Тысяча дней после развода

Пролог

Александра

июль 2022 года

- А что, туда дороги совсем никакой? – спросила я, вглядываясь в густой, почти черный ельник за окном грузовика. – Только по озеру?

- Ну… как сказать? – пожал плечами водитель – молодой кудрявый парень в надвинутой на лоб бейсболке. – Лет двадцать назад была просека, но болотянкой затянуло. Зимой можно на лыжах пройти, а летом точно нет. Только кто ж туда зимой пойдет двадцать верст? Да и вообще кому туда надо? Тут по берегу с юга деревни, да и то больше заброшки, и комбинат целлюлозный, а так со всех сторон камень и болото. Заповедник, туристы, рыбаки. А вы к Ивану Федорычу в гости, прошу прощения за любопытство?

Кончики пальцев мгновенно заледенели, несмотря на плюс двадцать за бортом. Таким же холодом отозвался желудок. Хоть и думала о предстоящей встрече все это время, но услышанное из чужих уст имя словно ударило под дых.

- Нет, - ответила, изо всех сил пытаясь казаться равнодушной. – В командировку на биостанцию.

- Надолго?

- На месяц.

Парень быстро скосил взгляд и тут же вернул на дорогу. Я поняла направление – на мою руку без обручального кольца.

Ну да, ну да, молодой одинокий мужчина, незамужняя женщина. Месяц одни, вдали от цивилизации…

Господи, зачем я только согласилась?! О чем думала? Матвеич ведь так и сказал: ни в коем случае не настаиваю. Диссер? Можно подумать, водоросли больше нигде не мигрируют. Да везде их приносит из одного озера в другое. А где сообщения нет, там птицы на лапах тащат, рыбаки на лодках, на сетях. Или подземными протоками попадают. Живут себе потихоньку, никого не трогают, никому не мешают. А потом, когда наступает благоприятный момент, начинают бешено размножаться. Не обязательно было сюда ехать. К Ивану… Ну да, время поджимает, но не пожар, защитилась бы попозже.

- У вас тут водоросли в рост пошли, которых раньше мало было, - я словно оправдывалась, хотя водитель больше ни о чем не спрашивал. Да и вообще вряд ли его это интересовало. – А лето жаркое. Расплодятся, нарушится экосистема. Рыбы, растения…

- Будете их травить?

- Да нет, это так не делается, - я уцепилась за заданный явно из вежливости вопрос. Лишь бы не молчать и не думать о том, что произойдет через каких-то полчаса. - Если окажется, что ситуация выходит из-под контроля, придется искусственно разводить другие водоросли – естественных конкурентов. Но это тоже не очень хорошо. Моя задача – выяснить, насколько все плохо. А еще – почему они начали размножаться. Раньше такого не было, значит, что-то изменилось.

- А что, Федорыч не справляется, раз из Питера подмогу прислали?

- Он гидролог, а я эколог. Гидробиолог. Занимаюсь озерным биоценозом. Это все, что живет в той или иной среде. Животные, растения, микроорганизмы. Диссертацию пишу о миграции водорослей. Докторскую.

- Ого! – парень уважительно выпятил губу. – Здорово. А я вот девять классов закончил, потом в Пудоге колледж, автомехаником. Армию отслужил, хотел в Петрозаводск махнуть, но мать заболела, вернулся. Так и живу с ней здесь, в Куге. Скоро уже приедем. Сейчас смотрите, на косу выберемся, красиво будет. Озеро с двух сторон.

И правда – разбитая грунтовка, на которой две машины разъезжались впритирку, выбралась из леса на берег огромного озера, уходившего за горизонт. Аж дух захватило. Не Байкал, конечно, не Ладога или Онега, но все равно очень впечатляюще. Я вообще обожала озера. Не моря, не реки – именно озера. И когда предложили место в институте лимнологии*, не раздумывала ни минуты. Хотя… тогда, после развода, я ушла бы, наверно, куда угодно – лишь бы не встречаться на факультете с Иваном. Не говоря уже о Кире и Магниче.

Насколько хватало взгляда, берег по обе стороны от дороги был диким, деревья подступали к самой воде. Грузовик выехал на высокую насыпь, и минут пять желтовато-серые волны бились прямо под дорогой. Затем перешеек начал расширяться, слева озеро скрылось за деревьями.

- Деревня прямо на берегу? – я не могла оторваться от водной громады за окном.

- Да, на мысу, - кивнул водитель.

- Большая?

- Была большая. Может, слышали, в шестидесятые годы из тех деревень, где людей почти не осталось, переселяли в те, которые побольше. Вот и Кугу так укрупнили. Мать говорила, человек семьсот жило в лучшие времена. А сейчас от силы триста. Много домов пустых. Уезжают кто куда. В Пудож, в Медвежьегорск, в Петрозаводск. К вам в Питер. А так-то деревня старинная, с шестнадцатого века в книгах пишется. Раньше завод был рыбоконсервный, ферма молочная, сейчас ничего нет. Зато аж две церкви.

- И чем люди живут?

- А чем живут? Рыбу ловят, грибы-ягоды собирают, скотину держат. Туристов на постой берут летом, по островам на лодках возят. Тут машин нет, моторки да байдарки. Раньше и дороги не было толком. А вас как зовут?

Спохватился через полтора часа, усмехнулась я. Когда уже почти приехали.

- Александра. А вас?

- Ой, и я Александр, - обрадовался он неизвестно чему. – Просто Саша можно. Если вдруг что понадобится, я в крайнем доме, рядом с часовней. Хотя вы-то на станции будете. Но мало ли. И обратно поедете – отвезу.

Глава 1

Александра

двумя неделями раньше

- Шурочка, там Глеб Матвеич тебя зовет.

Лаборантка Дина хлопала наращенными кукольными ресницами и притворялась, будто я не просила так меня не называть. Имя свое я не любила, но если Александру и даже Сашу терпела, то Шура бесила до зубовного скрежета.

Имечко подкинул дед-полковник, мечтавший о внуке. Родители, словно чувствуя смутную вину за необеспечение требуемого, взяли под козырек. Ровесникам сочетание имени и фамилии ничего не говорило, но люди постарше, услышав «Александра Азарова» - точнее, «Шура Азарова», - начинали улыбаться. А дед и вовсе звал меня «корнет Азаров»*, тем более, лет до десяти я больше была похожа на мальчишку и дружила в основном с мальчишками.

С Матвеичем, начальником лаборатории, где я числилась в качестве старшего научного сотрудника, мы были в хороших отношениях, поэтому вызов вряд ли предвещал что-то неприятное. Скорее, разговор предстоял по моей диссертации, которая подбуксовывала без практической части. Война водорослей – тема не революционная, хорошо проработанная, с богатой теорией, но я подвязывала ее именно на практику, причем на примере северо-западных озер, где из-за климатических колебаний процесс резко активизировался. Поэтому Матвеич, мой научрук, хотел отправить меня «в поле», как только подвернется случай.

