужно хорошо сдавать контрольные работы, чем так хорош английский и как скоро он нам всем пригодится.
Марк всё ещё делает вид, что никого на всём свете, кроме его персоны, не существует, и я, нетерпимая к игнорированию, начинаю раздражаться.
— Проблемы? — шепнула я, легонько пихнув его в бок.
— Неа.
Вот и весь ответ. Довольной таким поворотом событий я не становлюсь, поэтому шепчу:
— Ты как будто злишься на меня. Нет?
— Нет.
— Тогда что случилось? Не выспался?
— Слушай, ты нарушаешь моё личное пространство! — шипит недовольно. — Ясно, да?
— Я просто беспокоюсь за тебя и хочу понять, что происходит!
— Тебе не понять меня и моих чувств, как же, как и не понять мучений влюблённого в тебя Стефана, на которого ты мне жаловалась.
— Почему не понять?
— Ты живёшь в своих комиксах. Выдумываешь чувства, а не живёшь настоящими.
— Чего? Думаешь, я робот или брусок дерева? А с тобой я типа играю или что?
— Наверное!
Довольно тяжело ругаться шёпотом, когда хочется орнуть во всю мощь лёгких и ударить оппонента. Желательно самым толстым учебником по его глупой черепушке.
К слову, Елизавету Петровну, видимо, тоже гложет желание разбить нам головы, так как моя словесная битва с Амосовым не ускользнула от её глаз и ушей.
— Мечталова и Амосов! Вы снова за своё?
— Нет, мы не за своё, — отвечаю.
— Они за чужое! — смеётся Кирилл, вызывая всеобщее веселье.
Вот не может Сомов не встревать при каждом удобном случае. Клоун, и жаль не тот, что рыба, которая молчит.
Сегодня мне приснилось, что мы друг друга простили. Это был лишь сон. А в реальности я топчусь в нерешительности на расстоянии в несколько метров, боясь подойти к ней.
Ника Черникина обособилась от внешнего мира большими наушниками и сидит на скамье у окна, покачивая ногой в такт музыке, которая слышна только ей одной.
Я знаю, что она слушает какую-нибудь новинку хип-хоп исполнителя и решает какую же оценку поставить музыкальному альбому. Это может быть десять из десяти, а может быть полный провал не достойный и единицы.
Это длинная перемена, и половина школьников ещё сидит в столовке, доедая свой обед. Так что сейчас самое удачное время для моей минуты позора, пока рядом мало людей.
— Эм... Привет? — подхожу к ней и начинаю разговор.
Черникина смотрит на меня с неодобрением, но всё же опускает наушники вниз.
— Ты шутишь? — хмурит брови и удивляется одновременно.
Она ещё и по сторонам суетливо смотрит, будто боится, что её увидят рядом со мной и тоже заклеймят, как ту, с кем лучше не иметь дел.
— Я бы хотела, чтобы это была шутка, но нет, — развожу руками. — С тобой кое-кто познакомиться хочет...
— Кто?
— Один «плохой мальчик», который пока хочет остаться анонимным. Всё, как ты любишь.
— Смешно, — фыркает с пренебрежением.
— Я не шучу.
— Почему сам не подойдёт, раз такой «плохой»?
— Он отправил меня на разведку. У тебя никого сейчас нет?
— Нет, — отвечает враждебно.
— Ну, я пошла тогда... Пока! — машу рукой и спешу отойти от бывшей подруги подальше.
— Не разговаривай со мной больше! — говорит она мне вслед.
— Не очень-то и хочется.
Мне неприятно стоять рядом с ней и общаться, будто бы выдумывая причину и навязываясь в собеседницы. Ведь я вовсе не хочу быть в унизительной роли прилипалы.
Ника не ответила летом на моё сообщение с предложением поговорить, а молчание — тоже ответ. Я не глупая, и всё поняла.
И мне обидно, да. Мне больно. Но я надеюсь, что на Виноградова она всё же не клюнет, если тот перейдёт к более активным и самостоятельным действиям. А то знаю я Черникину... Она, как говорится, десять из десяти, но ей не нравятся «хорошие мальчики». Ей нравятся «плохие мальчики», которые потом становятся хорошими.
