Ты не мой муж

Глава 1

Амир

Как же меня задолбали пробки. Хотя нет, мне здесь все надоело. Невкусная еда за неприлично большие деньги, лицемерные улыбки, даже если собеседник считал тебя полным говном, и вообще вся эта распиаренная белозубая американская мечта. Нет, это реально мечта, особенно когда карманы набиты деньгами, но, кажется, не моя. По дому соскучился. По Родине. По России.

— Стив, прижмись правее. Выйду, пройдусь, — тащиться по загруженному Верхнему Вест-Сайду — то еще удовольствие. До клиники недолго идти, прогуляюсь. — Марк, — повернулся к личному помощнику, — на сегодня свободен. Здесь у всех топов есть ассистенты, без этого никуда.

— Мистер Черкесов, звонила ваша супруга, просила помочь ей: она собралась в галерею и ей нужен переводчик.

Марк русский, но уже как десять лет имел грин-карту. Даже не знаю, на кого он больше работал: на меня или на так называемую жену?

— Езжай, — бросил и вышел. Я никогда не считал Лизу своей женой. Никогда. Это скоропалительный брак на злых эмоциях. Братья, мать, Лейсан…

Я предавал семью и меня предавала семья. Тогда так считал, сейчас… не знаю. Многое теперь в ином свете виделось. Время что-то стирало из памяти, где-то смягчало реальность, сглаживало острые углы, но особо уродливые поступки оставались такими же яркими, несмотря ни на что.

Телефон ожил. Я достал из кармана и посмотрел на экран. Моника. Подруга, любовница, таблетка от скуки. Она мне тоже надоела.

— Слушаю, — я до сих пор не мог отвыкнуть от сухих и четких разговоров по телефону, поэтому меня иногда считали грубым. Как и не мог привыкнуть к перманентной приветливости.

— Привет, мой сладкий Амир. Я соскучилась. Ты приедешь сегодня, любимый?

Любимый. Сладкий. Малыш. Все это терпел только потому, что Моника была хороша в постели, сильно не бесила глупостями, навязчива, но в меру.

— Не знаю. Я позвоню позже. Угу. Целую, детка.

Поскольку я не считал Лизу своей истинной женой, то связь с Моникой не была для меня изменой. Не она первая, не она последняя.

Два года назад, когда еще в Москве увлекся Лизой, все другим казалось. Жену она мне напомнила, только не погрязшую в материнстве, как Лейсан. Но очарование довольно быстро прошло: Лиза Кудрявая — совсем не Лейсан Черкесова. Первая мне жутко надоела, вторая… О ней даже мысли должны были быть под запретом. Так и было. Когда уезжал из страны, когда бросил сына и развелся женой — думать о ней не хотел. Но в моем случае время играло против меня, а память подбрасывала картины из прошлого, где я был абсолютно счастлив, любил и был любим.

Уже на пороге клиники удивленно посмотрел на дисплей телефона, из России звонок. Глеб Арский, давний знакомый, полезные связи.

— Здравствуй, Амир Каримович, — услышал знакомый голос.

— Здорово, Глеб Александрович, — он был старше меня лет на десять, но мы неплохо общались. Сошлись на общей любви к футболу, часто играли вместе. Он меня давно к себе на работу звал, но в России я в семейном бизнесе был, поэтому нет. — Рад слышать.

— Ну как ты там, в своей Америке? Не зачах? По березкам родным не скучаешь?

Скучал. И не только по ним. Когда уезжал, все связи разорвал, с корнями выдрал, обижен на всех был. Но уже пару месяцев как восстановить пытался: с братьями и матерью на связь вышел.

— Скучаю, — коротко ответил.

— Тогда у меня для тебя предложение и просьба в одном флаконе. Мне срочно нужен грамотный CEO. Выручай. Толковых топов в Москве не осталось. Все разбежались, за кордон свалили.

— Это нужно обдумать, Глеб.

Арский был одним из соучредителей крупнейшего медиа-холдинга в России. Предложение он мне делал отличное, и я о нем обязательно подумаю. Может, реально пора возвращаться? Хреново мне здесь.

Меня проводили к доктору Майкалзу. Год назад на волонтерской миссии корпорации, в которой я работал, подхватил свинку. Болезнь вроде детская, но я чуть не сдох. Очень тяжело протекала.

— Мистер Черкесов, присаживайтесь, — доктор был серьезен, даже фирменная белозубая улыбка казалась блеклой. — Мы получили ваши анализы.

Да, пришлось подрочить в баночку. Свинка — болезнь всяких желез, в том числе и тех самых. Мои яички были в опасности.

— Мистер Черкесов, я изучил вашу анкету, но там был пропущен пункт про детей, — отчего-то отклонился от темы Майкалз. — У вас есть дети?

Я отвел глаза и задумался. Есть ли у меня дети? Официально я отказался от родительских прав. Морально — тут все еще хуже, вспоминать стыдно. Эмоционально — я не знал, не думал о Даяне, запретил себе это.

— Да, есть сын, — но все же ответил положительно. В Москве жил мальчик чуть старше двух лет, в котором генетическая половина моя.

— Это хорошо, — врач как будто выдохнул. — Мистер Черкесов, к сожалению, болезнь не прошла без осложнений. Мы изучили вашу спермограмму и, к сожалению, с уверенностью в девяносто девять процентов вынужден сообщить о мужском бесплодии. Мне очень жаль.

Ух ты! Ничего себе побочный эффект. Неожиданно.

— Не нужно будет делать вазэктомию, — усмехнулся криво. Некоторым не стоило размножаться.

Я ведь не хотел детей. Я был плохим отцом и стал бы еще хуже, не дай бог от меня забеременела бы еще одна женщина. В принципе, не такие плохие новости. Я ведь всерьез думал о стерилизации. Черт, а что же тогда так холодно в груди?

— Спасибо. Я понял, — поднялся в какой-то дикой растерянности.

Я не поехал в офис, и в роскошную квартиру на Пятой Авеню тоже не хотелось. Давно уже. Там Лиза, а она за эти два года из кокетливой лани превратилась в требовательную ревнивую особу. Я ее предупреждал, что о нашем браке не нужно распространяться, но она трубила на каждой вечеринке. Как итог — я перестал брать ее с собой, но информация дошла даже до Москвы. У моей семьи длинные руки и большие уши. Братья в курсе. Не обсуждали вслух, мы и так едва общаться начали, но по тону явно слышалось порицание.

К десяти вечера устало поднялся в пентхаус на сто пятом этаже одного из небоскребов Манхэттена. В голове кавардак, в душе полный раздрай. Лучше бы я не знал, лучше бы не думал.

Глава 2

Два года назад

Амир

Я приехал на выписку сына за час до назначенного времени: из родни еще никого не было. Мне хотелось, чтобы это был только наш день — таинство знакомства с новым человеком, с моей плотью и кровью, с сыном. Встреча с любимой женой: Лейсан еще неделю назад положили в патологию, плановое кесарево, готовили ее. Все же это должен был быть только наш день, но разве нашу неугомонную татарскую родню остановишь!

Я приготовил ей много подарков, но венцом всего были документы на дом в Италии. Лейсан у меня теперь обладательница недвижимости на озере Комо. Будем втроем ездить на все лето!

Я посмотрел на свои руки — дрожали. Колотило меня знатно. Чем ближе были роды, тем страшнее становилось. Будем ли мы хорошими родителями? Я лично буду ли хорошим отцом? Не кошельком и жандармом, а реально любящим и близким со своими детьми. У старших братьев вроде получилось, правда, как мужья они те еще засранцы. Давид жену похоронил, а до этого много лет любил ее какой-то нездоровой жестокой любовью. Адель женился по залету, но вроде счастлив, не считая любовницы, которая скрашивала досуг на работе и в командировках. Я и сам тот еще любитель залезть красоткам под юбки, но не сейчас. Это мое прошлое.

С женой познакомились на юбилее главы диаспоры. Лейсан была совершенно не похожа на наших девушек из влиятельных семей. Она после школы сразу уехала учиться в Лондон, жила там и работала, совершенствуя язык. Она и не собиралась возвращаться в Россию, но приехала в отпуск и родителей повидать.

