Ты ненадолго уснешь....

1

Пролог

- Доктор Ванмеер, Ваше мнение крайне ценят многие люди, поделитесь с нашими зрителями мудростью относительно того, что делает Вас счастливой, ведь Вы производите впечатление человека, который живет в гармонии с собой и миром. Так ли это? -

- Да, я абсолютно счастлива, но секрет этого состояния, как ни странно не в таких понятиях, как семья, друзья, близкие люди.

- Тогда может быть в том, что Ваши маленькие пациенты излечиваются от страшной болезни?

«Они для тебя всего лишь пациенты! - память услужливо подсовывала аналогичные фразы, сказанные другим человеком очень давно, которые когда-то резали больней ножа. - А вместо сердца у тебя мешок с водой...»

- Нет, они для меня работа, - голос доктора Ванмеер звучал сухо и холодно.- Да, без сомнения, работа, которую я люблю... Но и здесь все разрозненно и бывают такие периоды, не дни, а именно периоды и довольно затяжные, когда мне кажется, что с я схожу с ума. Согласитесь не очень вяжется со счастьем.

- Тогда, что для Вас составляет счастье? - Алисия поняла, что интервью идет совершенно не в нужном ей русле.

Хоуп посмотрела на свои руки и уголок ее губ дернулся.

- Мелочи, которые люди привыкли игнорировать, - Хоуп, как будто, не замечала растерянности ведущей, которая пыталась подтолкнуть ее в правильном направлении для ответа на поставленный вопрос.

- Например?

- Например, сыр... Обожаю его в любом виде и простой кусок моцареллы, может скрасить мне любой день.

Оторопев от услышанного ответа, девица сглотнула и выдала натужную улыбку, после чего фальшиво рассмеялась, утвердившись во мнении, что дамочка, напротив нее давно выжила из ума.

И вот сейчас, когда неугомонная Алисия стала приводить общеизвестные факты о невероятном хирурге, Хоуп не сказала вслух, что отсутствие пустых вопросов к ней, это тоже огромное счастье.

Случай Сэма не был уникальным или особо сложным, здесь особый интерес вызывали по большей части его состояние и последствия, которые стали причиной разрушения небольшой часовни в медицинском центре имени Вашингтона, расположенной на том же этаже, что и оперблок; удивительной и долгожданной встречи Хоуп с ее матерью, разбитого и собранного заново сердца мужчины, которому удалось запечатлеть данный факт, всего в двух фотографиях, а также подтверждением личной теории доктора о странном участии самых ничтожных частиц, из которых состоит Вселенная в судьбе каждого человека.

-1-

Вой сирены скорой помощи сопровождал Джил Хангроу от самого дома, где ее уложили на носилки и везли в отделение неотложной помощи в медицинский центр университета Вашингтона. Одно из лучших национальных учреждений страны внушало женщине совершенно не лишнюю надежду на благополучный исход, под которым она, в виду, субъективных причин, подразумевала сохранение жизни ее ребенку.

Длительная борьба с раком груди и несбыточные мечты о беременности были слишком тяжелым испытанием для скромной семьи. Супруг Джил, был для нее по истине опорой и поддержкой. Брайан Хангроу вкалывал в порту на должности инженера и брал подработку по инспекции грузов. Чтобы обеспечить супруге хорошую медицинскую страховку, приходилось их кожи вон лезть и жертвовать временем, которое можно было провести вместе и поддержать любимую женщину.

Благо, что они идеально подобрались по характеру, Джил стойко переносила одиночество и первой вступалась за мужа, если немногочисленные друзья опускались до осуждения.

Когда женщине удалили левую грудь, ее мир вмещал в себя только стены спальни, откуда она не выходила сутками, подрезая в голове мысли, мечты и привыкая к новой форме своего тела, упорно повторяя, что она до сих пор жива, а это главное. Едва надежда на выздоровление замаячила, после оптимистичного прогноза лечащего врача, при очередном обследовании, как старые друзья, слабость и тошнота вновь заполнили однообразные дни женщины.

