— Думаю, что пора продать его… — молодой парень сидел за маленьким кухонным столиком и наматывал остывшие спагетти на вилку.
Приоткрытое на проветривание окно доносило с улицы шум. Шум жизни. А еще — запах. Ни с чем не сравнимый запах поздней весны, когда на деревьях только-только появились новые листья.
Маша оторвалась от своей тарелки и подняла взгляд на своего мужа.
— Кого опять? — девушка ухмыльнулась, понимая, как продолжится этот разговор. Женю она знала, как облупленного, и в любой непонятной для него ситуации он хотел продать свой мотоцикл.
— Мотоцикл, Мань. Мотоцикл…
— Ну продавай… — она угадала. Ну тут и гадать-то не требовалось.
Еле сдерживая улыбку Маша всячески пыталась отвести взгляд от мужа, что ждал, когда же на него обратят внимание.
Для Жени мотоцикл был символом юности. Символом того, что он еще молод и беспечен. Тридцать лет жизни пролетели мимо, а юность никак не заканчивалась. Наоборот, иногда Маше казалось, что Женькина юность только набирает обороты.
Но продать мотоцикл — значит стать взрослым. И на это у парня были свои причины.
— Понял… — тяжело выдохнул он. — Продам. Завтра выложу.
— Ну вот только на хрена? — рассмеялась Маша.
— Да как? Как на хрена? — Женя немного расстерялся. Он хлопал глазами, не отрывая взгляд от своей молодой жены. Маша, кстати, была моложе его всего на два года, но почему-то оказалась намного мудрее него самого. — Маш, ну мы же решили…
— Евгений, мы решили завести ребенка, но никак не продать твой мотоцикл! — девушка все еще прятала лицо, боясь рассмеяться во весь голос. Горячность мужа ее очень веселила. — То, что ты наконец-то решился стать отцом не делает тебя взрослым. Взрослым вообще мало что делает, если что… И это точно не продажа мотоцикла!
— Ну да…
— Ну да. Да и с этого старика ты совсем ничего не выручишь. Сам же знаешь. Так что хватит продавать свой мотоцикл при каждом удобном случае! Да и вообще… Если бы ты тогда меня не снес на нем, то мы бы и не познакомились…
Женя громко рассмеялся, вспоминая глупости, которые творил больше десяти лет назад. А ведь и правда… Этому символу юности уже больше двадцати лет. А у Женьки он уже двенадцать. Стоит задуматься, ведь эта техника стала полноценным членом семьи. Да и соседи по лестничной клетке не сильно против, что мотоцикл хранится в подъезде.
— И все-таки повезло мне с женой… — по-доброму улыбнулся парень. — Но ты уверена, что ничего не нужно менять? Это ответственность… дети. Это же все изменит. Это…
Маша ударила маленькой ладонь по столу. — Евгений! А ну прекрати панику! Мы женаты уже шесть лет, и ты каждый раз начинаешь анализировать эту затею, будто ты на работе. Это просто дети! Как и у всех! Да и вообще! Это моя жизнь кардинально изменится! Ты-то в любой момент можешь…
— Уйти за сигаретами…
— Или за хлебом…
Ребята переглянулись и виновато замолчали. Будто обидели кого-то, кого хорошо знали.
— И то верно, — усмехнулся Парень.
— Кстати! Ты в последнее время только и делаешь, что торчишь дома со мной. Тебя друзья обидели что ли? Прогулялся бы хоть. Мотоцикл бы хоть выгулял. Вон какая погода...
— А ты?
— У меня работа. Нужно сдать проект. Я в любом случае сейчас засяду за компом.
— Жаль, — Женя расстроился, но все равно стоял на своем. — Хотел провести с тобой еще немного времени.
Девушка встала из-за стола, собрала пустые тарелки и поцеловала мужа в макушку. — Я никуда не денусь. Иди, не мешай мне работать.
И Женя и Маша уже миновали свой третий десяток, но друг с другом все еще вели себя, будто они подростки. Которые только что съехались. Пусть у них уже была маленькая квартирка в спальном районе и машина в довесок к мотоциклу, но взрослыми они себя не чувствовали. Ребята все еще играли в настольные игры по вечерам, а когда подворачивалась возможность — смотрели фильмы, уплетая разные сладости.
Быть взрослыми они не хотели и до недавнего времени практически не задумывались о том, чтобы передать свои знания и опыт дальше. Следующим поколениям. Часто шутили на тему родительства, но всерьез заговорили лишь недавно. Но даже приняв для себя такое важное решение, они себе не изменяли. И когда Маша в очередной раз лупила Евгения веником за то, что он заволок мотоцикл в комнату, они громко смеялись. Очень громко.
И мало кто признается, что все взрослые люди себя так ведут, ведь взрослось — ложь.
Лишь когда Женю в очередной раз назовут «Евгением Дмитриевичем», он вспомнит, что у него есть какие-никакие обязанности.
— Ну е-мое! — ругался лысый Василий, когда к нему привели студента практиканта. — И куда мне его? И, вообще, куда его? Какой ВУЗ нынче отправляет студентов на практику в ТЮРЬМУ?
— Василий Иванович, какая ж это тюрьма? — усмехнулся начальник смены, передавая юнца в руки опытного инженера-наладчика. — Это не тюрьма!
— Ну, бля, а что тогда, ептеть?
— Не тюрьма! — начсмены сделал акцент на предлоге и удалился.
— Ну ептеть… — крупный мужчина обратился к мальчишке. — Тя как звать-то?
— Петр. Астафьев Петр Алексеевич. Студент третьего курса…
— Бюджетник?
— А? Да… а что? — опешил парень. Он не понял, что его выбило из колеи, был то странный вопрос, или же то, что его просто оборвали на полуслове.
