Ты моя война

Пролог

— Влада, — голос отца режет слух, будто лезвие по стеклу. — Или ты стреляешь, или мы убьём мальчика. Ты знаешь, что мы это сделаем, — не выдерживает мою паузу.

А я держу чёртов пистолет, он тяжелее, чем видится в фильмах, или это просто взваленный на меня груз так действует. Руки дрожат, пальцы скользкие от пота, и я смотрю на Ратмира, стоящего передо мной. Мир сужается до этого взгляда и веса оружия в моей руке. Всё остальное — только фон, ненавистный и серый.

Мужчина, которого я должна была ненавидеть. Мужчина, который, когда-то похитил меня и стал моим запретным грехом. Мужчина, от которого я родила сына, стоит и ждёт, когда я отниму его жизнь.

Мы полюбили друг друга и за это оказались здесь, в холодном старом ангаре с такими же серыми стенами, как и лица тех, кто смотрит. Мы стали теми, кто заставил два мира сойтись в одной точке. Наши отцы, которые когда-то были врагами, теперь спелись, чтобы наказать общего врага. Они звери, готовые рвать даже собственных детей.

— Не тяни, — говорит отец Ратмира. — Он предал меня, семью, а однажды предаст и тебя, — добавляет и, наверное, думает, что я поверю в это.

Мой отец успел подойти к громиле, который держит моего ребёнка, и положить ему руку на плечо, словно говоря, что он готов действовать, если я не сделаю, что от меня хотят.

Перевожу взгляд на люльку, вижу, как мой мальчик копошится. Маленький, с чёрными волосами, такими же, как у Ратмира. Удивительно, что не плачет, потому что слишком крошечный и ему нужно внимание матери, но, может быть, к лучшему, что он маленький и не понимает. Да, однажды ему скажут, что его мать убила его отца, и он будет всю жизнь ненавидеть меня, возможно, Ратмира тоже, всё зависит от того, какую ложь ему преподнесут.

Грудь сжимает так, будто мои рёбра стали клеткой, и я сама в ней заключена. В горле встаёт ком, словно крупная кость. Дышать становится всё тяжелее, сердце бьётся где-то в животе.

— Влада, — тихо говорит Ратмир. Его голос звучит как когда-то ночью, когда мы прятались в том общежитии. — Всё в порядке. Смотри на меня.

Я смотрю. Он стоит прямо, без оружия, в грязной одежде, на скуле ссадина. Но глаза… Глаза как в ту ночь, когда он сказал: «Я не могу позволить тебе умереть». Он тогда спас меня, спрятал, отказался от долга и предал семью.

Сейчас он смотрит с любовью и едва заметно кивает один раз.

«Стреляй», — читаю я в его взгляде.

Он не просит, а разрешает. Он знает, что я сделаю это не из страха, а чтобы спасти нашего сына. Чтобы у него был шанс жить. Без отца, без матери, но хоть как-то.

— Я люблю тебя, — шепчу, по щекам слёзы текут без остановки, и я уже ничего не вижу, только его расплывчатый силуэт.

— Я знаю, — отвечает он, а я смахиваю влагу с ресниц, чтобы увидеть его улыбку. Последнюю улыбку.

А потом закрываю глаза и нажимаю на спуск.

****************

Ты тут, дорогой читатель?

Значит, ты хочешь узнать, как всё началось. С чего началась эта война. Как Ратмир стал тем, кем стал. Как Влада превратилась из наследницы в беглянку. Как любовь возникла там, где была только ненависть. И главное — был ли выстрел?

Ты узнаешь.

Но сначала — история. Настоящая. Без прикрас. Которая пришла ко мне внезапно, без предупреждений. Я не искала её — она сама нашла меня. И не терпела отлагательств.)))

Если хоть что-то в этой книге отзовётся в тебе — я буду рада.
А если захочется поддержать — это будет бесценно.

ХЭ обязательно

Спасибо, что ты здесь.

пы.сы. книга про друга главного героя из книги "Ты мой запрет"

Глава 1 Принять судьбу

Ты либо часть механизма, либо пыль под его колёсами

Ратмир

Заезжаю во двор дома, паркуюсь среди затонированных внедорожников, выхожу из тачки, громко хлопнув дверью, и двигаюсь в сторону дома. Там, в своём кабинете, меня ждёт отец для очередного разговора о том, что я не оправдываю его ожиданий и мне пора брать больше на себя, как делает Демид, мой старший брат и его гордость.

А я всегда был другим, тише, внимательнее, не таким, как они хотели. Тем, кто не почитает своё происхождение. Но теперь понимаю, если уж родился Зверевым, то нельзя всё время стоять в стороне.

Мой отец Святослав Зверев. Для города он уважаемый человек, бизнесмен, владелец предприятий, благотворитель. Для своих — хозяин. Для врагов — палач. Для меня… пока не понял, может, пример, а может, всё ещё под вопросом.

Он не кричит, не размахивает руками, не давит. Он просто заходит в комнату, и воздух моментально становится тяжелее, холоднее, гуще. Он смотрит на меня не как на сына, а как на того, кому нужно передать силу. Как на часть механизма, который сам создавал годами. И никогда не спрашивает, хочешь ли ты стать частью этой машины. Он просто делает так, чтобы ты был готов. Живой или мёртвый.

Он всегда носит тёмное, но не из-за моды, а потому что так проще быть тем, кто он есть. Его костюмы безупречны. Пахнет от него кожей, дорогим табаком и властью. Этот запах невозможно спутать, это аромат победителя.

Он никогда не бьёт, а говорит так, что хочется схватиться за голову и исчезнуть. Он может парой фраз перевернуть ход событий, заставить человека бежать, ломать, уничтожать. Я видел, как его боятся взрослые мужики. Я видел, как перед ним гнулись сильные мира сего. Видел, как перед ним дрожат те, кто вчера ещё убивал без страха. И я понимаю их, потому что сам иногда боюсь. Не его, а того, кем он может меня сделать.

Он говорит, что я его кровь, что время пришло и больше нельзя стоять в тени. И это не просто напутствие отца сыну, в его голосе приказ. И я часто задаюсь вопросом, кем он хочет меня видеть, сыном или своей копией. А может, всё сразу?

Он говорит, что честь — это главное. Но в его голосе нет ни грамма веры в то, что в нём она есть. Он человек, у которого давно всё внутри сожжено. И если стану, как он, во мне так же не останется ничего живого. Если не стану, то потеряю всё — уважение, имя, место. Зверевы не прощают отказов. Князь не прощает предательства, а я предам, если откажусь «принять свою судьбу».

Я принял, потому что меня так вырастили, с детства вбивали в голову, кто мы такие и какое у нас предназначение.

— Сынок, — в холле встречаюсь с мамой.

Вот, кому плевать, какой путь я выберу, единственный человек в этом доме, которого заботит не власть и сила, а твоя душа. И только у матери она есть, только её сердце всё ещё бьётся не только для того, чтобы поддерживать жизнь.

Но и мама уже не та, не зря говорят, с кем поведёшься… Она знала, за кого замуж идёт, ещё тогда, в девяностые, отец уже был на коне. Приняла его таким, какой он есть, и только мама может иногда одним лишь взглядом утихомирить бурю в груди отца.

— Привет, мам, — бросаю и, обняв её одной рукой, позволяю ей оставить на моей щетинистой щеке лёгкий поцелуй. — Отец у себя?
— Да, — кивает, затем проходится взглядом по моему внешнему виду. — Переодевайся, — тихо произносит.

— Конечно, — горько хмыкаю и направляюсь на второй этаж в свою комнату.

На мне «неподобающая одежда», в этом доме никто не может себе позволить напялить простые джинсы. Такие уважаемые люди должны носить костюмы, потому что человека встречают по одёжке. Самим собой я могу быть только далеко за воротами этой крепости, там, в кругу своих друзей, я всего лишь Мир, немногословный парень.

Переодевшись в белую рубашку и классические брюки, выхожу из комнаты и иду к кабинету отца. Аккуратно стучу костяшками два раза и, только услышав короткое «войди», толкаю массивную дверь и переступаю порог.

— Здравствуй, отец, — здороваюсь, встав перед ним гордо расправив плечи.

— Проходи, садись, Ратмир, — холодно, коротко, без единой эмоции на лице, в этом весь Зверев-старший.

Сидит в кожаном кресле за дубовым столом в окружении дорогой мебели и стеллажей с книгами русских классиков. И не подумаешь, что этот уважаемый человек правит миром. Нет, не всем, а лишь тем, что вокруг нас. Святослав «Князь» Зверев — серый кардинал нашей области, но об этом знают только в криминальном мире.

— Как твои дела? — задаёт стандартный вопрос для начала серьёзного разговора.

— Нормально, спасибо, — отвечаю спокойно.

Я давно понял, что сопротивление ничего не даёт. Но и не сломался, а стал частью этой машины. Не с восторгом, но с пониманием, что в этом мире у меня нет другого пути.

— Рад слышать, — сдержано кивает, и на минуту в кабинете воцаряется тишина. — Пора тебе взрослеть, сын, — проговаривает после этой паузы, и появилось ощущение, словно на голову крыша обрушилась.

Когда он сказал эти слова моему старшему брату, тому пришлось убрать врага, в буквальном смысле этого слова.

— Не делай такое лицо, — тут же бросает недовольным тоном. — Ты не готов к серьёзным делам, — сказав это, отец берёт с края стола папку и кидает перед мои носом. — Её надо похитить, — смотрит на меня с вызовом, пока я хватаю вещицу.

Первое, что бросается в глаза, стоит мне открыть, это лицо молодой девушки. Зависаю на ровных чертах лица, тоненьком носе, пухлых розовых губах и светлых волосах, заплетённых в две косички.

— Кто она? — спрашиваю, подняв на миг взгляд на отца.

— Дочь Орлова, — спокойно отвечает и прикуривает сигарету.

— Зачем такие крайние меры? Можно…

— Всё, что можно, уже было сделано, — перебивает, и я слышу раздражение в голосе. — Ты знаешь, сколько мы враждуем, но я устал от этих игр, — произносит с усмешкой, только она не касается его тёмных глаз.

