Ты моя, картинка

1

Брошь с логотипом университета холодная и невероятно тяжелая. Я чувствую ее шип на лацкане пиджака — новенького, купленного по скидке в сетевом магазине, — как рыцарь чувствует застежку плаща перед турниром. Плащ мой дешевый, а турнир — настоящий. Я сжимаю в потной ладони не меч, а смартфон с QR-кодом на заселение.

«Ты внутри. Теперь выживи».

Моя личная мантра.

Кампус встречает меня стеклом, бетоном и идеальным газоном. Архитектура здесь — не декларация, а данность. Я запрокидываю голову, глядя на главный корпус, тот самый, с которого срисована брошь. Он похож на парящий кристалл. Я поступала сюда по его фотографиям. А теперь он отбрасывает на меня холодную тень.

Общежитие номер три, «Лебедь», — табличка гласит.

Не развалюха, а пятиэтажный монолит из стекла и металла, стилизованный под что-то футуристическое. Воздух пахнет не капустой и линолеумом, а свежей краской, кофе из автомата и легкой тоской кондиционированного пространства.

Для меня это — запах свободы.

Здесь нет графика отбоя, проверок и общих на всех одеял в полоску. Здесь есть моя первая в жизни личная QR-метка на двери. Комната триста шестьдесят пять.

Лифт бесшумно поднимается на третий этаж. В коридоре — тишина, прерываемая только гудением серверных шкафов.

Мои кроссовки скрипят на глянцевом бетонном полу. Дверь приоткрыта. Из щели доносится нестройное всхлипывание и голос умной колонки, кажется:

«...Включаю расслабляющий плейлист».

Я осторожно толкаю дверь. Комната — идеальный модуль для двоих. Две кровати-чердаки, два стола, огромное окно в пол. И под этим окном, на полу, сидит девушка.

Она пытается запихнуть в узкую нишу шкафа пуховик невообразимого цвета — нечто среднее между фуксией и ядерным закатом. У нее каштановые кудряшки едва достающие до плеч, а на лице — маска полной катастрофы.

Она замечает меня, и ее большие глаза наполняются новой волной паники.

— Ой! Ты... ты моя соседка? — всхлипывает она. — Прости за вид... Мама все упаковала, но она не понимает, что здесь шкафы другие! Тебя тоже родители привезли? Они внизу?

Я ставлю на пол свою единственную, но вместительную спортивную сумку. Внутри — мой мир, аккуратно свернутый рулоном.

Обычный вопрос. Безобидный. Просто скажи "нет" и все… Но сказать просто «нет» — значит повиснуть неловкой паузой или показаться стервой.

— Нет, — говорю я, щелкая замок. Делаю усилие и добавляю, глядя на внутренний карман сумки: — Доехала сама. Автобусом. А родители… в другом измерении, можно сказать.

Сказала. Звучит с легкой самоиронией. Уже лучше.

Маша замирает, переваривая. Потом ее взгляд падает на мою сумку — одну-единственную — и на мои руки, которые автоматически проверяют, на месте ли внутренние карманы. Паника в ее глазах смывается волной любопытства.

— Я Маша. Из Череповца. Поступила на психологию, — представляется она, наконец вытащив злосчастный пуховик и с облегчением отшвырнув его на кровать.

— Марго, — отвечаю я, и имя звучит как щелчок замка. Слишком коротко, слишком сухо. Нужно что-то добавить. Связку. — Я... на архитектуре.

— Архитектура? — глаза Маши округляются. — Это ж надо чертить, кальку там... Очень сложно… У меня руки-крюки, я даже прямой линии по линейке не проведу.

В ее голосе нет зависти, только искреннее восхищение. Это неожиданно приятно. Углы моего рта сами собой слегка подрагивают, почти складываясь в подобие улыбки.

— Научу, если что, — слышу я свой голос.

И сама удивляюсь. Это же шутка? Попытка шутки? Звучит немного деревянно, но, кажется, срабатывает.

Маша фыркает, и по ее лицу наконец расплывается первая настоящая улыбка.

— Договорились. А я дам тебе пару бесплатных консультаций, если нужно.

