Ты плохой со мной до конца

1

Дарья Волкова

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — слишком громко и с рыком выдаю свои эмоции, стуча по двери автобуса ногтями, пока он плавно подъезжает к остановке.

Моя нервная система буквально визжит от напряжения, ведь я ненавижу опаздывать! А водитель автобуса, как на зло, не спешит открывать чертовы двери! С возмущением смотрю на него, и словно по волшебству створки со скрипом начинают разъезжаться. Из моей груди тут же вырывается вздох облегчения. Оказывается, напрасно… Открывшись наполовину, они замирают на месте, и я, издав такой же скрипящий звук, закатываю глаза и протискиваюсь через отверстие.

Водитель матерится. Женщина, сидящая около выхода, ворчит себе под нос что-то вроде «безбожница», и мне, не смотря на старания бабушки в воспитании, хочется показать ей средний палец. Еле сдерживаю этот порыв и вырываюсь наружу под удивленные взгляды людей, которые ожидают своего автобуса на остановке.

Потирая предплечье, бегу к университету. Кроссовки шоркают по асфальту. Звук ужасно раздражает. В любой другой день я бы не обратила внимания на подрывающие аккорды, которые сопровождают меня, но сейчас могу взорваться от маленькой искорки.

Ненавижу, когда все идет не по плану!

Сегодня все именно так. Не по плану!

Я должна была успеть к первой паре, но задержалась в больнице из-за того, что РАБОТНИКИ медицинского учреждения изволили пить чай. У них НОЧНАЯ СМЕНА оказалась тяжелой, и не нашлось времени на посиделки за круглым столом. Все понимаю. Пациенты в их отделении более, чем сложные, но, мать твою, можно же быть расторопнее!

С поганым до нельзя настроением влетаю в университет и тут же напарываюсь на бдительного охранника. Он (конечно же!) не дает мне войти внутрь, и я не могу найти свой пропуск в сумке, хотя точно помню, что положила его во внутренний карман.

— Сейчас, — скриплю зубами, выжимая из себя улыбку, и шарю рукой по всем отделениям.

Их нет так много, но по воле случая, когда что-то очень нужно, никогда не найдешь эту вещь быстро. Идиотская улыбка не сходит с лица. Ставлю сумку на металлический поручень, чтобы было удобнее продолжить поиски, но меня толкают в спину, и сумка летит вниз. Все её содержимое разлетается по полу. Гигиеническая помада громко приземляется. Крышка трескается на глазах. Она катится до ног охранника и, ударившись о носок его ботинка, прекращает свой путь. Мой рот открывается от неожиданности. Поднимаю взгляд на мужчину с бейджем. Тот невозмутимо пожимает плечами и кивает.

Не мне.

Поворачиваюсь на смешки. За моей спиной стоит трое парней. Тот, который ближе, делает шаг вперед, не обращая на меня внимания. Пружинящие завитки светлых волос спадают на лоб. Глаза спрятаны за темными стеклами авиаторов. Бровь высокомерно вздернута вверх, и на губах играет усмешка. Я даже не знаю, смотрит он на меня или сквозь меня.

— Рыженькая няша, — тянет вдруг парень справа. — Потерялась? Хочешь помогу найти дорогу?

Улыбка у него провокационная. Волосы в беспорядке. Рубашка расстёгнута почти наполовину. Вообще эти парни, словно университет с подиумом перепутали. Третий присвистывает. Они вдвоем похабно посмеиваются, явно подразумевая что-то другое под помощью найти дорогу. Скриплю зубами. Куда уж ещё хуже?

— Себе помоги, — прищуриваюсь, глядя на улыбающегося блондинчика.

Я и сама справлюсь. Злость во мне нарастает в геометрической прогрессии, пока смотрю на них. Надеюсь, что это первый и последний раз, когда я с ними сталкиваюсь.

— Проходите, — встревает охранник.

«Авиаторы» вдруг наклоняют голову. Из-за темных стекол я не вижу его глаз, и это плохо. По взгляду всегда можно понять, что за человек стоит перед тобой, и какие эмоции плещутся внутри. Тут же глухая стена. Неприятно до жути.

— Слушай, огненное недоразумение, — произносит с ленцой, будто я толкнула его, а не наоборот. — Ты либо конечностями двигай, либо не мешай.

Вот засранец!

— Мог бы извиниться, — складываю руки на груди и задираю нос, чтобы не казаться совсем уж мелкой против него.

Кудрявый выше меня на целую голову.

— Руки из жопы растут у тебя, а извиняться должен я? — его брови плавно ползут вверх.

— Хамло, — выдыхаю с агрессией.

Бесят ТАКИЕ экземпляры, которые берегов не видят.

— Аха, — кривит свои идеальные губы, берет меня за плечи, бесцеремонно отодвигает в сторону от защитного ограждения и проходит без всякого пропуска, наступая на мой ежедневник.

— Эй! — возмущенно взмахиваю рукой, но тот и бровью не ведет.

Охранник ему открывает. У меня от этого беспредела челюсть отвисает. Самый улыбающийся мне подмигивает, а молчаливый, проходя мимо, бросает:

— Сорян, няша.

Я только руки в стороны развожу и смотрю им вслед. Вот же…

Со вздохом опускаюсь и начинаю собирать вещи в сумку. Психую, потому что от резких движений и нервов некоторые из них пролетают мимо и снова оказываются на полу. За пределами поручня тоже ручки и гигиеничка. Я поднимаюсь, перекидываю сумку через плечо и упираюсь животом в ограждение.

— Серьезно? Вы же им открыли без пропусков, — указываю в сторону лестницы, по которой поднялась троица.

— Их я уже знаю, а тебя нет. Студенческий хотя бы покажи, — стоит на месте, убрав руки за спину.

— Нет его у меня.

Лара должна отдать сегодня, потому что я пропустила первые две недели занятий. Она по-дружески присылала мне все лекции, и я зубрила, чтобы совсем не выпадать из реальности, но вот со студенческим настоящая засада вышла. Складываю руки на груди и без стеснения сверлю охранника взглядом. Тот со вздохом поднимает мои вещи, подает через поручень.

— Спасибо, — звучит из моих уст, как проклятье, но тот отворачивается и уходит к своей стойке.

Я медленно выдыхаю. Подумаешь, пропустила первую пару. У меня около десяти прогулов. Что теперь?

Отхожу к окну и достаю телефон. Сразу натыкаюсь на сообщение от Лариски.

Ларёк: Волкова, какого хрена?! Где ты опять?!

2

Дарья Волкова

— Это Привал, — шепчет мне на ухо Ларка, когда мы выходим из столовой. — Тот, который тебя Няшей называл.

Вздыхаю. Местные элитные женихи меня мало интересуют, особенно если они обделены интеллектом.

У меня с пятнадцати лет есть установка не связываться с парнями, пока не получу образование и не обрету устойчивую почву под ногами. Спасибо «Пяти минутам в раю». Коморка с ведрами и швабрами в школе, общество популярного мальчика в классе и слюнявый первый поцелуй оставили неизгладимое впечатление. С тех пор я избегаю игр и заносчивых ублюдков, которым ничего не стоит плюнуть в человека и посмеяться над ним.

— У него отец прокурор, а мама владелица косметологического кабинета.

— Хм, — только и выдаю на Ларкины информационные спичи.

— Темненький – Глеб Царицын. Его папочка компаньон Разина в строительной компании. Говорят, они расширяют бизнес, и родители Кости мотаются по командировкам, открывают новые филиалы.

— Как много ты о них знаешь, — я пока не понимаю, радоваться этому факту или скорбеть.

Ларка предпочитает быть в курсе событий. Я отношусь к информации выборочно. С «золотыми» я не общаюсь, тогда зачем мне лишний мозговой груз?

— Тебя долго не было, а девчонки постоянно беседуют о мажорах, — тяжело выдыхает. — У нас сейчас занятия у куратора, кстати.

Крупская указывает на дверь, около которой толпятся студенты. Медленно идем туда.

— Как там Валентина Павловна? — спрашивает осторожно, когда мы останавливаемся у окна.

Аудитория ещё закрыта, а тема здоровья моей бабули нависает над головой грозовой тучей. Хмурюсь. Ларка не виновата в том, что происходит с Валентиной Павловной.

— Врач назначил новые препараты. Импортные, — стараюсь говорить ровно.

За пару лет, которые бабушка проводит в больнице, я должна привыкнуть, но каждый раз слова застревают в районе горла и стягивают его, вызывая приступы удушья, поэтому рефлекторно его растираю пальцами.

— Дорогие, наверное? — Лариса с сожалением смотрит на меня.

Каждый курс химиотерапии выливается в крупные траты. Есть, конечно, стандартные препараты, которые выдают бесплатно, но они малоэффективны. Я в этом мало понимаю и слушаю лечащего врача, Антона Борисовича Щучкина. Он давний бабулин друг. Плохого точно не посоветует.

— Да.

— Чем я могу помочь?

Ларка дотрагивается до моей руки. Её дружеский жест вызывает у меня приступ умиления и повышенную влажность в глазах. Часто моргаю и выдавливаю из себя улыбку.

— Можем вместе сходить в больницу. Бабуля давно про тебя спрашивает, — Крупская активно кивает.

— Конечно, а что там с работой? Ты говорила есть варианты?

Я цепляюсь за любой способ заработать – выгулять собаку, посидеть с кошкой, обслужить фуршет у богатеньких, что угодно, чтобы заплатить по счетам и отложить на покупку лекарств. Сейчас активно просматриваю вакансии и, возможно, устроюсь баристой в кафе.

— Пока тихо, но я ищу, а значит найду.

— Верю, — на этом наша беседа прерывается.

Группка студентов у двери в аудиторию оживает. По коридору идет женщина небольшого роста с очками на носу. Классический образ преподавателя. Юбка-карандаш, блузка, туфли на маленьком каблуке и непробиваемая мина вместо лица. Все провожают её взглядом. Тяну Ларису за рукав, когда она устремляется в самую гущу оживших ребят. Ещё со школы научена правилу «Три Д» - Дай Дураку Дорогу. У меня в памяти лишь неприятные воспоминания – звучит звонок, и толпа теснится в двери, ставят подножки, ржут, как кони, стараются толкнуть и пролезть первыми. Тут либо вставать во главе хаоса, либо ждать, когда все зайдут. Предпочитаю пропустить особо одаренных и спокойно сесть на свое место. Единственное гадство в этой ситуации – почетных не остается. Мне всегда прилетало сидеть на первой парте. Так уж повелось в школе, как здесь удача распорядится, не знаю.

Лариска убегает в самый эпицентр, а я потихоньку подхожу ближе. Сжимаю лямку от сумки и от чего-то ловлю легкое волнение. Оно скапливается в районе солнечного сплетения и неприятно ворочается там. Кусаю губу и медленно выдыхаю. Только нога поднимается, чтобы переступить порог кабинета, как рядом появляется чужая. Одновременно с её обладателем шагаем вперед и сталкиваемся в дверном проеме. Хотя сталкиваемся слегка мягко сказано. Мы врезаемся. Ойкаю от того, что на мою грудь попадает что-то горячее. Несколько капель жалят кожу на лице. Носом ударяюсь о подбородок парня, шиплю от боли. Мы застреваем в небольшом пространстве, потому что настырная задница не спешит уступать место.

