Его одержимость была пугающей.
Её привязанность — запретной.
Их чувства — тем, что не должно было случиться.

— Слушай, Гром, харе уже играться с ним. Давай парню нормально объясним. Он же ни черта не понял, — запрокидываю ногу на ногу и опираюсь об дерево. Скучно уже даже мне стало. А что говорить про этого сопляка, который даже глазом не ведёт. Должен был обосаться от страха.
— Я всё понял, Ахмат. Клянусь, понял, — скулит он.
— Держи, — кидаю ему яблоко. Он смотрит на него так, словно я гранату ему дал.
— Может, ты и понял, — подходит к нему Иван, он же Громов, он же Гром, — но надо, чтобы навсегда запомнил. А именно, что всовывать палки в колёса моей матери опасно для жизни.
— Да я же не знал, что она твоя мать.
— А фамилия Громов тебе ни о чём не говорит?
— Гром… но откуда же я мог знать, что учитель философии может быть женой того самого мафиози…
— Эй, братишка, ну что за словечки? А? Мафиози — это старое слово, его уже давно никто не использует. Но ты прав. Моя мама — жена Сергея Громова. И ты зря довёл её до слёз. А за слёзы матери я могу и убить.
— Не надо, прошу тебя, — плачет уже он. Кажется, слова о смерти начали на него действовать.
— До чего же скучно с вами, парни. — Я поднимаюсь на ноги и достаю из-за пояса ствол. — Давайте веселиться.
Делаю первый выстрел ему под ноги. Бедный паренёк чуть сознание не теряет. А я наконец-то начинаю улыбаться. Вот эти эмоции мне нравятся.
— Давай, бери яблоко в руку и клади на башку. Сейчас будем в игру играть. Яблочко называется.
— Не надо, — просит он плачевно. Ну и мерзкий же он. Хотя бы попытался маску отваги держать. А то как над женщиной издеваться они могут всей шайкой, а как против парней своего же возраста — так сразу плачет.
— Отчёт пошёл. Смотри, правила очень простые. Держишь ровно, не дёргаешься — живым останешься. Будешь дёргаться, яблоко будет перемещаться, и мы можем не попасть. Пеняй тогда на себя.
Дрожащими руками мелкий пиздюк поднимает яблоко и кладёт на голову. Как только его рука опускается, я целюсь и стреляю. Макаренко бледнеет в одно мгновение и сразу же начинает блевать.
Гром хохочет во всю, Никита пушку достаёт, но увидев реакцию парнишки, тоже начинает смеяться.
Я наблюдаю за этим слабаком и ничего кроме отвращения не чувствую. И уже собираюсь дать ему новое яблоко, как вдруг замечаю боковым зрением шевеление в кустах. Стоит резко повернуться и взглянуть прямо — шевеление превращается в пугливую девчонку, которая вскрикивает и начинает бежать. Инстинкт зверя срабатывает мгновенно, и я, не думая, начинаю бежать за ней. Даже пушку не прячу.
— Куда же ты, серая мышка? Не убежишь ведь от меня.
Я даже уже не бегу. Просто иду за ней. Бедная мечется в разные стороны, не знает, куда бежать. Я иду на опережение и, свернув на пару метров раньше, выхожу ей прямо навстречу. Мелкое тельце бежит вперёд, а голова повернута назад. Даже не видит, что я уже перед ней. Пока не врезается прямо в меня. Резкий поворот в мою сторону — и её большие голубые глаза увеличиваются ещё на несколько размеров. Голубизна исчезает, и остаётся только чёрный зрачок. Хороша мышка.
— Ну здравствуй, серая. Далеко собралась?
Мои дорогие!
Приветствую вас в моей новинке. Она будет сложная, эмоциональная, и горячая, как все мои истории. Не забудьте добавить книгу в библиотеку и поставить звёздочку. Следующая глава выйдет в полночь 🔥 А пока я пишу, загляните в наш моб "Классический подлец". Там вы найдете не одного гамнюка, которого авторы возьмут на перевоспитание.
https://litnet.com/shrt/MZTD

Она была слишком чистой для его грязных рук,
но именно это сводило его с ума
Её огромные глаза в упор на меня смотрят. Кажется, она забыла, как дышать, как говорить, как двигаться.
Всё тело покрылось мелкими мурашками, но она всё равно молчит.
Её страх проявляется не через слёзы и крики. Нет. Он настоящий, вязкий, как густой дым, он щекочет ноздри, будто запах крови после драки. И я чувствую, как он подогревает меня изнутри.
Страх — единственное чувство, которое во мне ещё живое. Он не поддаётся логике, он не красив. Но как же вкусно он пахнет. Прямо как эта серая мышь в моих руках.
Она реально выглядит как мышь. Против меня, огромного парня метр девяносто два, она едва дотягивалась мне до шеи. Казалось, что её можно в два счёта переломать.
Я поднял ствол и мягко, почти лениво коснулся его холодным носом её щеки. Не удар, не пощёчина — лёгкое прикосновение железа.
Она вздрогнула, но не отшатнулась. В её глазах мелькнуло что-то странное, тянущее — как тихий ток, от которого хочется держаться, но не отойти.
— Ахмат, что там у нас? — орёт Гром нетерпеливо, будто мы не на забаве, а на работе.
— Мышь серая, — отвечаю я, не глядя на него. — Сейчас покажу.
Я тащил её к парням, крепко держа за руку. Пальцы чувствовали тонкие кости запястья, как веточку от дерева. И всё равно я смотрел только на её лицо. Мелкая дрянь прикусила губу до крови, но ни звука не выдала.
Откуда она тут? Кто-то прислал шпионить? Да она на агента не похожа. Да и мы не сделки проворачиваем. Всего лишь играем.
Рука сама сжала её сильнее, и я резко оттолкнул её, как пустую тряпку. Серая мышь отлетела от меня и упала на колени прямо перед парнями. Сначала на колени, потом на задницу — как кукла без нитей. Она вздрогнула, на шее дрогнула тонкая вена, но не закричала.
И всё так же смотрела на меня во все глаза — чёрные зрачки на голубом фоне, как две бездны.
— Ну-ка, — сказал я ровно, в моём голосе не было ни капли сожаления. — Кто это у нас? Подарочек из кустов? Признавайтесь, парни, чей экземпляр?
— Кто это вообще такая? — Гром усмехнулся, щуря глаза, высматривая выгоду в новой игрушке. — Куколка, ты там от маньяков убегала?
— Хочешь, я тебя спасу от него? — протянул Никита, облизывая губы. — Но придётся хорошенько отработать, красивая.
Она всё молчала. Только губы прижала так, будто держала внутри крик.
— Полина? — вдруг подал голос Макаренко, тот самый с яблоком. — Что ты тут делаешь?
Все повернулись к нему. Он сам, кажется, понял, что сказал лишнее, но слово уже вырвалось.
Я услышал это имя и почувствовал, как что-то в груди натянулось на тонкую струну. «Полина». Оно звучало необычно — мягко и в то же время остро, как нож, который режет по живому. Заставило меня улыбнуться без всякой причины.
Я повторил вслух, будто пробуя вкус:
— Полина. — Произнес ещё раз, медленно, смакуя звук на языке. — Полина.
Имя было сладким и запретным одновременно. Словно глоток холодной воды после сигареты.
— Так вы пара или как? — смотрю я ей в глаза и задаю вопрос.
— Нет. Просто учимся вместе, — отвечает Димас.
— Слышишь, Полина, ты либо отвечай на мои вопросы, либо сейчас с ним будешь стоять. Яблок для вас двоих хватит.
Что ж, если в её глазах и мелькнул страх, то очень быстро и погас. Девочка хорошо владела своими эмоциями, и это куда больше восхищало меня, чем просто видеть в её глазах страх.
— Значит, молчишь? Ок. Пошли, — я подхватываю её и с лёгкостью ставлю на ноги. Боже, да она весит два с половиной килограмма. Может, воздухом питается?! — На, — протягиваю ей пистолет, — или говори, что ты тут делаешь, или стреляй в яблоко. Гром, поставь на голову ему яблоко.
Дёргаю её снова на себя и, вжав спиной в свою грудь, поднимаю руки и помогаю их вытянуть. Хрупкие кисти дрожат под весом ствола. Но она не разжимает руку, а сильнее сжимает его. Я обхватываю её руки своими и нависаю сверху. Кожа холодная, но приятная на ощупь. А ещё она чертовски вкусно пахнет. На секунду прикрываю глаза от удовольствия. Блядь, а с ней интересно будет поиграть.
