У меня всегда было ощущение новой жизни первого сентября, но не в этот раз. В этот раз я как будто чувствовала, что 11 класс — это последняя страница, после которой закончится одна книга и начнётся другая. Только вот какая она, это другая книга?
— Асеева, не отвлекайся, мы через минуту выступаем, — шикает Катя.
Она всегда замечает, если я летаю в облаках. Танцует она, конечно, не так хорошо, как я. Но зато ответственная и собранная.
Я вся запарилась в этой пышной юбке. Кажется, это первый раз так: мне хочется поскорее станцевать и пойти домой. Вспоминаю ссору с мамой. Да, я, конечно, виновата, только вчера сообщила ей о том, что буду выступать со своим коллективом на открытии новой школы. Но вот эти ее морали: «Может, последнее первое сентября лучше было бы встретить в своей родной школе?» Просто слушать противно. Как будто она не знает, что значат для меня танцы и возможность выступить перед кем-то. Но сейчас пот струится по мне мерзкой струйкой, я изнемогаю от жары. Какой-то первокласснице стало плохо, она упала в обморок, учителя унесли ее внутрь здания, но праздник продолжается.
— Вот, следующие мы. Готовы? — наконец говорит Елена Сергеевна.
Мы выходим, начинает звучать музыка и мысли больше не беспокоят меня.
На куплете я подпеваю про себя, переводя слова на русский: «Ты должен подняться и пытаться снова». Я поднимаюсь и танцую.
Теперь вся я — это движение, танец, музыка. Я даже перестаю чувствовать жару и усталость. И не вижу людей вокруг. Столько лет танцую, а каждый раз поражаюсь, как танец меняет меня. Но наш маленький танцевальный коллектив я люблю не за это, а за его руководителя. Елена Сергеевна не боится брать современные песни, не боится изучать новые стили и движения. Она любит экспериментировать, а в консервативной среде танцев это возбраняется. Нас редко куда-то приглашают, на Дне города выступает другие коллективы, и нам приходится довольствоваться небольшими мероприятиями.
Когда я танцую, все становится неважным, моя любимая песня, которую я предложила Елене Сергеевне, танец, который она придумала, и все вместе — маленькая сбывшаяся мечта и чудо. Когда я танцую и слышу эту музыку, мне кажется, в мире нет ничего невозможного. Надо только встать и пытаться.
Но музыка закончилась, раздались безрадостные аплодисменты. И мне снова показалось, что лучше бы я пошла сегодня на свою линейку, последнюю в жизни.
— Полина, молодец. Молодцы, девочки, — Елена Сергеевна провела рукой по моей спине — знак одобрения. В раздевалке мысли прояснились: конечно же, я должна быть здесь, танцы — это то, чем я живу, мне больше ничего и не нужно. Послышался звук телефона. Это либо мама, либо Рита. Третьего не дано.
На экране высветилось «Рита». Лучший вариант.
— Да, привет!
— Аполлинария, ну как там твой концерт, «Мираж» — единственные звёзды программы?
Я усмехнулась, Рита постоянно подкалывала наш танцевальный коллектив. В общем-то, не самый известный в городе, но Рите я это разрешала. Без подколов она не могла. Она даже называла меня вместо Полины другим именем, не знаю, правда, зачем и когда это началось.
— Все хорошо, как прошла линейка?
— Жара ужасная, лучше бы я тоже не пошла. Мы тут собрались в кафе посидеть, придёшь к нам?
— А кто это «мы»?
— В основном девчонки из класса, пара парней, у нас тут новенькая в этом году, она всех и пригласила.
— Новенькая? Ничего себе.
— Ага. Приходи, жду тебя, короче. Адрес скину.
И бросила трубку. Ещё одна отличительная черта Риты — ей не очень нужно мое согласие, если она что-то задумала, этого не миновать.
Через десять минут я уже была на месте. Когда ты живешь в маленьком городе, трудно куда-то добираться больше пятнадцати минут. В голове все ещё звучала музыка с выступления, поэтому я зашла в кафе вприпрыжку, и все разом посмотрели в мою сторону.
Рита бросилась навстречу:
— Ну наконец-то! — меня стиснули в крепких объятьях.
— Я же быстро добралась.
— Да, пойдём.
Рита повела меня к месту, где сидела большая часть класса, из-за стола поднялась незнакомая мне девушка, с длинными светлыми волосами, ярко накрашенными глазами, ее внешность показалась мне знакомой, как будто я уже ее где-то видела.
— Привет, я только с тобой ещё не познакомилась, я Кира, новенькая в вашем классе.
— Привет, я Полина.
Больше Кира не обращала на меня внимание, и хорошо, можно было спокойно поесть, пошептаться с Ритой, но что-то в этой новенькой не давало мне покоя, я все время мельком, так, чтобы она не заметила, поглядывала на неё. Она со всеми уже нашла общий язык, даже с Аллой, которая мало с кем дружит. Кира как будто распиналась, чтобы всем понравиться — это мне и не понравилось.
