Тысячу лет назад

Гл. 1

Раиса Николаева

Роман

Тысячу лет назад

Глава 1

Аннотация

- Назови свое имя! – приказал Даррэт.

- Меника Плато, - тихо ответила девушка. Даррэт раздраженно и презрительно фыркнул, показывая, что ее уловку, в попытке скрыть свое настоящее имя, он заметил.

- Назови свое НАСТОЯЩЕЕ имя! – уже более грозным голосом, приказал он. Но Меника в ответ только коснулась рукой гортани. Даррэту ничего не надо было пояснять, этот жест сказал все. Перейдя на магическое зрение, он сразу увидел магический блокиратор. Его губы скривились в презрительной усмешке. Такой блокиратор ставили молодым девушкам, которые запятнали свою честь, лишившись невинности до брака, с мужчиной низшего происхождения. Семья отрекалась от распутницы, ее лишали родового имени, а чтобы она даже случайно не назвала его, ставили на горло блокиратор, который не позволял упоминать благородное имя.

- Аристократка, опозорившая свою семью и лишившаяся родового имени? – полу утвердительно спросил он. Меника промолчала, но ему ее ответ и не требовался. – Что ж, - в лице мужчины проступила хищная усмешка, - так даже лучше, не придется возиться с уговорами. Сегодня вечером придешь ко мне в спальню, - приказал он, и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Жаль, в этот момент Даррэт не мог видеть ее лица, он поразился бы, увидев, в каком злобном предвкушении блеснули ее глаза.

Глава 1

Тысячу лет назад

Менику вместе с двенадцатью девушками, приговоренными к работе на каторге, отправили в крепость, в дальний гарнизон, находящийся на самой границе Гиблых земель. Встречал их не комендант крепости, а его заместитель по хозяйственной части, пожилой и очень усталый мужчина. Менике повезло, что именно он распределял девушек, кому какую работу выполнять в крепости. Будь на его месте кто-то другой и Меника со своей аристократической внешностью, с ухоженными руками (даже после двух месяцев тюрьмы руки Аделаиды выглядели аккуратными) попала бы, например, к прачкам, и это сделали бы умышленно, понимая, как тяжело придется девушке не привычной к тяжелому, физическому труду. И ее нежные руки мгновенно бы растрескались, стали шелушиться из-за стирки белья в едком моющем растворе, возможно, появились бы раны и язвы, и никого бы это не волновали, лишь вызывало дополнительные насмешки. Конечно, после всего пережитого, неухоженные руки и тяжелая работа не было самым страшным, и все же Меника страшилась такого исхода, ведь этим бы ей предстояло заниматься годы.

Но, как уже говорилось, ей повезло, заместитель коменданта был неплохим человеком, поэтому едва взглянув на Менику, он отправил ее на кухню посудомойкой. Работа посудомойки тоже была тяжела, но Меника не роптала, стараясь как можно прилежнее выполнять то, что ей поручали, и держаться так, чтобы оставаться, как можно незаметнее. Несколько раз ее били, но не за плохую работу, а, например, из-за дурного настроения, вымещая обиду на тех, кто не мог дать сдачи.

Меника была самым бесправным существом в крепости, потому что она единственная прибыла в крепость с приговором бессрочной каторги. Статус бессрочной каторжанки делал Менику практически рабыней, без всякой надежды, когда-либо стать свободной. Такой статус был только у нее. Другие прибывшие с ней женщины (пять воровок, три проститутки, две мошенницы и одна убийца), имели разные сроки каторжных работ, даже убийца, и знали, что когда-нибудь смогут вернуться домой, или остаться в крепости, как сделали многие женщины до них, но уже в статусе свободных, нанятых работников, получающих за свою работу жалование. Многие бывшие каторжанки вышли замуж за стражей, и по крепости бегало десятка три детишек разного возраста. Так что надежда на более-менее счастливую жизнь была у всех, кроме Меники.

Прошло три месяца. Меника немного освоилась, перестала бояться всех и вся, смогла приглядеться к людям, что ее окружали, разделив их на три части: кого можно было не бояться, кого надо было опасаться, и кого надо было обходить (при возможности) десятой дорогой, настолько это были плохие и страшные люди. Но Менике пришлось придумать еще одну категорию, в которую вошла одна единственная персона, а именно бессменная любовница коменданта крепости Вилия де Арсур. Страшнее и подлее человека Меника в своей жизни не встречала. Перед ней меркли даже дознаватели в тюрьме, те хотя бы просто выполняли свою работу, а Вилия была тварью по велению сердца. Хотя, может Меника слишком к ней придиралась, ведь она (скрывая это от самой себя), ревновала Вилию к ее возлюбленному, потому что нечаянно влюбилась в него первою юношескою влюбленностью. А произошло это так.