— Ну что, Димасик, готов попрощаться с жизнью? Не думаю, что мышка выстрелит удачно. Если что, кому передать последние твои слова?
— Не надо… — скулит он. Блин, даже не могу представить, как это — испытывать такой страх. Я никогда ничего не боялся. То ли натура у меня такая, подкованная деятельностью моего отца, то ли родился бракованным. Отсюда и желание пугать других. Ведь их страх я чувствую по запаху.
— Итак, Полина. У тебя два варианта: либо ты сбиваешь яблоко у Димасика на башке, либо начинаешь со мной говорить. Ведь будь ты немая, Макаренко нам бы обязательно уже это сообщил. Но смотри, убьёшь парня — сядешь надолго. Это же намеренное убийство. Ну так что?
Её руки немного дрогнули. Совсем чуть-чуть. Но не это смутило меня. А собственная реакция на неё. Ведь пока девчонка крутила руками ствол, словно прицеливаясь, я ощущал прилив дикого жара. И это не только между ног, хотя и это странно. Ведь возбудиться на какую-то серую мышь из леса — для меня не свойственно. Но прилив был и выше. Где-то в области сердца. Меня обдало волной кипятка, и это чертовски было странно.
Даниил Валерьевич Ахматов (Ахмат), 22 года.
Родился в семье, где власть стоила дороже любви, а страх был единственным языком, который понимали все без исключения.
Детство Даниила прошло за высокими заборами, под охраной, в окружении людей, которые не улыбались без причины. Ему рано объяснили, что слабость — это смертельно, что доверие — роскошь, а чувства — инструмент, которым империи пользуются последними.
В двенадцать он впервые увидел кровь не в фильмах.
В четырнадцать научился держать оружие так, будто оно часть его руки.
В шестнадцать понял, что способен причинять боль — и что это единственный способ, которым мир понимает его.
К восемнадцати он стал тем, кем от него ждали: холодным, дерзким, уверенным в себе до безумия наследником, перед которым распахивались любые двери.
Учился в университете, больше ради статуса, чем ради знаний.
Красивый, опасный, хищный — тот, кого обходят стороной все, у кого есть инстинкт самосохранения.



Как вам Даня? Листаем дальше, там наша героиня →→→
Полина Ракутина, (Ракушка, ромашка) 19лет.
Она родилась в маленьком посёлке, где утро начинается с запаха сырой земли, а вечер — с усталости и тишины.
Её детство было простым: школа, дом, огород, летние речки и тёплая рука матери.
Но и на этом беды не заканчивались, в её брата была тяжёлая болезнь - которая убивала тихо, а лечение стоило слишком дорого.
С пятнадцати Полина научилась выбирать между желаниями и нуждой.
С шестнадцати — подрабатывать, чтобы мать не падала с ног.
С восемнадцати — жить за троих: учёба, работа, дом.
Она поступила в университет на бюджет, с головой окунулась в учёбу, надеясь, что это станет билетом в нормальную жизнь.
Но реальность была жёстче...



Мои дорогие!
В честь старта новинки сегодня у меня на страничке скидка 30% на все книги. У вас есть замечательная возможность купить дешевле, а ещё получить от сайта дополнительную скидку на следующую покупку в жанре "Романтическая эротика". А это почти все мои книги.
У кого не загружаются визуалы, приходите в мой телеграм канал. В поисковике набираете - Татьяна Катаева или kataevabook ❤️
Чтобы не пропустить все новости и скидки, подписывайтесь на меня ↓↓↓
https://litnet.com/shrt/tixj
Он тянулся к ней, как зверь к свету,
которого никогда не видел.
О боже, что на меня нашло? Что я натворила?!
Зачем я пошла за ним? Моё любопытство никогда не приводило ни к чему хорошему, и вот сейчас — та же история.
Просто... Просто я услышала, как он говорил по телефону с Иваном Громовым. И с разговора я поняла, что парни, Никита и Иван, везут сюда Дмитрия Макаренко, и что сейчас будет полный трэш.
Сегодня у меня выходной, и я собиралась выехать в город и с Анжелой сходить в кино. Мы познакомились с ней в первый учебный день. Она моя соседка по комнате. Мы с ней очень похожи. И характерами, и жизненными обстоятельствами. Правда, у меня есть мама и младший братик, а у неё только старший брат. И, как я поняла, не совсем благополучный. Помимо учёбы, мы обе работаем. Она — в ночном клубе, а я — в доме Ахматовых горничной.
Вот только я не учла, что следить за сыном хозяев — не очень хорошая идея. Да и когда мне думать-то было? Подорвалась и понеслась следом.
Что я собиралась делать? Зачем шла?
Эти вопросы явно не всплывали в моей светлой голове, пока я шагала по опавшим листьям за Даниилом Ахматовым. Будь я умной, я бы сто раз подумала об этом глупом поступке. Понимая, что ничем я Димке помочь не смогу. Да и нафиг он мне вообще сдался. Очередной мажор. Просто было любопытно, что они могут с ним сделать.
И если уж на то пошло, в чём тогда действительно мой интерес?
Даниил Ахматов...
За два месяца, что я работаю в их доме, он ни разу на меня не посмотрел. Иногда мне казалось, что я прозрачная, что, проходя мимо меня, он даже на секунду не взглянул в мою сторону. Горничные для него — люди второго, а то и третьего сорта. Сам же Даниил... Ну что кривить душой и лгать самой себе. Он очень красивый. Высокий, наверное почти два метра. Тело его покрыто множеством татуировок. Тёмные волосы, которые иногда падают ему на глаза, а он нервно их убирает, при этом смешно щурится. Он учится в нашем универе, на четвёртом курсе. Ну, как учится... Приедет на своей дорогой тачке, постоит с парнями и девушками на стоянке — и уезжает. Зачастую с какой-нибудь красоткой в обнимку.
И взгляд у него такой... У меня мурашки по коже выступают, когда его вижу.
Откуда я столько знаю о нём?
Мне было интересно, на кого я работаю, если честно. Вот только когда я узнала, кто такой Валерий Ахматов, сразу же хотела уволиться. Работать в доме мафиози — не очень-то умно с моей стороны. Но жена Валерия Ахматова, Владлена Геннадиевна, оказалась довольно-таки милой и приятной. Да и зарплату, которую она мне предложила, я нигде больше не заработаю, даже если буду работать весь день, а не полдня, как у них.
И вот сейчас Даниил Ахматов тащит меня через лес к своему дому. Грубо, без каких-либо поблажек и благородства. А я... А я не знаю, что мне делать. Как сбежать от него и не лишиться при этом работы?
— Что ж, коль зверушку нашёл я, значит, и мне с ней играть. Ну что, серая? Сыграем с тобою в любовь?
Что он имеет в виду, говоря «сыграем в любовь»? Со мной нельзя играть. Я человек. Я личность, а не какая-то там серая мышь, которой он меня называет. Но что делать?! Как его остановить?
— Даня... — пытаюсь я достучаться до него, но он словно не слышит меня. Тяжёлым шагом передвигается по сырой земле и меня тащит. Я с трудом ноги успеваю переставлять. Кроссовки мои вряд ли переживут это испытание. А на новые у меня нет денег. Я и так всё до копейки отправила маме. Им нужнее, чем мне. У Сашки кистозная болезнь лёгких, и мама вынуждена всё время быть рядом. Саша часто болеет. Лёгкие полностью не функционируют. Ему нужна дорогостоящая операция.
По нашим меркам и зарплате мамы-уборщицы это необъятная сумма. От двадцати тысяч евро — и то делают за границей. Плюс реабилитация, проживание там, перелёт. Нам такие деньги только снились. Но я не теряю надежду. Я буду много учиться, много работать, чтобы заработать брату на операцию. Ему шесть, а он жизни толком не видел. В садик нельзя — там дети постоянно болеют, Саша может заразиться. Во дворе бегать нельзя — одышка замучает. Кислородные маски для профилактики хоть и делают, но толку от них мало. С этой болезнью жить можно, но не полноценно.
— Даниил Валерьевич, да услышьте меня! — кричу я. И, наверное, всё-таки он услышал, потому что резко останавливается и, схватив меня за горло, смотрит в глаза. Вот же... Не такого эффекта я ожидала, когда хотела до него достучаться.
— Ты кто, блядь, такая? Ладно, имя моё услышала. Откуда отчество знаешь? На кого работаешь?
Его рука вжимается в мою шею сильнее. Я лихорадочно хлопаю глазами и пытаюсь втянуть носом воздух. Но безрезультатно. Его цепкий захват лишает любой возможности дышать.