— Что думаешь о новенькой? — шепнула мне на ухо Рита.
Я посмотрела ещё раз на Киру, хихикающую и болтающую со всеми подряд.
— Не знаю, а ты?
— Да вроде норм, странно, конечно, в выпускном классе менять школу.
— А откуда она к нам перевелась?
— Из лицея, — шепнула Рита. После этого я стала ещё более заинтересованно поглядывать на новенькую. В лицее учится мой друг детства (а по совместительству сосед и тайная моя любовь) Кирилл. Могла ли она быть его одноклассницей? Я вспомнила все альбомы, которые мне показывала Кристина Львовна, мама Кирилла. И да, она была похожа на одну девочку на фотографиях, но я не была уверена. Теперь меня мучило любопытство. Я подумала, что как-нибудь надо у неё спросить про Кирилла, в этот момент раздался голос Киры:
— А это ты учительская дочь?
Я не сразу и поняла, что это ко мне. Но тишина вокруг и обращённые на меня глаза заставили выйти из оцепенения. Глаза Киры блестели, на губах застыла полуулыбка, все другие были то ли в замешательстве, то ли удивлены.
— Ну она, и что? — ответила за меня Рита.
Кира хотела что-то сказать, я ее опередила:
— Моя мама не будет вести у нас математику, она работает в параллельных классах.
На следующий день я решаю поделиться с Ритой своими мыслями.
Мы сидим на биологии. Не самое подходящее время, но мне не терпится рассказать о том, что меня беспокоит.
— Она училась с Кириллом.
Я вижу сосредоточенное Ритино лицо, ее и без того вопросительные брови еще больше вытянулись вверх.
— Кто она?
Я киваю в сторону новенькой, которая сидит на две парты впереди.
— Ну и что?
Рита смотрит на меня недоверчиво. Это я считаю, что мы с Кириллом хорошо общаемся и дружим, на самом деле, мы видимся, как будто только по необходимости: когда встречаются наши мамы (они дружат с молодости), на тренировках или случайно во дворе. Рита никогда не одобряла моего выбора. Она много раз говорила: «Вот посмотри на нас с Вадимом, это нормальные отношения, а у тебя что?» Да, Вадим, конечно молодец ездит каждый день к ней на свидания из соседнего города. Они познакомились в прошлом году на каком-то скучном концерте классической музыки, куда обоих притащили родители, теперь не расстаются и поют вместе Басту.
Я вижу, как биологичка смотрит в нашу сторону – она, наверное, давно так стоит, может, мы что-то прослушали?
— Потом поговорим, — шепчу Рите одними губами, но слишком поздно.
— Асеева, Мартынова, в чем дело? Почему разговариваете на уроке? Последний год в школе, а усердия совсем не прибавилось. Полина, я скажу твоей матери на перемене.
Так всегда. Почему если твоя мама работает в школе, обязательно нужно жаловаться ей в учительской? Неужели нельзя, как с другими родителями, копить недовольство по чуть-чуть, а потом вываливать в конце месяца на родительском собрании. Но нет, если тебе выпала тяжкая доля родиться в семье учителя, твои промахи тут же будут озвучены родителю на перемене. Так и живу. Замечаю пристальный взгляд Киры на себе, она улыбается. Чему радуется?
Когда звенит звонок, Рита яростно начинает махать руками:
— Вот, биологичка! Подумаешь, пару слов сказали. Когда Алла за первой партой болтает, это она не видит, а тут, пожалуйста.
— Да ладно, одним замечанием от мамы вечером больше. Одним меньше.
Когда все выходят из кабинета, Рита тихо спрашивает:
— Ну и что с того, что она его одноклассница? Ни жарко, ни холодно от этого знания.
— Ты видела? Она улыбалась, когда нам сделали замечание! Не знаю, не нравится она мне…
— Аполлинария, забей на нее. Последний год и никогда не увидитесь больше.
Рита смеется, я тоже. Надеюсь, наша с Ритой дружба после окончания школы не закончится.
После школы на меня находит воодушевление: это похоже на чувство, которое возникает перед днём рождения, что-то вроде предчувствия чуда, праздника, сюрпризов. Это все — тренировка по волейболу. Но не потому что я обожаю волейбол, а потому что увижу там Кирилла.
Дома я не могу выбрать, какую майку и шорты взять. За лето я, кажется, поправилась в бёдрах. С грустью смотрю в зеркало и понимаю, что и щеки стали больше. Может, попробовать посидеть на диете. Или хотя бы не есть каждый день шоколадки. В комнату заглядывает бабушка без стука:
— Куда собираешься?
— На тренировку.
— На танцульки?
— Нет, ба. На волейбол.
— У, набрала занятий, может, лучше в вуз готовиться, поступать же скоро.
Я молчу, надеюсь, это быстро закончится. Я думала, о моей учебе в этом доме беспокоится только мама. Странно, бабушка стала говорить мамиными словами. Это какой-то заговор против меня?