Меника, работала в подвале, почти не выходя из подвальной кухни, но месяца через полтора в крепости был какой-то праздник, и Энитта, наконец, смогла вместе со всеми кухонными рабочими, пойти на площадь, чтобы услышать какое-то торжественное объявление. Вот тогда она впервые увидела коменданта крепости. Увидела и застыла, а сердце ее в этот момент билось так часто и сильно, что казалось, что разобьется о ребра.

Женщины семьи Меники были весьма разборчивы в выборе партнеров, но если уж выбирали, их уже ничто не могло остановить. Ни предрассудки, ни осуждение, ни страх смерти. В возрасте Меники и ее мама, а до этого бабушка творили такие дела, что можно было только за голову хвататься. Убегали из дома. Переодевались в мужскую одежду, путешествовали с любовниками и в походах, в обозе, и на корабле. Их ловили, сажали их под замок, но – новая влюбленность и все начиналось по новой. Но так было, когда речь шла о влюбленности. Настоящую любовь женщины семьи Меники боялись, как огня, и всегда суеверно плевались, чтобы не дайте высшие силы встретить и испытать такую любовь. Потому что все. Больше не будет никаких мужчин, только он. А если мужчина бросит, то сердце женщины просто разорвется от боли. Меника, в отличие от мамы и бабушки к семнадцати годам ни разу не влюблялась. Ну не нравился ей ни один мужчина, которых она встречала на балах и приемах, куда воспитанниц водили для обучения светским манерам.

Гл. 2

Глава 2

Меника была ведьмой. И мама ее бола ведьмой, и бабушка, и прабабушка, и пра-прабабушка и еще огромное количество прародительниц по материнской линии, и все были ведьмами, причем, очень сильными ведьмами. К сожалению, энергетическая сила ведьм не возрастала, достигнув своего пика несколько поколений назад, а вот знания, что приумножались и накапливались год за годом, давали ту силу, которая делала ведьм все могущественнее и могущественнее. Полученные, знания бережно сохранялись, чтобы ни одна крупинка их не пропала, и новое поколение, получило наследство, которое служило бы фундаментом новым ведьмам, позволяя подниматься все выше и выше.

Были созданы закрытые школы для девочек, куда их отправляли в трехлетнем возрасте, отрывая от семьи, с которой им предстояло увидеться вновь, только после своего совершеннолетия. Пятнадцать лет, столько времени молодые ведьмы обучались в этих закрытых школах. Обучались контролю над своими способностями, развивали скрытые возможности и изучали все, что имело хоть какое-то отношение к древней ведьминской магии.

Школа, в которой училась Меника, была самой элитной из всех школ. Неудивительно, ее отец носил герцогский титул, и старший брат Меники по отцу был одним из приближенных Императора. Меника (во время учебы она носила другое имя, но об этом позже), в три года покинула семью, отправившись в пансион, и совершенно не помнила ни брата, ни отца, только маму и бабушку. С семьей она должна была встретиться через полгода, и с огромным нетерпением ожидала этого события, но не вышло. Ни маму, ни бабушку она так и не увидела и больше не увидит никогда, их казнили. А она оказалась в крепости, приговоренная к бессрочной каторге. После прочтения приговора, все ее уверяли, что с ней обошлись невероятно милосердно, другим ведьмам повезло намного меньше.

Словно самую большую драгоценность Меника хранила в сердце несколько детских воспоминаний о маме, кроме этих нескольких картинок, больше ничего не осталось. Все ведьминские книги и манускрипты были сожжены, все артефакты уничтожены, все семейные сокровища исчезли. Пострадали и дома, особенно загородная резиденция. В подвале на полу были начерчены письмена, помогающие усилить заговор. Так эти подвалы просто взорвали, а дом подожгли. Меника сама этого не видела, об этом рассказал инквизитор, который вел ее дело. Но это все было потом. А во время учебы в школе, свидания с родными были запрещены, но ведь оставались письма. Письма длинные, подробные, которые можно было перечитывать помногу раз. Вот в этих письмах, мама и описала свои похождения в семнадцать лет. Написала откровенно, ничего не скрывая. Любую другую обычную девочку Меникиного возраста, подобная откровенность привела бы в шок, но только не ведьму! Сексуальный аппетит и сексуальный темперамент ведьм вошел в поговорку, и этот темперамент себя начинал проявлять уже с шестнадцати лет. Вот мама и хотела, чтобы Меника не пугалась вспыхнувшего вожделения, и спокойно относилась к этой стороне своего дара.

