Тянет к тебе

1. Анжелика

Прикладываю к щекам холодные, влажные ладони, разглядывая свое отражение в зеркале.

Умыться — не помогает.

Мой взгляд такой же тускло-усталый, а виски ломит ноющей головной болью.

Нет, надо ехать домой. Лида поймет. В конце концов здесь тусует еще примерно сотня человек, желающих весело отметить ее девятнадцатилетие.

А вот для меня остаться ночевать в загородном доме Тихих и продолжить наблюдать, как Богдан Фоменко празднует наше с ним расставание — это отдельный вид мазохизма.

И пусть я сама инициировала наш разрыв.

Но...Боже...!

Это было меньше недели назад и... Он плакал! Плакал, блин, умоляя меня передумать! Давил на то, что мы вместе уже больше года, и что он безумно любит меня. Вспоминал лучшие моменты, сыпал миллионами обещаний. Хватал за руки, пытался обнять так пылко, что в какой-то момент я даже испугалась, что он применит силу, но это был лишь миг. Фоменко моментально отпрянул, поняв, что перегибает, и весь поник и почернел, словно из него высосали душу.

Мне было так его жалко!

Все-таки Богдан стал близким мне человеком, по крайней мере я так его воспринимала. И расстаться с ним я решила не на фоне измен или ссор, а потому что не чувствовала к Фоменко даже капельки той любви, о которой он говорил. Привязанность, симпатия — да, но не более того.

И я устала уговаривать себя, что это изменится.

Как можно изменить тот факт, что ты не хочешь касаться? Не испытываешь этой потребности? Что тебя раздражает его смех или то, как он водит машину и обращается к официантам, как?!

Но ведь Богдан не был в этом виноват. Он выглядел переломанным моим решением, и я ощущала себя такой бездушной, жестокой стервой в тот момент, что у меня даже поднялась температура. Я реально свалилась на пару дней из-за чувства вины. Мне кошмары снились, как он ревет, цепляясь за мою юбку.

Я все думала, что, может быть, я не права. Может стоит действительно дать ему шанс, еще один...

Ведь у нас все было неплохо по сути. Ровно. А он меня так любил. По его словам...

Вот только оказалось, что это всего лишь слова, не имеющие с реальностью ничего общего.

Иначе как объяснить тот факт, что сейчас пьяный Фоменко с зоне СПА активно пытается трахнуть на глазах у всех какую-то белобрысую из параллельного потока?!
И я давно не помню, чтобы он выглядел таким счастливым идиотом!

Какая мерзость... Вот и верь после этого в любовь.

Нет, я не против, чтобы Богдан кого-нибудь нашел и был счастлив, я только "за".

Но ведь не прошло и недели!

Я чувствую себя обманутой, преданной. Ревность шипящей змеей поднимает голову. Богдан не был мне безразличен. Я тоже переживала наше расставание, да и так долго считала его своим. И, как бы тупо это не звучало, моя задетая гордость обиженно поднывает при виде Фоменко, который похож не на отвергнутого влюбленного, а на отматавшего срок и бурно отмечающего свою новую жизнь зэка.

Я держусь из последних сил, чтобы не подойти к активно обменивающейся слюной парочке и не вытрясти из Богдана признание, что все, что он говорил мне о своих чувствах, было ложью. Что он мне врал, что он лицемер.

Ведь, если любишь, это не должно проходить за неделю. Я хочу услышать это, потому что иначе моя картина мира трещит по швам.

Но я понимаю, насколько это глупо — пытаться поговорить с Фоменко теперь о нас, и потому вижу только один выход — сбежать отсюда и не смотреть дешевое, пошлое представление в его исполнении.

А если оно рассчитано только на меня, то я тем более не вижу смысла участвовать в этом фарсе. Пусть совокупляется себе спокойно, не отыскивая меня глазами в толпе зрителей.

Пока что для нас двоих слишком тесен даже огромный, смахивающий на дворец загородный дом Тихих.

Обновляю блеск на губах и выхожу из ванной комнаты с твердым намерением найти Лиду Тихую, мою лучшую подругу и сегодняшнюю именинницу, извиниться и предупредить, что ночевать я не остаюсь.

Когда я уходила в туалет освежиться, Лида с девчонками из нашей группы отплясывала на террасе, но сейчас их там нет. Подтверждаю вызов такси в приложении, а затем набираю Лиде, чтобы выяснить, где она. Но трубку ожидаемо никто не берет. Вокруг слишком шумно и весело для того, чтобы следить за гаджетами.

Устало вздохнув, отправляюсь на поиски подруги. Это не самая простая задача, так как особняк Тихих огромен. И он битком. Большинство лиц я даже не узнаю. Не уверена, что и сама Лида сможет назвать их поименно, хотя она — самый общительный человек, которого я знаю. У нее сотня друзей и миллион знакомых, и по ощущениям все они сейчас набились в ее загородный дом.

Родители сделали Лиде на девятнадцатилетие лучший подарок из всех возможных. Уехали в другую страну и оставили их с братом одних. Так что останавливать эту вакханалию совершенно некому.

— Привет, Лиду не видел? — торможу Макса, лучшего друга Лидиного брата.

— Э-э, нет, — Колобов с трудом фокусирует на мне мутный веселый взгляд. Затем его полные губы растягивает ленивая улыбка, а правая рука тянется к моим волосам, — Эй, кудряха, пошли лучше с нами. Мы с пирса прыгать. Голышом. Уверен, тебе пойдет, — играет бровями, дергая меня за вьющийся локон.

Идиот.

Бью его по наглой лапе и отшатываюсь подальше, чтобы снова не достал.

— Зато тебе точно не пойдет, Колобов, — фыркаю, озираясь по сторонам в поисках блондинистой Лидиной макушки, — Боюсь, от вида твоей тощей задницы психологическую травму получу.

Парни, окружающие Макса, ржут, пихая его в спину.

— Да пошла ты, — беззлобно тянет Колобов и отворачивается, переключая внимание на более покладистую девицу, висящую на его локте.

Я на его "пошла" тоже ни капли не обижаюсь, потому что это давно устоявшаяся манера общения между мной и придурками - друзьями Лидиного старшего брата — предводителя всех местных придурков его величества Яра Тихого.

Вот кто бы одним "пошла ты" точно не ограничился и затеял перепалку минут на двадцать. Не знаю, чем именно я его так триггерю, но у него будто глаза кровью наливаются, стоит меня увидеть. Хорошо, что пересекаемся мы не так уж часто. Иначе дружить с Лидой я бы просто не смогла.

2. Анжелика

— Какого хрена?! — покачнувшись, взвизгивает Люба Малевич, на глазах превращаясь в пунцовый помидор. Она нервно проводит пальцами по светлым волосам и одергивает подол опасно короткого платья, — Стучать не учили?! — сверлит меня враждебным взглядом, в котором в термоядерном коктейле смешались испуг, вызов и самодовольство.

Так смотрит, будто я должна завидовать, что Яр засунул ей в рот свой язык... Пф-ф-ф!

Мне становится смешно. И немножко противно.

Я конечно всегда знала, что Лидин брат — мудак, но не догадывалась, что настолько. Пытаться тайком облапать больную любовь своего друга — это бесспорно сильный поступок!

Впрочем, мне плевать и пора домой.

— Все, ушла! Грешите дальше, — я вскидываю руки вверх, будто сдаюсь, и разворачиваюсь на пятках, захлопывая за собой дверь.

Но смыться не получается...

— Стой! — рыкает Яр мне в спину. Так грозно, что я лишь прибавляю шаг, — Кудрявая!

Грохот распахнутой двери, быстрые тяжелые шаги позади...

— Отстань! — бросаю, не оборачиваясь.

— Анжелика! — раздается злой окрик у самого моего уха. Мужские пальцы до будущих синяков впиваются в мой локоть, а затем бесцеремонно дёргают на себя, — Поговорим, — цедит Тихий, рывком заталкивая меня комнату Лиды.

От возмущения я захлебываюсь воздухом. В спальне подруги темно, но наши с Яром глаза, встретившись, бешено сверкают так, что, кажется, подсвечивают лица.

— С чего ты взял, что имеешь право меня хватать? Пусти! — шиплю я, дергая на себя локоть в попытке освободиться.

Вместо этого Яр делает шаг в мою сторону и практически впечатывается торсом в мою грудь. Кожу лица опаляет его горячим дыханием и мне приходится задрать голову вверх, чтобы не разорвать зрительный контакт. Судорожно сглатываю...

Он... Вдруг слишком близко.

И мои колени слабеют под воздействием тревожной теплой волны, прокатившейся по телу. У Тихого тяжелая, плотная энергетика, очень мужская — невозможно не реагировать. И это еще один повод держаться подальше от него, напоминаю себе.

— Пусти, — повторяю полушепотом, с трудом выдерживая его горящий, до наглости прямой взгляд.

Пальцы Яра на миг впиваются в мою кожу крепче, а затем он все-таки отпускает. Тут же делаю от него шаг назад, потирая локоть. Там словно ожог. Яр косится на мою руку, подмечая этот жест. По впалым щекам перекатываются желваки, и он снова смотрит на меня в упор исподлобья, пряча свои ладони в карманах джинсов.

— Ты ничего не видела, — с нажимом хрипло произносит.

— Боже, да мне плевать! — закатываю глаза.

Мой голос наоборот звучит неестественно высоко. Меня нервирует темнота в спальне, то, что мы тут одни, и что в легких вместо воздуха древесный запах мужского парфюма.

— И все же, — Яр снова делает шаг в мою сторону, стирая между нами расстояние, — Я хочу быть уверен, что дальше это не пойдет. Ни Лидке, никому, поняла?! — еще шаг, и Яр опять практически впечатывается в меня своим телом.

— Тихий, ты с термином "личное пространство" знаком? — бормочу ядовито, снова пятясь от него.

Наши перемещения напоминают ритуальный танец... Вот только спина моя впечатывается в стену и, кажется, это его финал.
Яр, заметив, что отступать мне больше некуда, подается вперед и упирается рукой в стену на уровне моей головы. На губах его мелькает хищная улыбка, от которой у меня мурашки ползут по затылку. Мне не нравится эта игра...

— Знаком, но так и тянет... — почти шепотом говорит, наклоняясь ближе. Голос его чувственно вибрирует, окрашивая слова пошлостью. Его нос почти касается моего. Я перестаю дышать, замирая и готовясь в любой момент оттолкнуть, — Надрать тебе уши, кудряха, — вдруг насмешливо заканчивает Тихий, ломая созданную самим же атмосферу, — А ты что, уже потекла? — стебет.

— Придурок, — ворчу раздраженно, в крови бродит адреналин, — И желания у тебя придурошные.

— О, да-а-а,— тянет Яр со значением, упираясь и второй рукой в стену над моей головой, и теперь уже полностью нависая, — И лучше тебе о них не знать, Эндж. Ну так что? Язык за зубами будешь держать? Или хочешь познакомиться поближе с моими придурошными желаниями? Предупреждаю, тебе, скорее всего, не понравится...

— Это шантаж?

— Это выбор, — медленно облизывает верхнюю губу.

— Это плохой выбор, — сухо сглатываю я, потому как слишком остро ощущаю идущий жар от его тела. Стоит чуть качнуться, и мы превратимся в слепленных вместе сиамских близнецов, — Давай лучше по-другому...

Яр вопросительно выгибает широкую бровь.

— Давай, я буду молчать о том, какой ты беспринципный мудак, а ты за это выполнишь одно мое придурошное желание.

— Хм...— Тихий чуть склоняет голову набок, и его черные глаза обводят мое лицо масленым взглядом, — И чего же желает наша скромняшка- кудряшка? Признаюсь, удивляешь...

— Ничего, где бы тебе пригодился член, так что хватит на меня так смотреть, — отрезаю, заливаясь румянцем, который, слава богу, вряд ли видно в темноте, — Просто желание остается за мной. Когда понадобится, сделаешь то, что я скажу, ок? — протягиваю Яру руку, заодно чуть-чуть его от себя отодвигая.

Тихий отлипает от стены и с сомнением разглядывает мою вытянутую ему навстречу ладонь.

— Если не член, то даже не представляю, что может взбрести в твою шальную кучерявую голову, Энджи, — хмыкает.

— Трусишь? — подначиваю.

— Берешь на слабо? — отбивает, но при этом его горячая ладонь крепко сжимает мою кисть, а затем он разбивает наше рукопожатие другой рукой, — Ладно, пойдет. Желание. Одно.

— Супер. Ну, все, я пошла, счастливо дальше Малевич зажимать, — огибаю Яра по дуге и направляюсь к двери.

— Эндж, постой, — окликает.

— Что? — оборачиваюсь.

— Я...бля...— Яр неожиданно выглядит смущенным, когда запинается и тормошит на макушке свои черные густые волосы, — Слушай, это не то, что ты подумала. Она сама полезла. Я охренел...

— Яр, мне правда плевать, — отмахиваюсь я беспечно, хотя внутри что-то дергает.

3. Анжелика

— Может все-таки пойдешь с нами в клуб? У тебя ведь самолет только утром, — Лида Тихая строит грустную рожицу и перехватывает мою ладонь, — Дава-а-ай, Эндж! — упрашивает, — Мы сессию закрыли! Имеем полное право шикарно почилить!

— Лид, прости, но мне еще чемодан собирать, да и настроение на нуле, так что...— мягко высвобождаю свою руку из ее цепкого захвата, на что Лида обиженно дует губы.

— С моей днюхи слиняла, сейчас тусить не идешь, — начинает подруга перечислять мои смертные грехи, загибая пальцы, — Если ты из-за Богдана такая кислая, то может как раз стоит мысленно послать его уже на хрен и отрываться, м?

— Фоменко тут не причем, — я прикусываю нижнюю губу, отводя взгляд, и рассеянно верчу в руках кружку с латте, — Просто… — тяжело вздыхаю, прежде чем снова посмотреть Лиде в глаза, — Мы должны были вместе с ним ехать, понимаешь? Мои родственнички ждут, что я буду с парнем. Но в итоге я попрусь на свадьбу сестры одна. Причем все будут знать, что я только что рассталась с Фоменко. И что вот такая я неудачница, в то время как Полина, ну сама знаешь! Выходит за самого завидного жениха нашей области, — я раздраженно взмахиваю рукой в воздухе, не желая углубляться в эту болезненную для меня тему.

Тем более, что Лида прекрасно знает о моих взаимоотношениях со старшей сестрой и объяснять ей ничего не надо.

Знает, что всю жизнь в нашей семье умницей и красавицей была она, а не я.

Нет, родители любили меня. И у нас благополучная, дружная семья.

Но что поделаешь, если старшая дочь выглядит как ожившая кукла Барби, а младшая смахивает на домовенка Кузю до того, как его отмыли.

Старшая занимается бальными танцами с трех лет и вся ее комната забита кубками и наградами, а младшая с горем пополам научилась читать только к семи.

Старшая получила грант и училась за границей, потом вернулась домой и сейчас активно помогает отцу в семейном бизнесе, а младшая смогла поступить только платно и до сих пор без понятия кем хочет быть, хотя уже заканчивает третий курс.

Что поделаешь... Не все яблоки румяные, не все дети удачные. На мне идеальные гены моих родителей слегка засбоили.

Все ок, я привыкла, что Полине достается все самое лучшее.

Даже моя первая школьная любовь — наш сосед Святослав Рокотов. Мы начали встречаться со Святом, когда я была в одиннадцатом классе, а он уже закончил университет. Взрослый, умный, невероятно притягательный, из очень уважаемой семьи. Моих родителей устраивало в нем все, кроме нашей разницы в возрасте — я ведь была еще школьницей тогда. Но Свят поклялся моему отцу, что будет джентльменом, и строго эту клятву соблюдал. Даже когда я была против.

Наш максимум был поцелуй на прощание и держание за руку в кинотеатре, но по силе эмоций это для меня превосходило весь наш вполне взрослый в плане секса год встречаний с Богданом. С Фоменко я особо не чувствовала ничего, со Святом же покрывалась мурашками от одного касания пальцев.

Мы провели вместе четыре волшебных месяца, а потом я поступила и уехала в Москву. И на расстоянии наше общение стало быстро сходить на нет. Свят перестал отвечать на смс-ки и сам звонить мне, но я, наивная, верила, что ему просто тяжело поддерживать такой формат отношений. Ждала нашей встречи вживую после окончания семестра. Считала дни, зачеркивая их крестиком в настенном календаре.