— У тебя глаза, как и руки, на жопе? — рычит сверху, и я, черт возьми, узнаю этот голос.

Скриплю зубами, поднимаю голову и сталкиваюсь с чернотой авиаторов.

— А тебя, видимо, солнце ослепило, раз не видишь, куда прешь?!

Резко набираю в легкие больше кислорода. Грудь поднимается. Открываю рот, чтобы высказаться ещё эпичнее, но чувствую, как между мной и отборным хамлом становится очень влажно. Наши взгляды одновременно опускаются к месту трагедии. Стаканчик с кофе смят. По белоснежной рубашке «золотого» мальчика расплывается коричневое пятно. Мой бежевый комбинезон (новый!) убит. В районе грудной клетки потоп. Часто вдыхаю, пытаясь взять под контроль эмоции, но сегодня не тот день, когда помогают замудренные мантры.

— Может, уже отойдешь?! — снова устремляю взгляд вверх. — Или нравится ко мне прижиматься?!

Его брови взлетают в немом вопросе: «Подумала, что сказала?». На губах появляется характерная усмешка. От него разит пафосом, кофе и «Эгоистом». Сочетание убийственное. Сознание сразу отыскивает ему уголок в коробочке с мерзкими воспоминаниями.

— Судя по тому, как ты встала, кайф как раз-таки ловишь ты, — гаденько так произносит, отводя руку со смятым стаканчиком в сторону.

Смотрю вниз и округляю глаза. Твою же… Ткань комбинезона облепила грудь, и та позорно выдала все свои перфомансы…

3

Константин Разин

Я гипнотизирую экран телефона, на котором отчетливо высвечивается сообщение Алисе. И не одно, раз на то пошло.

На каждом две галочки, и тишина в ответ. Скриплю зубами, открываю следующую переписку с Севером.

Та же песня.

Нет. Ну это предел!

Сколько я могу унижаться перед этими двумя голубками?!Гашу экран и убираю телефон в карман брюк, натыкаясь взглядом на пятно от кофе.

Взгляд сам ищет рыжую макушку в первых рядах.

Зараза!

День с утра не задался. Начало положено Марией Степановной, как всегда. Без Алиски власть буйствует. Приоритеты семьи резко меняются вместе с фокусом. Теперь дуло пистолета направлено на меня. И похер, что стреляют из него сладкими пряниками. Прилетает так, что выть хочется.

Ещё новенькая нарывается. Намеренно или нет, не понятно.

Парням весело, а меня раздражает.

— Слушай, Костян, может, устроим Няше проверку на стойкость? — толкает меня в бок Привал.

— Тебе зачем? — выдаю с равнодушием.

Как бы не волнуют желания Серого, но все лучше, чем слушать ахинею про праздник для первокурсников. Ничего веселого по рассказам бывалых здесь нет. Сельская постанова в актовом зале и имитация дискотеки под пристальными взглядами преподов. Скука смертная.

— Считай, «хочу, не могу», — плотоядно облизывается, а я кривлюсь. — Ты че, Раз, рыженькие же самые страстные в койке. У меня ни разу не было.

— Так подкати к ней. В чем проблема?

Зеваю. Ночка сегодня была адовая. Родаки собачились до утра. После отец уехал, а мать осталась. Лучше бы наоборот. Первый хотя бы мозг грамотно не выносит. Чисто по факту карты выкладывает.

— Такая не поведется. Нужно сделать так, чтобы у нее не было выбора. Ты че думаешь, Царь?

Глеб пожимает плечами. Вижу, что тоже испепеляет макушку рыжей. И что они в ней увидели?

Прищуриваюсь и наклоняю голову, рассматривая девчонку.

— Костян, а давайте поиграем с ней? — оскаливается Привалов.

— Как? — спрашиваю любопытства ради.

Если ещё один залет будет, то мама Мария меня на костре сожжет.

— Как обычно. Разведем на секс, — толкает меня плечом.

Есть такое. Балуемся от нечего делать ещё со школы.

— Будем подкатывать втроем. Сначала один, потом второй, третий зафиналит. Кому-то точно перепадет, а может и всем.

Втроем синхронно наклоняем головы и пялимся на рыжую.

— Не, я пас, — поправляю очки на носу и достаю телефон, который вибрирует в кармане.

Лиса?

Мама Мия: Через полчаса, чтобы был в «Гавани».

Твою же мать…

«Гавань» - элитный ресторан на набережной. Туда только особым поводам забегаем. Если сама Мария Степановна распорядилась, то удавка на моей шее затягивается сильнее. Хотя куда больше, чем ссылка в «клетку»?

— Почему нет? — Серый хмурится, поглядывая на рукожопую заразу. — Конфетка же. Фигурка зачет. Личико, м-м-м, а ты губы видел? Такими только на…

— Никакая она, — перебиваю его фантазии. — Сходи в клуб и оторвись с телками. Бесогон пройдет.

Царь ухмыляется, а Привалов кривится. Я поднимаюсь, когда куратор заканчивает нудеть. По аудитории тут же пролетает гул. Все оживают. Нас пропускают, хотя мы идем с галерки. Так повелось, но на последней ступеньке передо мной опять выставляет задницу рыжая.

— У тебя какие-то проблемы? — поворачивается ко мне и гневно раздувает ноздри, когда отставляю её в сторонку.

Парни за спиной усмехаются. Остальные наблюдают за происходящим, затаив дыхание.

Смотрю на девчонку и понимаю, что оно того не стоит. Просто мелкая пакость на моем пути. Скашиваю взгляд на её испуганную подружку, которая таращится на меня так, словно впервые увидела. Мне не привыкать к повышенному вниманию, но сегодня оно вызывает лишь раздражение.

— Ты…?

— Лариса.

— Ларочка, — улыбаюсь ей на автомате, — объясни своей подруге, что к чему, а то я тороплюсь.

Серый улюлюкает им, а я иду к выходу. Мне еще в ТЦ заехать нужно, чтобы рубашку сменить. Домой уже не успею. Придется круг делать, а мама Мия не терпит опозданий.

— Вот же барана кусок, — летит в спину.

Серый строит удивленное лицо. Царь молчит. Из нас троих он практически не отсвечивает. Больше действий, меньше слов – его девиз. С Привалом иначе. У того язык, как орудие убийства.

— Огонь-девчонка! — улыбается Серега и до самой парковки не затыкается, описывая, как он ее драть будет в скором времени.

Идиот.

Отмахиваюсь от университета и его обитателей, попрощавшись с парнями. У меня остается двадцать минут на то, чтобы купить себе новую рубашку и приползти к матери на коленях с розой в зубах. Она тает, когда я к ней подлизываюсь. Прием рабочий с детства.

По пути забегаю в цветочный и беру одну красную розу с длинным стеблем. Шипы прошу оставить. Не моя прихоть. Мама Мия у нас со странностями.

В машине переодеваюсь и с отвращением смотрю на испорченную ткань.

Кривлюсь.

Сучка рыжая. Испоганила вещь, которая нравилась. Мне её Лиса дарила на день рождение. Аккуратно складываю и оставляю на пассажирском сиденье спереди. Отвезу в химчистку. Вроде просто тряпка, а на душе гадко становится при мысли, что выброшу подарок сестры.

Порог «Гавани» переступаю за одну минуту до дедлайна. Мама сидит за столиком у окна и хмурится, рассматривая пейзаж. Делаю два шага в её сторону и натягиваю улыбку на лицо, потому что Мария Степановна замечает меня.

Пара мгновений, и вот я уже целую её в щеку.

— Прекрасно выглядишь, мам, — отдаю розу, которую она с наигранным равнодушием принимает.

По глазам вижу, что ей нравится такой подход, словно мы не собачились пару дней назад.

Доброжелательны настолько, что скулы сводит. Устраиваюсь напротив нее.

— Мальчик мой, — гладит подушечками пальцев нежные лепестки розы, — приятно все-таки, когда хоть один ребенок ценит то, что для него делают.

Проглатываю обиду за Алиску вместе со слюной. Я не в том положении, чтобы выделываться. Раз дал слабину. Теперь моя сестра-близнец где-то скитается вместе со своим отбросом. Я наказан. Вместо хорошего учебного заведения в Германии местная «клетка». На кредитной карте установлен лимит в сто тысяч. Если хорошо себя веду, то его увеличивают. Последнее время особо не выделяюсь. Сумма удваивается.

4

Дарья Волкова

— Волкова, у нас первую пару переставили. Беги в раздевалку и на поле, — голосит в динамик Ларка, пока я проскакиваю мимо охранника.

Желание показать ему фак или язык непреодолимое, потому что я опять опаздываю и психую из-за подставы, которую мне вчера любезно подкинули одногруппники. Быть старостой, пусть и временно, так себе перспективка, но и отказывать куратору тоже не комильфо. Пришлось улыбаться и кивать.

Пролетаю по коридору до раздевалки, вваливаюсь туда, сразу направляюсь к шкафчикам, в которых можно оставить вещи. Не замечаю никого вокруг, сдергиваю с себя кофту и, когда приступаю к джинсам, слышу странный звук за спиной, словно кто-то прочищает горло. Оборачиваюсь, придерживая пуговицу пальцами, и вскипаю моментально, что отражается на лице в виде пунцовых щек. Себя не вижу, но ощущения четко передают степень моего возмущения.

В углу около входа стоит девчонка из группы, на её заднице лежат до боли знакомые кисти, которые показались мне привлекательными до этого момента.

Встречаюсь взглядом с Разиным и свожу брови на переносице.

— Вы ничего не перепутали, ребята? — с улыбочкой, конечно же, произношу, ведь передо мной «король» универа стоит. — Трахальная находится на выезде из города, а сюда нормальные люди учиться приходят.

— Че-е-его? — у блондинки отвисает челюсть. Она переводи взгляд на Авиаторы и кивает, мол, давай, стращай выскочку.

— Выход рядом с тобой. Здесь женская раздевалка, — ага, и плевать, что я стою с приспущенными штанами и в одном лифчике.

Поздно. Он уже все увидел. Смысл прикрываться?

— Я тороплюсь, — указываю на дверь.

Разин тут же прищуривается. Только в этот момент замечаю, что на нем спортивные штаны и футболка.

Ой, Волкова! Хоть по лбу себе бей. Забыла, что кудрявый черт с тобой в одной группе. Я не специально. Все мысли заняты бабулей и тем, что я в очередной раз нарываюсь на неприятности. Ларка говорила, что предпод по физической культуре ненавидит лентяев, опаздунов и фифочек вроде той, которая стоит напротив меня.

— Скажи, недоразумение, — Разин шагает ко мне медленно, словно зверь, — у тебя сколько жизней в запасе?

Останавливается в шаге от меня. Приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Карие. Не темные омуты, как у парней восточных кровей, а светлые. Медового оттенка с вкраплениями зеленого. Если бы они принадлежали кому-то другому, то я бы могла назвать их красивыми, а так… Обычные. Ничего особенного.

— А ты решил одну из них отнять, — не спрашиваю, а утверждаю, складываю руки на груди.