Но Меника была другой. Некоторое волнение она иногда чувствовала, но, едва представив, того или другого мужчину, целующего ее, сразу начинала плеваться от отвращения. И к семнадцати годам она все еще оставалась девственницей, чем немало потешала и маму, и бабушку. И хоть они смеялись над ее такой нелюбвиобильностью, сами, тем не менее, начинали гордиться своей девочкой. Ведьма, оставшаяся невинной после совершеннолетия, встретив, наконец, того, кто разбудит ее чувства, получала намного больший энергетический запас сил, становясь еще могущественнее.

Казалось бы, как все просто. Запирай молодых ведьм и жди, когда им исполниться восемнадцать, не давая реализовать свою чувственность. Не тут-то было. Такие опыты, несомненно, проводились, но заканчивались весьма плачевно. Если юную ведьму насильно удерживать, не давая возможности вступать в интимную близость, если она того сама желала, то ведьма просто выгорала, теряя силу.

У ведьмы могло быть несколько детей, но, во-первых, у ведьм рождались только девочки, во-вторых, только одна дочь, старшая получала способности, остальные девочки были лишены ведьминского дара. Сколько было слез, сколько трагедий, пока в кодексе ведьм не появилось негласное правило, у ведьмы должна быть только одна дочь. Разумеется, это правило очень часто нарушали, но самые могущественные ведьмы соблюдали его неукоснительно. Они хорошо понимали, что будет чувствовать девочка, не имеющая сил, рядом с магически одаренной сестрой. И боль, и обида, и зависть, и… смерть. Да, бывали и такие истории. Смерть наследницы и все – рода больше не существует, ведь второй одаренной девочки больше не будет.

А как же мужья ведьм? О! С мужчинами была тоже целая эпопея. Понятно, что каждая ведьма хотела выбрать в мужья и в отцы дочери молодого, красивого и богатого мужчину (сейчас речь идет не о любви, с любовью все понятно, кроме этого мужчины ведьме не нужен никто, ни красивый, ни богатый, никакой), речь идет об осознанном выборе отца для своей дочери. И вот тут ведьмы сначала совершали большую ошибку. Они выбирали молодых мужчин с титулом и состоянием, но поскольку ведьмы жили дольше обычных людей, то вдовами они становились еще в середине своей жизни. Вот тут-то их и поджидали неприятности. То титул, передаваемый только мужчинам, то поместье, наследовать и управлять которым может только родственник мужчина, то еще множество ограничений и запретов, налагаемых на женщин.

Ведьмы учли эту ошибку, и сталась выходить замуж за вдовцов, уже имеющих сыновей-наследников от предыдущего брака. Так они оставались защищенными и после смерти мужа, находясь под покровительством его сыновей. Да, они использовали чары и на муже, и на его сыне, чтобы обеспечить лояльность мужчин по отношению к себе, но они не были совсем уж неблагодарными за подаренный комфорт, заботясь о здоровье мужа и пасынка, даря им максимально возможное долголетие.

Жизнь ведьм не была такой уж прекрасной, Проблемы и трудности не миновали и их. Во-первых, нередко случалось так, что две могущественные ведьмы сходились в схватке, за какого-нибудь очень перспективного и желанного мужчины. Состоятельных, влиятельных, титулованных вдовцов мужчин, было не так уж много. Незамужних ведьм, было намного больше. Такие споры решались цивилизованно, высшим Советом. И часто самым главным аргументом, склоняющих чашу весов в сторону той или иной ведьмы, был только один: кто первый из женщин увидел и познакомился с этим мужчиной.

