У сердца есть надежда

Глава 1. Как раньше…

Пять лет спустя…

Я одергиваю слишком которую юбку уже в сотый раз. Она, вредина такая, постоянно ползет вверх, раздражая меня этим невероятно. Давно я не носила обтягивающие вещи, отвыкла, чувствую себя не привычно.

Вокруг шумно. Слишком. Это тоже нервирует. Последний раз в клубе я была… Ладно, нет смысла даже пытаться вспомнить.

Я пришла с единственной целью. Увидеть его. Лора сказала, что сегодня он будет здесь…

Я пробираюсь к барной стойке. Обычно я не пью. То есть совсем, даже по праздникам. Не люблю просто вкус алкоголя и состояние от него. Но сейчас хочется выпить что-то покрепче.

Меня так лихорадит от волнения, что это даже пугает.

Потому что я ждала… Я представляла миллион раз нашу встречу. И я так хочу… так адски хочу его увидеть… услышать…

— Текилу, пожалуйста, — кричу бармену, когда тот обращает на меня внимание.

Оглядываюсь, пока жду свой заказ. Много людей на танцполе. Они извиваются в такт битов. В клетках полуголые танцовщицы. Неодобрительно поджимаю губы. Ему такое значит нравится?

Я понимаю, что я не в праве сейчас играть в полицию нравов. И ревновать как-то глупо и странно. Пять лет прошло… Между нами никаких обещаний. Он сжег все мосты, когда запретил меня пускать, а потом и принимать от меня письма. И то, что я сейчас ищу с ним встречи… наверное, это глупо и странно.

Но меня дома ждет дочь… Его копия. Характер точно в Ярослава. И я хочу, чтобы он о ней знал. Это честно. И он бы знал о ней уже, если бы удосужился прочитать от меня хотя бы одно из написанных писем…

Я смотрю на шот с текилой с сомнением. Может, стоило взять не такой крепкий напиток? Но потом решаю, что для храбрости мне нужно все-таки что-то помощнее, и текила отлично подходит. Резкий, глубокий вдох и залпом выпиваю содержимое.

Горячо, обжигающе… голова немного кружится. Неплохо, но от Дорохова голова всегда кружилась в разы сильнее…

Я оглядываюсь и как раз замечаю Лору. Она тоже меня видит и ускоряется.

— Привет! Ого, текила? Архипова, не узнаю тебя. И хорошие девочки иногда снимают крылья?

Я улыбаюсь. Рада появлению Лоры. Она всегда такая живая, ироничная, что мне невольно с ней рядом не так страшно… Хотя напряжение внутреннее просто сжигает заживо все равно. Потому что где-то тут, рядом — он. Потому что я, возможно, вот-вот его увижу.

— Пойдем? — она кивает на второй этаж. — Выглядишь, кстати, отпад. Боялась, что опять наденешь что-нибудь в своем пуританском стиле…

И ничего у меня не пуританский стиль. Я просто люблю более сдержанный стиль в одежде. Лаконичный, без глубоких декольте и лишних оголений. А Лора наоборот — провокационно-дерзкий. Даже сейчас на ней в очередной раз слишком короткая мини-юбка.

Лора тянет меня за руку, направляясь в сторону лестницы, и я послушно иду следом. Она в этом клубе хорошо ориентируется. Как была, так и осталась тусовщицей.

Я хочу выпить еще перед тем, как подняться. А вдруг он уже там… прямо сейчас… И я увижу его впервые за пять долгих, бесконечно долгих лет.

На втором этаже зона вип. Огромное пространство с приглушенным светом. Столики здесь расположены на удалении друг от друга, создавая большую приватность, музыка звучит не так оглушающе. Нас провожают за столик, и весь путь пока ведут к нему, я разглядываю пространство. Ищу глазами Ярослава…

— Расслабься хоть немного. Придет, никуда не денется. Администратор сказал, что на его имя сегодня забронирован столик.

Внушения Лоры меня совсем не успокаивает. Я думаю о том, что не представляю, как Ярослав отреагирует на нашу встречу. Навряд ли радостно…

Лора заказывает нам коктейли и кальян. Я послушно затягиваюсь, когда она двигает ко мне ближе кальян и в руки засовывает трубку. Закашливаюсь. Лора смеется.

— Ой не могу, Архипова. Дай угадаю, куришь первый раз?