Простой жест, а Авиаторы реагирует — тут же смотрит вниз, вздергивая одну бровь. Иди к черту, я не собираюсь прикрываться. Я своей двоечкой горжусь, и никакой высокомерный взгляд не изменит моего мнения.

Щеки не прекращают гореть, пока Разин оценивает то, что видит. Девчонка за его спиной откровенно психует.

— Костя?! — натуральное шипение выдает. — Чего ты с ней возишься? Пойдем!

Вместо того, чтобы ответить блондиночке, Авиаторы усмехается. Зрительный контакт восстанавливается с моими глазами, а не с двоечкой, которую я поджимаю снизу руками.

— Отнимать не стану, но испорчу, если не перестанешь меня раздражать, — криво улыбается, стреляет глазами на мою грудь, — и спецэффекты не спасут.

— Ты слишком много на себя берешь, — прищуриваюсь.

Что-то внутри меня трещит по швам. Хрустит прям на надрыве. Наверное, это мое безграничное терпение подгнивает, и нитями расходится в стороны.

— Хочешь проверить? — как же меня бесит его насмешливый голос. До жути! А ещё чертова полуулыбочка! — Дерзай. Но лучше, — наклоняется ко мне, практически прикасаясь своим аристократическим носом к моему, — не связывайся со мной.

— Или что?

— Будешь плакать, — проходится взглядом по моему лицу сверху вниз и обратно к глазам. — Утешать не стану.

— Да иди ты, знаешь куда? — его бровь вопросительно ползет вверх. Напряжение между нами усиливается, и, кажется, снаряд вот-вот взорвется, но…

— Костя? Может, хватит с ней заигрывать?! — теперь вопрос читается в каждом моем движении, на что Разин лишь усмехается.

Пара секунд, и он теряет ко мне интерес. Разворачивается и идет к выходу, не удостоив свою пассию внимания. У бедняжки челюсть до пола отвисает, и на лице появляются яркие пятна. Она бросает гневный взгляд в мою сторону и вылетает следом за Авиаторами. Когда дверь за ними громко захлопывается, мое тело резко расслабляется. Плечи опускаются, и кислород в легкие проникает легче, чем несколько секунд назад.

Я закатываю глаза в ответ на выпады Разина, но тут же спохватываюсь и начинаю быстро переодеваться. Только повышенная скорость не спасет меня от того, что на футбольное поле я выхожу самая последняя, когда другие работают в поте лица. Естественно, я становлюсь объектом недовольства местного тренера. По информационному листку, который мне передала Лариска, вспоминаю его имя. Вроде Виктор Викторович Тарасенко. На вид ему лет тридцать с хвостиком. Темные волосы. Коротко стриженный. Симпатичный мужчина такой же высокий, как и Авиаторы.

— Волкова, — подзывает к себе пальцем. Второй рукой теребит свисток на шее. Его взгляд направлен на парней, которые разминаются в нескольких метрах от нас.

Шагаю к нему и не жду ничего хорошего. Последние дни меня выматывают, как морально, так и физически. Увожу руки за спину, жмурясь от яркого солнца. Девочки бегают по кругу. Блондинка среди них и успевает коситься в мою сторону. Надо же было так влипнуть. С первых дней не в почете у местных королей.

— Виктор Викторович, — представляется, не смотря на меня. — Так как ты пропустила сдачу нормативов, буду принимать сейчас. Милости прошу, — указывает рукой на турники.

Черт! Иду за ним. Крупская пересылает лучики сожаления. Я в ответ лишь пожимаю плечами.

— Долго мучить не буду. Качаешь пресс, подтягиваешься и бегаешь на время.

— Какой минимум?

5

Костя Разин

Стены сдвигаются. Давление усиливается. Кроме усталости появляется раздражение на весь мир. Снующие туда-сюда девчонки, их восторженные и говорящие взгляды, парни, ржущие неподалеку, рыжая макушка, позади. Все смешивается, вызывая взрыв ненависти ко всему, что меня окружает. От меня все чего-то ждут! Порой то, чего я дать не в состоянии, или просто не хочу, но так нужно! Это бесит!

Я скриплю зубами, вгоняя себя в состояние неадеквата, и пасую мячом Привалу. Тот ловко принимает. Метит в меня. И перед тем, как поймать мяч, вспоминаю чат с Алисой. В нём до сих пор только мои сообщения. Бью, теряя прицел. Удар сильный. И мяч отлетает в сторону прямиком в лицо рыжего недоразумения.

Замираю, чувствуя, как внутри поднимается волна негодования по этому поводу. Ну вот какого хрена она?!

Я ещё от стычки в раздевалке не отошел.

Падает на колени. Прямо на асфальт! Прижимает руки к лицу. Вокруг паника. Девчонки создают, точнее подружка рыжей. Лиза стоит с непробиваемой миной. В её глазах вопрос и претензия. КО МНЕ! И не из-за того, что пробил по лицу мячом сисястой, а по другой причине. Отверг её предложение стать самой красивой парой универа. Пара?

Тьфу!

Красивая? Я – да. Она? Не подходит под каноны красоты. Для секса сойдет.

И какая к черту пара, если матушка меня уже волкам скормила?!

Повинуясь идиотскому порыву, иду к пострадавшей. Злость внутри бурлит, но я протягиваю ей руку. Я не хотел, чтобы ей прилетело. И да, бля, мне совестно! Одно дело с парнями силами меряться, а другое по девчонке бить, пусть и бесящей.

— Серьезно?! — рычит, глядя на мою руку, как на пистолет, который я приставил ей к виску.

Грубо отталкивает и поднимается на ноги. Мои брови ползут вверх, потому что Недоразумение убирает руки от лица, и… Кривлюсь чисто на рефлексах. Вид крови не особо возбуждает. Её нос весь испачкан. Губы тоже. Фонтан, видимо, такой бил, что все пострадало, в том числе и футболка. Взгляд блуждает по вздымающейся груди, шее, губам и возвращается к глазам, как к отправной точке. Как-то неуместно думаю, что лишил её нос девственности. Наверное, это гребаный адреналин сшибает остатки разума. Убираю руки в карманы штанов и хмурюсь. Не хочешь помощи? Что за нахер?!

— Какой ты все-таки упоротый… — говорит с пренебрежением.

Все равно ли мне? Обычно да. Сегодня же цепляет. Прищуриваюсь, не отрывая от нее взгляда.

— Это вышло случайно, — пожимаю плечами.

По факту. Парни могут подтвердить. Привал стоит рядом, молчит, что для него не характерно, и глазеет на рыжую. Царь с утра не в духе. Бычится в стороне.

И мне хочется извиниться, но… Не буду. Вместо искреннего «извини» выдаю внешний пофигизм.

— Думаешь, я поверю?! — намекает на мои слова в раздевалке.

Криво улыбаюсь, пока подружка Недоразумения дергает её за футболку.

Да, если очень захочу, то испорчу ей жизнь на раз-два, но не физически. Мама Мия воспитала прекрасных моральных убийц. Даже не знаю, стоит ли ей за это выписать благодарность и выдать медаль во все пузо.

— Дело твое.

Презрительно фыркает, вытирая нос тыльной стороной ладони. Видок у нее, конечно, впечатляющий. И почему-то она мне в данный момент напоминает злобную фурию. Не из доброго мультика, а из эпичного хорора.

— Урод! Иди к черту! — толкает меня локтем, чтобы пройти.

Тренер несется к нашей компании. Рожа красная.

— Волкова, стоять! Разин, проводил её до медпункта, быстро! — рявкает уже издалека.

Вот только Волкова чхала на всех. Как шла, так и продолжила. Следом за ней побежала подружка.

— Сама справится, — выдавливаю через зубы.

К херам пусть идет эта заносчивая сучка!

— Костян, ты чего? Девчонка же, — выходит из ступора Привалов.

Сговорились все сегодня что ли?!

Ловлю на себе множество осуждающих взглядов. У тренера и вовсе глаз дергается.

— Разин, за мной, — командует, но я отмахиваюсь. — Вперед, я сказал! Или можешь забыть о месте главного в команде!

Ну ты бы мне еще угрожал. С кривой улыбкой отворачиваюсь и ухожу с поля. В спину летят разные слова, но я не улавливаю их сути. В раздевалке скидываю шмотки в сумку, иду на парковку, наплевав на лекции. «Клетка» не держит. В машине скриплю зубами от злости. Бесит эта рыжая своими диагнозами! На нерве завожу мотор и срываю тачку с места. Наплевав на правила дорожного движения, влетаю в поток транспорта и стучу пальцами по рулю. На мне футболка и спортивные штаны. Если мама Мия увидит, её удар хватит.

Колешу по городу, слушаю музыку и пытаюсь дозвониться до Алисы.

Мне её не хватает.

Будто опору выбили, и я балансирую, передвигаясь вперед на веревке. Внизу пропасть, а до нормальной жизни пара шагов. Как их сделать?!

Моего терпения хватает на несколько минут, а после я срываюсь в самую гадкую часть города. Практически окраина. Паскудный район с ветхими строениями. Среди них общага, в которой сейчас живет Вероника Северская – сестра моего врага со школы и по горькой случайности возлюбленного Алиски. Меньше всего мне хочется разговаривать с этой оборванкой, но, превозмогая брезгливость, я выбираюсь из тачки и иду к серому трехэтажному зданию.

В памяти всплывает вечеринка, на которой Северская присосалась ко мне, как пиявка. Девочка так хотела попасть в нашу компанию, что готова была на любые боевые «подвиги». Возможно, и сейчас горит желанием войти в ряды «золотых».

Меня это, конечно, мало волнует. Я здесь для другого. Дверь в подъезд без кода. Вхожу и кривлюсь от запахов.

Как Алиска вообще с Севером связалась?

У них ведь ни гроша за душой. Поюзанные шмотки, драная обувь. От одного вида тошнит.

Почему-то вспоминаю рыжую с её разбитым носом. Она тоже из их касты. Дворовая собачонка. Такая же борзая.

Поднимаюсь по ступенькам, высматривая нужный номер на двери. Для Алиски узнавал. Думал, что она меня простит, но нет. Она подставила.

Останавливаюсь у черной двери с надписями в стиле граффити. Номер двадцать пять криво свисает на шурупе. Зависаю в своих мыслях, разглядывая его.

6

Дарья Волкова

— Как же так, Дашуля? — бабуля смотрит на меня с искренней жалостью. — Опять торопилась? Что же тебе спокойно-то не ходится… — шумно вздыхает, пока я пожимаю плечами и растягиваю губы в глупой улыбке.

Не говорить же ей о чертовом божестве университета – Константине Разине. Звучит, как прозвище демона или самого дьявола. В медпункте мне еле кровь остановили. Хлестала так, будто кто-то быка на скотобойне завалил, честное слово. Хорошо, что отделалась выходом дурной кровушки, а не переломом. Убила бы его тогда!

Но желание причинить этой высокомерной скотине жгучую боль нарастает во мне в геометрической прогрессии. И я не знаю, как избавиться от мыслей о мести. Не в моем духе намеренно пакостить людям, только вот гребаные Авиаторы прям-таки напрашивается на изощренную пытку, да с кровавыми слезами.

