«Ты Сможешь Меня Простить?»
Аннотация:
Наша встреча случайна. Никто из нас не думал, что мы встретимся. Только это уже случилось на его территории. Мне предстоит сложный путь, прежде чем я вновь увижу свою семью. Вопрос в том, это буду я или другой человек, который пришёл через ад.
Предупреждение! Сцена насилия. Розовых пони не будет- уснули.
Пролог
- Иман, наш секс не безопасен для нежелательной беременности, - говорю, смотря прямо в лицо. Уверена, что он со мной согласен. Иметь ребенка от такой как я, это ... Да они даже меня за человека не считают.
- А кто сказал, что она будет не желательна, Нунна? - слова не сразу понимаю, застываю с раскрытым ртом.
- Что? - продолжает возится с рукавами рубашки, никуда не спеша.
- У моей жены всегда будет желанная беременность.
- Только я тебе не жена и ... - замолкаю, потому что только сейчас пришло понимание, что он сказал.
- Поэтому поводу завтра состоится ужин, где я тебя представлю...
- Неет ... Нет! - прерываю. Твёрдо и громко во второй раз получается это сделать. - Я ... Я этого не хочу, ты не сможешь меня заставить, - срывается с места. Монстр проснулся за какой-то миг. Оказывается возле меня, возвышаясь скалой, приковывая к месту. Злой, как дьявол. Не смогу промолчать, не смогу принять свою судьбу, такую какую подсовывает кукловод. Я должна бороться за свою жизнь, кому кроме меня нужна моя жизнь? Мне и моим родным. Только они сдерживают от необдуманных слов или поступков, но сейчас ...
Его энергетика давит, он молчит, одними чёрными глазами зарождает крупинку страха, но я все сделаю, чтобы не поддаться ей. Отступаю назад, пока не упираюсь спиной о стену. Крупинка растёт все больше, потому что эти глаза вернулись. Как в ту ночь. Да, я боюсь повтора!
- Еще как могу заставить, Нунна, - угрожающий тон. Рука сжимает шею. Дергаюсь, чтобы избавиться от его прикосновений, но реакция обратная. Сильней сдавливает. Глаза расширились от страха, что задушит за неповиновение, что посмела оспорить его решение. Ослабил, но не убрал. - Я тебе даю другой статус, потому что...- резко сбрасываю руку и отталкиваю, что есть силы. Он не ожидал от меня такой прыти, только по этому мне получается добиться дистанции. Глаза опасно сужаются, кулаки сжимаются, но не подходит.
- Статус? О чем ты говоришь? У вас женщина идет приложением к мужчине в ЛЮБОМ СТАТУСЕ, - последние слова почти кричу. - Для меня не приемлемо иметь сто жен и сто любовниц. Уж лучше так, как сейчас. Будешь трахать меня, когда тебе вздумается. А я буду каждый раз выпрашивать у тебя звонка с родителями, - замолкаю, чтобы перевести дыхание. - Боже, как же это дико звучит, - грустно усмехаюсь. Я на грани истерики. Не хочу, чтобы видел меня с обнаженной душой, - Отпусти меня, Иман. У меня семья, у меня д...- во время замолкаю. Как мольба звучат. - Мне не нужен этот статус, я не хочу быть твоей женой. Я тебя не люблю, - говорю тихо, но твёрдо. Нет сил повышать голос. Без толку это. Не поняла в какой момент полились слезы. Опять преодолевает расстояние, но уже руки по обе стороны от головы.
- Замолчи, Нунна. КУУС ОМММ МАКК! - ударяет кулаком о стену. Убирает мокрую дорожку грубым большим пальцем. От такой внезапной ласки еще страшней стало, но из-за адреналина страх практически не ощущается. - Я тебя не отпущу. Никогда. Запомни это. Ты моя. У тебя нет выбора. Ты станешь моей женой добровольно или насильно, но станешь! Слышишь меня?! - последние слова, как рычание озверевшего зверя. - А на счет любви... Ты полюбишь меня, у тебя будет достаточно для этого времени.