— Демид лучше справится…

Глава 2. Чужая кривая дорога

Иногда чужая кривая дорога становится твоей, даже если ты на неё не ступала по собственной воле

Влада

Пробуждение оказывается болезненным событием. Разум слегка затуманен, голова трещит, тело ломит, во рту неприятный горький привкус. Вокруг кромешная темнота, запах сырости и холод, пробирающий до костей. Я не понимаю, какое сейчас время, не знаю, сколько тут провалялась без сознания, и, что самое главное, зачем?

Меня похитили, и это факт.

Ещё утром я вышла из дома в сопровождении личного охранника и водителя в одном лице. Когда твой отец не совсем законопослушный гражданин, тебе не дозволяется ездить в институт самостоятельно. А мне иногда хочется даже на общественном транспорте прокатиться. И меня не пугают легенды о страшном месте под названием «метро» или толкучки в автобусе, где тебе отдавят ноги и весь путь будешь вдыхать разные запахи, не всегда приятные.

Сегодняшний день, а может, уже вчерашний, не знаю, не предвещал никакой беды. После лекций я расслабилась на удобном сидении люксового седана, смотрела в окно и наслаждалась видами. Затем резкий визг тормозов, от неожиданности я полетела вперёд, больно ударившись головой о спинку переднего кресла.

Не успела ничего понять, вскрикнула, услышав глухой звук, словно хлопушка, и следом треск, будто под ногами хрустит лёд. Дверь с моей стороны открылась, и мне закрыли рот какой-то вонючей тряпкой. И вот, очнулась здесь, не знаю где.

Стоит сознанию проясниться, как меня начинает трясти, то ли от холода, то ли от страха. А может, и от того, и от другого. За все свои восемнадцать лет я впервые оказываюсь в такой ситуации и понятия не имею, что делать. А что, собственно, могу? Кричать? Требовать? Так это бесполезно, вряд ли я себе этим помогу, наоборот, могу сделать только хуже.

От мыслей отвлекает лязг металлического замка, и через секунду комнату заполняет яркий жёлтый свет. Прищуриваюсь, пытаясь привыкнуть, и смотрю на дверь, с моего ракурса силуэт в проёме кажется каким-то огромным.

— На выход! — приказывает мужской низкий голос.

Правда? Вот так быстро? Почему меня это смущает?

— Зачем? — срывается хрипло с губ.

— Вопросов не задаём, — отрезает и делает шаг в мою сторону.

На инстинктах вжимаюсь в холодную стену, хоть и понимаю, что бежать некуда. Мужчина в считанные секунды приближается, хватает за локоть и с силой выдёргивает вверх. В нос проникает приятный запах табака с нотками горького кофе. Бьющий в глаза свет не позволяет разглядеть лицо похитителя, но я каким-то образом понимаю, что это молодой парень. Может, по силе, с которой он поднял меня, словно я ничего не вешу.

— Кто вы и что вам нужно? — срывается с языка стандартный и логичный вопрос при похищении.

Парень или мужчина, ведёт меня на выход, где видны только каменные ступеньки наверх. Я понимаю, что на мне нет осеннего пальто, которое я надела утром, и сапоги на тонких шпильках куда-то делись.

— Я Ратмир Зверев, и нужен нам твой отец, — отвечает, когда мы встаём под лампочкой на потолке.

Смотрю на него и понимаю, что, да, парень молодой, а ещё очень красивый. Так, Влада, кажется, то, чем тебя накачали, повлияло на твой мозг. Это похититель, и, возможно, он тебя убьёт.

— Зачем? — очередной вопрос вырывается без раздумий.

Но парень больше не намерен со мной разговаривать, он толкает к ступеням, явно намекая, что мне нужно идти вперёд. Сам неторопливо идёт за мной, и в мою голову закрадывается мысль, что я могу попробовать сбежать. Но моментально отгоняю её, когда на выходе из подвала натыкаюсь на двух накачанных мужчин с автоматами на плечах.

Мне конец! Я умру, не успев толком и пожить. Потому что мой отец когда-то решил пойти по кривой дорожке.

Пройдя мимо вооружённой охраны, получаю указание идти налево и по пути пытаюсь незаметно осмотреться и понять, где мы находимся. Дом не старый, всем обустроенный и двухэтажный. Меня провожают по коридору, откуда есть вход в гостиную с камином, светлую кухню со всеми принадлежностями и ещё какие-то помещения, не рассмотрела, так как двери были закрыты.

Я не сопротивляюсь, не кричу и не бьюсь в истерике, поэтому меня никто не трогает, не толкает в спину и не грубит. Им нужен мой отец или что-то от него, и пока это не получат, я буду в порядке. Мне всего лишь нужно вести себя тихо, покорно и не нарываться ни на что. Ожидание сейчас самое важное, папа меня спасёт, я в этом уверена, вопрос времени. Так что я не буду усложнять себе жизнь в незнакомом месте с опасными людьми.

Ратмир Зверев… слышала ли я о нём? Определённо нет, он слишком молод для бандита. К тому же меня никогда не посвящали в семейные дела. Я ведь девочка, мне ни к чему вникать в сложности мужского дела. Правда это не касается мамы, почему-то ей всё можно. Наверное, потому что она была рядом с папой, ещё когда они в школе учились.

— Сюда! — раздаётся над головой, и я вздрагиваю.

Не от страха, а от неожиданности и его приятной хриплости в голосе. К моему удивлению, меня ведут не на расстрел, а в уютную, тёплую и, что немаловажно, сухую комнату.

Аккуратно переступаю порог замёрзшими ногами, капроновые колготки особо не греют. Первое, что бросается в глаза, это окно, а если точнее — решётка на нём. Затем я замечаю заправленную белым покрывалом одноместную кровать, высокий шкаф, тумбу и рабочий стол с настольной лампой.

— Будешь хорошо себя вести, — слышу за спиной и поворачиваюсь, встречаясь с тёмно-карими глазами. — Иначе вернёшься в сырой подвал, — договаривает мой похититель суровым тоном.

— Я всю жизнь хорошо себя веду, — ровно отвечаю, чем определённо удивляю парня.

Наверняка от меня ожидали криков, слёз и страха, но я не зря столько лет хожу к психологу. Нет, проснувшись в темноте, холоде и с затуманенным разумом, я, конечно, запаниковала, но домик располагает к себе. К тому же, я всё-таки знаю, что делать в такой ситуации, — ждать.

Визуалы героев

Дорогие читатели,
прежде чем мы с вами окунёмся в эту историю — жёсткую, болезненную, красивую и местами пугающе честную, — я хочу, чтобы вы познакомились с теми, чьими глазами вы увидите этот мир. Потому что без них не будет сюжета. Без них не будет боли, выборов, сгоревших мостов. И без них не будет любви.

Он — Ратмир Зверев.

Сын влиятельного человека. Наследник криминальной империи. Тот, кого с детства растили быть оружием, но в ком осталась душа. Он не герой. И уж точно не рыцарь. Но в нём есть нечто такое, что заставляет замолчать даже самых громких. Его сила — в молчании, в холодном разуме, в умении выждать. Он может убить — и не моргнёт. Но только если решит, что выхода нет. И вы увидите: он выбирает не силу, а совесть. Не всегда. Но часто слишком поздно.

Она — Владислава Орлова.

Дочь врага. На первый взгляд — нежная, глянцевая, идеальная. Та, на кого хочется смотреть. Но если вы попробуете сломать её — не получится. В ней больше стали, чем в большинстве мужчин. Она умеет бояться молча, упрямо держать взгляд и улыбаться даже тогда, когда всё рушится. Она не искала войны. Но оказалась в самой её середине. (Ты мой запрет 9iL_JrGh) И перестала быть просто чьей-то дочерью. Стала собой.

И вот они — по разные стороны.
Он должен похитить. Она должна ненавидеть.
Но жизнь — не по сценарию.
И чувства — не спрашивают разрешения.

Они не идеальны. Но, может, в этом их правда.
Пусть эта история заставит вас чувствовать. Злиться. Верить. Сомневаться.
И пусть вы тоже, как и они, пройдёте через всё — до конца.

пы.сы. в моей группе вконтакте я выложила интересный формат знакомства с героями

(сслыка на моей странице в разделе "Обо мне")

это лишь моё видение героев и никому её не навязываю

Глава 3. Я зверь. Но она хуже

Чем дольше она молчит и смотрит прямо в глаза, тем больше зверь внутри него теряет клыки

Ратмир

Эта девушка меня удивляет и злит одновременно. Такое ощущение, что её каждый день похищают и это вошло в норму. Я ожидал от неё хотя бы элементарного страха, но либо она хорошо его скрывает, либо и в самом деле не боится.

— Алло, — раздаётся из динамика голос Орлова.

— У вас одна минута, — сухо проговариваю и киваю блондинке.

— Папа, со мной всё в порядке, — спокойно произносит моя пленница, так и не подойдя ближе, при этом смотрит в мои глаза с вызовом.

С вызовом, мать вашу! Она вообще понимает, где находится и что с ней может случиться?

— Влада, ничего не бойся, я верну тебя домой, — распинается Орлов, вот, у кого нервы на пределе.

Голос дрожит от злости и волнения за единственного отпрыска.

— Я не боюсь, папа, — отвечает, и, мне кажется, она даже губы дёргает в усмешке.

— Ратмир, я клянусь тебе своей жизнью, если с её головы хоть один волосок… — прерываю его тираду, отключив звонок.

Мне эти угрозы до одного места. У меня чёткий приказ держать девчонку взаперти, а если через неделю отец не получит документы на участок в порту, отправить посылку с её трупом Орлову.

Когда отец сказал, что дело плёвое, он откровенно издевался надо мной. Демид вошёл в «дело» пристрелив врага, человека, который доставил нашей семье большие проблемы. Того, кто много лет не брезговал ничем, убирая на своём пути любого. Такого не то что не жалко, а даже приятно уничтожить. А мне поручили убить молодую девушку, которая, если верить личному делу, и мухи не обидела за всю жизнь.

Да, я понял, чего добивается великий Князь. Он хочет сделать из меня нечто похуже, чем Демид и он сам. Убивать невинных — это за гранью, даже для таких, как мы. И, да, это своего рода месть за моё долгое нахождение в стороне.

— Могу я остаться одна? — вырывает из мыслей милый голосок, под стать её внешности.

Она стоит посреди комнаты, босая, в этом халате, который она, сука, затянула так, будто от этого зависит её жизнь. Ни одного лишнего сантиметра голой кожи, ни одной слабой точки, всё закрыто. Всё под контролем, под её, чёрт возьми, контролем.