- Присаживайся, Александра, - кивнул, не отрываясь от монитора, Матвеич, когда я вошла в его отгороженный от лаборатории кабинетик. – Тут из Петрозаводска ответили, по твоей теме. Начальник волозерской биостанции еще в прошлом году жаловался, что резко пошли в рост диатомы**, которых раньше почти не было. Там экосистему сильно нарушили, когда озеро превратили в водохранилище, еще в тридцатые годы. Сейчас гидрологический режим естественный, но восстановление идет медленно. В последнее время из-за жары вода летом сильно цветет, рыба страдает. Что, поедешь, посмотришь?

- Да надо, конечно. Только как с отпуском скомпоновать?

Запрос-то был еще в мае, и я рассчитывала поехать в конце июня или в начале июля. Сдвигать отпуск не хотелось.

- Ты у нас когда идешь? – он открыл в компьютере график. - В августе? Давай так, мы тебе оплачиваем две недели командировки в июле, а дальше ты сама смотри, оставаться еще или уезжать прямо в отпуск.

- Хитро, Глеб Матвеич, хитро, - возмутилась я. – Вы же знаете, что там меньше месяца не получится. То есть мне две недели впахивать во время законного отпуска?

- Ну, Сашенька, это же твоя диссертация, не моя, - Матвеич развел руками. – Без практики не защитишься. Посмотри иначе. У тебя получится аж целых полтора месяца отпуска. Я бы сейчас сам махнул хоть на Байкал, хоть на Ладогу.

- Ага, и две трети этого отпуска я буду работать.

- Ну как хочешь. Было бы предложено. Но сама понимаешь, без практической части...

- Подумать можно? – пробурчала я, прекрасно понимая, что сдамся. Он прав, без практики диссертации не получится. Но не без боя же сдаваться!

- Разумеется. Скажешь завтра, я официальный запрос сделаю.

Угу, то есть ты тоже понимаешь, что я соглашусь. Наверно, прямо сейчас и напишешь, только отправку отложишь. На всякий случай.

Вообще-то, подумалось по возвращении в лабу, кое-кто конкретная нахалка. Месяц на карельском озере – мечта, а не работа. Тем более самая пашня по анализу будет уже потом, в институте. А там что – съемка, пробы, посевы, первичная обработка данных. Конечно, площадь большая, придется покататься, но это же в удовольствие. Опять же с новыми людьми познакомлюсь. Гиперконтактностью я не страдала, скорее, наоборот, но с коллегами общалась с охотно. Сколько ни бывала на таких вот биостанциях, и больших, и совсем крошечных, всегда с пользой.

А когда-то, еще студенткой биофака, во время летней практики познакомилась на такой станции с Иваном…

А вот об этом лучше вообще не вспоминать. Почти три года прошло после развода, но стоило о нем подумать, как желудок отзывался сосущей болью, а кончики пальцев противно немели. Психосоматика, чтоб ей! А еще…

Стыд, злость, разочарование, обида. Адский коктейль! Напилась вдоволь, и больше не хочется.

Все, теперь у меня другая жизнь. Милая веселая девочка Саша Лазутина ушла в прошлое, оставив вместо себя Александру Андреевну Азарову, старшего научного сотрудника академического института, кандидата биологических наук с прицелом в доктора. Женщину жесткую, суровую, без сантиментов. Боевого дикобраза, который зарекся подпускать к себе кого-то ближе, чем на расстояние выстрела. Хоть мужчин, хоть подруг. Подруг – особенно.

По сути, единственной моей подругой осталась мама. Вот уж на кого точно можно было положиться с закрытыми глазами. В детстве я ее обожала, в подростковом возрасте считала… э-э-э… немного отставшей от жизни, ну а потом мы стали самыми близкими людьми, особенно после смерти папы. Ванька не в счет, это было совсем другое. Если я сейчас не выворачивалась перед ней наизнанку, то не потому, что боялась быть непонятой, а просто не хотела грузить. Уж слишком близко к сердцу она принимала мои проблемы.

Маме я сейчас и писала, открыв воцап:

«Мазер, планы по звезде. Дача отменяется. Извини».

Матушка моя, по образованию и профессии художник-график, уже отметив полтос, освоила 3D-анимацию. И очень даже успешно освоила. Работала на удаленке в крупной рекламной фирме, лепила мультяшные ролики, зарабатывая вдвое больше, чем я. Обычно в мае мама уезжала на дачу и жила там до октября. Мы договорились, что две недели отпуска я проведу там с ней, а потом поеду в Сочи: билеты на самолет и гостиница уже были забронированы.

Глава 2

Иван

Я потряс рацию, дунул в нее, но это не помогло, она была мертва. Причем мертва на другом конце, не на моем. Опять Сашок забыл поставить на зарядку. Или просто выключил на ночь и не включил. А ведь он был моей единственной связью с Кугой.

Конечно, я мог позвонить начальнику головной станции Надежде и попросить связаться с визит-центром парка, но мы ведь легких путей не ищем, так? Завел катер и отправился в деревню сам. Не к вечеру, как собирался, а прямо с утра.

С погодой повезло – ни дождя, ни ветра. Тепло, даже душновато, но прогноз на ближайшие дни никаких катаклизмов не обещал. Как только берега скрылись из виду, возникло привычное, но все равно неприятное чувство, что посудина заблудилась и плывет в никуда, хотя автопилот крепко держал заданный по координатам курс. Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, стараясь не думать о том, что через несколько часов увижу Александру.

Думать о ней не хотелось, потому что даже малейшая мысль в эту сторону жгла изнутри, как кипящая серная кислота. Но все равно думалось. Уже вторую неделю, с той самой минуты, когда узнал, что лимнолог из Питера, напросившийся на практику, - это она. Александра Андреевна Азарова, старший научный сотрудник института озероведения.

Какого хера?!

То, от чего я бежал все эти три года, нагнало даже в этой глуши – глуше не бывает.

Снова вспыхнуло перед глазами – как удар под дых. Как тогда.

*

Я стою, притиснув ее к стене, глаза в глаза.

«Да или нет?»

Вот теперь ты уже не уйдешь от ответа. Смотри на меня! Хочу знать правду – и боюсь ее. Боюсь того, что ты скажешь. Потому что от этого зависит вся моя жизнь.

«Да или нет? Не ври мне!»

«Да…»

Дальше провал. Она опирается о стену, голова запрокинута, из носа течет кровь, рука прижата к красному пятну на щеке.

«С-с-сука!»

Машину заносит на повороте, чудом выравниваю. Врубаю музыку на полную громкость. Какой-то металл, лупит по ободранным нервам. Ярость выжигает изнутри дотла.

«Ты? - испуганно моргает Кира. – Что-то случилось?»

Молча стягиваю с нее пижамные штаны, расстегиваю ширинку, трахаю прямо в прихожей, потом тащу в спальню, продолжаю там. Грубо, жестко, выплескивая всю свою черную злость. Она напугана, но не сопротивляется. О ней я не думаю совсем. Вколачиваю в матрас и мысленно разговариваю с Сашей.