И снова два месяца под капельницей, унылая улыбка мужа, которого и без того Джил видела крайне редко, пустая болтовня лучшей подруги, за которую и стоило бы держаться, но сил в протравленном организме не осталось ни физических, ни душевных. Аманда несла на себе за двоих давнюю дружбу, словно крест, прислушиваясь к зову совести и упрямо не обращала внимание на отсутствующих взгляд когда-то цветущей женщины, которой она откровенно завидовала в свое время— успешная адвокат, завидных жених с перспективной работой в порту, выплаченная раньше срока ипотека за дом в милом семейном районе.

Цепляясь за любую возможность, Брайан добивался консультаций у самых именитых врачей, мнения которых, порой противоречили друг другу.

Одним из них был доктор Альберт Ванмеер. Хангроу обивал порог его дома днями и ночами, атаковал звонками и письмами, чтобы именно он занялся случаем его жены, не смотря на то, тот не подпадает под деятельность нейрохирурга. Общеизвестным фактом было, что обучение хирурги проходят по общей специализации, а уже позже, если изъявляют желание, еще несколько лет осваивают узкопрофильные направления.

Брайан добивался только лучшего, мысль о том, что его обожаемой Джил может не стать, буквально сводила его с ума и нездоровый блеск глаз, когда он намертво вцепившись, трепал лацканы пиджака Альберта при их первой встрече, было достаточно веским поводом, чтобы сердце именитого хирурга дрогнуло.

И вдруг, как гром среди ясного неба!

Ребенок.

Беременность после химиотерапии наступить не могла просто по теории вероятности. Но, когда подошел срок для следующего курса, Джил прошла обязательный тест и с пол часа рассматривала две полоски на тесте, сидя дома в туалете. Ее тут же подмыло нервно заулыбаться, но недоверие к собственному организму взяло верх и абсолютно спокойно одевшись, женщина не стала покупать еще с десяток тестов, как это делают двадцатилетние девушки, а уверенно пошла сдавать кровь, знаю, что это самый надежный способ развеять все сомнения.

2

- "Папа, мне страшно... Ведь не днями исчисляется период, который предшествовал завтрашнему дню, а годами. Я так не боялась, когда была практика у Чейни, когда ассистировала доктору Хантер по удалению макроаденомы гипофиза, и там был уже подросток, тринадцатилетний... Да и удаление было произведено эндоскопически, а здесь будет краниотомия. Как не бояться?»

- «Все боятся, Хоуп, и чем больше, тем лучше, по моему мнению, - Альберт помнил каждое слово, которое он произнес вчера дочери. - Пусть тебя трясет, колотит, пусть сомнения одолевают, это все нормально. У меня тоже так было, да и сейчас, в особо тяжелых случаях бывает.»

- «Но у тебя не дрожат руки. Сколько раз я наблюдала с остальными студентами, через стекло смотровой операционной. Ни напряжения, ни нервоза, даже не потеешь.»

- «Ты знаешь, что меня успокаивает...»

- «Ах, да! Конечно... Молитвы... Но у меня этой опции нет.»

- «Эта опция есть у каждого. И если, ты так боишься, откажись от операции. Кэрол ее проведет.»

- «Я не могу.»

- «Почему?»

- «Потому, что знаю, что могу помочь...»

- «Наверняка?»

- «Наверняка, никто не знает, но моя уверенность не беспочвенна и оправдана.»

- «Может, доктор Хантер лучше справится?»

- «Не лучше меня»

В женском голосе уже звучала злость вперемешку с возмущением.

- «Вот, в чем вера твоя... Ты веришь, что можешь помочь».

- «Это другое....И как перестать бояться?».

- «Узнаешь завтра. И это не «другое»... Это начало твоего собственного пути. Завтра поймешь, я тебе обещаю!»

Первая операция, которую провел Альберт Ванмеер, почти тридцать лет назад сопровождалась теми же сомнениями, что сейчас съедали его дочь. Да, что уж там кривить душой?! Даже сейчас, будучи с многолетним опытом за плечами, он каждый раз чувствовал трепет и нетерпение, любопытство и страх, только с годами игнорировать их становилось все легче и легче.