Гл. 3

Глава 3

Так продолжалось несколько недель, но однажды, все тот же уставший следователь, все тем же уставшим голосом сказал:

- Вам будет дарована жизнь, при условии блокировки ведьминского дара и блокировки возможности деторождения, - он выжидательно посмотрел на Менику, она, столь ль выжидательно смотрела на него. За эти недели на нее напало такое отупение, что она просто не понимала, о чем ей говорит следователь. К счастью, он догадался об этом, поэтому повторил еще раз, чуть ли не по слогам. – Тебе заблокируют дар ведьмы, и поставят блок, чтобы ты никогда не могла иметь детей. Поняла? – Теперь до Меники дошел смысл слов следователя. Горло сдавило отчаянием. У нее никогда не будет детей! Никогда! Заметив ее смятение, следователь тихо произнес: - Соглашайся. Иначе смерть. Ты еще ничего в жизни не видела, не стоит, уходить из жизни, только потому, что не сможешь родить. Если согласна на эти условия, подпиши это прошение… кровью подписывай, - резко добавил он, увидев, что Меника собирается обмакнуть перо в чернильницу. Следователь протянул ей кинжал, она чиркнула по середине ладони, потом сложив ладонь лодочкой, дождалась, пока крови набежало достаточное количество и несколько раз макая перо в кровь, выписала на листе бумаги свое полное имя со всеми титулами и упоминаниями имен предков по отцовской линии. Следователь хмыкнул: - Больше ты не сможешь пользоваться родовым именем отца, так же, как и титулами. Ты лишишься этих привилегий.

Меника была благодарна следователю, что он заблаговременно предупредил ее о том, что имя у нее отберут, потому что теперь у нее появилась возможность хорошо обдумать имя, которое она могла бы себе взять. То, что это будет имя одной из прабабушек по материнской линии, в этом не было ни малейшего сомнения. Но имя, какой бабушки взять? В семье Меники бережно хранили имена всех прародительниц, хотя они ушли из жизни сотни лет назад, но Меника знала каждую поименно.

Были в роду ведьмы, оставившие очень яркий свет, были и такие, что жили тихой, мирной жизнью. Меника думала долго и решила взять себе имя – Меника. Так звали первую ведьму их рода, что вышла к людям из Диких Гиблых земель. В роду существовал миф, что она была страшна, как болотное чудище, с зеленоватой кожей, покрытой пупырками и зеленоватыми спутанными космами, а еще она была косоглаза, крива на один бок и вместо ногтей у нее были когти. Эта ведьма решилась показаться на глаза только пастуху, что охранял стадо коров. Ей повезло, что парень был малость глуповат, и не убежал от нее с дикими криками, зовя на помощь, он, вместо этого начал икать от страха и тыча в нее пальцем, говорить что-то типа: «Меня.. ик, меня…ик», и девушка решила, что он так зовет ее Меника. Правда это или нет, Меника не знала, но семейная легенда гласила именно так. Фамилию она взяла Плато, и опять это было связано с пастухом. Плато – значит глупый. Так люди называли того пастуха, дав ему эту кличку.

Имя и фамилия были не слишком презентабельные, но она правильно поступила, выбрав их, а не какое-нибудь красивое и звучное, поэтому это имя ей оставили без всяких возражений. Церемония лишения родового имени и титула, была пафосной и официозной, старающейся сделать все так, чтобы Меника почувствовала себя растоптанной, обездоленной, беззащитной и опозоренной. Вероятно, такая церемония оказывала глубокое впечатление на девушек, запятнавших свою честь. Меника же знала, что ни в чем не виновата, только в том, что родилась на свет у своих отца и мамы, и что она ничего плохого в жизни не сделала, поэтому эта церемония прошла мимо ее сознания.

Зато тот момент, когда ей блокировали дар, Меника запомнила на всю жизнь. Это было страшно, очень больно, и… очень позорно. Вот тогда она ощутила и непереносимый стыд, и полную беспомощность, и беззащитность, и унижение, и все это сопровождалось невыносимой болью, от которой горело все тело, каждая его клеточка.

Место, где проводилась эта экзекуция, представляла собой круглую комнату, с камнем-постаментом в самом центре. Вокруг камня в полу были вкручены металлические скобы, к которым крепились цепи с наручниками. И вся комната, и постамент, и цепи и наручники были испещрены символами. Сверху, с потолка спускалась металлическая подставка, повисая над центром камня. Меника узнала камни, что были вплавлены в металлический диск. Эти камни поглощали, вырвавшуюся из-под контроля магию. Такие камни вплавляли в стены ограждающего полигона, где тренировались молодые ведьмы. Эти камни поглощали не только магическую энергию, но и энергию проклятий, заговоров, приворотов и ведьминских чар.