И тем не менее по дороге на тренировку я прокручиваю в голове слова бабушки. Знаю ведь, что это мое дело, куда ходить и к чему готовиться, а не могу выкинуть из головы слова про скорое поступление. Танцы — моя мечта, нужно готовить литературу и историю, если я собираюсь в Санкт-Петербург. А ведь по этим предметам у меня полно пробелов. Нужно, в конце концов, готовить и творческий конкурс. Так зачем же я сейчас топаю на волейбол? Ладно, если я не буду успевать, обязательно брошу. Все поправимо.
Переодевшись, я заглядываю в зал, Кирилл уже там. В белой футболке и синих шортах. Разминается. Вены на руках так и пульсируют. Машет мне рукой.
— Привет, — сдержанно отвечаю я.
Мы бегаем, выполняем упражнения, потом разбиваемся по парам и работаем с мячом. И каждую свободную секунду я смотрю на Кирилла, как будто старюсь сфотографировать его глазами. Как будто от моих взглядов что-нибудь зависит. Не знаю, что в нём необычного. Но мне так нравится эта холодность, его серьёзный взгляд и загадочность. Когда сердце выбрало его? Не знаю. Так хочется верить, что это судьба. Может, поэтому я стараюсь искать разные знаки в самых обычных вещах. Например, я заметила, что в именах Полина и Кирилл одинаковое количество букв. Это знак, что мы подходим друг другу? А ещё у нас есть общее «ли». Что бы это значило? Может, ничего, но я зацикливаюсь. И рифмую этот слог с «любовь».
Мяч больно бьет меня по голове. Так что непроизвольно на весь зал я кричу:
—Ай.
Звук мячей немного заглушает мой крик. Я смотрю на Кирилла — он не заметил. Снова чувствую себя Беллой на волейбольной площадке. Нет даже хуже. Беллой, которую пригласили вампиры поиграть в американский футбол. Я здесь танцовщица, которую пригласили поиграть в волейбол, — невелика разница. Силы не равны.
После тренировки я иду на танцы. В желудке предательски урчит, надо было все-таки есть больше, как и говорила бабушка. Интересно, догадывается ли Кирилл, почему я на самом деле хожу на этот волейбол? Мне хотелось бы, чтобы догадывался. Чтобы он понял, как я к нему отношусь.
Но на тренировке по танцам все по-другому. Только движения и осознание того, что ты следуешь за музыкой, что руки и ноги гнутся и подпрыгивают в какой-то магии. По телу сразу пробегает ток, мой заряд, которого мне хватит до следующего занятия. Я чувствую себя собой, только когда танцую. Тут не надо притворяться, думать — музыка все делает за меня. Работа моей мечты — танцевать. Или стать хореографом, как Елена Сергеевна. Здесь я чувствую себя на своём месте. И несмотря на то что я валюсь с ног от усталости, я высоко прыгаю. Я дышу каждым движением. Елена Сергеевна хвалит меня. И я злюсь на нее за это: лучше бы она указала мне на промах, на ошибку, я бы знала, над чем ещё мне нужно работать. Я ещё не говорила ей, что думаю о танцевальной академии. Может, стоит сказать и тогда ее замечания будут более придирчивы? Обрадуется ли она моей мечте? Поддержит ли? После окончания занятия Елена Сергеевна, как будто прочитав мои мысли, попросила меня:
Всю ночь меня мучили кошмары. Такое обычно случается со мной, когда высокая температура. Поэтому проснувшись утром, я первым делом пошла за градусником.
— Почему в школу не собираешься? — спросила мама, застав меня в ночнушке на кровати.
— Я заболела.
Градусник был не нужен. У меня был другой стопроцентный способ проверить температуру – скосить глаза в сторону. Если висок пронзала при этом невыносимая боль, то температура выше 37,5.
Я достала градусник – 38,2.
Мама вопросительно посмотрела на меня, я протянула ей градусник, но она заставила перемерить температуру при ней. Один раз в начальной школе мой одноклассник посоветовал мне поднести градусник к батарее или лампе, чтобы не ходить в школу. Я всего лишь попробовала один раз, но мама помнит до сих пор.
— Действительно, температура. И как можно умудриться заболеть в самом начале учебного года? Выпускного класса!
— Да, действительно жалко, — ответила я. Видимо, я начинала бредить.
— Ладно, пока прими таблетку. Приду с работы — посмотрим, что с тобой делать.