Альберт обнял Хоуп, а на душе скребли кошки, и слегка подмывало возмущение от того, что продолжительные отношения с Грегори Паундом, который решился сделать его дочери предложение руки и сердца, оборвались чуть меньше недели назад, по ее инициативе.

Непростой разговор пока не состоялся. Хоуп поставила отца в известность и наблюдала за его угрюмо сведенными бровями который день, ожидая, когда момент назреет, словно фурункул. Сравнение, как ни крути, самое удачное. Многое могло обойтись без участия слов, благодаря невероятному взаимопониманию, но, наверное, именно поэтому Альберт Ванмеер и чувствовал беспокойство, которое грозило перерасти в панику — ведь впервые за много лет, он не смог предвидеть подобного развития событий и его представления о натуре родной дочери дали трещину.

Там, где появляется непредсказуемость, контроль может быть сброшен в любой момент и всего одно необдуманное решение может перечеркнуть потрясающий труд и невероятный талант, просто потому что Хоуп может не выдержать тяжелой ноши, которую не с кем будет разделить.

Правда, была еще одна, более прозаичная причина для тревоги — ни одна женщина не переносит расставание с партнером спокойно, без сомнений и истерик. Всматриваясь в лицо дочери, Альберт видел явный признак того, что она на грани нервного срыва — ее глаза беспокойно бегали по сторонам, она постоянно смотрела себе под ноги и потирала лоб.

Он серьезно подумывал промыть ей мозги хорошенько, но накануне столь ответственной операции это было равнозначно нанесению тяжких физических повреждений.

Нотации откладывались...

Альберт знал, что его никто не видит. Доктор Ванмеер стоял спиной к толпе студентов, которые приникли к нескольким экранам, висевшим на стене, и, затаив дыхание, следили за последовательными и плавными движениями хирурга. У многих были приоткрыты рты и Альберт отвернулся, чтобы никто не заметил, как он улыбнулся.

Его перестала интересовать операция после того, как на зафиксированной , обритой голове одиннадцатилетней девочки, после обработки дезинфицирующим раствором, был выпилен костный лоскут с помощью краниотома и хирург остался один на один со своими сомнениями, страхами и цитаделью человеческой личности - мозгом.

Эта упругая масса, заполняющая череп причудливыми изгибами, была пронизана сетью сосудов и мельчайших капилляров. Мозг выглядел так обыкновенно и от того, Хоуп чувствовала, насколько непритязательно может выглядеть самое настоящее чудо. Отец был прав, едва она переступила порог операционной, сквозь ее тело, начиная от ступней, будто прошла невидимая огромная рука, которая добравшись до головы, за одно мгновенье забрала с собой ее тревоги и дрожь.

Спокойствие, которое расслабило каждую мышцу в теле, своим внезапным появлением могло напугать не меньше, но Хоуп догадалась, что невидимая рука не исчезнет, а притаится за дверью, крепко зажав ее мандраж в кулак, это сомнительную ценность ей вернут с процентами, а пока, здесь, она в безопасности.

Все знания, тысячи часов практики и навыки, выстроились каждый на своем месте, в точности, как все кто присутствовал в операционной. Сейчас центром вселенной для Хоуп был участок мозга, который погибал от переродившихся клеток, они грозили отобрать мысли, возможности, радость, аппетит, слух или зрение, даже, способность двигаться.

Вплоть до того момента, как Хоуп надела специальные очки, в которые проецировалось изображение флуоресценции опухолевой ткани, Альберт Ванмеер с облегчением вздохнул, потому что видел, какое умиротворение царило в ее неподвижных глазах, когда она приподняла и повернула голову, глянув себе за плечо, будто чувствовала его взгляд.

Приближенное изображение на мониторах, впечатляло четкостью, как и ювелирная работа по удалению опухоли, которая была размером с небольшой грецкий орех. Студенты напряженно молчали и, казалось, только тихая речь доктора Хантер не давала услышать биение сердец почти двух десятков человек.

- Пациенту, перед операцией введена 5-аминолевулиновая кислота. Данный препарат приводит к накоплению люминисцентных протопорфиринов в клетках злокачественных глиом. В данном случае астроцитома, в правом полушарии мозжечка...