- Ты чудовище. И будешь гореть в аду, - на выдохе, прикрыв глаза. Секунда отдыха. Открываю и смотрю на монстра, который только сегодня показал, что может быть другим человеком. Лучше бы не знала этой стороны.
- Да, я чудовище и, чтобы не обнадёживать тебя... Ты ведь хочешь общаться с родителями? Увидеться с ними? - как же это больно слышать. Уже забыла эту боль в груди. Возвращается. Сдавливает, скручивает.
- Это низко. Даже для тебя, - шепчу.
- Я всегда добиваюсь целей. Поэтому ... Ты станешь моей женой, родишь мне наследника. - Отступает от меня. Смотрим друг на друга. Не опущу. Слезы катятся, но в моих глазах нет щенячьего взгляда. Ненависть. Безысходность. Отчаяние.
- Завтра ужин. Через несколько месяцев будет назначена сама свадьба, - договаривает и направляется к выходу, но возле двери останавливается.
- И только попробуй завтра что-нибудь вытворить. - уходит, громко хлопнув дверью
Ноги подгибаются.
- АААААААА, - кричу в голос. Громко. Надрывно, как раненый зверь. Крик отчаяния. Воздуха не хватает в легких. Грудь жжет. Мама, как же мне плохо и больно. Я чувствую физически, как моя грудь превращается в фарш. Кто-то прокручивает мое нутро через мясорубку. Кто-то упивается моей болью, которая хлещет, как вода из фонтана. Мне не хватает воздуха. Хватаю его, как рыба на суше. Мне адски больно. Хочется вырезать из груди все, что причиняет боль, словно это доброкачественное новообразование и жить дальше, приняв новые правила игры. Но это... невозможно.
Мама.
Мамочка.
Пожалуйста.
Дай мне сил вытерпеть. Молю!
Как же хочется очутится рядом с тобой, чтобы почувствовать безопасность. Как в детстве. Только сейчас я уже не ребёнок.
Сегодня прям какой-то особенный наплыв пациентов. Так много поступивших. Иду с капельницей к нашему «арабскому шейху». Вхожу в палату, качу за собой штатив с солевыми растворами. Ставлю рядом с мужчиной, освобождаю руку от больничной рубашки. Пытаюсь подсоединить систему, но понимаю, что не выйдет, так как катетер забился. Настолько была поглощена своей работой, делая всё на автомате, что даже ни разу не посмотрела на мужчину. Вернувшись в палату сразу отметила исполинский рост этого арабского шейха. Видно, что мужчина занимается спортом: широкие плечи, руки накаченные, из-под рубашки видна татуировка в виде гремучей змеи, выпирающие вены, расположенные близко к коже. Тёмно-молочный цвет кожи, ёжик на голове, обросшие щетиной щёки и шея, слегка пухловатые губы. Небольшой шрам над правой бровь.
Ставлю венозный катетер, но как только игла протыкает кожу, в меня тут же схватились мёртвой схваткой и смотрят своими темно-зелёными глазами с такой ненавистью, что у меня мурашки побежали по кожу. Не ужели так больно сделала?
- Мужчина, что вы делаете? Отпустите! Вы в больнице, вас ранили, у вас два огнестрельных ранения. Я к вам пришла поставить капельницу, - пытаюсь собраться и сказать твёрдо, но из-за испуга голос дрожит. Арабский шейх только сдвигает брови к переносице и кажется удивлён, что с ним заговорила существо женского пола в такой тоне. Слышала я много историй о жизни тех краях , о их нравах, о их менталитете. Что женщина там ничего не решает, часто подвергается насилию, неуважению, несправедливости и унижению. Но они там живут с детства, их прививают к таким порядкам с пелёнок. Для меня, живущей с рождения в любви, в заботе и, видя какое у родителей взаимоуважение, как они смотрят друг на друга, сложно понять такое отношения к своим жёнам, да и в принципе к женщинам.
- Позови главного,- сказал с акцентом и хриплым после сна голосом пациент.