Дело даже не в физической боли, а в моральной. Никогда. Никто. Не заставлял меня испытывать негативные эмоции в такой убийственном количестве. Если бы можно было изобрести прибор по выявлению преступников, которые планируют кинуть в карму ещё пару-тройку жертв, то наведя его на меня, можно было услышать оглушительный визг сирен безопасности. Особенно велико желание расчленять гада мучительно медленно, когда я смотрю в зеркало. Отражение показывает опухшую переносицу и нос с красными пятнами у ноздрей. На моей коже они высвечивают чрезмерно ярко. Будто кто-то пролил краску мне на лицо и не потрудился её смыть. На коленях ссадины. На ладонях пара тонких полос с рваными краями. Но это терпимо по сравнению с тем, что Костя-сволочь даже не извинился. Он сделал это намеренно! Я уверена!

Скотина!

Бесчувственная красочная оболочка, наполненная экскрементами!

Ненавижу!

— Даша? Все хорошо?

Странно слышать такие вопросы от единственной родственницы, которая лежит на больничной койке. Могу ли я раскиснуть и начать жаловать на жизнь?

Нет!

Я не имею на это права!

Вот когда ба поправится, тогда можно расслабиться и раскрыть рот, а сейчас необходимо её поддерживать и ни в коем случае не унывать.

Надев на лицо маску радости, я ещё некоторое время провела в палате у бабушки и лишь потом поплелась на остановку. Через тридцать минут путешествия в городском транспорте – трясущемся трамвае, я оказалась перед дверями кафе, в которое требовался бариста. Видок у меня, конечно, не для собеседования, но что поделать?

Пять минут уходит на заполнение анкеты, ещё столько же на разговор с менеджером – теткой в возрасте. Мина у нее с самого первого слова недовольная и взгляд предвзятый. Весь разговор она смотрит на мои губы и нос. Порой кажется, что меня не слушает. После собеседования отправляет домой и не бросает банальное «мы вам позвоним». В общем из кафе я выхожу помятая и лишенная всех сил. Куда теперь?

Домой. Искать вакансии и напрашиваться на собеседование. Студенты, к сожалению, не востребованы в качестве работников. В хороших заведениях к ним относятся скептически, а вот на рынке грузчиком за копейки – всегда пожалуйста.

Если честно, я уже готова и грузчиком пойти, лишь бы был заработок.

В квартиру я практически вползаю с понурой головой. Кидаю сумку на пол вместе с кроссовками и плетусь к себе в комнату. Здесь уютно, хоть и мало места. Вмещается лишь кровать у стены, да столик напротив окна. Кресло-мешок стоит около маленького шкафа у двери. На него и падаю, больно ударившись локтем о дверку «в гардеробную королевы».

Мышцы от расслабления начинают ныть. Я давно так не напрягалась на уроках физкультуры, а тренер в универе оказывается прислужником сатаны, как минимум. Наверное, ему приплачивают за повышенную вредность. Закрываю глаза и резко уплываю в другую реальность, где нет ни Разина, ни проблем с деньгами.

Меня тупо вырубает от нехватки сил, и организму даже не требуется еды, хотя получил он от меня лишь скромный завтрак с утра.

Просыпаюсь я от назойливого звонка в дверь. Разговаривать мне ни с кем не хочется, тем более с соседями, которые постоянно на что-то жалуются – то громко дышишь, то топаешь, то живешь над ними. С настроем разнести всех к чертовой матери иду к двери и смотрю в глазок. Н-да, война откладывается до встречи с Разиным. С тяжелым вздохом открываю, отхожу в сторону и руками исполняю приглашающий жест.

— Я решила тебя поддержать вот этим, — Ларка поднимает небольшую коробку, перевязанную красивым красным шнурком, и ступает внутрь.

Закрываю за ней дверь и иду на кухню. Будем чай пить. Не камень же она принесла с эмблемой известной в городе кондитерской. Нажав на кнопку, прислоняюсь ягодицами к столешнице кухонного гарнитура и зеваю. Крупская садится на стул, бережно ставит на стол коробку и странно на меня смотрит.

— Жаль, что так вышло. С носом все нормально?

Указываю на него пальцами.

— Он на месте. Это уже радует.

Лара кивает. Буквально источает жалость. Наверное, так и нужно, но меня раздражает это чувство, словно я неполноценная. Ну получила мячом по носу, зачем из этого трагедию делать? Жива ведь. С мыслями о линчевании обидчика, но это мелочи.

— Слушай, я тут подумала, — Крупская поднимается и достает кружки из шкафчика. — Мы давно не отдыхали. Давай затусим сегодня?

— Издеваешься, Ларек? Посмотри на меня. Как думаешь, это лицо пригодно для вечерних тус?

— Эм-м-м… — мнется, зависнув в мыслях. — Там не совсем туса.

— А что?

— Гонки, — прикусывает губу.

Ой, не нравится мне эта идея…

— Те, которые все обсуждают постоянно?

Краем уха зацепила разговор девочек в старших классах. Было дело. Но на таких мероприятиях не была.

— Да.

— Там, где мажорики крутятся?

— Да.

— Не пойду, — дергаю из её пальцев свою кружку. — Даже не проси.

— Разина там не будет.

— Меньше всего меня Кучерявый одуванчик волнует, — рычу, наливая в кружку кипяток.

— Тогда что тебе мешает сопроводить подругу?

— Так я вместо охраны?

7

Дарья Волкова

Толпа ликует, восторгается Разиным. Мне непривычно в шумной обстановке, где предметом внимания является не только кудрявый черт, но и я.

Почему я ведусь на его провокацию?

Хочу доказать, что он не прав! Что плевать я хотела на устрашающие фразы и действия!

Внешне, конечно, ничего не показываю, но внутренне попросту сгораю от волнения. Куда он меня ведет? Что собирается сделать? Какие забавы у них кроме адреналиновых скачков на трассе?

Если честно, то моя фантазия заводится с полпинка. Из-за атмосферы, наверное. Вокруг смех, ночь, музыка, звон бутылок и неизвестность, от которой я бы предпочла держаться подальше, но, сохраняя на лице полную боевую готовность, шагаю за врагом номер один с гордо поднятой головой. Картинки перед глазами меняются, и одна из них немного шокирует.

В нескольких метрах от джипа небольшая группка парней и девчонок. Перед ними стена амбара, и около нее стоит парень. Его глаза закрыты. Лицо бледное. На голове помидор. Большой такой, как сорта «Бычье сердце».

— Это что ещё такое? — еле шевелю губами, рассматривая полное безумие.

Кажется, у меня перед глазами кадр из какого-то дерьмового фильма.

— Раз, дорова! — Авиаторы приветствуют, а я не моргаю, глядя на пистолет в руках знакомого Разина. — Покажешь, как надо?

— Как раз за этим и пришел, — улыбается, протягивая мне раскрытую ладонь, на которую я пялюсь, словно на монстра из глубин. — Девочка хочет хапнуть кортизола.

Делает шаг вперед, нагло хватая меня за запястье. Я и сообразить не успеваю, как кудрявый притягивает меня к себе и по-хамски треплет за волосы на макушке. Щипаю его за бок со всей силы. Отстраняется, подарив мне взгляд, наполненный «любовью». А ты что хотел, надменная задница? Что я терпеть эти «нежности» стану? Именно это передаю взглядом. Только он не оказывает на Авиаторы никакого действия. Ровным счетом ноль реакции. Он криво улыбается, пихая меня в сторону бедняги с помидором на голове.

— Ничего не попутал? – цежу сквозь зубы, чтобы не привлекать внимание его друзей. — Какого черта ты творишь?!

— Помнится, ты была бесстрашной, — усмехается, слегка наклоняясь ко мне, вот только эта конспирация лишь усиливает накал страстей вокруг нас.

Его знакомые внимательно следят за происходящим, особенно парень с пистолетом. Он неаккуратно вертит его на пальце, будто оружие не несет никакой опасности. И стоит признать, что у меня колени начинают размякать, глядя на каждый круг, который он совершает. Облизываю пересохшие губы и прищуриваюсь, отбрасывая на задний план учащенное сердцебиение. Нельзя паниковать в присутствии этого гада и его сородичей.

— Хочешь, чтобы я добровольно встала под пулю? Ты дебил? Или притворяешься?

Пожимает плечами. Выражение его лица все такое же бесящее, и я складываю руки на груди, показывая, что не сотрудничаю с дуркой, в которой он царствует.

— Попробуй, Недоразумение, может, тогда сможешь по-настоящему насладиться жизнью, — протягивает руку парню с пистолетом, и тот, ухмыльнувшись, передает ему оружие. — Передай помидорку девочке! — это уже бросает тому бедняге, который все это время стоит около амбара и ждет, когда богатые детки наиграются.

— Давай-ка, ты встанешь к стеночке, а я буду снайпером? — теперь моя кисть летит вперед, чтобы поменяться с ним местами, вот только Разин отрицательно качает головой и указывает дулом пистолета, куда мне нужно встать. — Что? Не доверяешь мне?

— Нельзя доверять пистолет девчонке. Плохо кончится.

— Так и скажи, что трусишь оказаться под прицелом.

— Я туда и не рвусь.

— Я тоже.

— Лукавишь, Рыжая. Если бы ты не хотела оказаться под прицелом, то не попадалась бы мне на пути.

— Пф-ф-ф! — глаза сами закатываются от его заявления.

Удумал тоже!

— Для мальчика со звездной болезнью ты слишком на мне зациклен. Может, пора уже по сторонам посмотреть. Тут кроме меня полно людей, и, — шагаю к нему, прищуриваясь, — девчонок, которые будут не против обмочиться перед тобой.

— Я знаю, — хмыкает, двигаясь ко мне навстречу. — Но бесишь меня только ты, Недоразумение.

— О-о-о, так мы имеем дело с незакрытыми гештальтами!

Угрюмо окидывает меня презрительным взглядом. И я вспыхиваю против воли от самых кончиков пальцев на ногах до самой макушки. Горю подобно факелу в средневековье. Конечно же меня распаляет злость на Разина. Другим чувствам здесь нет места.

— Пошла. К стене.

— Тебе бы к психологу записаться и проработать душевные проблемы, хотя, о чем я? У таких как ты и души-то нет. Продали её за деньги и минутные радости, — выпаливаю ему прямо в лицо.

Секунда. Две. И вот моего лба касается холодная сталь. Сглатываю.

Кудрявый же снимает пистолет с предохранителя и усерднее жмет его к несчастному черепу.

Сказать, что мне становится страшно, попросту сотрясти воздух. Я в ужасе!

— Дашка… — слышу голос Ларки неподалеку.

— Стрелять будешь? — облизываю губы.

Пить хочется до жути сильно.

— Нужно закрывать гештальты, — ухмыляется.

Земля дрожит под ногами, и я не решаюсь моргнуть. Вдох-выдох. Разин отводит руку в сторону и нажимает на курок.

Пара ударов моего испуганного сердца, и остановившееся время вновь жмет на кнопку «ПУСК». Я начинаю часто моргать и глубоко вдыхаю, чуть ли не разрывая этим внезапно огромным объемом кислорода свои легкие. Прижимаю руки к груди, чтобы чертов мотор не выскочил наружу. Гомон толпы, противный смех и одобрение поступка Разина публикой вызывают острейшее непонимание – они здесь все клинически не излечимы? У них наверняка отсутствует человечность! Разве можно так развлекаться?!

