Мягкие губы коснулись соска. Нуждающееся в ласке тело остро реагировало на поцелуи, дрожью выдавая наслаждение. Я прикрыла глаза. Губы опускались ниже, неторопливо прокладывали дорожку к пупку.
В тот вечер Вик рисовал языком узоры на моём животе, слизывал капли сливового вина, которые сам разбрызгивал по коже. Он опускался ниже, оставляя липкие следы на животе, а потом смоченные в алкоголе пальцы коснулись влажных складок. У меня вырвался протест: «Там же слизистые! Алкоголь впитается!». Вик раздвинул мои колени. Словами я сопротивлялась, но тело уже давно ему сдалось.
Язык, только что ласкавший пупок, надавил на чувствительную точку там внизу между бёдер. Ни слов, ни мыслей не осталось. С губ срывались только стоны. Он втягивал чувствительную кожу, описывал языком круги и восьмёрки, пока меня не накрыло землетрясением. Всё вокруг оставалось неподвижным, только я сама барахталась от сотрясающих волн оргазма.
Вик смотрел на меня с обожанием, довольный результатом своих трудов.
Я ощутила резкий толчок, зажмурилась и прогнулась в спине.
В тот раз Вик вошёл в меня полностью, медленно наращивал темп. Идеально, чтобы прочувствовать момент полного единения.
Один толчок сменялся другим, слишком резкие и быстрые движения. Я никак не могла привыкнуть и начать получать удовольствие.
— Помедленнее чуть-чуть, — прошептала я и накрыла ладонью крепкое плечо.
В ответ послышался шумный вздох. Движения замедлились, стали тягучими и более плавными. Да, то что нужно. Внизу живота скручивался тугой узел. Я подтянула колени и чуть шире раскрыла бёдра.
Никогда не забуду безумный блеск в глазах Вика. Гипнотический, не оторваться. Темп нарастал, узел оказался фитилём, который уже подожгли. Сердце бешено колотилось, выстукивало тревогу — совсем скоро всё бомбанёт.
Мощные толчки приближали желанную разрядку. В голове звучали слова Вика: «Ты моя. Только моя», пока я растворялась под ним. «Навсегда», — шептала я между поцелуями.
Я выгнулась ещё больше, позволяя взрывной волне меня накрыть. Мышцы расслабились и напряглись, так несколько раз. Не землетрясение, но хорошая разрядка. Толчок, ещё один, а затем стон:
— Дааа, бля!
Всё закончилось. Я ощутила на себе вес мужского тела. Тяжело дыша, открыла глаза. Тёмные кудри липли к коже, а голова Лёвы давила на грудную клетку. Нужно было немного потерпеть, всего две минуты, чтобы дать ему прийти в себя.
— Таша, как же с тобой хорошо, детка, — он снова потянулся губами к моему соску. Я не сопротивлялась, знала, ещё чуть-чуть и Лёва поднимется с кровати. Всего несколько секунд. Куда больше меня волновало предстоящее занятие у Станислава Вячеславовича. В медийном поле все знали его как известного дизайнера Стаса Вирмо. Он создавал образы для ковровой дорожки не только российским, но и голливудским звёздам. Самый сумасбродный преподаватель, которого мне доводилось встречать.
Лёва приподнялся на локтях и вышел из меня. Подождала ещё чуть-чуть, пока он снимет презерватив и проверит целостность резинки. Всё в порядке. Я схватила ночную сорочку и помчалась в душ.
Времени оставалось немного. Контрастный душ бодрил, помогая стряхнуть остатки послеоргазменной неги. В считанные секунды я нанесла тональный крем, провела по губам кисточкой с вишнёвым тинтом. В шкафу висел заранее подготовленный комплект: светлая блузка и длинная юбка с разрезом по бедру. Сумочка, ключи, телефон — вроде ничего не забыла. Бросила взгляд на часы и мысленно выругалась: в метро самый час-пик.
Лёва догнал меня в коридоре, из одежды он успел натянуть только трусы.
— Таша, подожди, я всё хотел поговорить.
— Ой, давай потом! Опаздываю, — я торопливо наклонилась, обувая туфли-лодочки.
— Я уже не первый раз собираюсь сказать, а ты всё убегаешь.
— Ну, да! Я быстро бегаю, даже на каблуках, — смахнула тыльной стороной ладони опустившуюся на лоб прядь волос.
— Подожди минуту, — Лёва исчез в спальне, а я мысленно начала отсчитывать секунды от предоставленной ему минуты.
Натянула на плечи синий плащ, но не успела запахнуться. Как только Лёва вернулся из спальни, он тут же упал на одно колено и протянул мне красную коробочку.
— Выходи за меня!
Я вцепилась в дверную ручку, чтобы устоять на ногах. Моргнула несколько раз. Хоть бы мне всё это померещилось: полуголый Лёва, красная коробочка и тоненькое кольцо с бриллиантом.
— Мы так не договаривались, — проворчала я. Он застал меня врасплох.
— Таша, Ташенька, я всё понимаю! — Лёва обнял мои колени, уткнулся носом в живот, — у меня такого ни с кем не было! Я и сам никогда не верил в эту чушь про судьбу, но это правда. У нас такой классный секс, ты тоже это чувствуешь? Мы понимаем друг друга без слов.