А когда наконец прилетела домой на Новый год, то получила шикарный подарок под елочку — новость о том, что Свят теперь с моей идеальной сестрой Полиной...

Даже сейчас внутри все холодеет и ноет от воспоминаний, а тогда я была уверена, что уже никогда себя не соберу.

Следующий год после этого прошел как в тумане. И, если бы не Лида, я бы наверно даже из дома не выходила никуда, кроме универа.

Но время шло и боль притупилась, оставляя внутри лишь тянущую пустоту, которую страстно хотелось чем-то заполнить.

И пусть это будет не любовь, но...

Так на одной из тусовок я сошлась с Богданом. Он давно увивался за мной, и я подумала, а почему бы не дать ему шанс. Физически он был мне вполне симпатичен, имел легкий, добродушный характер, а еще у Фоменко было отличное чувство юмора. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы продержаться вместе почти год.

На свадьбу Полины и Свята я должна была поехать с Богданом. Родители, когда узнали, что я буду не одна, восприняли это как намек на нашу с Бо скорую свадьбу, что тоже сыграло свою роль в моем внезапном решении расстаться с Фоменко.

Я не было готова представлять Богдана как будущего мужа — это был явный перебор.

Но теперь получалось, что я и вовсе явлюсь без парня.

В то время как моя непревзойденная сестра выходит замуж за мужчину моей мечты.

Супер! Мне хочется умереть...

— Слушай, а может помириться с Фоменко? — на полном серьёзе предлагает Лида, подаваясь ко мне через стол, — Ну так... Чисто на время поездки?

— Издеваешься? — вскидываю я брови на лоб, — Да и как ты себе это представляешь? Эй, Богдан, привет, давай сойдемся на пару дней! Только, пожалуйста, вытащи свой язык из этой белобрысой швабры прежде, чем мне ответить...

Лида закатывается смехом и чуть не роняет свой капучино. Я тоже улыбаюсь, вертя десертную ложечку в руках.

— Нет, без вариантов, — тихо подвожу итог.

— А может нанять эскорт, м? Ну как в фильмах! — не унимается подруга, закидывая меня все более дикими предложениями, — И пусть сестра твоя зеленеет от зависти!

— Ага, или лезет гуглить и натыкается на слитое порно с моим кавалером, класс, — поднимаю большой палец вверх.

— Аха-ха-ха! — Лида хохочет так, что на нас оборачивается половина посетителей кофейни.

И я замечаю, что большинство мужских взглядов полны искреннего интереса. Это неудивительно, Лидина энергетика человека - праздника прошибает любое пространство насквозь.

— Эх, Эндж, нет в тебе авантюризма, — отсмеявшись, скорбно сообщает подруга.

— У нас ты ответственна за него, — хитро смотрю на нее, поднося чашку с латте к губам.

4. Анжелика

— Сдали чудо-о-ом! — театрально закатывает подруга глаза, начиная рассказывать брату об экзамене, — Савицкий сегодня будто озверина переел. Мне еще такая жесть досталась, я даже вопрос раза с пятого поняла, и...

Лида в лицах пересказывает целых полчаса своего насыщенного утра, но я слышу ее веселый голос задушенным фоном.

Яр, сидящий так близко, забирает все внимание на себя.

Я чувствую, как вибрирует напряжением его тело, хотя внешне он абсолютно спокоен. Практически не мигая смотрит на свою сестру.

И при этом я не могу отделаться от ощущения, что все его органы чувств тоже сконцентрированы только на мне.

Переживает, что расскажу про его поцелуй с Малевич? Мы еще не виделись после Лидиного дня рождения, так что все может быть...

Опустив ресницы, скашиваю на Тихого взгляд, разглядывая его графический профиль. Брови вразлет застыли в равнодушной маске, четко очерченные губы чуть приоткрыты, невидящий взгляд устремлен строго вперед на собеседницу.

Яр, слушая, медленно сползает по стулу, и его колени разъезжаются в стороны еще шире. Мужское бедро, обтянутое джинсовой тканью, снова плотно впечатывается в мою ногу. Это ощущается тлеющим ожогом. Хмурюсь, сбиваясь на миг с дыхания. В кофейне будто сломался кондиционер, воздух густеет и нагревается.

Яр ведь специально...

Хотя с виду у него даже ресницы не дергаются, лишь кадык проезжается по шее вверх и вниз.

Отодвигаться мне некуда, только если переставлять стул.

И я растерянно терплю наше обжигающее соприкосновение.

На самом деле Яр часто делает что-то подобное, и каждый раз я впадаю в ступор, не зная, как правильно повести себя.

Особенно стремно было, когда он выкидывал такое при Богдане. Возмутиться — спровоцировать драку. А Тихий, казалось, только этого и ждал.

И я безропотно терпела, как он, разговаривая с моим парнем, незаметно наматывает мои кудряшки на пальцы или кладет руку мне на поясницу и рисует там узор.

Вот и сейчас меня что-то тормозит.

Я перевожу взгляд на Лиду и слепо наблюдаю, как шевелятся ее губы, думая при этом, что ее брат — чертов извращенец- абьюзер, которому просто нравится, когда у меня пылает лицо, а пульс шарахает где-то в горле.

— В общем, прорвались! И вечером группой пойдем в "Винсклаб" отмечать, — щебечет Лида тем временем, задорно хлопая в ладоши, — Присоединишься?

— Посмотрим, — лениво тянет Яр и, вытянув руку, подзывает официанта.

— Давай! И Эндж тоже уговори! Представляешь, идти не хочет! Настроения у нее нет... А как оно появится, если сидеть дома?! — сдаёт меня Лида.

Только тут Тихий поворачивает голову и проезжается по моему лицу нечитаемым, темным взглядом.

— По Фоме что ли страдаешь? — с ядовитой насмешкой выдает, — Зря, он там уже шпилится как не в себя. Будто ты ему весь год не давала.

— Страшно страдаю, поэтому спасибо за подробности — есть повод пострадать еще! — приложив ладонь к сердцу, отвешиваю короткий поклон.

— Язва кудрявая, — хмыкает Яр раздраженно.

— В каждом мы видим лишь наше отражение, — шиплю я и все-таки отодвигаю от него стул, противно скрежеща по полу ножками.

— Если мое так же хочется...— следующее слово Яр беззвучно артикулирует, дернув бровями, но у меня все равно широко распахиваются глаза, так как поклясться готова, что это было "отъебать", — то я только "за", — заканчивает со злой усмешкой Тихий и отворачивается к сестре.

Я сижу онемевшая. Меня потряхивает. Потому что...

Потому что так далеко в своих нападках Тихий еще не заходил. Никогда.

Интересно, это статус свободной женщины дает мне такие бонусы?

Надо срочно кого-то искать...

— Эй, брейк! — с опозданием вмешивается Лида в нашу странную перепалку, — Я вас обоих люблю, ну вы чего?! — подруга грозит нам пальцем словно неразумным детям, отчего и я, и Яр не выдерживаем и глупо улыбаемся, — Кстати, Ярик, дело вообще не в Фоменко! Хотя частично в нем, конечно, но… — Лида показывает руками колеблющиеся чаши весов, беззаботно вываливая на брата все мои горести, — В общем, Энджи завтра летит на свадьбу сестры и своего первого парня, прикинь?! И ей позарез нужен шикарный сопровождающий! Чтобы они от зависти полопались! Это вопрос жизни и смерти, и... О! — подруга , уставившись на Яра, прикладывает ладони к губам, а потом, возбужденно взвизгнув, подпрыгивает на стуле, — Яр, а может ты?!

— Что? — непонимающе бормочет Тихий.

— Что?! — шокировано хриплю я.

— О, да-а-а! — Лида же буквально фонтанирует радостью от посетившей ее безумной идеи, — Ярик, ты идеально подойдешь! Ты же самый лучший! И ты же поможешь Эндж, да?! Да-да-да!

5. Анжелика

У меня от подобного абсурда пропадает дар речи. Яр же, прикусывая уголок губ, расплывается в саркастической улыбке, больше смахивающей на оскал.

— Ты пила что ли? — интересуется у сестры.

Его тон способен задеть кого угодно. Кроме Лиды.

— Да почему сразу пила?! — она эмоционально взмахивает руками, — Ну подумай сам, Ярик. Ты — красивый, умный, харизматичный и из о-о-очень богатой семьи. Для провинции просто полубог! Так что по всем параметрам подходишь! И дел-то на пару дней, да, Эндж? — переводит на меня умоляющий взгляд, ожидая поддержки, — Завтра в субботу улетите, а в понедельник будешь уже тут. А там море, банкет, загородный отель... Отличные будут выходные! М-м-м... Ой, я и сама бы полетела, если бы за Анжеликиного парня сошла, — умасливает брата как может.

Но Тихий лишь хмуро взирает на нее, и по его впалым щекам раздраженно катаются желваки.

А Лида не сдается, продолжая расписывать ему заманчивые перспективы проведения выходных на побережье Балтийского моря с возможностью пройтись по улочкам, где когда-то бродил сам Кант.

Слушая ее, я поворачиваюсь к Яру и устремляю на него задумчивый взгляд.

Звучит как бред, но... Кхм...

Стараюсь быть объективной и не учитывать тот неоспоримый факт, что Яр — мудак. В конце концов на лбу у него это не написано, и за два дня вряд ли сильно проявится перед моими родными.

Так вот, если смотреть непредвзято, то с Лидой спорить сложно.

Во-первых, Ярослав однозначно красивый. Темно-карие, почти черные миндалевидные глаза, прямые брови вразлет, чувственные губы, острые скулы, густая челка цвета вороного крыла, высокий рост, общая худощавость, но плечи широкие с выраженными крупными ключицами, узкие бедра, родинка под нижней губой, которая так и притягивает взгляд...

Яр из тех парней, о которых девочки мечтают по ночам, увидев их всего лишь раз.

Помню, я тоже первое время краснела, смущенно млея от одного его взгляда. Правда, при более близком знакомстве это быстро прошло.

И он действительно не дурак, умеет себя правильно подать, если ему это надо.

А о финансовой составляющей и говорить нечего. Мои родители, далеко не последние люди в регионе. Но на фоне их с Лидой отца, владеющего международной сетью гипермаркетов, они — просто зажиточные крестьяне. А Свят и вовсе всего лишь чиновник в нашей администрации, боящийся даже подаренной бутылки коньяка. Вдруг вменят коррупцию и засадят лет на пятнадцать.

Нет, определенно Тихий будет "королем вечеринки", если Лида сможет его уговорить.

Или я...

Яр будто чувствует мой изучающий взгляд на своем профиле и медленно поворачивает голову ко мне.

— Что так подозрительно уставилась, кудряха? Вы что, с Лидкой вместе что-то принимали? — звучит враждебно, но это нормально для Тихого, и я не обращаю внимания.

— Яр...— щеки заливает румянцем, и мне требуется перевести дух, прежде чем продолжить говорить.

Боже, надеюсь, я об этом не сильно пожалею?!

— ...Яр, это и есть мое желание, — заканчиваю глухо, выразительно на него смотря.

Он не догоняет. Вижу это по его глазам.

Конечно, мне бы тоже еще пять минут назад и в страшном сне не приснилось, что я могу его о подобном попросить!

Но жизнь — удивительная штука. Особенно, если ты дружишь с кем-то вроде Тихой Лидии Кирилловны, так что...

— Это мое придурошное желание...— как могу при Лиде прозрачно намекаю на наш уговор после его поцелуя с Малевич.

— Оу... Даже так? — он заторможенно моргает. А затем его скулы тоже окрашиваются розовым, а черные глаза начинают странно блестеть, — Анжелика, давай проясним, — Тихий кладет руку на стол, поворачиваясь ко мне всем корпусом, и наклоняется так близко, что на моем лице оседает его теплое дыхание, — Ты реально сейчас желаешь, — интересуется вкрадчиво, — Чтобы я поперся к твоей родне и при всех там тебя лапал, изображая твоего парня? Я ведь правильно понял? — выдает свою извращенную версию.

— Что?! Нет! — вспыхиваю я.

— Яр, ну ты че! Конечно нет! — поддакивает Лида, — Что за дурацкая привычка — все опошлить. Просто за ручку там походите. Ну может поцелуетесь разок, да?

— Да. Или два...— тянет Тихий, смотря на меня в упор с нахальным вызовом, — Для убедительности.

— Нет. Без этого. Нет, — отрицательно верчу я головой. По предплечьям рассыпаются колкие мурашки, а в горле сушит от одной мысли о подобном, — Это же семейное торжество — родители, бабушки, дедушки... Достаточно будет и рядом постоять. Никаких "лапать"!

— Посмотрим, — роняет Яр. Задерживает на мне нечитаемый, тяжелый взгляд и отворачивается к сестре, — Душка, должна будешь.

— О, это "да", да?! — вскрикивает Лида радостно, — Ярик, я тебя обожаю!

— Я знаю, — ровно отзывается Тихий и смахивает блокировку со своего телефона, — Надо тогда билеты купить.

Скинув Яру свои билеты, чтобы он взял на те же рейсы, я сижу слегка оглушенная, молча наблюдая за ним и фоном слушая непрерывное щебетание Лиды.

В животе будто надули огромный воздушный шар. Ощущение плотной пустоты, странной легкости и одновременно давления на все органы.

Не верится, что уже утром мы вместе с Яром полетим в Калининград. Как пара. Пусть и всего на два дня. Это какой-то сюр.

6. Ярик

— Колоб, ты еще в "Винсе"?
— Да, — голос Макса с трудом прорывается сквозь долбящую музыку и фоновый шум, царящий вокруг него, — Подъедешь? Давай на такси, тут весь универ тусит, сессии позакрывали. Бухнем.

Весь? В сердце вонзается тонкий укол адреналина, и я с трудом успеваю прикусить себе язык и не уточнить, относится ли этот "весь" к Анжелике.

Макс не в курсе, что я слегка двинулся на ней.

Бывает, мне кажется, что сестра догадывается, но по ее чистому взгляду новорожденного ягненка никогда не поймешь, что за демоны отплясывают в этот момент в Лидкиной светлой голове.

Короче, я шифруюсь, и тому есть железобетонное объяснение.

Про то, что Макс с первого курса страдает по Малевич, не знает разве что фонтан во дворе нашего универа. И я уже насмотрелся со стороны на вечные подъебки и жалостливые, насмешливые взгляды окружающих, направленные в сторону друга.

Хочу ли я так же? Нет уж, спасибо!

В нашей компании достаточно одного официального бедолаги. Не хотелось бы ныть дуэтом и стать всеобщим посмешищем.

— Нет, я на машине, у меня вылет завтра ранний, — говорю Максу, прикрывая глаза и растирая ладонью ноющий лоб, — Проветриться просто хочу.

— А, ну ок, подгребай, — чуть разочарованно тянет Колоб и отрубает вызов.

Пнув ногой собранную на завтра сумку, начинаю одеваться в клуб.

Мне и правда необходимо немного побыть среди людей, потому что один я натурально схожу с ума. От нетерпения, от бродящего в крови нервного адреналина. Я весь вибрирую, твою мать, и не в состоянии спокойно передвигаться.

Я быстрее хочу "завтра", но надо как-то пережить эту бесконечную ночь.

Поначалу предложение Лиды мне показалось жестоким, дурацким розыгрышем. Я весь окаменел, думая, неужели сестра знает мою тайну и способна вот так издеваться, да еще прямо при Кудряхе, но нет...

Это полный бред, но это оказался не бред!

И не розыгрыш.

Все по-настоящему. Я завтра лечу с Эндж в Калининград, и мне практически выдан карт-бланш на доступ к телу.

Без ухаживаний, унижений, страха получить по морде наотмашь отказом и прочей ерунды.

Она. Попросила. Сама.

Охренеть. Я ее выебу.

И, надеюсь, избавлюсь от этой навязчивой тяги, смахивающей на муторную зубную боль.

Я не знаю, почему она.

Эндж сложно назвать эталонной красавицей. Яркой или эффектной.

Да и она ничего для этого не делает.

Спортивная мешковатая одежда бежевых тонов — ее вечная униформа. Лишь взрывная копна кудрей не оставляет шанса ее не заметить.