Посмотрим. Откуда все время берётся это множественное число. Мама растит меня одна. Бабушка, переехавшая к нам недавно, не считается. У меня нет отца. Я его не знаю. Мама говорит, что он ушёл, когда узнал, что скоро появлюсь я. Помню, как раньше я смотрела передачи, где постоянно по ДНК-тесту выяснили, кто отец ребёнка. Я представляла, как я нахожу отца, он оказывается богатым, добрым и знаменитым, и мне больше никогда не приходится ездить на автобусе. Не люблю автобусы, забитые людьми, как селедкой. Но сейчас я, конечно, в это не верю. Зачем мне нужен такой отец, которому никогда не нужна была я? Бабушке нравится повторять, что любить нужно только тех, кто принимает нашу любовь и самое главное — любит нас в ответ. И все-таки я чувствую, что какая-то часть меня остаётся пустой. Как будто пазл собран только наполовину. Мне хочется посмотреть на отца, чтобы понять, похожа ли я чем-то на него? Может быть, это от него у меня темно-зеленые глаза и тонкие брови? Мама говорила, что такой длинный «аристократический» нос от нее, про остальное – она не знает. Хотя мне кажется, что я похожа на маму не только носом: я видела ее фотографии в молодости, у нас у обеих каштановые волосы. Больше всего мне в себе нравятся губы – они пухлые, всегда розового цвета, так что мне не приходится их красить. У мамы совсем другие. Не знаю, какие у папы, но хочется считать, что это только мое и больше ничье.
Ну вот, думаю об отце, человеке, которого ни разу не видела. И почему я заболела? Что я сделала на этот раз не так? Может быть, это из-за того, что я не могу признаться маме, что хочу связать жизнь с танцами?
Такая у меня фишка — связывать все болезни с какими-то причинами. Не помню точно, из-за чего это началось. Может, просто самонаблюдение? Когда я злюсь и сильно переживаю, у меня начинает появляться непонятная сыпь на руке. Хотя то сыпь. А здесь температура…
За такими рассуждениями и мыслями, перескакивающими одна через другую, я заснула, так и не выпив лекарство. Проснулась я в лучшем состоянии. Время показывало 14:20. Вот это я сплю. Наверное, все-таки не стоит больше ходить на две тренировки подряд. Очень захотелось есть, и я пошла на кухню. По дороге решила заглянуть в свою бывшую комнату. Не ожидала я увидеть там такую картину.
Бабушка сидела за моим письменным столом и что-то старательно записывала в какую-то тетрадь. Видно, очень старую тетрадь: листы желтые, страницы потрепаны.
— Привет, что это ты делаешь?
Бабушка, услышав мой голос быстро закрыла тетрадь и прикрыла ее рукой, но я успела заметить, что она красного цвета, как будто кожаная. Точно старая. И что бабушка может там писать?
— Проснулась?
— Да… А ты что делаешь?
— Да так ничего. Иди на кухню, я сейчас приду.
Бабушка смотрела на меня, как будто ждала, когда же я выйду из комнаты.
Ну, конечно, я не могла оставить ее в покое. Так я довольно спокойный человек и совсем не прилипчивый. Но это не касается моих близких. Если мне что-то нужно, я буду говорить об этом, пока не достану. Буду спрашивать и спрашивать, пока не добьюсь своего.
«Мам, ну ты что, правда, считаешь, что в этом платье я толстая?»
«Нет, ну ты точно так думаешь?»
«Мам, ну может, мы погуляем с Ритой немного?»
«Ну всего полчаса, ну, пожалуйста».
И вот сейчас, поедая кашу, я не могла заставить себя остановиться.
— Так что это за тетрадь?
Бабушка потеребила свой платок на голове.
— Ты лучше ешь давай. Любопытной Варваре на базаре нос-то не просто так оторвали.
— Ну я не Варвара.
Бабушка засомневалась, видно, вот-вот расколется.
— Ну ба, ну скажи, интересно ведь! Что это ты там записывала? Секреты какие? Ну не рецепты же?
— А может, и рецепты! Да.
Вот блин, сама подсказала идею для увиливания от вопросов.
— Ну правда?
— Да, ладно, ведь не отстанешь теперь! Дневник мой. Школьный ещё был. Ну все выкинула, а этот один остался.
— Дневник? Ничего себе.
— Да так, мемуары молодости, — засмеялась бабушка.
— Это интересно.
Бабушка смотрела на меня уже более радужно, с улыбкой.
— Вот помру, можешь его себе взять.
— Ба, ну хватит.
— Ну что хватит. Память будет. А хотя, не нужно будет, выкинешь.
— Нет, я сохраню его.
Бабушка почти прослезилась. Не ожидала от неё такого, обычно она очень сдержанная в эмоциях.
Больше мы не говорили о дневнике. Но где-то в моей голове так и осталась стоять галочка напротив красного дневника бабушки. И ее просьбы сохранить память о ней.
После обеда бабушка ушла в магазин, а я села за уроки. И меня начало одолевать искушение. Ужасно захотелось заглянуть хоть одним глазком, что это она там сегодня писала. Вдруг про меня? Что-то типа того, что «внучка опять прогуливает школу, чую притворяется больной». Она уже пообещала мне дневник в наследство, будет ли это неправильно пойти и почитать его, пока бабушки нет дома? Да, это будет неправильно. Я вспомнила себя, как я злилась, когда в шестом классе я забыла спрятать свой дневник, и мама бессовестно его прочитала. А потом высказывала мне претензии, что я пишу о ней гадости. Куда же мне ещё их писать? Если ругаться с ней напрямую мне не разрешали. Нет, не буду читать дневник.
