«Если любишь, отпусти ее», – слова Саламандры сверлят мой мозг. Как хищник в клетке, хожу по кабинету взад-вперед, размышляя. Уметь бы заглянуть в будущее, узнать, действительно ли Елизавета любит Ефима, будет ли счастлива с ним?
С одной стороны, я огненный в девятом колене, самый сильный в своем роду, и эмпатия во мне развита до предела. Как и интуиция. Нутром чую, что мы с Елизаветой созданы друг для друга и должны быть вместе. С другой стороны, я вижу, что сердце ее принадлежит не мне, Ефиму. Не было еще такого, чтобы огненный уступил свою женщину другому мужчине, да еще простому смертному!
Но права Саламандра, права: девочка трепещет передо мною не от предвкушения наслаждения, а от страха. Она боится меня, себя и того, что может произойти. Боится и хочет. Ее тянет ко мне не меньше, чем меня к ней, но она не соглашается признать это. Потому что вбила себе в голову, что ее суженый – Ефим.
А, может, так оно и есть? Бывает ли у человека два суженых? Почему бы и нет. Взять ту же Саламандру. Сколько веков она сохнет по мне, давно уже не скрывая своего обожания? В то же время сердце ей подсказало, что ее пара находится здесь, на Земле, и она узнала ее в Ефиме.
Как же все сложно! Можно было бы, конечно, взять Елизавету силой, искусственно разжечь в ней страсть. Но это недостойно огненного! Мы привыкли к тому, что нам отдаются добровольно, что нашего внимания добиваются всеми силами, почитают за честь заняться с нами сексом. Да и опасно для Елизаветы предаваться страсти с огненным без любви. Выгорит душа, тело обессилит, лишится разума. Не могу я подвергать такому риску ту, которая мне так дорога!
Поймет ли она когда-нибудь то, что очевидно для меня? То, что я не просто домогаюсь ее, а люблю? То, что мы друг другу предназначены Всевышним? Если и поймет, то, вероятно, не раньше, чем остынет к другому. Я дождусь, я умею ждать, у меня в запасе тысячелетия. Только у нее вот этого времени нет в запасе. Не испив из Источника, она не обретет бессмертия, быстро постареет и уйдет туда, где даже я ее не достану.
Да и разочаруется ли она когда в Ефиме? Кого я пытаюсь обмануть, называя его обычным смертным? Будь он таким, разве б испытывала Саламандра к нему притяжение? И телепатические способности у него развиты не в пример лучше, чем у других землян. Даже мне противостоять пытался, и не безрезультатно.
Если б не предчувствие, что рано или поздно Елизавета будет моей, не стал бы рисковать. Но седьмое чувство меня никогда не обманывало, и оно четко говорит, что мы будем едины. Не сейчас, когда-то потом. Получается, права Саламандра: сейчас Елизавету лучше отпустить. Забыть о том, что огненные не делятся с другими своими женщинами, растоптать свою гордость – и отпустить.
– Саламандра! – заву я племянницу, почти наверняка подслушивающую мои мысли за дверью. – Неси набор драконьих когтей, пергамент и слезы ангела.
– Ты хочешь связать ее кровавой клятвой? – сразу догадывается и пытается отговорить: – Ты же и себя свяжешь!
– Ты знаешь другой способ сохранить с ней хоть какую-то связь, отпустив?
– Так ты отпустишь ее лишь на время?
– Как сложится судьба. Надеюсь, что да, временно, что она сама передумает.
Диктую условия договора, Саламандра записывает. Вот и готово все. Спускаемся в подвал, где в волшебной клетке ждет своей участи Елизавета.
Прохожу сквозь решетку и сажусь рядом с ней на кровать. Она напрягается.
– Не дрожи, Елизавета, не трону, – успокаиваю ее. И тут же перехожу к сути вопроса: – Я решил предложить тебе сделку…
– Снова сделку? – вздыхает она. – Все ваши контракты бывают с подвохом, и вы их, не смущаясь, нарушаете. Я боюсь с вами о чем-либо договариваться.