Красивая, фигуристая блондинка с потрясающим звонким смехом. Ей было двадцать пять, не замужем и не собиралась, смотрела вежливо, но гордо, обращалась к старшим с уважением, но не отводила и не опускала стыдливо глаз, говоря с мужчинами. Ведь в невестах еще, скромной должна быть! Девочка уважала чужие границы и никому не позволяла нарушать ее. Она меня очаровала, но я понимал, что нельзя переспать с ней и бросить. Но, как оказалось, у нее был бойфренд в Англии, а я так френдзона. Я! Амир Черкесов воспринимался исключительно другом!

У меня был месяц переубедить Лейсан, что она ошибалась. Ведь сам я поплыл окончательно и бесповоротно. Влюбился до беспамятства. Я лично отвозил ее в аэропорт, у меня руки приросли к рулю, когда подъехали: я не хотел и не мог ее отпустить, и я не отпустил! Развернул машину и увез обратно в город. Лейсан позволила мне это. Мы поженились через месяц. Четыре года душа в душу, вдвоем. Теперь нас будет трое…

Взгляд в зеркало — несколько машин парковались напротив крыльца, где толпились встречающие. Я тоже вышел.

Поздоровался с тестем и тещей и своей родней. Шум, гам, веселье, а меня продолжало крутить странной дрожащей внутри тревогой. Откуда взялась, ведь не было ее? Чем больше становился живот у жены, тем сильнее мне точили душу странные страхи. Несвойственные мне, чужие, но мои…

— Держи, папаша, — медсестра на выписке вручила мне атласный конверт с пищащим красным комочком. Я уже понял, что дети не рождались как в рекламе подгузников — румяные и щекастые. Дети три дня отроду красные, сморщенные и похожие на лепреконов.

— Спасибо, любимая, — коротко поцеловал жену и подарил большой букет пионов, которые она обожала.

Суета, поздравления, фотографии — мы не могли выдохнуть. Дома был накрыт стол для гостей. Я стоял в центре гостиной и держал на руках сына:

— Даян, — нарек его и произнес молитву.

Лейсан пошла кормить и укладывать ребенка, а я слушал пожелания сыну и нам, вкусно ел, улыбался, но мне хотелось все оставить и броситься наверх, в нашу спальню. В доме была прекрасная детская, но подруги и родня насоветовали жене, что тяжело будет бегать в ночи на кормление, поэтому колыбель пока в нашей комнате.

Мне хотелось посмотреть на них и ощутить отцовские чувства, нежность, любовь, желание оберегать и заботиться. Пока я растерян и смущен, и не понимал, почему меня трясло, когда подходил к спальне.

Я открыл дверь и увидел жену: Лейсан с оголенной грудью, полной, сочившейся молоком пыталась вставить сосок в рот Даяна. Он хныкал и отказывался. Она продолжала пытаться и тихим голосом уговаривать сына.

Медленно прикрыл дверь и прислонился лбом к стене. Такая милая семейная идиллия, но мне было страшно к ним подходить. Вдруг все испорчу? Если не справлюсь? Если не по люблю сына? Я был третьим у родителей, у меня было все, кроме внимания отца с матерью. Я не хотел стать таким же, очень не хотел.

Гости уже ушли, а домработница, которая приходила каждые две недели или на важные события, убрала со стола и тоже спешила домой.

— Амир Каримович, доброй ночи и примите еще раз мои самые искренние поздравления.

— Спасибо, Эльза Марковна. Я вызову вам такси, — взялся за телефон.

— Да я на метро…

— Не спорьте, — оборвал причитания. Метро не близко, а на улице дождь накрапывал. Она ушла, а я достал бутылку коньяка и налил себе. Застолье у нас было без алкоголя, а мне срочно нужно расслабиться. Внутри весь натянутыми струнами опутан.

Я так соскучился по жене, но не мог к ней подойти. Так у них там интимно и правильно с сыном, что отчего-то чувствовал себя лишним. Между нами и секса давно не было: месяц назад еще назначили половой покой. Мы, конечно, выкручивались, но это не то: хочется близости, обоюдных стонов, вспотевших от страсти тел, эх.

— Уснул, — жена спустилась в гостиную. Выглядела уставшей. Лейсан переоделась в шелковый халат с кружевными вставками и собрала свои шикарные густые волосы в пучок.

— Иди сюда, Леся, — поставил стакан и привлек жену на колени. — Соскучился, любовь моя, — прижался к ней, пытаясь отыскать ее запах за всеми этими присыпками, детскими кремами и сладким запахом чего-то… — Что это? — провел пальцем в районе соска, где расплывалось пятно.

— Молоко. Его так много пришло, а Даян пока не может правильно захватить сосок, да и сосательный рефлекс еще слабый. — Лейсан посмотрела на меня нежно и пальцами зарылась в мои волосы. — Мир, пока нельзя. Там выделения… В общем месяц еще никаких вагинальных проникновений, — она тихо рассмеялась. У меня аж член упал. Все эти подробности явно лишние. — Посидишь с Даяном? Я так хочу нормально искупаться и голову помыть.

Глава 3

Лейсан

Сегодня ровно месяц, как родился Даян. Я вызвонила маму, сцедила в бутылочку молока и поехала на плановый осмотр к моему акушер-гинекологу.

— Все хорошо, Лесь, — закончила осмотр Катерина Юрьевна. Мы с ней, правда, давно перешли на «ты». Она вела мою беременность с самого начала, так и подружились. — Можешь начинать радовать мужа, но осторожно. Вообще, я советую воздерживаться недель шесть, но у тебя там все прекрасно. А шовчик — загляденье, видела?

— Видела, — вяло улыбнулась, поднимаясь на ноги.

— Лейсан, все хорошо? Как вы справляетесь?

Мы. Нет, увы, справляться приходилось только мне. Никогда не думала, что скажу это, но мой муж стал нервным и раздражительным, даже больше — неадекватным! Ладно бы просто не помогал, но Амир начал взрываться по любому поводу, и шло это по нарастающей. Он не удовлетворен мной: внешностью, временными ограничениями и моим материнством. Амир недоволен домом: плохие ужины, шумно, пропал уют. Я не хочу пока чужаков в дом, но мама предлагала временный переезд. Амир не был в восторге. От здоровой еды он тоже не в восторге, как и от реально качественного кейтеринга. А самое главное и страшное, что муж не в восторге от нашего сына: громко кричит, плохо спит, мешает. Ему мешает родной ребенок.

Я прикусила щеку, чтобы стало больно. Меня это не просто расстраивало, но и пугало. Я часто плакала, бесшумно и тихо, укачивая беспокойного Даяна. Четыре года замужем, и это первые мои слезы. Когда мы должны были быть абсолютно счастливыми, я рыдала в тишине, одна, совсем одна, без поддержки и внимания. Мне ведь тоже сложно! Это наш первый ребенок, и я сама не до конца осознала, что не принадлежу себе. Что отныне я не просто женщина и жена, я мать. Меня спасала врожденная ответственность. Амир, как оказалось, обделен этим качеством, по крайней мере в отношении отцовства.

— У Даяна сейчас проблемы с животиком, и я с трудом вывожу.

— Это период такой, — Катя погладила меня по руке. — У пацанов до трех месяцев может затянуться, зато потом красота, — улыбнулась. — Нужно потерпеть. Ты, кстати, как питаешься?

— Да я уже не знаю, что есть. Даяна на все сыпет, и эти колики… У меня в рационе пустая гречка и вареная грудка.

— Ну ты себя так не загоняй. Молоко уйдет.

Да, мне говорила подруга. Ее сыну четыре, и он не просто мальчик, он — Черкесов! Майя замужем за братом моего мужа. Она много помогала советами и на практике учила, как с детьми обращаться. Но…

— Кать, я думала, может, на смесь перейти? Может, Даяну легче будет?

После одного единственного раза две недели назад близости между мной и мужем больше не было. Я извинялась, что меня стошнило, но это был рефлекс — я нервничала и не успела подготовиться: сын так кричал, а Мир буквально имел меня в рот. Я пыталась исправить оплошность, но он больше не хотел. Меня не хотел. Особенно его бесила моя грудь: слишком большая, вены проступили некрасивой синевой, соски вытянулись и в трещинках, цвет больше не нежно-розовый, а темно-коричневый. Было обидно. Я понимала, что это все временно, что приду в форму, что мы организуем нашу жизнь, но я боялась, что муж окончательно отдалится от нас с сыном. Каждый день все дальше.

