Ты – моя любовь

Викинг

3 года назад.

— У тебя такие ногти красивые, — с придыханием шептала я, глядя, как Мирка аккуратно покрывает мои ногти ярко-красным лаком.

— Ухаживай за своими, такими же будут, — она жевала жвачку.

От неё всегда вкусно пахло конфетами и духами. У моей Миры большая грудь, накрашенные длинные ресницы и рыжие волосы.

Уже одиннадцать часов вечера, а она при макияже. И одета в чёрный сарафан. Значит, придёт её мужик.

Вот зачем он нам нужен?!

Мира… Вот одно её существование в моей жизни, ставило меня в школе на какую-то высокую ступень. Не у всех были такие подруги. Она вроде и не девочка, уже двадцать лет, взрослая, но при этом к школе близка. И все знали, что Мира может вломить за меня. Я не нарывалась никогда, но чувствовала, что не одна. И собственно прибиваться в какую-то группу или тусовку не было необходимости. Тем более я не любила все эти гадюшники, где пили и курили. Боялась. Вот мне мамаши так хватало, что я никогда пить не буду, и курить тоже.

— В пятнадцать уже можно научиться маникюр делать, — фыркнула взрослая девушка.

— Так я же научилась...

— И краситься нормально.

— Я вроде нормально накрашена, — вытянула шею, чтобы рассмотреть себя в зеркало.

Если честно, то ничего примечательного во мне не было – русая, сероглазая. Нет, красивая. Очень…

— Уродливо, — тихо сказала Мира.

На неё вообще не обижалась, ей всё прощала. Я ей и посуду помыла и полы. Жалко, что прогонит, когда этот придёт.

Мира жила одна в небольшом старом домике, который достался ей в наследство. Родителей у неё не было, и бабушка долго не протянула, поэтому Мира с семнадцати лет уже зарабатывала. Я бы тоже хотела. Но Мирка говорила, что раз я головастая, надо поступать. И даже предлагала у неё уроки делать. Так вот она сама ничего не знала, по урокам по моим. Просто вот не хотела она, чтобы я шаталась по улицам или со своими «трудовскими», ну это парни с улицы Труда которые. Улица та длинная, и живут одни уроды, ну и я. Так вот Мира меня после школы всегда к себе звала. Этот домик был настоящим убежищем. Когда я приходила к ней в гости, меня всегда встречали тепло, еда и спокойствие, в тот момент в родном доме – холод, голод и пьянки. И я не всегда домой приходила ночевать.

— И губы не крась, а то «трудовские» отморозки тебя изнасилуют.

— Да, ну! Они придурки и трусы.

— Дура, — жевала Мирка. — Я тебе что сказала? Куда такие шорты носишь?

— Так лето же, Мир, — виновато подняла на неё глаза.

— Вот как в такую темень пойдёшь? Чтобы шла не по дороге, а тропинками, не вздумай попадаться уродам этим на глаза.

Я с тоской посмотрела на свою раскладушку у печки. Мира спала на старой железной кровати, а я вот тут. Но не сегодня. Она пока ничего не сказала, но всё понятно.

— Не знаю, что ты ремонт хочешь, так у тебя круто.

Всё у них с бабушкой было устроено с любовью и заботой: старинный деревянный стол, покрытый кружевной скатертью, на котором мы сейчас расположились. Мягкий диван очень старый, но на нём мы бывало часами сидели и смотрели телек. Просто Мира, как и я, нигде не шаталась, она не пила и не курила. Самая лучшая! У неё за печкой кухня и прихожая. Там свой столик и табуретки с подушками. Пусть небогато, но всё чисто и очень уютно.

Здесь пахло духами, а в том углу, где плита – свежим хлебом, ароматными травами и домашним вареньем. Мы часто сидели там за чашкой чая, и я рассказывала всякие истории, или Мира мне что-нибудь толкала заумное. Неужели, всё это закончится?!

— Относительно вашего сарая, да, очень крутой у меня дом, — ехидно протянула Мирка.

— У нас не сарай, мамка просто всё пропила, — вздохнула я.

— Тебя скоро пропьёт, — усмехнулась Мира, покрыв мои ногти прозрачным лаком.

Очень нравилось, когда она прикасалась ко мне. Аккуратно руку мою под лампочку положила, чтобы лак быстрее высох.