— Я... — попытка выговорить хоть слово проваливается с треском. В глазах плывёт. И всё, что я успеваю увидеть перед глазами — это его кровожадная улыбка. Ещё каких-то десять секунд — и я отключусь. Потому что его рука вовсе не слабеет. Я хватаюсь своими двумя и пытаюсь оттащить от своего горла его руку. Но безрезультатно. И уже потеряв хоть какую-то надежду, я отпускаю руки, а Даниил... Он убирает руку так же резко, как и ухватился, и впивается в мои губы поцелуем, наполняя мои лёгкие воздухом из своего рта.
Его руки ложатся на мои бёдра и не дают рухнуть. Я вряд ли понимаю, что происходит. И с чего Ахмат впился в мои губы. Да и поцелуем это тяжело назвать. Потому что он — грубый, сильный, и у меня нет сил оттолкнуть его, и даже ответить на поцелуй. Я как безвольная кукла в его руках.
Они были двумя половинами одной опасности
Не то что меня возбуждает такой нищеброд, как эта. Мне вообще до них дела нет. Просто бесят меня костлявые вертихвостки, которые ради денег готовы на всё.
Чего стоит только назвать мою фамилию… Течка у них начинается автоматически. Ясное дело, состояние моё куда лучше виагры возбуждает. Из-за этого стало пресно и невкусно. Обыденно и скучно.
Хочется свежей крови и плоти. Если вы подумали, что я говорю образно, то спешу вас разочаровать. Я говорю буквально.
Когда мои пальцы сомкнулись на шее у этой серой мыши, а её глаза сравнялись с орбитами, что-то щёлкнуло внутри меня. Инстинкт самца уловил этот запах… Самый вкусный и приятный. Это запах страха. Я чую его, когда с отцом выходим на охоту. Когда где-то рядом бегает жертва, которую мы загоняем в угол и лишаем жизни.
Эта… пахнет так же. И вот именно это чертовски возбуждает. Поэтому я поддаюсь порыву и впиваюсь в её губы. Жадно и холодно. Новый вкус… Он с привкусом свободы и борьбы. М-м-м… Как вкусно. И пусть она содрогается от страха… Что-то в ней есть такое… что я хочу испробовать немедленно. Утолить этого зверя, что почувствовал вкус плоти.
— Так что, серая, ты, оказывается, всё-таки умеешь говорить? Интересно, однако. Но знаешь что, мы для начала поиграем с тобой, а потом ты уже вывалишь мне всю информацию. Кто послал тебя и зачем.
Её глаза ещё больше расширяются, а губы смыкаются. Невольным жестом моя жертва касается губ. Такой невинный и случайно неконтролируемый жест. Но мне нравится.
— Пошли, серая, нас ждёт длинная ночь.
— Нет, что вы… Нельзя. Даниил Валерьевич, да услышьте вы меня, — скулит она, чем сильно меня раздражает. — Послушайте… — достаю из кармана платок, который беру с собой, чтобы вытирать оружие, и засовываю ей в рот.
— Если попробуешь его вытянуть — клянусь, привяжу тебя к вон тому дереву и оставлю тут на ночь. Если что, волки тут точно водятся.
И я сейчас вполне серьёзно ей говорю. Пусть не думает, что шучу. Я, конечно, привязывал тут однажды одного о-очень плохого человека, так к утру от него остались только недоеденные кусочки. Правда, мы с парнями помогли волкам найти жертву, ранив его и подкинув мясо недалеко. Но то такое. Волки мышей не едят. А вот я…
Благо убогая слушается меня и перестаёт сопротивляться. Мне в разы становится легче её тащить. Хотя, учитывая её мизерный вес, тут и тащить нечего.
Когда вижу дом, азарт мой загорается красной лампочкой. Предвкушение бьёт под дых. Вот сейчас поиграем. Никогда не брал девушек силой — сами молили их взять. Но с этой придётся повозиться. Так и вижу её бегущей в моей комнате из угла в угол. Так просто сдаваться не будет. А если и вспомнить, как она держала оружие в руках и стреляла… Не знал этого раньше, но, кажись, оружие в руках девушки — мой особый фетиш. Но этой лучше его не давать. В два счёта яйца отстрелит. Вот как чётко попала в яблочко на голове у Макаренко, при этом тот остался цел и невредим. Смелая она и немного дерзкая. Не каждая решится нажать на курок.
Блядь, она меня чертовски возбуждает. Спать с убогими — это не так страшно. Главное убрать чувство брезгливости. Я его не сам лишился — отец помог. Когда в мою постель положил шлюху. А то его всё беспокоило, что сынок никак не решится кого-то трахнуть. Это было омерзительно. Мой эстет внутри сопротивлялся долго. Поэтому отец подкладывал их мне и подкладывал.
— Ты мужик, блядь, или кто? — до сих пор звучит его голос в моей голове.
Да, мужиком я стал рано. Тяжело быть ребёнком в семье мафиози. Тут с детства играются пистолетами, причём настоящими. Ещё и стрелять можно в живые цели…
Я открываю дверь и затаскиваю мышь в дом. Только тут она, кажись, начала дёргаться активнее, осознавая, куда я её тащу.
— Не бойся, тебе понравится, — специально говорю грубо и плотнее сжимаю руку на её локте.
— Даниил Валерьевич, что здесь происходит? — в проёме двери замирает мать.
— Ничего особенного, ма. Иди, куда шла, — спокойно говорю я. Не думаю, что мать сильно будет беспокоиться о моих ролевых играх. Вот только всё не так, как я уже себе запланировал.
— Даниил, я сколько раз тебе говорила, что трогать прислугу — табу. Ты же обещал мне.
— Да, обещал. И держу, вообще-то, слово, — раздражённо отвечаю. Если какая-нибудь из домашних слуг наврала матери, что я её тронул — блядь, удушу собственными руками. Эти нищеброды — это самый плинтус в моём понимании. Ладно ещё клубные шлюхи, или же нищенки из универа, которые приехали покорять столицу. Но эти… трахать ту, которая драит мой унитаз. Фу, аж подворачивать стало. Нет, всё-таки не полностью отец убил во мне эстета.
— Так какого тогда ты держишь Полину?
— Кого? — перевожу взгляд с матери на убогую серую мышь.
— На кого слышал. Это Полина, наша горничная.
Мои хорошие!
Ваш автор допустил ошибку, и только сейчас заметил. В главе 1.2 от Дани, я упустила один момент, который хотела вставить в главу. Потому я её переписала. Обязательно загляните, в неё снова ❤️
А пока приглашаю вас в ещё одну мою новинку. Уф, там тоже борьба характеров и сводные.
Они были двумя половинами одной опасности
— Ракушка, давай догоняй, чего отстала? — кричит Анжелика, которая сильно вырвалась вперёд. Я же остановилась и, вжавшись в колени ладонями, согнулась пополам. Дыхание сбилось ещё на первом круге. И к третьему я уже тупо задыхаюсь. Когда уже прозвенит этот грёбаный звонок на перемену?! Сдохнуть на физкультуре в мои планы не входило.
— Что там, Ракитина, это тебе не ноги раздвигать, да? — возле меня останавливается мажор из второго курса, пара с которым, по великой случайности, у нас сегодня совпала. Отвратительный и мерзкий, такой же как и Ахматов.
— Только вот почему-то от Ахмата тебе не воротит, — кричит моё подсознание. — Почему-то не уволилась из их дома сразу же после того инцидента.
— Мне нужны деньги, — отвечаю мысленно подсознанию. — И вообще, заткнись. Тебя никто не спрашивал.
— Когда уже и на моём члене поскакаешь? А? Я тебе за это сделаю вот так, — подставляет он к своим губам расставленные два пальца и суннит между ними язык. Ну не придурок?!
— Я могу тоже тебе сделать вот так, — беру средний палец, выставив его перед его лицом.
— Сука. Ты ещё сама приползешь, — злобно шипит он и продолжает свой бег.
— Да что, других членов недостаточно что ли? Я и на другом могу поскакать, — кричу ему вслед.
Разве меня можно назвать умной? Это вряд ли. Хотя IQ у меня выше среднего, и тупой уж точно не являюсь, тем более коль удалось поступить на бюджет. Но... сейчас я необдуманно совершаю две ошибки. Первая — кричу слишком громко, вторая — привлекаю внимание мимо проходящих студентов. И как назло, среди них есть Даниил Ахматов.