Подсоединив систему, выхожу из палаты и только сейчас замечаю как сильно у меня трясутся руки. Глядя на запястье, понимаю, что останутся синяки после такой хватки. Так надо успокоится. Давай Надя вдох-выдох, вдох-выдох. Всё хорошо. Иду в конец коридора в кабинет главного врача. Стучусь. Слышу за дверью раздраженное: «Да». Вхожу и сразу с порога говорю.
- Николай Александрович, вас хочет видеть пациент с огнестрельным, - поднимаю глаза и вижу как изменилось лицо мужчины. Губы сжаты в тонкую линию, брови ещё сильней сдвинуты к переносице, в глазах зарождающаяся тревога.
- Сейчас подойду, можешь идти работать, - говорит резко главный. А я не стала задерживаться и сразу пошла делать обход по палатам, проверяя капельницы.
Идя обратно с штативами в процедурный кабинет, услышала шум в одной из палат. Но я сразу поняла из какой палаты он доносится.
- Ира, убери там все, - сказал Николай Александрович грубым, резким тоном.
А у самой в голове проносится: «поскорее уже доработать эту смену».
До вечера время пролетает быстро и не заметно. Без всяких происшествий. Только под вечер, сидя в сестринской комнате с Ирой, услышала шаги. По ним сразу можно отметить, что идёт уверенный в себе человек.
- Мужчина, вы к кому? - задаю ровным голосом вопрос, подходя чуть ближе.
На меня смотрят чёрные глаза, окидывая масляным взглядом. Стало не по себе от этого. Захотелось как можно скорее уйти подальше и отмыться.
Мужчина, одет в костюм тройку. Высок, хотя с моим-то ростом, все кажутся высокими. Бородатый. Широкоплечий.
- Мне к Иману ибн Сахиму, - говорит с явным акцентом, продолжая меня оценивать, словно товар на ярмарке. Я сразу поняла про кого он говорит, но часы приёма для всех одинаковы и я не хочу допустить шума в отделение, который был днём, а что он будет я не сомневаюсь.
- Приходите завтра, в часы приёма. Больному нужен покой, - отвечаю заученную фразу. Вижу как меняется взгляд у мужчины. Злой, что посмела перечить. Пронизывающий до костей, от которого мурашки по коже.
- Не ищи проблем на свою голову и всё будет хорошо, - резко с ненавистью отвечает он, но вторую часть предложение уже более спокойно. И заходит в палату, громко при этом хлопнув дверью. Я понимаю, что лучше не лезть и уйти в сестринскую комнату и не дай бог мне услышать что-то что не для моих ушей не предназначено. Разворачиваюсь и иду в уборную комнату, умыть лицо холодной водой. Хотя бы с лица смыть этот липкий, масляной взгляд.
Проходя по коридору было слышно разговор мужчин, разговаривающих на повышенных тонах. Уже проходя палату, в которой ведётся разговор, можно понять, что мужчины спорят и явно пытаются доказать свою точку зрения. В школе я как-то увлекалась языками, но чаще забрасывала их. Одним из таких языков был арабский. Конечно, я не владею им полностью, но суть могу уловить и ответить односложно. «Оружие готово, для перевозки?», «Асад за всё заплатит», «если здесь не получится перекрыть, то на родине». «он с кем-то из отделения знаком». То, что я услышала явно не предназначалось для моих ушей. Побыстрей уже дойти до сестринской, во избежании дальнейших проблем. Но моим планам не суждено было сбыться.
Дверь открылась и из палаты вышел мужчина. Смерил меня долгим тяжёлым взглядом, а у самой билась в голове только одна мысль: «лишь бы не понял, что я услышала, а главное, что я знаю их язык».
Иман.
Начал приходить в себя от прикосновений и когда почувствовал неприятное жжение - схватил мертвой схваткой чью-то очень нежную руку. Красивая, а чего стоит только глаза. Голубые, цвета неба, цвета морской волны. Смотрит прямо в глаза. Россия. Здесь другой менталитет. Отвык. Дома, в песках на мужчин вообще не смотрит женщина, не разговаривает с ним. Только после его позволения. За такое сразу же высекли кнутом обнаглевшую.