Боже, какую чушь он нёс. У нас ведь кроме секса ничего не было, а тут он замуж предложил выйти.
Я дёрнула за ручку и толкнула дверь.
— Потом, потом. Я опаздываю! — развернулась, чтобы не смотреть ему в глаза. — Как обычно, будешь выходить, просто захлопни дверь.
Последние слова я кричала, сбегая по лестнице. Через несколько пролётов я остановилась и прислушалась. Тишина. Хорошо, что Лёва не стал меня догонять. Наверное, гнаться за девушкой с кольцом — не в стиле крутого парня, которого он из себя строил.
Солнце было редким гостем в окружённом со всех сторон стенами дворе-колодце. Хотя бы с погодой мне сегодня повезло. Лучи отражались от полированных поверхностей зелёного мотоцикла Kawasaki, который Лёва оставил у подъезда. Мы несколько раз гоняли на нём по ночному городу. Глаза слезились от обдуваемого ветра, руки мёрзли, а сердце замирало от красоты света, что тонула в черноте каналов. Похоже, таким поездкам пришёл конец.
Лёва-Лёва, что же ты натворил?
Я воткнула в уши наушники, и звуки песни «А ты такая вообще» группы Марлины заглушили цокот каблуков по ещё не успевшему высохнуть асфальту.
— Ты представляешь, а потом он говорит «Выходи за меня»! Я чуть в истерику не впала. Как так можно было?! Нормально же встречались, всё проговорили и тут бац! — я ударила ладонью по деревянному столику. Он пошатнулся, и капучино выплеснулось из кружки прямо на мою блузку.
На такой случай я носила в сумочке салфетки с отбеливателем. Чем эмоциональнее я становилась, тем ярче проявлялась моя неуклюжесть. Официантка принесла несколько бумажных салфеток и вытерла капли кофе со столика. В этот час кофейню посещали только туристы, рабочий день уже начался, но для обеденного перерыва было слишком рано. Я затёрла пятно и перевела взгляд на Сергея, перед которым стояла уже пустая чашка эспрессо-шота.
— А я предупреждал, что свободные отношения — не для тебя.
— Это же не я, а Лёва вздумал жениться. Меня всё устраивало, а он… У тебя же с Миленой было что-то подобное? Ну, когда ты её бросил.
У нас не было друг от друга секретов. За почти три года жизни в Питере я не обрела друга лучше, чем он. По любому поводу я могла обратиться к Сергею: напиться до беспамятства, собрать шкаф, сходить вместе в кино на продолжение эротической драмы или поболтать о смысле жизни.
— Сколько лет прошло, а ты запомнила, — между его светлых бровей образовалась складка.
— Ещё бы я не запомнила! Я тогда Милену пыталась поддержать, как и подобает соседке по комнате. Она же меня на фиг послала.
— С Миленой сложно тогда было. Она влюбилась, хотя мы договорились не привязываться. Хуже всего, что я тоже влюбился, но не мог себе позволить эту связь. Привязанность противоречит моим принципам.
— Ого! До этого ты не рассказывал, что сам влюблялся, — я вытянула шею вперёд, желая услышать подробности, но на этом откровения Сергея закончились.
— А из нас бы получилась идеальная пара, тебе нужен только секс, мне тоже. Никаких сюрпризов с предложением руки и сердца! — улыбнулась я заговорщически.
— Ну, во-первых, — Сергей стрельнул в меня зелёными глазами и отзеркалил улыбку. — У меня не так много таких хороших друзей, чтобы променять тебя на секс. Это всё усложнит. А во-вторых, я не готов быть третьим лишним в твоей постели.
— В смысле?
— Ты всё ещё вспоминаешь Вика?
— Вот, чёрт! — я ударила себя по лбу. — Зачем я тебе только рассказала? Да, я не могу по-другому... И да, я беру сессии у сексолога, которого ты рекомендовал. Пока её советы не помогают.
Мы были достаточно близки, чтобы обсуждать интимную жизнь друг друга, но сейчас я впервые почувствовала неловкость. Сергей глянул на меня с сочувствием. Зря я ляпнула про «идеальную пару», секс испортил бы наши отношения.
— В конце концов, я могу последовать примеру Карла Лагерфельда. Отказаться от физической близости. Это не помешало ему записать себя в историю мировой моды, а может, наоборот — помогло.
— Ты же сама рассказывала, что у него был возлюбленный, который ушёл к Ив Сен-Лорану. Потом Лагерфельд объявил бойкот Ив Сен-Лорану, и всем, кто носил его шмотки.
— Дааа, — я тяжело вздохнула, Сергей умел предотвращать мои попытки самообмана.
— Возможно, платонические чувства были одним из источников его вдохновения. Ты же остро хочешь отказаться от любых чувств.
— Карл просто очень много читал, оттуда и черпал вдохновение.
В глубине души я догадывалась, что Сергей прав, но соглашаться с ним мне совсем не хотелось. Он видел меня насквозь, даже когда я не хотела к себе приглядываться.
Сергей оказался рядом в самый тёмный период моей жизни, понял и поддержал, а потом мы случайно встретились после переезда в Питер. На первом курсе я полностью погрузилась в учёбу, создала аккаунт в социальной сети с картинками и разрывалась между тем, как набрать подписчиков, успевать подрабатывать и не завалить учёбу, пока… меня не настигло выгорание.