Он поворачивает голову в мою сторону, я даже резко выпрямляюсь. Желание накинуть на голову капюшон полощет мой мозг так активно, что приходится сжать руки в кулаки. Я, конечно, ничего не делаю, так и стою на месте, и мечтаю лишь об одном — отвести взгляд в сторону и не видеть его. Вот только сколько бы мозг об этом не кричал — не выходит. Мои глаза цепляются за его острые скулы, пухлые губы, которыми он меня целовал...
— И оскорблял. Забыла, серая? — снова кричит мой разум. Да, он у меня умный. Отчего же я всё время поступаю неразумно?!
Даниил заостряет взгляд и кривится так, будто съел только что лимон. А я вспоминаю тот момент, когда его мать спасла и вытащила меня из лап этого зверя. Придурка. Безчеловечную скотину.
— Она. Наша. Служанка? — спрашивает членораздельно и с таким отвращением, что мне самой скривиться хочется. Будто от меня несёт рыбой, которая пару месяцев лежала на солнце. Даже подварачивает от такого сравнения. Но я же не вонючая рыба. Я человек, который работает и честно зарабатывает деньги.
— Да, Даня. Будь ты повнимательнее, то заметил бы Полину. Она у нас больше двух месяцев работает.
Его руки размыкаются, и я с грохотом падаю на пол, больно ударяясь коленками. Руки автоматически тянуться ко рту и вытягивают кляп.
— Я пыталась ему сказать, Владлена Геннадиевна, но не успела, — пытаюсь оправдаться я.
— Ступай, — строго говорит она, — у тебя же выходной. Завтра тоже. А ты, пойдём поговорим, — показывает на сына пальцем.
— Не утруждай себя, мама, я понял. Вышло...
Думаю, он хотел сказать недоразумение, путаница, ошибка. Но увы, такие как он свои ошибки никогда не признают, а тем более при посторонних.
— Больше не коснусь этой... — его холодный взгляд полоснул, как будто лезвием ножа. Брезгливый и омерзительный, такой же, как и он сам. Наверное, ещё никогда в жизни я не чувствовала себя более никчёмной, хоть жизнь у меня далеко не сахар.
Как только Ахмат отворачивается, я прихожу в себя и вспоминаю, что вообще-то я сейчас не в его доме, и я не служанка. Я студентка вуза, в котором он тоже учится, а значит — мы на ровных.
Уф, как бы мне этого хотелось. А пока это кажется чем-то нереальным, из области вон выходящее.
— Ракушка, ты походу неут от мигеры хочешь? Почему тут застыла? — Анжелика ещё один круг пробежала, а я всё также стою на месте. Даже Ахмата не видно, скрылся с поля зрения со своими друзьями, такими же придурочными, как и он.
— Бегу. Бегу, — отрываю ноги от земли и чуть не лечу, обгоняя передо мной девчонок. Вспоминания добавили мне сил и уверенности в себе. Никто не имеет права называть меня нищебродом.
После физры принимаем душ и двигаем на пару старой маразматички, которая преподаёт молекулярную биологию. Скучно до ужаса. Я вообще уже сомневаюсь, что выбрала правильное направление в жизни. Биохимия. Точно? Уже не уверена. Да, мне нравится проводить все эти эксперименты, сливать в колбы разные реагенты, жидкости, растворы. Но учить всё это скучно. Так много материалов, голова идёт кругооборотом.
— Генетическая информация хранится в молекулах ДНК, передается из поколения в поколение через репликацию, а реализуется в клетке...
— Тебе не кажется, что она нам уже это рассказывала две пары назад? — фыркаю я и листаю конспект. А когда нахожу, тыкаю в него пальцем, — Ну вот же оно.
— Кажется, ей действительно пора на пенсию. Склеризматичка, — слишком громко произносит Анжела.
— Давыдова, — бьёт указкой она по своему столу. Мы с перепугу подпрыгиваем на месте с подругой. — Вы хотите вместо меня продолжить лекцию?
Он любил её жестоко, неправильно, будто любовь —
это рана, которую нужно раз за разом вскрывать.
В столовую мы влетаем с Анжеликой так, словно за нами гнались волки. Очень голодные, хочу заметить. Да и мы от них не отстаём, тоже хотим поесть.
Заняв очередь, мы берём подносы и, как в дорогих курортных отелях за границей, идём выбирать, что будем есть. Вот только наш шведский стол отличается от курортного. Тут нет деликатесов, нет изысканных блюд, нет элитных напитков и десертов. Зато тут есть борщ, макароны, салаты и булочки.
Я сейчас такая голодная, что и слона могу проглотить. А учитывая, что цены тут приемлемы для моего кошелька, я беру двойную порцию, дабы вечером только чаем с печеньем перебиться.
Да, в доме Ахматова я могла бы быть сытой каждый день. И есть более вкусную еду, чем в нашей столовой. Но... В первый день трудоустройства я отказалась от ночлега в комнате для горничной. Всё потому, что дом Ахматовых находится далеко за городом. Да и не дом это — целая вилла. Я только могла бы мечтать жить в такой. И да, мне бы безумно хотелось. Но так как добираться до города автобусом аж два часа, мне пришлось отказаться. Ездить каждый день на учёбу долго. Я и так с утра еле сползаю с кровати.
Правда, Владлена Геннадиевна всё равно выделила мне комнату. Потому что в выходные дни я работаю целый день. И чтобы поздно вечером не ехать в город, я могу ночевать там. И только один раз я осталась ночевать у них. На кануне встречи с Даниилом. Просто слишком устала, чтобы добраться до города. Хотя после столкновения с Даниилом, я вычёркиваю возможность оставаться совсем. От греха подальше. Точнее — именно от Даниила подальше.
— Ты будешь что-то брать? — стучит меня по плечу подруга. Блин, я так задумалась, что не заметила, как очередь дошла ко мне.
— Мне макароны с котлетой и гамбургер. А ещё компот и булочку.
— Эй, ты всё это реально сожрёшь? — хихикает рядом Анжелика.
— А как же. Я могу и твоё съесть. Со вчера в животе пусто, — отвечаю ей, и, схватив поднос с едой, иду к кассе.
Через пять минут я уплетаю за обе щеки свой обед. Живот бурчит радостно, не веря своему счастью. Мы занимаем столик подальше от входа и быстро налегаем на еду. Перемена хоть и большая, но успеть надо не только перекусить. Добраться до аудитории тоже нужно время. Да и посплетничать с Анжеликой во время перекуса — это святое.
Я сначала поедаю макароны и котлету, а потом приступаю к гамбургеру. Пахнет он божественно.
— Поль, ты смотришь на него, как будто он твоё сокровище, — подкалывает меня подруга и кусает свой круассан.
— Поделиться? — протягиваю ей для укуса. — Он очень вкусный.
— Нет, не хочу. Но за предложение спасибо. — Анжелика лезет в сумку за телефоном и продолжает болтать. — Сейчас найду фото того самого красавчика, что на днях подмигнул мне на перемене. Он реально крут...
Голос подруги вдруг становится фоновым, а гамбургер так и зависает в воздухе после того, как я его кусаю. Жевать не выходит, а в голове пустота, будто мне только что сделали перезагрузку. Я заторможенно смотрю, как в столовую входят ОНИ. Те, кто сюда обычно не заходит. Те, для кого эта столовая — «ниже их уровня», «дно», как выразилась бы Анжелика.
Громов.
Ляхов.
И, конечно, он.
Даниил Ахматов.
У меня сердце делает кульбит, потом падает, и приземляется где-то в пятках. Нет, ну серьёзно, что они тут забыли? Их минимум — ресторан в двух минутах от универа. Или кофейня, где один латте стоит как наш недельный обед с Анжеликой.
Они вообще не смотрятся здесь. Как тигры в курятнике. Красивые, опасные, уверенные и абсолютно чужие этому месту.
Но самое странное — они не просто зашли. Они подошли к соседнему столу. К тому самому, откуда я отлично слышу каждое слово. Громов приказал освободить место парням, что сидели за ним.
Именно приказал, даже не пытаясь завуалировать это под просьбу.
Парни сначала возмутились, но, оглянувшись на Даниила, приняли умное решение — лучше не испытывать судьбу. С ними не спорят. Не потому, что страшно… хотя и поэтому тоже. Просто это бесполезно. Они всегда добиваются своего.
Стол освобождается быстро. Ахматов садится так, будто он хозяин не только этого столика, но и всей столовой. Спиной к стене. Ноги на лавку. Поза расслабленная, почти ленивая — но от этого только более хищная.
И он смотрит. На меня.