Блядь, я мог бы сделать это раньше. Давно мог, она же вешалась на меня с самой первой встречи семь лет назад. Но я любил тебя, тварь, только тебя. А ты верила всем этим сплетням! Хотела верить? Чтобы было чем оправдаться? Ты, козел, мне изменяешь, и я тебе тоже изменю. И с кем – с этим ничтожеством?! Гадина, мразь, как же я тебя ненавижу!

*

Тогда я не знал, кого хочу убить больше: ее, Магнича, Киру или себя. Видимо, это и спасло – всех нас. Я и правда мог это сделать, потому что голова отключилась полностью. От тех дней в памяти остались только обрывки, мелькающие в черноте, как флеши.

Мы подали заявление на развод, Саша ушла. Сначала жила у матери, потом сняла квартиру. На работе обходили друг друга по параболе, хорошо хоть кафедры были в разных концах здания, да и приходил я на биофак всего три раза в неделю. Через месяц она уволилась, но лучше не стало, потому что все равно сталкивался то с Кирой, то с Магничем. К тому же все всё знали, и это было невыносимо – жить как под микроскопом. Казалось, даже студенты обсуждают, с кем жена наставила Лазутину рога.

Гаже всего было то, что я прекрасно понимал: чувствовать себя невинной жертвой предательства и упиваться этим не получится. Потому что у Саши были все основания думать, будто я ей изменяю. Да, я мог сколько угодно говорить себе, что она сделала это первая, но… к чему лукавить, я был так зол на нее, что вопрос моей измены оставался лишь делом времени. Просто она успела раньше. Мы оба постарались, чтобы убить наш брак, нашу любовь – и нам это удалось.

Меня давно звали в Петрик – в Петрозаводск. Мой однокурсник в тридцать лет уже заведовал кафедрой в местном универе. Подумав, я согласился и подписал контракт. Но когда приехал, понял, что перемена декораций на самом деле не слишком помогла. Ну да, стены другие, лица другие, а суть та же. Лекции, семинары, заседания кафедры. Интриги, сплетни…

Весной я случайно узнал, что на приписной волозерской биостанции нет начальника гидропункта. Да вообще никого нет, только сторож на ставке лаборанта. Особо из-за этого не парились, основная работа шла в головной станции национального парка. Но там не было гидролога или гидробиолога, поэтому собственно озерные проблемы отходили на второй план.

Добив договор, я попросился туда. Согласились неохотно, потому что начальник биостанции хоть и получал гроши, но все равно висел на балансе университета. И только в этой глухой дыре вдали от цивилизации меня начало потихоньку отпускать. Первый год мы жили там вдвоем с Витюхой – студентом-заочником. Потом он получил диплом и поступил в очную магистратуру. Но мне и одному было неплохо, возвращаться в обозримой перспективе я не собирался, ни в Петрик, ни в Питер.

И вот пожалуйста. Только стало чуть полегче, только рана начала затягиваться – на тебе. Получай, чтобы жизнь не казалась медом. От злости хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. И, наверно, сильнее всего из-за того, что я не понимал, зачем ей это понадобилось. Вариант, что не знала, к кому едет, отпадал, такого не могло быть. Как и то, что не могла отказаться.

Глава 3

Александра

А ведь был соблазн согласиться. Сказать: да, давай вернемся. Обойдусь без практики, без защиты. Вообще без всего. Пропади, земля и небо, мы на камне проживем. Гори все огнем, ебись все конем.

Но приоткрыла глаза, покосилась на него – и тут меня переклинило.

Упрямый прищур, желваки на скулах, подрагивающие ноздри – так знакомо. До боли, до визга знакомо! И тут же - острыми иглами, одно за другим…

*

Ночь. Лбом в стекло, глядя во двор. Сигарета за сигаретой. Кофе обжигает желудок, как кислота.

«Где ты был? Третий час ночи!»

«С мужиками в баре».

«В гей-баре? - брезгливо касаюсь ногтем вишневого пятна на рубашке. – Знакомый цвет…»

«Что у тебя с Соломиной?» - а в кармане телефон с фотографией.

«Не больше, чем у тебя с Магничем»…

Руки Магнича на груди, горячее дыхание касается шеи, слезы жгут глаза…

Пальцы Ивана впиваются в мои плечи.

«Не ври мне! Да или нет?»

Формально – нет, потому что в самый последний момент поняла, что не могу. Оттолкнула, встала, оделась и ушла. А если по сути – да, потому что мысленно уже сделала это, и физическое завершение не играло никакой роли…

«Господи, Сашка, ну почему ты у меня такая дура?! Зачем? Зачем ты призналась? Пока слова не сказаны, ничего нет. Сомнения, подозрения – может быть, но человек верит в то, во что хочет верить».

«Вот именно, мама. Поэтому и сказала «да». Он сам мне изменил. С моей подругой. И не сомневался, что я изменяю ему. Сказала бы «нет», все равно не поверил бы. Я просто поняла, что больше так не могу»…

*

Ты мне всю жизнь перепахал – и теперь я должна под тебя строиться?! Чтобы тебе было удобно и спокойно?

Нет, не так, конечно. Мы оба виноваты. И да, Саша действительно у мамы дурочка. Такая уж уродилась - без башки. Но это не значит, что теперь нужно сложить лапки и вести себя так, как хочется тебе. По-хорошему ты просишь, скажите, пожалуйста. Я тебя тоже много о чем просила по-хорошему, ты меня слышал? Нет, потому что вообще не слушал. Вот и я тебя слушать не обязана.

Зато теперь мне все стало ясно. Как только закончится практика, многоточие окончательно превратится в точку. Большую жирную точку в конце главы. В конце той книги, которую мы начинали писать вдвоем. Не у всех книг бывает счастливый конец, к сожалению. Это жизнь.

Я молчала – он ждал. Кто кого перемолчит. Ничего не изменилось. А что, собственно, могло измениться?

В общем, я сказала «нет». Значит, месяц нам надо как-то сосуществовать.

Чтобы отвлечься, переключилась на программу своих работ, мысленно тасуя пункты в списке: что в первую очередь, что может подождать. Сначала пробы с посевом, замеры, съемка. Потом обработка данных, сверка с прежними. Наблюдение в динамике.

Самое поганое в том, что мне нужна была помощь. Озеро тридцать шесть километров с севера на юг и шестнадцать с запада на восток. На лодочке не нагребешь, а на катер права получить я так и не собралась. Да и пробы объемные в одиночку сложно брать. Обычно для таких дел есть лаборанты, а тут никого. И если Ванька заговнится, то мне придется несладко. Разве что его непосредственному начальнику жаловаться, но до него еще доцапараться как-то надо.

По карте от деревни до станции километров двенадцать по прямой. С той скоростью, которая светилась на табло, мы давно должны были добраться. Значит, не по прямой. Иван отключил автопилот и держал курс, лавируя между многочисленными мелкими островками, поросшими лесом. Красота, конечно, сказочная – строгая, суровая. Северная. Но настроения любоваться не было. Вместо этого внимательно вглядывалась в воду.