— Ты что?! Это же его иммунитет! Да и смесь не панацея. Пока подберешь подходящую, там и прикорм пойдет.

— Да это я так, в порядке бреда, — махнула рукой.

— Это все, что тебя беспокоит? — посмотрела остро и с пониманием.

— Да с мужем тоже сложно. Он пока… — я не знала, как правильно сформулировать. — Амир пока не ощущает себя отцом.

Он даже не подходил к нему, не брал на руки, не качал, не проявлял интереса, только орал на любой писк Даяна. У меня было ощущение, что сын ему мешал.

— Мужчины не сразу чувствуют связь с детьми. У них это приходит позже. Но важно интегрировать отца в процесс с самого рождения, иначе потом будет сложно.

— Спасибо, Кать, — а про себя «мне уже сложно».

Домой буквально летела: мама написала, что Даян отказался от бутылочки со сцеженным молоком и кричал благим и богатырским.

— Ну и легкие у нашего парня! — улыбалась она, хотя внук у нее на руках плакал и выкручивался. Я опрометью бросилась в гостевой туалет, вымыла руки и расстегнула блузку, давая ему грудь. За этот месяц у меня выработался рефлекс: ребенок — моя забота. Я должна его успокоить, покормить, искупать, уложить. Никто не обязан помогать мне. Я мать. Когда отказалась от няни, Амир все чаще повторял мне эти слова. Его бесила моя неуступчивость. Но как можно новорожденного, который висел на груди, отдать чужому человеку?! Что же мы за родители такие?!

— Ты чего такая шальная? — мама нахмурилась.

— Переволновалась, — сын наконец ухватил сосок и начал активно работать ртом. Тишина. — У Даяна животик пучит, он нервный.

— Так у всех детей, — отмахнулась мама. — Это нормально. С твоим братом так же было, до сих пор помню. А чем ты мужа будешь кормить? — устроила ревизию моего холодильника. Сейчас у меня там сплошной ЗОЖ.

Амира мама очень любила. Когда я уехала учиться в Лондон, а потом решила там остаться, она расстроилась. У меня специализация по медиа-коммуникациям и стратегии развития рынка публичного распространения информации. Я оказалась фотогеничной, камера меня любила, и меня часто приглашали «в кадр». В двадцать три года я вела прогноз погоды на национальном телевидении Великобритании. Я не планировала возвращаться в Россию, закладывала жизненный фундамент за рубежом, бросая якоря, но любовь все расставила по местам. Родители были счастливы, а мой муж был в фаворе. Вернул дочь в родные пенаты.

— Не знаю, мам. На что сил хватит, — проговорила, засыпая на ходу. Стоит ли говорить, что спала урывками. Заснуть с грудью во рту — не наш вариант. Амир категорически против приучения ребенка к постели родителей, поэтому я еще час укачивала сына, а как только клала в кроватку — он просыпался и все по новой. Май подкрался незаметно, и я часто видела розовые рассветы над нашими лесистыми далями.

Глава 4

Амир

Я не знал, как дальше жить. Куда катится наш брак? Почему семья развалилась? Когда испарилась любовь?

Даяну уже три месяца, а я ничего не чувствовал к сыну. Просто ноль. Вечно визжащий комок. Сначала были раздражение и злость, сейчас и это выключилось. Свет потух. Латай не латай, а жизнь на заплатках — это не жизнь.

Лейсан, жена, любимая женщина. Куда все ушло? Почему так случилось? Я ведь любил ее. Надышаться не мог. С ума сходил, если приходилось разлучаться, а сейчас лишь бы куда, но только не домой. Нет, она мне не противна и не отвратительна, но Лейсан стала неотделима от Даяна, и теперь я воспринимал ее как мать, как одно целое с ним. Я просто не мог заниматься с ней сексом. Отрезало. Все можно пережить, и отсутствие интима еще не приговор, но вся соль в том, что куда-то делись нежность, ласка, желание беречь и защищать. Все то, что символизировала настоящая любовь. Я не смог полюбить сына и разлюбил жену. Все пропало. Куда? Не знаю. Многое отдал бы, окажись все иначе. Я хотел семью, я любил жену, я остепенился с ней, ждал нашего первенца! А теперь чувствовал, что без них мне легче, чем с ними. И им тоже лучше без меня. У них симбиоз, а я лишняя частица.

Но и это не единственная проблема… Я постоянно думал о другой женщине. Смотрел на новую сотрудницу и голову терял. Ведь понимал, что мое поведение отвратительно, но мечтать ведь не запретить. Лиза мне напоминала Лейсан звонким смехом и кокетливыми улыбками. С ней я словно в прошлое вернулся и хотел завоевывать непокорный Эверест! И ведь у нас не было ничего! Подвозил несколько раз домой, случайно в лифте зажимал, вкусняшки покупал, да за коленку пару раз потрогал — детский сад! Правда, когда Лейсан застала меня за дрочкой ванной, был грех за мной. Я реально не мог уснуть, все о Лизе думал, потом о жене, и так по кругу. Мерзко и недостойно мужчины и мужа, поэтому пошел в ванную, фото Леси смотрел, но мыслями к Лизе возвращался, и тогда возбуждение захлестывало, тонул в похоти, но упрямо возвращался мыслями к женщине, которой четыре года искренне говорил «люблю». Я не мог кончить. Так и не смог. На Лейсан. Получалось только в порочном бреду, где в центре моя секретарша. Что это? Неужели влюбился? Или тупо похоть? Может, трахнуть ее и спокойнее станет? Может, я просто не мог без новых завоеваний? А если это большее? Если секс будет настолько охренительным, что уже не вернусь в семью? А хотел ли я в принципе возвращаться? Не знаю. Но! Я обещал Лейсан, что если когда-нибудь решусь на измену, то не стану лгать — признаюсь честно, а дальше по обстоятельствам.

Я многое ей обещал, уговаривая выйти за меня, хотя бы это обещание должен сдержать. Остальные оказались неисполнимыми.

— Тук-тук, — услышал Лизу. — Ваш кофе, Амир Каримович. Она подошла к столу с неизменной кокетливой улыбкой. Я дотронулся до шеи и покрутил головой из стороны в сторону. Затек весь. — Размять вас? — неожиданно предложила она.

Нет. Нет!

— Было бы неплохо, Лиза, — мой мозг отказывался работать здраво. Она подошла со спины и теплыми руками коснулась шеи, очень нежно. Очень. Словно ласкала не загривок, а кое-что поделикатнее.

— Хорошо, Амир Каримович? — чуть нажала.

Я молчал. Меня язык не слушался и не только он: шишка в брюках настолько очевидна, что относительно моего удовольствия просто не должно быть вопросов.

— Это моя благодарность, что дали шанс и работу. Спасибо, Амир… — настолько томно и мурлыкающе. — Каримович.

— Лиза, — откинул голову на спинку кресла, встречаясь с ней глазами, — сегодня у нас деловой ужин с партнерами. Ты будешь мне нужна. У тебя ведь нет планов на вечер? Муж, парень не ждет?

— Не ждет, — последний раз погладила по плечам. — Я буду готова к концу рабочего дня, — и ушла, покачивая бедрами.

Фух! Еле сдержался. Если продолжать в том же духе, то надолго моих обещаний верности не хватит. Зачем-то пригласил ее на важный ужин. Но здесь всегда можно съехать, что секретарь полезен на любых переговорах, да и люди рядом удержат от глупостей. Давид, старший брат, всегда был грозным предупреждением, хотя сам тот еще «моралист». Это сейчас он праведный вдовец, почти глава нашей татарской диаспоры, но для него, как и для меня, Аллах в раю подушки не приготовил. Мужикам из нашей семьи — пиздец. Всем.

— Амир, что у тебя происходит? — брат позвал меня на перекур.

— А что у меня происходит? — глубоко затянулся.

— Как жена? Как сын? Не выезжаете совсем. В гости не зовете. Праздник в честь первого месяца не устроили.

— Сложно все пока с родительством нашим. Даян еще не вошел в возраст, когда его можно в свет выводить да людям показывать, а Лейсан вся в нем, — прямо взглянул на Давида.