Меника робко остановилась у двери, со страхом глядя на противного старика, что ходил вокруг камня, проверяя все ли в порядке. Старик не просто не понравился Менике, он вызывал в ней чисто физическое отвращение. Тонкие, брезгливо и недовольно изогнутые губы. Злые, холодные глаза, скрюченные старческие пальцы, но не это отталкивало больше всего, а аура беспредельной ненависти. Ненависти, которая может насладиться своим триумфом, ненависти, которая может выплескиваться бесконтрольно и со всей силой.

- Разденься донага и ложись на камень головой в ту сторону, - приказал старик, кивком головы указав направление. Раздеваться догола было невыносимо, но выбора у Меники не было, она понимала, что если не сделает этого сама, то ее разденут насильно. От мысли, что грубые мужские руки будут сдирать с нее халат и ночнушку, то там, то там прикасаясь к голой коже, вызвала такой ужас и отвращение, что она без колебаний сняла халат. Потом, сдвинув плечики ночнушки с плеч, заставила ее мягко соскользнуть на пол, а потом Меника, перешагнув через вещи, кучей лежащие на полу, подошла к камню и неловко стала умащиваться на нем.

Но это было только началом ее унижения. Она легла на камне, вытянув и плотно сжав ноги.

- Спусти ноги на пол, - приказал старик. Меника сначала не поняла, как это сделать, и тут до нее дошло, что она должна спустить ноги с камня, раздвинув их, полностью открывая свое лоно перед этим мужчиной. Меника всхлипнула, от такого унижения, но, заметив, какую злую радость вызвал ее всхлип у старика, стиснула зубы, чтобы не начать рыдать и выть в голос, зажмурила, глаза, и сделала так, как он приказал. На ее кистях, лодыжках, горле и талии защелкнулись браслеты оков. Чувство полной беспомощности и беззащитности было таким острым и таким страшным, что она едва сдержалась, чтобы не зарыдать. – Тебе запрещается кому-либо называть свое бывшее имя и титул, - речитативом забубнил старик, положив руки на ее горло. – Запрещается говорить кому-либо, что ты ведьма и твои силы заблокированы. Запрещается произносить заклятия, проклятия, заговоры. Запрещается рассказывать, что ты видела, находясь в крепости, и что ты слышала. Запрещается рассказывать о запретах, что на тебя наложили, запрещается вслух читать магические и ведьминские книги, Запрещается расспрашивать о других ведьмах и заниматься их поиском. Запрещается… - он перечислял и перечислял, и это было так долго и так нудно, что Меника впала в какой-то транс, в какое-то небытие, из которого ее вывела жгучая боль в горле. Она забилась на камне, пытаясь вывернуться из оков, но эти усилия, разумеется, были напрасными.

Гл. 4

Глава 4

Три дня Меника провела в тесной камере с десятью девушками. Их всех вместе отправляли порталом в одну крепость, и они в камере ждали, пока настроят портал. Девушки охотно рассказывали о себе, рассказывали, за какое преступление их отправляют в крепость. У Меники тоже спросили, ей пришлось соврать, что за кражу. Она была такая худая, такая изможденная, что все решили, что она пыталась украсть еду, или кошелек. Девушек было много, каждая старалась рассказать о себе, так что Менике не пришлось придумывать несуществующие детали своего преступления.

Потом их переправили в крепость, потом она попала на кухню посудомойкой, можно сказать, что ей повезло, повезло во всем. Во-первых, работа была хоть и неприятной, но вполне выполнимой, во-вторых, ее никто не видел, никто не покушался на ее честь, никто не обижал ее (кухарка и кухонные рабочие не счет), ну обозвали, ну, тряпкой, веником или фартуком ударили, по лицу всего два раза, могло быть намного хуже. Меника постоянно помнила слова брата о том, что через год он заберет ее из крепости. И с первого дня, как она сюда попала, ложась спать, Меника шептала:

- Один год, мне надо продержаться один год. – Надежда великая сила, надежда помогала ей жить, а тут еще и эта влюбленность.

К лорду Сэрдэну Меника испытывала целую гамму чувств. Влюбленность (которая таяла день ото дня). А как ей не таять? Если даже представить самый лучший, самый благоприятный для Меники расклад, когда любовница лорда куда-то сгинет, ее чары полностью развеются, он увидит Менику и влюбиться уже теперь в нее, то эта любовь так и останется платонической, поскольку интимная близость между ними будет невозможна. Меника это понимала, но до чего же обидно! А еще ее влюбленность угасала, потому что ей было невыносимо противно видеть, как Сэрдэн лебезит перед Вилией. Она его не просила – она ему приказывала. Приказывала, не стесняясь офицеров крепости… впрочем, им она приказывала тоже. Она вела себя, как королева, подхалимов приближала, строптивых наказывала и издевалась над ними. Особенно в этом не повезло красивым женщинам. И порка у позорного столба, и невыносимая работа. Как же Меника ее ненавидела. Ненавидела не только за жестокость, а еще и за то… как бы лучше объяснить. В глазах Меники Вилия была тупой, неотесанной, необразованной ведьмой, которая должна была стоять на порядок ниже Меники, а стояла выше. И Меники до глубины души было противно подчиняться ей и бояться ее. Хорошо, что они находились очень далеко друг от друга.