Я даже не сразу понимаю, что именно — на меня. Не мимо. Не на кого-то за моей спиной. Не на Анжелику. На меня.
Пустой взгляд, но цепкий. Скорее заинтересованный. Будто он пришёл не поесть, а посмотреть на что-то странное. Как будто я для него цирковая забава, нелепость, неожиданность, которую он никак не ожидал увидеть здесь, за макаронами и котлетой. Или же наоборот — только и пришёл, чтобы понаблюдать за цирковым представлением с главной ролью серой мышки.
У меня руки дрожат. Компот плескается в стакане. Гамбургер выпадает обратно на тарелку. Я даже не могу заставить себя дышать ровно и дожевать этот грёбаный гамбургер, который уже вовсе не кажется мне вкусным.
Она чувствовала в нём то, чего не видел никто:
мальчика, который никогда не знал тепла
До конца этой недели мы с ним не сталкиваемся. Да, я вижу их компанию на парковке, но на этом всё. С его стороны никаких взглядов, слов, действий. Ничего. Я снова превратилась в ту самую серую мышь. И я расслабляюсь.
Нажить такого врага, как Даниил Ахматов — это последнее, что сейчас мне нужно. Я со дня на день жду зарплату от его мамы. И лишаться работы я тоже не намерена. Без этих денег маме и Саше будет очень трудно.
Сегодня день студента, и уже весь универ планирует, как будет его праздновать, кто что будет надевать, с кем придёт. Говорят, вечеринка будет в одном из самых престижных клубов столицы. Минимальный взнос с каждого студента, и плюс ещё вход.
У меня денег на это всё нет. Я не намерена тратить хотя бы одну лишнюю копейку на то, без чего могу обойтись. Единственное, что куплю с зарплаты — это кроссовки, которые благодаря Ахматову развалились. Я даже в ремонт попыталась их отнести, но мастер так посмотрел на меня, будто я с луны упала. Выбора не было — пришлось выбросить. А все эти дни я ходила в босоножках без каблука. Давным-давно это не по погоде, но выбора не было.
Анжела предлагала свои на время дать, но я побоялась. Вдруг порву или испорчу. Придётся покупать тогда двое, а это уже слишком большая сумма. Маме и Саше они нужнее.
— Ракушка, ну не будь такой занудой. Пошли, — тянет подруга и смотрит на меня глазами кота из Шрека. Увы, но это ей не поможет. — Это же наш первый день студента. Мы много работали и заслужили веселье.
— Давыдова, не тереби душу. Говорю, не пойду. Денег нет ни на взнос, ни на вход, — спускаемся мы по ступенькам в главном корпусе.
— Давай я за тебя заплачу. Мы же подруги.
— Нет, — твёрдо отвечаю, — тебе есть куда потратить эти деньги. А я найду чем заняться вечером. Вон, лучше реферат напишу по микроэлементах. Тема отстой, ну а что поделать, — машу перед её глазами книжкой, которую только что взяла в библиотеке для реферата.
— Ну-у-у, ромашка-а-а, пошли. Обещаю, что скучно не будет.
— Нет, — так же резко отвечаю и, отвернувшись от неё, делаю шаг вперёд. Быстро и необдуманно. И уже через секунду я врезаюсь в чьё-то тело. Мощное, большое, знакомое... Молниеносно поднимаю глаза вверх. Голова парня, которая была повернута в сторону к собеседнику, медленно выравнивается и опускается. Глаза фокусируются и с неохотой смотрят на меня. Ноль эмоций.
Я же снова теряюсь. Быстро моргаю ресницами и перепуганно открываю рот, чтобы извиниться. Но сказать хоть слово не выходит. Я зависаю на его губах. Знаю, что сейчас я совсем не о том думаю. Что нужно быстро уносить ноги и хотя бы извиниться. Но мне вдруг вспомнились губы Ахмата. Такие грубые и сладкие одновременно.
— Снова ты? — вместо Даниила спрашивает Никита. — Ты специально под ноги сунешься? — грубо спрашивает.
И я благодарна ему за это, потому что я прихожу в себя. Быстро опускаю голову, бурчу себе под нос «извините» и, схватив Анжелу за руку, уходим побыстрее.
Вот же... Надо же именно в него было врезаться? Из тысячи студентов именно он встал на моём пути. Из-за переизбытка нервов я отказалась идти в столовую. Он меня пугает. А вот мой организм странно на него реагирует.
На следующих двух парах я присутствую физически, но явно не мыслями. Словно тело осталось в помещении, а мысли ушли погулять.
Этот его взгляд... Он вызывает раздор в моей душе. После того, как он меня поцеловал, его взгляд горел похотью, властью, диким желанием. А в столовой и сегодня он был пустым. Будто он снова меня не замечает. Снова как будто прозрачная.
Как же бесит меня это в нём. Он не сверхчеловек, хоть и думает, что бог. Хотя нет. Дьявол. Да если бы не работа, я бы ему прямо в лицо всё это сказала. Хотя... Нет, жизнь дороже. Я видела, что они с Макаренко делали. Никто не даёт гарантий, что со мной бы поступили не так же. А может, даже хуже. Да и он во мне вызывает самый настоящий страх. Есть в нём что-то пугающее. Нечеловеческое. Будто зверь перед тобой, а не человек. И в любой момент он может тебя разорвать.
Когда я приезжаю в общагу, хочется только одного — замереть под горячей водой и смыть с себя этот проклятый день. Смыть неловкость. Смыть его взгляд. Смыть собственную реакцию, которая делает меня слабой.
Вода стекает по коже обжигающими горячими струями, но не приносит облегчения. В голове всё равно остаются его губы. И та пустота в глазах, когда он смотрит на меня так, будто я — никто.
Надев старую футболку и спортивные штаны, я падаю на кровать и закрываю глаза. Просто на пять минут… Но сон накрывает мгновенно, втягивая в себя, как глубокая яма.
Когда просыпаюсь — в комнате уже сумерки. Руки тянутся к учебникам автоматически. Нужно писать реферат, хоть немного привести мысли в порядок. Я только открываю книгу и делаю первую запись, как дверь буквально вылетает вперёд с грохотом врезаясь в стену.
Анжелика врывается так, будто за ней гонится сам ректор. Я же устало поднимаю глаза, и думаю о том, что ещё пара таких залётов в нашу комнату и нам придется ремонтировать двери.
— Поли-и-и-ин! — голос перепуганно-восторженный, глаза круглые, будто она увидела инопланетян. Ну или к примеру вы града в лотерею. Второе мне нравится больше.
И даже самое тёмное сердце может выбрать одну-единственную —
и привязать к себе так, что уже не отпустит.
Никогда.
Мы приезжаем в клуб с опозданием. Потому что остановить безумную Анжелику просто невозможно. Она весь вечер носилась по комнате как ураган, разбрасывая вещи, примеряя, заставляя меня раздеваться, одеваться, вертеться, снова переодеваться и снова вертеться.
Клянусь, я чувствую себя куклой из витрины, а не человеком в этот момент.
Давыдова обожает красивую одежду, пусть и покупает она её на распродажах или секонд-хендах. А в связи с недавней сменой работы ей это ещё и нужно. Анжелике предложили петь в одном из баров. У неё супер голос. Она самоучка, которая мечтает стать певицей. Думаю, большая часть таких же девушек, приехавших покорять столицу, мечтают о том же. К сожалению, поступить в Киевский национальный институт культуры и искусств на бюджет у неё не вышло. Вот она и оказалась тут, вместе со мной.
— Да ты можешь расслабиться? — почти рычит она. — Это всего лишь платье.
— Давыдова, я в нём выгляжу как девушка лёгкого поведения, — бурчу я. — Давай лучше что-то попроще, а то, клянусь, я не выйду из комнаты.
— Зануда ты, Ракутина. Тебя в тюрьму надо посадить за то, что прячешь такую фигуру за этими балахонами.
— Давыдова...
— Всё, всё, молчу. Давай тогда надевай те чёрные лосины и майку на бретельках. Волосы твои мы сейчас выровняем.
— А это ещё зачем?
— Ой, боже, дай мне силы, — ноет она и усаживает меня на стул. Молча берёт разогретую плойку и проводит по моим кучерявым локонам. Наверное, впервые в жизни я вижу их такими ровными. — Ты когда-то их выравнивала? — словно прочитав мои мысли, спрашивает подруга.
— Нет, — спокойно отвечаю.
— Нет? — переспрашивает, словно у неё проблемы со слухом. — Совсем никогда?