А я смотрю, не могу не смотреть.

Она только что вышла из ванной, но не растрёпанная, не покрасневшая от стыда или страха. Она собранная, спокойная, уверенная. Влажные волосы блестят, лежат на плечах, прилипают к шее. Пахнет... чистотой, теплом, чем-то живым. Не знаю, мылом, спокойствием, но несёт так, что внутри всё сжимается.

И бесит. Жесть как бесит.

Она не должна быть такой. Она должна дрожать, плакать, умолять, хоть как-то реагировать. А она стоит и смотрит так спокойно, глаза в глаза. Ни страха, ни злости, просто… будто я нечто, что ей надо переждать.

Я мог бы нависнуть над ней, сказать, что-то резкое, сорвать халат, напугать до икоты. Мог бы, и ей бы ничего не оставалось. Но я не двигаюсь, потому что нельзя. Потому что не она моя цель, а её отец. И я слишком хорошо это помню.

— Могу я остаться одна? — повторяет почти ласково.

И от этого ещё хуже. Твою мать!

Смотрю на неё, и в голове только одно: что ты делаешь? Я здесь, чтоб быть зверем, а ты делаешь из меня человека. И в этом весь ад.

— Ужин через час, — говорю вместо ответа и поднимаюсь с кресла.

— Я не голодна, — бросает мне в спину.

— Тебя не спрашивают, — выплёвываю через плечо и, сжав зубы до скрежета, ухожу прочь.

Я толком не отошёл от того, что держал её без чувств на своих руках, пока нёс к своей машине. Худое, но с приятными изгибами в нужных местах тело, мягкое, тёплое и лёгкое до безобразия. У меня блины в спортзале тяжелее в несколько раз. Такая хрупкая, что страшно сильнее сжать, а с другой стороны, красивая до комка в горле.

Волосы светлые рассыпались по плечам, местами прилипли к коже. Шея длинная, ключицы чёткие, кожа ровная, я держал её и ловил себя на том, что не дышу. Она выглядела так, будто вот-вот проснётся и скажет что-нибудь тихое на ухо.

Лицо чистое, почти что ангельское, невинное и наивное. Губы приоткрыты, розовые, влажные, в какой-то момент я не сдержался и провёл подушкой большого пальца по ним. Не знаю зачем, просто... рука сама потянулась. И резко очнулся, когда хлопнули двери тачки и пришлось переложить девушку со своих колен на сидение рядом.

И самое странное, что я не дал никому к ней даже прикоснуться. Сам перенёс, сам уложил в тачку, сам отнёс в дом. Не потому, что боялся за неё. А потому что не хотел, чтобы кто-то чужой оставил на ней хоть след.

И хрен его знает почему. Вот какое мне дело, кто её трогает? Но это вышло на автомате, словно кто-то глубоко внутри шептал, что я должен сам, и это казалось важным.

Но вот девица очнулась и сразу же выбивает меня из колеи своим поведением. А ведь ещё дня не прошло… Если я сегодня так поплыл, что будет следующие шесть дней?!

Спускаюсь на первый этаж, выхожу на уютную террасу и закуриваю. Моё неиссякаемое спокойствие начинает давать трещину. Опираюсь на перила и смотрю в тёмный лес на участке, там, за деревьями, небольшая деревня, где жители и не подозревают, что в двух километрах от них стоит дом, в котором долгие годы ломают людей.

С виду обычный двухэтажный дом с серым фасадом и глухими окнами. Внутри всё тихо и вылизано, как в гостинице, нет ни фотографий на стенах, ни беспорядка, ни намёка на жизнь. Оборудован всей техникой, мебелью и наделяет ощущением, что ты здесь чужой. Даже я, хотя, вроде как, должен быть хозяином. Вокруг тишина, лишь шелест деревьев и редкое щебетание птиц.

Один из охранников делает обход территории, второй сторожит в доме. Они здесь, чтобы помогать, но я знаю, зачем на самом деле, — чтобы докладывать.

Мне пока не доверяют, пусть я и не облажался до сих пор, но и дел таких крупных мне не поручали. А чтобы получить уважение Князя, нужно постараться, и не важно, кто ты есть, — его сын или рядовой подданный в его королевстве.

Глава 4. Грубо. Быстро. Бесполезно.

Он не искал утешения — он искал способ не разорваться. Но даже в чужих объятиях его преследовал тот, кого он должен был держать в клетке.

Ратмир

Я ушёл. Просто покинул комнату, хлопнув дверью так, что штукатурка посыпалась. Если бы задержался хоть на одну лишнюю минуту, задушил бы к чертям и запорол всё дело.

А я думал, не смогу отнять жизнь бедной девушки. Но она ведь нарывается, буквально просит… хорошей порки. Отшлёпать по округлой заднице так, чтобы сидеть несколько дней не могла.

Ох, Ратмир, не туда твои мысли уходят, надо это напряжение снять. Бросить свою злость на что-то другое, иначе разорвёт к чертям собачьим, и точно что-нибудь выкину. А мне облажаться категорически нельзя.

Если по моей вине отец не получит чёртов кусок земли на берегу, он мне потом такую промывку мозгов устроит, что век не забуду. А Демид не упустит шанса напомнить мне об этом ещё много лет. Иногда я завидую своему другу Дане, что у него такие тёплые отношения с братом. У нас же шанс упущен, уже ничего не исправить, даже если бы хотелось.

Завернув в сторону моей временной спальни, хватаю ключи от тачки и кошелёк. Когда выхожу, встаю у лестницы, застываю, бросив взгляд наверх, где комната этой девицы. И ведь не притронется к еде, готов голову на отсечение дать. А какое мне дело? Бесит, что она находится в плену, что она разменная монета, а ведёт себя, как царская особа. Она должна подчиняться, выполнять всё, что ей говорят. Быть испуганной ланью, а не смотреть на меня с таким вызовом во взгляде.

Скрипнув зубами, дёргаюсь от самого себя и спускаюсь. Слишком много мыслей вокруг одной девицы. Мне плевать, я вообще контактировать с ней не обязан, для этого есть два охранника. И они сейчас развалились на диване в гостиной и пялятся в телевизор, автоматы лежат рядом, как члены семьи. Оружие не для пленницы, а на случай чужого вторжения. Об этом доме знают только доверенные лица, но всегда надо быть на чеку.

— Я уехал, — громко заявляю, встав за их спинами. — Вернусь утром, девку не трогать, — коротко бросаю и, получив в ответ понимающие кивки, выхожу из дома.

Тачка у меня самая обычная, отечественная, моя ровесница, хотя даже чуть постарше, чтобы не привлекать внимания. На ней доезжаю до ближайшей стоянки и там уже меняю на свой родимый тонированный внедорожник. Врубаю музыку на полную, открываю окно и прикуриваю. Медленно ко мне возвращается свойственное мне спокойствие.

Докурив, я хватаю телефон и пару минут кручу его в руке, думая, кого набрать. Марк у нас женатый, правда семьянин из него хреновый, потому что женился по договору. Даня в глубокой жопе, и ему вряд ли в ближайшее время будет дело до каких-либо вечеринок. Ник в роли Ромео и сейчас наверняка со своей девушкой. Остаётся только Егор, пока что свободная птица, но и там не всё так просто.

— Мир, — раздаётся в трубке после нескольких гудков.

— Мне нужно отвлечься, — коротко бросаю без приветствий и деталей.

— Драйв? — это всё, что Егор спрашивает.

— Где-то через полчаса, — отвечаю, и на этом разговор окончен.

За это и люблю своих друзей, не важно, что стряслось, какое сейчас время и какое между нами расстояние. И я уверен, что, если каждому позвоню, все припрутся, вне зависимости от говна в их жизни. Но и я именно поэтому не стану тревожить всех из-за того, что не могу справиться со своими бесами рядом с одной блондинкой.

Не понимаю, что в ней такого? Вот что мне от того, ест она или нет? Но дело ведь не в этом, а в том, что вместо того, чтобы дрожать от страха, она делает вид, что я пустое место. Наверное, всё же стоит её припугнуть слегка, может, тогда до неё дойдёт, с какими серьёзными людьми имеет дело.

Драйв — это клуб семьи Дани и Ника и, собственно, наше постоянное место встреч. Нас здесь каждая собака знает, а нашу випку никто никогда не занимает.

— Зверь, — окликает меня Егор, едва я дохожу до входа, где стоят два протеиновых шкафа в чёрных костюмах.

— Здорово, — пожимаю другу руку, и нас пропускают внутрь без лишних вопросов.

До випки добираемся молча, по любому при долбящей музыке ни черта не слышно. Шарю взглядом по танцполу, прикидывая, какие тут варианты есть на сегодняшнюю ночь. Но пока что всё не то, и я откладываю эту затею на потом.

— Да чтоб меня, а я только набрать хотел, — раздаётся весёлое, когда мы заходим в помещение, где царит полумрак и музыка звучит намного тише.

Ярослав, а это именно он, сидит развалившись на диване в полном одиночестве, если не считать бутылки ирландского.

— Привет, — здороваюсь и падаю рядом.

— Хай, — радостно восклицает мне и бьётся кулаком о сжатую руку Егора. — Судя по твоей морде, ты съел полкило лимона, — хмыкает, смотря на меня.

— Почти, — киваю и жму кнопку на столе для вызова официанта.

Напиться хочется, но сейчас не время, мне нужно сохранять трезвый разум, потому что у меня важная миссия. К нам заходит девушка в форме с эмблемой клуба, я заказываю газированную воду, Яру ничего не надо, у него есть виски, а Егор просит какие-то закуски. Мы сидим, общаемся на разные темы, не затрагивая запрещённые. А точнее меня — это главное правило нашей дружбы — не обсуждать мою семейку. Конечно все знают, кто я и откуда, и поверхностно об этом можно говорить, но никогда не углубляться в детали. Потому что опасно знать больше, чем надо, таков мой мир.

— Не скучайте, я отолью, — ухмыляется Яр, выходя из кабинки.

Возвращается минут через десять и не один, а в компании трёх девчонок. Развязные, с виду простые, хотя в этом клубе таких не бывает из-за высоких цен и статуса заведения. Девушки быстро между собой решают, к кому присесть, и я ругаюсь себе под нос, когда рядом со мной оказывается блондинка.