Может, она милая? Нет, я не считаю ее милой. Ее вообще никто не считает милой. У меня нет желания с ней сюсюкаться или от чего-то защищать. Нет, мне хочется совсем не этого.

И даже не ебаться. Вернее уже не только.

Напиться и танцевать голыми в зашторенной комнате посреди белого дня, сигануть с парашютом, проспорить что-то важное, провоняться костром, сидя ночью в лесу и отбиваясь от мутантов- комаров, сходить на концерт в неформальный клуб, или вообще на хрен на рыбалку, набить дурацкие татушки, морщась от боли.

Тем более, одна у нее уже есть — витиеватая надпись "море" на шее сзади у самой линии роста волос...

О ней мало кто знает, потому что Эндж редко собирает волосы — все время таскается с распущенной копной, напоминая то ли хиппи, то ли цыганку.

Море... Я бы хотел попробовать это "море". Облизать ее смуглую кожу, когда она соленая, горячая и влажная, какой бывает в жару на пляже или во время секса. Хочу узнать, насколько воображаемый вкус на моем языке совпадает с настоящим.

Да всякого дерьма с ней хочется. Поругаться, поорать, потупить, да даже блять политику и религию обсудить — да!

Вот чего хочется с ней.

Всего того, чего почему-то не хочется с другими. Вернее, не могу представить даже это с другой девчонкой. Они все такие…

Кокетливые, чистенькие, розовенькие, сладенькие...

Как отмытые котята на выставке.

Заглядывают в глаза и ждут, когда ты повяжешь на шею бантик. Некоторые — стесняшки, другие мяукают и ластятся, словно у них март, но суть одна.

А Эндж выбивается, на грани странности в нашей среде. Не девочка-девочка, не хабалка, не заучка. Чисто на своей волне. Цепляющей и слегка депрессивной.

Минимум косметики, всегда комфортная, нейтральная одежда, ни грамма жеманства, будто она даже не в курсе, что это нормально для женщин — пытаться нравиться. И не замечает, как к ней тянет долбаным магнитом не только меня, но и половину моих знакомых, которым так и хочется за это зубы пересчитать. Она не ловит взгляды, не напрашивается на них.

И может поэтому ты и залипаешь как насекомое на мухоловку.

Тебе чудится тайна, которой может и нет ни хрена. Все лишь у тебя в голове. Гребаный морок.

У нее даже фамилия какая-то хищная. Коршунова. И взгляд соответствующий — прицельный, наэлектризованный, глубокий. Такой взгляд очень странно смотрится у юной девчонки девятнадцати лет. Задержишься со зрительным контактом и можно будто в другую реальность провалиться.

Это не флирт — это другое. Это пробирает до волновых мурашек и вставших дыбом волосков.

Она не сладкая, в ней нет ванильки. В ее волосах запутались йод и соль, в глазах плескается токсикоманский керосин.

А внутри она наверно соленая и густая. Словно кровь. Как в песне. Только еще с привкусом железа, будто девственница, и это будет в первый раз...

Сука, я точно знаю, что у нее с Фомой все было. Пару раз я видел, как они зажимаются, сваливая в спальню на чьей-нибудь даче. И подыхал потом всю ночь, думаю, какого хрена этому придурку досталось то, что я караулил уже полтора года, блять!

Ему просто повезло. Я тогда уезжал на стажировку в Китай на год. Когда отчаливал, Эндж еще страдала по своему бывшему, который связался с ее сестрой, а, вернувшись, обнаружил, что моя кудрявая паранойя уже с Фоменко. И между ними все уже было.

Да и плевать...

7. Ярик

Уперев подошву кроссовки в край низкого столика, стоящего передо мной, я растекаюсь по кожаному дивану и лениво цежу минералку из стеклянного горлышка.

На балконе "Винсклаба" не так шумно, как на танцполе внизу, но, для того, чтобы поддерживать нормальную беседу, все равно надо или орать, деря глотку, или буквально облизывать собеседнику ухо, пока пытаешься что-то донести.

Меня устраивает. Я не болтать пришел.

Мне всего лишь надо забить уши битами электронной музыки, а глазам дать пищу для наблюдения. В общем, сделать все, чтобы мозг перестал продуцировать больные фантазии, мешая их с кадрами воспоминаний.

Я хочу отвлечься от мыслей о том, как пройдут мои выходные с Коршуновой. Клуб для этого вполне сойдет.

Тем более, что он, кажется, набит одними нашими университетскими, и следить за ними вызывает хоть какой-то вялый интерес.

Анжелики конечно нет среди них.

Гребаная тихоня. Жаль, что так и не пришла...

Мне нравится, как она танцует. Будто в трансе. Прикрыв глаза, немного ломано и не выделываясь для публики. От нее словно расходятся волны гипнотического кайфа, не созданного для привлечения внимания, а чисто для нее самой.

Могла бы и прийти...

Но, видимо, так же, как меня, Кудряху не колотит.

И она сейчас спокойненько себе читает на ночь какую-нибудь очередную фантастику, по которой прется и в которой я не рублю, лежа в кровати.

Лида отплясывает на танцполе. Ее диваны через два от тех, что занял Колоб с парнями, и где сижу я. Периодически вижу сестру, когда она поднимается на балкон передохнуть, раскрасневшаяся и веселая, в окружении своих подружек.

Ко мне постоянно кто-то подходит, протягивает ладонь для рукопожатия и обменивается парой слов. Девчонки, здороваясь, слюнявят щеки. Некоторые как бы случайно скребут при этом ноготками по моему затылку, чувственно ероша ежик волос и непрозрачно намекая, что не против этим вечером пообщаться поплотнее.

Обычно я тоже не против, но не сегодня.

Я мысленно уже кружу в орбите Коршуновой где-то под Калининградом, и впервые все эти другие бабы воспринимаются мной чуть ли не как измена.

Мозг — удивительная штука и странно устроен.

Но поделать с собой ничего не могу — шарахаюсь весь вечер от любого намека на интим. Тем более, я сделаю все, чтобы он у меня скоро был. Вот только с совсем другой девочкой.

— Яр, подвинься, — Макс с размаху плюхается на диван рядом со мной и с неосторожным стуком ставит два сета шотов на столик.

На диване напротив устраиваются Богдан Фоменко и Эмиль. Случайно скрещиваемся с Богданом взглядами. Я свой моментально отвожу, скрипнув зубами.

Фома меня бесит. Раньше мы нормально общались — не лучшие друзья, но точно хорошие приятели. Но после того, как он подкатил к Энж, меня блевать тянет, стоит ему открыть свой поганый рот. Фома даже пытался поговорить со мной, выяснить че к чему, но...

Ну а что я ему скажу? Слезь с Коршуновой?!

Но сейчас вроде слез, и, я надеюсь, постепенно эта реакция на Фоменко у меня пройдет. Правда пока она еще со мной.

На столе появляется еще четыре длинных сета стопок, отодвигая полупустые стаканы коктейлей в сторону. Эмиль нажимает кнопку вызова официанта, чтобы обновить закуски. Парни, похоже, серьезно настроены отсюда уползти.

— Может присоединишься, бро? — Макс пихает меня локтем в бок, пододвигая трехслойный шот к моей бутылке с минералкой, — А то сидишь, морда кислая. Когда похмелье мешало перелету? Тачку водитель заберет.

— Мне еще потом до ночи на свадьбе хер пойми кого изображать, и тоже бухать там, — кривлюсь лениво, старательно делая вид, что на самом деле эта поездка с Энж мне в гробу не уперлась.

— И как ты вообще вписался в этот блудняк, — фыркает Макс сочувственно, поднося стопку к губам.

— Захотел и вписался, — вдруг влезает в наш разговор Фома, — Да, Яр?! — добавляет пьяно и агрессивно.

Это блин что-то новое...

Медленно поворачиваю голову и сцепляюсь взглядом с Богданом. Он в стельку. И впервые смотрит на меня как на врага. Раньше это было чисто моей привилегией.

— Не понял, — цежу ему с угрозой.

Пальцы сами собой сжимаются с зачесавшиеся кулаки.

О, кто бы знал, как давно я мечтаю ему всечь... Кто бы только знал!

Но Фома — аккуратный, ссыкливый сученыш. Его папашка — подчиненный моего. Так что он ни одного шанса мне не давал. До этого момента...

— Все ты блять понял, тихушник! — заплетающимся языком мелет Богдан, — Не хочет он ехать! Ага, расскажи, сука! В луже слюней же сидишь! По ней! По девушке моей! — он покачнувшись встает с дивана, быча на меня. За ним вскакивает Эмиль, хватает за плечи и пытается усадить обратно, но Фома выкручивается, продолжая наговаривать себе на перелом носовой перегородки, — Думаешь, там трахнешь ее, да? А вот хер она тебе даст! Обломишься, мудак! Решил, дождался, да?! Думал, я не просек, как ты на мою девушку смотришь, когда уверен, что не палит никто?!

От каждого его слова в моей груди разрывается очередная шашка с динамитом. Злость и адреналин колошматят в крови, раздувая вены.

Тоже подскакиваю на ноги. Перед глазами стелет красной пеленой. Рывком протягиваю руку и за ворот футболки хватаю Богдана.

Все так быстро, что поднимающийся вслед за мной Колоб двигается будто в другом, замедленном мире.

— И как же я смотрю? М?! — шиплю прямо в пьяную рожу Богдану.

— Как подыхающий Пьеро, — расплывается в издевательской улыбке он.

А в следующую секунду ее уже стирает с его лица мой кулак.

Фоменко валится назад и тянет меня за собой. Сверху наваливаются пацаны. Звон бьющейся посуды оглушает. Боль, удовлетворение, железный привкус крови во рту, крики... Все смешивается в дикий коктейль, дезориентируя.

Нас растаскивают быстро, секунд через пятнадцать. Вырубают музыку, прибегают охранники. Фома жует кровавые сопли, со стонами трогая съехавший нос.

Я сплевываю железную слюну, чувствуя жжение в треснувшей губе и жар на содранной скуле.

8. Анжелика

— Заканчивается регистрация на рейс Москва - Калининград ...

Это наш.

Вздрагиваю от голоса диктора и нервно перекидываю непослушную копну волос с левого плеча на правое. Затем и вовсе собираю кудри в небрежный пучок, блуждая взглядом по людям у стоек регистрации.

Тихого среди них так и нет, а на регистрацию просят пройти уже в третий раз.

Я его убью.

Это было ожидаемо.

Как вообще я могла поверить, что он согласится сделать что-то хорошее для меня и не подведет.

В моей влажной ладони греется тонкий корпус телефона. Тянет позвонить Яру и поинтересоваться, где шляется его безалаберное величество. Вернее сначала наорать, а уж потом уточнять детали, но одновременно я понимаю, что ни за что это не сделаю.

Не хочу, чтобы Яр знал, что я переживаю и жду его.

Не пришел и не пришел... Мне плевать.

Поправляю съехавший ремень спортивной сумки на плече. Вещей у меня с собой по минимуму. Летящее шифоновое платье, римские сандалии, купальник, джинсы, ветровка и пижама. Сама я стою в кедах, шортах и футболке, потому как на улице середина июня и обещают двадцать шесть градусов тепла.

Мы будем там всего двое суток...

Но, похоже, пора признавать, что будем не "мы", а только я.

Ой, все! Пошел он к черту!

Разворачиваюсь уж было к стойкам регистрации, но именно в этот момент боковым зрением вычленяю до боли знакомую мужскую фигуру в толпе.

Медленно поворачиваюсь обратно.

Сердце тут же начинает взволнованно трепыхаться в груди. От облегчения и впрыснувшейся дозы адреналина мои губы так и тянутся в улыбку, и я с трудом гашу этот порыв, перехватив нечитаемый взгляд Яра, направленный строго на меня.

Мне ровно. Я не рада. Пришел и пришел...

Тем более, что...

Щурюсь, разглядывая приближающегося ко мне Тихого. И чувствую, как безотчетное желание ему улыбаться трансформируется в манию убивать.

Это что? Какой-то прикол?!

Что у него блин с лицом?!

— Привет, — бросает Ярослав небрежно, подходя вплотную и доставая документы из рюкзака.

И меня ко всему прочему обдает таким перегаром, что я чудом остаюсь на ногах!

— Просто привет? Яр, это что?! — вбесившись за секунду, тыкаю пальцем в сторону его стесанной левой скулы, а затем кровоподтека на опухшей нижней губе, — Тебя били, не пропуская в аэропорт, но ты все-таки прорвался? И... И поили насильно? Почему от тебя так несет?! Ты издеваешься?! Там же все мои родственники! А ты... Ты выглядишь, как будто только что у гаражей дрался за бутылку!

— Кудряха, во-первых, у меня с собой костюм от Бриони, так что с бомжом вряд ли спутают, хоть с каким я буду лицом,— выдает на это железобетонный аргумент, — А, во- вторых, у меня жутко болит голова. Прошу, не нуди, пожалуйста, — и он страдальчески морщится, а затем кладет руку мне на плечо и подталкивает к стойке регистрации.

Сам же идет сзади как конвой. Будто это он меня наконец дождался, а не я его.

— Так твоя голова и выглядит не очень, Ярослав, — шипя, ставлю его в известность, оборачиваясь и тормозя.

— М-м-м, спасибо за комплимент, — поджимает Яр губы, и на моих плечах оказывается и вторая его рука.

Мужские пальцы уверенно врезаются в кожу сквозь футболку и настойчиво ведут в нужном направлении.

Господи, какой же он...

Кошусь на его сбитые костяшки. От мужских горячих ладоней по моему телу бежит нервный ток, заставляя дышать мельче и чаще.

Ну вот почему ему обязательно касаться...

Возмущение под воздействием близости трансформируется во что-то вязкое, жаркое и смущенное. Щеки начинает пощипывать внутренним теплом. И я теряюсь... Теряюсь как всегда с ним. Это невыносимо. Это так напрягает!

— С кем ты успел подраться и нажраться? Мы же виделись вчера в обед, ты собирался просто сумку собрать. Как у тебя всегда так получается? — бурчу гораздо меланхоличнее, когда, получив посадочные талоны, спешим на досмотр, — И почему так опоздал? Не мог отказать себе в эффектном появлении в последнюю секунду?

Занимаем очередь.

— Считаешь, вышло эффектно, Энж? — наконец отпустив мои плечи и стоя рядом, Яр игнорирует все мои вопросы, кроме последнего предложения.

Будто все, что вылетает из моего рта — не более, чем назойливый писк насекомого.

Вместо хоть каких-то объяснений, он режет по мне быстрым взглядом, который на миг задерживается не на моем недовольным лице, а на голых коленках, отчего они странно смягчаются.

Сжимаю губы в плотную линию, отворачиваясь.

Чувство неловкости от того, что замечаю его мимолетные двусмысленные взгляды, лишь возрастает. С Тихим мне всегда неуютно. С ним я вечно что-то не то говорю и не так себя веду.

Вот сейчас непонятно с чего начала канючить, как его мамочка! Обычно я так не делаю. Это глупо. В конце концов, кто я такая, чтобы он передо мной отчитывался. Он и не стал.

А мне уже стыдно. И неловко. Опять.

И в его пристальном, тяжелом взгляде, которым он вечно меня сверлит как дрель бревно, мне чудится надменная насмешка. Будто он знает, как меня колбасит, и его это забавляет.

Боже, я не представляю, как у нас получится сыграть хотя бы приятельские отношения, не то что любовь!

Хорошо, что время поджимает, и мы не тратим его на дальнейший разговор, который явно не клеится.

Молча проходим досмотр, торопливо шагаем сквозь зону вылета, игнорируя кафе и магазины, и последними бежим по рукаву.

Когда наконец оказываемся в самолете, то симпатичная стюардесса нас разделяет. Тихий отправляется в её сопровождении в бизнес, даже не удостоив меня взглядом на прощание, а я плетусь в хвост самолета занять свое кресло на проходе.

Найдя нужное место, обнаруживаю там чужую сумку.

— Извините, можете убрать? — вежливо спрашиваю у тучной женщины, игнорирующей мое появление.

Мне достается раздраженный взгляд, а затем она, громко вздохнув, убирает сумку с таким видом, будто я в чем-то виновата перед ней.