Сергей помог вылезти из состояния «ничего не хочу». Был рядом не только как психолог, но и как друг. Я сомневалась в себе, в правильности решения учиться на дизайнера одежды, в наличии таланта. Мне требовалось отвлечься от учёбы, поэтому Сергей предложил регулярные встречи за чашечкой кофе.
Нашей традицией стало завтракать вместе. Моя учёба по средам начиналась с обеда, а Сергей не назначал сессии с клиентами на это время. Профилактика выгорания переросла в общение по душам. Это утро было только нашим, мы делились сокровенным и поддерживали друг друга. Подруг у меня так и не появилось, так что Сергей стал самым близким из тех, с кем я могла поговорить не по телефону.
Одним из этапов восстановления значилось: завести отношения, дать кому-нибудь шанс. Я не собиралась искать любовь, поэтому вариант серьёзных отношений сразу же исключила. Сергей говорил, что я ошибаюсь, но куда красноречивее был его собственный пример: успешная карьера и никакой привязанности.
С кислой миной он рассказал мне про свободные отношения, в которых было важно соблюдать технику безопасности: не влюбляться, не привязываться и не выносить друг другу мозг. Сергей считал, что женщинам такие штуки даются тяжелее, но я только фыркала в ответ.
Мне хотелось попробовать что-то новое. Сжечь воспоминания о Вике и просто забыться. Найти партнёра для отношений без обязательств оказалось несложно, куда сложнее было получать от этого процесса удовольствие. Первый опыт меня разочаровал. Второй тоже. Партнёры менялись, а желанной разрядки так и не наступало. Зато я убедила себя, что забыла Вика. Почти убедила, потому что встреча с Лёвой всколыхнула все воспоминания.
Мы познакомились в клубе, куда меня затащили одногруппники. Танцы в темноте, объятия с притягательным незнакомцем, разгоняющие кровь по венам поцелуи. Всё это было уже знакомо, и оттого только подогревало интерес. В полутьме клуба я легко могла представить, что вернулась в свои восемнадцать и Вик снова обнимал меня. Руки Лёвы не скользили по бёдрам, а настойчиво водили по ягодицам. Подобные мелочи переставали иметь значение, если заказать ещё один стакан виски с колой.
Парни обладали явным сходством — оба любили скорость. Вместо дрифта Лёва увлекался мотоспортом. После совместных поездок адреналин зашкаливал в крови, в таком состоянии было естественным бросаться в объятия друг друга.
Мы не обсуждали чувства, не строили планы. Приятное времяпрепровождение и ничего более. Лёгкость, физическая близость, удовольствие. Сегодня мои идеальные свободные отношения дали трещину. Лёва предложил выйти за него замуж.
Социальные сети пестрили кликбейтными заголовками: «Скандально известная певица дала интервью», «Алёна Ханучева впервые рассказывает о смерти сына и тюремном заключении мужа».
В ленте попадались отрывки интервью, где Алёна, облачённая в чёрное платье, сидела на широком диване, который, как я помнила, стоял в её гостиной. На вид она почти не изменилась, только цвет помады стал красным, до этого она красила губы ярко-розовым. Те же длинные светлые пряди, та же игривая улыбка. Давно мы не виделись.
— Итак, звёзды мои! Я приготовил для вас интересное задание! — услышав голос преподавателя, я быстро заблокировала телефон. Станислав Вячеславович ураганом ворвался в аудиторию, даже не захлопнув за собой дверь. Его спутанные смоляные пряди стояли торчком, а прямоугольные очки держались на самом кончике носа.
— Завтра у нас показ. Да, да! Никто не забыл? Вы готовили образы несколько недель, мы их обязательно оценим, — Станислав Вячеславович дотронулся до дужки между линзами и вернул очки на переносицу. — Но я подумал, что процесс обучения выстроен очень предсказуемо. Вы подготовили образы, покажите их на подиуме, получите заслуженные троички. Ладно, ладно, если вы меня удивите, то поставлю четвёрку. Но задание мы усложним, потому что настоящий дизайнер должен быть готов к форс-мажорам!
Станислав Вячеславович выскочил из аудитории через распахнутую дверь, и вернулся в то же мгновение, волоча за собой небольшую тележку наподобие той, что используют в супермаркетах. Она была доверху завалена мятой, перемешанной в одно разноцветное месиво одеждой. Я переглянулась с одногруппниками — на их лицах застыло недоумение, которое, вероятно, отражалось и на моём.
— Поиграем немного в «Проект Подиум». Для завтрашнего показа вы создадите новые образы. Мы за экологичное потребление, поэтому используйте вещи из секонд-хенда, чтобы создать шедевр.
Станислав Вячеславович взмахнул рукой, давая разрешение забирать вещи из корзины. Студенты медленно повставали со стульев. Стоило преподавателю добавить «кто первый успеет — того и вещь», как одногруппники ринулись к тележке. Расталкивая друг друга локтями, они набирали одежду так ревностно, будто это не вещи из секонд-хенда, а сумки Биркин.