Я поворачиваю голову в сторону парня, который похож на хэллоуинский атрибут – по лбу и волосам стекает мякоть помидора, кожа бледная, губы подрагивают. Друг Авиаторов, который вручил ему пистолет, хлопает беднягу по плечу и восторженно улыбается. Самого виновника торжества плавно оттесняют назад. Около него человек пять-шесть находятся. Двое парней и четыре девушки, которые хлопают наращенными ресничками и дуют губки, игриво стреляя взглядами. Это настолько шокирует, что я с места не могу сдвинуться и отмираю, когда ко мне подходит Лариса.

8

Константин Разин

— Ля, вот так новости, — Привалов упирается задницей в подоконник. — Значит, твоя маман решила сделать скрещивание породистых особей, — цокает и зевает, глядя на одногруппников и одногруппниц, которые входят в аудиторию. — И ты согласился?

Интересно, а кто бы меня спрашивал о желаниях?!

Мама Мия всегда ставит перед фактом. И я даже не знаю, то меня сейчас злит больше: её господствующее поведение, или игнор от сестры-близнеца?

Звонок Северу от Вероники ничего не дал. Он разговаривал с ней, скрипя зубами.

Я ни одного слова об Алисе не услышал. Где она? Что с ней? И какого хрена сестричка ещё не вернулась домой?!

Если уж смотреть объективно, то Роза – не самый плохой вариант. Ну наденут на нас колечки, походим годок-другой, а потом можно и попрощаться.

— Хочешь занять моё место? — упираюсь затылком в стену.

Ловлю хоть немного прохлады для разгоряченного мозга. После вчерашнего вечера он просто в кашу.

— Не особо, — фыркает, — а ты что думаешь, Царь?

Глеб хмурится. Ему точно не по душе такой союз, но он тоже раб положения, поэтому нет ни одного аргумента против, кроме тотального нежелания играть свадьбу с его сестрой.

— Не-е-е, мои предки тоже слегка помешаны на чистоте крови, но пока что и разговора на эту тему не было.

Если бы дело было только в этом. Хмыкаю. Чистота крови ничто по сравнению с усилением власти, к которой так стремится Мария Степановна. Если наша семья объединится с Царицыными, то город прогнется под нас. Привлекательная перспектива, только почему-то от нее становится тошно. Ворот рубашки давит на горло, хотя я давно расстегнул первые пуговицы.

— Кстати, — на лице Привалова появляется странная улыбочка, — о чистоте крови, — он смотрит на рыжее Недоразумение, которое вплывает в аудиторию под руку со своей подружкой. — Игрушка оказалась не так проста.

Слова друга и вздернутый нос рыжей запускают внутри меня мясорубку. Винты раздражения начинают крутиться, перемалывая органы в фарш, пока я слежу за тем, как подпрыгивает двоечка упертой девчонки при каждом её шаге. Мозг тут же воспроизводит вчерашний вечер. Её запах в салоне BMW въелся едким веществом. Сегодня утром сменил вонючку, чтобы перебить стойкий мускусный аромат, ставшийся там после нее. Каким парфюмом она пользуется? Рыночными афродизиаками? Что ещё может так стремно вонять и въедаться в окружающие материи?

— Неужели?

Скептически поднимаю бровь. Ничего там сложного нет. Девочка набивает себе цену. Чуть ловчее других, но это не придает ей значимости. Рано или поздно она сломается.

— Она меня вчера послала на хер, — Серега улыбается, как блаженный, — цитирую «вместе со своей вошалывой тачкой».

Царь усмехается. Его взгляд направлен на парочку, которая садится в первом ряду ближе к окну. Только рыжая его мало интересует. Смотрит сугубо на Ларису.

— И этим влюбила в себя? — Глеб отворачивается.

Вид раздраженный. Мне тоже не по кайфу лицезреть устрашающий раздражитель. Это странно. Вокруг нас десятки людей, и мне плевать, как они разговаривают, и что думают обо мне. Но стоит Недоразумению нарисоваться в поле моего зрения, как бетонная плита пофигизма рушится, и я чувствую острое желание утереть выскочке нос. Желательно, о её же двоечку.

— Хм, смешно, — отражает позитивно Привал. — Мне теперь в разы интереснее загнать её в угол и отыметь, — он потирает руки, толкает меня плечом. — Я так понимаю, ты тоже в игре?

Иметь мне её не хочется. Разве что в моральном аспекте. Показать рыжей место, которое ей предназначено, да. Лезть глубже, нет.

— С чего ты взял?

— Ты вчера сам это показал. Не только мне, но и всем на гонках. Парни уже ставки делают.

Зашибись, приехали…

Хмурюсь, снова бросая взгляд на девчонку. Стоит признать, что держалась она лучше, чем многие и не показывала свой страх. Та же Покровская, но в другом обличии.

— Тотализатор закрутился, и в чью пользу?

Привалов пожимает плечами.

— Не знаю. Ранжировкой не интересовался, — улыбка плавно стекает с его лица.

На смену ей приходит задумчивость. Такое состояние для Сереги не характерно. Перевожу на него взгляд.

— Я уже говорил, что не участвую, — убираю руки в карманы брюк, пробегаю взглядом по аудитории в поиске жертвы, которая поможет отключить мозги и сбросить напряжение.

Нахожу светловолосую макушку и плотоядно облизываюсь. Пора уже избавиться от раздражения на весь мир. Делаю шаг в её сторону, но Привалов прибивает словами:

— То есть, ты сливаешься? Лады, тогда буду соревноваться с кем-то другим.

Тактично оставляю его провокацию без ответной реплики, но вместо пути к блондиночке выбираю натоптанный к галерке. Занимаю свое место, с которого как назло видна рыжая шевелюра, и скриплю зубами, потому что нельзя отключить зрение и избавиться от раздражающего буйства красок перед глазами. После слов Привала карусель с картинками перед ними закрутилась не по-детски. Кадры с голыми телами, среди которых точно пляшет двоечка и огненные локоны. Твою мать!

Какая мне нахрен разница, кто её будет драть?! Привал или другой пацан?!

Пусть заткнут её поганый рот, из которого вылетает дерьмо в мою сторону.

— Ты чего? — Царь всматривается в мое лицо, пока препод что-то вещает. — Понравилась? — без ехидной улыбочки намекает на Недоразумение со вторым размером груди.

Она усердно записывает лекцию и смешно потирает кончиком ручки свой вздернутый нос. Даже тут держит себя, как королева. Хмыкаю.

— Понравилась? Ты чего, Глеб? До какой степени мне оголодать надо, чтобы на эту нищебродку посмотреть? — сам не замечаю, что говорю слишком громко, привлекая внимание тех, кто сидит неподалеку.

Царицын криво улыбается, а заместительница старосты резко выпрямляет спину. Жду, что повернется и подарит взгляд, полный презрения, но рыжая никаких эмоций не выражает ни движениями, ни словами. Удовлетворение, которое хотелось испытать, не наступает, и я сильнее стискиваю челюсти. Всю лекцию сижу в напряжении из-за того, что впереди ОНА. Мне хочется поставить её вместо того парняги с помидором на голове и стрелять, пока не начнет плакать.

9

Дарья Волкова

Осенний бал и праздник для перваков. Только об этом перешептываются в коридорах университета, словно ничего важнее впереди нас не ждет. У меня вот голова закипает от количества информации, которая проникает в мозг, и я бы рада усваивать её, но все идет наперекосяк, потому что мне все-таки перезванивают из кафе и приглашают на испытательный срок в качестве баристы. Как я буду совмещать это с подготовкой актового зала к мероприятию? Понятия не имею, но приоритет вырисовывается сразу. Мне нужны деньги, иначе я не смогу оплатить коммуналку и бабулины лекарства.

Значит, жизненно необходимо кого-то взять себе в замы, хотя я сама тут на птичьих правах и не по своей воле, раз уж на то пошло!

В общем, пока нам объясняют простейшие задачи по подготовке помещения к празднику, мой мозг генерирует гениальные идеи. Актовый зал по размерам напоминает школьный – та же сцена с тяжелым занавесом, «сплетенные» в единый ряд кресла, пианино в углу и старая аппаратура неподалеку от музыкального инструмента. Чисто, даже уютно в какой-то степени. Если бы не рабство, в которое я попала, то я смогла бы насладиться царящей здесь атмосферой, но, увы, я сажусь на кресло в последнем ряду и складываю руки на груди, глядя на полную женщину, раздающую нам указания.

Инициативу не проявляю и получаю свою порцию «радости» в виде хранителя ключа от зала и прислужника выше упомянутой особы.

— Ребята будут репетировать постановку, — протягивает мне «золотой» ключик. — После вы можете заняться подготовкой. Украсить сцену. Я бы проследила за всем, но срочно должна уехать. Надеюсь, на твою ответственность, Дарья.

О, как я ненавижу такое обращение в мою сторону! Дарья.

Но вместо гневной тирады, которая четкими черными буквами проплывает перед глазами, я улыбаюсь, следуя советам бабушки – держу свой характер под контролем. Можно с ровесниками препираться, а со взрослыми не стоит. Чтобы зря не терять время, достаю лекции и погружаюсь в них, потрясывая ножкой и кусая карандаш. Плохая привычка, оставшаяся со школы. Нервы, мать их! Никуда от них не денешься!

После репетиции в зале остается три человека. Цокаю, выражая мнение по этому поводу, и иду к парню в аккуратных очках. Он принес пару коробок и плакатов. Кроме нас, в зале ещё одна девушка, хотя я не сразу это поняла. Длинные волосы и половина лица скрыты капюшоном от худи. Нам видны лишь губы и нос с пирсингом в левой ноздре.

— Предлагаю, каждому заняться своим делом, — парнишка поправляет очки на носу и ни на одну из нас не смотрит.

Выглядит так, словно вот-вот сбежит.

— Ок. Тогда на мне плакаты, — без эмоциональной окраски произносит девушка и хватает рулоны бумаги, на который что-то написано.

— Я… — хмурится коллега по несчастью, глядя на то, как девочка с пирсингом уже принимается за работу. — … не это имел в виду.

— А что?

Пожимает плечами, даже не посмотрев на меня.

— Распределить поровну.

— Ты джентльмен прям, — фыркаю.

Беру первую попавшуюся коробку и отхожу от него подальше. Был у нас в школе ботаник, который приравнивал способности девочек и мальчиков. От него не дождешься помощи. Будет видеть, что ты загибаешься от нехватки сил, и хрен подойдет. Терпеть таких не могу! Родина ждет героев, а рождаются одни долбо… ромашки, в общем.

Один Разин, чего стоит!

Видеть его каждый день – пытка и проверка моей нервной системы на прочность. Хочется взять что-то очень тяжелое и огреть его по кудрявой головушке, чтобы сбить с нее корону.