Я киваю.

— Медленней давай, спокойней. Плавный затяг делай.

Я повторяю все по инструкции и уже не кашляю.

— Господи, почему у меня ощущение, что я совращаю несовершеннолетнюю? — Лора закатывает глаза, наблюдая за моими теперь уже слишком аккуратными, маленькими затягами.

Я смеюсь. Напряжение немного отпускает, но ровно до момента, как Лора неожиданно говорит.

— Карин, только без резких движений. Он здесь!

И я в противовес рекомендациям Лоры тут же оборачиваюсь, чтобы увидеть…

Я долго представляла этот момент. Мне даже снились наша встреча. Он вообще мне часто снился…

Все это время я старалась сохранить в памяти детали, нюансы. Каким он был… Все моменты, что были между нами. Мне так не хотелось, чтобы воспоминания о нем блекли, исчезали. Вместо того, чтобы его отпустить, забыть, я наоборот старалась сохранить в памяти каждую деталь…

А еще перед встречей я много размышляла о том, каким он стал. Насколько изменился. Сейчас смотрю на него, и думаю о том, что все сильно отличается от моих представлений.

Он другой… совсем другой… Плечи шире, больше нет той поджарости, худощавости, что была раньше. Волосы светлые теперь более длинные, щетина на лице. Даже походка не такая легкая, пружинистая, шаг более жесткий, твердый. И энергетика совсем иная… Все в нем другое, абсолютно…

Глава 2. Неравнодушие

Мир останавливает свой бег внезапно. Все концентрируется на нем, на нас. Замирает, исчезает. Я так долго этого ждала… так невыносимо долго…

Я считала чертовы дни, часы, минуты. Я верила, как дура, как идиотка, что где-то впереди нас ждет что-то общее. Не знаю, может быть, эта слепая, безумная надежда наполняла мою жизнь каким-то важным смыслом. Тем самым, без которого тяжело было продолжать жить.

Пять лет прошло. Не восемь, и это хорошо. Его отпустили условно-досрочно. И я впервые за прошедшие пять лет вижу его настоящего так близко.

Тогда, пять лет назад, после всего, что произошло, мне было тяжело, адски. Меня будто перекрутили в мясорубке, и я не могла долго прийти в себя. Ходила, жила как в тумане. Я во всем себя винила… И продолжала любить Ярослава…

Любовь к нему оказалась такой живучей, колючей, въедливой. Она проникла под кожу, в самое сердце. Вплелась в меня, растворилась где-то внутри и не хотела исчезать. От нее не помогли избавить ни боль, ни время, ни тот факт, что он меня просто-напросто вычеркнул из своей жизни.

Я сначала злилась безумно на эту треклятую любовь внутри. А потом… в какой-то момент поняла, что она — мое благословение, спасение. Потому что во мне была выжженная пустыня. Я была пуста, измучена. А любовь… проклятая любовь наполняла меня жизнью и не позволяла сгинуть. Любовь к Дорохову, любовь к сыну, к дочери…

И вот сейчас, наконец, мы встретились. Я рассчитываю многое сказать. Он забрал у меня это право на долгие пять лет. Я хочу, чтобы моя дочь познакомилась со своим отцом.

И я уже практически делаю шаг в его сторону. Рвусь, стремлюсь к нему. Он ведь смотрит на меня… так смотрит…

Но все уже давно не так как раньше. Да и было ли оно это раньше между нами…

Ярослав отворачивается, будто не узнает, мазнув по мне безразличным взглядом. И идет дальше… Разбивая мое треклятое сердце на части. На мелкие, острые осколки, которые никак потом не склеить.

— Архипова, черт возьми! Архипова!

— Ай! — резко вскрикиваю, когда чувствую неожиданную боль в руке. — Ты меня ущипнула?

— Конечно, е-мае! Ты что творишь? — недовольно возмущается Лора, пытаясь привести меня в чувство.

— Что я творю? — эхом спрашиваю в ответ.

Мне сложно сконцентрироваться и до конца осознать происходящее. Я будто в прострации, вся в мыслях о нем…

— Ты еще к ногам его упади и оближи ботинки, — возмущенно ворчит Лора. — Архипова, где твоя гордость? Не надо смотреть на него так!