— Ты меня реально сегодня выбесишь. Реферат мой вот ждёт, когда я психану и никуда не пойду. Знаешь ли, видеть этих самодовольных мажоров мне не хочется. В универе хватает этого пафоса.
— Так, выдыхай, ромашка. Мы не идём на них смотреть. Мы едем танцевать и участвовать в конкурсах.
— Каких ещё конкурсах? Я не буду нигде участвовать, предупреждаю сразу. У меня с детства страх сцены. Это ты у нас звезда, не боишься её. А я... Нет, нет.
— Окей. Не будешь, так не будешь. Значит, едем только танцевать.
И вот мы стоим перед входом в клуб, и я ловлю себя на странном ощущении: будто внутри лёгкая дрожь. Не совсем страх. Не совсем волнение. Что-то между.
Приятные мурашки пробегают по моей коже. Анжелика права. Иногда нужно давать и себе отдыхать. Не только думать о деньгах, где их найти и как заработать. Надо иногда дать и себе выдохнуть и напомнить, что мне всего девятнадцать лет.
— Ракушка, ну ты посмотри! — восторженно тычет Анжелика пальцем на вывеску над входом. — Вот где настоящая жизнь!
Я лишь закатываю глаза, но внутри становится тепло от её энергии. Вот за что я её люблю — она светится как гирлянда, даже когда всё кругом темно. Она такая яркая и жизнерадостная, что я периодически успеваю зарядиться от неё энергией.
Когда мы входим в клуб, меня будто окунают в другую вселенную.
Грохот басов вибрирует в груди. Свет моргает разными цветами, заметая лица. Воздух пахнет чем-то сладким, алкоголем и дымом от кальянов. Толпа движется волнами, и всё это — шум, музыка, галдёж — смешивается в одно.
Это не деревенская дискотека в местном клубе, на которую я ходила с одноклассниками. Это что-то… другое. Больше. Ярче. Пафоснее и богаче. Слишком громкое, но… красивое.
Анжелика хватает меня за руку и сразу тащит к столу, где уже сидит наша группа. Все в разной степени алкогольного опьянения. Я не пью совсем. Не люблю пьяных и неадекватных. Хватило в своей жизни насмотреться. Чего только отец стоил.
Олег машет рукой, едва удерживая стакан.
— О-о-о-о, Поли-и-на! Давай к нам! — еле тянет он. Кажется, этот уже готов к отправке домой.
— Пошли-пошли! — Анжела снова хватает меня за руку, даже не давая распрощаться со своей робостью. — Танцпол нас ждёт!
И я сдаюсь, приобнимаю её и следую слепо за подругой.
Потому что… ну а почему бы и нет? Я же только ради этого сюда и приехала. Расслабиться и немного отдохнуть.
Музыка подхватывает меня, и я чувствую, как ноги сами начинают двигаться. Тело вспоминает, что такое просто жить — не думать о деньгах, страхах, работе, странных поцелуях, от которых плохо спится.
Просто двигаться.
Я улыбаюсь так широко и искренне, как в детстве, когда бегала по полю босиком. Или же прыгала с кладки прямиком в речку. Ноль пафоса, максимум настроения и позитива.
Анжелика уже подпрыгивает рядом, раскидывая руки и смеясь. Она любит танцевать ещё больше меня, и мы быстро попадаем в общий поток людей.
— Полин! — кричит она над музыкой, приближаясь ко мне. — Вот скажи, разве было бы лучше сидеть в общаге и писать свой реферат?!
Только она могла удержать его от безумия —
и именно поэтому он готов был сойти с ума из-за неё.
Я гоню от себя эту мысль куда подальше. Это реально совпадение. С чего Даниилу Ахматову платить за весь универ взнос? Это же его клуб, и он теряет свои деньги. А если я допустила мысль, что это только ради того, чтобы я пришла, то слишком глупая.
Нет, ну реально. Я даже сидеть за одним столом с ним не имею права, а возомнила из себя принцессу, в которую влюбился сам дьявол.
Хо-хо-хо, да ты такую высоту взяла, Ракутина, что губа не дура.
Во-первых, такие как Даниил Ахматов, любить априори не способны. Он жестокий, циничный, грубый. Он берёт силой то, что желает. Во-вторых, это будет кто угодно, но точно не ты. Вспомни, с каким отвращением он посмотрел на тебя, когда узнал, что ты их горничная. Такое чувство было, что на тебя вылили ведро дерьма. И он слышит именно этот аромат. В-третьих, тебе вовсе это не нужно. Некая симпатия или интерес одного из самых опасных парней в универе. Быть в кругу его зрения — это приписать себе смертный приговор.
— Поль, твой сок принесли, — зовёт меня подруга, тем самым отвлекая от глупых мыслей. Мы уже сидим за нашим столом, за которым осталось не так много народа. Наверное, есть смысл приезжать позже остальных. Самые слабые быстро пьянеют и уезжают. Меньше этих пьяных лиц и их глупых шуток. Наш стол на первом этаже, и отсюда не видно балкон элиты. Меня это радует и даёт возможность расслабиться и отпустить глупые мысли. Мне вон надо писать любовные романы, за пять минут придумала сюжет. Фантазёрка.
Беру стакан с соком и жадно выпиваю. В клубе жарко, и тело мокрое от пота. Надо бы сходить в дамскую комнату и немного освежить лицо. Благо Анжелика хоть двадцать слоёв косметики на меня не наложила. Мы нарисовали чёрные стрелки, покрасили ресницы и нанесли на губы красную помаду. Вместе с ровными волосами всё это смотрелось эффектно и красиво. Я сама себе нравилась, что происходило крайне редко.
С детства непослушные кудрявые волосы выводили из себя. Как меня только не называли. Мивиной, барашком, овечкой, пуделем. Да на что только хватало фантазии у пацанов со двора и школы. Я была тихой девочкой, не умела огрызаться и словесно давать сдачи. Но... со временем мне это надоело, и я начала давать сдачи кулаками. К счастью, это было всего один раз в жизни, но этого хватило, чтобы парни начали меня бояться.
У Макса, моего соседа, было старое охотничье оружие, ещё его деда. И мы с ним часто бегали в посадку и стреляли из него. Жаль, запасы гильз быстро закончились, и наше развлечение тоже. А потом мы придумали стрелять рогаткой. Выстраивали стеклянные бутылки, брали мелкие камешки и, целясь, сбивали их. Со временем к нашим развлечениям подтянулись и другие парни. Я была лучше среди всех. Мы начали устраивать соревнования, приз — деньги. Даже взнос сделали. И я выигрывала. Потому что мне нужны были деньги. Для мамы и Саши.
Вот почему, когда Ахмат дал мне оружие, я ни капли не боялась и не сомневалась в себе. Холодный металл... м-м-м... Мне нравилось чувствовать его. Странная с детства симпатия к оружию. Такое оружие я, конечно, в руках не держала, но мне понравилось.
А ещё... когда Даниил провёл им по моей щеке, вместо страха и ужаса я испытала... трепет что ли. Нет, я явно не здоровая. Такое не может нравиться нормальному человеку. Не может.
— Ну привет, По-ли-на, — рядом со мной на диван приземляется всё тот же надоедливый мажор. Как же его... Николай Живцов. Мерзкий. Противный. Неприятный. — Рад тебя видеть.
— Не могу ответить тебе тем же. Отвали, — выпаливаю сразу же, когда чувствую его руку на моём колене.
— Ты такая смелая. Заводишь меня этим, — тянет он свои грязные ручища выше к моей груди.
— Отвали, — вскрикиваю и вскакиваю на ноги. Сразу же шаг в сторону. Словно он прокажённый.
— Ну чего ты такая дикая? Неужели ещё никто не приручил? Так я могу с этим справиться.
— На хрен вали, — решаю я пойти на танцпол и присоединиться к девчонкам.
— Сегодня ты на мой пойдёшь, ракушка, — кричит он мне в спину. Но я никак не реагирую. Пошёл он. Губу раскатал.
Я стараюсь не думать о его словах и наглых заявлениях. Ахмата на балконе не видно, и это срабатывает как спусковой механизм. Я снова полностью расслаблена. Наслаждаюсь музыкой. Танцую. Смеюсь. Когда какие-то парни пытаются ко мне присоединиться, я поднимаю руки вверх, и ладошки выставляют в защитной реакции. Мол, мне не интересно. Благо таких наглых как Живцов не попадались. Поняв мою незаинтересованность, они уходили.