Я подошла к стае коршунов, которая кружила над тележкой. Не глядя, я запустила руку в этот хаос, нащупала что-то гладкое и потянула на себя. Через пару ударов локтями справа и слева мне удалось выбраться из толпы и рассмотреть то, что оказалось в руках. Это была косуха — вещь стильная сама по себе, испортить её было проще, чем создать нечто достойное.
Я снова метнулась к корзине с вещами в надежде найти больше тканей, например, платье или комбинезон, которые можно было бы перекроить. Стая коршунов разлетелась по своим местам, посреди аудитории лежала опрокинутая тележка — внутри ничего не осталось.
— Быстро вы управились, мои звёздочки! — преподаватель снова поставил тележку на колёсики и перед тем как выкатить её из аудитории добавил. — Ах да! Не забудьте, что тема показа остаётся той же. Через вещь вам нужно рассказать историю.
Задание усложнилось.
Мой взгляд с тоской задержался на манекене, облачённом в платье, над которым я трудилась две недели подряд. Пошитое из креп-сатина с ажурными вставками из крупного кружева. Меня вдохновляла Коко Шанель, лишённая права на открытую скорбь по возлюбленному, она сшила маленькое чёрное платье и превратила личный траур в символ моды.
Кружева моего чёрного платья напоминали ветви дерева, которые символизировали потерю родного человека. Мятая ткань юбки напоминала моё детское творение: платье для куклы, сделанное из конфетных фантиков. Блестящие кристаллы, которыми я украсила подол, излучали свет, такой свет дарила мне бабушка, окутывая теплом и заботой.
Коко Шанель не одобрила бы ни страз, ни приталенного фасона платья. В своих работах она предпочитала просторные и прямые силуэты, комфорт и подражание мужскому гардеробу, но моё платье — было моей историей.
С грустью я перевела взгляд на трофей, что вытянула из ожесточённой битвы — кожаную куртку. На лацкане блестели металлические заклёпки, которые сочетались с молнией, что застёгивалась на правую сторону. Значит, куртка мужская. И как мне через мужскую куртку рассказать о своей утрате?! Я прикрыла глаза, а пальцами массировала виски. Думай, Таша, думай.
— Таша, у тебя машинка свободна? — ко мне подошла одногруппница, мы с ней толком не общались.
— А что?
— Можно я её возьму? Мне тут нужно прострочить, а моя сломалась. Вася обещал посмотреть, но ещё не добрался.
— Чего ты машинку будешь со стола на стол перетаскивать, — я встала. — Садись здесь. Я пойду пока погуляю. Всё равно в голову ничего не приходит.
— Таша, спасибо, спасибо большое! — защебетала она.
Помощь одногруппнице ничего не стоила, и я надеялась, что она когда-нибудь отплатит мне тем же. Девушка успела набрать целую гору вещей. Возможно, одно из платьев окажется ненужным, и она отдаст его мне.
Для Станислава Вячеславовича было неважно отсиживаем ли мы пары до конца, или задерживаемся до полуночи. Главное — выполнить задание. В поисках вдохновения я бродила по коридорам академии. Музейные залы напоминали школу волшебства, а не государственное учреждение. С трудом верилось, что мне удалось сюда поступить, исполнить детскую мечту и начать новую жизнь.
Сильнее всего меня привлекал Большой выставочный зал, выполненный в стиле итальянского палаццо. На коралловых стенах второго этажа галереи висели копии горельефа* Пергамского алтаря. Скульптуры отражали сцены борьбы Олимпийских Богов с гигантами. Я подошла к той части, где Афина схватила за волосы крылатого гиганта Алкония, оторвав от земли, что давала ему сил. Афина лишила гиганта бессмертия и вот-вот собиралась его убить. Лицо богини не сохранилось на гипсовой копии, но я была уверена, что её мимика не выдавала ни капли сожаления.
Страдальческая гримаса Алкония, молящие о пощаде глаза его матери Геи и гордо смотрящая вперёд победительница — Афина. Я снова вспомнила Алёну, на тех отрывках интервью, что мне попадались, она бойко отражала вопросы журналиста и указывала на неточности, когда он делал поспешные выводы.
Со временем ведение соцсетей стало ежедневным ритуалом. Всё начиналось с простых постов: поиски себя, переезд в Питер, поступление в академию. Потом я решила поделиться первыми работами, что-то шила для себя, а какие-то вещи создавала во время пар в университете. Неожиданно подписчица захотела купить топ, который я сшила. Это застало меня врасплох — я даже цену написать не могла.
Получив первые деньги, я превратила блог из хобби в работу — такую же важную и серьёзную, как моя учёба в академии. Первой целью, которую я поставила, стало съехать из общежития. Я загнала себя в жёсткие рамки: сняла квартиру и пыталась заработать на аренду следующего месяца. Не получилось, пришлось одолжить недостающую сумму у матери. Тогда я изменила подход. Просто шить одежду на заказ могли многие, а вот создавать дизайнерские вещи было не так просто. Я назвала бренд Таша Хеби, подняла цены, поставила всё на эксклюзивность и уникальный стиль. Ставка сработала, уже с третьего месяца я оплатила аренду самостоятельно.