Сажусь в свое кресло, косясь на ее полную руку на общем подлокотнике. Пожалуй, в этом случае просить о чем-то без вариантов.

9. Анжелика

— Может все-таки расскажешь? — обращаясь к Яру, выразительно киваю на его стесанную чьим-то кулаком скулу.

Мы в полете уже минут десять, и это моя первая попытка заговорить.

До этого я ждала попыток от него. Чувствую себя до ужаса неуютно от того, что мы сидим молча.

Но, кажется, Тихий в отличие от меня никаких неудобств по этому поводу не испытывает.

Его ноги по знакомой мне привычке широко расставлены, ближайшая ко мне рука вольготно расположилась на общем подлокотнике и расслабленная ладонь при этом свисает в опасной близости от моей голой коленки. А полуприкрытые тяжелыми веками глаза, кажется, задумчиво уставились на мои бёдра в шортах.

Да, я понимаю, что скорее всего это плод моего воображения, и Яр не пялится, а просто тупит, думая о чем-то совершенно своем.

Но избавиться от навязчивого ощущения, что меня сейчас мысленно лапают, никак не выходит.

И потому мне отчаянно хочется поговорить — чтобы Яр хотя бы в глаза мне смотрел, а не на ноги, на которых уже дыбом встали все мелкие волоски, а кожа превратилась в гусиную.

Надо было джинсы надеть... Или ватные штаны!

— М? — услышав, что обращаюсь к нему, Тихий поднимает на меня мутный взгляд.

Его глаза красные и уставшие. Он будто не спал этой ночью вовсе.

— Так кто тебя уделал, — уточняю свой вопрос, — расскажи.

— М -м- м, нет, мамочка, — криво улыбается, потому что один уголок его губ опух и отказывается подчиняться.

— Слушай, мне плевать на самом деле, но...

— Но ты никогда не упустишь возможность напомнить мне, что тебе на меня плевать, да, Энджи? — перебивает со злым ехидством.

— Но я хочу обговорить, как мы объясним это моим родным, — заканчиваю свою мысль, игнорируя его выпад.

— За это не переживай, я уже все придумал, — отмахивается Яр беспечно, откидываясь затылком на подголовник.

Уже придумал? Даже так? Интересно...

— Так может просветишь? — я оживляюсь и сажусь к нему полубоком, подогнув одну ногу под попу.

Голое колено при этом случайно проезжается по бедру Яра, и он резко распахивает глаза, в упор уставившись на меня.

— И вообще, нам надо продумать легенду, чтобы показания не расходились, — развиваю свою мысль, захватив его внимание, — Давай как раз сейчас обсудим, а потом тебе надо поспать.

— Звучит как приказ, — он снова улыбается, кружа по моему лицу каким-то очень горячим, смущающим взглядом.

— Это он и есть. Ты выглядишь как человек, который все последние сутки не спал, а бухал, — ворчу.

— Ну почти так и было, так что наверно да, ты права, стоит поспать, — сдается Яр, наконец тоже втягиваясь в активный разговор. Поворачивается ко мне корпусом и ловит в плен взгляд, — Так, насчет легенды, Кудряха. Ты же должна была с Фоменко прилететь, да?

— Мхм, — киваю.

— А ты говорила, что в итоге будешь не с ним?

— Э... Ох, блин, нет! — и только тут до меня доходит, что мои родственники не в курсе, что за пару суток у меня сменился парень.

Не то, чтобы это трагедия, но немного странно, да…

— Надеюсь, ты не собираешься говорить им, что я — это он? — с нажимом интересуется Яр, подаваясь ко мне ближе, — Потому что я в любом случае отказываюсь изображать из себя Фому!

— Да и не получится, они видели фото Богдана в соцсетях, — бормочу я.

— Отлично! Вот тебе и легенда, Кудряха, — щелкает Тихий пальцами словно карточный шулер перед тем, как перейти к финальному фокусу, — Мы были на вечеринке у нас дома, на дне рождения Лидки. И это даже правда, — довольно поднимает указательный палец вверх, а я начинаю непроизвольно улыбаться, слушая, — Фоменко куда-то слился, ты пошла его искать и обнаружила в спальне с какой-то девкой, — дергает бровями, намекая, что и в этом частички правды есть, — И конечно ты учинила мерзкий скандал! — с азартом заявляет.

— Я? Не-е-ет! Я не могла! Я бы просто ушла! — начинаю смеяться, потому что Яр, хватая меня за руку, запальчиво перебивает.

— Нет уж, Энджи,— сверкает на меня черными глазами, продолжая развивать свою дикую фантазию, — Это было ужасно! Ты кинулась вырывать ей волосы, разбила светильник и мечтала откусить ему член! А все потому, что была жутко пьяна, просто в говнище, Кудряха. Такой позор! Ты страдаешь от стыда до сих пор, а видео с твоим скамом пришлось выкупать.

— Ахахах, какая я, оказывается, ладно! — хохочу, — А ты что же тогда? Кинулся на защиту члена Фоменко что ли? И это подарочек от меня? — тыкаю пальцем в его содранную скулу.

Едва касаюсь, но Яр все равно тут же возмущенно шипит.

— Ой, извини, — инстинктивно подаюсь к его щеке и дую на поврежденную кожу. Близко. Почти касаясь губами.

Через секунду замираю, перестав.

Потому что понимаю, что Яр тоже замер и косится на меня совершенно серьезным, тяжелым взглядом.

— Извини, ну что там дальше, — хрипло бормочу, обратно садясь подальше. Лицо мое пылает так, что больно щекам.

Тихий сглатывает, прочищая горло. Зажмурившись, чешет бровь, прежде чем продолжать.

— Так... Ну а дальше... Кхм… — он говорит отрывисто, словно никак не нащупает мысль, — Дальше Богдан начинает при всех тебя оскорблять, а я за тебя заступлюсь. Нас растаскивают. Ты очень благодарна мне, и мы тут же понимаем, что у нас... м... любовь. Вернее... — Яр склоняет голову набок, вперив в меня нечитаемый темный взгляд, — Я всегда знал, а ты вот только тогда поняла, — делает паузу, — Ну как? И про Фоменко объясним, и про синяки, и про то, откуда я взялся...

Смотрит мне в глаза. И мне кажется, будто он говорит что-то еще, что-то очень волнующее, только я не слышу. Лишь чувствую. И в животе тепло-тепло.

— Да, все сходится, — рассеянно отзываюсь. А сама пытаюсь уловить летающую в воздухе эмоцию четче. Стараюсь, но она ускользает, тает в черных глазах напротив, — Класс...

— То есть так и говорим? — Яр чуть хмурится и задумчиво, будто неосознанно, косится на мои губы.

— Да.

— А теперь будем спать? У меня реально от недосыпа и бодуна мозг гудит, — Яр снова откидывается в кресле и немного опускает спинку. Закрывает глаза.

10. Ярик

— Запоминай, мама — Татьяна Ивановна, папа — Владимир Анатольевич, — взволнованно наставляет Анжелика, пока мы шагаем к зоне прилета, — Повтори! — на ходу требовательно ловит мой взгляд.

— Татьяна Ивановна, Владимир Анатольевич, — послушно изображаю из себя туповатого попугая.

А сам бурчу про себя “Какая же ты иногда командирша!” и мысленно закатываю глаза.

Обычно меня такое бесит и вызывает мгновенный протест. Спасибо счастливому детству в окружении отца и бабушки, которых хлебом не корми — дай всех построить.

И даже на Кудряху сейчас охота ощетиниться и цапнуть в ответ.

Потому что не хватало еще и от объекта своих сексуальных фантазий выслушивать менторский тон. Нет уж, я — главный на этой территории.

Но, во- первых, ради перспективы трахнуть кудрявую можно и немного потерпеть.

А, во-вторых, Коршунова выглядит такой нервной и дерганой, и это настолько ей не свойственно, что вместо раздражения я пропитываюсь какими-то совсем иными эмоциями.

Эй, Энджи, ну что с тобой?

Это же твоя родня, а не моя! Кто из нас должен волноваться?

У меня тоже не самая простая семейка — экземпляры как на подбор. Но все же с ними я расслабляюсь, а не наоборот.

У Анжелики же вид, будто она собралась на экзамен. Или допрос.

Движения рваные, глаза блестят, а смуглая кожа уходит с болезненный бледный оттенок.

Еще она суетится. Что тоже я за ней редко замечал. А вибрирующими волнами, исходящими от нее, сносит так, что у меня непроизвольно потеют ладони.

И такая Эндж с момента, как самолет пошел на посадку. Словно взведенный курок.

— Так, постой, — подчиняясь порыву, я торможу и крепко хватаю Кудряху за плечи, разворачивая к себе.

Смотрю четко в глаза, заставляя ее сделать тоже самое.

Анжелика хватает воздух ртом от неожиданности, растерянно хлопает ресницами, и взгляд ее мне кажется беспомощным.

Таким беспомощным, что я ее встряхиваю в попытке вернуть девчонку, которую знаю, и на которую у меня перманентно стоит. И это не этот зашуганный заяц!

Моя Эндж такая, какая была сегодня во время полета. Сонная, с выбившимся кудряшками из небрежного пучка, частым поверхностным дыханием, легким румянцем и с дрожащими ресницами от моих будто случайных прикосновений к ее ступням.

Блин, это был один из самых эротичных моментов в моей жизни — ее ноги в белых носочках на моих бёдрах, которые приходилось все время чуть сдвигать, чтобы она пяткой не уперлась мне в каменный стояк.

И я был почти уверен, что это переживание — наше общее... Что Эндж тоже повело.

Ровно до того момента, как она не проснулась на посадке и не начала нервничать, думая явно совершенно о другом.

— Ты что так напряглась, Кудряха? — интересуюсь вкрадчиво, подаваясь к ней настолько близко, что наши лбы оказываются в секунде от того, чтобы стукнуться друг об друга.

В нос мгновенно залетает ее разогретый морской запах, и меня немного ведет. Еще эта беспомощность в темных, широко распахнутых глазах, уставившихся на меня.

Нет, в этом тоже что-то есть, не спорю...Но расслабленная Коршунова лично меня заводит больше.

— Ты не понимаешь, — бормочет Эндж с нотками страдания и закусывает нижнюю губу до побелевшего следа.

— Возможно, — соглашаюсь, пялясь на ее рот, от которого с трудом отлепляю взгляд, чтобы снова посмотреть Анжелике в глаза, — Но мы просто круто повеселимся, да? Слышишь меня? Плевать. На. Все. Оторвемся. Да? Лучше. Всех. — по слогам вбиваю ей в голову.

— С тобой? — скептически хмыкает.

И меня бы даже задело, если бы в ее голосе не промелькнула обычная заноза Коршунова, от которой меня ведет.

— Прикинь, да? Со мной, детка...— отзываюсь ей в тон, дергая бровями.

Жду, что улыбнется, выдохнет или хотя бы возмутится по поводу пошлятины в виде "детки".

Но вместо этого Эндж сглатывает и смотрит очень серьезно.

— Яр,— вдруг выдает умоляюще и совершенно искренне, — Только не трахни там никого, пожалуйста, я тебя очень прошу!

Я аж слюной давлюсь. Что блять?! А -а-а... Пристрелите меня!

— Только если тебя, — хриплю сквозь смех.

— Дурак, я серьезно! — обиженно пихает меня в плечо.

— Я тоже, Кудряха, — веселюсь, стараясь не сильно беситься из-за того, что наш секс она даже в шутку не способна рассматривать.

Будто у Анжелики стоп-сигнал на это в голове... Вот почему?!

Я назвал бы это френдзоной, но мы никакие не друзья. Никогда ими не были. Да мы за год меньше слов друг другу говорим, чем за это утро.

Вот что это за зона? Отчуждения?

Мой личный Чернобыль...И я гребаный сталкер в нем.

— Ой, все, — Эндж отмахивается от меня, — Ладно, ты прав, повеселимся, — вздыхает. Делает пару шагов вперед, а потом оборачивается и так тепло улыбается мне, что я подвисаю, мысленно растекаясь по полу аэропорта, — Спасибо, Яр. Я правда что-то загналась. Знаешь, свадьба эта, родители, сестра и...

— Забей, не хочу знать. Просто не напрягайся, ок? Я не психоаналитик с тобой носиться, — резко перебиваю.

Бля, наверно слишком резко, потому что Коршунова мгновенно меняется в лице и, поджав губы, отворачивается.

Просто ее тон намекал на откровенность, а уж что-что, а слушать про ее несчастную любовь к другому мужику я точно не собираюсь! Иначе крышечку начнет срывать не у нее, а у меня.

Вот… Нахамил из-за одного подозрения.

Ладно, переживет. Все равно ей деться от меня ближайшие двое суток некуда.

Поправляя на плечах лямки наших сумок, как привязанный иду за замолчавшей Коршуновой к выходу, облизывая взглядом тонкую линию шеи и завитушки татуировки под линией роста волос.

Ниже не смотрю принципиально. Но эти блядские шорты я бы законодательно запретил. У меня итак уже за время полета член от трения о ширинку в мозолях.

Выйдя в зону прилета, Анжелика на миг замирает, озираясь по сторонам, а затем с визгом бросается к какому-то высокому кудрявому с проседью мужику в джинсах и приличном фирменном поло.

11. Анжелика

— Привет, Ликуш, — папа сначала крепко обнимает меня, обволакивая знакомым с детства запахом, а затем отстраняется, не убирая рук с моих плеч, и придирчиво осматривает, — Как долетела?

Не успеваю ответить, так как взгляд отца тут же замирает на чем-то за моей спиной.

Вернее, на ком-то...

Приближение Яра я скорее чувствую, чем слышу.

По позвоночнику расползается нервное тепло, внизу живота начинает тревожно щекотать. А затем я и вовсе теряю навык дышать, потому что Яр крепко обнимает меня сзади за шею, буквально вырывая из рук моего собственного отца.

Демонстративно целует в висок горячими, сухими губами, и только потом беспечно протягивает ладонь для рукопожатия моему вставшему столбом папе.

— Здравствуйте, я Ярослав, очень приятно познакомиться, Владимир Анатольевич, — улыбается во все сверкающие тридцать два.

Папа моргает. Папа сглатывает. Папа переводит охреневший взгляд на меня, игнорируя протянутую ему руку.

— Ликуш, — хрипит растерянно, — Ярослав? Был же... Кхм... Как его... На Бэ-мэ какой-то... Белобрысый такой...

— Любимая, ты что? Так и не сказала? — возмущенно цокает Тихий, поддевая пальцами мой подбородок и поворачивая к себе.

Встречаюсь с ним взглядом. В его зрачках веселые черти танцуют.

Точно, он же намерен развлечься. Вот уже начал. Правда, за мой счет!

"Любимая"... Можно хотя бы без этого?! Начинаю злиться. Вот такое представление — перебор! И Тихий явно читает это по моему лицу.

— Извини, вылетело из головы, Я-ярик, — специально сладко тяну его имя, зная, как он ненавидит, когда к нему так обращаются.

Яр поджимает недовольно губы на секунду, ноздри его раздуваются. А потом снова расплывается в улыбке, достойной рекламы стоматологии.

— Ничего, Лику-уш, — копирует мой тон и обращение папы ко мне.

Крепче сжимает пальцами мой подбородок, фиксируя голову, наклоняется, и...

Я в шоке.

В шоке, потому что его твердые теплые губы вдавливаются в мои, а язык требовательно проходится по зубам. Я чувствую его вкус, горьковатый и терпкий, ловлю влажное горячее дыхание на своей коже...

А еще остро ощущаю, как на нас шокировано уставился мой отец, стоящий совсем близко.

От всего этого вместе беспомощно подгибаются ноги.

Я думала это хорошая идея? Это какой-то дурдом!

Хватаюсь за руку Яра то ли в попытке оттолкнуть, то ли удержаться. Открываю рот, чтобы выразить свой протест, но вместо этого наши языки и вовсе касаются друг друга, посылая по телу томительные электрические импульсы, а Яр отпускает мой подбородок и перехватывает ладонью затылок, зарываясь пальцами в волосы и притягивая к себе еще ближе.

Раз-два- три...

Резко отстраняется и переводит хмельной взгляд на моего отца.

— Владимир Анатольевич, Анжелика рассталась с Богданом. Мы теперь вместе, я думал, она сказала вам. Извините за путаницу, — сообщает спокойно, продолжая меня обнимать. Кивает в мою сторону со снисходительной улыбкой, — Рассеянная.