Снова тело покрылось влагой, а во рту пересохло. Я, махнув Анжелике рукой, показала, что пошла отдохнуть. За столом стояли уже обновлённые напитки. Я схватила сок, осушила бокал мгновенно. Странная горечь оказалась на дне стакана. Осадок проходит по горлу и неприятно опускается в желудок. Беру ещё бутылку воды на столе и делаю жадные глотки. Неприятная горечь не проходит.
Я хватаю свою сумочку и бегу в сторону туалета. Неприятно воротит. Я же не пила алкоголь, почему же мутит? Эта горечь на дне стакана, она не похожа на обычный осадок.
Когда забегаю внутрь, сразу же подхожу к крану с водой. Приятный холод приносит облегчение. Я набираю в ладошки воду и подношу к лицу. Делаю так несколько раз. Когда поднимаю глаза вверх и смотрю на своё лицо, резкость навести не удаётся. В глаза словно тумана напустили. Мне становится душно. Дыхание сбивается. И мне приходится ухватиться за столешницу, чтобы не упасть.
Она боялась его. И в то же время тянулась к нему, как к чему-то неправильному, запретному, но притягательному сильнее воздуха.
Просыпаюсь от жуткой головной боли. Глаза мои ещё закрыты, но вот обоняние сразу срабатывает. Вокруг меня пахнет чем-то знакомым… Сильный, подавляющий, немного резкий аромат, который вчера я слышала перед тем, как отключилась.
Медленно открываю один глаз. В комнате довольно-таки темно. Открываю второй глаз и верчу головой по сторонам.
Голова ноет так, будто внутри кто-то долбит молотком. Я дёргаюсь, пытаясь сесть, но тело будто ватное, тяжёлое, непослушное.
Комната чужая, мне незнакомая. Я тут явно никогда не была. Слишком просторная, слишком тёмная и слишком… ухоженная, чтобы принадлежать кому-то вроде меня. Это точно не общежитие.
Шторы натянуты так плотно, будто кто-то специально решил отрезать меня от мира. Я понятия не имею — ночь сейчас или день. В горле сухо, воздух тяжёлый, пахнет табаком и чем-то… отрицать нет смысла. Тут всё пропитано Даниилом Ахматовым. Вот только я не могу понять, каким образом я и его запах можем находиться в одной комнате?
Я наконец поворачиваю голову в сторону, откуда тянется едва заметное красное свечение. Сначала вижу только очертания кресла. И лишь потом — того, кто в нём сидит.
Сигарета тлеет между его пальцами, обрисовывая светом острые линии скул.
Он затягивается медленно, будто у него на это вечность. Густой дым вырывается из его губ, змейкой поднимаясь к потолку.
И только после этого он поворачивает голову ко мне.
— Очнулась, — произносит он так низко и лениво, будто констатирует факт, а не разговаривает со мной. Его голос выдаёт особенные ноты. То ли приятные, то ли пугающие меня. Не пойму. Но на теле моментально появляются будоражащие мурашки.
Меня подбрасывает внутри, и в какой-то степени образуется какой-то паралич тела.
Я.
Даниил.
В одной комнате.
Я что, в его постели лежу?
Почему? Как? Что происходит?
— Где… где я? — мой голос предательски осипший, почти шёпот. Наверное, я просто не готова к такому. Информация никак не хочет усваиваться в моей голове.
Я помню, как меня посадили в машину. Я, оказывается, не полностью отключилась. То есть тело меня не слушалось, глаза были закрыты, а вот мозг ещё боролся. Он всеми силами пытался прислушиваться к звукам. Это единственное что мне оставалось.
Я слушала, как Даня — наверное, это был он, раз машина его — открыл багажник. А потом были крики: «Ахмат, за что», «да она просто шмара», «Ахмат…». Не знаю, что там происходило, но у меня было такое чувство, что Даниил Николая избивал — и не руками. Перед глазами была бита.
Ахмат не отвечает сразу. Просто смотрит. Долго, пристально, слишком внимательно. И под этим его взглядом я вся напрягаюсь. На мне только майка и лосины, в которых я покинула вчера клуб. Не голая — уже хорошо.
Он так долго молча смотрит, при этом делает затяжку за затяжкой. Меня это жутко напрягает и раздражает. Не люблю неизвестность.
От его взгляда по коже бегут мурашки, а в груди всё сжимается так, что дышать трудно. Холод и жар одновременно растекаются по телу. Страх смешивается с чем-то ещё… неправильным.
Он тушит сигарету о стеклянную пепельницу рядом, медленно, будто смакуя каждый миг.
— Ты у меня, — наконец отвечает он.
Его голос ровный. Спокойный. Но под этим спокойствием — металл. Мягкий, блестящий… и смертельно опасный. Словно меч, которым он в любую секунду может нанести удар.
— Ты… забрал меня? Зачем? — голос дрогнул, а сердце срывается в бешеный галоп. Не нравится мне всё это. Ох как не нравится.
Он чуть наклоняет голову, будто оценивает, полностью ли я пришла в себя.
— А что, надо было оставить тебя там с Николаем? Ты этого хотела, Полина?
Он произносит моё имя так… будто пробует его вкус. Будто снова и снова хочет убедиться, что это имя — только его.
Я сглатываю. Кажется, у меня очередная паранойя. Какое «пробует на вкус»?! Кто он, а кто я?! Нет, я точно с ума сошла. Такой бред сейчас несу сама себе. Я? Его? Ну Полина, не смеши саму себя.
Тогда какого хрена я в его кровати?!
— Я… ничего не понимаю, — озвучиваю свои истинные мысли. Потому что это всё странно.
— Отлично, — он медленно поднимается с кресла. — Сейчас объясню.
Он делает шаг. Потом ещё один. И с каждым следующим шагом эхо тревоги отдаётся внутри меня. Меня действительно, не в переносном значении, буквально - трясёт. Внутри понимается такая паника...
Что-то тут нет так, - кричит моём подсознание. Но я продолжаю сидеть, и ничего не делать, пока он не замирает рядом с кроватью.
— Ты в моей квартире, — говорит он, опуская взгляд на меня сверху. — И выйдешь отсюда тогда, когда я разрешу.
Я резко втягиваю воздух.
Страх скручивает меня ещё сильнее. Но что ещё хуже — то, что внутри вспыхивает что-то горячее, болезненное, запретное.
Это судьба.
И проклятие одновременно.
— Потому что, серая… — его губы почти касаются моего уха. — Я ещё не закончил с тобой.
Так. Стоп.
У меня до сих пор галлюцинации. Скорее всего, вчера меня этот Николай, мать его, накачал какими-то наркотиками. Это было явно не снотворное. Иначе я бы спала крепко и не слышала всего, что происходило на улице между ними. Да и голова не болит от снотворного. Значит, это точно какой-то наркотик. На сто процентов я быть уверенной не могу, ведь никогда их до этого не употребляла. И вообще-то не собиралась нарушать данный план. Но ладно… сейчас не об этом.
Так вот.
Меня до сих пор плющит и глючит. Ведь Даниил Ахматов не мог привести меня к себе домой. Мама его убьёт, не в прямом смысле, конечно. А жаль. Во-вторых, он не мог положить меня на свою кровать. Потому что, по его же словам, я простолюдинка низшего ранга. А может, даже хуже — крепостная. Рабыня. Блин, да кто угодно, но не ровня ему. И, в-третьих… он не может касаться моего уха своим языком. И пусть это ощущается по-настоящему… Это всего лишь галлюцинация. Сто процентов. Я уверена.
— Если ты забыла, я напомню, что обещал тебя трахнуть, — его низкий голос звучит возле моего уха почти ласково, от чего становится ещё хуже, — и я намерен это получить. Не сегодня так завтра. Мне всё равно.
Его рука касается моего живота. Настоящая. Тёплая.
Блядь. Кажись… это не галлюцинация.
Я резко отскакиваю от него на вторую половину кровати, а потом на ноги. Скорость у меня сейчас куда быстрее, чем на физкультуре. Вот после таких слов легко сдавать нормативы. Батарейки не сядут — это я вам гарантирую. Потому что внутри такой вулкан поднялся. Такая лава по венам течёт…
Так. Где тут дверь? В какую сторону бежать?!
— Куда ты, серая? — он выпрямляется и смотрит на меня с таким прищуром, что мне становится не по себе. Он похож на охотника, который вышел на охоту. И, кажется, я — его добыча.