Или не становятся, как её бывший, который бросил её в прошлом учебном году.
— Ну, что? — встречает меня за поворотом поджидавший всё это время Виноградов.
— У неё никого нет. Это всё, надеюсь?
— Нет, конечно! — опускает мне на плечо свою тяжёлую лапищу. — Мы с тобой только начали операцию, Мечталова. Всё только начинается!
— Ладно, и что дальше?
— Дальше ты организуешь нам встречу.
— Каким это образом? Ты разве не слышал, как она меня послала сейчас?
— Мне плевать. О встрече потом расскажу, а пока и на том молодец, — треплет меня по голове, как послушную собачку.
— Покажешь дневник, чтобы я знала, что он точно у тебя? — осмеливаюсь спросить, сжавшись под его рукой.
— Ага, потом, — отпускает, наконец, меня. — Только Марку про него не рассказывай, понятно?
Неужели боится того, что Амосов настоит на том, чтобы вернуть мою пропажу просто так?
— А если расскажешь, — с угрозой продолжает Виноградов, — то опубликую фотографии каждой страницы твоего дневника в Интернете, а его вообще сожгу.
— Не расскажу, — отвечаю недовольно.
— Кстати, а где Марк таскается?
— Ушёл в библиотеку оставшиеся учебники получить, а то его уже ругают за то, что моими пользуется.
Говорю это, а сама смотрю на проходящего мимо Кирилла. Вот опять он вовремя, как всегда! Так заинтересованно уставился на нас, что не знаю смеяться мне или опасаться сплетен, которые он скоро распустит обо мне с Костей.
Итак мучаюсь от того, что не рассказываю об общении с Виноградовым. Я не скрываю этого от Марка, но он был так недоволен в прошлый раз, когда узнал, что его друг начал со мной переписку...
К тому же вчера мой сосед по парте был злой, и сегодня только-только начал, вроде, оттаивать. Снова общается со мной, хотя и на обычное веселье не настроен.
— А ты же тоже здесь новенькая? — заговорил он снова, когда вернулся из библиотеки с набитым учебниками рюкзаком.
Мы сидим за партой и ждём скорого звонка на урок. Одноклассники носятся между рядами, кричат и смеются, подбрасывая в воздух чью-то сумку, как волейбольный мяч.
Похоже, это сейчас над Грибцовым издеваются так. Он хоть и староста, но отстоять не всегда себя может. Худой и скромный — тут без шансов.
Мне бы тоже могло так доставаться, но никто не решается пристать ко мне всерьёз из-за Марка, что часто рядом и нисколько не стесняется дружбы со мной.
Амосову даже слова никто не говорит плохого, а наоборот — все хотят с ним общаться. Харизма — мощная штука!
И ведь переобулся. Сегодня Марк пришёл в школу в классических туфлях. Должен выглядеть нелепо, а нет — всё-то ему к лицу! Красив настолько, что даже когда одет по форме, всё равно хорошо выглядит.
Но я считаю себя в праве быть такой, какая я есть, и не желаю никак ограничивать себя или делать вид, что я совершенно другой человек. Поэтому нет ничего удивительного в том, что самым посещаемым классом в этой школе является класс, который носит название «кабинет директора».
И на поводу у Амосова так просто не пойду... Просто стараюсь не показываться Бабуле на глаза, а домой прихожу уже «умытая». При подходе к дому достаю из сумки карманное зеркальце и влажную салфетку, а потом пара движений, и всё!
— Ну, и? — спрашивает Марк требовательно, пока оба размещаемся за своей партой, готовясь к предстоящему уроку.
— А что? Я ничего не обещала! Ты сам всё придумал про обмен с туфлями. Я говорила что когда-нибудь потом покажусь.
— А это когда?
— Когда захочу.
— Вот же облом, — вздыхает, сползая вниз по спинке стула.
— Да ну, ничего необычного всё равно не увидишь.
— Ты стесняешься что-ли? — вскидывает бровь.