— Да уж, — бормочет папа, проводя ладонью по лбу, будто пот утирает, — Это ты еще мягко выразился...кхм...Ярослав...

Я стою красная как рак, не в состоянии сказать хоть что-то внятное и поднять хоть на кого-то глаза.

Губы горят, во рту чужой вкус, низ живота постыдно раскаленно вибрирует до чувства, что хочется в туалет. А Яр так и прижимает меня к своему горячему боку, словно мы не можем разлепиться и на миг!

Это перебор.... Перебор!

Но я не могу осадить Тихого при собственном отце!

Да и получается, он всего лишь выполняет то, что я сама от него хотела.

О, так вот какую игру он затеял? Потроллить и одновременно полапать меня?
Отличное лекарство от скуки на чужой незнакомой свадьбе, да, Яр?
Потом еще и дружкам своим придурковатым будет что рассказать...Вместе поржете...

Шикарно. Супер!

Что теперь делать?!

Я же знала, что с ним нельзя связываться! Ну просто нельзя!

Вообще меня с самого утра насторожило настроение Яра. Он выглядел... Подозрительно.

Слишком дружелюбный, слишком разговорчивый, слишком горящий, прямой взгляд.

Будто он что-то задумал и полон решимости это осуществить.

И меня это напрягало, лишь добавляя волнения.

Я привыкла к тому, что хорошего лучше от Тихого не ждать.

Нет, он никогда не задевал меня лично. Но у Яра были плохие отношения с Богданом после того, как он вернулся из Китая — уж не знаю, что у них произошло. До этого они отлично общались — одна компания, один поток, одна баскетбольная команда.

Но Яра будто переклинило год назад, и он стал цеплять Фоменко постоянно.

Я не могу вспомнить ни одной тусовки, на которой бы Яр не задел Бо, с маниакальным упорством пытаясь выставить его лузером. А ведь на всех этих тусовках с Фоменко рядом была я. Как его девушка.

Девушка лузера.

Получалось, что Тихий унижал и меня, а я даже сказать ничего не могла. Ну не кинусь же я на защиту мужчины. Как наседка, кудахтающая над цыпленком.

И приходилось молча сидеть и сгорать от испанского стыда. И за Яра, который в своей агрессии смахивал на пубертатного жестокого подростка. И за Фоменко, который не в состоянии был дать ему нормальный отпор, переводя все в шутку.

Это смотрелось так жалко, а мне было так неуютно, что в какой-то момент я вообще перестала посещать общие университетские сборища. Остались дни рождения моих самых близких друзей и что-то фундаментальное как Новый год.

А к Яру у меня естественно развилась стойкая неприязнь. В моей голове он теперь крепко ассоциировался с мучительным чувством неловкости и желанием провалиться под землю.

И вот что хорошего можно было ждать от такого человека?

Да ничего...Красивый, жестокий, самовлюбленный мальчишка. Вот кто он такой.

Чтобы там Лида не говорила. Она его слепо любит, но на то она и сестра.

— Кхм...Что ж, пойдемте к машине... дети...— папа хлопает себя по бедрам. Взгляд его мечется от меня к Тихому и обратно словно взбесившийся сканер, — А то время поджимает. По дороге расскажете, как у вас так получается интересно...да?

12. Ярик

Я пьян, но не как вчера. Это другое.

Похмелья после клуба наоборот как не бывало — так штормит от чувственного, жаркого адреналина.

Сейчас я в стельку от долгожданной вседозволенности.

Пусть мнимой. Пусть я слегка перегнул и Эндж надулась как рыба-еж. Даже кудряшки ее встали дыбом, выбиваясь из растрепавшегося небрежного пучка.

Но это не мешает мне затащить ее на заднее сидение отцовского джипа, не давая занять переднее пассажирское место.

А затем украсть узкую ладонь, намертво переплетая наши пальцы. Кудряха украдкой пыталась высвободиться, артикулируя губами разнообразные проклятия и зло прожигая черными глазами.

Но... Пффф... Нашла с кем спорить!

Затихла через минуту, признавая поражение, как только ее отец обернулся и смерил нас подозрительным взглядом, не понимая что у нас за возня. На правах победителя я обнаглел вконец и вжался в нее всем боком.

Горячая... И пульс вибрирует так, что и мой разгоняется, подстраиваясь. Пульсируем вместе, молча, надрывно, пока Коршунов старший выезжает с территории аэропорта и встраивается в автомобильный поток.

Насколько я понял, мы отправляемся в какую-то гостиницу на Куршской косе. Выездная регистрация будет там уже сегодня. А значит Эндж напьется шампанского, уж я прослежу за этим моментом, и первая брачная ночь имеет все шансы состояться не только у ее сестры.

Тем более, что на поцелуй она ответила! Может сколько угодно делать сейчас вид, что это не так. Но от фантомной ласки ее языка у меня до сих пор подрагивает член.

У нас все будет.

И меня штормит от одной мысли об этом.

Особенно, когда сижу так близко к Энджи. Мои легкие заполнены теплым солоноватым ароматом ее кожи, в руке покоится узкая ладонь с тонкими пальчиками, а во рту до сих пор разлит вкус ее слюны.

Эндж, как я и думал, пряная, горькая, знойная, влажная. Я хочу больше... Меня буквально разрывает от того, как хочу.

— Ну и откуда же вы, Ярослав? — вопрос ее отца с трудом пробивается сквозь пелену откровенных фантазий в моей голове.

Туплю, отвечая не сразу. Эндж толкает меня плечом, торопя.

— Эм...Да мы давно знакомы с Анжеликой, — откашливаюсь, убирая из голоса лишнюю хрипотцу, — Она дружит с моей сестрой Лидой, мы общались...

— Лидой? Это которая Тихая? — Владимир Анатольевич ловит мой взгляд в зеркале.

В тоне его прорезается сдержанная заинтересованность.

Очевидно, он в курсе положения моей семьи. Мне с трудом удается сдержать скептическую усмешку.

Что, я уже не так подозрителен, да?

Я без претензий лично к Коршунову, но только что он смотрел на меня как на мутного придурка, которого в любой момент готов выкинуть из машины.

Но Тихого уже не вышвырнет, да?

Все люди одинаковые...

— Да, Тихая, — вслух вежливо подтверждаю. И согласно нашему плану дальше начинаю разливаться соловьем, не желая тянуть с этой ванильной чушью, — Я на самом деле всегда любил вашу дочь, Владимир Анатольевич, но она меня не замечала.

— Какие занимательные подробности, — бормочет Владимир Анатольевич, перестраиваясь, и теперь уже с любопытством поглядывая на притихшую пунцовую Анжелику, — И как же заметила?

— Они поругались с Фоменко, он повел себя недостойно, начал ее оскорблять, я вступился. И Анжелика наконец меня оценила.

— "Недостойно", "вступился", — Коршунов начинает криво ухмыляться, — Вы как из другого века, молодой человек.

— У меня строгая бабушка с претензиями на классическое воспитание, — фыркаю.

— Что-то по обжиманиям в аэропорту и не скажешь… — бурчит тихо Владимир Анатольевич, не сдержавшись.

— Это был порыв, очень люблю, — рапортую.

Эндж, не выдержав, закатывает глаза.

Я крепче сжимаю ее кисть в своей руке и наглею до того, что веду большим пальцем по тыльной стороне ладони. Вздрагивает. И кожа на предплечье становится гусиной.

Бля, у нее мурашки? Мурашки от меня...

Сглатываю и поправляю ширинку свободной рукой. Мы когда-нибудь доедем или нет?! Хочется уже наедине…

— И сколько ж вы вместе? — спрашивает Владимир Анатольевич.

— Два дня, — хрипло отзывается Анжелика.

— Хм, — тут Коршунов слегка давится, —дочь, у нас один номер на вас, но если надо...

— Не надо! — я это чуть не ору.

Реально в холодный пот бросило. Какие на хрен раздельные номера? Издевается?!

И отец, и дочь косятся на меня. Один с сомнением, вторая с беспомощной злостью. Поворачиваюсь к Анжелике и взглядом убеждаю, что пусть только попробует возразить. Секундная зрительная дуэль, и Эндж сдается. Поджимает губы и недовольно цедит.

— Да все хорошо, пап. Вместе подойдет...

Выдыхаю, снова расслабляясь. Конечно, подойдет, Кудряха. Тебе очень понравится...

— Ладно, вместе так вместе, — вздыхает отец, с трудом смиряясь с тем, что его маленькую доченьку уже хотят взрослые мальчики, — А что с лицом то, Ярослав? Кто тебя так?

— Да вот, с Богданом и подрались. И лучше просто Яр, Владимир Анатольевич.

13. Ярик

Дорога до гостиничного комплекса занимает около часа. И за это время Эндж, руку которой мне все-таки приходится отпустить, когда она берется за телефон, как будто успокаивается и принимает мою близость как должное.

Больше не пытается отодвинуться, дышит ровно, с лица сходит нервный злой румянец, а взгляд кофейных глаз становится обычным — глубоким и сдержанным, с томной поволокой.

Но только от нее мне все так же горячо. Для меня ее спокойствие и плавность вообще всегда были в тысячу раз горячее — в своем воспаленном воображении я проецирую это на выматывающий затяжной секс.

Потому адреналиновые волны, бурлящие во мне первое время после нашего приземления, не стихли, а лишь замедлились, погружая в привычное знойное наваждение, которое испытываю каждый раз, когда мы находимся слишком близко.

В салоне негромко играет нейтральная попса, Анжелика с отцом переходят к обмену новостями и обсуждению абсолютно незнакомых мне людей. А я дремлю, растекаясь по заднему сидению и положив ладонь на голое колено своей "девушки", которая, смирившись, ее не убирает.

За стеклом мелькают симпатичные виды, солнце жарит так, что слепит даже сквозь лобовое, и очень скоро лазурное спокойное море начинает радовать глаз.

— Мог бы и прислать за нами кого-то, там наверно такая суета, подготовка, — пеняет Эндж отцу, что бросил остальное семейство и рванул в аэропорт.

— Вот именно, суета, Ликуш, ты же знаешь, я не люблю, — отзывается Коршунов старший.

— Мама, наверно, ругалась, — улыбается Эндж сочувственно.

— А когда она не ругалась, ты ж знаешь ее, — хмыкает на это Владимир Анатольевич, а Кудряха понимающе кивает.

Я не подслушиваю, скорее просто лениво плаваю в низком для девушки, слегка простуженном тембре голоса Кудряхи, но тут цепляет что-то. И я начинаю перебирать в памяти, а что вообще знаю о ее семье?

Оказывается, что совсем немного. Меня в Эндж всегда интересовала чисто физическая сторона вопроса. Какое мне дело до родственников девчонки, которую тупо хочется трахнуть? Не потомственные сифилитики — спасибо и на этом.

Но тут я вроде как в гости еду. Надо вникать.

Знаю, что у отца янтарный бизнес. Не сильно большой, но устойчивый. Вроде бы переработка и ювелирка. Что для региона живут они хорошо, впрочем у нас в универе по пальцам можно пересчитать у кого дела обстоят по-другому. Мать у нее вредная, деспот в юбке, что-то такое Лида говорила. И до зубовного скрежета идеальная сестра. Больше ничего из памяти не могу достать.

Ну и плевать, скоро увижу своими глазами.

Думая так, рассеянно глажу коленку Энджи, на что она в ответ протестующе дёргает ногой. Улыбаюсь, лениво прикрывая глаза и отворачиваясь к окну. Строптивица. С шелковой горячей кожей.

Уж не знаю, что там за сестра, но сильно сомневаюсь, что в принципе можно быть идеальнее Кудряхи. Разве что такая же секси, но не шипит, а с улыбкой сразу дает.

***
Гостиничный комплекс, снятый на все выходные для торжества, оказывается очень симпатичным местом. На самом берегу Куршского залива, опрятный ландшафтный дизайн, тенистые кроны деревьев, пахучие розы, гравийные дорожки, подвесные качели и гамаки, пирс с лежаками, огромный белоснежный шатер -купол у самого пляжа, открытый бассейн с джакузи, и главная фишка — банный комплекс в виде деревянного корабля с баром на верхней палубе.

Я одобрительно присвистываю, потягиваясь и озираясь по сторонам, пока старший Коршунов достает наши сумки из багажника. Забираю у него свою, он подхватывает дочкину.

— Пойдемте сразу в номер вас отведу, — командует, идя первым по парковке, — И скажу матери, что привез. Ее бегать искать тут смысла нет сейчас, сама в номер придет, как узнает.

— Так давай я позвоню, — Энджи, шагающая рядом с отцом, набирает маму.

— Ну давай.

Переговариваются в ожидании ответа. Я сзади плетусь, продолжая осматриваться. Гости съезжаться пока не начали, но вокруг все равно суета. Осветители, аниматоры, организаторы, какие-то девчонки в цирковых костюмах, официанты, в общем активно готовятся. Везде развешивают гирлянды из белых цветов, организуют фотозоны, накрывают велком. На поляне у шатра и вовсе не протолкнуться, как перед большим концертом.

Сворачиваем к главному корпусу — двухэтажному длинному зданию в немецком стиле.

— Не берет, — вздыхает Эндж, сбрасывая.

— Потом увидит, — отмахивается отец, — Она тут носится как белка ужаленная еще со вчерашнего вечера.

Входим внутрь гостиницы и попадаем в просторный светлый холл.

— А Полина? — спрашивает Анжелика, — Уже тут?

— Да какой там! У нее ж сначала утро невесты в отеле, там фотосессия, потом Свят пришел в отель, опять фотосессия, потом вышли из отеля, снова фотосессия, потом они решили на яхте сюда приплыть, и конечно тоже фотосессия. Лишь бы до регистрации с этими своими фотосессиями добрались, — ворчит Владимир Анатольевич, явно не одобряя такую любовь к фотографии.

— Ясно, — закусывает губу Анжелика, и мне чудится мелькнувшая печаль в ее глазах.

Э-эй, Кудряха... Это что? Зависть сейчас была? Отставить! Хочешь, я тебя тоже поснимаю... У меня даже есть пара огненных идей для... фотосессий...Мысленно предлагаю про себя.

Тем временем останавливаемся на рецепции.

— Ну, молодежь, располагайтесь, а я пошел Татьяну искать. Скажу, что дочь привез. Вообще до гостей еще три часа, так что можете отдохнуть пока. Расслабляйтесь.

С этими словами он как-то неуклюже обнимает Эндж, коротко целует ее в щеку, отдает мне ее сумку и оставляет нас на попечение девушке рецепционисту.
Провожая взглядом Владимира Анатольевича, невольно расплываюсь в предвкушающей улыбке.

Ну наконец блять! Вдвоем...

Правда, радуюсь меньше секунды, потому что...

— Сейчас заселимся и нам надо серьёзно поговорить, Тихий, — негромко, но сурово выдает Эндж голосом, от которого непроизвольно скукоживаются яйца.

Блин, я даже был не в курсе, что она умеет так.

Перестаю улыбаться и, не скрывая вызова, дергаю бровью.

14. Ярик

Захожу в номер первым. Кидаю наши сумки посреди светлой опрятной комнаты, большую часть которой занимает двуспальная кровать.

Бегло оцениваю обстановку. Скромненько, но чистенько. Из главных плюсов — просторный балкон и вид на залив.

Ну и постель конечно...

Отдернув штору, поворачиваюсь к Анжелике, которая так и застыла в маленьком коридоре, подперев спиной входную дверь и скрестив руки на груди.

Стоит нашим взглядам переплестись, как меня заражает ее нервным напряжением.

Настроена ругаться? Отлично... Ругаться я тоже люблю...

— Ты поговорить хотела? Говори, — предлагаю, пряча ладони в передних карманах джинсов и качнувшись с пятки на носок.

Эндж поджимает губы, а затем раздраженно сдувает прядку, упавшую на лоб.

— Я понимаю, для тебя это все игра, — начинает менторским тоном, — развлечься захотелось...

Примерно так же меня классуха отчитывала в попытке отыскать совесть. Гиблое занятие...Особенно, если так нудеть.

— Ближе к делу можно? В чем конкретно претензия? — предлагаю пропустить патетическую прелюдию.