— Ниче. Так просто… — Василий открыл свой шкафчик и вытащил из него белый халат. — На вот, надень. И рукава подогни, а то длинноваты будут.
Петька натянул белый халат и закатал рукава, как того требовала техника безопасности. В раздевалке, в которую его привел начсмены, было светло и чисто. И пахло прелым. От душевых, которые не успевали просыхать при работавших в две смены людях.
Парень достал блокнот и открыл его, сделав вид, что собирается вести записи.
— Ну ептеть… Лекцию ждешь, сдунет?
— Ну… да, наверное… — испугано отвечал Петр. Для него все это было в новинку. Он шел в НИИ, а попал в место, которое на НИИ-то и не похоже.
Но пройдя через насколько КПП с охраной и решетками, парень уже и не удивился, когда его наставник обозвал это место тюрьмой. Было что-то общее. Даже слишком сильно было.
— Так, шкет, давай с того, что знаешь… Ну чтобы мне не рассказывать лишний раз. А то сам понимаешь…
— Не очень-то и хочется?
— Ага. Именно. Мне бы смену отпахать, да домой пойти. Это ты тут ненадолго, а я всю жизнь тут работать буду. В перспективе еще и стану как эти… — Василий Иванович открыл тяжелую металлическую дверь и впустил Петра в главный зал.
Под ярким светом диодных ламп располагались огромные установки. Похожие на МРТ, но не МРТ. Тоже медицина, но другая. И в каждой установке, прикованный железными фиксаторами, лежал человек. Руки многих из пациентов были исписаны серыми наколками, а у кого-то — шрамами. Но даже так, глядя на прикованных, Петр сглатывал слюну от волнения.
— Ну так… ептеть…
— Это система лечения посттравматических расстройств. И посттравматического синдрома. Помогает людям прийти в себя после пережитого… — Петька выдал информацию с брошюры, что висела на стенде перед входом.
— Пф… — усмехнулся мужчина. — И как ты сказал это после увиденного?
Петька пожал плечами не в силах оторвать глаз от происходящего.
— Парень, если ты хотел учиться, то ты явно не по адресу. Это не породит светлых умов. И не сделает тебя хорошим специалистом. Это уродливый выкидыш нашей науки. Не больше и не меньше, — Иваныч методично проверял показатели всех пациентов, попутно сверяясь с логами в системах установок.
Студент нахмурился и сжал ручку с блокнотом еще сильнее. — Василий Иваныч…
— А, так ты не потерял интерес? Ну, ептеть, похвально, — мужчина зажег дисплей на очередной установке и подозвал парня ближе. — Не записывай. Не пригодится. Смотри…
— Это…
Парень наблюдал, как на маленьком экране проносится чья-то жизнь. Человек на видео вытягивал руки вперед и становилось видно, что его наколки точно такие же, как и у лежащего в огромной установке. Человек ел, пил, разговаривал с людьми, что беззвучно открывали рот на немом экране. И все от первого лица.
— Это, Петька, тюрьма душ. Ты видишь то, что видит этот… парень? Мужчина, наверное… Погодь, — инженер листнул меню и вывел на экран таблицу. — Ага… тридцать семь, мужчина, холост. Статья…
Василий помотал головой и закрыл меню, вновь выведя на экран происходящее внутри установки. Все действия были ускорены. В десятки, а может и в сотни раз. Иваныч вырывал некоторые моменты, чтобы наглядно показать их Петьке, но установка делала все в своем темпе. Меняя события с невероятной скоростью.
— Тюрьма душ?
— Она самая, сынок… У нее есть официальное название, но оно не подходит этому месту.
— Так они все в виртуальной реальности?
— Хмм… если тебе так понятно, то — да, — инженер почесал лысину и отошел от лежащего рядом человека. — На самом деле, они не в виртуалке. Они в своей голове. Ты же пришел изучать сюда эту технологию, да?
— Угу, — кивнул мальчика, сделав пометку на полях пустого блокнота.
— Это система улавливания мозговых импульсов. Она не проецирует тебе реальность в голову. Она заставляет работать твое внутренне пространство. Вот, ты когда глаза закрываешь, что видишь? — наставник кивнул Петьке. — Ну, ептеть… Закрой! Че видишь?
— Ну темноту.
— А теперь открывай, — Василий Иванович сложил руки накрест. — Че в итоге видел? Темноту?
Петька задумался. Он и вправду теперь не понимал, видел ли он темноту. Темнота ли там была, или какие-то образы. За двадцать лет жизни ни разу об этом не задумался. А тут на тебе… И темнота — не темнота.
— Не… не знаю.
— И чем дольше стоишь с закрытыми глазами, тем сложнее поверить, что там темнота была. Но это только когда глаза откроешь. А так — темнота темнотой. Ну это я к чему… Эта установка использует твое внутренне пространство, чтобы создать мир. Оно не строит его своим процессором, так сказать. Строит твоим, внутренним.
Мальчишка шел за наставником, переходя из зала в зал. Где-то на стульях спали люди в форме надсмотрщиков. Где-то ходили женщины в белых халатах и меняли капельницы, вырывая из торчащих вен длинные иглы. Все это напоминало не только тюрьму, но и больницу. Всюду кафель, яркие синие лампы. Ультрафиолетовые установки на стенах… Микроба убивать.
Иваныч зашел в комнату управления, увешанную кучей небольших плоских мониторов. Щелкнув парой клавиш, что с хрустом раздавили хлебные крошки под собой, инженер вывел на экраны все возможные проекции, которые создавались в этом НИИ на данный момент. Оглядевшись, он выделил один монитор курсором и погасил его.