Издевательство, не иначе, я едва смог абстрагироваться от проблем насущных, как девица заставила меня вспомнить лишь цветом своих волос. Злость, в первую очередь на себя из-за потери контроля, наполняет меня с головой. Напряжение требует выпустить пар, и я, долго не думая, кладу свою руку на оголённое бедро девушки.

Глава 5. Не герой, но не чудовище

Он не стал добрее, но на фоне безумия, что вошло в комнату после него, его молчание стало почти утешением

Влада

Когда мой похититель покинул комнату, я выдохнула с облегчением, да так громко, что он мог и услышать. Не знаю, что на самом деле на меня нашло, почему я решила дерзить явно опасному человеку, но эффект мне понравился.

Да, он выглядит как головорез, пусть и одет, как интеллигент, в отглаженную рубашку. Внешность обманчива, при знакомстве нужно всегда смотреть в глаза, а его глаза говорят много. Однако, я почему-то верю, что он не сделает мне ничего плохого. Или я пытаюсь себя в этом убедить, чтобы не сойти с ума от страха.

Не знаю, я вообще не особо сейчас соображаю… и есть не хочу, потому что кусок в горло не полезет. Это не бунт, я ведь не дурочка, сидеть тут бог знает сколько и объявлять голодовку. Я всего лишь рычаг давления, и как только они получат от папы, что им нужно, меня отпустят. Наверное.

Нужно поспать и с ясной головой обдумать происходящее. Нарываться на неприятности я не собиралась, так как хочу выйти отсюда целой и невредимой. И если я буду себя хорошо вести, как мне сказали парой часов ранее, то так и будет. И, нет, это не покорность, хотя, если бы был какой-то конкурс, я бы точно взяла первое место по покорности. Это разумное мышление, нет смысла устраивать истерики и что-то требовать, нужно тихо ждать.

На этой ноте я приподнимаюсь на кровати и, откинув одеяло, ложусь прямо в халате. Постельное бельё пахнет вкусно, чистотой и какими-то цветами, и я засыпаю на удивление быстро.

Просыпаюсь медленно, потягиваюсь и чувствую себя отдохнувшей. Есть и плюсы в этом похищении, ведь не надо ездить в институт, а можно спать хоть до обеда.

В нос проникает сигаретный дым, и, поморщившись, приподнимаюсь на локтях, тут же замираю, перестав дышать. В кресле, где вчера сидел мой похититель, сегодня другой человек.

Он не двигается, просто сидит, закинув ногу на ногу, не спеша курит и смотрит прямо на меня, словно только и ждал, когда я проснусь. Чем-то похож на Ратмира, но совсем другой тип. Этот тяжелее, не по весу, а по ощущению. Он наклоняет голову набок, выпуская густой дым, и в комнате становится меньше воздуха.

Коротко стрижен, лицо резкое, брутальное, словно его вырубили из гранита, губы тонкие, почти в линию. Глаза серые, холодные и смотрят не на меня, а в самую душу. Он ничего не говорит, но улыбается как-то странно, будто… человек с психическим расстройством.

На шее татуировка, я не рассматриваю, сложно, потому что от него исходит какое-то давление, которое давит на грудную клетку.

— Вы кто? — вырывается у меня, ведь это точно не охранник.

Об этом говорит всё, начиная от дорогих часов на запястье, до надменного лица, которое буквально кричит, что он этот мир на одном месте вертел.

Мужчина, которому на вид не больше тридцати, но точно старше моего похитителя, едва усмехается только уголком рта.

— Палач, — говорит спокойно, а в глазах так и плещется чёрт.

Он издевается, это очевидно, и я понимаю, что дрожу. В этот раз от дикого страха, потому что он точно опаснее Ратмира, который только инструмент. А этот человек — пуля, уже летящая в тебя.

Прижимаюсь к изголовью кровати, натягиваю одеяло до подбородка, и в голове начинается мозговой штурм. Но тут же стихает, мол, сама разбирайся. А шансов ноль — окно с решёткой, до двери я не успею дойти. Да и куда пойду? Внизу охранники и сам Ратмир, и меня вряд ли кто-то отпустит или защитит.

— Что вам нужно? — спрашиваю, и голос предательски дрожит.

— Пока ничего, — хмыкает и тушит сигарету… о свою же ладонь.

Псих!

Сердце бьётся где-то в горле, зубы… ещё чуть-чуть и начнут бить чечётку, а единственный мой щит — это одеяло, которое ни от чего меня не защитит.

Мужчина встаёт и медленно, словно хищник перед прыжком, приближается к кровати. Голова наклонена к правому плечу, глаза блестят азартом, рот неестественно улыбается. Если опасность от Ратмира смешана с чем-то притягательным, то угроза, исходящая от этого парня, вызывает жуть и желание сорваться на бег.

— Не трогайте меня! — воплю на инстинктах и смещаюсь к другому краю, вцепившись в чёртово одеяло, как в спасательный круг.

— Какая звонкая, — произносит и хохочет, запрокинув голову назад.

— Демид, — раздаётся уже знакомый голос, и я всхлипываю от облегчения.

Хотя, казалось, с чего бы, но мне почему-то становится легче.

— Братец, — протягивает, как оказалось, Демид и разворачивается к выходу. — Где ты ходишь? Тебе доверили дело, а ты непонятно где шляешься, — говорит ровным тоном и снова закуривает.

— Что ты здесь делаешь? — отвечает вопросом на вопрос, обходит, судя по всему, брата и, встав рядом с кроватью, бегло осматривает меня, чуть дольше остановив свой взгляд на моём лице.

— Контролирую твою работу, — всё тем же спокойным тоном бросает этот Демид. — Не справляешься, младший, — цокает языком, качая головой, якобы осуждающе. — Что она здесь делает? — кивает в мою сторону, и от одного только взгляда меня дрожь пробирает.

— Я в твои дела не лезу, будь добр не лезть в мои, — Ратмир тоже спокоен, но в его голосе слышится сталь, от которой мне почему-то не страшно.

— Ты знаешь, что для пленников в этом доме есть специальная комната? — задаёт вопрос, глубоко затягиваясь сигаретным дымом.

— Мне повторить? — рычит Ратмир, и я вижу, как он сжимает кулаки до побеления костяшек.

— А Князь знает о твоём самовольстве? — очередной вопрос, и у меня складывается ощущение, что они не слышат друг друга.

— А ты сбегай донеси, — отвечает мой похититель. — Ты ведь по-другому не можешь выделиться перед отцом, — добавляет, и по тому, как Демид бросает на меня взгляд, могу догадаться, что ему не нравится этот разговор при свидетелях.

Пока они ведут бой взглядами, я мысленно записываю в память имя «Князь» и курсивом добавляю «отец семейства Зверевых».

Глава 6. Кажется родным

Она боится не его, а того, как легко он кажется родным

Влада

Выспавшись днём, ночью я лежу на кровати, свернувшись в позе эмбриона, спиной к двери и головой к изножью кровати. Лежу и наблюдаю в окно за чистым ночным небом и за тем, как переливаются оставшиеся листики на деревьях в свете луны, когда слышу щелчок замка.

Вздрагиваю и больше не двигаюсь, но внутри всё начинает сжиматься от страха. По ощущениям сейчас далеко за полночь, охранник принёс ужин несколько часов назад, поводов заходить ко мне у него больше нет.

Если только…

Нет! Нет! Нет! Влада, что за мысли, тебя никто не тронет, пока не получат, что хотят от отца.

Делаю вид, что сплю, стараясь не дрожать слишком явно, слышу тяжёлые шаги, они приближаются к кровати, я даже зажмуриваюсь. Но улавливаю знакомый запах и шумно выдыхаю от облегчения. Ратмир.

Что ему нужно в это время? Два дня носа не показывал, а тут припёрся на ночь глядя. Зачем? Могла бы спросить прямо, но почему-то продолжаю делать вид, что сплю. А парень, простояв пару минут надо мной, спешно покидает комнату.

Резко поворачиваюсь, потому что не слышала характерного щелчка. Встаю и, подойдя к двери, пробую её открыть, и, вот чудо, она поддаётся.

Так, что происходит? Меня отпускают? Тогда почему не сказал ничего? Или решил не будить, а ждать утра? Ага, конечно, будет этот бандит церемониться и беспокоиться о моём сне.

Прикрываю дверь и начинаю наматывать круги по комнате. Почему он меня не запер? Если я свободна, мне не хочется ждать утра. И куда я пойду? Ведь понятия не имею, где нахожусь, ещё и ночью. Вокруг лес, а там дикие животные, холод, сырость, дождь может начаться в любую минуту. Осень на дворе, и чистое небо мгновенно может покрыться тучами.

Не знаю сколько я задавалась вопросами, но, отбросив все мысли, решаю, что, считая квадратуру комнаты шагами, я не получу ответов. Вдохнув поглубже, открываю дверь и выглядываю наружу.

Коридор пуст и частично освещён лишь настенной ламой, а со стороны лестницы горит яркий свет и слышны голоса. Не спешу шагнуть за порог, прислушиваюсь и понимаю, что это телевизор, и, судя по звукам, кто-то смотрит какой-то боевик.

— Была не была, — шепчу себе под нос и ступаю в коридор.

Сбегать я не собираюсь, голова у меня работает, и я понимаю, что лучше тут, в тепле, чем в лесу. Но я уже с ума схожу в четырёх стенах, может, книжку найду или хотя бы газетёнку. Ещё чая хочется, мне, кроме воды, ничего не приносят, а я привыкла по вечерам пить фруктовый чай.

Аккуратными шагами приближаюсь к лестнице, начинаю спускаться и где-то посередине уже вижу развалившегося на диване Ратмира. Это он смотрит телевизор, а перед ним на кофейном столике стоит дымящаяся чашка, и в воздухе витает аромат кофе. Ещё пара ступенек вниз, и я могу рассмотреть всю гостиную и кухню, охранников не видно, и это радует.

— Плохая идея, — раздаётся, и я едва не взвизгиваю.

Вовремя захлопываю рот, выпрямляюсь и гордо вздёргиваю подбородок. Правда он меня не видит, продолжая следить за действиями героев фильма.

— Я так не думаю, — бросаю и уже не стараюсь тихо идти, направляюсь в сторону кухни.

