Ты в моих руках

Пролог+Глава1

В те времена, когда мир еще помнил свое величие, нас называли «Руями» — Видящими Нити. Мы были плотью от плоти этого мира, рожденными от соития двух противоположных начал, двух богов, чей союз подарил земле не просто жизнь, а ее смысл. Мы были духами истоков. В наших грудях пылало бессмертное пламя любви, а в жилах пульсировал звездный свет, серебрящийся, словно лунный ручей в полночь.

Смертные падали ниц, умоляя нас о капле исцеления, а короли... короли желали нас пленить, видя в нашей силе лишь самый дорогой инструмент для своих тронов.

Создатели, даровав нам власть над нитями жизни, совершили лишь одну, роковую ошибку. Они сотворили нас для созидания, но забыли дать нам щит. Оставив нас беззащитными перед ненавистью, они обрекли своих детей на погибель.

Десять тысяч лет назад мир был иным. Руи рождались каждое полувека: среди лесных эльфов, в семьях суровых северян или в подгорных королевствах. Мы были связующим звеном, золотой нитью в полотне мироздания. Но жадность — болезнь, перед которой бессильны даже боги.

Началась Великая война. Поля покрылись телами невинных, монархи захлебывались собственной кровью, а Руи... Руи умирали в золотых клетках. Алчные правители заковывали нас в кандалы, наивно полагая, что вольная птица станет петь в неволе. Они не понимали: Руи не умеют сражаться. Мы умеем только любить и отдавать. В тесноте темниц и под тяжестью цепей мы испускали свой последний вздох, и с каждым умершим Видящим мир терял частицу своей души.

Боги не стали карать людей громом. Они просто забрали у них нас. И тогда началась долгая, мучительная агония земли.

Магия уходила не сразу — она вытекала по капле, как жизнь из глубокой раны. Сначала сократилось долголетие. Те, кто раньше исчислял свои годы веками, теперь едва доживали до восьмидесяти. С каждым новым поколением существа рождались всё более слабыми, лишенными той искры, что делала их легендами.

Я видела старого дракона в южных горах. Когда-то его предки пронзали облака, принимая облик прекрасных юношей и мудрых дев. Теперь же это был лишь огромный, усталый зверь, чьи крылья едва держали его в воздухе. Я видела тех самых юношей и дев, что должны были парить в облаках, но с тоскою смотрели на небо. Лишь несколько едва заметных чешуек на их запястьях — тусклых, как старое серебро — напоминали о былом величии их расы. Мир разделился. Те, кто должен был быть един в двух обличьях, стали чужими друг другу: немые звери и бескрылые люди, чьи нити жизни истончились до предела, ожидая того, кто сможет связать их вновь.

Двуликие тоже пали. Их связь с внутренней сущностью истончилась. Звериная натура больше не отзывалась на зов луны, превратив гордых хищников в бледные тени самих себя, запертых в человеческом обличье.

Мир привык к своей серости. Он научился существовать вполсилы, вполголоса, надеясь лишь на то, что где-то там, за завесой небес, Боги всё же сжалятся над грешными душами и позволят нитям вновь засиять.

— Фрея! — звонкий голос сестры разрезал тишину леса, вырывая меня из оцепенения.

Я продолжала методично, капля за каплей, собирать росу. Солнце стояло в зените, заливая светом нашу поляну. Цветочное море, которое мы когда-то посадили вместе с мамой, колыхалось под легким бризом. Наш мир здесь, у кромки леса, казался почти прежним, если не знать, как сильно он истончился за пределами этой долины.

Лес здесь рассекал водяной поток. Весной он превращался в неистовый ручей, ворочающий камни, о которые так легко споткнуться. Я опустила ладонь в прохладную воду и блаженно прикрыла глаза. Жизнь в этом маленьком ручейке всё еще кипела, и я чувствовала ее кожей. Я ощущала каждую рыбешку, борющуюся с течением; свирусу, замершую в камышах; бобров, чьи плотины безжалостно сносило бурным потоком. Глубже в чаще я «видела» забившегося в нору зайца и старого медведя, рыскающего в поисках добычи. Мой угрюмый косматый друг... подружиться с ним было почти невозможно, но любовь к меду предала его свирепость.

Все они — травинки, звери, цветы — тянулись ко мне невидимыми золотыми нитями. Я улыбнулась, чувствуя, как природа отдает мне себя, а я в ответ наполняю ее силой, способной возродить целую деревню. Из моих ладоней вырвалось мягкое сияние, чудным узором ложась на поверхность реки.

— Фрея! — снова этот крик. Я поморщилась.

— Если никто не умер, то я не понимаю, какого Аарха ты так взволнована? — я обернулась, встречаясь взглядом с Сеэей.

Сестре едва исполнилось пятнадцать, и сейчас ее глаза были полны неподдельного ужаса. Она затараторила, сглатывая слезы: — Там письмо... С гербом правящего рода! Мама велела звать тебя немедленно! Она захлопала ресницами, и в ее голосе прорезался страх: — Тебя забирают? Тебя хотят пленить, как в тех страшных сказках?

Я медленно поднялась с колен. Изумрудное шифоновое платье, мягко облегавшее тело, коснулось сочной травы. Я откинула назад непослушные рыжие кудри, лезущие в глаза. Корзину с собранной росой за мной покорно тащили белки. Гордые, пронырливые зверьки были наказаны — пусть радуются, что за разбитые колбы с вековыми зельями я лишь заставила их работать, а не пустила на воротник.

Золотое сияние на воде медленно гасло, но внутри меня разгоралось холодное пламя. Герб правящего рода. Значит, легенды не лгали: короли всегда чуют силу, даже если она прячется в лесной глуши. Десять тысяч лет забвения подошли к концу, и вольная птица снова увидела перед собой тень золотой клетки.

— Я разве похожа на ту, кого можно забрать против воли, а, хомяк? — я с усмешкой потрепала сестру за пухлые щеки.

Для своего возраста Сеэя была немного упитана. В её годы я была точно такой же, но матушка-природа со временем берет свое. Год-два, и девчонку будет не узнать.

Маму я нашла в общем зале. Она стояла неподвижно, спина ровная, а рыжие волосы спадали по плечам настоящим водопадом. Легкое платье лилового оттенка прекрасно сочеталось с её глазами цвета аметиста. Губы были сжаты в твердую линию, в то время как взгляд лихорадочно бегал по строчкам письма. Вокруг неё сидело еще несколько женщин — старейшины нашего круга.