Ты не проснешься

1

Я очнулась на холодном полу у входной двери. Щека прилипла к шершавому коврику, в рот набился горький привкус пыли. На мне была рваная пижама, пропахшая землёй и потом. Правая рука немела от странного напряжения, будто всю ночь я сжимала в кулаке что-то важное... и не смогла разжать пальцы.

Первая мысль пронзила сознание, как нож:

Максим.

Я подняла голову. Дверь была заперта изнутри. Цепочка — на месте. В прихожей стояла гнетущая тишина, нарушаемая только моим прерывистым дыханием — частым, как после долгого бега. Когда я попыталась встать, тело ответило тупой болью: синяки на коленях, под ногтями — чёрные засохшие полосы. Грязь. Я машинально потянулась к крестику на шее…

Откуда?

Вчера всё было нормально. Я легла в постель в своей серой пижаме. Читала книгу, пока глаза не начали слипаться. Помнила это точно. А теперь — рваная одежда, пол под босыми ногами и пустота в голове, будто кто-то вырезал ножницами куски памяти.

***

Кухня встретила меня мёртвой тишиной. Чайник молчал. Холодильник замер. Часы не тикали. Я, щурясь, включила свет — резкий, режущий — и увидела на столе фотографию. Наша с Максимом. В деревянной рамке. Вчера она стояла в кабинете.

Я взяла её дрожащими пальцами. Стекло было ледяным, будто принесённым с мороза. На снимке мы смеялись — Алина и Максим. Он обнимал меня за плечи, а я прижималась к нему.

Теперь он исчез...

Три недели. Полиция разводила руками: «Нет следов борьбы. Нет свидетельств. Ни угроз, ни долгов. Мужчины иногда уходят. Без объяснений».

Но Максим не из таких. Он бы не ушёл.

Я поставила фотографию обратно. Рука дёрнулась — рамка со звоном ударилась о стол. Стекло треснуло, и в паутине осколков я увидела белый уголок бумаги. Развернула. Скомканный листок. Мой почерк:

«Ты не должна просыпаться».

***

Телефон валялся на диване. Севший в ноль. Я воткнула зарядку, и экран ожил — вместе с ним ожило и последнее открытое приложение. Диктофон. Я нажала «воспроизвести».

Сначала — тишина. Потом — шорох, будто кто-то ворочается в постели. Затем — дыхание. Моё, но... не моё. Искажённое, словно записанное через слой ваты и паранойи. И наконец — голос. Шёпот, от которого по спине побежали мурашки:

«Он всё ещё здесь. Ты знаешь».

Запись оборвалась.

Дата: Вчера, 3:17 ночи. Время, когда я спала. Телефон выпал из рук, будто обжёг кожу. Это был мой голос... но не я. За окном занимался рассвет. Бледный. Безжизненный.

***

Кабинет Максима. Пахло пылью и его одеколоном — терпким, с нотками бергамота. Я искала взглядом по столу, не понимая, что именно ищу. Подсказку? Разгадку? Но стол был почти пуст.

Исчезли его часы.

Бумажник.

И фотография у озера — та, что мы сделали в медовый месяц.

Я открыла верхний ящик. Бумаги. Ручки. Папки. И... Визитка. Доктор Волков. Психиатр.

2

— Вы говорите, Максим консультировался у вас перед исчезновением? — спросила я.

Доктор переплёл пальцы.

— Он беспокоился за вас. Говорил о провалах в памяти, приступах агрессии... Уверял, что вы не помните, что делаете по ночам. Хотел записать вас на приём ко мне...

Я сжала подлокотники кресла. Ладони стали влажными.

— И что вы ему сказали?

Волков наклонился вперёд. Его тень поползла по столу, удлиняясь, как в плохом фильме ужасов.

— Госпожа Корсакова, ваш муж боялся за вас. Он говорил, что вы постоянно... разговариваете с кем-то, иногда днём, но часто, когда спите. Я сказал ему, что это похоже на определённого рода расстройство, возможно, в результате стресса. Ни разу не просыпались в другом месте? Не находили синяков, которых не было накануне?

За окном закаркала ворона.

— Нет, — отрезала я.

Я вспомнила утро у двери. Грязь под ногтями.

— Это не имеет значения.

— Имеет. — Он отложил ручку. Она покатилась по столу с тихим стуком. Комната вдруг стала очень маленькой. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и чужое.

— То есть?

— Иногда, — он осторожно подбирал слова, — после травмы психика создаёт диссоциативные барьеры. Чтобы справиться с тем, что не может принять сознание. Сознание буквально разделяется, чтобы изолировать невыносимую боль.

Я вскочила со стула.

— У меня не было никакой травмы!

— Алина. — Его голос стал мягче. — Максим говорил, что в последний год ваши отношения изменились. Вы ссорились.

— Все ссорятся.

— Из-за чего?

Я прикусила губу до крови. Во рту распространился металлический вкус.

— Он много работал. Приходил поздно.

— Ревновали?

— Нет! — Голос сорвался.

Волков наклонился вперёд.

— Был ли у вас повод?

Перед глазами возникла картина: чужой запах парфюма на его рубашке, быстро закрываемое окно с СМС...

— Это неважно.

— Важно. — Он захлопнул блокнот. — Если ваш муж опасался...

— Чего?

— Что в одном из таких... состояний вы можете представлять для него опасность.

— Вы говорите, я могла ему навредить... — голос сорвался. — Но я же люблю его.

— Любовь бывает разной, — Волков поправил очки.

Комната замельтешила перед глазами. Я ухватилась за край стола.

— Он... такое говорил?

— Прямо нет. — Волков потянулся к ящику.

В ушах зазвенело, будто кто-то ударил в хрустальный колокол.

— Мой муж исчез. Вместо того чтобы искать его, вы обвиняете меня?

Волков вздохнул.

— Я не обвиняю. Но есть признаки, которые указывают на проблему. Я хочу помочь.

Доктор достал диктофон.

— Максим оставил это мне. Сказал, что записывал вас во время... эпизодов

Он нажал кнопку. Голос мужа прозвучал приглушённо:

— Опять подошла к зеркалу... что-то говорит. Совершенно другой голос. Другая интонация. Другие слова.

Затем послышался шум. Затем мой голос, искажённый, будто записан под водой:

Загрузка...