— Ясно, — смотрел остро. — Ты, главное, думай головой. Головка — плохой советчик, — заметил, что к секретарше дышу огнем. — Семья — это твое все, не забывай.

— Я взрослый дядя уже. Все косяки моими будут, и я за них отвечу.

— Добро, — кивнул брат. — Я запомню это, Амир.

Встреча прошла плодотворно, на неделе подпишем документы на строительство бизнес-объекта. Лиза все записывала и сильно не отсвечивала, но внимание привлекала. Мое.

— Давай подвезу, — вышли в летнюю звездную ночь. Огни города настолько яркие, что звезд не видно, но я точно знал, что они смотрят. Созерцают мой путь к моральной пропасти. Свидетели моего почти падения.

— Неудобно это, Амир Каримович. Ваш брат и так уже недобро смотрит, — смущалась Лиза.

— Разве можно такую красивую девушку в ночи одну оставить.

— Такси…

— Не доверяю, — качнул головой и повел ее к припаркованной ламбе. Роскошные машины, как и красивые женщины, моя слабость. Я считал Лизу красивой, но не блистательной и шикарной. Тут ей и внешнего лоска, и хорошего образования не хватало. Но многое можно поправить, было бы желание…

Мы подъехали к стандартному человейнику, но в пределах МКАД. Лиза не торопилась выходить, а я открывать двери. Да, они заблокированы.

Глава 5

Лейсан

Я забежала в детскую и заперла дверь. Мне не в первый раз страшно рядом с мужем, но сегодня наша эмоциональная связь истончилась окончательно, готовая оборваться в любой момент.

— Лейсан, все нормально? — я обернулась. Мама с Даяном на руках. Хорошо, что темно и не видно моих слез.

— Иди, ложись, — хрипло произнесла, сдерживая всхлипы. — Давай, покачаю, — забрала сына. Мы никому не будем обузой, мы все сами сможем.

— Так, дочь, ну-ка рассказывай!

Мама давно заметила неладное между нами, но когда она оставалась, Амир как-то сдержанней был. Сегодня резьба слетела окончательно, и у меня тоже. Да, наверное, я его спровоцировала, но сколько можно сглатывать его раздражение, злость, капризы! Ему плохо с нами, у него, вероятно, какая-то депрессия, но я не психолог, я женщина, жена, мать, мне нужен мужчина, муж и отец нашего сына! Я устала терпеть и сглаживать! Я хочу поддержки, любви, заботы! Разве многого требую от любимого мужа? Даже после этих трех невыносимых месяцев я все еще любила Амира.

— Все нормально, — и всхлипнула. — Мы разберемся. Иди, мам.

Мириам Багировна Ахматова — женщина пробивная, всегда такой была. Амира любила, но родные дети, это дети. Как бы ни ругала меня за излишнюю эмансипированность, а в обиду своих не даст. Вот и сейчас вся пылала праведным гневом.

— Орет, обижает… — перечисляла. — Леся, если он тебя хоть пальцем…

— Нет, мамочка, до этого не дошли… — и про себя «пока». Наверное, Амир меня уже ничем не сможет удивить. Ни кулаками, ни любовницей. Страшно было верить в это, но сомнений оставалось все меньше.

— Дочь, никогда не позволяй мужчине поднимать на тебя руку и вытирать об тебя ноги. Один раз случится, и это станет нормой, — мать направилась к выходу, но обернулась и прямо посмотрела на меня: — Он сегодня вернулся весь в аромате женских духов, — жестко заявила. — Это больно, Леся, но лучше знать, чем не знать. У вас малыш, будь осторожна, а в остальном… Мы с отцом всегда на твоей стороне, — и вышла.

Я прижала к себе сына и закрыла дверь на замок. Иногда мне казалось, что Амир способен что-то сделать с Даяном на нерве. Потом это проходило: бред! Бред же! Но я давно не просила мужа помочь с сыном, не оставляла их вдвоем, максимально пыталась не раздражать Амира. Это очень больно, когда боишься собственного мужа. Когда страшишься за ребенка.

— Маленький мой, — целовала спящего сына. В моих руках он любил засыпать. Так ему спокойнее, наверное. Даян кричал, но и вокруг него кричали. Замкнутый круг. — Тебя в обиду не дам. Если папа нас не любит… — не договорила. Готова ли я к расставанию? К разводу?

Я зажмурила глаза, смаргивая слезы, выдавливая горячие и соленые следы женского разбитого сердца. Даже если у Амира никого нет (в глубине души надеялась на это и верила его мужским обещаниям), меня он уже не любит. А может, и не любил. Я не верила, что любовь живет три года. Настоящее чувство не умирает даже, когда душу ядовитыми ножами вспарывали. Есть ли порог у любви? Болевой? Кто знает, возможно, я проверю это лично.

Уснуть смогла к утру, хорошо, что поставили в детскую небольшой мягкий диванчик, на нем и устроились. Даян грел мне бочок и, кажется, мы проспали.

Сын в шесть утра получил свою порцию еды и сейчас спал довольный, и я с ним. Правда, меня беспокоило, что молока стало приходить меньше, и Даяну не хватало. Раньше одно кормление — одна грудь, сейчас он выпивал две. Мне говорили, что на стрессе может ухудшиться лактация. Я не хотела переходить на смесь. Да, это иммунитет, но и тупо легче ночью.

Я вышла в коридор, собиралась умыться, но приглушенные крики остановили:

— Ты ведешь себя недостойно татарского мужчины! — это голос мамы.

— А как же ведут себя достойные? — в голосе Амира слышалась злая насмешка.

— Ценят и уважают жену. Любят своих детей. Не заставляют плакать любимых женщин…

— Мириам Багировна, вам ли не знать, что мы, Черкесовы, не уродились.

— Видимо, да, — мама явно на грани. — Яблоко от яблони. Что Карим был… — она замолчала, поэтому что о мертвых либо хорошо, либо никак. Мой свекр умер еще до нашего с Амиром знакомства.

— Мириам Багировна, очень надеюсь, что когда приду домой вечером, вас не застану.

— Ночью, — ехидничала мать. — Ты возвращаешься ночью.

Больше не стала слушать, к ним поспешила. С мамой столкнулась на лестнице.

— Я уезжаю, Лейсан, — строго сказала. Вся заведенная, раскрасневшаяся. Она у меня тоже блондинка, но не такая высокая, да и к пятидесяти годам талия уже не столь тонка, но мама харизматичная, поэтому взгляды до сих пор приковывала. — И ты знай, что тебя примем в любом случае. Дом у тебя есть!

Я хотела ее обнять, успокоить, но она фурией пролетела — вспыльчивая, ей нужно время. Ничего, я как раз с мужем поговорю.

— Ты выгнал мою мать? — спустилась в столовую. Амир пил пустой кофе. Сегодня завтрак ему никто не приготовил, а сам… Ну не царское это дело. Теперь. А раньше мог и сгонять с утра в кофейню, и сам сделать яичницу, чтобы мне в постель принести. Больше я внимания не заслуживала. Трофей завоеван, рассмотрен со всех сторон и больше не интересен.

— Я хозяин в этом доме и имею право на уважение, нет? — смотрел холодно и отчужденно. Вчерашняя ссора отдалила нас окончательно. Держались на тонких сухожилиях, осталось чикнуть скальпелем, и все. Любопытно даже, кто из нас станет тем самым хирургом?

— Так, может, и нас с Даяном попросишь на выход, хозяин?

Амир вскинул голову, ноздри затрепетали, как у норовистого молодого жеребца. Он ведь красавец у меня: высокий, поджарый, с густой темной шевелюрой, чувственными губами и хищным взглядом. И эти длинные ресницы… Плюс деньги, статус, стиль и возможности — завидный мужчина и, видимо, кольцо на пальце уже не являлось барьером ни для охотниц за ресурсными самцами, ни для самих женатых жеребцов.

— Не передергивай, Лейсан. Это твой дом, и он им останется… при любом раскладе, — мы схлестнулись взглядами, и я поняла, что он будет и хирургом, и палачом…

Глава 6

Лейсан

Я плакала всю ночь. Это точно конец. До последнего не верила, что счастье у меня хрустальное, хрупкое, и что разбилось оно об обыденную реальность. Не выдержал мой муж, мой Мир, испытания отцовством. Понять это сложно, принять практически невозможно, но если бы вслух произнес, помощи попросил, признал, что тяжело ему — мне было бы легче. Мы ведь могли обратиться к правильным людям, к врачам, которые могли бы помочь, и нам как паре в том числе. Теперь уже точно поздно.