Я решила больше не ходить на тренировки по волейболу. Вот уж точно это то, что можно вычеркнуть из уравнения. Но из-за этого я начала писать Кириллу каждый день, как ненормальная.
Сначала это было невинное сообщение «Привет, я решила завязать с волейболом, передай тренеру мои извинения. Хотя он вряд ли заметит мое отсутствие». Потом просто «Привет, как дела?»
Я и не заметила, когда это стало моим ежедневным ритуалом – писать ему. А его принудительным ритуалом было отвечать на мои сообщения. Иногда мне казалось, что я надоедаю ему, иногда, что он рад такому вниманию, одно я знала точно —избавиться от этой привычки я не могла. Очень жаль, что в интернете моя стеснительность никак не мешала общению, во мне как будто просыпался настоящий экстраверт, я не смущалась, и вопросы сыпались и сыпались на Кирилла. А когда вопросы заканчивались, я начинала интересоваться всем, что было с ним связано: его любимым цветом (зелёный), любимым жанром фильма (комедия). Понимает ли он, как сильно нравится мне? Не знаю. Во мне росло желание спросить у него прямо. Или признаться самой. Рита была уверена, что он в курсе.
— Пойми ты, я тебе как друг говорю, если бы ты ему нравилась, он бы давно взял быка за рога. Ну не тюленился. Ну ты поняла…
Я не согласна с Ритой и ужасно злюсь на неё за то, что она это говорит. Как будто фразой «я тебе как друг говорю» можно прикрыть непрошеное мнение. Я думаю по-другому: У Кирилла просто такой характер. Я знаю его с самого детства. Он нерешительный, такой же, как и я, стеснительный, хотя явно это не проявляет. Он просто не торопится. Просто он долго принимает решения. Но если уж принял, то не отступится никогда. И я такая же.
Приближался день рождения Кирилла — 14 октября. Так как наши мамы дружат, я знала заранее, что буду приглашена, и надеялась, что Кирилл напишет лично и пригласит меня. Но получилось как получилось.
Я возвращалась из школы домой, а Кристина Львовна выходила из подъезда.
— Здравствуй, Полиночка, что это тебя давно не видела. Как поживаешь?
— Здравствуйте, да все хорошо.
— Ты не забыла? Ждём тебя в субботу на день рождения. Маме передай.
— Хорошо, передам.
Не забыла ли я? Да я уже месяц голову ломаю над тем, что ему подарить. Времени для раздумий было не так много — день «Х» был через два дня. Но мама решила за меня: «подарим конверт, пусть сам себе все покупает». Я согласилась. Что ещё делать?
В ночь перед его днём рождения мне не спалось, так хотелось сделать что-то от себя, хотя бы открытку и пару строк в ней, в душе бурлило столько чувств, что я тихо встала, чтобы не разбудить маму, ушла на кухню, там зажгла свет, оторвала листок от бабушкиной газеты и написала первое в жизни стихотворение:
Пройдут бесшумно дни, недели, годы,
Растает снег и выпадет опять.
Я буду той же дальнею знакомой,
Что пишет сообщения в сетях.
Нельзя сказать, я этому не рада.
Мои слова прочитаны тобой.
Я многого не жду и мне не надо
Ничего другого, просто будь.
Любить кого-то — разве это мало?
"Неразделенная" такая же любовь.
Просто неделимая на части,
Просто очень полная от слез.
Любить тебя — огромная удача.
Другой не нужен точно мне.
Я знаю, что, возможно, мало значу,
Но что поделать: ты в моей душе.
Кто говорит, что нужно только двое?
Любовь такая же во мне одной/ вдвойне.
Кто говорит: "Любовь живёт 3 года",
Когда пошёл седьмой уже...
И пусть пройдёт хоть пять ещё,
Хоть десять.
Дальше слова не приходили, вдохновение ушло. Я не знаю, что будет со мной через год. Вот поэтому и ушли строчки. Откуда они вообще взялись? Я перечитала стихотворение несколько раз, мне оно понравилось. Я написала то, в чем я не могла признаться даже себе. Так ночью на кухне мне показалось, что это стихотворение — лучший подарок, который я могу подарить Кириллу. Я спрятала его под матрас, рядом с моим блокнотом и легла спать. Сон долго не приходил, я все прокручивала в голове один и тот же фильм: как я дарю Кириллу стихотворение, как он после прочтения признаётся мне, что тоже в меня влюблён…
На следующий день я проснулась счастливая. Я все ещё хотела подарить Кириллу своё признание.