- Главного позови, - говорю хрипло из-за долгого сна, отпуская руку. Уходит, подсоединив капельницу. Через пару минут приходит главный врач.
- Доброе утро, Иман. Как самочувствие? Всё устраивает? –Лебезит. Ненавижу это. Конечно, такие деньги ему в карман приплыли. Свожу брови и пытаюсь приподняться, потому что устал лежать на спине.
Часто просыпаюсь, но не могу открыть глаз. Опять темнота. Очень хочется в моменты пробуждения пить, но сил так мало. Только просыпаешься, через несколько секунд опять темнота.
Пробуждаюсь от холодной воды, видимо, окатили. Постепенно разлепляю веки, но не могу сфокусировать взгляд. Даже голосов не различаю, но хотя понимаю, что передо мной как-то стоит и что-то говорит. Ощущая резкую боль в скуле и металлический вкус во рту. Надоело им со мной любезничать. Подносят что-то железное ко рту, понимаю, что предлагают попить. Делаю пару глотков воды и только после этого начинаю постепенно приходить в себя. Смотрю перед собой, вижу мужчин. Рядом со мной ещё несколько девушек.
- Где мы? Зачем мы здесь? - задаю вопросы, получается только шёпотом.
- Да, тихо ты. Или сдохнуть поскорее хочешь? Сиди ниже травы, не привлекай к себе внимания. Они чудовища, - говорит мне девушка на вид старше меня. И явно, которая больше меня соображает.
- Эй, шлюхи, а ну, тихо там. Иначе сейчас найдём применение для ваших ртов,- говорит «чудовище», который стоит ближе всех.
А меня начинает одолевать паника, постепенно своими щупальцамиобвивает и сдавливает, лишая кислорода. Вечер, кафе, тротуар, укол и этот взгляд, который пробирается в недры души, оставляя после себя холод. Воспоминаниясменяются друг за другом, словно калейдоскоп.
Ева, мама, папа… Как же так? Нет, это не правда. Это не может быть реальностью.
Так успокойся Надя. Не привлекай внимание. Успокойся. Я надеюсь, что близкими не пострадали,а твари, которые меня похитили не знают, что у меня есть ребёнок. Слёзы не смогла сдержать, беззвучно капают на грудь. Почему я не послушала маму? Почему я такая дура? Что теперь будет?
А на улице началось какое-то оживление. Несколько мужчин залезли к нам и начали вытаскивать на улицу. Кого-то за шею, кого-то за волосы.
-Эй, с этойшармутой аккуратней. Она должна быть целой и невредимой, ну, или просто целой. Идёт в качестве подарка, - сначала не поняла про кого они говорят, но когда меня вздёрнули на ноги, поняла, что речь шла обо мне.
Вытолкав на улицу, оборачиваюсь. Мы были в фургоне. Начала озираться по сторонам и увиденное повергает меня в шок. Как такое возможно в двадцать первом веке. Пустыня, повсюду песок. За исключением полуразрушенного здания за спиной, чем-то напоминающего заправку. Воздух сухой, горячий, как будто в лёгкие залили раскалённое железо. Поворачиваю голову и встречаюсь с теми глазами, которые смотрели на меня в отделении. Опять этот маслянистый взгляд, после которого хочется отмыться. Одет он по-другому, белая джалабия, сидит на коне, куфия, которая не скрывает лицо. Меня колотит мелкая дрожь. Ещё щека ноет от удара, но не особо обращаю на эту боль внимание. Все мои мысли о доме, о моей крошке, о родителях. Я даже представить не могу, что они думают.
- Глаза опусти. Ты разве не знаешь, что восточные мужчины любят послушание, подчинение. Не смотри в глаза пока тебе не позволят, сука,-говорит с акцентом. Дергает за волосы. Я приподнимаюсь на мысках. Такое ощущение, что он сейчас с меня скальп снимет. Морщусь, ослабевает хватку, но не убирает руки. – Я уверен, что понимаешь нас. Я видел страх в твоих глазах. Ты будешь в качестве подарка. Для моего брата. Имана. Если бы я был падок на славянок оставил бы себе, на временное пользование, а потом отдал бы своим войнам. Ждем и выдвигаемся.