Ее гневный тон немного приводит меня в себя. Я моргаю, чувствуя, как потихоньку ко мне возвращаются звуки и ясность взгляда.

— Как так?

— Так, Архипова. Глазами влюбленного тюленя! Пять лет прошло, а тебя не отпустило?

— Лора! — одергиваю ее недовольно.

Во мне этих чувств — бушующий океан. И мне неприятно до жути, что она о них вот такими интонациями сейчас…

— Что, Лора? Ты практически растеклась лужицей от счастья, — продолжает отчитывать. — А ты вообще заметила, что он на тебя посмотрел как на пустое место!

— Правда?

Мне показалось, что между нами все-таки была магия… химия… Неужели просто почудилось?

— Карин, ты уверена, что тебе все это нужно? Зачем ему знать про Аленку? Для чего?

— Он отец, — говорю упрямо.

— Он пять лет просидел в тюрьме. Из-за тебя, Карин. Как думаешь, рад ли он тебе? Хочет ли, чтобы вас что-то связывало?

Я закусываю губу до боли. Слова ее прямо в цель, ранят, обжигают. И это треклятое «из-за тебя». Жестокое, несправедливое…

— Он должен знать.

— Ой дура, — патетично возмущается Лора. — Посмотри на своего героя внимательнее. Ему точно нужна твоя правда?

Я перевожу взгляд на Ярослава. Прошло буквально несколько минут, но перед ним уже вытанцовывает какая-то полуголая девица. И он на меня не смотрит.

Магия пропала, исчезла. А была ли она вообще? Кажется, я сама себе что-то додумала… И вот она реальность — мы два чужих друг другу человека. Нас связывает вязкое, сложное прошлое и дочь… Его дочь.

— Архипова, почему ты такая правильная? — возмущенно бухтит Лора, отвлекая меня от невеселых мыслей. — Тебе нужны эти проблемы? Тебе мало, что ли, жизнь этих проблем отсыпала?

— Не мало, — шепчу тихо. — Но он должен знать, — упрямо повторяю.

Может быть, Лора и права — я слишком правильная. И эта правильность… она глупая какая-то. Как баран пру в эту свою правду. Он должен знать, я обязана рассказать… Но Аленка… она такая… самая лучшая, невероятная. На него похожа — глаза, характер. И она ждет знакомства с отцом. Как я могу свою принцессу лишить этого?

— А если он не захочет, Карин? Если ему это все нафиг не нужно? — продолжает Лора рассуждать.

Она будто дьяволенок, демон на левом плече. Путает мысли, планы, пытается сбить, отговорить. Может быть, она, конечно, голос разума Но мне хочется верить, что Лора ошибается.

Ярослав… он точно будет рад. Это он с виду такой — наглый, дерзкий, неприступный. Но я ведь знаю, каким он может быть, как умеет любить… И Аленку у него просто нет шанса не полюбить.

Глава 3. Это была любовь…

Мы на улице. Стоим друг напротив друга. Ярослав курит и сверлит меня взглядом. В нем столько напряжения и злости, что воздух между нами чуть ли не искрит. И меня, наверное, должен испугать или расстроить этот его взгляд, который полон агрессии и колкости, но мне от чего-то просто хорошо. Будто это не он, а я, сделала глубокий затяг крепкой сигаретой и голову немного повело, задурманило.

Я глупо наслаждаюсь. Мы наедине, вдвоем. Мне хочется наглядеться, надышаться им.

Пять лет прошло… так долго… так много… невыносимо…

Ему сейчас двадцать девять, а мне — тридцать девять. Между нами все также пропастью длиною в десять лет.

Почему-то теперь разница в возрасте кажется еще более ощутимой и катастрофичной. Может быть, потому что мои «почти сорок» воспринимаются как какой-то фундаментально критичный экватор жизни.

Ярослав другой совсем сейчас. Изменился. Много времени прошло, я понимаю. Но я оглядываю его жадно, впитывая все-все изменения.

Тело его не потеряло спортивной структуры, а стало наоборот мощнее. Это уже, конечно, фигура не профессионального футболиста, у них очень строгие требования к проценту жира, но так мне нравится даже больше.