Справочники описывали Волозеро как слабоминерализованное, с водой темно-желтого цвета, с преимуществом сине-зеленого фитопланктона. Сильной жары этим летом не было, цветение если и началось, то не настолько, чтобы бросалось в глаза. Во всяком случае ни зеленых пятен цианей, ни бурых скоплений диатом я не заметила.

Значит, будем искать. Эти заразы вместе не живут, как рыжие и черные тараканы. Если одни идут в рост, вторые гибнут, но перед этим бурно плодятся и те и другие. Вода усиленно цветет, рыбе нечем дышать. Когда я сказала шоферу Саше, что можно развести еще какие-то третьи водоросли, чтобы пригасить борцунов, это было неправдой. То есть в теории можно, но никто этим никогда не занимается. Сами между собой разберутся, процесс естественный. Главное - чтобы рыбу при этом не забили. Интересовало меня все это исключительно с научной точки зрения.

Наконец впереди показался уходящий далеко в воду мыс. Прикрыв глаза от закатного солнца, я рассмотрела пирс с одиноко тоскующей лодкой, а потом и длинный барачного вида дом. Его красно-бурый колер навевал воспоминания о Финляндии. Заложив крутой вираж, Иван подогнал катер к пристани, заглушил двигатель и соскочил на сырые доски. Обмотал канаты вокруг двух ржавых кнехтов, молча вытащил мои сумки и пошел к берегу.

Вот так, да? Война?

Ну что ж… видит бог, я этого не хотела.

Кое-как выбравшись на причал, я побрела следом – к крыльцу биостанции. Рыжая собака, похожая на лису, поплясав вокруг Ивана, равнодушно покосилась на меня, но не сочла заслуживающей внимания. Повернув ключ в висячем замке, он вошел внутрь, я за ним.

Глава 4

Иван

Я понимал, что веду себя как последний мудак, и от этого становилось еще гаже. Понимал, но никак не мог затормозить – уж больно хотелось, чтобы она уехала. Но, походу, забыл, какой Сашка может быть упрямой. Так было всегда: чем больше на нее давили, тем сильнее она упиралась. Хотя как можно забыть эти сощуренные, темнеющие в цвет грозового неба глаза и стиснутые до скрежета челюсти?

А вот эта моя яичница в одно рыло и вовсе была мерзкой. Вернувшись из экскурсии по подсобным помещениям, мадам глянула так, что ветчина застряла в глотке. И кашлять при ней было бы отстойно. Пыхтел и дулся, пока она не ушла в кубло, как Витюха называл маленькую комнату размером не больше собачьей будки.

Я думал, она выйдет и что-нибудь себе приготовит, но время шло, за дверью в кубло было тихо.

Прекрасно, тебе приспичит, когда я лягу. Или поесть, или в туалет, или в баню.

С Витюхой мы друг другу не мешали, он умел быть тихим и незаметным, как мышка. Но от Александры я ничего хорошего не ждал. А может, все-таки свалит? Я правда готов был оплатить ей все издержки, лишь бы уехала и оставила меня в покое.

Хотя… покоя мне теперь точно не будет. Даже если уедет. Собирали муравьи разрушенный муравейник, по палочке, по хвоинке, а потом пришел медведь и снова все развалил.

До половины первого я не ложился, сидел за компом и сводил в стат-таблицы данные за прошлый месяц. Работа нудная, кропотливая, но необходимая, чтобы оценить характеристики воды в динамике. Чуть отвлечешься – и уже не та цифра в графе. Конечно, от ошибки никто не погибнет, война не начнется, озеро не высохнет, но я всегда был лютым перфекционистом и перепроверял все дважды или даже трижды.

Закончил, потянулся и пошел купаться. При огромных размерах Волозеро было довольно мелким, средняя глубина – меньше трех метров, поэтому в жару хорошо прогревалось. В последнюю неделю задул северик, но вода все равно осталась теплой. Я уже привык летом окунаться на ночь, только когда совсем уж холодало, топил баню. Один вечер огибал мыс слева, другой – справа.

Наплавался в призрачном свете белой ночи, растерся полотенцем, вернулся и никаких признаков хозяйственной деятельности не заметил. Плита холодная, посуда на месте. Назло бабе отморожу яйца? Да ради бога, полируй свою язву.

Под дверью виднелась полоска света. Второй час, чего ей не спится? Или, наоборот, уснула со светом? Подошел к двери, стукнул легонько.

- Саша?

Тишина в ответ.

Осторожно приоткрыл дверь – так и есть. Легла на одеяло и уснула, не раздеваясь. Я всегда поражался ее способности мгновенно засыпать в любом месте, в любой, самой неудобной позе. Уже потом, во сне, свернется комочком и превратится в мягкого, теплого, уютного зверька.

Так, Лазутин, на хер всех зверьков!

Всё – на хер!

Хотел выключить свет и выйти, но что-то не позволило.

Утром будет прохладно, замерзнет.

Ну и черт с ней. Замерзнет – проснется, залезет под одеяло.

Ругая себя на чем свет стоит, взял чистый половик и накрыл ее. Запасных одеял или пледов у меня в хозяйстве не водилось. Закрыл дверь, щелкнул выключателем, разделся, лег.

Уснешь тут, как же!

До этого момента была только злость – чистая, ничем не замутненная. Я и правда не хотел ее больше видеть. Никогда. Хотел забыть. И даже, вроде, начало получаться. Север – он такой, дует на рану, холодит, и та затягивается. Вспоминал, конечно, но уже без той боли. Почти три года – достаточный срок, чтобы перестать корчиться, как ошпаренная кипятком кошка, услышав имя «Саша». Даже если оно принадлежит кудлатому парню-водиле.

Но едва узнал, что она приедет, злость полыхнула снова. Как пожар на торфянике, который, вроде, погас, а на самом деле ушел вглубь и ждет момента, чтобы вырваться обратно на поверхность. Не было ничего, кроме злости. Пока не увидел, как она спит. Едва заметно улыбаясь, по-детски подложив под щеку ладонь. Так, как шесть лет спала рядом со мной, каждую ночь.

И вот тут-то сквозь бешенство пробилось, продралось кое-что совсем другое. Желание – да такое сильное, какого ни разу не испытывал за все это время. Да нет, даже больше, потому что в последний год перед разводом с сексом у нас все обстояло плохенько.

Сильное возбуждение – это адски приятно. Но при одном условии. Что секс будет. В противном случае это оборачивается таким же адским мучением. Чистейшей воды физика. Разбухший от крови член требует, чтобы давление изнутри уравновесилось давлением снаружи, чтобы его сжимало мягкое, теплое, влажное… женская плоть. Иначе мерзкая тянущая боль в яйцах и в паху гарантирована. Ручки? Ну да, физическое напряжение снять можно. Вот только не всегда с возбуждением уходит и желание. Член уже спит, а оно все зудит и зудит, как комар над ухом.