- Не знаю ваш язык, - это вся что я могла вымолвить. Меня сковал ужас.
Он прищуривается и натягивает опять волосы, запрокидываю голову.
- Я не люблю ложь, за ложь у нас языки отрезают. Запомни это, шармута.(1).
За грузовиком разместили несколько палаток. Думаю, мы останемся здесь на ночь. А в голове только одна мысль пульсирует: «нужно бежать». Я не могу попасть в рабство. Но ты Надя уже попала, к сожалению.
***
Вы когда-нибудь сожалели о чём-то? Вы когда-нибудь хотели повернуть время вспять?
Я, да. Сидя на песке, я до сих пор не могла прийти в себя. Как так произошло? Почему я не послушала маму? Если бы послушала, была ли бы в безопасности? В душе я понимаю, что нет. Меня бы всё равно похитили. Понимание, что это реальность, а не моё воображение или дурной сон- напоминает тупая боль в скуле.
- Пускай отрабатывают еду, - слышу сквозь пелену, обрывки слов вперемешку с мужским смехом, так как полностью не владею языком.
- Шармуты получат свое, дай только до места добраться. Я оттрахаю ту чёрную. Член колом стоит как только её увидел. Я бы не прочь и сейчас с ней поразвлечься, но хочу оставить на десерт.
- Сука ни чего такая.
Поворачиваю голову в сторону костра и натыкаюсь взглядом на говоривших. Двое мужчин отталкивающей внешности. Широкоплечие, высокие, бородатые. У мужчины слева шрам, который пересекает правый глаз и щёку. Кривые жёлтые зубы, я даже сидя на расстоянии от них чувствую зловонное, гнилое дыхание. Желчь подкатывает за секунду, но я стараюсь её удержать, дыша глубоко и размеренно. У мужчины справа дела с лицом обстоят куда хуже. Пытали, первое, что приходит мне в голову.
- Красивая эта. Такая же шармута, только красивая ….
Я даже не поняла, почему он не договорил. Все смолкли. Так тихо стало, словно в могиле, хотя минуту назад был гул.
Мурашки по коже поползли. Стало как-то не уютно. Поворачиваю голову и встречаюсь с равнодушным, холодным взглядом зелёных глаз.
-Господин, всё готово.
- Опусти глаза, не смотри не них, не привлекай к себе внимание, - слышу голос девушки справа. А я не могу не смотреть, меня как- будто загипнотизировали. Это страх.Который парализует, затягивает, порабощает, утягивает в самую бездну, окунает в ледяную воду, сдавливая лёгкие.
Так и не смогла отвести взгляд. Ещё долго смотрела туда, даже не поняла, когда он ушёл.
Иман.
Убью. Хотел усидеть на двух стульях? Выпущу все кишки. Я знал, что он не питает ко мне братских чувств, какие должны быть у братьев, но неужели он такая продажная сука? Воткнул мне нож в спину.
Надя.
- Ту шлюху … допросили. Мало ей не показалось. Пришлось её разговорить слегка. Она подыхала долго. Обслужила … войнов. Живучая ... плетей и отрезание языка. За ложь,- поворачивает голову и смотрит на меня. Понимаю, что понял. Мне не жить. Я не хочу. К горлу подступает паника. Начинаю озираться по сторонам, ища выход.
Уже толком не вижу из-за слёз. Всё плывёт.
Резко схватили и повалили на пол.
- Я же говорил, что за ложь у нас отрезают языки, - говорит это чудовище.
- Пожалуйста, не надо. Я не владею полностью вашим языком. Я не все слова разбираю. Пожалуйста…- получаю удар по щеке. По той же. Настолько сильный удар, что голова поворачивается в другую сторону, а рот наполняется кровью.
- Заткнись, сука. Ты ещё не поняла, что не имеешь права голоса, пока хозяин тебе не позволит …
- Мустофа, отойди, - слышу или показалось голос второго чудовища, но через пару секунд сволочь отходит от меня. – В следующий раз отрежу язык, - смотрю в зелёные глаза и понимаю, что правда отрежет. Он способен на всё. В глазах нет жалости, нет сочувствия, нет сострадания. Там моя смерть.