3

Роскошная машина, которая проезжала по улицам, одинаково приковывала к себе взгляды прохожих, будь то подростки, или взрослые люди. Бесстрастными оставались лишь младенцы и старики с проблемным зрением, хотя, последние могли насладиться звуком урчания мощного мотора.

Черный Ягуар Марк III стоил каждого уплаченного за него доллара и Бенедикт Купер был не настолько тщеславным, чтобы приобретать этот автомобиль ради разинутых от удивления или зависти ртов. Это была мечта детства, которая воплотилась чуть меньше месяца назад, и особую гордость вызывал тот факт, что триста тысяч долларов были заработаны самостоятельно, хотя финансовую помощь не раз предлагала мать.

О размере состояния Куперов давно ходили легенды и тем паче их первенец вызывал искреннее недоумение в кругах высшего общества из-за своей эксцентричной выходки. Он не пожелал быть надеждой своего отца в плане преемственности финансовой империи и ушел на вольные хлеба, где в первое время жил буквально впроголодь.

Фотография!

Это слово отец выплевывал, словно комок мокроты, которую долго не мог отхаркнуть. Илай Купер не упускал возможности подчеркнуть насколько несерьезный выбор сделал его сын, но без оскорблений, не унижая достоинства, не прилюдно, потому что продолжал любить Бенедикта и лелеял надежду, что тот одумается.

Период «взросления», которые подстегнуло критическое финансовое положение, немного затянулся и высокие мечты о Пулицеровской премии со свистом покатились в пропасть, вполне, земных потребностей, от которых было очень трудно отделаться, учитывая к какой роскоши привык Бенедикт.

Этот автомобиль был нескромно заявлен в списке подарков на тридцатилетие, когда любое желание воплощалось без труда, учитывая насколько бездонными были карманы отца. Вспоминая те времена, Бенедикт не испытывал особых угрызений совести, но прекрасно понимал разницу между тем раздолбаем, которым он был, и тем человеком, которым он стал.

Профессия модного фотографа быстро вернула ему возможность с головой окунуться в мир прекрасного, а красоту Нэд ценил и понимал, будто это было врожденным чувством. О таком не поговоришь с отцом, который был строг и с гордостью относил себя к консерваторам. Признаться ему в том, что композиция фотографии есть нечто со смыслом, было разнозначным тому, чтобы отнести себя к сексуальным меньшинствам.

Без специального образования никто не отел брать симпатичного парня на должность фотографа и ему пришлось на последние деньги бегать и «продавать» свое портфолио, пока в модной индустрии не пронюхали чей отпрыск пытается пробиться в жестоком мире.

Зачесанные назад светлые волосы, и серо-голубые глаза, спортивное телосложение, высокий рост и сдержанная манера в общении, добавили Бенедикту комфорта в жизни, а пристрастие к красоте, подгоняло под единое клише всех его временных спутниц.

Что-что, а легкое предубеждение на счет женщин явно передалось по линии отца. Мать не блистала умом, но обладала поистине необъятным сердцем, что компенсировало некоторые ее нелогичные и чисто женские поступки, с сестрой было все сложнее. Шэрил была без пяти минут гением и с легкостью управлялась в компании отца с руководящим постом, но бедняжке пришлось доказывать свою профпригодность борясь с самым упертым человеком, которого когда-либо носила земля, которому и можно было бы возразить, но она слишком хорошо знала, какую «бытовую» роль отец отдавал всем женщинам.

В приглашениях провести фотосессию, после этого отбоя не было и Бенедикт с трудом проглотил первый головокружительный успех. Много позже его работы начали хвалить некоторые именитые фотографы и журналисты, но они же хоронили его энтузиазм, цокая языком на неправильный, но денежный выбор сферы деятельности в империи глянца..

Пять лет и упорная работа, воплотились в совершенно определенный результат, который слушался малейшего нажатия на педаль газа. Бенедикт не хотел хвастаться.

Он же не хвастаться едет?!