Сколько раз я здесь оставалась после долгого дня в школе, на ночь. Готовила ужин вместе с ней, затем устраивали небольшой кинопросмотр, завернувшись в пледы. Это были одни из тех редких мгновений, когда я была дома.

Ну, откуда этот Данил взялся?! Вот нужен он ей?!

Ненавидела его. Сейчас припрётся.

— Что нос повесила?

— А он надолго? — жалостливо спросила я. — Может я на улице тусану, а потом вернусь?

Мира заметно покраснела и развязно рассмеялась:

— На всю ночь, Мафка! Что как маленькая.

Блин. Так обидно! Ну, зачем ей этот мужик нужен? Мне казалось, что у нас нет никаких секретов друг от друга… А теперь вот она отдалялась.

— О-о! Ха-ха, Мафка, ну не могу же я тебя третьей в нашу постель взять!

— Фу-у, он страшный.

— Сама ты страшная, — разозлилась Мирка и отключила свою лампу, начала нервно закручивать флаконы с лаками.

— Прости, Мир, — виновато прошептала я.

— Будь как я, тебя ценить будут, — назидательным тоном шептала Мирка. — Даня нормальный мужик с перспективой. И знает, что я не шараёбилась по углам.

— Мат.

— Вывела потому что! Я с тобой нянчиться не буду! Сказала, чтобы по улицам не ходила, бухают сегодня твои соседи.

— Не буду.

Больше всего я ценила Миру за то, что она никогда не давила своим авторитетом старшей сестры, и при этом авторитетом являлась.

— Даня идёт, — она улыбнулась, выглядывая в чёрное окошко. — Давай, Мафка, дуй домой.

Я посмотрела на свои ногти и лениво поднялась с места.

— Ну, и вырядилась, — недовольно шептала Мира, глядя на мои короткие джинсовые шортики.

Я обиделась, ничего не сказала. Обошла печь и оказалась в прихожей, в которой нарисовался женишок! Ненавидела я его. И что в этом Деньке моей Мире нравилось?

— О, привет, Мафка , — усмехнулся низкорослый, тощий мужик.

И старый он, уже двадцать шесть! Неужели лучше не нашлось?

Тощая фигура делала его плюгавым, но в глазах горела решимость. Он скромно и немодно одевался: рубашка с коротким рукавом, потертые джинсы и старые кроссовки. Но он зарабатывал, сколько, Мирка теперь скрывала от меня.

Тося

Мои мама с папой были очень хорошими. Когда-то. Окончили университет с красными дипломами. Потом родилась я, папа работал, мама сидела дома. И когда мне исполнилось три года, мама тоже вышла на работу.

Папа был поздним ребёнком в семье, его родителей я и не помню. Мама тоже была единственной у взрослых родителей. Но мамину маму я помнила немного. Бабушка промелькнула в моей жизни – забирала меня из детского садика. Потом её не стало.

Неплохо жили. У нас были квартиры, унаследованные от бабушек и дедушек, и ещё своя, за которую мои родители не сумели выплатить ипотеку.

Моё детство до десяти лет – это один сплошной, беспрерывный, яркий бесконечный праздник. Родители ходили, конечно, на работу, но пили они почти каждый день. Каждый день какие-то гости, какие-то мероприятия. И когда последняя бабушка умерла, они таскали меня с собой везде, но в конце концов, начали собираться именно у нас на квартире.

Какие-то странные люди кругом, красиво одетые, счастливые и весёлые. Некоторые приходили с детьми, с такими же обречёнными на погибель, как и я. Мы все до единого прямо с раннего возраста были обеспечены планшетами и телефонами. Всё было сделано, чтобы дети сидели спокойно и не мешали бухать.

Помню, что смотрела мультфильмы среди пьяных, валяющихся на полу мужчин и женщин в брендовых костюмах и красивых платьях. Дорогой парфюм! Хорошая зарплата. И никакого светлого будущего... Пьяное веселье только вначале было.

Маму первой выгнали с работы. А потом папа опозорился где-то на важной конференции, и их с компанией друзей дружно уволили. Кто-то ведь сумел вылезти из алкоголизма, мои родители нет.

Деваться было некуда и родители продали… Всё! Точнее пропили достаточно быстро. И уехали сюда в маленький городок, где купили себе домик на природе. Будто кто-то об этом мечтал из них. Это была вынужденная мера. Никто из них не хотел этого.