Да, меня впечатлили события того вечера на гонках, но это не значит, что и стала послушной зверушкой, которую он может унижать. И, если честно, я жду, его очередного выпада в мою сторону. Тогда я смогу по веской причине накинуться на объект своей ненависти и отпустить себе все грехи, потому что Авиаторы получит за дело.

Мучаясь от мыслей, выполняю монотонную работу – развешиваю листочки на занавес. Украшения оставляют желать лучшего. Даже в школе организаторы так открыто не глумились над учениками и не устраивали что-то сродни утреннику в детском саду. Здесь же осенний бал восприняли, как символику, и хотят превратить актовый зал в пестрый лес.

Пока я увлекаюсь листочками разный цветов, очкастый и девочка с пирсингом исчезают, оставляя после себя лишь воспоминания, а первый и вовсе оборзел – поставил пустую коробку прямо в проходе между креслами. Идиот!

И как я не заметила?!

Мне приходится прибирать за ним и за собой. Злюсь. Конечно, зверски негодую, потому что так не делается! И завтра я этому хлюпику все выскажу!

Посмотрев, все ли забрала, закрываю дверь и подношу ключ к замочной скважине.

— Няша!

Вздрагиваю от неожиданности. Ключ падает на пол, и Привалов улыбается во все свои белые зубки, наблюдая, как я наклоняюсь перед ним.

— Что тебе? Мало повеселились на гонках? — хмурюсь, закрываю актовый зал.

— Не будь злюкой, Даш, — он обаятельно улыбается, убрав руки в карманы брюк. — Мы могли бы стать друзьями.

Фыркаю, показывая, как я отношусь к его предложению.

— Друзьями? — изгибаю одну бровь, крепче сжимая лямку от сумки. — Разве я похожа на дурочку?

— Нет, поэтому я и хочу подружиться, — протягивает руку, практически касается плеча, но я её грубо скидываю.

— Слушай, Сергей, да? — внимательно смотрит на меня, кивает. — Друзьями мы не станем, что бы ты не подразумевал под этим понятием. Не теряй время. Лучше найди кого-то посговорчивее.

— Не хочу. Мне ты нравишься.

— А ты мне нет, и придется тебе с этим смириться.

— Нет.

— Тогда придется воевать.

Улыбка стекает с его лица. Теперь складка ложится между бровями.

— Воевать?

— Да, потому что с такими, как вы, я никогда дружить не буду.

10

Константин Разин

Мама Мия окончательно съезжает с катушек. У неё в руках расписание моих лекций. Таблица, где указаны пропуски. Если вспомнить, то их достаточно, чтобы у родительницы пена пошла изо рта, но благодаря природному обаянию, нескольким шоколадкам и приторным словам мне «простили» шалости. Теперь она видит лишь стабильное посещение пар и тяжело вздыхает, не зная, к чему придраться. Но Мария Степановна непременно найдет повод выставить свое дитятко не в лучшем свете. В этом она вся. Сколько бы жирных плюсов не мелькало у нее перед глазами, она один хрен увидит мизерный минус и раздует его до масштабов мирового треша.

— Ты опять был на гонках, — усмехаюсь.

Кто бы сомневался, что ей донесут. Закидываю ногу на ногу и внимательно слежу за каждым движением матери. Вердикт уже вынесен. Что бы я сейчас ни сказал, все будет не в мою пользу. Партия разыграна без моего участия. Сжимаю кулаки и челюсти, проклиная Алискину беспечность. О чем она только думала?! О чем, бля?!

— Мне не нравится, что наша фамилия всплывает в сплетнях, Костя. Я тебе уже говорила о важности имиджа семьи, но ты упорно меня игнорируешь.

В ушах появляется звон от её приказного тона. Все нервные нити напрягаются и издают скрипящий звук. Медленно выдыхаю, держа на лице маску равнодушия. Я по всем фронтам не вывожу надзора матери. Она превращается в чокнутую сталкершу. Это раздражает. Хочется пойти наперекор. Хрен с ней с Царицыной. Не такой уж и плохой вариант для жизни, но отслеживать каждый мой шаг – перебор! Даже для Марии Степановны!

— Сначала Алиса. Сейчас ты. Чего добиваетесь? Позора? Чтобы каждый проходящий мимо тыкал в вас пальцем? — лицевой нерв на красивом лице подергивается, превращая его в уродливую маску.

Мама Мия отходит к окну, по которому бьют капли дождя. Погода резко испоганилась так же, как и мое настроение.

— Мне стыдно за вас, но, — разворачивается ко мне лицом, — одну проблему я решила.

— Какую? — выдаю равнодушно, откидываясь на спинку кресла в кабинете отца.

Расслабляю кисти. Даже подобие улыбки рисую, пока внутри распаляется злость. Меня всего скручивает от желания заорать на мать.

— С безродным мальчишкой, — она поправляет края жилетки и идет к столу, словно мы обсуждаем, что приготовить на ужин, а не Илью Северского.

— Что ты сделала?

Мне, конечно, плевать на Севера и его судьбу, но если от этого страдает сестра, то…

С трудом сдерживаюсь, чтобы не подняться. Встряхнуть бы маму Мию. Пусть мозги встанут на место. Хотя сомневаюсь, что это возможно. Там все шестеренки заржавели от времени. Откат попросту нереален.

— Ничего, — усмехается, садясь за стол. — Парню восемнадцать лет. Пора отдавать долг родине.

Она с равнодушием начинает перебирать бумаги, а я в ахере смотрю на нее. В глазах ликование. Поза уверенная. Пока батя старался выполнить требования Алиски, Мария Степановна действовала по своей схеме.

— И где он? Уже на плацу?

— Нет. Дома. Готовится к осеннему призыву, — мама прищуривается, ставит локти на стол и подпирает руками подбородок с задумчивым видом. — Хочешь составить ему компанию?

Перед глазами мелькают вспышки от того, как сильно стискиваю челюсти. Отдавать долг родине? Это в стиле Севера, а не в моем. Я никому и ничего не должен.

— Алиска где?

Мама не отвечает. Смотрит на меня в упор и молчит.

— Когда она домой вернется?

Внутри начинают крутиться огромные винты, которыми разрывает органы. То, что упорно в себе держал в отсутствие сестры, бросается на выходи желает получить свободу.

— Алиса не вернется, Костя, — равнодушно отчеканивает каждую букву.

— Что? Почему?

— Она выбрала жизнь. Пусть будет так.

— Не понял? — поднимаюсь.

Сердце стучит, как ненормальное. От волнения? Или страха за сестру? Не могу определить…

— Что тут понимать, сынок? — выдыхает, словно устала объяснять мне очевидные вещи. — Алиса хочет свободной жизни. Пусть думает, что она её получила.

— В смысле думает?

Мария Степановна откладывает папку с бумагами в сторону и упирается в меня стальным взглядом.

— Она будет думать, что свободна, но сделает так, как выгодно нам. Так яснее?

— Что ты сделала с ней?

— Я? Ничего. Алиса хочет пойти тяжелым путем. Ради бога, — разводит руки в стороны. — Так даже лучше. Не буду тратить время на бессмысленные разговоры и поучения.

— Скажи, где она сейчас.

— Исключено.

— Почему?

— Потому что она заразит тебя своим бунтарством, а нам это не нужно.

***

После разговора с матерью у меня за ребрами начинается ломка. С одной стороны, я хочу найти сестру и рассказать ей о том, что пытка мамы Мии продолжается. С другой, желание встретиться с Севером и надавать ему по морде прогрессирует с каждой минутой. Состояние на грани срыва. Я катаюсь по городу и не могу найти себе места. Какая мне к черту разница, что произошло у Северского в жизни?! Он оставил Алиску в покое! Это главное. Без него она будет счастлива!

Усмехаюсь своим же мыслям, как шизофреник.

Счастлива?

Она ради ущербного своей жизнью пожертвовала… Наплевала на меня, на родителей, на нашу гребаную семью. И ради чего? Чтобы Илья был жив и здоров, а его семейство не разнесли к чертям органы опеки. Стоило ли сбегать и использовать меня?

Хрен знает.

Челюсти болят от силы, с которой я сдавливаю их. Того и гляди, что зубы раскрошатся с минуты на минуту. Но это не помогает избавиться от чувств, которые пожирают меня изнутри. Самое дерьмовое, что я не могу разобраться в них. Какое сейчас превалирует? Злость? Раздражение? Или одиночество? Меня им буквально придавливает с момента, как Алиска уехала из дома.

Выпускной без нее. Каждый день, как потерянный. От меня словно кусок оторвали, и ткани никак не заживают. Появляется корка, но она трескается, и через отверстие выходит алая густая жидкость.

Я виню в этом Севера. Если бы он не вмешался, то все было бы хорошо. Алиса оставалась бы под моим присмотром, не сбегала и не терлась с ним. От одной мысли, чем они могли заниматься, пока скрывались, у меня все вены натягиваются, как канаты и хрустят, будто вот-вот порвутся, а вместе с ними и меня разнесет на куски. Наверное, я бы даже испытал счастье, что не придется изводить себя изо дня в день.

11

Константин Разин

Злость – самое убийственное чувство, которое может испытывать человек. Не боль, не страх, а именно лютая злоба, которая сидит внутри тебя и прогрессирует с каждой гребаной минутой. На кого она распространяется? На все, что меня окружает. Даже на друзей-идиотов, которые планируют на праздник оприходовать половину первого курса. Дебилы? Хуже. Извращенцы без мозгов, особенно Привалов. Его предки не прессуют, как меня. Батя прокурор постоянно отмазывает, если тот накосячит. Да, есть санкции. У нас на троих одна – чмошный университет за гадкие выходки.

Напрягает ли это меня? Да!

Наказание за то, что поступил правильно по отношению к сестре. И что? Где она? Что чувствует? Одна… Среди незнакомых людей в чужом городе…

У меня все внутренности лопаются, когда перед глазами появляются мерзкие картинки будущего Алисы по плану Марии Степановны. Хотел бы я оказаться сейчас рядом, потому что ей плохо. Я знаю… Я, блядь, как никто другой, это чувствую даже на расстоянии! И хреново делать вид, что мне все равно. Мне не все равно! Никогда не было! Но именно так выставляет мое отношение к сестре Север. Пары слов хватило, чтобы все ткани в тщедушном теле затопило ядом. Хотел ли я внимания предков?

Нет.

Этого добра хватало за глаза!

Я эгоистично добивался внимания сестры, потому что она ходила за мной, как мобильное приложение. Меня бесило и бесит, что кто-то из парней смотрит на нее. Отдать её кому-то – все равно, что самому вырвать печень без анестезии и подарить нуждающемуся. Сдохнуть можно!

Мне нужны Алиса. Вместе мы возвращаем баланс. Чаши весов находятся на одном уровне, а сейчас я вижу, как стремительно моя половина летит в пропасть, и я не могу её остановить.

И злюсь!

Потому что не нахожу выхода!

Ползаю на коленях, как человек, потерявший зрение, щупаю руками окружающие предметы и лишь исцарапываю ладони в кровь. Клетка. С золотыми шипами. В какую бы сторону не потянулся, везде боль. И мне, блядь, даже поговорить не с кем! Я не девчонка, чтобы устраивать пижамную вечеринку и плакаться друзьям в плечо, как херово мне живется. Что внутри вместо расставленных по полкам приоритетов тупо фарш. И я не хочу дальше испытывать злость на грани смерти! Я хочу забыть! Как Алиса! Стереть к чертям воспоминания и чувства!