Глянув на себя в зеркало заднего вида, Нэд нахмурился и тут же махнул головой, будто вел диалог сам с собой. Единственное, что его сейчас волновало — это реакция отца. Мысль о том, что Бенедикт ничего не может добиться в жизни самостоятельно и даже не догадывается сколько трудностей выпадает людям, которые не родились с серебряной ложкой во рту, втиралась в сознание слишком долго и сыграл свою роль.

Утереть нос?

Да!

Именно так.

По-мальчишески, мелочно и Бенедикт понимал, что потом будет испытывать довольно гадкое чувство малохольства, но, увы, остановиться он уже не сможет.

Заявленное семейное барбекю, с озвученным сюрпризом с его стороны отменить невозможно.

Последний поворот и «Ягуар» притормозил около кованных массивных ворот, которые должны были внушить мысль каждому, кто перед ними представал, что здесь живут далеко не простые люди.

Это дезориентация, впрочем, быстро сходила на нет, когда визитеры добирались до дома Куперов, который был укрыт от глаз великолепным садом. Особняк был отстроен почти девяносто лет назад. Широкий, полуторо этажный с роскошной черепичной крышей, отделанный балками и облицованный кирпичом, он являл собой величественное зрелище, но довольно сдержанное.

Этот дом Нэд любил всем сердцем и не знал места уютнее.

Его обитатели суетились с восточной стороны, где находилась беседка, бассейн и современный гриль, на котором без преувеличения можно было зажарить карликового бизона. Гул мощного мотора не мог не привлечь внимание мужчин, в которых Нэд безошибочно узнал отца и мужа сестры — Тима Уилсона.

Завидев машину, эти двое медленно развернулись и почти синхронно сложили руки на груди. Их взгляды застыли, а лица немного вытянулись, но невозмутимость одержала бы сокрушительную победу, если бы Кэтрин Купер, не огрела обоих по спинам, свернутым полотенцем.

Ее лицо раскраснелось, а глаза горели праведным огнем. Эта женщина не признавала того факта, что в ее доме может кто-либо готовить кроме нее самой, а потому подпольная, тихая и деликатная война с мужем, по поводу найма профессионального повара, закончилась сокрушительным фиаско со стороны главы семейства.

4

- Все это, чистой воды авантюра, которая с треском провалится! - Джим Бранд давно сменил цвет лица с малинового на красно-серый и чуть ли не с ненавистью посматривал на спокойного, как скала Альберта Ванмеера.

Этот человек мог изящно манипулировать половиной центра и потому удивительным был тот факт, что Ванмеер, крайне редко прибегал к этому своему, без преувеличения, яркому таланту. Более того, можно было отважиться на невероятный шаг и отказать доктору в жесткой форме, но у того было настолько хитрое лицо, будто в кармане был припасен совершенно убойный козырь против Купера и азарт разобрал Джима, едва Альберт проявил настойчивость и категорически отказался угомониться.

Говорить «нет» этому человеку, было равнозначным указать на дверь, за которой его тут же оторвут с руками. Опасаться столь не благоразумного поступка разумеется стоило, как огня, учитывая заслуженную гордость и самолюбие такого профессионала, как Ванмеер, а потому директор несколько раз напомнил себе, что просьба Альберта не носит личного характера, все действо творилось «не корысти ради...», тем более что это был самый мстительный человек на памяти Бранда, чему было подтверждением длинная петиция студентов четвертого курса, у которых доктор внезапно вызвался принимать экзамен.

Никто не сдаст, никто не выживет - даже отличники, это прекрасно знали, как и преподаватели, более того, будет еще пара пересдач, пока Ванмеер не насытится кровью и не озолотит местных фармацевтов на предмет успокоительного для несчастных студентов, прежде чем экзамен будет закрыт.

Кто-то, что-то ляпнул!

Именно в адрес Альберта Ванмеера или затронул его дочь. Другого быть не могло!

- Тем более, что такие дела с кондачка не решаются. Нужно было подготовить официальное обращение в письменном виде!- не унимался Бранд. - Не прошло и месяца с того момента, как мы получили новое оборудование для реанимации, и снова, пожалуйста. Я чувствую себя попрошайкой и тебе, крайне советую тех же плебейских ощущений — умеряет пыл, знаешь ли...!