— Но это моя реальная жизнь, моя семья! — повышает Анжелика тон, упорно продолжая в том же духе.

— Отлично, реальная. Претензия в чем?! — тоже говорю громче, повторяя вопрос.

— В чем?! — ее глаза вспыхивают темным огнем, и Эндж в обличающем жесте тычет в меня тонким пальцем, — Какого хрена ты целоваться полез?!

— Так я же твой “парень”, парочки обычно целуются, нет? — играю бровями, прекрасно видя, как это ее бесит только еще больше.

Бесит потому, что по факту крыть ей нечем!

— Не в метре от моего отца! — в порыве делает несколько шагов ко мне.

— Зато он сразу поверил! Ты разве не этого хотела?! — тоже делаю шаг.

Интуитивно. Тянет...

Между нами еще пара метров, а я уже улавливаю ее терпкое тепло, разогретое эмоциями и токами, потрескивающими в комнате. Делаю еще шаг, будто меня дергают за поводок. К ней.

— Я...я... Яр, не переворачивай! Ты же понимаешь, о чем я, — требует Анжелика тише и облизывает пересохшие губы.

Ее глаза широко распахиваются, увеличенные зрачки застывают на мне, обнаружив, что я уже слишком близко.

Во взгляде мелькает беспомощность. Какая-то очень притягательная, интимная. Провоцирующая нападать.

И я делаю еще шаг. И еще.

Она вынужденно отступает. Пятится неловко.

— Ты все время ставишь меня в дурацкое положение, из-за тебя я вечно сгораю от стыда, — частит почти шепотом, — Черт с ним в универе, плевать. Но не перед семьей...— достигает двери и прижимается спиной к ней, наблюдая, как я приближаюсь, — Пожалуйста. Мне это действительно важно, понимаешь? — вдруг с такой искренней мольбой, что с меня морок спадает.

Торможу в метре от Энджи. Кручу в голове ее последние слова, ероша на затылке волосы.

— В смысле "сгораю от стыда" ? Да я никогда тебя не подставлял! — выдаю, обдумав.

— Ты серьезно? — возмущенно охает Анжелика, — Да я перечислять устану!

— Ну давай, хоть один пример!

— Эм...— она на мгновение подвисает и при этом краснеет на глазах, воинственно сверкая своим кофейным манким взглядом, — А вот! Когда мы дне факультета танцевали, и ты в микрофон заорал, что давно не видел такого зажигательного бревна!

— Так я про Фоменко! Ты тут причем вообще?!

— Это меня как его партнершу сейчас должно утешить?! — выгибает Эндж бровь.

— А не хер с бревнами танцевать!

— Ой, извини, что тебя не спросила! — язвит эта кудрявая коза.

— Да! Теперь спрашивай! — рычу и снова делаю несколько шагов в ее сторону.

Теперь уже до упора. Пока моя грудь не оказывается в сантиметре от ее, а рука не упирается в дверное полотно над ее кудрявой макушкой.

Не сдержавшись, шумно тяну носом воздух.

Блять... У меня похоже встал...

Чуть отодвигаю от нее таз, чтобы так жестко не палиться. Рано...

От всех этих манипуляций теряю нить разговора. Эндж тоже молчит, уставившись мне куда -то на кадык расфокусированным взглядом.

Слышу, как она дышит. Прерывисто и часто. И влажный жаркий воздух от ее дыхания оседает у меня на шее. Не шевелимся. Молчим.

— Слушай, извини, — наконец сдавленно бормочу я, — У меня и в мыслях не было тебя задевать. Я бы никогда…Я…— осекаюсь, проглатывая слишком откровенные слова.

Тело мелко колотить начинает от того, как хочется ее сейчас схватить.

Просто схватить и...

— Какое значение имеют мысли, если действия приводят к совершенно другому результату, — глухо отзывается Эндж.

— Кудряш, я правда не хотел...

— Неважно, просто сейчас отнесись серьезно, — поднимает на меня свой бездонный взгляд, — Пожалуйста, — шепотом добавляет.

И меня словно протыкают раскаленной иглой.

Я хочу ее. Очень хочу. И я не могу пообещать, что не продолжу давить.

Но и желание ее тоже проигнорировать не могу.

Задевает, цепляет внутри что-то ее взгляд. Для нее ведь действительно важно все это. А для меня игра. Она права. И наверно так неправильно.

— Ладно, — киваю после паузы.

— Обещаешь? — слабо улыбается. Глаза мягко блестят.

Пипец, красивая...Снова меня в проклятый морок тянет. Мозги отключаются. Медленно наклоняюсь.

— Постараюсь, — бормочу уже у самых приоткрытых губ Эндж.

Она смотрит на меня странно. Будто не верит, что это в реальности происходит. Не шевелится, наблюдая. Только ощутимый жар идет от нее и венка на шее бешено бьется.

У меня во рту слюна скапливается. Наклоняюсь еще, и наши губы буквально в миллиметре друг от друга. Дыхание смешивается, Эндж прикрывает глаза.

Еще бы секунда... Но у нас ее воруют, громко стуча в дверь.

15. Анжелика

— Да! — мой голос звучит как сорванное карканье.

Сердце оглушительно колотится в горле, Яр лишь чуть-чуть отшатывается, но продолжает нависать. И от его взгляда мои ноги ватные. Наваждение какое-то, ей богу... Как он это делает? Накатывает стыд и беспомощность. Меня настолько легко снять?!

С той стороны кто-то дергает ручку двери и она начинает с трудом открываться, так как я спиной прижата к полотну, а Яр упирается рукой в дверь у меня над головой.

— Лик, это я, можно? — растерянно басит мужской голос из коридора.

Узнаю сразу. Данька.

— Да, конечно! — толкаю в грудь Тихого, и он, покачнувшись, наконец отступает, не расцепляя наш зрительный контакт.

Непроизвольно провожу ладонью по губам, отворачиваясь. У меня полное ощущение, что поцелуй был. Кожу жарко покалывает, на кончике языка вкус чужого дыхания.

— Привет, — рывком распахиваю дверь.

И мгновенно оказываюсь в медвежьих Данькиных объятиях. Они такие теплые и уютные, такие родные, что я радостно пищу, повисая на его шее, пока Данила отрывает меня от пола и заносит в коридор.

— Здорово! Ты чего? Потяжелела? — он, хохотнув, подкидывает меня и ловит. Данька настоящий богатырь. Высокий как Тихий, но шире раза в два. Гребец, — А нет, показалось, такая же мелочь, — смеется, — Ой, как я рад! — тискает меня.

— Задушишь, пусти, — сдавленно хохочу и выпутываюсь из его рук. Встав на носочки целую в гладко выбритую щеку.

Я тоже рада. Очень. Скучала по нему.

Но от радости встречи кое-что отвлекает. А именно сверлящий мою спину недобрый взгляд.

Остро чувствую, как Тихий нас прожигает своими темными глазами. Обняв Даньку за талию, поворачиваюсь к Яру.

— Дань, это Яр - мой...— подвисаю, не в силах выговорить слово на букву "п" по отношению к Тихому. Тем более врать Даньке хочется меньше всего.

— Парень, — охотно подхватывает Яр, оценивающе щурясь.

У Дани вытягивается лицо.

— Был же какой- то Богдан или как там его, — бормочет.

— Был да сплыл, — резко отзывается Яр.

Даня склоняет голову и ухмыляется, кивая на синяки.

— А это он, пока отгребал, тебя задел?

— Типа того, — Яр тоже слабо улыбается, но взгляд остается холодным.

Если бы он не вызывал во мне столько противоречивых эмоций, я бы его, честно сказать, даже похвалила.

Это надо умудриться — так убедительно играть неуравновешенного самца, метящего своего территорию. Кажется в любую секунду кинется на Даньку с кулаками и оттащит меня от него.

Тихий тем временем переводит на меня вопросительный взгляд и требовательно выгибает бровь. Мол, а здоровяка представлять будешь или я должен сам догадаться.

Ну точно нахохлившийся петух...

— Яр, это Даня, мой брат, — не скрываю нотки насмешливой снисходительности. Пусть уж выдыхает...

— У тебя же нет братьев.

Еще и сомневается!

— Да мы двоюродные, — улыбается Даня шире и протягивает Яру руку. Тот, помедлив с секунду, крепко пожимает ее, — Лик, а ты чего? Про меня не рассказывала? — с упреком.

— Да как-то не успела...

— Ясно, не до разговоров вам? — подмигивает и пихает меня в бок.

— Перестань, — краснею, а вот Яр наоборот наконец довольно и расслабленно улыбается.

— Вообще меня тетя Таня прислала, чтобы привел тебя, ей там помощь нужна. Пойдемте?

— Помощь? — внутри неприятно екает, но я гашу это чувство в зародыше. Это глупо, я же знаю маму. Она суетится, готовится к торжеству. Забегалась.

Но все же я думала, что она хотя бы тут меня встретит...

Ладно, помощь так помощь...

— Да, или отдохнуть хотите? — интересуется Данил.

— Да нет, пошли, — стягиваю резинку с растрепавшегося пучка, надеваю ее на запястье и ерошу пальцами кудри.

— А я пожалуй лучше душ приму, — отказывается Яр, сладко потягиваясь во весь рост, отчего футболка на его животе задирается, и я взглядом цепляюсь за темную дорожку волос ниже пупка.

Под кожей окатывает душным жаром.

На что я смотрю? Резко опускаю ресницы.

— Кхм, да, давай. Звони если что, — бормочу, отворачиваясь.

Перехватив локоть Даньки, вывожу его из нашего номера.

Понимаю, что до этого нормально не дышала только, когда оказываюсь в коридоре. Тело мелко знобит. Шумно тяну носом воздух.

Меня от этого Тихого все внутри узлом скручивается.

“Зачем я связалась?” — обреченно думаю про себя в миллионный раз.

— Что, помешал, да? — еще и Данька пошло играет бровями, добавляя.

— С чего ты взял? — вяло огрызаюсь я.

— Как с чего, — фыркает, — Ты вся красная, у него стояк...

Что? Черт...

Вслух игнорирую, но внутри так и вибрирует теплым трепетом. Я знаю, что это игра с его стороны. По привычной схеме. И может для галочки. Сколько я видела этих разовых девчонок у Яра. Половина нашего универа. И он всегда даже второго раза избегал.

Я все это прекрасно знаю. Но реакция моя меня пугает. Как бы мне в этой игре не проиграть.

16. Ярик

Упругие горячие струи лупят по моим плечам, когда опускаю голову и упираюсь одной рукой в мокрый кафель душевой.
Прикрываю глаза.
Свежими воспоминаниями сносит.
Как совсем недавно стоял в точно такой же позе в коридоре, нависая над Кудряхой.
Как она замерла, широко распахнув глаза.
Шумно выдыхая сквозь сцепленные зубы, веду кулаком по напряженному стволу.
По позвоночнику гуляют обжигающие токи. За сомкнутыми веками вспышками бессвязные кадры.
Мягкие приоткрытые губы. Кудрявая волна локона. Дрожащие ресницы. Запах...
Ускоряюсь в попытке быстрее сбросить физическое напряжение, мешающее адекватно соображать.
Линия шеи. Впадинка между ключиц. Расширенные зрачки.
Мышцы каменеют. Накатывает. Перетряхивает судорогой наконец. Горьковатый миг облегчения. И сразу опустошающая тоска.

Не то. Не хватает. Нормально хочу, а не тупо дрочить в душе. Сука...

Блять. Луплю в стену кулаком, выпуская пар еще и так, и устало домываюсь. Тело немного ватное от физической разрядки, но в голове все тот же треш из нереализованных, настоявшихся за годы желаний.

Энджи хочет, чтобы я отнесся серьезно к нашему маленькому спектаклю... Да я серьезен как никогда!

Ладно. Разберёмся...
Выключаю воду и выхожу из душевой.

В номере я один. Натянув боксеры, первым делом беру телефон. Там уже Лидка сует свой любопытный курносый нос, интересуясь как у нас с Коршуновой дела, а еще мать пишет, что они с отцом вернутся раньше, через неделю.
От Эндж ничего. Достав костюм с рубашкой из сумки и повесив их на дверь шкафа, падаю на кровать. Пишу Кудряхе.

Яр. Все нормально? Я нужен?

Ответ прилетает практически сразу.

Эндж. Все ок. Нет.

Лаконичная коза. Не нужен я ей. Ла-а-адно...

В принципе у меня итак нет никакого желания лишний час разыгрывать из себя идеального мальчика перед ее предками и знакомиться поближе с ее шкафоподобным братцем.

До сих пор неприятно коротит, стоит вспомнить, как он ее тискал, а она счастливо смеялась, будто в лотерею выиграла. Тоже мне... Брат...

Закинув руку за голову, разваливаюсь на кровати. После душа и дрочки снова рубит. Сказывается бессонная ночь и внезапная попойка с Максом.

Вечер в клубе помню урывками. Ближе к утру вообще какая-то жесть творилась с соплями Малевич и бычащим на нее Колобом. Он как напьется, вечно щемит ее. А я уже по традиции пытаюсь этот долбаный позор разрулить.

Может Люба и полезла ко мне тогда на дне рождения Лиды, потому что перепутала в своей не самой умной голове причину и следствие, и уже видит во мне рыцаря- спасителя, а не чувака, которому за друга обидно.

Хотя вот сейчас лежу и думаю — а чего собственно обидно?

Пусть он и выглядит как придурок, но ведь Малевич давала ему пару раз. Допросился. А я со своим больным самолюбием в итоге даже поцеловать Кудряху нормально не могу.

Как там Фома выдал? Подыхающий Пьерро...

Перед тем как окончательно задремать, лезу в соцсети Коршуновой.

Ведет она их отвратительно. Подрочить не на что, даже если очень сильно стараться.

Какие-то расписные наличники в Ярославле, драный кот у помойки, лесное озеро, резная дверь в Питере, каток, селфи с Лидой после зачета...

Добираюсь до фоток с прошлого лета. И там нахожу ее с этим Даней. То-то мне его рожа показалась знакомой. Эндж счастливо щурится от слепящего солнца, ветер кидает кудри ей в лицо, морские брызги оседают солью даже через экран, а на заднем фоне белый парус, который натягивает этот Даня своими ручищами -базуками. В море тут где-то выходили.

Красивая...

Так и вырубаюсь на этом фото, сжимая в ладони телефон.

***

— Спасибо, что хоть в трусах!

Доносится до меня смешок Коршуновой сквозь сон. Резко сажусь на кровати, продирая глаза. Эндж напротив с тюрбаном на голове и в банном халате. Распаренная после душа. Чистенькая…Смотрит открыто. В упор.

Кажется, решила сделать вид, что между нами ничего не было.

Ок, поддержу пока…

— Тихий, я и не в курсе была, что ты такой соня! Чуть что — спишь! — в шутку лупит скрученным полотенцем по постели рядом с моей ногой.

— Сон — лучшее решение в любой непонятной ситуации, — сообщаю ей хрипло, подмигивая, и заодно стараясь незаметно проверить, не стоит ли у меня опять.

Пф, нет...Выдыхаю. Ну не совсем как подросток. Уже хорошо.

— Как это по-мужски, — закатывает Эндж глаза, — Ладно, пора собираться, — раскрывает шкаф и достает оттуда платье, — Я одеваюсь в ванной, ты тут. Не заходить!

— Принято, кэп, — ехидничаю, провожая ее задницу плотоядным взглядом до момента, пока за Эндж не захлопывается дверь.

Это сигнал, что пора вставать и превращаться в завидного жениха. Лично у меня это занимает ровно пять минут, а вот Эндж приходится ждать.

И ждать... И ждать...

— Ты там жива, Кудряха? — интересуюсь минут через двадцать, устав бесцельно листать ленту в телефоне.

— М-м-м... Да... Сейчас…

Дверь ванной робко распахивается. Анжелика выскальзывает в комнату и замирает по стойке смирно передо мной, нервным движением проводя ладонями по бедрам. Смотрит с требовательным ожиданием, а я...

Бля, я даже сглотнуть не могу.
Это вообще что? Она так собралась? Издевается?!