Как у себя дома, начинаю шарить по шкафам в поисках кружки, включаю чайник и начинаю готовить себе кофе, потому что чая здесь нет, или я его просто не нашла. Пока жду, когда закипит вода, бросаю в чашку сахар и растворимый кофе, украдкой осматривая гостиную. Чуть ли не прыгаю до потолка, когда вижу забитый книгами шкаф. Там, наверху, кто-то явно за меня.

Чайник щёлкает, и я с улыбкой до ушей наливаю кипяток в чашку.

— Ты понимаешь, что ты в плену? — раздаётся над ухом, вздрагиваю от испуга, рука дёргается, я ошпариваю кипятком вторую и кричу. — Вот же дура! — цедит сквозь зубы парень.

А мне так больно, что плевать на его слова. Из глаз льются слёзы, пострадавшая рука моментально краснеет.

— Дай сюда! Принцесса, твою мать. Кофе себе сделать не можешь, — продолжает сыпать оскорблениями.

Забирает у меня чайник и, схватив за запястье, тянет к раковине и подставляет руку под холодную воду. Боль притупляется, и я, совсем некрасиво шмыгнув носом, поднимаю глаза на него, и дыхание перехватывает. Он обжигающе близко, настолько, что я чувствую его горячее и тяжёлое дыхание на своей щеке. От него пахнет кофе, табаком и чем-то ещё… чем-то тёплым, почти родным, но таким опасным, что всё внутри стягивается в тугой узел.

Я поднимаю глаза осторожно, будто боюсь, но не его, а чего-то необъяснимого даже для самой себя. А он смотрит на меня прямо, не моргает, не двигается. В его глазах, глубоких, тёмно-карих, почти чёрных, как чернила, нет ни одной эмоции. Я не вижу злости, раздражения, только хищное спокойствие. Взгляд убийцы, который знает, как действовать, чтобы вызвать страх. Человек, который умеет быть тишиной перед выстрелом. И не могу оторваться, они притягивают, как ледяная вода в жару, когда знаешь, что будет больно, но тянешься всё равно.

Брови у него будто вырезаны ножом. Резкие, графичные, живые. Подчёркивают каждое движение глаз, каждую перемену в выражении. Сейчас они напряжены, но не удивлены. Он изучает меня, как будто я не человек, а часть сложной задачки. Смотрит, как на запутанную схему, которую надо решить. Не пощадить, не пожалеть, а разобрать.

Чёрт! Он весь как с обложки. Скулы чёткие, челюсть сильная, резкая, двигается, когда он сжимает зубы, и я слышу этот звук, хруст терпения. Кожа загорелая, и я замечаю на шее рисунок татуировки, ускользающий под воротник. Выглядит уверенно, словно у него всё всегда под контролем.

И губы.

Я не хотела бы на них смотреть, но смотрю. Полные, чёткие, нижняя чуть припухшая. Он прикусил её? Только что? От злости? Мне уже известно, что эти губы умеют говорить жёстко, могут ранить. Но я почему-то думаю, что могут и... Нет. Нет. Не туда, Влада!

Он держит мою руку под холодной водой, я дышу резко, неравномерно и вдруг понимаю, что вообще забыла, что мне больно. Она всё ещё горит, но я чувствую только его. Запах, дыхание, его пальцы на своей коже, захват цепкий, мужской.

Глава 7. Не должен

Он знал, что не должен смотреть, не должен желать — но каждое её движение рушило все его запреты

Ратмир

Что я делаю? Какого чёрта не рявкаю, не требую, не выпроваживаю её наверх, в конце концов? Почему дверь не запер?

А хрен знает!

Мне приятна её компания. Настолько, что от прикосновения к её бархатной коже могу орехи колоть одним конкретным органом. К окну отошёл, чтобы этой палаткой в паху не светить. Ненадолго остыл, вбивая себе в голову, что она пленница. Дочь врага, разменная монета, всего лишь способ достичь поставленную цель. Не мою, но это уже не суть, мы одна семья, значит, и цель у нас одна.

Она меня не боится. Теперь, после визита Демида, я могу сравнивать. На него она смотрела с ужасом, а на меня глазеет так, словно мы давние приятели. Хорошо, на брата многие смотрят со страхом, потому что он выглядит, как сбежавший из психиатрии пациент. А от таких никогда не знаешь, что ожидать и на что они способны.

А что я? Выгляжу настолько безобидно? Это малоприятно, какой тогда из меня наследник криминальной империи, если даже вот такие хрупкие девушки не дрожат передо мной?

Я больше не отлучался никуда, чтобы не было таких казусов, но и к ней не подходил. Как бы, не царское это дело, еду пленнице носить. Но сегодня меня что-то переклинило, сам не понял, как оказался у её постели. Смотрел и думал, как я буду отнимать её жизнь, потому что всё к этому идёт.

Орлов, несмотря на громкие слова, что обязательно спасёт дочь, не торопится этого делать. Отец пока ещё не получил заветные документы на этот чёртов кусок берега. Сейчас между ними идёт молчаливая война, и никто не хочет отступать.

И вот вопрос: Орлову важнее земля или дочь? А может, это принципы? Или желание стоять на своём? Не прогибаться?

Так, Ратмир, оставь мысли на потом, у тебя тут принцесса на расстоянии вытянутой руки, а должна быть в подвале.

Прав был Демид, там внизу есть бетонная комната четыре на четыре. Не та, где она очнулась, а что-то типа карцера — твёрдая кровать, да толчок. Ни окон, ни отопления, ни места развернуться.

«Так почему она не там, Ратмир?» — с усмешкой спрашивает голос в голове, который я посылаю в тёплые края.

— Я возьму книгу? — шевелятся пухлые губы девушки, и я понимаю, что пялюсь на неё всё это время.

Не должен! Я не должен на неё так смотреть! Не должен с ней разговаривать, и тем более сидеть вот так.

— Какую? — вопреки мыслям, задаю встречный вопрос.

— Любую, я не могу так больше, мне нужно чем-то заняться, — отвечает так, словно мы друзья какие-то и делимся накопившимися проблемами.

— Нет слов, — бормочу, качая головой.

— М? — выгибает брови принцесса.

— Ты здесь не на курорте, до тебя не доходит? — подаюсь немного вперёд, но она и не дёргается.

— Не доходит, — отвечает язвительно и здоровой рукой указывает на свою голову. — Я блондинка, — добавляет, и меня совершенно неосознанно пробивает на смешок.

— Это заметно, — прокашливаюсь, взяв себя в руки. — Бери, — сухо киваю на стеллаж с книгами.

«Что ты делаешь, Ратмир?» — снова кипишует голос в голове.

Но я не слышу, потому как Влада поднимается с дивана и идёт к полкам, а я, словно в замедленной съёмке, ловлю каждый её шаг.

Ткань брюк тянется по ногам, на бёдрах сидят так, что мысли срываются с якоря. Белая хлопковая футболка открывает худенькую талию. Узкие запястья и красивой формы грудь. Она идёт неспешно, будто плывёт, и это не специально, а какая-то природная, живая красота.

И я понимаю, что не должен так смотреть. Не должен пожирать её взглядом с головы до ног, запоминать каждый изгиб, каждую деталь её совершенного тела. Но пялюсь и не могу оторваться, словно меня загипнотизировали.

Внутри всё натягивается, как гитарная струна. Просыпается желание, грубое, тяжёлое, которое мешает дышать. Я буквально слышу, как сердце гремит в груди, слишком громко в такой тишине.

Шагает так, что не шатается она, а шатает меня. Одним движением бедра, одним лёгким наклоном тела вперёд. Когда тянется за книгой, футболка приподнимается, открывая участок кожи, то, что я не имею права трогать.

«Пленница, дочь врага, Ратмир», — шиплю мысленно. Не просто девушка, а пленница, проблема, объект шантажа.

Но тело не слушает, мозг плывёт, и я весь, целиком, становлюсь больной, жадной реакцией на её тело. И ненавижу себя за это с каждой следующей секундой больше, но всё равно смотрю. Потому что остановиться уже не могу.

— Спасибо, — произносит, развернувшись ко мне лицом. — Ты очень любезен, — добавляет с издёвкой и, пройдя мимо, идёт к лестнице.

А я молча слушаю её тихие шаги и, когда наверху раздаётся хлопок двери, понимаю, что не дышал до этого.

— С ума сходишь, Ратмир, — проговариваю в пустоту и протираю лицо руками.

К чёрту всё! Этот дом, это грёбаное задание, эту войну! Всё, нужно прийти в себя, не забывать, зачем я здесь и что не должен смотреть на неё с таким желанием. Что в ней такого? Ну обычная же девушка, да, красивая, но не единственная ведь.

Вырубаю телевизор, встаю с дивана и иду в спальню на первом этаже. Нужно поспать, завтра у меня дела, и надо быть с ясной головой. Но как же, сука, сложно уснуть, когда надо мной, ровно в этом же месте, только этажом выше, лежит блондинка с аппетитными формами.

Просыпаюсь рано, в принципе, с тех пор как перебрался в этот дом, встаю вместе с петухами. Открыв глаза, я уже примерно знаю, сколько времени, потому что за окном едва светать начинает.

Но надо признать, что есть в этом месте какая-то особая атмосфера, возникает желание сварить чашку кофе и выйти на крыльцо. Насладиться тишиной, видами и покоем, который мне только снится.

С семьёй мы так же живём в загородном доме, сколько я себя помню, но там народу тьма. Повара, домработницы, охрана, а тут никакой суеты, два человека в домике у ворот не в счёт.

Я сослал их туда, чтобы меньше за мной следили. Видел по лицам, что не зашло им моё решение, но, увы, приказы здесь раздаю я. Для проживания у них все условия есть, домик небольшой, но две кровати и кухня влезли, даже туалет с душем, так что жаловаться не на что. Они здесь, чтобы охранять территорию, а не меня и мою пленницу.

Глава 8. Приятный холод

Она замирала не от страха, а от того, что внутри всё выходило из-под контроля.

Влада

Я и не знала, что могу так надолго задерживать дыхание. И, нет, я не специально, это всё человек, который прижимается ко мне так, словно мы в тесном лифте. Не понимаю, почему у меня такая реакция, ведь ничего такого не произошло.

Ага, как же, не произошло. Явился едва ли не голый на кухню, это крошечное полотенце на его бёдрах держится на честном слове. Я стараюсь смотреть ему в глаза, но взгляд всё равно соскальзывает. На плечи, грудь, пресс будто из камня. Весь его вид как удар по моему самоконтролю.