Я ведь знала, не хотела за него замуж, боялась репутации и все равно влюбилась, поверила, упала в него! Теперь разбитая, как то самое корыто.

Некоторых мужчин просто нельзя исправить, они такие, какие есть: дикие, привыкшие к воле, необузданные и ни к кому не испытывающие долгих привязанностей. Я поверила, что моя любовь для него — кровь, которая по венам; мое тело — храм, а душа — алтарь. Нет, не так. Все не так. Это было временно. Я трофей. Трофей, который больше не имел для него ценности…

Днем ко мне заехала подруга. Жена Аделя, брата моего мужа. Она моложе меня на три года, но замужем подольше, и сыну ее скоро пять.

— Лесь, — Майя забрала у меня Даяна, пыталась помочь, — ты совсем…

— Замученная? Уставшая? Страшная?

Майя внимательно на меня посмотрела и сделала свои выводы:

— Ты плакала?

— Постоянно…

Стыдно. Как же стыдно обнажать душу, когда в ней столько боли и горечи. Я привыкла делиться счастьем, позитивом, хорошим. Любила смеяться и радоваться каждому дню. А сейчас плачу. Почти всегда. Самое большое горе, что любимый мужчина мог причинить любимой женщине — лишить ее улыбки, а способы, чтобы она рядом с тобой завяла и перестала радоваться, могли быть любыми. Это уже вторично.

— Лейсанчик, я мармелад принесла. Иди, посиди в тишине, а я с Даяном буду. Если хочешь, прими ванную и ложись, поспи. Я, если что, на целый день к тебе.

Я пошла ставить чайник и заваривать свежий чай. Мне не хотелось спать, есть, нежиться в ванной. Мне нужно спросить у Майи… Она ведь тоже замужем за Черкесовым.

— Давай мне, — вернулась в гостиную с подносом, — дам ему грудь, — забрала Даяна. У меня катастрофически мало молока. Я старалась чаще прикладывать сына, чтобы дотянуть хотя бы до полугода.

— Лесь, иди отдыхай, — подруга пыталась взять на себя мои заботы, хотя у самой своих полон рот.

Было приятно, но меня муж обвиняющими взглядами и несколькими фразами приучил справляться самой. Если не могла, значит, плохая мать, не справляюсь.

— Май, у меня деликатный вопрос… Это сложно вслух произнести… — начала осторожно, но чем больше говорила, тем легче становилось. Просто выговорить и облечь в слова свою боль. Поделиться с такой же, как и я, женщиной.

— Господи, не верится, что Амир может быть таким, — Майя была шокирована. Да, Черкесовы могли быть жуткими мудаками, но свою плоть и кровь ценили превыше всего. — Вы не думали с психологом поработать?

— Это помогает, когда человек хочет, а Амир не хочет. Ничего не хочет. Мы не спим вместе, Майя. Мне давно уже можно, понимаешь?

Майя кивнула. Конечно, она тоже рожала и знала про интимные ограничения и их сроки.

— Муж не хочет меня. Я для него асексуальна: воняю молоком и ребенком. Амир не хочет меня и, кажется, больше не любит…

— Так и сказал?! — воскликнула Майя. Я только кивнула. — Ну какой мерзавец! Как он мог вообще. Ведь так любил, Лесь, так любил… Неужели эти Черкесовы в принципе лишены сердца… — теперь моя очередь ошеломленно смотреть в ее мокрые глаза. — Да, подруга, Адель не любит меня и никогда не любил, — поднялась, обняла меня и поцеловала в макушку. — Но у нас ровные отношения, и я поговорю с мужем. Адель вставит Амиру мозги на место.

— Это невозможно: Амир не признает давления и авторитетов. Тем более что, вполне вероятно, у него кто-то есть.

— Скажи, что мне сделать? — Майя гладила меня по волосам. — Я не оставлю тебя здесь одну с ребенком. Хочешь, ко мне поедем? Поживешь у нас. Может, у Амира что-то щелкнет, когда реально осознает, что может потерять вас.

— Не нужно, — обняла ее в ответ, а Даян тут же закряхтел — придавили малютку. Все-таки Амир сделал мне самый главный подарок, и это не недвижимость, деньги и драгоценности. Сын. У меня всегда будет мужчина, который не предаст. — Мы к родителям поедем. Не могу здесь одна.

— Одна? — удивленно переспросила Майя. — А Амир?

— Он вчера ушел, — пожала плечами. — Вернулся в два часа ночи, и я предложила ему в принципе не приходить домой, и он ушел. Так просто, — схватилась за руку подруги, — словно перешагнул через наш брак. Это так больно…

— Я знаю, Лесечка, знаю. Это больно, но боль проходит. Это я тоже знаю. Время лечит, оно все лечит.

Майя пробыла со мной до самого вечера. Мне кажется, она тоже ждала Амира, чтобы в глаза ему заглянуть. Я тоже ждала. Надежда ведь умирала последней.

— Мам, — вечером набрала ее, — я хочу домой вернуться.

— Мы с папой едем! — только и ответила.

Майя дождалась моих родителей и поехала к себе. Да, никто не завидовал Амиру, если он вдруг решит вернуться.

— Где он? — отец буквально ворвался в дом. — Я ему яйца оторву!

— Папа! — я сама испугалась. — Папочка, не нужно, — успокаивала его. Мама злилась на зятя и явно накрутила отца. Он у меня вспыльчивый и здоровенный мужчина, зашибет и не заметит, но маму слушался как верный рыцарь. Они долго прожили вместе: мне двадцать девять, брату двадцать. Наверняка у них разное бывало, но за своих они горой. Да, наша семья жила дружно, тесно пересекаясь с диаспорой, не отделялись и не забывали корни, но наш дом и традиции, в нем принятые, были важнее. Поэтому я училась за границей без присмотра родителей, мой брат тоже сейчас в Лондоне. И мы с Наилем никогда не были товаром и инвестицией для родителей. Нас не принуждали к браку с отпрысками влиятельных семей и не продавали как мясо на рынке. Мы всегда были свободны и имели право выбора.

Глава 7

Амир

Меня выгнали из дома. Или это я сам ушел. Я пока не определился. Это было легко и неимоверно трудно. В глаза ее, полные невысказанных вопросов и горьких слез, смотреть было сложно и стыдно. За каждую мысль в голове было совестно. За каждое действие и бездействие.

За то, что не поддержал. За то, что не помогал. За то, что не полюбил сына. За то, что разлюбил ее, свою жену.

Вопреки желаниям и похоти, я не поехал той ночью к Лизе. В своей старой холостяцкой берлоге ночевал и думал. Очень много думал. Развод. Это звучало странно и непривычно.

В нашей семье разводы не приветствовались, но я никогда не подчинялся чужим приказам. Дело не в их одобрении или порицании, сам шаг трудный. Я ведь любил Лейсан, хотел, чтобы моей навсегда стала, детей от нее хотел, а вышло, что все как-то не так.

Мы четыре года вместе — для кого-то срок небольшой, но для меня огромный. Я с женщиной не проводил больше пары месяцев, и это даже не на одной территории. Про любовь вообще молчу. С Лейсан все изначально иначе было: это не банальное желание залезть под юбку, это восхищение, ошеломительная радость, когда смотрел на нее, стремление оберегать, целовать, любить… Куда и почему это ушло? Неужели так у всех, и то, к чему я пришел — закономерный итог?

Два года мы с Лесей жили для себя: наслаждались друг другом, делились планами, поддерживали и любили. Потом решили, что хотим иметь общее и сокровенное, самое ценное. Не сразу получилось, да и беременность не была легкой, но родился Даян. И… Все закончилось. Неужели это все? Конец?

С Лизой у меня больше ничего не было. Я не провоцировал, она не намекала. Делали вид, что в гости на чай я к ней не заходил. Я не хотел форсировать события, пока не разберусь в своей жизни. Я не должен изменять жене, и Лизу использовать тоже не нужно: она не хочет быть женщиной для сброса напряжения. Хорошие девочки хотят, если не с принцами, то хотя бы с какими-то дальнейшими перспективами в отношениях, а с женатым обычно впустую все.