Коротко усмехаюсь. Но лед тронулся. Не растаял, но дал трещину. Я чувствую, как каменеющие от напряжения плечи слегка опускаются. Выдыхаю.

— Где моя кровать? — спрашиваю, уже более спокойно.

— Та, у окна! — Маша оживляется. — Ой, давай я тебе помогу! У тебя ведь одна сумка? Мама мне столько всего надавала...

— Не надо, — мягко, но твердо говорю я.

Привычка. Гипернезависимость.

Вижу, как ее лицо снова меняется, и спешу исправить впечатление:

— Я... я сама быстро. А ты со своим пуховиком разберись, а то он, кажется, живой и хочет сбежать.

На этот раз улыбаюсь увереннее. Маша смотрит на свое розовое чудовище и смеется — звонко, беззаботно.

— Он и есть живой! Мама сказала, в нем «душа»! Конечно, столько лет хранить его для “особого случая”.

Я взбираюсь на пару ступенек своей кровати-чердака, оставляя Машу вести душевные беседы с пуховиком. Достаю свой сверток. Разворачиваю. Новая готовальня. Кладу ее на стол. Мой алтарь. Мой компас.

С верхней лестницы наблюдаю за Машей. Она уже не плачет, а что-то энергично раскладывает по полкам, напевая под нос. Она — как открытая книга. Простая, добрая, немного наивная. Такая, какими, наверное, должны быть девушки в восемнадцать.

С ней можно, наверное, пить чай по вечерам. Обсуждать пары. Жаловаться. Как в сериалах про нормальную жизнь.

За стеной взрывается бас — кто-то включил музыку. Начинается новая жизнь. С соседкой, которая, кажется, не станет лезть в душу, но сможет напомнить, что утро начинается не только с чертежа.

Ложусь на жесткий матрас. На потолке ровно мигает красный огонек датчика. Это не дом. Это плацдарм. И первый шаг к установлению контакта с местным населением, кажется, сделан.

2

Тишина в комнате триста шестьдесят пять длится ровно сорок семь минут. Столько, сколько мне требуется, чтобы разложить вещи по полкам с армейской точностью и загрузить расписание в календарь.

Маша, поборов пуховик, ушла звонить маме в коридор. Сижу за своим столом, вожу пальцем по глянцу готовальни. Пытаюсь представить первый эскиз. Любой эскиз. В голове — идеальная белизна нового холста.

И тут дверь содрогается от удара.

— Маргоша! Открывай! Думала, я тебя не найду?

Голос, прорезающий тишину, знаком до зубной боли. Громкий, радостный, абсолютно не считающийся с обстоятельствами.

Я не успеваю встать, как дверь распахивается, и в нее влетает Роза. Не входит, а именно влетает, как торнадо из блесток и черных локонов. На ней те же бархатные спортивные брюки, в которых она валялась на диване сегодня утром, но теперь они сочетаются с шелковым пиджаком невероятного изумрудного цвета. В руках — два бумажных стаканчика и сверкающий пакет из кондитерской.

— Далеко же тебя забросило! — Она замирает на пороге, окидывая меня взглядом, и ее карие глаза сразу же становятся мокрыми. — Господи, смотрю на эту каморку и плачу! Я же говорила, поживи у нас, пока квартиру не дадут! Кирилл не против!

— Привет, Роуз, — говорю я, и сама чувствую, как что-то тяжелое и колючее внутри разжимается. Она здесь. Все еще здесь. — Я не в каморке, я в стратегически важном пункте. Прямо напротив корпуса архитектуры.

— Стратегически важный пункт без холодильника и моей фирменной пасты! — фыркает она, ставит стаканчики на мой стол и хватает меня в объятия.

Пахнет от нее нашими общими духами. Бергамот и жасмин, мы купили их на прошлой распродаже, и свежей выпечкой.

— Я уже скучаю!

— Мы расстались пять часов назад, — напоминаю я, но обнимаю ее в ответ.

Крепко. Ее пиджак шелестит у меня под щекой.