Я пытался вспомнить ее уродиной – какой она бывала, когда мы ссорились. Заплывшие от слез глаза, потеки туши, распухший нос, красные пятна на щеках. А сквозь эту картину, как второй снимок, отснятый на один кадр, просвечивали опущенные ресницы, приоткрытые от страсти губы, подрагивающие ноздри. Пытался вспомнить, как она орала базарно-визгливым голосом, выплевывая похожие на жаб слова, будто мачехина дочка из сказки. А слышал тихое, бархатное «я люблю тебя…»

Глава 5

Александра

июль 2022 года

Проснулась я не в полной темноте, конечно, ее в этих краях в июле не бывает, но… в темноте, в общем. И даже не сразу сообразила, где нахожусь.

Ах, да, биостанция. Каморка с окном на куст, поэтому и темень.

Нашарила на стуле у кровати телефон, перешедший в режим экономии, чтобы растянуть последние смертные пять процентов зарядки. Половина девятого. Ничего себе!

Встала, быстро оделась, заправила постель. Вечером надо будет обязательно помыться и постираться. Один день без душа, и уже кажется, что от меня воняет. Чувствительность к запахам, когда месяцами приходиться жить в спартанских условиях, - это бич. Хотя можно и окунуться, вода вчера показалась сравнительно теплой.

В большой комнате – назвать ее гостиной язык не поворачивался, а от слова «зала» меня корежило – никого не было. Решительно выдернув из розетки провод настольной лампы, я поставила телефон на зарядку и пошла в места общего пользования. На обратном пути притормозила, оглянулась, как будто могли застукать за кражей, и открыла крышку погреба.

Черная дыра. В самом буквальном смысле.

- Свет включи!

Вздрогнув от неожиданности, я чуть не свалилась вниз. Иван стоял на пороге лаборатории и смотрел на меня. Наклонилась и увидела на обратной стороне крышки выключатель с уходящим в темноту проводом. Нажала на кнопку – в погребе загорелась лампочка, подсветившая деревянную лесенку. Спустилась с опаской: вдруг показалось, что сейчас свет выключится и захлопнется крышка.

Фу, ну что за глупости-то?

Огляделась, взяла два яйца, сыр, хлеб и масло. Выбраться бы теперь со всем этим добром, чтобы не свалиться и ничего не уронить. Кое-как справилась и увидела, что дверь в лабораторию открыта. Иван сидел за столом и листал бумаги в большой папке-регистраторе.

- Вот стата по физике, химии и биологии за последние пять лет, - он показал мне флешку. – В папках распечатанные графики, сводки погоды и отчеты. Надо будет что-то еще – скажешь.

- Ну много чего надо будет.

Не дождавшись ответа, я пошла в комнату. Собака, выгрызавшая подушечку задней лапы, отвлеклась и посмотрела на меня вопросительно-выжидательно.

- Ну нет, девушка, - я покачала головой. – Извини, но по всем вопросам к хозяину. Я тут сама на птичьих правах.

Пока варились яйца, нашла в шкафчике чай, сахар и дрянной растворимый кофе. Да, изменился Ванечка, изменился. Три года назад и не посмотрел бы на такое, не то чтобы пить. Вряд ли из экономии. Вырвала из блокнота лист и параллельно завтраку набросала список продуктов.

- Только не знаю, сколько денег надо, - сказала, положив его перед Иваном.

- Пока нисколько. Когда привезут, тогда и отдашь, - он спрятал листок в карман и встал. – Развлекайся. Вернусь вечером.

Я стояла и смотрела в окно, как он идет к пристани, садится в катер, заводит двигатель. Вскоре белая точка скрылась из виду. Собака, проводив хозяина, развалилась вверх пузом на солнышке.

Нормальное кино! Озеро, собака и Саша.

Не дай бог Ванька не вернется – и что тогда? Это вода, стихия коварная. Если верить карте, сразу за мысом, где-то в километре, начинается болото, охватывая его полукольцом. Ни в одну сторону по берегу со станции пешком не уйти. Ну если только зимой на лыжах, как мой тезка-шофер. До Куги я двенадцать километров на лодке точно не проплыву. Интересно, есть где-нибудь поближе люди? На карте деревни хоть и обозначены, но наверняка большинство заброшки. Если только биостанция на другом берегу.

Так, ну должны же быть какие-то средства связи. Я точно помнила, что в большой комнате рации не видела. Осмотрела всю лабораторию, но нашла только листочек на стене с частотами для нее. Наверно, Иван забрал с собой. Зато обнаружилось кое-что другое. На том же листке был написан еще и телефонный номер, а сам телефон – допотопный, дисковый! – стоял тут же, на столике.

Сняв трубку, я услышала гудок – работает! Интересно, чей это номер, биостанции или визит-центра в Куге?

Сейчас узнаем.

Набрала номер, в трубке щелкнуло, пошли длинные гудки. На десятом, когда я уже хотела дать отбой, услышала еще один щелчок и женский голос:

- Да, Ванюш, привет!

- Добрый день, - я натужно улыбнулась невидимой собеседнице. – Это Александра Азарова, я в командировке на гидростанции. Простите, с кем я разговариваю?

- Надежда Петренко, начальник биостанции. Здравствуйте, Александра. Ну как, осваиваетесь? Поладили с Иваном?

- Да, спасибо. Только… - тут я замялась. Заложить его или нет? С одной стороны, усугублять не хотелось, еще сильнее ведь взбесится. А с другой, я сюда не развлекаться приехала, не рыбку с лодочки ловить. Мне нормальные условия для работы нужны. Не ученые для биостанции, а биостанция для ученых. – Только хотелось бы немного больше содействия с его стороны. Тут ведь даже лаборанта нет. Мне без помощи не справиться.

- Хорошо, Саша, я с ним поговорю при первой же возможности. А вы к нам в гости приезжайте, как будет время. Договорились?

Глава 6

Иван

июль 2022 года

Я так и не смог толком уснуть. Подремал немного на один глаз ближе к утру, а в шесть уже был на ногах. Наколол дров для бани, вспомнив бессмертный фильм с Челентано*, принес воды, позавтракал. Надо было отвезти продукты монахам, но решил дождаться, когда изволит проснуться прынцесса. Сначала перекинул с компа на флешку статистику за последние годы, потом в лабе вытащил папки с распечатками.

Она зашебардилась уже в девятом часу. Наведалась в санузел, заглянула в погреб и чуть не свалилась вниз, когда я подсказал включить свет. На секунду промелькнуло: а что, если спихнуть ее и крышку закрыть? Пусть сидит там всю свою практику. С голоду не помрет.

Фу, идиот!

Вообще я чувствовал себя как с крепкого бодунища. Сил не осталось ни на что, даже на злость. Только вялое раздражение плескалось липкой лужей. Хотелось лишь одного – оказаться подальше от нее. Так что поездка на Ильинский пришлась очень кстати. А оттуда – прямой наводкой в Кугу. Отдам ее заказ, вернусь к ночи и сразу лягу спать. А можно и в деревне переночевать. Хотя это, конечно, так себе вариант, не буду же весь месяц от нее бегать – или сколько там она пробудет?

Мое вчерашнее намерение устроить Сашке такой ад, чтобы сбежала сама, на относительно холодную голову показалось жалким и глупым. Да, ее появление меня взбесило, но демонстрировать это ей было не слишком разумно. Потому что означало неравнодушие. Да, не переболело, хотя я уверял себя в обратном. Вот только ей об этом знать совершенно ни к чему. Но теперь уже поздно пить боржоми – почки отвалились.