– На этот раз все будет честно, без подвохов. Мы скрепим наш договор кровью и не сможем нарушить его, даже если попытаемся это сделать.
– Так бывает только в сказках.
– В каждой сказке есть доля правды, Елизавета.
– О чем вы хотите со мной договориться?
– Нет гарантий, что вы с Ефимом найдете друг друга. Я дам вам на поиски год. Если вы за это время не воссоединитесь, то ты выйдешь замуж за меня. Воссоединитесь – мы с Саламандрой оставим вас в покое. Но если вдруг вы расстанетесь, ты пошлешь мне сигнал, позовешь меня. Я услышу тебя и приду. Ты будешь ждать меня. И когда мы встретимся, то поженимся. Или Ефим, или я – никого третьего у тебя не будет. Я отпущу тебя, как только мы скрепим кровью этот контракт.
– А если я откажусь заключать это соглашение?
– Тогда дурой будешь, Синицына – договор выгоден тебе, а не мне.
– Допустим, но что будет, если я откажусь от каких-либо обязательств?
– Тогда сегодня же станешь моей! – не пугаю, а озвучиваю принятое решение. Вероятно, она чувствует это и сдается:
– Я согласна, давайте ваш договор.
Саламандра приближается, протягивает мне свиток, открывает футляр с драконьими когтями. Прокалываем с Елизаветой пальцы, скрепляем договор. На участках, где наша кровь наслаивается, пергамент прожигается насквозь.
– Огненная кровь, – обращаю на этот факт внимание Саламандры. – Я же говорил тебе – она из наших.
– Ее предки были из наших, – поправляет Саламандра. – Ефим тоже из таких. Я заметила это, когда была с ним. Он воспламеняется мгновенно. И секс восстанавливает его энергетический потенциал.
Профессор смотрит на меня, буквально прожигая взглядом. Даже не пытается скрыть своего желания обладать мною. Он будто видит свозь одежду. Я ощущаю себя совершенно голой перед его жадным взглядом. Но дрожу я не от страха, как обычно в подобных ситуациях, а от холода. От тела профессора, которого я знаю теперь уже и как Дракона – представителя внеземной расы огненных людей, идет жар. Мне хочется, чтобы он поскорее обнял меня, прижал к своим горячим чреслам, вошел в меня, согревая изнутри своей страстью.
– Согрей меня! – молю, но он не приближается. Хотя знаю, что сам страстно желает заключить меня в объятия, наполнить меня собой, жарким, словно лава. Между нами невидимая преграда, и он не может ее разрушить. Я могу, но не знаю как.
– Что ты хочешь от меня? – спрашиваю.
– Взаимности. Скажи, что любишь меня. Поклянись, что будешь любить вечно. И тогда ты станешь моей. И тогда я согрею тебя.
Мне так холодно, что я готова поклясться в чем угодно, лишь бы снова стало тепло. Готова отдаться профессору, кем бы он ни был, пусть даже самим Дьяволом.
В одном времени я знала его как Драгомирова, в другом – как Драгомира Новака, а позже – как Дракона, хотя ни одно из этих имен не является истинным. Человеческий язык не сможет произнести его настоящего имени, человеческим ухом не уловить его звучания – так он сказал мне, и это, вероятно, правда.
На Землю он прилетел с далекой планеты, прилетел за мной. А я отказала ему, потому что полюбила другого. Но сейчас мне так холодно, что я не хочу вспоминать Ефима. Он любит меня, но не настолько, чтобы разрушить ледяную корку, покрывшую мое сердце. Только профессор в состоянии растопить лед в моей душе.
– Я люблю тебя и буду любить тебя вечно, – говорю я ему. Однако не раздается ни звука. Я, как рыба, только открываю рот, и Дракон не слышит меня.