Плечи как-то шире, мускулатура наросла еще сильнее. Он стал больше, но не в смысле потолстел, нет, выглядит он отлично. Он сейчас смотрится более зрело и мужественно, не потеряв при этом атлетичности телосложения. Не думала, что в тюрьме есть возможность так следить за своим телом…

Не знаю, что я ожидала. Может быть, что он будет хуже выглядеть, осунется. В общем, будет выглядеть как человек, которому тяжело дались прошедшие пять лет. Но все было наоборот — он полон энергии, агрессии и смотрится адски привлекательно.

Даже глаза его, мои любимые янтарные, кажется стали с годами еще ярче. Но, наверное, это глупая иллюзия…

Просто каждую деталь в нем я изучаю с каким-то жадным наслаждением. Как будто долгие-долгие минуты, часы, недели я не дышала, и вот теперь могу вдохнуть. Каждый глоток воздуха долгожданно-невыносимый, прекрасный, кружащий голову…

Мне хочется шаг сделать ближе, чтобы заполнить легкие его запахом. Хочется коснуться… кожа к коже… хоть на мгновение.

— Я хотела тебя увидеть, — говорю честно и прямо.

Мои слова как выстрел между нами. Неожиданный, резкий.

Мне почему-то легко далось это признание. Я его выпалила без сомнения. Все во мне буквально к нему рвется, стремится…

Ярослав зависает, взгляд его расфокусируется. Делает глубокий затяг.

— Увидела. Что дальше? — хрипло отзывается.

Закусываю нижнюю губу. Тон его резкий, рубящий. Он весь напряженный, колючий.

— Ты злишься на меня?

Он вновь фокусирует взгляд на мне. Лицо у него становится каким-то отрешенным, эмоции нечитаемые.

— Тупой вопрос.

— Почему тупой? Ответь, — настаиваю, вдруг ощущая, что на глаза набегают неожиданные, непрошенные слезы.

Плакать я не хочу. Это глупо. И это абсолютно не в моем духе.

Я не плакса. Я вообще не помню, когда я последний раз позволяла себе подобную слабость. Тем более в ситуации, когда это явно ненужное, лишнее. Но вот же — приходится задирать голову, часто-часто моргать, чтобы не выглядеть глупо в этой непростой ситуации.

Наверное, в своих безумных фантазиях я представляла нашу встречу все-таки по-другому. Нет, я не рассчитывала, что он будет мне рад, но и такой негативной реакции не ждала. И теперь, когда реальность оказалась такой сложно-болезненной, нервы попросту не выдерживают.

— Пять лет прошло, Карин. И этого достаточно. Больше ничего не имеет значения, — говорит ровно и безэмоционально.

А потом тушит сигарету и уходит. Без оглядки. И я смотрю вслед. Как дура, идиотка. Не могу поверить…. Не верю, что вот так закончилась наша встреча, которую я ждала пять лет. Что у него внутри — черные, уже давно догоревшие угли. И мне оказывается не было никакого смысла искать с ним встречи. Потому что ему это действительно не нужно.

А еще я думаю о том, почему сказала так мало. Пусть он злится, ненавидит. В конце концов, у него есть весомые причины. Но я здесь ведь ради Алены… ради дочери. И значит, обязана была хотя довести начатое до конца — вывалить на него все как есть. А дальше пускай он сам решает, как быть и жить с этой треклятой правдой.

А потом я размышляю о том, а нужна ли ему действительно моя правда. Он, кажется, хочет вычеркнуть меня и все, что со мной связано, из своей жизни. И имею ли я моральное право привязывать его к себе такими крепкими цепями как наша общая дочь? Может быть, он о ней и знать не хочет…

— Карин, блин! Так и знала, что все закончится гребаным водопадом!

И Лора сгребает меня в объятия, прижимает к себе и гладит по голове.

А я и не заметила, что плачу.

Все-таки какая же я невероятная дура….

— Что он сказал? Хочешь, я пойду и потренирую на нем свой хук правой? Я так-то на бокс уже два месяца хожу, знаешь, какой у меня хук правой?

И я смеюсь. Сквозь слезы. Потому что жизнь вот такая — в груди дыра, а мир вокруг продолжает существовать. И тебе тоже надо как-то жить дальше.

Глава 4. Оглушающая граната

Лора бы сказала сейчас, что я с ума сошла. И была бы, пожалуй, бесконечно права. Она бы наверняка не одобрила того, что я в данную минуту делаю, поэтому я вовсе не посвящала ее в свои планы.