Оставалось одно – стиснуть зубы и перетерпеть. И, по возможности, держаться от нее подальше. Уедет – тогда снова начну собирать себя по кусочкам. Может, так даже и к лучшему, может, рядом с ней все окончательно перегорит.

Забрал ее список, отдал флешку и прямой наводкой к катеру, благо монашьи коробки не выгружал, оставил накрытыми брезентом. Лиса направилась было за мной, но я ее притормозил. Она привыкла сопровождать меня в поездках по озеру, с тех пор как два года назад щенком подобрал ее в Куге – больную, облезлую. А какая красотка выросла! Настоящая лисица. Я бы даже подумал, не согрешила ли ее маменька с лисом, если бы не знал, что это генетически невозможно. Так что Даль с его «лисищем» и «подлиском» ошибался.

Но к монахам я Лису не брал. Точнее, взял всего один раз, чем сильно переполошил матушек, которые испугались, не забежит ли она в церковь. В чем прикол, я не понял, потому что кошка спала у них прямо в алтаре. Но спрашивать не стал, им виднее. Я вообще многого не понимал в этом их особом мире, но соглашался с тем, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

По правде, когда впервые попал к ним на остров, все это казалось странным, если не сказать диким. Меня хоть и крестили, но религия в целом и православие в частности было для меня чем-то чуждым, из другой вселенной. И эта странная троица: древний схимонах и две бабки-монахини – вызывали недоумение. Но потом узнал их получше, привык и полюбил. Даже сухую, суровую, похожую на языческого идола мать Тамару.

В молодости она была известной оперной певицей, гастролировала по всему миру, но попала в автокатастрофу и потеряла голос. Долго лечилась, пыталась покончить с собой, провела несколько лет в пансионате для хроников, потом пришла в церковь и стала монахиней в крошечном карельском монастыре. А когда отец Рафаил на Ильинском остался один, ей и сестре Ермоне предложили поехать к нему помощницами – в церкви и по хозяйству. Как мне сказали, иногда пожилым, но еще достаточно крепким монахиням дают такое послушание при старце.

Ермона – та была совсем другая: веселая, улыбчивая. Маленький шарик с задорно торчащими из-под апостольника седыми кудряшками. Ее голос журчал, как ручеек, она любила поболтать, за что иногда получала нагоняй от отца Рафаила.

- Не поверите, Ванечка, - рассказывала она за чашкой ароматного травяного чая, когда я спросил, почему у нее такое странное имя. – Приехал на Преображение архиерей постригать нас с сестричкой в мантию, и угостили его где-то по пути яблочной наливочкой. Вот и нарек он нас Ермоной и Фаворой**. И ничего не поделаешь, так и живу – без дня ангела и святого небесного покровителя. А кому молиться? «Святая гора Ермон, моли Бога обо мне»?

О трагедии, которая привела ее в церковь, я узнал от Надежды. Вся большая семья Ануш – так ее звали – погибла во время Спитакского землетрясения. Родители, муж, три дочери, зятья, сын, невестка, двое внуков – не выжил никто. Ануш уехала в Воронеж, к родне мужа, работала медсестрой в детской больнице, потом приняла монашество и возглавила монастырский приют. Я всегда поражался, откуда в этой маленькой старушке столько мужества и силы духа. А потом случайно узнал и другую ее тайну, известную лишь отцу Рафаилу.

Однажды, выгрузив привезенные продукты, я пошел искать ее, заглянул в церковь и услышал, как она молится – в голос, со слезами:

- Господи, прошу Тебя, укрепи мою веру, дай мне силы, потому что я так боюсь умирать.

- У нее рак, Ваня, - сказал мне потом отец Рафаил. – Осталось совсем немного. Только учти, ты об этом не знаешь. Никто не знает.

Ему самому уже перевалило за восемьдесят, он с трудом ходил, но все равно каждый день служил литургию. Ермона помогала в алтаре, а Тамара пела на клиросе. Уже на острове у нее снова появился голос, слабенький, хриплый, но и это было настоящим чудом, потому что раньше она могла лишь шептать.

Глава 7

Александра

июль 2022 года

Иван вернулся, когда я доедала разогретые макароны, запивая их чаем. И то и другое успело остыть, пока зависала в стате, делая пометки маркером. Я вообще не умела есть как нормальные люди – получая удовольствие от вида, вкуса и запаха еды. Нет, поесть вкусно как раз любила, но сам процесс всегда был для меня чем-то побочным, уступающим первый план разговору, чтению, просмотру фильма или рабочих документов. Даже если ничего этого не было, над тарелкой я думала вовсе не о еде, а о чем-то другом. Желудок, разумеется, был недоволен и мстил.

- Собаку покормила, - сказала я, глядя, как та крутится вокруг Ивана. – Как ее хоть зовут?

- Лиса, - буркнул он, положил на стол рацию и пощупал чайник, недвусмысленно дав понять, что пора освобождать место. – Заказ твой послезавтра заберу. Можешь сразу новый список писать. На следующий раз.

Убрав ноут и папку в свою комнату, я быстро помыла посуду и хотела уйти, но в последний момент притормозила. Остановилась на пороге, глядя, как он открывает банку гречневой каши с мясом, вдохнула поглубже.

- Вань, ты всерьез насчет того, что мне… на лодке по озеру?

Он аккуратно вскрыл банку, вывалил содержимое в кастрюльку и поставил на плиту. И только после этого повернулся в мою сторону. Меня эта его манера всегда бесила: потянуть с ответом так, чтобы нервы начали гудеть, как провода ЛЭП.

- Ну что, нажаловалась Наденьке? – спросил, подрагивая ноздрями. – Типа я тебе мало содействия оказываю в охуительно важной научной работе?

По делу я сама прекрасно загибала матом в три наката, особенно когда в экспедициях приходилось приводить в чувство рабочих или лаборантов. А вот в разговоре не терпела, потому что этим мат обесценивался. Как из пушки по воробьям. Иван прекрасно это знал и крепкое словечко специально подчеркнул голосом.

- Я не нажаловалась, а попросила чуть больше помощи в отсутствие лаборанта, - ответила, втиснув ногти в ладони. Спокойствие, Саша, только спокойствие. – Ты прекрасно знаешь, что на веслах я столько не пройду. А без проб по всей площади моя поездка сюда бессмысленна.

- Твоя поездка сюда в любом случае бессмысленна, - пожал он плечами, помешивая кашу ложкой. – Во всех смыслах. Потому что ты хренью занимаешься. Когда коту нечего делать, он лижет яйца. Как английские ученые из анекдотов.

Я понимала, он говорит так, чтобы посильнее меня задеть. А раньше поддерживал во всем – что бы я по работе ни делала. Если только иногда дразнил Гретой Тунберг*, но уж точно без желания обидеть.

- Ну да, ну да, - кивнула я. – Я хренью, а твой диссер о донных отложениях Чудского озера перевернул мировую науку. И Нобеля тебе не дали только по политическим соображениям.