За успех приходилось платить временем. Вот и сейчас гул голосов одногруппников мешал мне сосредоточиться, они сплетничали в ожидании показа, я же забилась в дальний угол и монтировала видео. Неудивительно, что за два года совместной учёбы я так ни с кем и не подружилось, у меня не оставалось времени на пустые разговоры.
Я обрезала начало и конец видео, в котором раскладывала цветные термозаплатки по столу, те самые, что купила в азиатском магазинчике. На втором кадре я показывала структуру ткани, напоминающую номакс. Когда мы с Виком встречались, он часто снимал кожаную куртку и отдавал её мне, потому что кожа сковывала движения во время вождения. Я придумала создать что-то среднее между косухой и гоночным комбинезоном. На следующем кадре я разрезала ножницами кожаную куртку в местах наибольшего натяжения, чтобы сделать вставки из второй ткани. Через эффект наложения добавила переход к следующему кадру, где пришивала термозаплатки. В конце камера запечатлела получившуюся работу с нескольких ракурсов.
Я сохранила видео и зашла в социальную сеть, чтобы его опубликовать. На главной странице значилось: «Таша Хеби. Дизайнерская одежда для свободных женщин».
Обычно я показывала женские образы, но для разнообразия контента решила поделится и этой работой. Пока видео загружалось на страницу, мне пришло новое сообщение. От недостатка откликов и комментариев я не страдала, ежедневно писали девушки, которым нравились мои работы, кое-кто из них тоже хотел стать дизайнером, кого-то вдохновлял мой образ жизни. Помимо спама от парней из Индии, был ещё один аккаунт без фотографий, который отправлял странные сообщения. Сама не знаю, почему я его до сих пор его не заблокировала, наверное, из-за имени «myTasha123». Он присылал бессвязные фразы, больше напоминающие шифр, я не пыталась разобраться в смысле написанного — читала и закрывала переписку. В этот раз сообщение в расшифровке не нуждалось, смысл пугал ясностью: «Я тебя найду».
Кондиционер будто врубили на минус двадцать, я съёжилась и заблокировала телефон, ещё не до конца понимая, что меня напугало. До показа оставались считаные минуты. Я подошла к юноше, который представлял мой образ. Рыжеволосый парнишка, с худым лицом и детскими чертами, учился в модельной школе, с которой сотрудничала наша академия.
Косуха висела на его плечах, и он всё время подёргивал ими, будто это могло снять напряжение, витавшее в воздухе перед показом. Ни внешностью, ни движениями он не был похож на Вика, что несомненно к лучшему. Я ещё раз поправила куртку перед выходом, раскрыла молнию чуть больше и одарила парня поддерживающей улыбкой.
— Пора начинать, мои звёздочки! Вы сделали всё, что могли, а теперь — в зрительный зал! — Станислав Вячеславович голосом гнал нас, а жестами расставлял моделей в порядке их выхода.
Места в зале быстро заполнялись: кто-то сел группой, кто-то встал за задними рядами, даже не пытаясь найти свободный стул. Негромкий гул голосов, шорохи и скрежет передвигаемых стульев. Почему никто не включил расслабляющую музыку перед показом? Несколько раз я находила стул, но кто-то садился на него быстрее меня. Наконец, взгляд зацепился за свободное место в середине третьего ряда. Я пробралась туда и с облегчением выдохнула.
Приветственные слова Станислава Вячеславовича я не слушала, сердце замирало от мысли, что совсем скоро мой образ появится на подиуме и все собравшиеся увидят его. После фразы «готовьтесь увидеть истории, которые расскажут вам наши студенты» свет погас, и на секунду зал погрузился во тьму.
Софиты вспыхнули над глянцевым подиумом, и громкая музыка взорвала тишину. Под ритмичные биты модели выходили друг за другом, демонстрируя наши образы. Я разглядывала творения одногруппников, поражаясь их смелости и находчивости: джинсовый комбинезон превратился в купальник, а худи в дерзкое платье.
Сердце болезненно сжалось, когда на мгновение мне показалось, что на подиуме мелькнуло моё чёрное платье. Маленькая чёрная скорбь, которая так и не дождалась своего выхода. Это платье снилось мне ночами: я видела, как оно оживает под светом прожекторов, как излучает элегантную печаль, как притягивает взгляды. Жаль, что Станислав Вячеславович в последний момент изменил задание.
Мурашки пробежали по спине, и я почувствовала на себе чей-то давящий взгляд. Оглянулась, но никого не заметила. Ощущение настойчивого взгляда сохранялось, щёки пылали, а кончики пальцев подрагивали. Я обернулась и снова попыталась в полутьме зала рассмотреть зрителей. Никого знакомого. Это всего лишь волнение, и я должна его усмирить.
Наконец, я заметила на подиуме косуху: лучи софитов отражались от неидеального рисунка кожи, яркие нашивки контрастировали с основными цветами – чёрным и серым. Парень шагал плавно, но смотрел дерзко, будто бросал вызов залу. Удивительное перевоплощение! Его выход завершал показ, раздались аплодисменты, и Станислав Вячеславович вернулся на сцену:
— Напоминаю, что это был показ студентов академии, а сейчас я приглашаю на сцену наших дизайнеров. Одарите их хорошей порцией аплодисментов!