Один раз Меника увидела, как Сэрдэн во главе небольшого отряда покинул крепость.

- А почему лорд Сэрдэн не превращается в Дракона? – спросила Меника у Уны.

- Говорят, - понизив голос, ответила кухарка, - что это Вилия ему запретила превращаться. Мол, она его будет бояться… или еще что-то. – Только Уна это сказала, как малейшие сомнения Меники в том, что Вилия ведьма и использует на Сэрдэне приворотные зелья и чары, сразу пропали. Драконья ипостась выжигает любые заклинания и привороты, вот почему она запретила ему превращаться в Дракона!

«Вот бы заставить его превратиться в Дракона, - мечтала Меника, представляя, как Сэрдэн вышвыривает Вилию, отправляя ее туда, куда Вилия отправляла неугодных ей девушек, но потом Меника сама себя осаживала: - И что будет дальше? Сэрдэн, превратившись в Дракона, поймет, что на него накладывали ведьминские чары. Да он, после этого будет ненавидеть ведьм так, что убьет меня сразу, лишь только узнает о том, что я ведьма. А он обязательно об этом догадается, только лишь, попробовав меня поцеловать. Блокировку против ведьминских сил ни с чем не спутать, любой Дракон сразу поймет… », - Меника не додумала свою мысль до конца, да это было и не нужно. И так понятно, что ничего хорошего ее не ждет независимо от того, останется Сэрдэн под ведьминским приворотом, или выжжет его силой Дракона. Такие мысли угнетали, и Меника шептала снова и снова:

- Один год, всего один год. – Она старалась не думать, что ни через год, ни через два к ней ни ведьминские силы не вернутся, ни возможность испытать личное счастье от близости с любимым человеком. О детях в восемнадцать лет как-то особо не переживалось, но вот от мысли, что она никогда не ощутит даже обычного поцелуя - было горько. Прошла неделя, потом еще одна, и еще, и вдруг все резко изменилось.

Меника вставала затемно. Она помогала кухарке готовить завтрак, либо делала заготовки к предстоящему обеду. Уже достаточно рассвело, когда в кухню вбежал мальчишка, что таскал дрова для топки печи, и в полном восторге, прокричал взволнованным голосом:

- Сторожевые на башне сообщили, что к нам летит Дракон! – Меника вместе с Уной выбежали из кухни, и побежали к стенам башни, где жил комендант крепости. В этой башне располагалась площадка, на которую было удобно приземляться драконам. Дело в том, что принимая человеческую ипостась, драконы оказывались голыми. У них с собой был мешок с вещами, но чтобы одеться нужно было время. На площадке, предназначенной для приземления и превращения драконов, было все необходимое, чтобы голые мужские, либо женские тела, да, драконы женщины также после превращения были полностью обнажены, не смущали зрителей и сами не смущались. К их услугам было несколько сундуков с запасной одеждой и обувью, также имелась каменная ниша, в которой стояли несколько скамеек.

Балконные двери комнат, что занимал комендант, выходили прямо на эту площадку. Это было сделано специально, чтобы в случае тревоги, не пришлось тратить время, бегая по крепости, в поисках места, где мог бы развернуться и взлететь с разбега огромный ящер. Вот на этой самой площадке все и случилось.

Уна с Меникой подбежали к башне и видели, как огромный, совершенно черный дракон готовиться к приземлению. Меника знала, что чем темнее окрас дракона, тем он родовитее и сильнее. Этот дракон был абсолютно черным. Вот его лапы мягко спружинили на площадку, вот его крылья развернулись в полный размах, перед тем как сложиться, и в этот момент дракон зарычал, низким утробным, гортанным рыком, который, тем не менее, было слышно по всей округе. Меника знала, что таким рыком драконы сообщают, что эта территория принадлежит им, одновременно, вызывая других драконов, оспаривающих это право, на бой.