В воскресенье днем мне нужно было ехать на обед к матери: там будут братья с сыновьями. Раз в пару месяцев мама устраивала такие вот сыновьи смотрины: без невесток, но с внуками. Эльвира Сабировна Черкесова считала себя идеальной матерью, а мы, ее дети и внуки, плоть от плоти, должны быть на коротком поводке и всячески почитать и ублажать ее. Был бы жив отец, вероятно, они оба принимали нас как сюзерены вассалов. Кроме Давида, нашего старшего, он уж точно наследный принц, а мы с Аделем так, словно бы «с другой стороны одеяла».

— Амир, почему ты без Даяна? — мать начала с меня. Я перевел на нее взгляд, до этого зависал на бирже, хоть что-то интересное.

— Он маленький, куда мне его.

— Ну Давид справлялся всегда, даже с младенцами, а Даяну уже три месяца! — вставила шпильку мать. Она, похоже, даже не понимала, что, противопоставляя мне брата, вносила разлад между нами. Кому понравится слушать, что ты не такой, а вот первенец!

— Ну, я не Давид, — нахально улыбнулся и подмигнул брату. — У меня и руки из жопы, и голова не такая светлая.

— Ты как с матерью разговариваешь?! — возмутилась она.

— Амир, — Адель тоже осудил одним взглядом.

— Да я правду сказал, — смеялся. Я вообще не любил на серьезных щах все эти мероприятия просиживать. Я третий сын, и по мнению родителей был самым «не получившимся». Не такой важный и серьезный как Давид, не такой башковитый как Адель (хотя и он не мамина радость), слишком непостоянный, ветреный, гуляка и вообще каши со мной не сварить. Может, мама и права. Сейчас так уж точно.

— Устроил балаган, — мама фыркнула. Она не воспринимала всерьез мои слова, не слышала в них обиду, не хотела видеть, что разделила детей: кто-то лучший, кто-то худший, равных нет. — Завтра заеду к вам, посмотрю внука. В прошлый визит мне показалось, что у Даяна глазик косит.

— Не говори глупостей! — меня взбесило это замечание. Она еще и внуков будет делить на хороших и плохих! На правильных и неправильных. — Он грудной малыш и ссыт под себя, а ты от него хочешь докторской, м?

Я поднялся и ушел. Хватит с меня этих сборов! Надоели. Они мне все надоели.

— Амир! — старший брат догнал, когда уже дверь машины распахнул. — Постой.

Я обернулся, руки в кулаки сжал, набычился. Если решил воспитывать за непослушание и грубость к старшим — готов и подраться. Это я умею, младший ведь из братьев: получал от них люлей, тут хочешь не хочешь, а научишься защищаться.

— Что с тобой, братишка? — Давид вопреки ожиданиям сжал мое плечо. — Я же вижу, что в последнее время ты потерялся. Расскажешь?

Я провел руками по лицу, сбрасывая агрессивное раздражение. Сколько во мне его? Много. Не вычерпать. Пока я в этом варюсь, оно будет прибывать и прибывать. Нужно не откачивать и ставить заплатки, а убирать его источник.

— Сложно мне, Дава. Херовый из меня отец вышел. Не получается… Ничего не получается.

— Это пройдет, Амир. Я трижды отец, и привязка к сыновьям пришла не с первого взгляда.

— Но ты ведь любишь своих пацанов?

Я знал ответ. Да и я любил племянников, всех без исключения, а вот своему сыну папой так и не смог стать.

— Конечно, — Давид ответил так, как я предполагал.

— А я нет, — сел в машину и уехал. Катался до самого вечера. В итоге остановился на Воробьевых горах и смотрел вниз. Я лечу вниз, или это возможность вскарабкаться наверх? Ответа у меня не было. Поэтому я поехал домой: искать эти самые ответы.

Было темно: и внутри, и снаружи, и я не только про дом. Но определенно он остался пустовать. Я нутром почуял, когда заметил, что ночное освещение выключено. Давно хотел сделать его автоматическим, но как-то руки не доходили.

Я разулся и осторожно поднялся в детскую — никого. Наша спальня тоже пуста. Значит, Лейсан тоже невыносимо в этом месте, рядом со мной…

Я сел на кровать и взлохматил волосы. Значит, нужно расходиться. Теперь это очевидно. Плохо нам вместе, а жить ради ребенка — огромная глупость, насилие над собой. Я буду помогать Лейсан и Даяну: дом принадлежит моей жене, он и записан на нее, плюс недвижимость за границей — тоже мои подарки, деньгами не обижу. Надеюсь, со временем, когда сын подрастет, у нас и контакт наладится.

Глава 8

Лейсан

Ламборджини Амира тронулся, и я как завороженная поехала следом. Никогда ни за кем не следила, но сейчас просто не могла повернуть в другую сторону — меня тянуло за ним, муж ведь. Пока.

Его машина припарковалась напротив нашего любимого рыбного ресторана «Peshi». Я не стала ждать, когда они зайдут внутрь, дала по газам и уехала. Я сама себе вспорола грудину и достала сердце. Пусть оно развеется по ветру, мне больше незачем…

Я включила музыку и громко подпевала Сабине Ахмедовой.

— Знаешь, моя душа рваная — вся тебе!

Пусть будешь лучше ты всегда пьяная, но ближе ко мне…

Так я заглушала боль и собственные мысли. Я не плакала. Может, не осознала, что наша с мужем любовь превратилась в отравленную темную воду: мы оба тонули и задыхались в ней. Я все еще не могла выплыть, а мой Мир не протянул руки и не бросил мне спасательный круг. Наоборот, толкнул в самую бездну: в сердце безжалостного океана предательства и измен.

— Черт! — задумалась и не среагировала на затор. Мой мерседес «поцеловался» с порше.

Можно было бы выбрать машину попроще… У меня тоже авто за много денег, но я с железками так не носилась, как некоторые.

Если женщина за рулем — будет визжать и угрожать. Мужчина — охать и ахать над своей «красавицей», вариант с оскорблениями тоже отметать нельзя. Курица, обезьяна с гранатой, тупая блонда — список эпитетов мог варьироваться от степени причиненного ущерба.

Я ждала, когда откроется водительская дверь, прежде чем выйти самой. Мужчина. Высокий, в темных очках, холеный и вальяжный. Без пуза и водителя — значит, не из чиновников.

Он неспешно снял пиджак и дернул узел галстука — чувствовалось, что удавки и ошейники ему не нравились, — закинул на заднее сиденье и только потом подошел осмотреть повреждения. Надеюсь, он не будет со мной драться. Не для этого ведь снял пиджак, да?

Я тоже вышла. Виновата, готова все компенсировать.

— Извините, — попыталась улыбнуться. Стресс, адреналин, нервы — у меня руки тряслись. Нет, я не боялась, просто озноб всю прошиб. — Давайте решим без ГАИ? Я тороплюсь.

— Вижу, что торопитесь, — криво усмехнулся и прошелся взглядом от кончиков моих босоножек до макушки. Мужчина присел, рассматривая следы, сейчас поднялся. — Вмятина и пара царапин, — вынес вердикт. — У вас побольше, — кивнул на треснувшую фару. — Есть кому помочь?

Я задумалась. Еще три месяца назад я позвонила бы Амиру, а сейчас…

— Нет, некому, но я справлюсь, — вздернула подбородок. Нет, я не этому мужчине свою дерзость, гордость и самостоятельность показывала, только самой себе! — Скажите, сколько будет стоить ремонт и моральный ущерб? Я переведу деньги сразу.

— Не беспокойтесь, в сервисе отполируют, будет как новая. Но моральный ущерб покрывается ужином в любой удобный вам вечер.

— Я не могу, — перевела на него взгляд, — у меня дома трехмесячный сын, его кормить нужно, — да, вот так в лоб. Я теперь та самая дама с прицепом, которых тру-мужики хейтят в социальных сетях. РСП.

— Правда? — задумчиво уточнил и бросил едва заметный взгляд на мою грудь. А мужчина привлекательный, явно при деньгах и за собой следил.

— И что? Даже хамить не будете? — стало любопытно.