– Я люблю тебя, – снова пытаюсь произнести, выдавить из своей груди. Тишина.
– Я люблю тебя, – кричу беззвучно. И только эхо отзывается где-то едва слышно: «Я люблю тебя».
Неожиданно сквозь ледяные стены прорывается теплый ветерок, он ласкает меня, целует в щеку.
От этого поцелуя я просыпаюсь. Рядом со мной Мирик, мой девятилетний сын.
– Ты такая красивая, когда спишь, – говорит он мне и еще раз целует в щеку. – Я люблю тебя, мамочка.
– Я тоже люблю тебя, родной, – отвечаю, приподнимаясь и прижимая голову сына к груди. Он – самое дорогое, что есть у меня. Не будь его, не пережила бы, наверное, всех потерь и разочарований, которые начали испытывать меня на прочность почти сразу же после того, как мы воссоединились с Ефимом – моим любимым и любящим мужем.
– Я скучаю по папе, – жалуется Мир. Он не произносит это вслух, но я читаю его мысли. Телепатические способности передались мальчику от нас с Ефимом по наследству. Но о том, что мы телепаты, в этом времени не знает никто. Заяви мы о своих сверхспособностях, нас сочтут за сумасшедших или шарлатанов. Или станут бояться, словно ведьм и колдунов. Они же не знают, что в будущем телепатами будут все, и этот способ передачи информации станет основным. И что телекинез – тоже не чудо.
Я это знаю благодаря профессору, который однажды перенес меня на полторы тысячи лет вперед. Вероятно, рассчитывал, что там я почувствую себя беспомощной и вынуждена буду кинуться в его объятья. Но он просчитался. В 3526 году я встретила Ефима, и мы полюбили друг друга. Профессор был вынужден отступить. Как и его соплеменница Саламандра, имевшая виды на моего возлюбленного. Кажется, он переспал с ней ради того, чтобы она помогла нам вернуться в мое время. Так было, если верить ее словам. Но не уверена, что ей можно верить. С Ефимом же мы наши отношения с пришельцами намеренно не обсуждаем, чтобы не бередить раны. Воспоминания о событиях десятилетней давности прочно отгородили от других невидимой стеной. Но от себя их не отгородишь. Вот и является ко мне во сне профессор. Снится чаще, чем Ефим. Особенно в последнее время. Почти каждую ночь.
Мы не властны над своими сновидениями, но мне почему-то стыдно, что снится мне не любимый муж, а отвергнутый поклонник.
– Я тоже скучаю по папе, – отвечаю сыну, гладя его по голове, а сама панически боюсь, что он догадается, что в моих мыслях мелькает образ другого мужчины.
После того как мы с Ефимом нашли друг друга, остались жить в моем времени. У меня были родители, а у него в его четвертом тысячелетии никого не было, за исключением четвероногих друзей и Али, которая присматривала за питомцами в его отсутствие. Аля была его бывшей ученицей, мультиэмпатом, умеющим общаться с животными, и очень сильным телепатом. Настолько сильным, что могла призывать Ефима к себе, теперь уже в 3536 год. Я же посредством телепатической связи обеспечивала ему возвращение в 2036 год. Вот так он и метался то туда, то сюда, одержимый идеей совершить в четвертом тысячелетии сексуальную революцию, тем самым спася человечество от вымирания.
Дело в том, что для предотвращения войн, которые могли погубить все живое, человечество стало бороться со всяческими проявлениями агрессии. «Черную метку» получил и секс. Многовековая пропаганда привела к тому, что люди стали считать интимную близость чем-то постыдным, допуская ее лишь по необходимости – для зачатия детей. Сексуальная энергия угасла, и многие даже утратили способность к соитию, из-за чего численность населения планеты стала стремительно уменьшаться. Вот Ефиму и взбрело в голову, что если он познакомит своих современников с культурой прошлого, проникнутой эротикой, это пробудит в них спящую сексуальность, и демографический кризис останется позади.