Господи, куда я попала? Неужели такое ещё существует, в ниши дни-цивилизации?
- Выйдем, - слышу сквозь шум в ушах после удара по щеке и спустя несколько секунд понимаю, что в палатке осталась одна.
Вытираю кровь с подбородка. Козёл, сильно ударил. Будет гематома.
Как же холодно, зуб на зуб не попадает. Я понимаю, что это не из-за холода. Это из-за страха. Удушающегося, порабощающегося страха.
Солёные дорожки даже не думали останавливаться. Что теперь будет ?
Как моя крошка ? Я даже представить не могу как мои родители и что они чувствуют. Только, когда у вас есть собственные дети можно понять фразу: «будут свои дети – поймёшь».
Я облокотилась на столб, который стоит посередине палатки и начала осматриваться.
Сижу напротив выхода. Слева от меня спальное место. Всё завалено подушками, пледами. Справа небольшой импровизированный столик и место для костра рядом с ним.
Я настолько была измотана событиями своей жизни, которые изменяется с неимоверной скоростью, что не поняла в какой момент меня сморил сон.
***
Резко просыпаюсь от того, что на меня выливают воду. Откашливаюсь и не могу понять, что происходит. Смотрю перед собой и вижу ноги. Подняв голову, встречаюсь с тёмно-зелёными глазами.
- У тебя что со всем нет чувство самосохранения? Ты разве не поняла, что ты не имеешь права поднимать глаза на хозяина, пока тот тебе не разрешит?
- Можно было нормально разбудить, - бурчу себе под нос. И только после того как сказала, поняла, что мои слова были услышаны. Глаза стали чёрные, брови свёл, губы поджал и смотрит на меня, как будто хочет расчленит. Вздёргивает резко на ноги и хватает за шею. Другой рукой обманчиво- нежно гладит то место, где образовалась гематома.
- За такие слова давно бы уже получила плетью. Но сейчас у меня на тебя другие планы, - говорит обманчиво-спокойно. Голос звучит завораживающе. Я и не думала, что голос у чудовище может так звучать.
- Зачем я вам? Отпустите меня, - лепечу, стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо и меня можно было понять. Сжимает руку на моей шеи чуть сильнее и приближает своё лицо к моему.
- Ты ещё не поняла, куда попала? Ты в пустыне, Нунна(1). Здесь другие законы и правила. Обращайся ко мне «мой господин». И ответ на твой вопрос- никогда, - отходит от меня на несколько шагов.
ЧТО? Не могу до конца осмыслить сказанное. Смотрю на него ошарашенными глазами.
Отпускает меня. Ноги, совсем, не держать и я падаю на колени.
Как никогда? Единственное, что я услышала из того, что он сказал. В голове как заклинило.
Никогда…
Никогда…
Никогда…
Так, Надя, успокойся. Если впадёшь в панику, не сможешь здраво мыслить. Соберись.
Меня похитили. Перевезли через заграницу пока я была без сознания. Единственное куда они меня могут отпустить – это в руки смерти. Теперь я это отчётливо понимаю. Начинаю медленно оседать на мягкий ворс.
Ничего вокруг не замечаю и только, когда меня ставят на ноги смотрю в ярко-зелёные глаза.
- Стой! - встряхивает меня, словно тряпочную куклу. Голос звучит так, как будто отдаёт приказы. – На, - протягивает пару кусочков мясо, но в нескольких сантиметров от меня – падают на коричневый ковёр, оставляя жирные следы, - ешь и выдвигаемся. Специально так сделал.
Перевожу взгляд на мясо, пахнет вкусно. В желудке засосало, понимаю, что в последний раз ела только в кафе. Но осознание, что он так сделал, приводит меня в бешенство. Я не животное, чтобы есть с пола. Я - человек. Как бы я не хотела есть, не стану унижаться и не позволю унижать себя.