— Обычно я жутко вредный, но вы слишком красивая, а я сегодня добрый.

— Вы считаете меня красивой? — прямо задала вопрос.

— Да, — спрятал руки в карманы и смотрел со все возрастающим интересом. Даже очки снял, сверкая яркими глазами.

— А сексуальной?

Мужчина прошелся по мне оценивающим взглядом, прежде чем ответить:

— Очень.

— А вот муж не считает. Я три месяца назад родила сына и стала отвратительна его отцу, — это я уже больше себе, чем ему говорила. Пора вскрыть нарывы! Произнести это вслух.

— Так бросайте этого дурака. Уверен, помимо меня еще сотня мужчин убедит вас в обратном.

— Думаете?

Он неожиданно склонился ко мне и громко втянул аромат волос.

— Вы вкусно пахнете, охуенно выглядите, у вас потрясающие губы, грудь и ноги. Я бы вас трахал сильно, глубоко и долго, — затем всунул в руку визитку и ушел.

Я пораженно уставилась на удаляющуюся спину, не обращая внимания, что меня уже всю обсигналили объезжающие нас машины. Когда порше скрылся из вида, я посмотрела на визитку. Дорогая дизайнерская бумага, красивый металлик, золотое тиснение.

Туманов Платон Андреевич, арт-директор «РусМедиаГруп»

Я смотрела на визитку, едва держа дрожащими пальцами, затем позволила ей выпасть и поднимать не стала. Не сейчас. Слишком рано…

Возле дома родителей стояла ауди моей свекрови. За рулем как всегда Вадим Геннадьевич. Серьезный, седовласый мужчина. Мне кажется, он возил ее всю жизнь, а терпение ему отлили, сто процентов, из рога изобилия.

— Здравствуйте, Вадим Геннадьевич, — подошла к нему. Хотелось домой и запереться в комнате, но не выйдет. Эльвира Сабировна в гостях. Мать моего мужа. Но не моего мужчины. Он теперь ее. Той, другой блондинки. — Может, зайдете? Перекусите, кофе выпейте.

Она вечно держала его как вышколенную обслугу. Нас с Амиром это всегда раздражало. Он мог и пять часов ждать в машине, но зайти ему нельзя и уехать тоже. Ждать хозяйку. Как с псом, ей-богу.

— Не положено, Лейсан Булатовна, — ответил ровно, а глаза добрые. Затем посмотрел мне за спину и нахмурился. — Вы в аварию попали?

— Ерунда, — отмахнулась. — Завтра в сервис отгоню.

Да, именно так. Сама.

Я вошла в дом и сразу услышала причитания.

— А вот Карим на Аделя похож очень, прямо копия, правда, глаза светлые, в мать, а вот Даян — непонятно…

— Вы что-то хотите сказать, Эльвира Сабировна? — прохладно спросила. Это что еще за намеки? Она что, решила, будто я нагуляла ребенка?!

— Это ты мне скажи, невестушка, — и выглядела так важно. — Амир странный, заведенный, сына от меня прятал, говорить о Даяне не хотел… — перечисляла.

— Эля, ты с ума сошла вообще?! — мама тоже удивилась скрытому подтексту и моментально разъярилась.

Глава 9

Амир

Я уходил из дома нарочито спокойно и демонстративно решительно, но, закрыв входную дверь, прислонился и вытер со лба нервную испарину.

Вроде бы легче стать должно, но сердце буквально выпрыгивало изо рта, блевать хотелось от собственной ничтожности и невероятной жестокости. Я ведь обещал любить эту женщину и в горе, и в радости, перед Аллахом давал клятвы, а теперь бежал от нее с чувством стыдливого неверия.

Я сел за руль и помчал по известному адресу. Я должен убедиться, что послал к черту всю свою жизнь не просто так. Отказался от семьи, и у этого точно будут последствия. Ну что же, Лизонька, не подведи. Ты должна быть очень хороша, потому что я свою голову положил на плаху в том числе, чтобы получить тебя.

— Амир? — изумилась, увидев меня на пороге. Я шагнул внутрь и запер дверь. Буквально сорвал пиджак и галстук, рубашку стянул через голову под ошеломленное хлопанье ресницами.

— Я хочу тебя, — грубо привлек к себе, расплющивая тонкую фигурку о свою жесткую грудь. — Я поговорил с женой. Она знает о тебе. Мы разводимся.

— О, Амир, — растаяла, обмякла в моих руках, позволила себя целовать, мять груди, лобок сжимать и влажные складки гладить. — Хочу тебя, любимый, очень, люблю тебя… — призналась и буквально сползла юркой змеей вниз. Ремень щелкнул, боксеры оттянула и взяла в рот по самые яйца. Профессиональный отсос, в самое горло позволяла входить и никаких рвотных позывов. Лиза еще и стонать с хером во рту умудрялась и другие хитрости: одной ручкой помогала, надрачивала мне, другой себя ласкала.

Я кончил на ее лицо, в этом была особенная возбуждающая порочность. Лиза улыбнулась и медленно облизнула губы, затем встала и скрылась в ванной. Вернулась полностью обнаженной: знала, что у нее молодое гибкое тело с красивой грудью и стройными ножками. Лейсан другая была, конечно. Формы более аппетитные, бедра круче, ноги длиннее, яркой и манкой всегда была, до родов, естественно. Но сейчас мне больше заходила эта худенькая хрупкая малышка. Возбуждала дико. Все на задний план отошло.

— Иди сюда, — достал из кармана ленту презервативов, зубами оторвал один и раскатал по стволу. Во мне столько мужской энергии скопилось, что буду трахаться, пока член не сложит свою похотливую голову. — Тобой заняться нужно.

Мы не разговаривали, не обсуждали какое-то будущее, только жадно пили воду и жарко трахались. Уснули ближе к утру. Я был доволен. Наконец сбросил скопившееся напряжение и сжиравший изнутри негатив.

Меня разбудил телефонный звонок: даже не посмотрел, кто, ответил на автомате.

— Слушаю, — сонно проговорил.

— Быстро в офис, — рычал Давид в трубку. — Бегом!

Я посмотрел на часы — десять утра. Проспал, да, но с чего столько агрессии? На старшего не похоже, он больше с иронией и сарказмом ко всему, если только пиздец не в семье случался.

— Мы опоздали, любимый… — Лиза прижалась к моей спине. — Вы не уволите меня, Амир Каримович? — кокетничала, запустив руку под одеяло, возбуждая нежной ладошкой.

— Мне срочно нужно ехать, — я поймал ее руку и поцеловал. — У тебя сегодня выходной. Мне было хорошо ночью, — поцеловал плечо. — Сходи куда-нибудь, побалуй себя.

— Но…

— Я скину тебе деньги.

— Я не об этом! — вспыхнула. — Просто хотела вместе…

Я улыбнулся и поднялся. Нужно собираться и лететь в офис. Черт, нет даже свежих трусов, не то что рубашки, а к себе на квартиру уже не успею, слишком у Давида тон резкий. Очевидно, вопрос серьезный. Неужели уже узнал о моем разводе?

Деньги на шопинг перевел уже по дороге в деловой центр. Лиза прислала мне кучу счастливых смайликов. Как просто сделать женщину счастливой. Не всякую можно купить, но многих. Ну и легче с ними: откупиться проще, чем строить правильные гармоничные отношения. Видимо, я не создан для полноценной семьи.

Я приехал и сразу отправился в кабинет брата. Адель тоже был там. Это странно. У него свой бизнес.

— Ты что творишь, Амир?! Вообще мозг в трусы стек?! — накинулся Давид. — Твой тесть собрался выводить свой капитал из бизнеса. Он акции сбрасывать будет, понимаешь своей дурьей башкой?!

— Успокойся, — грубо одернул. Как он меня задолбал! Со старшим стало совсем невыносимо: он реально включал отца, будто я до сих пор сосунок безусый! С Аделем мы всегда были ближе, но после драки и моих заявлений смотрел осуждающе, с порицанием. — Толком можешь объяснить?

— Я?! — взорвался Давид. — Это ты нам поясни за свой развод и твои «громкие», — нарисовал в воздухе кавычки, — заявления.