— Костян, с тобой сегодня что? — Серый улыбается во все зубы, пока идем по коридору в университете. — Мы уже девчонок поделили между собой, а тебе, будто пофиг.

— Мне пофиг, — отсекаю с равнодушной физиономией.

Слить напряжение с какой-то случайной замарашкой?

Не хочу. Мне не интересно. Здесь каждая мимо пробегающая студентка строит мне глазки. Щелчок пальцами, и она будет стоять передо мной на коленях и заглатывать член в пустой аудитории, где полчаса назад играла роль прилежной ученицы. В школе прикалывало, а сейчас от одной мысли воротит.

— Разин, ты зажрался, — смеется Привал, ощупывая взглядом задницу девчонки, стоящей у окна. — Тут просто рай, — цокает.

Царь усмехается. Снова без слов выражает свое мнение. Он не прочь позависать с телками.

— Ты программу видел? — прищуриваюсь, глядя на то, как рыжее Недоразумение выходит из актового зала. — В детском саду и то тусовки повеселее.

— Что предлагаешь? — Серый улавливает мой посыл и моментально загорается идеей устроить шоу покруче, чем нам предлагают местные органы управления. — Напоить всех? Или…

— Мы устроим свою тусу, — смотрю только на его Няшу, которая роняет сумку и ключи от зала, наклоняется, бубнит себе под нос и собирает с пола упавшие вещи.

Её двоечка снова виднеется в вырезе кофты, и я какого-то хрена на нее пялюсь.

Да, стоит признать, что напряжение в теле зашкаливает, и его срочно необходимо выплеснуть. Только выбрать для этого подходящую девушку, а не жалкое подобие с поганым жалом вместо языка.

— Где? — Привал и Царь останавливаются следом за мной.

Серый следит за моим взглядом. Его улыбка становится шире. Глеб хмурится.

— Ты же не станешь разносить актовый зал? — подает голос Царицын.

— Тебя волнует сохранность имущества университета? — криво улыбаюсь, наблюдая за маршрутом Недоразумения.

У меня есть потребность забыться, и я любыми способами добьюсь желаемого.

— Нет.

— Тогда ты с нами?

Кивает. Привалов потирает руки, пружиня с пятки носок, словно вот-вот сорвется с места, чтобы устроить незабываемый кутеж.

— Ты же хотел уложить новенькую на лопатки?

— Мы вроде вдвоем в этой упряжке, — глаза друга вспыхивают азартом. — Или…?

— У тебя есть прекрасная возможность проявить свои таланты, — хмыкаю.

— Какая?

— Нам нужен ключ от актового зала.

— Стырим, не проблема.

— Нет, — теперь я готов потереть руки, — стырить – слишком просто. Нам нужен ключ и его хранительница.

Глеб и Сергей одновременно поворачивают головы в сторону рыжей. Да-а-а. Это будет весело.

— Кто подобьет рыжую и ее подружку поспособствовать нашему незаконному проникновению в университет ночью – тот получит бонус.

— Какой?

— Не будет скидываться на бухло и другие радости.

— По рукам.

12

Дарья Волкова

Привалов упертый парень, оказывается. Только в случае со мной это играет против него нежели за. Он меня жутко раздражает одной улыбкой. Слишком фальшивый. Каждое слово отдает приторным сиропом, который он привык вливать в уши девчонкам. Отталкивает и пробуждает желание быть мегерой, не имея для этого весомого повода.

— Отлично справились, — Галина Николаевна кивает, смотря на убожество, в которое превратился актовый зал.

Её глаза блестят. Вид такой, будто объелась сладкого, которое её запрещено.

Даже завидно.

Во мне вот и хлебной крошки с утра не было, а все потому что нужно успевать не только учиться, но и работу работать. А у меня уже мозги в кашу. С таким графиком можно смело натирать веревку мылом. Или другое место, чтобы было не так больно идти на ковер к начальству.

Бесит, что я студентка! И отношение ко мне, как к скотине в загоне!

— Мы старались, — выдавливаю из себя улыбку.

Хрен-то там. Старалась я, а остальные упорно выбирали самое легкое и сваливали тихо, чтобы я не успела рта открыть. Ларка говорит, что у меня противный голос, когда я включаю сигнализацию и доношу до оппонента свое мнение. Я и поспорить не в силах, ведь не слышала себя со стороны.

— Хорошо. Уберешь коробки, и можно закрывать зал до праздника.

Замечательно…

Я теперь ещё и посыльный на передовой. Еле сдерживаю губы в том же положении. Галина Николаевна вполне искренне улыбается прежде, чем свалить и оставить меня с пустыми коробками наедине. Матерясь под нос, уношу их в кладовку, беру сумку и на выходе сталкиваюсь со знаменитой троицей. Привалов, конечно, выделывается, проходит вперед и присвистывает.

— Утренник, дети мои! Да возрадуйтесь! — кланяется, показывая, какой он клоун с рождения.

Складываю руки на груди, игнорируя Авиаторы, который проходит мимо меня. Руки в карманах брюк. На голове тот же хаос из кудряшек. Аполлон хренов!

Поджимаю губы, глядя, как Разин направляется к сцене. Спина прямая, словно кол проглотил. Кто их так оттачивает? Или у богатых встроенная опция по идеальной осанке и фигуре?

Бесит…

— Можете уйти. Мне зал закрыть нужно, — стараюсь говорить ровно, но не получается, увы.

Злоба на мажоров сквозит не только в голове. Я взглядом транслирую, насколько они мне дороги. Особенно кудрявый черт!

— Хочешь, чтобы мы все так убого отметили праздник? — Привалов обводит пальцем зал и страдальчески смотрит на меня.

— Думаю, с этим вопросом тебе стоит обратиться к декану, а я спешу, поэтому…

— Да ладно тебе, Няша. Согласись, что ЭТО, — дергает за оранжевый лист, — убого.

Пожимаю плечами и хмурюсь. Украшения и сценарий – точно не комильфо, но обсирать свой же труд глупо. Отмалчиваюсь.

Глаза сами отыскивают Разина, который с зевком направляется к Царицыну. Его поведение говорит само за себя. Зажравшийся гад!

— Это все? Тогда уходите, — протягиваю руку к двери и стучу носком лодочки по полу.

Сердце долбит по ребрам в такт. Не знаю, по какой причине, но оно устраивает гонки каждый раз, когда Авиаторы оказывается поблизости. Может, страх разгоняет кровь по венам. Или все-таки ненависть к нему. Я ещё не определилась.

— Расслабься ты, Дашка, — Сергей подходит ко мне и протягивает руку, чтобы опереться, словно я вешалка, а не человек!

Успеваю отойти. Он закатывает глаза. Двое его друзей наблюдают за происходящим. Разин вовсе не моргает. Кажется, что не одобряет действий друга, но, если вспомнить, что он готов был стрелять в меня, то да. Мне просто чудится то, чего нет.

— Уходите, — повторяю миролюбиво, но с нажимом. — Я опаздываю.

— Деловая, — Привалов выставляет ладони перед собой. — Сдаюсь. Победила, Няша.

Он с улыбкой капитулирует, а я некоторое время стою и не свожу взгляда с двери, которая закрылась за парнями. И зачем приходили? Заняться нечем?

Встряхиваю головой, чтобы прогнать прочь даже намек на мысли об этих троих, закрываю зал и бегу в библиотеку. Мне нужно сдать доклад по философии, а там… Столько информации, что с катушек слететь можно.

Среди книг, в компьютере зависаю до самого вечера. Библиотека работает допоздна и находится рядом с университетом в соседнем здании. Удобно. Жаль, что моя квартира не расположена через дорогу…

Уставшая и голодная, но с докладом в руках выхожу на улицу и сталкиваюсь с Приваловым. Не сдерживаюсь и перекрещиваюсь, ворча под нос:

— Господи… Ты меня напугал!

— Сори, не хотел, — выглядит по-прежнему неотразимо, в рубашке и брюках. Светлые волосы торчат вверх.

Сумерки или природный магнетизм, но сейчас он кажется привлекательным, особенно с закрытым ртом.

— Чего тебе? — хмурюсь, когда не дает мне пройти.

— Вообще-то, я тебя искал, — взгляд нашкодившего ребенка выбивает из колеи.

Вроде подзатыльника выпрашивает, но как руку поднять на такое милое создание с глазками ангелочка?!

— Зачем?

— Тупо получилось, но я телефон в актовом зале забыл, — кривится, вздыхает.

В глазах надежда. Э-э-э…

— Причем тут я?

— Откроешь? Я заберу, и ладушки.

Улыбается во все белые зубы. Неожиданно.

— У охранника должен быть запасной, разве нет?

— Ты же ответственная, — разводит руки в стороны, — так что…

Да ладно?! Вы издеваетесь?!

Взглядом показываю, что никуда не пойду. Привалов складывает ладони в молитвенном жесте.

— Я бы тебе помог, злая Няша.

Вздыхаю. Черт!

Иду с ним в университет, проклиная свою совесть. Сомневаюсь, что кто-то из их компании отнесся бы ко мне с пониманием и вошел в положение. Не без психа открываю дверь в здание, где нас встречает охранник. ТОТ. Мой «любимый». К слову, смотрим мы друг на друга одинаково - с особым блеском в глазах. Не учебное заведение, а сборник по убийству моей самооценки и веры в людей.

— С меня кофе, — улыбается Привалов, когда нас пропускают внутрь.

— Ты все проблемы так решаешь?

13

Дарья Волкова

Мне очень надо. Спору нет, но только не в универе, где полно взбалмошных мажористых деток, а в теплой постельке с мягкой подушкой, пахнущей лесными травами. Я в ужасе смотрю на хаос, которым управляет троица наглецов и не могу поднять свою челюсть с пола. Какого черта они творят?!

— Скажи, чтобы убирались отсюда, — подхожу к Привалову и рычу так сильно, что в груди вибрирует крупными волнами. — Иначе я декану сейчас позвоню.

— Няша, — бровки домиком, взгляд, словно он разговаривает с умалишенной, — перестань. Посмотри вокруг, — обводит зал рукой актовый зал, который постепенно превращается в танцпол и пивнушку для богатых деток, — мы просто развлекаемся и обеспечиваем себе праздник. Ты же первак! Давай! Оторвись! Не будь скучной.

— Все, — достаю телефон из сумки, еле удерживаю его в трясущихся от эмоций руках и снимаю блокировку с экрана, — я звоню декану или куратору, чтобы они решали с вами вопросы.

Достали уже!

Только не успеваю я отвернуться, как из пальцев выхватывают мой гаджет. И кто?! Костя Разин, который стоял за моей спиной. Теперь его высокомерный взгляд прикован ко мне. Он смотрит мне в глаза, а потом ниже на губы. И ни-че-го нельзя прочесть по смазливому лицу. НИ-ЧЕ-ГО! Будто передо мной победитель покерфейса! Это безусловно бесит!

— Отдай, — протягиваю руку, другой прижимаю к себе ненавистный доклад.