Мне становится душно, хотя в комнате прохладно. Он стоит спокойно, ему весело, потому что замечает, как моё дыхание сбивается рядом с ним. Прекрасно понимает, какое пламя разгорается у меня внутри, а я не могу это контролировать.

Я сглатываю, к сожалению, слишком шумно. Сейчас бы ещё один глоток кофе, чтобы смочить горло, спрятать пылающее лицо за кружкой. Но меня прижали к столешнице, и я не могу даже пошевелиться.

Он до невозможности красив, нет смыла отрицать этот факт. Опасная притягательность, которая будит во мне трепет, желание, стыд. И когда его взгляд скользит по мне, я будто оголяюсь под ним, хотя на мне свитер и джинсы.

Чёрт! Я не должна так реагировать, не должна застывать от одного взгляда. Но я замираю, смотрю на него и чувствую, как внутри медленно, болезненно и сладко плавится всё.

Надо взять себя в руки, он ведь играет со мной, как кот с мышкой. Издевается над неопытной и наивной девочкой, ведь наверняка знает обо мне всё. Такие люди изучают свою жертву, перед тем как похитить. Уверена, что он выяснил о правилах в нашем доме, о том, что я живу под строгим контролем. Никакой личной жизни, вечно в компании охранника, каждый шаг под слежкой.

«Вот именно, Влада, тебе сравнить не с чем, потому такая реакция», — подбадривает голос в голове.

И правда, ко мне ещё никто так не прижимался. В институте я появляюсь не так часто, и у меня сложилась репутация высокомерной девицы, которая брезгует с кем-либо дружить. А мне просто не разрешают общаться с мужским полом. Потому что, цитирую: у парней в этом возрасте только одно на уме, а мы тебя растили не для того, чтобы ты разменивалась на мелочи.

Да, у отца высокая самооценка, но я считаю, что эти его напутствия не потому, что он и в самом деле бережёт меня от ошибок, а потому что слишком сильно любит всё контролировать.

Так, я ведь могу его оттолкнуть, а не ждать у моря погоды. А то стою тут, едва дышу, тахикардия такая, что рёбра трещат, пока этот опасно красивый парень просто издевается надо мной.

— Отойди от меня, — выговариваю сипло и, положив ладони на его горячую грудь, пытаюсь отодвинуть от себя, но это всё равно что стену сдвинуть с места.

— Я не разрешал меня трогать, — он говорит тихо, с хрипотцой в голосе, а я чувствую стук его сердца под ладонью.

— Я тоже, — бросаю и, осмелев, поднимаю глаза на его лицо, тут же утопая в пристальном взгляде.

Тёмные омуты гипнотизируют, засасывают с головой в пучину пугающей неизвестности. Я не могу ничего прочесть в его глазах, но чётко животом ощущаю, как на него действую. Сложно не чувствовать упирающееся в тебя… оружие. Именно так, ведь, судя по размеру, им точно можно убить. И опять же, потому что мне не с чем сравнить, книги по анатомии говорят только поверхностно.

Интересно, его реакция конкретно на меня, или это нормальное явление для парней? Вроде по утрам у всех должен быть такой конфуз.

Ну всё, я, кажется, схожу с ума, раз такие мысли в голову лезут. Мне стоит вспомнить, что я здесь ради шантажа, и меня, возможно, убьют. А что делаю я? Млею и теряю голову от близости своего похитителя. Ему-то что, он может и развеяться, пока выполняет свою работу, а мне потом по кускам себя собирать, если в живых останусь.

Вроде так пишут в любовных романах, мол, такие парни поиграют и бросят. А такие девушки, как я, страдают и рыдают ночами в подушку.

— Ты либо отодвигаешься от меня, либо придётся ещё раз принять душ, — проговариваю, предварительно отводя взгляд, иначе и слова бы не высказала.

— Угрожать в этом доме имею право только я…

— Ты, ко всему прочему, ещё и насильник? — срывается с моих губ.

— Никогда им не был, — слышу усмешку в его голосе, а через мгновение и горячее дыхание чувствую на своей шее. — Если только меня об этом не попросят, — добавляет, и я покрываюсь мурашками с головы до пят.

— Сдвинься уже, — прошу, но как-то вяло.

— Ты сама меня держишь, — ухмыляется, и я краснею ещё сильнее, когда понимаю, что мои ладони всё ещё покоятся на его груди.

Резко убираю руки и тут же вздрагиваю, когда раздаётся хлопок входной двери. Ожидаю, что Ратмир сам отойдёт от меня, но мои надежды напрасны, парень только голову поворачивает.

— В чём дело? — раздражённо спрашивает вошедшего и застывшего в недоумении охранника.

— Святослав Аркадьевич не может до вас дозвониться, — отвечает мужчина, пройдясь по мне липким взглядом, как в те дни, когда он приносил мне обед.

— Перезвоню, — сухо бросает Ратмир, а я совершенно неосознанно прижимаюсь к нему. — Свободен! — приказывает, когда тот не торопится уходить. — Чего дрожим? — это уже мне, и я поднимаю взгляд на него.

— Ничего, — коротко отвечаю, но, кажется, он всё понимает по моему лицу.

— Я опаснее своих охранников, но боишься ты не меня, а их, — рассуждает вслух, и я снова краснею, как школьница.

У меня такой же вопрос, и сама на него ответить не могу, потому что не понимаю, почему всё именно так. Но если подумать, то от охранника веет неприятной аурой, в его глазах грязная похоть, а Ратмир… он не вызывает неприятных ощущений, скорее холод.

Но не ледяной, не обжигающий, а тот самый, как в тени большого дерева в жару. Он не смотрит на меня, как на кусок мяса, а словно просто видит. Слишком чётко, будто сканирует, и знает, чего я боюсь и где у меня слабое место.

Глава 9. Точка отклонения

Между ними не было доверия, и не было будущего, но в тишине, где он знал, как ломать, а она — как не бояться, оба сбились с курса, потому что роли вдруг перестали что-либо значить.

Ратмир

Бросив телефон на столик, достаю сигарету, прикуриваю и глубоко затягиваюсь. На улице зябко, моросит мелкий дождь, но дышится легче. Вдыхаю смешанный с дымом воздух, попутно копаюсь в голове в поисках хоть каких-то решений.

Приказ ясен — ликвидировать орловскую дочь, но это не выход. Отец спешит, горячится, потому что бесится, ведь его план не работает. Орлов стоит на своём, наверняка уверен, что дочь не тронут, пока не получат этот чёртов берег. И чего все вцепились в него?

Нет, ясно, что частный, пусть и маленький, но порт — лакомый кусок. Отличный способ привезти и увезти из страны всё, что тебе хочется. Орлов просто так не отдаст то, что приносит ему хорошее бабло. Какую бы роль он не играл на публику, кому надо, знает, чем на самом деле занимается уважаемый политик.

Но я не могу убрать эту девушку. И объяснить это хоть как-то тоже не получается. Откровенно не понимаю, и, нет, это точно не похоть. Что-то внутри подсказывает, что не стоит, что это неправильно. И речь не о самом поступке, а конкретно об этой девчонке.

Из мыслей вырывает щелчок зажигалки, и, повернувшись на звук, вижу, что моя пленница прикуривает себе сигарету. Вопросительно выгибаю брови, наблюдая за её действиями. Ничего не говорю, просто смотрю, как нелепо она держит сигарету, затягивается и моментально закашливается.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, наклонив голову набок.

— Всегда хотела попробовать, — отвечает сквозь хрипы. — А раз мне умирать скоро, то не вижу смысла оттягивать, — добавляет, устремив взгляд вперёд.

— Тебя не учили не подслушивать чужие разговоры? — разглядываю её и вижу смирение на её лице.

Она приняла и смирилась со своей участью, а меня от осознания этого передёргивает. Потому что я не принял и уж тем более не смирился.

— Надо было дверь закрыть, — ведёт плечом и снова делает затяжку.

Всё ещё кашляет, но уже не так сильно. Отворачиваюсь, и мы оба стоим в тишине и смотрим в пустоту. И именно в этот момент я не чувствую неправильности данной ситуации, не того, что она курит, а что так вольно ходит по дому. Что стоит рядом со мной, если быть точным и честным.

— Папа не идёт на уступки, да? — прерывает молчание.

— Нет, — сухо отвечаю, почему-то чувствуя себя виноватым.

А, собственно, с чего бы? Да фиг его знает, с этой девушкой я вообще узнаю себя с новой стороны.

— Не удивлена, — горько хмыкает и обхватывает розовыми губами фильтр.

Залипаю на ней, как собака на куске свежего мяса, разве что слюну не пускаю. Ловлю себя на мысли, что мне интересно, каковы эти губы на вкус, и что я не против их попробовать.

— Почему? — задаю вопрос, мотнув головой и отгоняя от себя подобные размышления.

— Потому что жажда денег и власти всегда были на первом месте, — отвечает, и я на физическом уровне чувствую её обиду.

Знакомую обиду мальчика, который в детстве не понимал, почему папа такой холодный. А потом он вырос и стал таким же.

— По тебе не скажешь, что обделена вниманием и родительской любовью, — говорю вопреки ощущениям.

Не привык верить людям так просто, мало того, нас учили никому не верить, даже собственной семье. А девица, которая хочет избежать уготованной ей участи, может наплести с три короба.

— Мне иногда кажется, что я кукла, которую одевают в красивое платье и показывают людям, мол, смотрите, что у нас есть, — Влада продолжает, словно и забыла о моём присутствии рядом. — Что родили, только чтобы казаться в глазах общества примерной семьёй. Никуда не хожу, ни с кем не общаюсь, друзей никогда не было, чтобы не искушали глупостями. А мне это категорически нельзя, чтобы отца, не дай бог, не опозорить.

Поджимаю губы, не имея понятия, что сказать. С одной стороны, звучит всё искренне и печально. Но с другой, выглядит она далеко не загнанной овечкой.

— Так что я ничего не теряю, находясь здесь, даже если жить мне осталось недолго, — усмехнувшись, поворачивается ко мне, и вижу по глазам, что не врёт.

Мне вдруг хочется заявить, что я решу, не допущу её смерти, но вовремя себя торможу. Слишком громко и необоснованно, она мне никто, всего лишь объект. Моё первое крупное поручение, которое я уже проваливаю.

Влада смотрит на меня долго, хмурится, брови сводит, словно о чём-то думает. И, судя по тому, как озаряется её лицо, она что-то надумала.