— Мы не первые в диаспоре, кто разводится…

— Это не обоюдный развод, — вмешался Адель. — Ты бросаешь жену и младенца. Ты вообще знаешь, что даже суд не разводит, пока ребенку год не стукнет? Если Лейсан заявит об этом, хрен тебе, а не развод.

— Лейсан не заявит. Я не бросаю их, буду помогать деньгами.

— Конечно! — воскликнул Давид. — Будешь девок на хую катать, а бывшей жене бабло на карту. Отец, блядь, года!

— Я не виноват, что не полюбил сына! — огрызнулся. — Так вышло. Может, я бракованный какой-то, хз. Может, позже, когда Даян подрастет…

— Нет! — Давид ударил ладонью по столу. — Ты поедешь к жене и убедишь ее в своей любви. Что хочешь говори, на коленях стой, руки целуй, но заверь ее, что ты не конченый ублюдок.

— Нет, — ответил жестко. Это не упрямство, я просто не хочу и не буду, тем более в такой ультимативной форме. Да и жену я знал: не простит и не примет. Лейсан умела быть упертой сучкой и форменной стервой. Это в ней привлекло в том числе: очень нежная невесомая красота, сочная фигура и характер. Разный: она всегда была водой — ручеек, река, море, океан, и в каждом обличье свои законы: и приласкает, и волной накроет, спасет или утопит, все на милость большой воды. — Лейсан не простит и не примет, — после этой ночи точно, это уже про себя.

— А ты и рад, — хмыкнул Адель. — Ради новой писечки от сына отказался, — стыдил меня. — А Лейсан ведь любил, смотри, не пожалей. Страсть проходит, и не всегда ее сменяет настоящая близость.

Глава 10

Лейсан

Я проснулась рано: на диване в гостиной, в одежде, только туфли валялись на полу. Осмотрела протухшие устрицы и выдохшееся шампанское. Вот и все, теперь точно кончено.

Внутри странно вибрировало ледяное равнодушие. Вчерашний разговор вспоминала со спокойной отстраненностью. Муж ушел. У него теперь другая любимая женщина. Семья ему не нужна. Не готов он. Ни к отцовству, ни к мужней ответственности. Что же, моя вина, что полюбила, поверила, вышла замуж и родила ребенка инфантильному трусу. Будет наука, и сказкам про неземную любовь больше не поверю.

Первым делом позвонила управляющему нашего элитного поселка. Мне нужен слесарь и не нужен в доме муж. Пусть поменяют замки. Люди здесь проживали не бедные, поэтому за большие «чаевые» для них готовы хоть луну с неба в полночь достать. Мне пообещали через час сделать работу, а пока нужно привести себя в порядок — смою вчерашнюю жизнь, теперь у меня новая: переверну страницу и буду мамой, которая очень любит сына, и женщиной, которая ценит себя. Лучше быть разведенной матерью-одиночкой, чем молчаливой собственностью очередного членистоногого козла.

Я переоделась в домашнее и позвонила матери. Она просто оборвала мне телефон.

— Все нормально. Я дома. Как Даян? Не капризничал без меня? Я скоро буду, мне тут последние дела закончить нужно.

Я достала чемоданы и принялась монотонно складывать вещи Амира. Это даже успокаивало: чем меньше его будет в нашей жизни, тем лучше. Я готова вообще его не видеть. Ломать так ломать, резать так резать. Принудительная ампутация в целях сохранения жизни.

— Лейсан! — мама через полчаса вихрем ворвалась в спальню. С ней Даян и Наиль.

— Привет, мой маленький, — взяла на руки своего карапуза. Ему почти четыре месяца, и он стал тем самым розовощеким красавчиком. С характером, но мы все равно все его обожали.

— Все нормально? — мама внимательно смотрела на меня. — Лесенька?

— Все хорошо, мам. Я вещи собираю.

— Точно? — и остро так пригляделась.

— Мам, ты думала, я тут вены режу? — скептически приподняла бровь.

— Нет, но… — смутилась и на Наиля взглянула. — Пойди, присмотри за рабочими, — отправила его.

— Хорошо, мам, — затем подошел ко мне и поцеловал в макушку. Брат хоть и младший, но ростом сильно выше меня, даже с моими ста семьюдесятью сантиметрами. — Я останусь, не поеду в Лондон, сестричка. Ты одна не будешь.

— Не нужно, — взлохматила идеальную модную стрижку. — Я не одна, а ты должен учиться.

Он нахмурился, но оставил нас. Мама тут же накинулась с вопросами:

— Поговорили? Все? Окончательно, да? — видно, что все равно переживала за мой брак.

— Да, мам. Вот замки меняю, вещи его выставлю, пусть забирает, если нужно. Может, ремонт сделать? — реально задумалась. Даяна держала вертикально, и он так нежно головой и щечками грел мне плечо, что становилось легче, теплее в озябшей душе.

— А с ним как? Что-то решили? У вас сын…

— А никак. Амиру не нужна семья, не нужна жена, не нужен сын. Никто ему не нужен. Хотя… Может, ту девушку он реально полюбил.

— Признался! — мама вся закипела от злости.

— Признался, — я говорила размеренно и тихо, чтобы сына не беспокоить. Он боялся громких звуков. Теперь их не будет: нет основного источника агрессии. — Сказал, что о ней думает даже рядом с нами. В общем, с глаз долой — из сердца вон. Ничего с ним не хочу. Забудет о нас и ладно. Нам только легче будет.

— Я организую это, дочь, — мы с мамой обе встрепенулись. Отец стоял на пороге и грозно сверкал глазами. Сколько он слышал?

— Пап, не надо, — он у меня лихой, мог и зашибить.

— Не бойся, — подошел и поцеловал сначала меня, затем внука. — Руки марать не буду, но эта семья пожалеет, что обидела Ахматовых.

Я только вздохнула. Отец слов на ветер не бросал. Я в него в этом плане.

Днем мы вернулись в дом родителей, но те сразу же куда-то умчались. Мы остались втроем. Я готовила обед, а брат веселил меня и пытался рассмешить Даяна: сын начинал рыдать от «мордочек» Наиля, и тому пришлось укачивать его. Интересно, двадцатилетний парень, а никакой агрессии и раздражения. Его племянник не бесил. Надеюсь, это хороший признак, хотя… Амир тоже племянников любил.

— Наиль, домофон, — крикнула ему. Ответа нет. Что они там с Даяном делали? Я бросила лапшу в наваристый лагман и отправилась посмотреть на настырного визитера.

Амир. Я сглотнула. Стена, которую возводила с самого утра, рухнула мне на голову. Я смотрела на него и любовалась. Такой красивый, уверенный, сильный. Даже сейчас: я раздавлена и рыдаю, а он, стиснув челюсти, все нажимает на звонок.

— Я выйду, — Наиль неожиданно возник за спиной, а я нажала на кнопку: не впустила, но давала возможность сказать. Брат уже вышел.

Я прикусила губу, слушая, что, оказывается, я виновата в происходящем с нами: не дала уйти без шума и пыли. Семью привлекла. Горько и мерзко. Но это хорошо: Амир умело убивал во мне остатки былого, но угасшего.

Я не просила отца устраивать Армагеддон, но и умолять прекратить не буду. Моя семья меня защищает. Это правильно. Так должны поступать близкие и любящие люди. Родные.

— Прости, Леся, — услышала очень-очень тихое. — Я реально конченый.

На этом я прервала связь. Да, именно так — Амир Черкесов именно такой. Надеюсь, мы скоро покончим с нашим браком и максимально редко будем видеться.

Через несколько дней ко мне домой пришел Давид Черкесов. Они закрылись с папой в кабинете. Ко мне приехала Майя с маленьким Каримом, и я делилась с ней своей бедой. Подруга, перед ней не стыдно. Она замужем за Черкесовым и знала, как с ними тяжело: их сложно любить, сложно простить, сложно терять и сложно забыть.

Когда он вышел, я узнала, что Амир отказался не только от меня, но и от сына — подписал документы об отказе в отцовских правах. Теперь только я буду решать, подпускать его к Даяну или нет. Если Амир, конечно, захочет. А он не захочет. Да, я желала бы больше его не видеть, но в глубине души надеялась, что хотя бы от сына не откажется. Это контрольный выстрел мне в голову. Про материальные блага и всяческую помощь — это уже не слушала. Наверное, мой муж — мое самое большое разочарование…