В субботу было всего два урока, в гости нас пригласили к пяти. Мне нужно было купить открытку, в которую я смогла бы переписать стих, поэтому мы с Ритой поехали в центр города. Ей заодно нужно было в книжный. Рита была настоящим книжным шопоголиком, скупала все подряд, хотя читала не так много, не успевала. Все свободное время она готовилась к поступлению на юридический. Я не сомневаюсь, что юрист из неё получится просто отличный. Спорит она просто непробиваемо.
В тот день мы пошли к центральному книжному немного другим путём, по незнакомой нам улочке. Рита первая заметила странную вывеску «Редкие книги» и сразу потащила меня к входу. Через окно виднелись высокие стеллажи книг.
Когда дверь открылась, зазвенел звонок. На кассе сидел читающий какую-то книгу старичок, он даже не взглянул на нас. Все было очень необычно. Это место напомнило мне магазины Косого переулка из «Гарри Поттера». Все книги были темных цветов, на первый взгляд какие-то старые. Рита сразу бросилась листать все книги подряд. Я огляделась, открыток здесь не было, на кассе продавались только ручки да пакеты. Было что-то неуютное в этом месте, так что мне захотелось выйти и подождать Риту на улице, но в глаза бросилось слово «Судьба» на одной из книг.
Меня всегда привлекало все таинственное: хиромантия, астрология, карты таро. Я подошла поближе, взяла в руки эту книгу, крупными буквами на коричневой обложке было выведено название «Судьба выбора», и все, больше никакой информации, ни аннотации, автора тоже нет. Я посмотрела на старика, он все ещё увлечённо читал, спрашивать у него, что это за странная книга совершенно не хотелось. Открыть и посмотреть, что внутри, тоже было нельзя: она в пленке.
Странно, но сразу, как мы вернулись домой после дня рождения, я перестала переживать о «подарке». Я почувствовал какое-то умиротворение, как будто все так, как и должно быть. А завтра будет ещё лучше. В таком состоянии я легла спать и быстро заснула.
Мне приснилась Антарктида (хотя откуда во сне мне знать, что это за место?). Кругом снег, лёд и Кирилл. Мы катаемся с горы на санках. Поднимаемся на самую вершину, там он обнимает меня, хочет поцеловать, но я отворачиваюсь и морщусь… Что?! Как я могу отворачиваться? Смотрю на него, он улыбается: не обиделся вроде…, и я просыпаюсь. Дурацкий сон. Есть у меня одна «суперспособность»: во сне я обычно знаю, что сплю, и могу управлять своими сновидениями, делать то, что захочется. Но с этим сном было что-то не так. Если бы я могла, я бы поцеловала Кирилла, хотя бы во сне.
Не верю, что сны — это отражение наших мыслей, скорее, это какой-то страх или вообще то, что никогда не случится. Да, никогда такого не случится: разве я смогу вот так отвернуться от Кирилла? Да о чем я вообще говорю: разве это возможно: кататься на санках в Антарктиде? Я улыбнулась и посмотрела на часы: 07:15. Рановато для воскресенья. Мама тихо спала на диване у стены. Я легла обратно с надеждой поспать ещё немного. Но потом вспомнила, что натворила: вчера я подарила Кириллу своё признание в любви. Наверняка он его уже прочитал. Что он теперь думает обо мне? Ответит ли? Быстро беру телефон и проверяю, нет ли каких-нибудь сообщений. Нет, может, он вчера не посмотрел, а сейчас ещё спит. Эти мысли меня взбудоражили, и я окончательно проснулась.
В окно стучался прекрасный солнечный день, даже и не скажешь, что уже середина осени. Я почувствовала приятный запах чего-то вкусненького. Наверное, бабушка испекла блинчики.
Я тихо переоделась, чтобы не разбудить маму, и пошла на кухню.
— Доброе утро, ба! — сказала я как можно ласковее.
— Доброе утро! — бабушка удивленно посмотрела на меня, ведь обычно я по утрам не самое доброе создание.
— Я вижу, в гости вчера хорошо сходили, раз ты даже утром улыбаешься.
Я задумалась.
— Да. Понимаешь: есть такие события в жизни, которых сильно желаешь, и когда они случаются, ты паришь и кажется, что ты самый счастливый человек на свете. У тебя было такое?
— Думаю, было. Отчего ж не было, у всех так бывает.
— А когда у тебя такое было?
Бабушка налила мне чай, пододвинула тарелку с блинчиками и села рядом на стул. Подперла рукой подбородок и посмотрела куда-то сквозь меня…
Я ждала какую-то историю. Романтическую, окрыляющую. Если подумать, то обычно я слышала от бабушки только про то, как трудно жилось, как много она работала, какие годы были трудные.