Взгляд липко проезжается по стройной фигуре в летящем, невесомом черном платье с крупными цыганскими цветами. От пальчиков босых ног, виднеющихся из-под длинной юбки, вверх, по изгибам бедер. Дальше, к тонкой, подчеркнутой поясом талии. И застревает в глубоком вырезе шифона практически до пупка... Я вижу края полушарий аккуратных девичьих грудей. Я блять понимаю, что она без лифчика, я... Она сможет в этом наклоняться?

По хер, неважно, я ей не дам проверять...Это не одежда, это раздежда какая-то. Платье, чтобы не снимать.

— Что? Думаешь, слишком? — Эндж нервно кусает накрашенные терракотовым блеском губы, правильно оценивая, почему я так остолбенел, — Просто хотелось... Знаешь, выделиться, но и не так чтобы совсем. Я же все-таки не невеста.

17. Ярик

— Не подумай, что я критикую, — бухчу, не сдержавшись, пока спускаемся на первый этаж по лестнице.

Эндж, обутая в римские сандалии, оплетающие ремешками ее стройные щиколотки, легко, чуть ли не вприпрыжку преодолевает ступени. Я иду впереди, не в силах не оборачиваться на нее каждую секунду.

И каждый раз мой взгляд вязнет в этом долбаном вырезе. Я угадываю, как за шифоном колышется небольшая грудь, я различаю едва уловимые очертания сосков. Я…Бля, я в номер обратно хочу! С ней…

— Ты не боишься, что в любой момент у тебя может грудь вывалиться?! — предъявляю ей зло.

— Не боюсь, — беспечно улыбается, — И тебе советую меньше об этом беспокоиться.

— Не боишься, потому что так и задумано? — я только бешусь еще сильнее.

Эндж смеется. Ведьма кудрявая!

— Боже, Яр. Нет конечно, там лента липкая, все надежно. Так что кончай бухтеть как старый дед, — щелкает пальцами у моего носа и по дуге обгоняет меня на лестнице, — Не переживай так, не опозорю тебя, — бросает, не оборачиваясь.

Слежу, как колышется юбка вокруг ее бедер, пока сбегает вниз. Новость о том, что все на самом деле закреплено, действует на меня странно.

С одной стороны успокаивает, с другой…

Я вообще-то уже настроился ловить момент, когда покажется грудь!

Женщины…Один обман.

***

— Пойдем, нам туда.

Не успеваю сориентироваться, оказавшись на улице, как Эндж снова берет меня под локоть и тянет в сторону пирса. Поворачиваю голову в нужном направлении и сразу вижу собравшуюся на пляже нарядную толпу.

Фоном играет романтичная попса в исполнении какой-то кавер группы, занявшей сцену у шатра. Все деревья в цветочных гирляндах и бумажных шарах. Солнце мягко жарит кожу, несмотря на то, что уже клонится к закату. Хорошо, что в последний момент от пиджака я отказался — на улице точно больше двадцати пяти.

Пальцы Эндж непроизвольно сильнее впиваются в мое предплечье по мере нашего приближения к остальным гостям. Ее ладонь влажная, я чувствую это сквозь тонкую ткань рубашки. Сдерживаюсь, чтобы не прокомментировать ее нервозность. Вряд ли оценит сейчас.

Несколько человек, обернувшись, приветственно машут нам, поторапливая, потому что на горизонте уже показывается яхта...

С алыми парусами, блин...

Я усмехнувшись, закатываю глаза. А на невесте у нас что? Хрустальные туфельки?

Остальные гости моего скепсиса не разделяют — начинают восхищенно орать и аплодировать. Кошусь на Кудряху. Она заворожено смотрит вдаль на приближающуюся посудину, и взгляд при этом такой... Наверно так же пялилась Ассоль в горизонт, когда принц все не приплывал. Мечтательно и печально.

Коробит почему-то...

— Что, тоже бы так хотела? — как-то слишком уж агрессивно интересуюсь. Но поделать с собой ничего не могу.

— Красиво же, да? — рассеянно отзывается, вообще никак не реагируя на резкие нотки в моем голосе.

— Завидуешь? — ехидно бросаю.

И тут же жалею об этом. У Эндж каменеет лицо, делаясь отстраненным и равнодушным.

— Тихий, отстань.

Будто собаку отогнала, пнув под дых.

Ладно, сам виноват. Вместо продолжения нашего дебильного разговора накрываю своей ладонью женские пальчики, вцепившиеся в мое предплечье. Крепко сжимаю в виде извинений.

Да, Кудряшка, я знаю, что придурок иногда...

Она мажет по мне быстрым взглядом и тихонько выдыхает через приоткрытые губы. Смиряется.

Пальцы не убирает. У меня в груди от этого жарко щекочет. Смотрю на Анжелику уже внаглую, облизывая профиль. Время замедляется, фотографируя момент...

— Мам, привет! — внезапно ее губы вздрагивают в улыбке, а рука исчезает из моей, оставляя вместо себя неудовлетворенность и пустоту.

Встряхнув головой, возвращаюсь в реальность.

Мы, оказывается, уже посреди толпы на пирсе. Музыканты играют "My Heart Will Go On", а Эндж кидается обнимать невысокую ухоженную блондинку неопределенного возраста. Пытается ее поцеловать, но та морщит нос и отшатывается.

— Макияж, дорогая, — делает замечание, а затем чмокает воздух у Анжеликиной щеки.

Вообще-то, моя бабушка мне бы и подзатыльник отвесила, если бы я попытался ее торжественную раскраску испортить, так что именно в этом не вижу ничего криминального.

Вот только Эндж как-то сразу сникает и неловко делает шаг назад.

Мать же обрисовывает ее стройную фигуру беглым оценивающим взглядом, который застревает на глубоком декольте… Выразительная пауза… И Коршунова - старшая брезгливо морщится, осуждающе цокая.

— Анжелика! — страдальчески всплескивает руками. — Вот что с тобой вечно не так?! Можно хоть раз за тебя не краснеть? Что за выбор платья? У нас гости...! Папины партнеры, помощник губернатора! А ты как цыганка, которую только что за еду поимел матрос! Может...

Она не успевает договорить, потому что я интуитивно подаюсь к своей "цыганке" и оказываюсь так близко, что одеревеневшая спина Эндж впечатывается мне в грудь, а холодные голубые глаза Татьяны Ивановны удивлённо впиваются в мое лицо.

— Здравствуйте, я тот самый матрос, — обнимаю Эндж за плечи, с совершенно искренним удовольствием тиская, — Ярослав Тихий, очень приятно, — улыбаюсь "потенциальной теще" во все тридцать два, с каким-то садистким удовлетворением видя, как у той беспорядочно меняются эмоции на лице в попытке выбрать правильную, — И я с вами полностью согласен, Энджи очень сексуальная. Особенно в этом платье. Не знаю, как до ночи доживу, уж простите за подробности. Вообще...Спасибо Вам за такую дочь!

На миг между нами троими повисает гробовая тишина.

А затем происходит что-то невероятное.

Татьяна Ивановна, все-таки выбрав нужную реакцию, расплывается в заискивающей улыбке, протянув "Оу, да, тот самый Тихий. Очень рада познакомиться, молодой человек...". В общем, переобувается в приятную светскую даму на лету.

Но сшибает с ног меня не это.

А то, что Эндж внезапно кладет свою узкую ладонь поверх моей, лежащей на ее плече.

18. Ярик

Эндж отклоняется, разрывая поцелуй. Машинально тянусь опять к ней, но меня отвлекают.

— Ярослав, ну как, отдохнул? — к нам подходит Владимир Анатольевич.

Вместе с ним тот самый Даня и еще какая-то возрастная пара. Нас знакомят. Оказывается, это родители Данила, дядя и тетя Анжелики. Их имена тут же вылетают из головы — слишком много новых лиц, а я никогда не отличался хорошей памятью на людей.

Вокруг становится очень шумно. Суета достигает апогея. Ведущий пытается организовать гостей, надрываясь в микрофон. Музыканты разражаются еще одной слезовышибательной песней.

Все потому, что небольшая яхта начинает швартоваться.

По просьбе ведущего расступаемся по две стороны от раскатанной дорожки, образуя коридор.

Пользуюсь моментом и, обняв Анжелику за шею, притягиваю к себе. Она сначала замирает в протесте, но потом все-таки поддается, обмякая и облокачиваясь спиной на мою грудь.

Ее попка вдавливается мне в пах. Ловя от этого микроскопические токи, тут же побежавшие по венам, нагло упираюсь подбородком в тёмную кудрявую макушку и дышу глубже, пропитываясь пряно- соленым ароматом своей "цыганки" и предвкушением. В голове мысли пошлые кружат.

Наконец показывается сладкая парочка. Невеста в расшитом камнями русалочьем платье и жених в темно-синем костюме. По толпе гостей проносится очарованный вздох, а затем пирс разражается овациями.

Ничего с собой поделать не могу — по сестре Энджи мажу коротким оценочным взглядом, а вот на женихе ревниво залипаю.

Насчет Полины. Да, красивая. Высокая платиновая блондинка с аппетитными сиськами, тонкой талией и зачетными бедрами, которые так удачно подчеркивает облегающий корсет. Напоминает куклу Барби или дорогую инстателку, только без перекачанного лица — со вполне милыми тонкими аристократичными чертами.

На их мать похожа эта Полина. Если бы дала, конечно трахнул — не спорю.

Но цеплять — не цепляет меня такой типаж. Зря Эндж загоняется. На любителя. Лично мне не интересно.

А вот жених...

И это ее первая любовь? Бля...

Ну бабам такие нравятся, да.

Морда скучная, правильная, смазливая. Приличная стрижка, гладко выбрит, высокий, улыбается, будто платят по сотке за каждый вежливый оскал. И при этом выражение лица дружелюбное до легкой тупости. Кен, а не мужик в общем.

И вот такое Кудряхе заходит? Раздраженно почесываю разбитую скулу. Нет, мне не нравится. Бесячий какой-то тип.

— Сразу видно, что гондон, — бормочу Эндж в макушку свой вердикт.

— Ну конечно, один ты у нас красавчик, — фыркает она, усмехнувшись.

Мы так близко, что я чувствую, как вибрируют звуки в ее груди. Прижимаю крепче к себе девчонку. Кровь закипает в паху. Тело мгновенно наливается жаром.

— Да, только я. И повторяй это себе почаще, — предлагаю севшим голосом.

— Яр, ты не забыл, что мы — фейк? Сейчас никто не слышит, можешь не оттачивать на мне свое очарование, — напряженно отзывается шепотом, пытаясь немного отстраниться.

Кажется, я спалился, что у меня привстал... Да и плевать. За прижатой ко мне Эндж все равно не видно. А ей полезно — вон как часто и поверхностно задышала. Возбуждается. Тоже. Кайф...

— Значит, я все-таки очаровательный? — интересуюсь, наклоняясь и влажно дыша ей в висок. Хочется лизнуть... Какая она вкусная...

— Ушлый ты, — дрожат ее ресницы, — Секса на разок не будет, так что кончай намекать...

— Кончить точно было бы неплохо, Кудряха, нам обоим, — шепчу, игнорируя остальное, — Ты у нас теперь свободная девочка, так что мешает? И вообще я ради тебя тут стараюсь, где мои бонусы? — я такой пьяный от нашей близости, что наглею вконец.

Нет сил уже свои желания скрывать.
Но зря так прямо наверно...

— Бонусы не включены в контракт, — резко дергается Эндж, словно я ей пощечину залепил, и все-таки отходит от меня.

Пф... Ладно...Посмотрим...Сегодня все равно далеко не убежит.

С остальными гостями перемещаемся на поляну, где должна состояться церемония. От Эндж приходится отвлечься потому что, пока идем, на меня неожиданно наседает ее мать. Спрашивает как долетели, какие у меня впечатления и тому подобную заискивающую чушь.

Я бы ее ласково послал, у меня в этом деле большой опыт. Но, пока терплю, мои акции перед Эндж растут, так что умудряюсь даже вежливо улыбаться.

Татьяна Ивановна не отлипает, пока не рассаживаемся на раскладных стульях по разным рядам. Анжелика снова напряжена и избегает встречаться глазами.

Тешу свое самолюбие, что просто обдумывает честное предложение переспать, но, когда начинается церемония, понимаю, что ей на самом деле не до меня.

Эндж не моргая наблюдает за сестрой и бывшим, которые застыли напротив друг друга в пышной цветочной арке. Взгляд ее при этом отрешенный, пальцы напряженно впиваются в колени до побелевших костяшек.

— Дамы и господа, дорогие гости! Мы собрались здесь... — начинает нараспев девушка - регистратор.

Женщины вокруг начинают доставать платочки, а жених и невеста берутся за руки, так сладко пялясь друг на друга, что у меня на зубах начинает сахар скрипеть.

Мда. Надеюсь, обойдемся без песен и стихов... Я не выдержу. У меня уже романтический передоз.

Эндж рядом тихонечко дробно вздыхает. И это тоже невероятно бесит. Ну что она грустная такая?

Да он стремный, этот Святослав, или как его там! Неужели не видит сама?!

— Слушай, а вы вообще не похожи с сестрой, — наклонившись, шепчу Коршуновой на ухо, чтобы отвлечь.

Вижу, как Эндж сглатывает, не поворачивая ко мне головы и продолжая во всем глаза наблюдать за брачующимися.

— Прикольно, что как у нас. Я тоже только на отца похож, а Лидка — на мать. А между собой вообще никак, — продолжаю болтать на грани слышимости, почти касаясь губами женского аккуратного ушка.

На меня недовольно косится какая-то старуха. Регистратор рассказывает про любовь, доступную только богам и Святославу с Полиной. Эндж молчит.

19. Анжелика

Наконец церемония кончается. Длинно выдыхаю.

Ну вот и все.

Моя бывшая любовь и моя сестра теперь муж и жена.

Выглядят по-настоящему счастливыми. И такими красивыми сейчас, когда целуются на фоне песчаного побережья, синего моря и начинающегося заката. Гости вокруг утирают слезы умиления. Спешат к ним поздравить. Полина плачет, смеясь. В руках у нее не помещаются цветы. Отдает подружкам, а ей все дарят и дарят. Свят обнимает ее и целует в макушку, баюкает.

Я тоже медленно поднимаюсь со стула, чтобы подойти.

На душе — печаль. Уже нет той режущей надвое боли. Она отпустила.

Сейчас я смотрю на них и понимаю, что Полина действительно подходит Святу гораздо больше, чем я.

И что у меня была к нему не любовь, а просто яркое, совсем детское чувство, состоявшее из восхищения, смущения и ощущения собственной важности.

Ведь взрослый, успешный, красивый мужчина вдруг обратил внимание на меня. Совсем девчонку. Еще и не такую шикарную, как сестра.

Вот, что это было, а не любовь.

И все же я глубоко ранена. Тем, что мне до последнего никто не говорил. Тем, что родители их прикрывали.

Главный их довод в свою защиту — "это был не телефонный разговор"...

Может быть.

Но по-хорошему такого разговора вообще не должно было произойти! Свят мог сначала расстаться со мной, а потом уже....

Да, тогда тоже бы было больно.

Но я бы не чувствовала себя такой чужой в собственной семье, как теперь.

Если раньше я просто страдала от нависающей, плотной тени идеальной Полины над моей головой, то сейчас и вовсе меня будто за борт вышвырнули. Словно специально отослали учиться подальше. Звонили раз в неделю по пять минут. Скрывали такие важные вещи. Будто вот они — сплоченная, спаянная семья, а ты как хочешь живи.

Все равно вряд ли что-то путное выйдет.

— Кудряха, пойдем поздравим, — Яр обнимает меня за талию и ведет к молодоженам.

Его горячая ладонь на моей пояснице моментально выдергивает из плотного облака собственных мыслей. Ловлю заинтересованный взгляд сестры и пластмассовую улыбку Свята, когда мы приближаемся.

То, что Святослав Рокотов немного меняется в лице и смотрит на Яра с мрачной оценкой, греет мое побитое самолюбие несмотря ни на что.

В ответ сильнее прижимаюсь боком к Тихому.

Смотри-смотри, красавчик, да?

Это невозможно отрицать. Ярослав на десять из десяти. Особенно, если не знаешь, что за гвозди застряли у него в голове.

Яр моментально подыгрывает, спуская руку с моей талии на бедро и нагло поглаживая мою задницу прямо на глазах у Свята и сестры.