Одногруппники повскакивали с мест, и я последовала их примеру — попыталась протиснуться к выходу на подиум. Стулья стояли слишком близко друг к другу, приходилось наступать на ноги зрителем и постоянно извиняться. Уже у прохода я зацепилась за чей-то портфель. В сотый раз извинилась, чувствуя, как горят мои щёки. Дальше путь был свободен, и я двинулась по нему к подиуму.
Свет софитов бил в глаза, но я старалась держать их открытыми и улыбаться. Я должна блистать в моменте славы, которую заслужила. Кожа горела от кончиков ушей до пальцев ног. Интуиция шептала, что это не просто реакция на стресс, я вертела головой и улыбалась. Мы поклонились зрителям и отправились за кулисы. Станислав Вячеславович пообещал разобрать каждый наряд на занятиях и выставить оценки, а на сегодня мы были свободны.
три года назад, Владивосток
Раньше я была другой. Верила, что любовь и упорство помогут спасти близкого человека от неизлечимой болезни. С четырнадцати лет я регулярно заходила на медицинские сайты и читала энциклопедии. Засыпала и просыпалась с мечтой поступить в медицинский университет во Владивостоке, там шли исследования нового лекарства от болезни Альцгеймера. Это был мой шанс спасти бабушку.
Во Владивостоке я оказалась одна: ни знакомых, ни родных. Я обрадовалась, когда студенческая подруга матери взяла меня под своё крыло. Алёна открыла мне дверь в мир богемных тусовок и познакомила с семьёй. Её муж Игорь управлял заводом по производству БАДов. В этом деле ему помогал младший сын — Кирилл, добрый и приветливый на первый взгляд парень, который оказался монстром. Посчитав меня легкодоступной, Кирилл напал… а Вик защитил. Он старший сын Алёны и моё наваждение.
Изо всех сил я избегала отношений с ним, но не смогла совладать с чувствами. Вик стал для меня слишком важным, и я подпустила его так близко, что он смог разрушить мою жизнь.
В ответственный момент Вик просто не пришёл на научную конференцию, где мы договорились впервые появиться вместе. Весь учебный год я готовилась к этому выступлению и была уверена в докладе. Хоть мне не нужна была поддержка Вика, я рассчитывала на неё.
Вечер мы провели вместе, а утром он так и не объявился. Звонки и сообщения оставались без ответа. Я волновалась за любимого сильнее, чем за доклад, который должен был стать моим пропуском в научную группу и единственным способом помочь бабушке. Тогда я ещё надеялась, что у меня получится её спасти.
После конференции я помчалась к Вику, тревожась за него, представляя худшее, но он оказался в полном порядке. Заперся с какой-то девицей и просто не отвечал. Он вышел только для того, чтобы бросить мне в лицо: «Между нами всё кончено». Захлопнув дверь, Вик оставил меня одну — раздавленную и опустошённую.
В тот же вечер я узнала о смерти бабушки, которую так хотела спасти. Мир окончательно рухнул. Позавчера моя жизнь казалась идеальной: я готовилась к выступлению и рассчитывала получить место в научной группе, меня поддерживал любимый мужчина и бабушка была жива.
Вик порвал со мной без объяснений и лишних разговоров.
В моменте я не знала, что ему сказать, как отреагировать. Спустя несколько дней я чувствовала злость. Она затапливала всё, выходила из берегов и стирала границы дозволенного. Мне нужно было снова поговорить с Виком, высказать все бранные слова, вылить ярость, что жгла изнутри.
Дрожащими пальцами я жала на звонок у калитки, но мне её никто не открывал. На улице только начинало темнеть, а из окон второго этажа уже горел свет. Вик был дома, только в этот раз даже на порог меня не пускал. Самоконтроль иссяк, а эмоции бурлили внутри, не давая просто развернуться и уйти.
Я схватилась за металлические прутья забора, упёрлась ногой о кованый вензель и полезла наверх. Один шаг, второй. Каждый раз я подтягивалась чуть выше. Мне было не впервой лезть по этому забору. В прошлый раз рядом стоял Вик, готовый меня поймать, если я сорвусь. Удивительно, как сильно я ему доверяла.
Спрыгнув на мягкую землю, я осмотрелась, во дворе ничего не изменилось: ни собак, ни охраны. Я поспешила к дому, только ступала не по вымощенной брусчаткой дорожке, а по газону рядом. Будто так моё присутствие стало бы менее заметным.
Я замедлилась у гаража, который занимал почти весь первый этаж. Его ворота были открыты. Может, Вик внутри? Лучше пойти туда, чем на крыльцо, с которого меня недавно выставили.
Солнечные лучи почти не попадали внутрь. Подсвечивая дорогу фонариком на телефоне, я осмотрелась. Увидела зелёный Скайлайн и автомобиль для соревнований — Снежинку. Обе машины были заперты, вокруг никого. Я знала, что в глубине гаража находилась лестница в гостиную. Однажды Вик нёс меня на руках наверх, это казалось таким романтичным. Тогда я была счастлива, а сейчас я поднималась по тем же ступеням, раздираемая обидой и злостью.
Дверь без особых усилий открылась, я переступила порог и зашла в дом. Когда-то я мечтала, что мы будем жить здесь вдвоём. Теперь я словно воровка пробралась внутрь.
— Вик! Ты дома?! — крикнула я как можно громче.