— Был у меня один ухажёр, Вася Воронков, уж очень сильно я ему нравилась, он мне цветы каждый день дарил, приносил разные вкусности — где он их брал, одному богу известно. Носил меня на руках, а потом уплыл в своё плавание — был он моряком, писал мне каждый день письма, я ему сначала отвечала, но потом познакомилась с твоим дедушкой, и про Васю забыла, а он всё писал и писал мне письма, хотя оставались они безответными. Как сейчас помню, пишет: «Юля, расскажи мне, что случилось, я тебе всё-всё прощу, всё пойму… Не могу тебя я потерять, ты для меня дороже жизни». Вот так. И сейчас часто его вспоминаю, интересно мне, как его жизнь сложилась.
Я себя даже ущипнула, чтобы проверить точно ли я проснулась. Этот бабушкин рассказ был ещё более фантастическим, чем катание на санках в Антарктиде. Я всегда думала, что дедушка — ее единственная любовь. А тут, оказывается, какой-то ещё ухажёр до него был. Которого она теперь вспоминает. Хотя я думала, что она все время грустит о дедушке.
— Это ты об этом пишешь в той красной тетради?
Бабушка как будто откуда-то вернулась и махнула рукой:
— Да глупости, воспоминания пишу, а кому нужно, не знаю.
— Мне нужно, я бы прочитала, интересно, — сказала я слишком громко. Мне, правда, хотелось бы прочитать о жизни бабушки.
Бабушка улыбнулась, давно я не видела ее в таком настроении. Может быть, рассказать хотя бы ей, что я мечтаю связать свою жизнь с танцами?
— Ну как допишу, дам тебе почитать, — сказала бабушка.
— Ба, ты знаешь, я хочу тебе кое-что сказать, только пообещай сначала, что не будешь ругаться.
Бабушка сразу приняла серьёзный вид.
— Ну хорошо. Что там у тебя такое?
— Я хотела бы учиться на хореографа.
— На кого-кого?
— Ну танцевать…
— А что такому и в университете сейчас учат? Ух, не знала. А кем ты потом будешь работать?
Было ясно. Бабушке эта идея не понравилась. Ее сдерживало лишь мое «пообещай, что не будешь ругаться». Я съела еще один блинчик, но без особого удовольствия.
— Ладно, пойду, нам с Ритой надо в книжный сегодня. И потом ещё тренировка.
**
У Риты было хорошее настроение. Такое же, как и у меня утром. По пути к магазину она без остановки рассказывала:
— Вадим приедет сегодня в два часа, пойдём в кино, потом в кафе зайдём, погуляем на набережной. Целый день вдвоём. Блин, ещё полгода назад не думала, что буду от такого фанатеть.
Раньше мне нравилось слушать ее истории о свиданиях с Вадимом, вообще об их отношениях. Но в тот день это почему-то раздражало. У меня такого никогда не было. И хоть тысячу раз прослушай истории о чужих отношениях, а все равно будет непонятно, ну что это такое, когда двое вместе, действительно ли, это счастье, без которого никак нельзя? Будет ли и у меня такое?
Рита все рассказывала и рассказывала. А я смотрела по сторонам и не могла найти вчерашнего магазина. Не то чтобы мне так хотелось вернуть четыреста рублей. Но Рита настояла, а я согласилась.
— Куда подевался этот магазин?
Рита замолчала и тоже остановилась. Мне показалось, что она только сейчас вспомнила, зачем мы вышли из дома в такую рань воскресенья.
— Ничего не понимаю. Вот «Свадебные платья», «Булочная». Он же был между ними. Или нет?
На следующий день на перемене я обсуждаю свои проблемы с лучшей подругой. Надо было сделать это раньше. Зачем все копить в себе, если можно выплеснуть на Риту?
— И когда ты собираешься ей рассказать, что хочешь поступить в Санкт-Петербург и учиться танцам?
— Я думаю, может, не говорить. Поступить тайно.
— Ага, а литературу, скажешь ей, ты просто так сдаешь? Да и потом она все равно узнаёт.
— Тебе легко говорить, никто не протестует против юридического. Все рады.
— Она твоя мать, почему ты так боишься разговора с ней? Да, строгая, ругается, с кем не бывает. Может, ты на самом деле не этого боишься?
— На что ты намекаешь?
— Может, боишься не поступить… Запороть творческое испытание. А так удобно — мама не пускает, это она виновата.
— Рита, я сейчас обижусь.
— Аполлинария!
— Аполлинария? — за Ритой раздался смех, — ну и умора, — смеялась Кира.
Откуда она вообще взялась, как долго она подслушивает?
— Это твоё полное имя? — спросила она у меня.
Рита, как всегда, хотела ответить за меня, я видела, как дрогнули ее губы и вытянулись брови — признак того, что она недовольна. Но я опередила ее:
— Нет, так меня называет только Рита.
— Да? А Кирилл как тебя называет?
Рита открыла рот и удивлённо посмотрела на меня. Меня бросило в жар. Почему она говорит о нем, что она знает? Я спросила:
— О чем ты?
— Видела фотку у Кирилла Литвина. Мы учились вместе в лицее, знаешь же? Не рассказывал про меня?
Тут уже Рита не выдержала.
— С какой стати он о тебе должен рассказывать?