— Бежать не вариант, — тут же мотаю головой.

— Куда? — нервно хмыкает. — В этой тюрьме мне лучше, чем в предыдущей, — кивает на дом. — И смысл? Я и до ворот не дойду, — добавляет и, затушив сигарету в пепельнице, разворачивается и скрывается за дверью.

Остаюсь стоять на том же месте и задумчиво пялиться в пустоту. Она сейчас выглядела такой взрослой, отчаянной и смиренной. И я понимаю её, сам вырос по правилам. И пусть отец не ограничивал нас в передвижениях, я всегда знал, что лишь пешка на его игровой доске. Князь он за пределами своего офиса, а так мы тоже всегда играли роли примерной семьи. Я помню те фотосессии для каких-то интервью. Отглаженные белые рубашки, застёгнутые на все пуговицы, фальшивые улыбки на камеру и блеф на страницах журналов.

Так что у нас с этой девочкой много общего, мы оба здесь из-за наших отцов.

Возвращаюсь в дом и нахожу Владу в кресле с книгой в руках. Если по делу, то мне нужно напомнить ей, в качестве кого она здесь, но я этого не делаю. Прохожу к столу, где стоит тарелка с приготовленным моей пленницей завтраком и, присев, принимаюсь уплетать за обе щёки.

И с этих чёртовых бутербродов всё перевернулось с ног на голову.

Мало того, что съел всё до последней крошки, я убрал со стола и помыл посуду, затем устроился на диване.

— Что читаешь? — спрашиваю, но зачем мне эта информация, я не знаю.

Глава 10. Как у Шекспира

Это был не просто поцелуй — это было пересечение границы, за которой нет дороги назад

Влада

Я сижу в этом кресле, не двигаясь, будто любое движение может всё испортить. После его слов внутри меня что-то резко пошло под уклон. Реальность, где я заложница, а он похититель, только что треснула.

«Я не могу позволить тебе умереть», — крутятся в голове его слова. Он сказал это ровным голосом, почти отстранённо, словно это и не признание, а просто констатация факта. И я не знаю, как реагировать. Но совру, если скажу, что напряжение в груди не испарилось. Конечно радоваться рано, и всё же в комнате будто стало теплее.

Ратмир стоит у окна, пытаясь спрятать мысли за крепкой спиной и расправленными плечами. А я всё ещё сжимаю книгу в руках, да, может, и типичный роман из тех, в сюжеты которых не веришь, пока не оказываешься в них по уши. Но мы не герои сказки, и наш финал никто не будет переписывать, жизнь только в наших руках.

Вернее, моя жизнь в его руках, и он решил пока не забирать её. Но почему?

Я поднимаюсь, оставляю книжку на кофейном столике и разворачиваюсь к нему. Он не поворачивается, но я вижу, как он напрягается.

— Если ты правда решил… если ты не позволишь мне умереть, — делаю паузу, глотаю воздух. — Тогда я хочу знать, зачем я тебе, — последнее говорю увереннее.

Нет, я, конечно, догадываюсь, не слепая, заметила и его отношение, и его взгляд, иногда плотоядный. И, да, я моментами тоже смотрю на него по-другому, не как пленница на похитителя, а как женщина на привлекательного мужчину. И будет глупо отрицать эту невидимую нить притяжения между нами. Что это, я не знаю, могу делать выводы только по прочитанным романам.

Ратмир медленно поворачивает голову, смотрит на меня. Без ярости, без угрозы, просто внимательно. Я, не отводя глаз, делаю шаг вперёд, второй, третий… и теперь между нами несколько сантиметров расстояния и всё, что не было сказано.

Он долго молчит, глаза у него становятся темнее, зрачки расширены. Он не трогает меня, но этим взглядом будто уже держит.

— А если я скажу, что сам ещё не знаю? — отвечает наконец.

Я киваю, потому что понимаю, потому что у самой не меньше вопросов и потому что всё это перестаёт быть весело. У него есть приказ, который он не собирается выполнять, и это явно не останется без последствий.

Молчание затягивается, и становится неловко, я заламываю пальцы, не зная, как себя вести дальше и что должна сказать. Спасибо? Нет, это неуместно, наверное.

— Я пойду, — тихо бросаю и успеваю сделать шаг назад, но Ратмир резко вытягивает руку вперёд и, схватив меня за талию, впечатывает в себя.

С губ срывается громкий выдох от неожиданности, ладони упираются в его вздымающуюся грудь, а сама я тону во взгляде тёмно-карих глаз. Понимаю, что сейчас произойдёт, на интуитивном уровне и на автомате облизываю губы, словно сама призываю парня к действиям.

А в следующую секунду мир взрывается, и я вместе с ним, потому что Ратмир прижимается к моим губам. Без предупреждения и слов, он просто берёт, словно устал сдерживаться. По венам пустили электрический ток, в животе запорхали бабочки, тело охватило дрожью.

Это мой первый поцелуй, и он не похож ни на один из тех, что я когда-либо представляла. Ратмир целует уверенно, не грубо, но и не нежно, даже сдержанно, будто даёт мне выбор. И я выбираю отдаться ощущениям, чувствам и глубоко зарытому голосу, который твердит верить этому парню.

Его губы тёплые, с лёгким вкусом табака и кофе. Почувствовав, что я расслабилась, мало того, обвила его шею руками, он ослабляет напор. Теперь не просто целует, а будто пьёт меня, не торопясь, исследует, разбирает на ощущения. Пальцы всё ещё на моей талии, сильные, горячие, и воспринимаются моим телом как что-то правильное.

Он отрывается первым, медленно, явно заставляет себя. Грудь вздымается от его тяжёлого дыхания, глаза потемневшие, зрачки расширены. Мы стоим в опасной близости, и между нами чувствуется воздух, заряженный искрами. Смотрим друг на друга, словно ищем что-то в глазах.

— Теперь иди, — выдаёт, резко отстраняется и разворачивается к окну.

Что это только что было? Что он себе позволяет?

Я настолько опешила, что не могу и с места сдвинуться. Он только что двумя словами заставил всю эйфорию испариться. Все безумно приятные ощущения стёрлись его бездушием.

— А знаешь, — выдыхаю, и Ратмир лениво поворачивает голову в мою сторону.

Мне это и надо было. Едва он взглянул на меня, я влепляю ему звонкую пощёчину.

— Никогда больше так не делай! — шиплю сквозь зубы и, развернувшись на пятках, гордой походкой ухожу наверх.

Но только захожу в комнату, громко хлопнув дверью, запираюсь, сползаю на пол и начинаю рыдать как ребёнок. Почему? Не знаю, от обиды, наверное. Зачем он так поступил? Нет, я не про поцелуй. Почему прогнал? Не понравилось? Или ему просто стало скучно, и решил разбавить свои серые будни?

А чего это я обиделась? Тоже не понравилось? Да как же, меня до сих пор потряхивает, сердце продолжает стучать, как сумасшедшее, ноги трясутся, а губы… они всё ещё горят.

Я вся пропахла им, будто всё ещё стою там, внизу, в его объятиях. И самое страшное, что мне было хорошо в его руках, как никогда за все мои немногие годы. Почему-то именно рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Словно дома, где знаешь, что никто тебя не достанет.

Нет, это ненормально, Ратмир Зверев — это не про дом, а про опасность. И всё же это правильно, не этот особняк или эта комната, а его объятия. Они чувствовались настолько правильно, что, оставшись без них, я начинаю мёрзнуть.

Внезапно ручка двери дёргается, и я вздрагиваю, когда следом раздаётся стук.

— Влада, — зовёт меня Ратмир, и я всхлипываю.

Не понимаю ничего! Почему даже моё имя его голосом кажется таким волнительным? Почему предательское сердце подпрыгивает на месте в его присутствии? Почему от его взгляда я покрываюсь мурашками?

Глава 11. Пропал и взорвался

Мир рухнул не с выстрелом, а с поцелуем, после которого он уже не мог быть тем, кого воспитал отец, потому что впервые почувствовал, что значит — быть живым

Ратмир

Я выжил из ума, это факт, иначе не могу объяснить свой поступок. Этот порыв альтруизма вперемешку с диким животным желанием защитить свою самку. С чего я решил, что она моя? А вот хрен знает! Почувствовал. Просто съедающее нутро чувство, что должен оберегать. А после чёртового поцелуя и вовсе поплыл, как пацан в пубертатном периоде.

Нет, правда, я думал, меня ничем не прошибёшь. Я вырос в мире, где тебя с рождения одевают в пожизненную броню. А она просто смотрела так, будто знает меня насквозь, словно видит не этого зверя со шрамами, а человека под кожей. И всё. Бах.

Поцелуй, нет, не просто очередной, это было как удар молнии в открытое сердце. Как будто всё внутри разлетелось на куски. Не нежно, нет, скорее, как мгновенный, оглушающий взрыв. Я даже не сразу понял, что дышать забываю. Сердце лупануло, будто решило вырваться наружу. Всё тело, каждая клетка как будто вспыхнули, загорелись, требовали ещё.

Так не было никогда и ни с кем. Никто не вызывал во мне этой слепой ярости защищать, этого дикого желания обладать. Это было... чертовски пугающе. И в то же время как дом, который искал всю жизнь, но не знал, что он существует.

Прикоснулся губами к её и потонул. Пропал и взорвался.

И чувствовать её так близко, прижатой к себе, с этим её ароматом чистоты, как вдохнуть свежего воздуха. Словно был под землёй до этого момента, где вдыхал запах сырости, гнили и затхлости, а сейчас наконец ощутил свободу.

О, нет, свобода для нас слишком большая роскошь. Я вступил на очень скользкую дорогу, и путь этот ведёт прямиком в ад. Отец не отступит, я уже сомневаюсь в том, что так уж нужен ему тот кусок берега. Тут дело принципа, он хочет во что бы ни стало, забрать эту землю у Орлова, просто чтобы утереть нос.

Надо решить этот вопрос до кровопролития. Приказ убрать Владу я уже получил и выиграл себе пару дней на поиски решения. А если не найду выход, сюда приедет Демид, который с маниакальной радостью пустит пулю в это совершенное тело. И, нет, он не сделает это быстро, будет наслаждаться тем, как она истекает кровью. Потому что псих.