— Даниил Валерьевич, вы, кажется… путаете, — пытаюсь говорить я ровно. Клянусь, выходит это с трудом. Язык ещё немного онемевший. Каждое слово царапает горло из-за сухости. Я пить хочу, между прочим. Нормальные люди предлагают воду человеку, которого недавно накачали какой-то хернёй. Но… где слово «нормальный» и Даниил Ахматов? Они не могут стоять в одном предложении. — Я работаю в доме ваших родителей горничной. Вы не можете меня… м-м-м…
Блин, не хочу говорить слово «трахнуть». Почему-то мне кажется, ему это понравится из моих уст.
— Вы не можете меня хотеть. Ваша матушка…
Боже, я уже точно как крепостная в каком-то веке говорю. Наверное, это недавно пересмотренный сериал «Бедная Настя» так на меня повлиял.
— Если тебя только это держит. То поздравляю, ты уже не работаешь в нашем доме, — прибивает он меня словами к полу. Воздух словно перекрыли. Я ничего плохого не сделала. Меня не могли уволить.
— Как — не работаю? — нахожу в себе силы задать вопрос. Катастрофически тяжело. Осознание факта бьёт по моим нервам. Я не могу сейчас остаться без работы. Мама… Саша… деньги…
Три слова — и вся моя жизнь.
Я обещала себе, что вылечу Сашу.
— Вот так вот, — лениво произносит он. — Вчера тебя уволили. Я настоял.
Говорит так спокойно… А мне хочется взять в руки что-то тяжёлое и швырнуть в него. Желательно в эту довольную физиономию, которая сейчас излучает столько цинизма, сколько из меня не выходило за всю жизнь.
Мы смотрим друг другу в глаза. Честно — я не нахожу слов. Он явно ждёт. Хочет поиздеваться? Ещё больше унизить? Да пошёл он. Не дождётся. Пойду работать в клуб или в кафе к Анжеле. Она будет петь, а я — официанткой работать. Свет клином не сошёлся на доме Ахматова.
И потому, как только он отворачивается, чтобы открыть шторы, я резко начинаю бежать. Сначала прямо — к выходу из спальни. Замираю, кручу головой: вправо, влево. Ага! Справа балкон — значит, выход слева. Бегу туда. Вижу длинный коридор и дверь наружу. Моей обуви нет, да и времени обуться тоже. Зато вижу мужские комнатные тапочки. Влетаю в них и лечу к заветной двери. Потом верну. А может, и не верну. Новые купит. Не обеднеет.
Хватаюсь за ручку и молюсь, чтобы открылась. Ахмат не гонится — и это радует. Время у меня есть. И когда ручка легко поддаётся, я даже слышу собственный выдох облегчения.
Хрен тебе, Ахмат, а не моё тело! — хочется крикнуть ему.
Но некогда. Пора уносить ноги. Подальше отсюда.
Вот только, стоит мне вылететь из квартиры, как включается какая-то мега-сирена. Я закрываю уши руками, пытаясь понять, откуда этот ор. Такое чувство, что банк грабят — и включилась сигнализация. Неожиданно в ноге чувствую боль. Опускаю взгляд — и вижу то, чего вчера не было. Какой-то браслет.
И именно из него льётся эта сирена.
Резко поворачиваюсь к двери — и вижу, как Ахмат лениво опирается о косяк. Его улыбка… дьявольская. Победная.
— Я же сказал тебе, что выйдешь из квартиры только когда я разрешу.
Мои хорошие!
Приглашаю к ещё одну подлецу из нашего моба
Их тянуло друг к другу так, будто кто-то незримый связал их одной нитью и потянул навстречу.
— Я же сказал тебе, что выйдешь из квартиры только когда я разрешу. Так что зайди внутрь, если не хочешь, чтобы все соседи сбежались на этот шум.
Нет. Я всё-таки сплю. Потому что только во сне может происходить подобное. Это обычный кошмар. Сейчас ущипну себя — и проснусь.
Я поднимаю руку и сильно щипаю себя за ногу.
— Ай! — автоматически вырывается, когда ощущаю боль. Блин… щипнула я знатно, а пробуждение так и не наступило. Потому что передо мной всё так же стоит Ахматов.
— Не проснулась? — издевательски спрашивает он.
— Нет… — выдыхаю автоматически.
— Ну тогда зайди в квартиру. А то у меня уже голова начинает болеть от этой трели. А когда у меня болит голова — я злой. А когда я злой… люблю лечиться сексом.
Намёк понятен.
А если он НЕ злой — сексом он не лечится?!
Мамочки… голова вообще перестала соображать.
Что мне делать?
Может, бежать дальше? У этой штуки батарейка когда-нибудь сядет? На какое расстояние нужно убежать от Даниила, чтобы она заглохла?! И она хотя бы током не бьётся? Я смогу сама её снять?
Что мне делать?!
Я ещё никогда не была в такой безвыходной ситуации!
Как только я переступаю порог квартиры, эта дрянь на ноге наконец замолкает. Даниил закрывает дверь, а я снова срываюсь в бег. Может, я в лабиринте? Почему всё время пытаюсь убежать — и всё равно попадаю в тупик?!
На этот раз я оказываюсь на кухне. Бежать больше некуда, и я прячусь за столом. Ахмат всё так же лениво идёт за мной и улыбается. Его это реально забавляет. Меня — нет. Вообще не прикольно играть в игру, правила которой я не знаю.
— Ещё не набегалась? — его руки скрещены на груди, он опирается о дверной косяк. Поза расслабленная. Я же вся — как натянутая струна. Коснись меня — и лопну.
— Я не понимаю, что тут происходит, — честно признаюсь. — Как снять эту штуку?
— Никак.
— Как это — никак?! Ты надел на меня какую-то хрень без разрешения! Ты не имел права! — я киплю от гнева. — Сними немедленно!!! — ору.
— Сниму, когда захочу, — он даже не моргает. — Хотя… — делает шаг вправо, и я метаюсь в другую сторону стола. — Будем играть в догонялки? Меня это заводит, серая.
— Даниил!!! — срываюсь. — Ты… ты переходишь все рамки!
— Опа. Уже без отчества, — ухмыляется он. — Как быстро мы перешли на «ты». Ещё пара минут — и уже в постели будем, — улыбается. Блин, у него реально хищная улыбка.
— Ты больше не сын моей начальницы! Сам же сказал, что меня уволили!
— Ну да, — пожимает плечами. — Пришлось соврать матери, что ты украла у меня деньги.
— Что-о-о?!
Нет. Это уже слишком. Я не воровка. Никогда и ничего не воровала. И пусть мы жили бедно — это не повод для воровства. А он… он просто взял и оклеветал меня.
— Да ты… ты мерзкий лгун! Как ты посмел?! Я бы никогда… — я задыхаюсь от возмущения, слова даются с трудом.
— Не принимай так близко к сердцу, — лениво бросает он. — Компенсацию всё равно получишь. Правда, после того как я тебя трахну. Мать сказала — прислугу трогать нельзя. Раз ты у нас больше не работаешь, значит можно.
— А меня ты спросил?! Хочу ли я этого?!
— А тебя, оказывается, ещё и спрашивать надо? — криво усмехается он. — Скукотища. Давай, иди сюда, серая. Ты меня утомляешь.
— Не пойду! Отвали от меня, Ахмат! Я не собираюсь с тобой спать — тем более по доброй воле!
— Уверена?
— Конечно!
— Ладно, — он ухмыляется ещё шире. — Я принимаю твой вызов.
— Какой ещё вызов?! — голова кружится от количества мыслей. Они не складываются, не цепляются друг за друга. У меня стресс. Тело в стрессе. Мозг в стрессе. Я ничего не понимаю.
— Ты сама сказала, что никогда не захочешь меня по доброй воле. Я же докажу тебе обратное.
— Окей… — я выдыхаю. Сейчас я согласна на всё, лишь бы он отстал. А там — исчезну из его жизни, буду обходить десятыми дорогами. Пусть кому хочет, что хочет доказывает. — Тогда сними эту штуку и отпусти меня.
— С чего это? — он хмыкает так, будто я сказала что-то идиотское.
— Ты же… ты же сказал, что я сама захочу! Значит, отпусти! — пытаюсь говорить логично, хотя в голове каша. — Доказывай.
— Я сказал «докажу». — Он медленно выпрямляется, на лице появляется лениво-жуткая ухмылка. — Но не говорил, что буду играть честно.
— В смысле?.. — у меня внутри всё холодеет. В груди будто что-то проваливается вниз.
— В прямом. — Он произносит это почти шёпотом, но так, что мурашки мгновенно бегут по спине.
Он чуть наклоняет голову, взгляд становится тяжёлым, оценивающим — как у хищника, которому надоело ждать.