Надо было срочно тормозить, потому что дело шло к очередной громкой ссоре. Я видела, как напряглись его плечи, когда он отвернулся к плите. Показалось, что запахло озоном. Ответа ждать не стала, ушла к себе и закрыла дверь. Легла на кровать, уставилась в потолок.

Шутки шутками, а ситуация и правда складывалась не из приятных. Для качественного и количественного анализа мне нужно было делать минимум десяток проб и посевов ежедневно в течение двух недель, а лучше больше. Из десяти – пятнадцати разных мест озера. Ванькина докладная о росте диатом была основана на визуальных наблюдениях и нескольких пробах, мне это абсолютно ничего не давало, кроме исходной точки. А гребец из меня тот еще. Может, километр и вытяну, но потом руки подадут в отставку, вместе с плечами, шеей, спиной и всем прочим организмом.

Снова звонить Надежде и жаловаться уже конкретно?

Пока я размышляла, за дверью раздались шаги, замершие у порога. Потом короткий стук.

- Да?

- Наметила точки на карте? Где пробы брать? – Иван приоткрыл дверь, но заходить не стал.

- А-а-а… д-да.

Именно этим я и занималась весь вечер, исходя из глубины, течений, донного и берегового рельефа, загрязненности воды и кучи других факторов. Наметила десять основных мест и пять запасных, на тот случай, если что-то окажется не так. Но в идеале лучше было бы охватить все. Для такой площади пятнадцать проб - это критический минимум.

- Завтра с утра поедем, - он смотрел себе под ноги и вообще был похож на человека, который вынужден смириться с поражением. Качнулся с носка на пятку и спросил: - Ты мыться будешь?

Черт, совсем забыла, что надо протопить баню. Теперь, наверно, уже поздно. Придется набирать теплую воду в рукомойнике и поливаться из ковшика. Хорошо хоть искупалась днем, а то совсем бы псиной несло.

- Хотела, но забыла затопить.

- Я затопил. Минут через сорок можешь мыться. Только воду всю не выливай, пожалуйста, мне тоже надо.

- Хорошо. Спасибо.

Иван ушел, оставив меня в легком недоумении. Хотя чему тут удивляться. Наверняка начальница связалась с ним по рации и навтыкала по первое число. Или он сам был сегодня у них. Это его прямая обязанность – создавать условия для научных работников, приезжающих в командировку. А вот баня…

Я не стала углубляться в эту метафизику, вернулась к таблицам. И мне даже удалось выкинуть Ивана из головы, но через сорок минут, когда я с довольным урчанием намылилась, кто-то вошел в предбанник. Я замерла, стиснув в руках ковшик.

Глава 8

Иван

июль 2022 года

Рация захрипела, захрюкала, забулькала.

- Иван, на связи?

- Да, Надюш, привет.

- Ты где?

- Из Куги иду, Коник справа.

- К нам не хочешь завернуть?

На биостанции я был три дня назад, что им могло от меня понадобиться? Вряд ли соскучились, у них и так там весело: трое сотрудников и прикольный охальник дед Ленька – за лаборанта и прочий технический персонал. Уже открыл рот отказаться, но сообразил, что это возможность убить время. Возвращаться к себе не хотелось, хотя бы до вечера.

- Ок, скоро буду. Покормите? А то я с утра без росины во рту.

- Покормим, - хмыкнула Надя. – Давай, плыви.

Грозы ничего не предвещало. Встретили, за стол посадили, накормили, а потом Надя выдала:

- Ты, Иван Федорыч, давно пиздюлей не получал?

- Э-э-э? – я чуть не подавился печеньем.

- Какого хера мне твоя баба питерская звонит и жалуется, что ты ей помогать отказываешься?

Так, приплыли. Мне и в голову не могло прийти, что Саша найдет телефон и позвонит Надежде. Я и сам-то им пользовался раза три за два года.

- Надя…

- Пока еще Надя, но не стоит доводить до Надежды Макаровны. Ваня, нам за каждого научного пиздострадальца копеечка капает. Мы их должны в попу целовать, на руках носить и какаву в постель подавать. А ты тут выдрючиваешься. Учти, когда нам финансирование порежут, именно я буду решать, кого на лопате вынести. И что-то мне подсказывает, без тебя мы не погибнем. У нас Мишка эколог, если что - справится. Так что, любенький мой, гонор свой поумерь, будь ласочка. Как только девушка открывает рот, ты подрываешь свою перделку и несешься делать то, что она скажет. Компран?

- Уи*, - буркнул я, чувствуя себя школьником в кабинете директора.

Наденька на самом деле была здоровенной мужеподобной бабищей предпенсионного возраста. В хорошем настроении милая и обаятельная, в плохом она становилась похожей на разъяренного щитомордника. И не дай бог оказаться в зоне поражения. А уж если это самое плохое настроение вызвал ты – туши свет. Я рассчитывал поболтаться у них пару часиков, но после этой содержательной беседы самым разумным было исчезнуть со скоростью визга. По крайней мере, пока Надя не успокоится.

- Привози к нам девушку, - предложила она, выйдя приводить меня на причал. – Все веселее будет.

Я чуть не ляпнул снова, что никакая она не девушка, а моя бывшая, но вовремя прикусил язык: вот так палиться было бы глупо. Хватит того, что Сашке-шоферу сказал, но тогда у меня совсем шарики за ролики заехали. Надя сама была в разводе, не стоило усугублять и дразнить гусей.

Внутри кипело и бурлило, раздражение требовало выхода. Конечно, я мог вернуться домой и вылить его на Александру Андреевну, но это было непродуктивно. Поэтому развернулся на юг и пошел вдоль берега в сторону целлюлозно-бумажного комбината, который был моей перманентной жопоболью. Как раз подошло время брать там пробы воды.

Построили его еще в тридцатые годы прошлого века, тогда же деревянными бейшлотами** перекрыли стоки двух рек – Ваймы и Сухой Волы. Уровень воды в целом поднялся незначительно, но большой залив на юге стал пригоден и для промышленных целей, и для лесосплава. В советские времена за очистными сооружениями худо-бедно следили, в девяностые все пришло в упадок. Не закрылся комбинат только потому, что остался чуть ли не единственным в стране, выпускающим подпергамент – бумагу для мешков. Тогда же полностью прогнившие деревянные плотины заменили бетонными нерегулируемыми дамбами.

В нулевые местные экоактивисты бурно требовали лавочку прикрыть, однако, как часто бывает, весь пар ушел в свисток. Комбинат продолжил работать, хотя очистку немного модернизировали. Но именно что немного. С химическими загрязнениями она справлялась, а вот с биологическими – так себе. Бурое цветение в южной части озера с почти стопроцентной вероятностью было связано именно со сбросами органики. Раньше диатом там практически не водилось.

Самое поганое, что пробы, хоть и бултыхались у красной черты, все же за нее не выходили. Формально придраться было не к чему. Я не раз ругался с главным инженером очистных сооружений, писал докладные, однажды даже добился приезда комиссии, которая, разумеется, не нашла грубых нарушений. Поругался и сейчас, хотя мы оба понимали, что это рутинный процесс. Инженер вяло отмахивался, как лошадь отгоняет хвостом слепня, я выпустил пену и уехал.