Он не будет спрашивать, не станет уточнять, что с ней делать. Просто войдёт, как всегда спокойно, вальяжно, будто к себе домой. Заглянет мне в глаза, ухмыльнётся и скажет что-то вроде «Что, малой, не справился?».

Он любит, когда ему дают зелёный свет, особенно на таких, как Влада. Мягких, умных, не ломающихся с первого крика. Это, мать вашу, его любимая категория. Он ведь не просто убивает, он играет. Ему нравится наблюдать, как человек разваливается медленно, по частям. Он может тянуть время, растягивать страх, как удовольствие. И не потому, что ему это нужно, а потому что ему это приятно.

Он садист, но не тупой, не из тех, кто орёт и крушит всё вокруг. Его жестокость точная, как скальпель. Мне приходилось видеть, как он работает, и, если он войдёт сюда, Влада не умрёт сразу. Он будет рядом, будет смотреть, как она теряет дыхание. Как страх выедает ей лицо, как она хрипит от боли. Он будет наслаждаться этим, как маньяк, как истинный сын Князя, которому нравится разрушать.

И вот самое стрёмное, что он даже не злой. Демид просто такой, без эмоций, границ и тормозов.

Я выторговал пару дней, если за это время я не решу, как получить эту землю, Влада умрёт. Медленно, красиво, в руках того, кто с детства учился ломать, чтобы научиться править. А потом и я сам, потому что стоит новым обстоятельствам открыться, я стану врагом семьи, ровно, как и семья Орлова.

Потому что с врагами не дружат и тем более не строят любовь. Ладно, рано говорить об этих чувствах, меня всего лишь тянет к этой девочке, словно к дому, который только твой. Где ты чувствуешь себя собой, где тебя принимают таким, какой ты есть, и где ты не должен притворяться.

Она меня подкупила своими откровениями, показала, насколько мы похожи внутри, сама не зная об этом. Умная, чуткая, гордая и упрямая, а бонусом красивая, с точёным телом, словно вылепленным руками скульптора.

Сколько она тут находится? Несколько дней? А так умело залезла под кожу, в кровь, в голову. Привязала невидимым арканом, а я и рад прилипнуть. Нет, не осознанно, и не в буквальном смысле. Просто вот сейчас мне хорошо и спокойно, несмотря на начинающуюся войну.

— Ратмир, — тихий голос принцессы вырывает из мыслей.

— Что? — отодвигаюсь от неё ровно настолько, чтобы мог увидеть её глаза.

— Что делать будем? — вопрос звучит сдавленно, голос дрожит, отчего я делаю вывод, что она боится.

Естественно, сам напугал девушку. Но дело не в запугивании, а в том, что она должна быть готова к любому раскладу. Хрен знает, что будет дальше, но совершенно точно просто нихрена не будет.

— Я всё решу, не переживай, — отвечаю вопреки мыслям.

Но для начала надо съездить в город, наведаться к отцу и прощупать почву. По телефону это одно, а лицом к лицу совсем другое. И вообще, пока я кукую тут в качестве надзирателя, почти выпал из внешнего мира. Нужно выйти ненадолго в свет, завтра же утром поеду.

Размыкать объятия и выпускать принцессу из своих рук мне категорически не хочется, но приходится.

Вообще, если быть предельно честным, я бы предпочёл горизонтальное положение. Избавить её от одежды, распластать на кровати и прижаться к нежному голому телу. Закрепить, так сказать, наш союз более серьёзным пактом. Но вряд ли Влада готова к этому, да и у меня в голове насущные проблемы. Ладно, мне это никак не помешает, наоборот, укрепит моё решение пойти против семьи. И всё же нужно дать девочке осознать и принять ситуацию.

— Пошли сварганим что-нибудь, я проголодался, — неохотно отпрянув, беру её за руку.

Конечно у меня голод другого формата, но пока сойдёт и еда. Ей восемнадцать, и, судя по рассказу о её воспитании, парней у неё не было. А это определённо радует самца внутри меня.

Глава 12. Без слов, но насмерть

Он не знал, как называется то, что чувствует, но знал точно, что отпускать её больше не сможет.

Ратмир

Утро оказывается очень приятным, и я всё больше вхожу во вкус. Я утащил принцессу в свою в постель. Нет, я ничего с ней не сделал, хоть и хотелось до ломоты в костях. Стояк мучал всю ночь, руки жили своей жизнью, исследуя тело рядом, сердце то и дело пропускало удары.

Вчерашний вечер мы провели необычно, но это для меня он выбивался. Потому что я никогда раньше не ужинал с девушкой вот так, в домашней обстановке, на диване в гостиной перед телевизором, где шла какая-то романтичная муть. Влада выбрала фильм и смотрела с открытым ртом на метания главной героини, которая влюбилась в плохого парня.

Сначала та книга, потом кино… она специально, или это чистая случайность? А может, я начал видеть везде схожесть?

Раньше не задумывался, а сейчас… сейчас всё иначе. Жизнь моя резко перевернулась с ног на голову, и самое нелепое, что мне в кайф эти аттракционы, от которых кружится башка.

После ужина Влада убрала со стола и помыла посуду, и была при этом на её лице какая-то гордость, словно сделала что-то сверх нормы. Кино мы досмотрели уже полулёжа и в обнимку, принцесса заплакала, пожалев героиню, которую предали, а я только глаза закатывал.

А потом собралась уйти к себе, я видел, что не хотела, сам тоже не горел желанием расставаться с ней. Да я бы и не уснул, зная, что она в считанных шагах. Естественно, не собирался отпускать, и мысли такой не допускал, но было интересно наблюдать за её алеющими щеками.

Да, никакой определённости нет, наша жизнь сейчас балансирует на грани, мы не знаем, что будет завтра. Охранник наверняка уже доложил отцу, убрать Владу — дело плёвое на самом деле. Да и если Орлов узнает, уверен, что попытается меня прикончить.

Может, именно по этим причинам не хочу упускать ни одной минуты. Конечно я могу постоять за себя и за принцессу, но против двух мужиков, которые пробивали себе путь наверх по трупам и которые воюют много лет, у меня нет шансов. Однако это не значит, что я сдамся.

Возвращаясь мыслями ко вчерашнему, улыбаюсь, вспоминая, как Влада покрылась румянцем, едва оказалась в занимаемой мною спальне. Двухместная кровать, приглушённый свет ночника и я, пожирающий её взглядом. Знал, что будет не просто, но девочка тоже осознала, что будущее у нас туманное.

Разделась сама, при этом глядя мне в глаза. Дрожала как лист на ветру, кожа покрылась крупными мурашками, но во взгляде была смелость. А я смотрел, как загипнотизированный, и едва ли слюну не пускал.

Сколько девок было в моей постели, разных, красивых, с идеальными телами. Но Влада… нет никого красивее неё, на её фоне все остальные становятся мутным пятном. В самом простом спортивном комплекте нижнего белья, но сексуальнее даже самой элитной шлюхи.

Добила и убила. Я застыл на долгие секунды, проходясь взглядом по каждому изгибу. Смотрел и не мог заставить себя отвести глаз, чувствуя, как внутри разжигается огонь. Не знаю, какая сила выдернула меня в реальность и помогла справиться с каменным стояком. Всю ночь прижимал к себе и тёрся мордой о её макушку, шею, плечи, как кот. Вдыхал её аромат и едва не рычал от удовольствия. И вот сейчас, открыв глаза, я могу с уверенностью сказать, что это была лучшая ночь с девушкой в моей жизни. Несмотря на то, что, кроме объятий, между нами ничего не было, я не могу оторвать себя от неё.

Влада, словно почувствовав, что я пялюсь на неё спящую, поворачивается со спины на бок, положив голову на мою грудь. Крепче обнимаю за тонкую талию и вдавливаю в себя.

— Доброе утро, — произносит ещё сиплым ото сна голосом, так и не открыв глаз.

— Доброе, — отвечаю, отмечая, что мой и вовсе звучит, как у многолетнего курильщика.

Поёрзав, принцесса кладёт свою руку на мой торс, и меня словно током прошибает. Из горла вырывается хрип, больше похожий на стон, и я сжимаю зубы до скрежета, потому что моя заложница, пальчиками исследует кубики на моём животе.

— Ты играешь с огнём, — выдавливаю из себя, превратившись в камень от макушки до пальцев ног.

— Я слишком долго была хорошей девочкой, — провоцирует своим ответом.

Зарычав, резко переворачиваю нас и, оказавшись над ней, вклиниваюсь между раздвинутых ног, пару раз толкнувшись вперёд и срывая с пухлых губ глухой стон. Наклоняюсь и пленяю приоткрытый рот жадным поцелуем. Наваливаюсь на неё, но придерживаю свой вес на одной руке. Второй же впиваюсь в талию Влады и медленно скольжу вверх к полушариям грудей, соски которых проступают сквозь ткань спортивного топа.

Меня ведёт так, что в башке одна пустота, кроме долбящей мысли, — присвоить. Сделать её своей по всем пунктам. Заклеймить собой, оставить свой след на её белоснежной коже. И плевать на всё, сейчас я не могу ни о чём думать, только о том, чтобы оказаться в ней. Иначе сдохну к хренам собачьим от сковывающего всё тело напряжения.

Спускаю руку вниз по подрагивающему животу и лезу пальцами под резинку трусов. Сердце бешено стучит где-то в горле, а лёгкие сжимаются, перекрывая кислород, стоит прикоснуться к бархатным и влажным складкам. А вырвавшийся из груди Влады стон прошибает молнией насквозь. В голове мелькает, что к чёрту осторожность, проблемы и наших отцов, которые открутят мне башку. Но также молотком долбит, что девушка ещё девственница и торопиться не стоит.

— Принцесса, — хриплю, оторвавшись от её горячих губ. — Ты ещё не…

— Нет, — обрывает меня на полуслове и смотрит на меня с волнением. — Это… это проблема? — тяжело сглатывает.

— Это подарок, — отвечаю, не задумываясь.

Какие бы современные установки в нашем мире ни были, быть первым и единственным у девушки — определённо много значит. Нет, даже если бы это было не так, ничего бы не изменилось. Мне не принципиально, но всё же это приятный факт для собственника внутри меня.

Влада смущается, прикусывает нижнюю губу и тихо стонет, когда я сжимаю бугорок между её ног. Боксеры уже сильно мешают стояку, но я не спешу отодрать себя от принцессы. Обратного пути нет, меня ничем не остановить.