- На письменное обращение, мы бы получили, вежливый письменный отказ, - невозмутимо парировал доктор Ванмеер, задумчиво рассматривая улицы в окно.

- Я так, понимаю, Илай Купер спит и видит, увидеть нас на личной аудиенции и исполнить любое наше желание?

- Да, придется сделать жалостливый вид, но на что не пойдешь, ради клятвы, которую мы давали.

- Я не давал никакой клятвы. Я только директор! Не врач! Что значит лица пожалостливее?!

Доктор Ванмеер ничего не ответил на высказанные слова и пыл Бранда немного поутих.

Джим достал из внутреннего кармана пиджака полупустой блистер с таблетками и с шумом выдавил себе одну на ладонь, чтобы демонстративно отправить в рот.

- Тебе плохо?

- Да! Пакостно на душе.

- Ну, если только она у тебя в желудке, то это средство тебе безусловно поможет.

Альберт произнес это совершенно серьезным тоном, увидев, что Бранд принимает антацид от изжоги, с видом мученика.

- Очень остроумно, надеюсь, столь решительный настрой не поубавится, при виде вечно недовольного лица нашего благодетеля.

Офис Илая Купера был открыт для страждущих, а именно эта категория посетителей составляла львиную долю все тех, кто желал попасть на прием к столь занятому человеку, который выделял для этого целых два дня в месяц.

Скромно заняв свободный диванчик, около окна в приемной, мужчины покосились на симпатичную девушку, которая с крайне нервный видом, попросила их подождать, когда раздался телефонный звонок и она со всех ног бросилась в кабинет шефа.

Альберт сложил руки на коленях и с ровной спиной, которая вызывала зависть у Бранда, снова уставился в окно. Вид у него был уверенный, голубые глаза ни на секунду не блеснули тревогой, спокойные черты лица и плавные движения, которые приковывали к себе взгляд.

Широкие, двойные двери, снова распахнулись.

- Бизнес-план у них...!!! Это беспредел и жульничество, а не бизнес-план! И чтобы ноги вашей здесь больше не было! Жулики!

Цензурная ругань указывала на то, что один из приемных дней в этом месяце, явно не удался.

Бранд выразительно посмотрел на доктора Ванмеера, но тот продолжал буравить вид из окна, будто ничего и не услышал.

Взмыленная секретарь, процокала на высоких каблуках за свой стол, скрытый невысокой перегородкой, сделал глоток воды и одернув темный жакет, устремила взор уставших глаз на притихшую парочку.

- Мистер Бранд, мистер Ванмеер, проходите.

От внимания девушки не укрылось, что один из мужчин явно нервничал и это странным образом ее успокоило, будто их объединяла общая причина для стресса, а вот второй тип, был до невозможности спокойным и казался подозрительным. «Нервный» был коренастым, ухоженным мужчиной, но в его внешности не читалось никакой изюминки — это был явно до предела занятый человек, без лишней секунды на саморазвитие.

В отличие от его спутника, который производил впечатление метросексуала на последней стадии.

Хотя, по росту мужчины почти не отличались, второй, подтянутый и симпатичный, намертво приковывал к себе взгляд, а из головы, мгновенно улетучивались вопросы относительно возраста, занятости и прочая мишура, которая таяла и меркла, ибо этот мужчина источал самое сексуальное для женщин чувство - уверенность в себе, кроме того, в нем чувствовался не дюжий интеллект и роскошь не заигрывать с женщинами, потому что эффектной и единственной даме в помещении от него не досталось мало мальски заинтересованного взгляда.

«Не продержатся и пяти минут!» -мелькнула у девушки мысль, когда за мужчинами захлопнулась дверь.

Илай Купер был явно чем-то расстроен и выгнанные, чуть ли не взашей посетители были лишь козлами отпущения. Он мрачно взглянул на новую партию, нахмурился, явно рыская в памяти, после чего отвел глаза и Бранд с облегчением выдохнул.

«Узнал!»

- Джим! Извини, за … Доконают эти бездельники, со своими инвестиционными предложениями, - Купер широкими, быстрыми шагами пересек свой гигантский кабинет и пожал руку Бранда. - А Вы?