— Для меня это вечность! — Она отстраняется, держа меня за плечи. Лицо мокрое, но уже сияет. — И не перебивай. Внимание, важнейшая новость! Мы с Кириллом подписали договор! Квартира наша! Ну, на год точно. В двух кварталах отсюда, ну ты видела фото. Там ещё балкон, представь!

Она произносит это с таким триумфом, будто купила замок. Для нее это так и есть. Первая собственная, хоть и съемная, крепость.

— Поздравляю, — говорю я искренне. — Когда заезжаете?

— Уже вчера! Вернее, сегодня днем, пока ты тут свои носки по ящикам раскладывала. Половина коробок еще не распакована, но у нас есть диван, микроволновка и мой апельсин!

Она грациозным жестом указывает на порог, где прислонилась к стене ее знаменитая сумка в виде апельсина.

— А тут, — она тычет пальцем в пакет, который все время держала в руках. — твой чизкейк от того самого узбека, который говорит, что он итальянец. И капучино с двойной порцией сиропа. Чтобы мозг после переезда заработал.

В этот момент в дверном проеме, робко придерживая телефон, появляется Маша. Ее глаза — размером с блюдца. Она смотрит на Розу, как на яркую, шумную птицу, залетевшую в стерильный бокс.

— О! — Роза тут же переключает на нее всё свое сияющее внимание. — Ты кто? Соседка? Подруга? Сообщница?

— Я... я Маша, — лепечет та. — Соседка.

— Прекрасно! Я Розалия, но все зовут Роза. Я — та самая, с которой эта отшельница, — она кивает в мою сторону, — делила одну зубную щетку в тринадцать лет, когда ее спиз…спрятали.

— Не делили, — автоматически поправляю я. — Пользовались по очереди. Это разные вещи.

— Для гигиениста — разные, для нас — нет, — Роза поворачивается к Маше. — Так вот, Маш, ты не против, если я тут немножко побуду? Надо влить в эту тумбочку немного жизненных сил. А то она тут, боюсь, к вечеру расписание на сто лет вперед распишет.

Маша, кажется, начинает оттаивать. На ее лице появляется неуверенная, но живая улыбка.

— Конечно... Мне интересно.

Роза торжествующе глядит на меня.

— Видишь! Нормальные люди за спонтанность. А ты уж, наверное, правила внутреннего распорядка наизусть выучила?

Я делаю глоток капучино. Теплый, сладкий, точь-в-точь как я люблю.

— Не все, — говорю я, и уголок рта сам собой дергается вверх.

Это и есть моя улыбка для нее. Немного кривая, немного дерзкая, но настоящая.

— Только пункт про сон час. Ты его нарушаешь уже сейчас.

Роза заливается смехом — громко, заразительно, так, что кажется, дрожат стекла в окне. Ее смех заполняет комнату до краев, вытесняя последние остатки тишины. Но она замолкает так же быстро, как и расхохоталась.

Ох, знаю я это ее выражение лица…

— Мы обязаны пойти сегодня в клуб! — твердо заявляет она.

Ну конечно…

— Маш, ты с нами? Отличный повод познакомиться ближе. Потом учеба, все дела, не до тусовок уже будет.

Соседка, кажется, остолбенела от предложения почти незнакомого человека. А для меня это уже привычная практика. Розалия всегда удивляла способностью находить общий язык даже с камнем. И заставить этот камень под ее дудку плясать.

Все же Маша, чуть помедлив, смущённо кивает.

— Можно, — говорит тихо. Затем добавляет чуть увереннее: — Почему бы и нет.

Роза, удовлетворенная ответом, кивает и переводит взгляд на меня.

Отмахиваюсь.

— Знаю, что выбора у меня нет, — фыркаю, открывая шкаф. — Но сначала ты составишь мне компанию в канцелярию.

***

Поход за канцтоварами — это разведка. Нужно изучить территорию, цены, проложить маршруты. Роза болтает без умолку о квартире, Кирилле, планах на вечер.

Ее болтовня всегда действовала на меня расслабляюще. Она всегда знала, как отвлечь меня от тяжелых мыслей или поднять настроение.