Его лапища словно раскаленный утюг. Внутри меня подбрасывает, и мысленно я шиплю от передоза ощущений. Но внешне продолжаю безмятежно улыбаться.

— Поль, поздравляю, — говорю сестре совершенно искренне, — Это было очень красиво...До дрожи.

— Ой! Иди сюда, — она всхлипывает и обнимает меня, — Спасибо!

— Свят, — коротко киваю бывшему. И голос предательски вздрагивает.

Отголосками той боли, что пережила по его вине три года назад.

Пальцы Яра тут же сильнее впиваются в мой бок. Словно это реакция на то, что заметил.

Рокотов в ответ криво улыбается, продолжая коситься на Яра.

— Познакомишь со своим кавалером? — игриво улыбается Полина, тоже посматривая на Тихого, который опережает меня и сам начинает представляться.

— Поздравляю, очень трогательная церемония. Я — Яр, парень Анжелики.

— Очень приятно, — дружелюбно отзывается Поля.

— Рад познакомиться, Ярик, — щурится Свят, протягивая Тихому руку.

Яр в ответ тормозит, раздраженно сверкнув глазами.

— Яр не любит, когда его так называют, — поправляю Свята, и только тогда Тихий снисходит до рукопожатия.

— О, прости, Яр. Понял. Буду знать, — Свят снисходительно улыбается.

Тихий не реагирует никак. Давит на мою поясницу, уводя от молодоженов. Нас тут же сменяют следующие гости, желающие поздравить новобрачных. Нутром чую, как в Тихом раздражение кипит. Вместе подходим к фуршетному столу. Яр практически насильно сует мне в руку бокал шампанского. И сам залпом выпивает из другого.

— Что завелся? — интересуюсь.

— Он у тебя неуч, да? — сверкает на меня черными глазами.

— С чего вдруг неуч? И с чего вдруг "у меня"?

— К человеку принято обращаться так, как он представился. Это элементарная вежливость, Кудряха, — отвечает только на первый вопрос, игнорируя второй.

Мне приятно бы было тешить себя догадками, что истинная причина его раздражения в ревности, а не в форме обращения. Но это как глупо, что просто вспоминаю про кучу гвоздей у Тихого в голове.

И закатываю глаза.

— Ты иногда такой зануда, Я-ярик, — делаю ударение на его имени.

— Эй, тебе тоже нельзя, — фыркает.

— Но Лиде же можно, — делаю глоток из своего бокала.

— И ей нельзя, но она непробиваемая.

— А я значит пробиваемая, — играю бровями.

— Нет, но я не против пробить, — артикулирует беззвучно Яр, уставившись на меня вмиг потемневшим взглядом.

В ответ меня такой жаркой волной ошпаривает, что я давлюсь следующим глотком.

— Что ты сказал? — корчу из себя дурочку, будто не прочитала по губам.

— Ничего, пей давай.

***

Над морем горит ало- фиолетовый закат. Легкий солоноватый бриз продувает насквозь наш открытый шатер, наполняя его морским свежим воздухом. Все деревья вокруг в зажженных гирляндах, словно в гигантских светлячках. Живая музыка ласкает вслух. Гости один за другим произносят теплые, сердечные тосты. Скоро танец молодых наверно.

Как раз на догорающем закате...

Я не могу отрицать, что свадьба у сестры волшебная. Все продумано до мелочей, и меня кружит в этой шаблонной, но такой попадающей в нужные точки романтике. Я вязну в ней.

А еще я успокоилась.

И я пьяненькая.

Просто в хлам на самом деле. Расслабленная и хмельная.

Яр подливает мне, не переставая.

20. Анжелика

— А почему именно Эндж? Такой интересный вариант, на английский манер, — улыбаясь, интересуется мама у Яра, когда нам подают горячее.

Он пожимает плечами, берясь за столовые приборы.

— Даже не могу ответить, Татьяна Ивановна, — вежливо отзывается, — Все из моего окружения обращаются к Анжелике так. Хм...Может, потому что она — настоящий ангел? — весело косится на меня.

Пинаю его колено под столом. С лестью перебор!

Он шепотом тянет “Ауф” и корчит страдальческую моську. Переигрывает, заставляя меня мстительно улыбнуться.

— Это все Лида, — отвернувшись от Тихого, встреваю в их светскую беседу с матерью, — Мы тогда еще не общались. Начало первого курса. Была вводная лекция по философии. Она сильно опоздала и попросила конспект, чтобы списать начало. Я конечно дала. И она так громко воскликнула " О, да ты просто ангел! " на всю аудиторию, что это стало поводом для шуток у всей группы, а потом и вовсе трансформировалось в Эндж. И я как-то привыкла, не стала возражать, — объясняю маме.

Она смотрит на меня внимательно, делая еще глоток. Улыбка становится снисходительной.

— О, ясно. Значит кличка. Ну это в твоем духе...— роняет.

— Что именно? — внутри моментально ощетиниваюсь.

Ненавижу этот ее всепонимающий тон.

— Тебя подкалывают, а ты молчишь, делая вид, что так и должно быть.

Я хватаю воздух ртом, так как он резко исчезает из легких. Внутренности обдает чем-то ледяным.

Обычно я не такая чувствительная, но несколько бокалов шампанского дают о себе знать, делая из меня неуравновешенную истеричку.

— Хочешь сказать, мам, что Эндж звучит унизительно, и я должна возражать? Так? — интересуюсь звенящим голосом.

Краем глаза замечаю, как у Яра вежливая улыбка слетает с губ. Данька сидящий напротив вклинивается.

— А мне очень нравится, Лик, я теперь тоже буду тебя так звать. Тебе идет!

— Я не говорила, что не идет, — холодно возмущается мама.

— А что тогда? — нарываюсь я. Это алкоголь. Наверно...

Алкоголь, сотая шпилька за вечер и ее гребаный снисходительный тон!

— Анжелика, мы просто общаемся, — мать смеряет меня раздраженным взглядом, — И кажется тебе лучше перейти на сок.

Вспыхиваю, сжимая тонкую ножку своего бокала до опасности ее переломить. Ловлю на себе напряженные взгляды родителей Святослава.

Моего отца за столом нет — он ушел покурить еще полчаса назад и куда-то пропал. Не удивлюсь, если преспокойно один смотрит телевизор в номере. Для него это типичное поведение — сбежать побыстрее с любого мероприятия. Он в принципе не любит долго общаться с людьми вообще и с собственной семьей в частности.

За нашим столом повисает гнетущая тишина. И я сдаюсь. Гашу в себе неуместную вспышку гнева, потому что мама права.

Это не культурно. Люди отдыхают. Это праздник сестры.

Поджимаю губы и опускаю глаза. Просто не буду ее слушать. Ну вот такая она...

На мое колено снова ложится горячая ладонь Тихого. Сжимает. Только сейчас я не чувствую сексуального подтекста в его касании — скорее опору, чтобы выдохнуть и успокоиться.

Все. Я в норме.

Смотря маме в глаза, медленно делаю еще глоток шампанского, протестуя хоть таким жалким способом. Она показательно кривится, но не комментирует. На заднем фоне замолкают музыканты, и микрофон берет ведущий.

— Дорогие друзья! Совсем скоро мы увидим волшебный танец молодых! И конечно мы с вами их не переплюнем! Но давайте хотя бы попробуем! Ведь что это за выступление звезд вечера без разогрева, да?

— Да! — нестройным хмельным хором отзываются гости.

— Вы готовы?! — ведущий в лучших традициях повышает градус, говоря громче.

— Да!!!

— Тогда, дамы и господа, танго!

И кавер группа снова начинает играть. Узнаю танго Роксаны из "Мулен Руж" с первых же нот. Непроизвольно начинаю в такт качать головой, ощущая, как по рукам бегут приятные мурашки. Обожаю эту песню. Настроение моментально ползет вверх.

— Лик, может потанцуем? — предлагает Данька.

Не успеваю отреагировать, как пальцы Яра до легкой боли впиваются в мою ногу.

— Только если со мной, — осаживает он брата улыбкой - оскалом.

— Да брось, одолжи сестренку, — Данька добродушно смеется.

Ему реакция Тихого кажется забавной. Мне тоже, честно сказать.

— Я не собираюсь ни с кем танцевать, — обрубаю перепалку на корню.

— Почему? Пошли, — Яр поворачивается ко мне.

В его темных глазах плещется провокация, так удивительно переплетающаяся в моих пьяненьких мозгах с чувственным, надрывным ритмом звучащей мелодии.

— Это же танго, я не умею, — пожимаю плечами, невольно смущаясь от того, что Яр так смотрит на меня, и что приходится вслух озвучивать то, что я деревянная.

— Тебе не надо ничего уметь, — подается ко мне Яр ближе, хрипло нашептывая словно заправский змей-искуситель.

— О, ты просто не осознаешь масштаба катастрофы, — весело смеюсь и жутко краснею одновременно.

Пусть отстанет уже. Я правда бревно!

— Ярослав, — вздыхает мама, то ли пытаясь мне помочь, то ли желая окончательно унизить, — Анжелике танцы действительно никогда не давались. Уж сколько мы водили ее. Пробовали. Полечка же занималась, участвовала в международных соревнованиях. Я так мечтала, что они вместе будут танцевать! Но... Не судьба! ... Анжелика позиции то освоила с трудом. А вот Поля взяла гран-при в Берлине, когда ей было всего десять... Она...

Мама включает свою любимую пластинку о том, какая Полина молодец, особенно на фоне меня, но Яр не слушает ее. Облокотившись одной рукой на спинку стула за моими плечами, наклоняется и шепчет на самое ухо, почти касаясь губами сережки - кольца.

— Кудряха, отключаешь голову, виснешь на мне и расслабляешься по максимуму. Все просто. Пошли.

Боже, Яр говорит это так, что я невольно прикрываю глаза и облизываю пересохшие губы. Это он... Ведь о танце, да?

— Звучит как раз сложно...— бормочу шепотом, — А ты что ли умеешь танцевать?

21. Анжелика

Яр затаскивает меня в самый центр танцпола. Отсюда я отлично вижу музыкантов на сцене, но не могу разглядеть в толпе наш стол или стол новобрачных.

И это прекрасно, потому что под маминым оценивающим снисходительным взглядом я бы и пошевелиться нормально не смогла. Не знаю, специально Яр или случайно, но я ему благодарна.

Тихий останавливается напротив, предлагая свою ладонь. Медлю перед тем, как вложить свою, и озираюсь по сторонам.

Вокруг никто не умеет, никто... Большинство просто качаются, топчась на месте и мило обнимая друг друга. Разговаривают, смеются. Никому нет дела до других.

И это наконец расслабляет.

Это не конкурс танцев, Яр не претендует на главный приз, и я его не подведу. Мы просто веселимся, да?

Встречаю темный, гипнотический взгляд Яра и медленно вкладываю свою ладонь в его. От прикосновения прошивает горячими токами до самого плеча. Дыхание мое сбивается.

Ох...

А Яр уже рывком прижимает меня к себе — слишком плотно для любого танго, и вторая мужская ладонь раскаленным прессом ложится на мою поясницу. Тоже гораздо ниже, чем положено.

— Ты точно умеешь? — спрашиваю хрипло.

Хочу с иронией. Намекнуть, что так прижиматься и держать практически за задницу — не по правилам. Но голос подводит — выходит с придыханием как-то. Будто я уже и нормально дышать не могу.

— О, да...— дергает бровью, а взгляд хищный- хищный. Как у коршуна, подлетающего к мышке.

Поводит плечом, и я кладу на него вторую руку. Чувствую каменные мышцы под тонкой тканью белоснежной рубашки. И какой он горячий весь. Непроизвольно сдавливаю пальцы сильнее. Цепляюсь за него. Яр крепче перехватывает мою кисть в своей руке.

— Шаги знаешь?

— Мхм, — бормочу, увязая в его взгляде.

— Тогда погнали...

Втягивает меня в первое движение, но я сбиваюсь. Наступаю ему на носок, путаюсь в ногах. Плечи деревенеют моментально.

— Прости...— бормочу, красная вся.

Яр как-то странно смотрит. И вместо слов вдруг сильно встряхивает меня, заставляя обмякнуть. И снова увлекает за собой. Так быстро, что у меня перехватывает дух!

Он не просто ведет, он весь будто стальной, подавляет, обволакивает. Еще и музыка разгоняется с каждой нотой, срываясь на пронзительный припев.

Девушка - певица низким бархатным голосом выводит партию, заставляя внутренности дрожать.

Рука Яра впивается в мою поясницу, оставляя там клеймо. В другой руке переплетает наши пальцы. Смотрит мне прямо в глаза, начиная тяжело дышать. Его скулы розовеют, глаза чувственно горят. И мир вокруг кружит-кружит- кружит.... Становясь одним разноцветным пятном.

Я уже давно не считаю шаги. Я делаю, как он сказал. Я обмякаю, подчиняюсь полностью, позволяя Яру вести.

Колени как желе, внизу живота щекочущее тепло, в голове пузырьки шампанского.

Я вся в трепетных мурашках, потому что это не танго. Ощущается на грани…У меня такого секса чувственного никогда не было, как этот танец. Я пылаю и растекаюсь.

Мы не делаем ничего особенного, но мы очень... Непростительно близко прижаты к другу к другу. Так близко, что я чувствую, как его сердце бьется о ребра в грудной клетке, и мое трепещет в такт.

Подстраиваюсь даже тут.

Кажется для нас расступаются, образуя небольшой круг. Кажется, нам хлопают.

Ничего не знаю точно — зачарованно пялюсь в черные глаза, которые так близко. Яр улыбается уголком губ. Пару раз отбрасывает меня от себя, кружа. Я тоже начинаю смеяться. Просто от ощущения удовольствия и щекочущего возбуждения.

Веду ногой по его бедру, он перехватывает меня под коленом, срываем овации, кружимся. Дыхания нет, оно вылетает мелкими, рваными порциями. Горячая кожа влажнеет.

У Яра абсолютно пьяный наглый взгляд. И потому я совершенно не удивляюсь, когда он, прямо в танце, наклоняется и целует меня в шею, слизывая испарину с бешено бьющейся венки. Прикрываю глаза, шатаясь от нестерпимо ускоряющегося пульса.

Нахал... Обнимаю в ответ его темноволосую голову, не могу оттолкнуть.

Мелодия достигает своего пика перед финалом. Яр отстраняется резко, кружит меня вокруг оси и рывком тянет к себе. Ловит, вжимает в себя полностью, давая почувствовать, что возбужден, и целует в губы.

Это какой-то сон...

Вокруг шумят аплодисменты отыгравшим музыкантам, но я не слышу ничего кроме рева крови в ушах, потому что его язык хозяйничает у меня во рту. И это словно продолжение танца. Яр снова ведет, полностью подчиняя себе, а я лишь безвольно обмякаю, дурея от знойных и таких острых ощущений.

Одна его ладонь зарывается мне в волосы, большой палец чувственно гладит за ушком, другая лапает попу через тонкую ткань, непроизвольно комкая юбку.

Это уже наверно совсем неприлично смотрится, но я не могу его остановить. Меня слишком ведёт.

И, вместо того, чтобы оттолкнуть, я со стоном посасываю его язык и выгибаюсь, намертво прижимаясь к раскаленному мужскому телу. Я вспомнить не могу, чтобы хоть раз испытывала что-то подобное. Это все танго и шампанское, наверно, да?

Смутно слышу, как ведущий объявляет танец молодых, освещение меняется, пускают дым.

— Пойдем, — Яр отстраняется первый.

Пошатываюсь вслед за ним. Я полностью дезориентирована. Он тоже весь какой-то поплывший, и это хоть чуть-чуть утешает. Что не я одна...

— Куда? — заторможено сиплю не своим голосом, а Тихий уже ведет меня сквозь толпу в сторону пляжа, крепко держа за руку.

Не отвечает. По дороге хватает бутылку шампанского и два бокала с фуршетного стола. С плетеного подвесного кресла ворует плед.

Ныряем в темноту, двигаясь к берегу. За спиной раздаются первые аккорды песни для танца молодых. И они все тише и тише...

— А как же свадьба? — нервно кусаю губы, пока идем вдоль узкого пляжа все дальше от остальных.

— Без нас обойдутся, — бормочет рассеянно Яр, а затем указывает на беседку- плот у самого берега, — О, пошли туда.

— Пошли...