Никогда. Ни за что. Больше не буду помогать вот таким… людям!

— Извини, Недоразумение, но это гарант того, что наша вечеринка не накроется, — Костя убирает телефон к себе в карман брюк, и у меня вполне хватит наглости, чтобы залезть туда и забрать свое имущество, но…

Есть небольшая поправочка. Я могу задеть его драгоценное хозяйство, которое так хотят заполучить многие девочки с потока. И забочусь я не о его сохранности, а о своей шаткой психике. Ну и брезгливость никто не отменял.

— Вы же специально это делаете?

Прищуриваюсь. Чувствую, как раздуваются и дрожат ноздри, пока не отрываю взгляда от карих глаз Авиаторов. Злость. Ненависть. Бессилие. Желание ударить его. Все смешивается в огромную грозовую эмоциональную массу. Не знаю, где беру силы, чтобы не сорваться и не накинуться на него с кулаками.

— Подставляете меня, — голос превращается то в рык, то в писк, и, наверное, звучит очень противно, но я чрезмерно разъярена, чтобы акцентировать на этом внимание. — Сами отмажетесь, когда вечеринку накроют, а меня могут отчислить.

— Не велика потеря, — нагло усмехается, усиливая мое раздражение. — Отдохни напоследок, Рыжая, а то неизвестно, когда ещё у тебя появится такой шанс.

С кривой улыбочкой смотрит на меня сверху вниз, показывая, кто здесь хозяин положения.

В зале тем временем раздается звонкий девчачий смех. Кресла отодвинуты к стенам. На сцене красуется диско шар. Парни тихо включают музыку, проверяя аппаратуру.

Я должна срочно сообщить кому-то из взрослых, что здесь происходит, иначе я точно вылечу из университета за то, что открыла им зал.

Разворачиваюсь и быстрым шагом иду к двери. Есть и другие способы дозвониться до декана. Например, идиот-охранник, который пропустил толпу студентов в здание. За такую оплошность можно вылететь с работы пулей. Хотя его беды меня меньше всего волнуют. Попав в коридор, перехожу на бег, словно кто-то из троицы захочет меня остановить, добегаю до поста охраны и в шоке округляю глаза, потому что он спит. Слышу громкий храп. Ненавистный мужик уткнулся в руки лицом и спит, сидя за столом. Рядом валяется стаканчик из-под кофе.

Привалов… Вот же засранец!

Черт! Черт! Черт!

И что мне теперь делать?

Надежда на помощь пропадает. Сыплется, как песок сквозь пальцы. Я судорожно оглядываюсь. У него должны быть ключи. Подхожу к столу и внимательно осматриваю ящики. Ничего нет!

Боже…

Кладу на стол свой доклад и запускаю пальцы в волосы. Сжимаю их у корней до жгучей боли, прикусываю нижнюю губу. На лбу наверняка прорисовываются некрасивые складки. Плевать. На ум не приходит ни одной идеи, как срубить на корню вакханалию, которую устроили «золотые».

— Даша, — вздрагиваю от голоса подруги.

Ларка стоит около меня и удивленно рассматривает с головы до пят. На ней джинсы и худи. Волосы собраны в хвост. Ни грамма косметики на лице. Взгляд удивленный и немного испуганный.

— Ты откуда здесь?

Крупская делает шаг вперед, оглядывается, словно нас кто-то может подслушивать, и выпаливает:

— Я тебе позвонила, а ответил… — Лариса непонимающе качает головой. — Разин! Что случилось? Как ты это организовала?

— Что организовала? — кажется, с ее словами мои внутренности хватают друг друга за руки и все разом прыгают вниз.

На пол, как в пропасть.

Сглатываю вязкую слюну. Сердце против моей воли начинает прыгать по углям и не может остановить этот безумный танец.

— Костя сказал, что ты собрала в зале ребят… на вечеринку…

Что…

Что?

ЧТО?!

Скриплю зубами от злости, которая поднимается вверх и проявляется красными пятнами-ожогами на лице.

— Урод. Я его убью, — говорю спокойно, но по пальцам проносится триггер.

Резко срываюсь с места. Ларка что-то кричит за спиной, но следует за мной к актовому залу. Там уже вовсю разгорается веселье. Свет приглушен. Диско шар бросает яркие блики на танцующий в центре девушек и парней. Бутылки. Сигареты. Смех.

— Твою же мать… — выдыхает Крупская, застывая в дверях, а я ищу взглядом виновника торжества.

— Как же я тебя ненавижу, — говорю тихо и для себя, глядя на Разина.

Около него вьется знакомая блондинка, и он не отпихивает её от себя. Красивая кисть лежит на талии. Он увлеченно слушает Привалова, улыбается, пока не сталкивается со мной взглядом. Уголки губ медленно ползут вниз, но лишь на миг. Через секунду он притягивает к себе пиявку и наклоняется, чтобы обменяться с ней жидкостями.

Развлекается, не сводя с меня взгляда, будто устраивается персональное представление! Идиот!

14

Дарья Волкова

Кажется, что топот, крики и гул в голове оседают пеплом. Просачиваются сквозь мягкие ткани и никуда не исчезают даже на следующий день.

У меня всё смешалось – день, ночь, разборки с полицией, деканом и куратором.

И мне почему-то очень стыдно, что меня сделали соучастницей настоящего взрыва, пусть не масштабного, но все же. Виновница вовсе не я, только взрослым этого не объяснишь. Выспавшийся охранник сообщил, что первой в университет пришла я. Про Привалова он тактично умолчал, хотя Сергей подогнал ему кофе со снотворным. Остальные разбежались. Даже Лариска куда-то исчезла. В общем, из особо «одаренных и везучих» попались лишь я, Разин и четверо парней, которые и учудили звездный хлопок. Кто уж из них додумался провести эксперимент с аппаратурой, неизвестно. Молчат, прикрывая друг другу задницы. Один из них попал в больницу с переломом руки и ноги. Еще один с ожогами и сотрясением. И мне ни капли их не жаль. Со всей копящейся во мне злостью я бы добавила им ещё по парочке травм за проявление инициативы.

— И почему мне всегда достается группа идиотов? — Лидия Викторовна нервозно перекладывает бумаги на столе, пока я сижу с понурым видом в первом ряду около нее. — Не понимаю, Дарья, зачем ты им помогла? Ладно, у Разина деньги сыплются из каждого кармана, а у тебя? Как собираешься вносить свою часть на ремонт?

Вздыхаю. Денег у меня нет, а декан четко сказал, что все траты на ремонт актового зала лягут на плечи студентов, устроивших дебош. Я здесь не причем, но меня никто не услышал. Даже куратор не верит. Кричать, бить в грудь руками? Бесполезно. На меня уже накинули веревку и привязали к тому же стойлу, где пасется Разин и его дружки.

— После всех пар вы идете в актовый зал и активно участвуете в ликвидации последствий вашего веселья, — Лидия Викторовна упирается в меня взглядом.

Видок у нее тоже так себе. Темные круги под глазами. Красные глазные яблоки. Сочувствую. Мой сон так же оказался беспокойным. Создается впечатление, что я вовсе не спала и не уходила из университета. Ко всем минусам состояния добавляется уныние, потому что мой доклад по философии исчез, словно его и не существовало в природе, хотя я убила на него вчера половину дня! Какая скотина его сперла или выкинула?! Ума не приложу, но раз меня сделали виновницей сего разврата, то пропажа этой работы не такое уж и удивительное событие.

— С деньгами потом решим. У меня и без ваших выкрутасов голова лопается, — куратор тактично указывает мне на дверь.

Второй раз повторять не нужно. Я срываюсь с места, словно мне трусы подожгли. Лидия Викторовна мучает меня с начала пары своими лекциями о хорошем поведении. И будь я зачинщиком вечеринки, её слова, возможно, возымели бы действие. В коридоре сталкиваюсь с Лариской. Прохожу мимо из-за обиды на саму себя за свою глупость. Стоило ожидать от Привалова подставы! Это же «золотые» детки! Я потеряла бдительность! Нужно было слать его подальше вместе с телефоном. Нашел бы, как разобраться. Нет, я решила быть добрым самаритяниным.

— Даш, ты на меня обиделась, да? — Крупская плетется следом. — Меня Глеб из зала унес. Буквально.

— И хорошо. Было бы несправедливо, если бы ты тоже получила наказание.

Останавливаюсь у окна. Крупская встает рядом, кусает губы и следит за каждым моим действием. Я кидаю сумку на подоконник и упираюсь в край ладонями. Дышу-дышу-дышу, чтобы успокоиться, но мне с одинаковой силой хочется плакать и разносить все вокруг. Злюсь, как ненормальная!

— Это значит, что ты не обижаешься? Или…

— Глупости не говори! Какие обиды? За что? Ты не виновата, что у некоторых мозги атрофировались! — выпаливаю на эмоциях.

Тут же зажмуриваюсь, проглатывая чертовы непрошенные слезы. Уж точно не при честном народе показывать, как мне сейчас больно. Где я возьму деньги, которые нужны на лекарство для бабушки?! Черт… Сжимаю пальцами край подоконника, чувствую, как уголок впивается в ладонь, но не прекращаю себя наказывать.

— Тебе надо с Костиком поговорить. Может…

— Не может! Я его убить хочу! — шипение вместо адекватных слов – все, на что я сейчас способна. — Ненавижу! Как же я его ненавижу!

Грудь вздымается от эмоций. Негативных эмоций к Разину!

Лидия Викторовна права. Авиаторы откупится, а я буду страдать, чтобы заработать на взнос и не быть отчисленной. Нет в нашем мире справедливости. Здесь все решают деньги статус в обществе…

— Мне кажется, что он просто привлекает твое внимание.

Усмехаюсь. Наивная у меня подруга.

— Он меня со свету сжить хочет, чтобы глаза не мозолила.

Лариска пожимает плечами.

— Он ведь тебя собой прикрыл вчера…

— Ага!

На лице появляется глупая улыбка. Нас просто ударной волной с ног сшибло, и это кудрявое дерево завалилось на меня, дабы не падать на твердый пол. Тоже мне рыцарь!

***

Держу в руке небольшой листок. На нём черным по белому написан список лекарств, которые нужно купить бабушке. В соседней колонке указана стоимость. Невероятные цифры. Я и не думала, что цена за них будет ТА-А-АК велика. У меня не хватит накоплений… Если приплюсовать будущую зарплату, то нужно будет работать в поте лица и не есть. От безысходности перед глазами рябит. Где, черт возьми, я так провинилась?! За что меня и бабулю наказывают?!

Баристой в кафе взяли другого человека, потому что я не вписываюсь в их график. Из всех потенциальных работодателей у меня остается лишь один – в забегаловке на окраине города. Меньше всего мне хочется надевать на себя уродскую форму и таскать поднос от столика к столику, но выбора не остается.

Я кутаюсь в толстовку и сажусь в маршрутку, на которой можно доехать до пункта назначения. Погода портится, и когда приезжаю по нужному адресу, начинается дождь. Выбегаю из автобуса, поднимаю сумку над головой и несусь к заветной двери, за которой под завязку забитое помещение. Не лакшери. Простая забегаловка, куда заглядывают в большей части проезжающие мимо.