В голове проскальзывает мысль: «Ты в пустыне, здесь всё по-другому. Ты должна быть умнее, если хочешь выжить и сбежать». Вдох-выдох, Надя. Вдох-выдох.
Поднимаю глаза на чудовище. Лицо ничего не выражает, словно он поступил как и должен был. Для него люди что ли животные? Нет, Надя, для него люди как я - грязь под ногтями. Смотрит на меня своей не читающей миной и ждёт от меня дальнейших действий.
Понимаю, что надо прикусить язык, но слова вылетают быстрей, чем я успеваю их обдумать.
- Сам ешь. Я не животное тебе. Я человек, гордость у меня ещё есть, - выплёвываю слова со злобой и ненавистью, глядя в глаза.
- И всё же ты дура, - сокращает между нами расстояния и дёргает в сторону столба, расположенного посередине шатра. Я не понимаю, что происходит и что он хочет сделать. Перевязывает мне запястья, приковывая меня. Обходит за спину и разрывает на мне сарафан голыми руками.
- Пожалуйста, не надо, - кручу я, но понимаю, что поздно. Что он задумал- осуществит и ничто и никто мне не поможет. Сделает мне больно, здесь только так –всё познаётся с ней. Они привыкшие, но не я.
- Аа…, - ощущая резкое жжение на спине, понимая, что он меня решил наказать хлыстом. Сжимаю зубы так сильно, что скулы начали болеть. Ты не услышишь и звука как мне больно. Один.
Иман.
- Выйдем, - говорю Мустофе.
Снимаю куфию, небрежно кидая на верёвку, которая крепится к шатру сверху. Надвигаюсь к брату, медленно ступая по раскалённому песку, доставая нож из пазухи. Подбрасываю несколько раз в воздухе, смотрю, не отрываясь, на брата. Стоит, смотрит прямо в глаза, не отступает как делают большинство, хотя знает, что я не оставлю его предательство.
- Думал, что какая-то шлюха всё прикроет? Нет, брат, такое не прощают, но её оставлю себе. Запомни, скажу только один раз. Если ещё раз ступишь на мои земли, если ещё раз позаришься на мои земли, если ещё раз полезешь туда, куда не следует, - замолкаю, делая длительную паузу и смотрю в чёрные глаза. Отцовские глаза. – Выпущу кишки и придушу ими. После смерти твоей все узнают о предательстве. Кишка тонка самому убить меня?- вгоняю рукоять ножа в бочину. – А это подарок от меня, что оставил тебя в живых. Убирайся с моей земли.
Вздрогнул Мустофа, надеюсь, выживет. Хотя таких продажных не жалко, даже если это брат. Лицо не читаемо, но глаза… Глаза изменились. Вот, истина где. Там одна ненависть плавится, сжигая всё живое в этом теле.
- Ты пожалеешь ещё, - брызжет слюной. Разворачивается, придерживая бок рукой. Запрыгивает на коня и не обернувшись, галопом отдаляется от лагеря.
***
- Иман, брат, чует моё сердце будет беда из-за этой шармуты. Зачем тебе она? У тебя ведь есть жена, которая тебя ждёт. Давай её в пустыне выкинем?- говорит мой названный брат.
- Камаль, говорю только один раз. Не лезь в мою жизнь. Понял меня? Сейчас ты возле меня, а что будет если … Надеюсь мы поняли друг друга, -говорю твёрдо, сжав кулаки. Специально не договариваю, потому что каждый из нас знает, что будет. Никто не может оспаривать мои решения, даже мой названный брат. Камаль кивает, склонив голову, и молча уходит.
Да, я понимаю, что было бы легче, если оставили и не таскали её за собой. Но нет, она мой подарок. Мне давно подарков не дарили, а если быть честным, то никогда, за исключением игрушек в детском возрасте. Но этот период быстро прошёл. После смерти мамы закончилось моё детство.