Боже, что я творила? Сначала незаконно проникла, а теперь сама об этом сообщала. Вик будет в ярости. Хотя у него не получится причинить мне больше боли, чем ту, что он уже причинил.
Камин в гостиной потух, внутри остались обугленные поленья и зола. Казавшийся белым ковёр при свете закатного солнца отдавал желтизной. Не снимая кроссовок, я прошла прямо по нему. Вчера Вик осквернил это место, притащил какую-то девицу.
Я замерла от неожиданно озарившей мысли: «Что если это был не первый раз? Что если он приводил сюда других, пока мы ещё встречались?».
В топку моей ярости полетели новые поленья, голос срывался от злости, пока я снова звала Вика. Он не откликался. Я ураганом неслась по дому, сметая всё на своём пути. С улицы я видела свет, он, должно быть, горел в кабинете. Я помчалась туда. Ворвавшись кабинет, Вика я там не обнаружила. На массивном столе из красного дерева лежала книга в кожаном переплёте, золотыми буквами на ней сверкало название «Гамлет». Я смела книгу со стола. В перерывах между тем как спать с другими девушками он умудрялся ещё и читать! Следующей под руку попалась стеклянная статуэтка лягушки. С неё всё началось. Вик тогда забрался ко мне в спальню. Я защищалась и кинула в него похожей статуэткой. Замахнулась и со всей силы бросила её на пол. Лягушка ударилась о паркет и разлетелась на осколки. Они блестели на полу, словно кристаллы, и от их света на душе стало чуточку ярче. Один из кусков стекла был мутным и не блестел, я наклонилась, чтобы его рассмотреть. Среди осколков лежала прямоугольная флешка из пластика. Наверное, она зацепилась за статуэтку или изначально была к ней приклеена. Недолго думая, я сунула флешку в карман. Если на ней что-то важное, Вик будет стоять передо мной на коленях, умоляя её вернуть.
Я перешагнула через осколки и покинула кабинет. Заглядывала в гостевые комнаты, ванную, но Вика нигде не было. Оставалась только его спальня. Комната погрузилась в полумрак, тени падали на аккуратно застеленную покрывалом кровать. Я уже собиралась уходить, когда взгляд скользнул по полу. Вик лежал на паркете рядом с кроватью. Я включила свет и кинулась к нему, до конца не понимая, что произошло. Может, он свалился с кровати во время сна.
— Вик! Что с тобой? Просыпайся! – я трясла его за плечи.
Он меня не слышал, его веки так и остались сомкнутыми. Липкая на ощупь кожа была бледнее обычного, а на губах проступил синеватый оттенок. Я наклонилась к нему, пальцами искала сонную артерию, а ухом слушала дыхание. Получилось не сразу, но с третьей попытки мне удалось почувствовать слабый пульс. Вик ещё жив.
Телефон выскальзывал из рук, голос не слушался, пока я вызывала скорую помощь.
Диспетчер узнала адрес и попросила описать состояние Вика, уточнила величину зрачков. Я оттянула веко и заглянула в тёмно-коричневую радужку, в центре которой едва можно было разглядеть маленькую чёрную точку. И мне, и диспетчеру стало всё понятно. Звонок завершился обещанием приехать как можно скорее. Я выпустила телефон из рук и начала сильнее трясти Вика за плечи.
— Как же я тебя ненавижу! Ты же мне обещал, ты же мне обещал больше никогда не принимать…
В ответ голова Вика безвольно качалась из стороны в сторону. Я снова проверила слабый пульс. По щекам потекли слёзы, которые я даже не пыталась остановить. Они капали на чёрную футболку Вика, и я окончательно теряла рассудок.
— Я не могу потерять ещё и тебя. Пожалуйста, живи.
Стало совсем неважным, что Вик бросил меня. Всё, чего я хотела — снова увидеть его улыбку, пусть даже улыбаться он будет уже не мне. Как в сказке, где настоящая любовь сильнее смерти, я оставила поцелуй на его холодных губах, провела пальцами по бледным щекам. Сердце рвалось на части от мысли, что этот поцелуй может стать последним. Нет, нет. Приди ко мне дьявол, я бы пожертвовала всем, взамен на жизнь Вика, но реальность была суровее вымысла. Вик не оживал.
В этой главе и далее упоминается несуществующий фармацевтический препарат. Его химические свойства, структура и способ изготовления — художественный вымысел.
У Марины везде были связи. Она обладала даром — быстро заводить новые знакомства и договариваться о сделках. Два дня назад я поступилась совестью и предала Галю, чтобы Марина договорилась о моём выступлении на конференции.
Возможно, срок действия благосклонности Марины ко мне ещё не истёк, потому что она снова согласилась помочь. Благодаря ей я попала в больницу, где лежал Вик. Марина дружила со студенткой старших курсов, подрабатывающей медсестрой в реанимации.
— Если спросят, скажи, что практикантка, сама напросилась в ночную смену дежурить, — наставляла меня медсестра, пока я натягивала свободные штаны хирургического костюма. — И всё же постарайся врачам на глаза не попадаться, если увидишь кого, схвати там тряпку, начни пыль протирать или утки носить. Без дела в общем не стой.