— Ну мы встречались. Принято рассказывать настоящей девушке о своих бывших.
Захотелось куда-нибудь убежать и осмыслить услышанное в тишине. Я старалась не показать своим видом, как меня это задело — они встречались, а я об этом не знала, у него были отношения с одноклассницей? А я пишу ему, как дура, уверенная в том, что он такой же, как и я, одинокий интроверт. Уверенная в том, что мы друзья, и он мне обо всем рассказывает. Все, что я смогла сделать: опустить глаза в пол и сказать:
— Мы не встречаемся, просто дружим семьями.
— Мм. Ясно.
И ушла.
Прозвенел звонок. Жаль, побыть одной хотя бы в школьном туалете я не успею.
— Вот гадина, — шепнула Рита, — какая ей разница, ходит тут, подслушивает.
Конечно, всю математику я только и думала о том, что Кирилл встречался с Кирой. А с кем он ещё встречается, и как ему это удаётся? Я-то думала, что он пропадает в магазине. Что девушка, с которой он общается чаще всего помимо школы это я. Я-то думала, что он тайно в меня влюблён. С такими мыслями меня вызвали к доске решить пример. Длинный, с непонятными цифрами. Все расплывалось, я кое-как написала что-то похожее на решение. И получила тройбан. Странно, но вернувшись за парту, меня не беспокоило, что скажет об этом мама. Я все смотрела на Киру. Она симпатичная, но так сильно красится, как будто собирается в клуб после школы. На ее коже большой слой тонального крема, а ресницы, кажется, с трудом поднимаются из-за туши, а может, это и не ее ресницы. Мне кажется, что она выглядела бы лучше без косметики, она как будто не подчеркивает красоту, а пытается себя переделать.
Рита после школы не оставила меня в таком состоянии одну и проводила до дома.
— У меня такое чувство, что я как будто каждый день врезаюсь в зеркало, все хочу сделать как лучше, а натыкаюсь на зеркала, не пускающие меня к нормальной жизни.
— Не драматизируй. Мне кажется, она наврала. Я не подслушивала, но слышала, как она рассказывала Алле, что встречалась с пятью парнями, и сейчас хочет сделать перерыв в «отношениях». Что-то как-то не вяжется Кирилл и Кира, совсем разные.
— Противоположности притягиваются.
Кира остановила меня за плечо.
— Ну даже если и встречались, ну и что? Чего так реагируешь, как будто он тебя обманул, как будто у вас что-то серьёзное.
Неожиданно у меня из глаз покапали слёзы.
Я увидела скамейку неподалёку и пошла сесть на неё. Рита подумала, что я от неё убегаю и направилась за мной со словами «ну что, ты, все хорошо». Когда мы дошли до скамейки и сели, я вытерла слёзы, Рита гладила меня по плечу, это успокаивало.
— Я думала как раз, что между нами есть серьёзное, ну мне хотелось в это верить. На день рождения я подарила ему стихотворение, хочешь прочитать?
Рита кивнула, и я протянула ей телефон, где в «заметках» было сохранено то самое признание.
— Красиво, а чего не говорила, что стихи пишешь? И что он ответил?
— Что я молодец.
— Ну, ты знаешь, ты, правда, молодец, разве с Кириллом можно по-другому? Нет, иначе ты будешь сидеть до пенсии и ждать его. Давно надо было разобраться, нравишься ты ему или нет.
—Но я так и не разобралась в этом, — тихо ответила я на Ритину тираду.
По тому, как Рита приоткрыла рот и посмотрела на меня, я поняла, что она хотела что-то сказать, но передумала. Я знаю, она хотела бы сказать, что тут все ясно, а я не вижу очевидного, но она сдержалась, и я была ей благодарна за это.
Придя домой, я решила заставить себя больше не мечтать о том, кому я не нужна. Но как же это трудно.
Ладно, сегодня напишу Кириллу в последний раз, начну с завтрашнего дня.
«Привет»
Кирилл Л.: «Привет!»
«Ты знаешь, твоя бывшая одноклассница теперь учится в моём классе, она говорит, что вы встречались, это правда?»
Завтра я собираюсь бороться с зависимостью от Кирилла, поэтому сейчас мне наплевать, что он подумает, мне хотелось узнать, правда это или нет.
На экране то появлялась, то исчезала строчка «печатает». Видимо, он размышляет, что же мне сказать: правду или что-то придумать? Хотя, может, он просто в шоке от моего вопроса.
Кирилл Л.: «Нет, кто тебе такое сказал?»
«Ну она и сказала».
Кирилл Л.: «Странно». И смайлик, который не отображается у меня на телефоне. Ему странно, а зачем врать Кире? Знаю ли я его вообще по-настоящему? Я знаю его в домашней обстановке, помню во дворе, как мы вместе играли и лазили по гаражам. Но большая часть его жизни проходит без моего участия. Что, если за пределами нашего двора это совсем другой человек?