Нунна. Как только приблизился в первый раз и посмотрел с высоты своего роста, другого имени не придумал. А когда вдохнул её запах, сладкий аромат цветов, почувствовал, как член наливается кровью. Захотел её. Захотел услышать, как звучат её стоны, когда буду вбиваться в неё сзади, как будет выгибать поясницу и сама насаживаться на меня. Никогда не зацикливался на одной женщине. Зацикливался на сексе, на разрядке, но не на них. Было всё равно, а тут такие мысли. В ней нет ничего особенного. Сжимаю кулаки, до появления белых костяшек.
Никогда не брал женщин силой, да, наказывал, но не насиловал. Хотя своим войнам не запрещаю этого делать. Мужчины могут покрывать женщин на проигравшей им земле, распространяя своё семя. Они сами шли ко мне. Сами добровольно ложились в мою постель. Но здесь «никогда, слышишь? Никогда добровольно не лягу к тебе в койку», прокручиваю из раза в раз её слова.
Вспоминаю как разорвал её сарафан на спине, как увидел её нежную бархатную кожу и захотелось прикоснуться. Разозлясь ещё сильнее на свои мысли, отдёргиваю руку и отхожу на пару метров. Никто не посмеет так со мной разговаривать, тем более какая-то шлюха, доставшаяся мне в качестве подарка.
Хлыст соприкасается с кожей и я слышу «а..», её стон. Понимаю, что не от наслаждения, а от боли, но член дёргается в паху как она это произносит. А я вздрогнул. По ощущениям, словно ток прошёл по всему телу. Терпит, не умоляет прекратит. Останавливаюсь, когда вижу как стекает струйка крови по её коже.
- Будь покорной, Нунна, и ты не узнаешь, что такое настоящая боль, - вижу по глазам, что хочет меня препарировать. Видимо, я первый кто причиняет ей боль и последний, потому что никто больше к ней не прикоснётся кроме меня.
Ухожу, оставляя её последнюю реплику без ответа. Нет, Нунна, ляжешь. А у меня какой-то азарт просыпается. Боится и всё равно перечит, не подчиняется. Смотрит с вызовом. Если не сломается, зауважаю.
***
Уже все палатки собрали, готовят моего коня. Перевожу взгляд на свою палатку, вспоминаю Нунну. Маленькая, с округлыми бёдрами, с бархатной кожей, от которой пахнет цветами. От одного воспоминания, член опять встаёт. «Куусооммак» (1)- произношу вслух.
Занимает большую часть мыслей в моей голове. А есть ведь не решёная проблема. Асад. Из-за этой твари, паскуды казнили мою мать.
У отца было три жены и гарем наложниц. Такой же холодный, чёрствый, лишенный эмоций как и я, но до определённого времени. А точнее до определённый девушки. Она попала обманом к нему. «Непокорная, строптивая, гордая, непреступная»- как-то раз охарактеризовал мою мать, когда я у него спросил, запретив больше спрашивать о ней.
Когда-то отец и Асад (он младше отца на 10 лет) были товарищами, у которых были общие интересы в бизнесе. Было празднество и на нём Асад увидел мою мать. Зацепила она его, просил отца продать её. После этого случая- отношения их дали трещину. «То что наше-нашем и умрёт»- эту фразу с детства прививают мужчинам. Через несколько лет он выкрал её, я уже был рождён. Женщина опять прошла через все круги ада: издевательство, насилие, избиение, унижение. Это была месть, что не пошла с ним добровольно, когда была возможность, тогда на празднестве. Но он быстро потерял интерес и вернул обратно к отцу. Поломанную, ненавидящую всех вокруг. Отец не мог спустить с рук, то что он сделал. Это удар по чести, по достоинству, его самолюбию. Его наложницу украли, которая родила ему сына. Он никогда не показывал чувств к ней, но вскоре после её смерти, где шейх сам же перерезал шею моей матери, в излюбленном ею саду была высочена её статуя, окутанная синими розами. По этой статуи все поняли, что он любил женщину, которая родила меня. И с тех пор началась война между ними. А сейчас эта сука ещё и позарилась на мои земли. Ему выгодно будет их поиметь, потому что прибыльный торговый путь будет открыть для него. Не получит. Вырву глотку и вставлю обратно. Выпущу кишки тебе за мать, а потом обмотаю ими же.