Ещё год назад я бы ответила категорическим «нет», ведь прежде я не использовала подводку, ограничиваясь лишь увлажняющим бальзамом для губ. Но я уже полгода рисую стрелки и успела за это время привыкнуть видеть себя именно такой.
Это моя броня от внешнего мира, снимать которую я не хочу.
— Просто привыкла к ним, — пожимаю плечами.
— Ты можешь делать, что угодно, но комплексуешь быть собой?
Как же Амосов всё перевернул вдруг своим вопросом. А я-то думала, что настоящая я — я со стрелками. Ну, нет, меня так просто не сломить!
— Это я и есть, — настаиваю на своём.
— Ладно-ладно, сдаюсь.
— Ты сдаёшься? — удивляюсь, коротко смеясь. — Марк Амосов сдаётся?
— Ну, а что мне теперь... головой об стену биться? Нет так нет.
— Алёна вон тоже красится, — само собой вылетает у меня, — и ничего. Она ещё больше косметикой пользуется, чем я. Просто она тёмненькая, и на ней не так сильно заметно.
— Да мне плевать, что там у Черновой на лице.
Внутри волнительно ёкнуло. Значат ли эти слова, что на меня ему не плевать?
— Марк, а ты в курсе, что Полина с Виноградовым что-то мутит? — раздаётся голос вездесущего Кирилла, который смотрит на меня с вызовом. — Уже не один день вижу, как они по коридорам зажимаются!
— Не в курсе, — отвечает ему Амосов.
Я заметила, как у моего соседа по парте слегка напряглись плечи. Да и сама тоже стрункой вытянулась, не зная, какой реакции теперь ждать от друга.
— А вот знай! Они вооот так стояли, — изображает мелом на доске двух кривых человечков, один из которых гладит другого по голове и стоит слишком близко, чем стоило бы. — И они лапали друг друга!
— Я никого не лапала! — встаю на ноги, возмущаясь.
— Ага! — довольно восклицает и Алёна Чернова, — а он тебя значит да?
Весь класс взрывается общим хором подколов на тему того, как я и Костя чуть ли не свадьбу играли посреди школьного коридора.
— Вооот так ещё они делали, — рисует Кирилл уже свои собственные выдумки, — и в любви до гроба клялись, и букет невесты кидали прямо Бабуле в руки! А тот им такой и кричит: «Горько!».
— Идиота кусок! — разъярённо подбегаю к доске и принимаюсь хаотичными движениями стирать все карикатуры. — Хватит ерунду сочинять!
Все хохочут, стучат ладонями по партам, довольные развернувшимся шоу. Уж не знаю, с чего одноклассники вдруг осмелели, но, видимо, одного дня, пока мы с Марком не ладили, хватило для того, чтобы решить, что вступаться за меня он не станет.
И вообще сейчас самый удобный момент для того, чтобы настроить Амосова против меня... Ненавижу Виноградова за это. За то, что принялся шантажировать меня моим же дневником!
— А это не только я видел! — смеётся Кирилл.
Мои нервы уже натянуты до такого предела, что я замахиваюсь мокрой тряпкой, которой только что утирала доску, и швыряю её в лицо Сомова.
— Мечталова, что творишь? — удивляется Чернова.
Кирилл всё же не успел увернуться, и его лицо сморщилось от отвращения, подобно сухофрукту. Он бежит к раковине в углу класса и принимается там обливать своё лицо водой.
Теперь смеются не только над романтической историей со мной и Виноградовым в главной роли, но и над самим Сомовым, успевшим отхватить от меня мокрой тряпкой по носу.
— Давай Кирюх, не тормози! Отомсти ей!
— Полина, засунь ему тряпку за шиворот!
— Кто кого? Делаем ставки!
Им всем весело, а мне хочется просто выбежать из класса и забыть всю эту сцену, как страшный сон. Я не оглядываюсь на Марка и не знаю, с каким лицом он всё это наблюдает.
Поверил ли он Кириллу или поверит мне? Будет ли он теперь общаться со мной? Ведь страхи мои не беспочвенны... Он же молчит.