Ты не должен умирать

Ты не должен умирать

Ужасная головная боль, сопровождающаяся не менее мучительной болью во всем теле в принципе, будто все оно—оголенный нерв, по которому нещадно дергают, словно играя на струнах скрипки. Последние воспоминания, лишь моментами всплывающие в голове—это стычка с советскими воинами, их численное превосходство(да ладно, в неравном бою оказались не русские), и начало жестокой битвы, в ходе которой, немцы бесповоротно проиграли, а их мертвые тела скинули в ближайшую реку. Но, один из них оказался более удачливым, сумев выжить—это Клаус Хартманн, немецкий снайпер, которого просто оглушило снарядом танка, но всё посчитала, что он погиб. И ведь он вполне мог утонуть в реке, но почему-то, судьба пощадила его, немца, бесчувственно зверя, или не совсем? Клаус ни разделял веру своих соратников в идеологию, которую Адольф Гитлер усердно всем навязывал, но чисто чтобы выжить, он делать вид, будто согласен с тем, что все кроме немцев—мусор, и ничто более. Но нет, Хартманн на самом деле считал иначе—любой человек, любой нации, веры, пола, ориентации, социального статуса—все равно человек, и расовая дискриминация—просто тупость, с которой нужно активно бороться, а не пропагандировать. Но кто он такой? Обычный рядовой солдат. И что он сделает? Правильно, ничего. Он ничего не может, однако, все равно как-то пытался—однажды, Клаус намеренно позволил заключённым одного концлагеря сбежать. Они не знали, что это конкретно он им помог, но Хартманну было достаточно и просто осознания того факта, что он сделал добро. Может, поэтому судьба его и пощадила?

Рваный и судорожный вдох, затем последующая отдышка—Клаус сам в шоке, констатировав то, что он выжил. Сил совсем нет, все тело неимоверно болит, переломов, вроде, нет, но ран, возможно, даже крупных, ссадин, растяжений никто не отменял. С трудом разлепив веки и оглядевшись, Хартманн установил—он находится на берегу реки, практически по колени находясь в ней. Собрав все свои оставшиеся силы, Клаус попробовал, хотя, бы проползти вперёд.

Хартманн попытался приподняться—с неимоверным трудом и болью, но у него получилось. Затем, потихоньку, маленькими шажочками, тот сумел и встать на ноги, но его чертовски трясло, да и хромота была обеспечена—смотря на окровавленную штанину, можно было понято, что свою левую ногу он точно повредил причём, серьезно. Как только Клаус найдёт, где обосноваться, то первым делом нужно будет обработать раны.

Несколько по правде мучительных часов, и вдали показалось нечто, похожее на деревню. Они были на вражеской территории, а значит, деревня точно принадлежала русским. Если там хоть кто-то есть, то Хартманна на пожалеют—добьют, и все дела. Он же носит нацистскую униформу и красноармейский крест, да и лопочет по-немецки. Но подойдя поближе, Клаус констатировал—деревья выглядет пустынной, некоторые дома разыскиваются, а значит, людей там нет. Боятся нечего.

Ещё несколько мучительных километров—и Клаус, чудом до ковыляв до ближайшего стога сена, на раздумывая, плюхнулся не него, чтобы, так сказать, перевести дух, для начала. Потом можно будет и осмотреться, попытавшись найти то, чем может обработать раны. Несколько блаженных минут лежания на сене—и Хартманн проваливается в мир Морфея, хотя все равно, сбивчиво дыша, жадно глотая воздух ртом. На со временем, его дыхание постепенно затихало—тоже хорошо.

Кира Хиггинс – ничем ни примечательная девушка: жизнерадостная, правда немного ленивая, но очень добрая. Тогда...тогда почему же сейчас она плачет? Что же могло испортить жизнь самого обычного ребенка?

Итак, давай те по порядку: 7:46 утра, все спят, но только некоторые людишки уже вышли из своих домиков и начали кормить скот, а некоторые косить траву. Кира - все так же мирно спит в своей постели, немного сжимая подушку и изредка зевая.

8:24 - Мама девушки упала на пол, от пули фашистов, а сама Кира - сидела в шкафу прикрывая свой рот рукой, дабы не издать ни звука.

8:56 - На девушку напал один из немцев, пытаясь задушить ее, дабы не тратить свои патроны. Но все же, Кира сумела быстрее воткнуть в его живот нож, из-за чего мужчина повалился на землю, а девушке оставил огромный синяк на шее.

9:25 - Белобрысая уже сидит за стогом сена, закрывая свои уши и зыжмуривая глаза, дабы не слышать, как каждого знакомого ей человека - расстреливают.

"Почему же все именно так?! Почему вся эта участь именно моя?!"

Проносилось у девушки в голове, когда город уже полностью опустел, и даже фашисты куда-то ушли, оставив по городу бесценное количество трупов.

10:12 - Минута...две...три.... И на стоге сена уже лежит парень, а точнее - фашист.

Кира сразу же зажала рот руками, а из глаз опять потекли слезы...

В этот момент девушка даже ни о чем не думала - все тело ужасно ныло, на руку был огромный порез, на шее - огромный синяк, а на ладонях обеих рук - была счесана кожа, так, что из рук девушки стекало не мало крови.

– Ненадо!~

Вырвалось у девушки по немецки, но она сразу же ещё раз закрыла рот рукой и сильно зажмурилась. Она сидела прямо позади сена - поэтому совершенно не видела мужчину, а вот он ее - мог очень даже хорошо увидеть

—Не надо!—громкий вскрик, пробудивший Хартманна, к тому же, кажется, принадлежащий девушке. Юной девушке.

Клаус встрепенулся, немного приподнявшись, ибо на более он не был способен, и став озираться вокруг, в поисках источника звука. Если здесь есть люди... хотя стоп, это же было на родном языке Хартманна—немецком? Что здесь делают юные девушки-немки?! Какого черта?!

Клаус, после несколько минутных поисков той самой девушки, наконец, нашёл её, причём, совершенно случайно—она сидела прямо за стогом сена, на котором и развалился Хартманн. И кто она такая? Немка? Русская? Если Немка—то что здесь делает, а если русская—откуда знает немецкий? Слишком много вопросов.