Вот только выпустил не до конца, потому что моментально сорвался на Сашу, едва успел войти в дом. Она сидела за столом и ела макароны с тушенкой, уткнувшись в ноутбук.

Изжога плеснула в уши. Я терпеть не мог ее манеру есть. Одна она всегда либо ела за компом, либо за столом, но пырилась в книгу. Как вариант – в телевизор. Клавиатуры у нее вечно были засвинячены крошками и чем-то пролитым и засохшим. Стратегический запас еды на голодный год. Если мы сидели за столом вдвоем, неважно, дома или в ресторане, выходило немногим лучше. Саша говорила с набитым ртом, глотала, толком не прожевав, роняла крошки, капала на стол и себе на колени.

- А ты не пробовала для разнообразия жевать? – спрашивал я. – У тебя и язва потому, что ты ешь, как троглодит.

Глава 9

Александра

июль 2022 года

Проснулась я в ужасном настроении. Дотянулась до телефона – шесть часов. Вставать? Или поваляться еще?

Мне казалось, что хреново – это провести месяц рядом с Ванькой в состоянии окопной войны, то и дело срываясь в обмен ракетными ударами и пережевывая воспоминания. Но вчерашняя неконтролируемая вспышка показала, что на самом деле хреново – это когда к окопной войне добавляется еще и желание. Тело, тварь такая, ничего не забыло и жестоко мстило за то, что его лишили вкусного.

Как ни печально признавать, секс в нашем браке всегда стоял на первом месте. За семь лет вместе планка задралась так высоко, что никто из мужчин, с которыми я потом решилась лечь в постель, не мог дать мне даже тени того, в чем я нуждалась. Ни качественно, ни количественно. И можно было бы сказать, что дело в чувствах, но… Даже в последний год, когда мы уже фактически ненавидели друг друга, трахались так, что только искры летели. Правда, послевкусие оставалось довольно мерзкое, и постепенно мы стали секса избегать.

Подойдя на цыпочках к двери, я осторожно приоткрыла ее и выглянула в щель. Иван лежал на спине, закинув руки за голову, но спал или нет, было непонятно. Поэтому на всякий случай так же тихо юркнула обратно. Отгоняя мысли о том, что частенько происходило между нами по утрам: секс, едва продрав глаза, мы оба любили. Хотя мы любили его во всех видах, позах, в любое время и в любом месте.

Еще вчера днем меня интересовало только то, как я буду делать свою работу, если он действительно откажется мне помогать. Сейчас все стало гораздо сложнее.

Так… надо брать себя в руки. Я справлюсь. Просто буду думать о нем и о Кире. Каждый раз, когда в голову полезет что-то ненужное. Буду напоминать себе о том, что я, хоть и призналась, на самом деле с Магничем так и не переспала. А вот он с Соломиной реально трахался и врал, глядя в глаза, что между ними ничего нет.

Главное – чтобы и Лазутина на то же самое не пробило, потому что в этом случае отмахнуться вряд ли получится. А потом будет так мерзко, что хоть камень на шею и в самое глубокое место Волозера, там, где порядка шестнадцати метров. Желательно перед этим еще яду выпить и в башку себе выстрелить. Чтобы наверняка. Но это вряд ли – в смысле, что его пробьет. Похоже, так крючит и плющит от одного взгляда в сторону бывшей супруги, что пердак начинает дымиться. Да, лучше пусть агрится, так безопаснее.

Наконец из комнаты донеслись какие-то звуки, я подождала немного и тоже вышла. Иван кормил собаку. Покосился на меня, но не сказал ни слова. И только когда я вернулась из санузла, поинтересовался, кто будет первым готовить завтрак.

- Можем, бросить жребий, - пожав плечами, ответила я и налила в чайник воды из ведра. – Или составить график. Или кто первый встал, того и тапки. Вариантов много. А еще можно по очереди готовить на двоих.

- С какой стати? – буркнул он.

- Для экономии времени. Нам каждый день пробы брать, а это с утра до вечера. По очереди готовить – на полчаса позже выезжать. Я не предлагаю за столом вместе сидеть и беседы беседовать. Могу и в лабе поесть.

- Тогда мне два яйца пожарь. С колбасой, - после паузы не попросил, а потребовал Иван. Или даже приказал.

Мне даже огрызаться не хотелось, потому что устала всего за один с небольшим день, а новый еще только начинался. Спустилась в погреб, взяла все нужное, приготовила. Забрала свое и ушла в лабораторию. Мое предложение вовсе не было трубкой мира – чистой прагмой. Да и есть хотелось. Если он думал, что я еще и тарелочку перед ним на стол поставлю, то зря. Может, и удивился, но виду не подал. И даже «спасибо» потом сказал – когда заглянул узнать, отметила ли я нужные точки на карте.

- Ты зря так вырядилась, - добавил, оглядев мой прикид: вейдерсы, сапоги и непромокашку поверх футболки. – Упаришься. Душно.

- Лучше быть мокрой внутри, чем снаружи, - ляпнула я, не подумав, как двусмысленно это прозвучит.

- Спорно, - хмыкнул Иван и взял ящик с батометром*. – Но как знаешь.

Пересчитав пробирки в стойке и пустые поллитровки, я сложила сумку. Когда вышла на пристань, Лиса уже сидела в катере на корме, а Иван заводил двигатель.

- Ну что, пойдем восьмеркой, - сказал он, настраивая навигатор. – Сначала на юг, по заливам и вокруг Куги, потом к комбинату, там самая грязь. Дальше на север, к биостанции. Кстати, мы с собой ничего не взяли, можем к ним заехать и там пообедать. Познакомишься с Надеждой заодно. Потом мимо больших островов по центру обратно на нашу сторону и дальше на север до устья Лексы.

Я молча кивнула – он хозяин, все тут знает, ему виднее. Мне между точками заборов делать было нечего, только по сторонам глазеть и думки думать. Даже фотки не сделаешь – слишком трясет. А красота вокруг была неописуемая. Жаль, что солнце пряталось за плотными, почти питерскими тучами. И парило тоже по-питерски, Иван не соврал. Очень скоро я сняла куртку, решив, что от брызг не растаю. А вот в штанах и правда образовался парник. Во что к вечеру превратится моя нижняя половина, я старалась не думать.

Вот бы научиться как-нибудь отключать голову, чтобы вообще ни о чем не думать.

На точках она была вполне занята. Иван глушил двигатель, опускал прибор на заданную глубину и брал пробу. Я выливала воду в бутыль и в пробирку, закрывала пробками и делала маркировки на стикерах. Потом отмечала время и точные координаты в журнале, и мы плыли дальше. Голова выключала рабочий мод, и там моментально начинал вариться малоприятный бульон из прокисших воспоминаний. Из того, о чем я предпочла бы забыть навсегда. Даже о том, что было хорошо, - потому что потом стало очень плохо.