Мама постаралась найти работу в этом городке, но не заладилось. И она сидела дома, а папа работал, но зарабатывал мало. Они не перестали пить. И подвыпивший папа попал в аварию, в которой был виноват. Он погиб. Мама спилась.

Вначале пропивала какие-то сбережения, потом пыталась работать. Ничего не получалось. И начала пропивать вещи.

Она всегда красилась, а ещё донашивала свои дорогие костюмы, которые не смогла пропить. Пьяная, но накрашенная, с иголочки…

Что-то мамаша вчера пропала, до сих пор не было.

Я зевнула и перевернулась в своей кроватке, железяки подо мной и матрасом проскрипели.

Комната на втором этаже дома была маленькой и скромной. Потолок покрылся мелкими трещинами, стены давно нуждались в ремонте: краска местами облупилась, оголив серые плиты гипсокартона. В углу стоял старый деревянный шкаф, дверцы которого едва держались на петлях. Рядом с ним — железная кровать с продавленным матрасом, укрытая выцветшим одеялом. На ней я спала, но между прочим очень уютненько в ней спать.

На полу лежал потертый коврик, который когда-то был ярким, но теперь превратился в бледное пятно. Единственное окно выходило на реку.

Запах сырости, затхлости и пьянки витал в воздухе, придавая нашему дому ощущение заброшенности и уныния.

Вытянув шею, посмотрела в окошко. Солнце вставало над рекой.

Домик родители выбрали на берегу. Небольшой, но классный… Когда-то был. Всего лишь три комнаты: две внизу и моя одна наверху. Вода своя, канализация автономная. И берег чудесный, где я каждый день купалась.

От бывших хозяев достался небольшой сад. Но, к сожалению, родители никогда не занимались ни домом, ни садом.

В этом городке мы прожили четыре года. Я стала своей в местной школе, ничем не отличалась от многих мальчишек и девчонок. Благодаря Мире даже немного выделялась.

Вообще не просто так в этот город приехали. Мамина двоюродная сестра когда-то здесь жила. Давно уже уехала, но мама думала, что здесь будет лучше. Не стало.

Здесь и пропали. Хотя как говорила Мира: нет разницы, где бухать, и причина для того, чтобы начать пить, не нужна. Просто это больные люди, хотя я считала их предателями. Самыми настоящими. Они кинули меня и, может быть, даже не сейчас, когда мне пятнадцать, а именно в тот момент, когда умерла бабушка, и они начали пить. Они плохие, и я не любила их.

Я сидела на краю старой железной кровати, потягиваясь после сна. Тонкие плечи выглядывали из-под выцветшей ночной рубашки, светло-русые волосы, спускающиеся почти по пояс, были растрепаны. Комната вокруг казалась ещё более убогой в утреннем полумраке: потрескавшиеся стены, пыльный пол и скудная мебель. К Мире хотелось.

Я провела рукой по лицу, будто стряхивая остатки сна, вздохнула и замерла, округлив глаза.

Почувствовала запах еды. Но никого в доме не было!

Замерла, внезапно уловив аромат, который казался незнакомым. Неужели бекон жарили?! Запах еды, тёплый и манящий, словно проникал сквозь закрытые двери и окна, наполняя воздух уютом и обещанием чего-то вкусненького. Я настороженно огляделась, пытаясь понять, откуда исходит этот аромат. Но комната оставалась пустой, и тишина лишь усиливала странность ситуации.

«Наверное, мне показалось», — подумала, пожав плечами. Но запах становился всё сильнее, вызывая лёгкое головокружение от голода.

Пойду поищу свои сланцы. А потом пойду к Мире, расскажу, что случилось ночью. Она, конечно же, мне не поверит. Я не понимала, почему такая спокойная…

Слюни просто текли, как вкусно пахло, неужели мама вернулась, неужели с продуктами? Я быстро вскочила с кровати и подошла к окну, выглянув наружу. Во дворе никого не было, только ветер слегка шевелил листья деревьев. Бережок реки казался манящим. Точно надо искупаться.

Чувствуя лёгкую тревогу, я переоделась. Ночнушку пихнула в шкаф, а надела лёгкое летнее платье.

Откуда же этот запах? И почему в пустом доме вдруг стало пахнуть едой? Окно было закрыто ночью, от соседей такой аромат не могло принести.

Я открыла дверь из комнаты, оказалась сразу у крутой лестницы, которая вела вниз.