Я кивнула, беспрекословно запоминая все инструкции. Кивок получился резкий, дёрганный, точно отражающий напряжение во мне.
— Как закончишь, вернёшься в сестринскую. Переоденешься, и хиркостюм здесь повесь, — медсестра провела ладонью по спинке деревянного стула.
В этой комнатке медицинский персонал не только переодевался, но и отдыхал. На столе пыхтел чайник, вокруг стояли две кружки с недопитым кофе. Напротив дивана бурчал старенький телевизор, который никто не смотрел. Комната была общей, никакого разделения на мужскую и женскую раздевалку. Мне повезло переодеться, пока в сестринскую никто не зашёл.
Над входом в отделение висела широкая табличка, издалека читались белые буквы на синем фоне: «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Медсестра открыла мне дверь, пропуская в отделение, где от яркого света ламп слезились глаза. В нос ударил запах антисептика и мочи.
— Твой пациент в отдельном боксе лежит. Между первой и второй палатой, — она махнула рукой, указывая путь через просторную комнату, совсем непохожую на привычную палату. В ней находилось десять коек, возле каждой стояли пластмассовые столики на колёсиках и мониторы. Тишину разрезало пиканье приборов и монотонный шум висящих на потолке ламп. Я старалась как можно быстрее пересечь палату, не смотреть на спящих под белыми простынями пациентов. Они же спят? Или все без сознания?
Между первой и второй палатой располагались две комнаты, с огромными стёклами. Не заходя внутрь, можно было наблюдать за пациентами и видеть показания на мониторе. В одной из них лежал Вик.
Его обнажённую грудь наполовину прикрывала белая простыня, к коже были приклеены разноцветные датчики, провода от которых тянулись к монитору рядом. Я подошла ближе, старалась ступать по кафелю как можно тише, страшась потревожить Вика. Села на пластиковый стул рядом с кроватью и только тогда позволила себе глубоко вздохнуть. Вик не открывал глаз. Ещё несколько секунд я прислушивалась к пиликанью экрана, который рисовал зелёные зигзаги.
— Вик, я рядом, — пальцы коснулись прохладной ладони. Я взяла его руку, стараясь согреть своим теплом. Он не проснулся, только его пальцы чуть плотнее обхватили мою ладонь.
— Он в коме, — медсестра встала за моей спиной. — Не приходит в сознание, кома один.
Я смутно помнила степени комы, но кивнула так, будто всё поняла.
— Это твой парень?
— Бывший, — в горле скопилась вязкая слюна, каждое слово давалось с трудом.
— Оооо, — протянула медсестра. — Может, и хорошо, что бывший. Дело с ним плохо.
— В смысле?
— Налоксон* не помогает. Не работает. Была у нас пару недель назад такая же пациентка, в баре чего-то перебрала. Врачи даже понять не могли, что с ней такое. Не выкарабкалась она в общем.
*Налоксо́н — антагонист опиоидных рецепторов, применяется как антидот при передозировках опиоидов.
Биение сердца отдавалось в висках, в глазах потемнело. Я сильнее сжала ладонь Вика, чтобы не грохнуться в обморок. Глубокий вдох, медленный выдох. Темнота отступила, но сердце ещё бешено колотилось.
Я злилась на Вика. Он же обещал, что больше не станет ничего принимать. Получается, все его обещания оказались ложью. Вик сам себя угробил. Мне жалко, но не его, а… себя. Во мне ещё теплилась надежда, призрачный шанс, что мы снова сможем быть вместе. Поступок Вика доказывал — он такой надежды не питал.
Я чувствовала полный жалости взгляд медсестры, специально не поворачивалась к ней, не желая, принимать сочувствие. И без этого я чувствовала себя жалкой.
Из общей палаты раздались громкие возгласы. Я обернулась и через стёкла бокса увидела, как Игорь и Алёна зашли в отделение. Медбрат преградил им путь, что-то объясняя.
— Всё нормально, пацан. Я с главврачом договорился. Где Ханучев лежит? — Игорь положил ладонь на плечо медбрату. В ответ тот мотал головой.
Алёна стояла рядом, оглядывалась по сторонам и вздрагивая от громких возгласов Игоря. Медбрат развёл руками и пропустил Ханучевых в отделение.
— Они не должны меня увидеть, — я вскочила со стула.
Медсестра недовольно нахмурилась.
— Давай в соседний бокс, там посиди, — она открыла смежную дверь, и я юркнула туда. Присела на корточки у стены, чтобы через окно между боксами меня не было видно. Медсестра осталась стоять рядом с кроватью Вика.
Послышалось стучание каблуков.
— Всё так же, — скулила Алёна, шмыгая носом.
— Оставьте нас одних, — низкий голос Игоря, вероятно, обращался к медсестре.
После хлопка двери они снова заговорили.
— Это ты… это ты во всём виноват! Ты мне обещал, что не тронешь Витю, ты обещал. Только из-за этого я с тобой не развелась.
Алёна говорила как обезумевшая. Возможно, так оно и было. Ни разу не слышала, чтобы она звала Вика именем, которое ему не нравилось. Или же она просто знала, что он её не услышит.
— Я-то здесь при чём? Я его что ли отравил? Это ты своего Валентина благодари! Он эту дрянь придумал. Тебе самой-то совесть не жмёт?