У меня мало вариантов, чтобы найти Ярослава в огромной Москве. Это вообще случайное совпадение, что Лора увидела его в клубе и смогла узнать, когда он там будет в следующий раз. Навряд ли мне повезет так еще раз.

Все, что у меня есть на данный момент — информация о том, где он раньше жил в Москве. Когда-то далеко в прошлом Гаврилин мне выдал адрес Дорохова.

Но я ничего не знаю про текущее положение дел — живет ли он до сих пор здесь, может быть, он продал квартиру. Это лишь ниточка — маленькая и эфемерная. Но это больше, чем ничего…

Я приходила сюда уже несколько раз. В те моменты, когда внутри что-то особенно ныло…

Садилась на качели и наблюдала за подъездом. И мне почему-то становилось легче — от ощущения мнимой близости.

Можно было бы подняться и позвонить в его дверь, но я не смогла… И хотя Лора думает, что я храбрая и решительная, на самом деле, я еще та трусиха.

Знаю, это как-то глупо — вести себя как Хатико, сидеть под его домом в ожидании. Лора бы точно подобное засмеяла и попробовала бы меня отговорить. Поэтому я и молчала, ничего ей не рассказывая.

И вот сегодня, когда я взяла с собой Алену, удивительно, но он появился…

Внезапно, резко. Смешно, конечно, что это стало так неожиданно, хотя я приходила сюда специально в надежде его увидеть…

Но именно когда это произошло, я вдруг растерялась. Мне бы так не хотелось, чтобы он думал, что я его преследую, слежу, выжидаю…

Я наблюдаю за ним, не двигаясь с места. Мне страшно, что он заметит… И одновременно мне хочется, чтобы он увидел…

«Пять лет прошло. Больше ничего не имеет значения».

Я не верю. Не хочу верить.

Он заходит в небольшое кафе в соседнем доме, и я смотрю ему вслед, чувствуя, как внутри, в груди, что-то так пылающе горит.

Это мой шанс… Возможность, которую я искала. Но мне хочется исчезнуть, испариться. Это так адски страшно — будто я планирую спрыгнуть со скалы в ледяном, бушующее море.

Мне хочется развернуться и сбежать каждую чертову секунду, пока мы идем с Аленой в это кафе. И одновременно не хочется… Бывает ли так, что в тебе каким-то непостижимым образом уживаются абсолютно полярные эмоции? Оказалось, бывает.

Я стою в тени, за руку держу Аленку. Ей четыре и стоит только выпустить ее из поля зрения, как эта проныра сразу же куда-то сбегает. Любит исследовать мир вокруг, любопытная и активная.

Минут десять стою и собираюсь с духом, чтобы подойти, заговорить. Смотрю на него со стороны, как он пьет кофе, что-то читает в телефоне. Просто наблюдаю. Это, кажется, такой роскошью — просто смотреть на него. Роскошью, которой я была лишена долгие годы…

Он пока меня не заметил, но это до поры до времени. Сейчас Аленка устанет топтаться на одном месте и закатит концерт. Она характером в своего отца — любит быть в центре внимания.

Нужно сделать не так уж много шагов, чтобы подойти, заговорить. Я ведь так этого хотела… ждала…

Но в самый ответственный момент колени трясутся, сердце норовит выскочить из груди. Я даже не думала, что будет так страшно.

Даже в тот день в клубе было как будто не так тяжело сделать эти решающие шаги. Может быть, потому что со мной не было Аленки, а возможно, из-за того что я была тогда, скорее, в каком-то диком состоянии аффекта.

И наша встреча в тот раз закончилась так однозначно — он мне не рад, не хочет видеть. И вот опять я — фактически преследую его. Он наверняка будет мне снова не рад… И это испортит его первую встречу с дочерью.

Может, и не стоит вот так сразу с Аленкой его знакомить? Просто мне кажется, что я никогда иначе не соберусь сказать ему про нее. А так она рядом — и это придает мне храбрости и сил.

Конечно, стоило было его как-то подготовить, предупредить. Но я знаю себя — буду долго ходить вокруг да около. Лучше вот так — сразу с места в карьер. Зато никаких вариантов передумать, отложить…

Надо просто подойти, поговорить. Но вместо того, чтобы сделать шаги вперед, я продолжаю стоять на месте.

Ситуацию меняет Алена, которая все-таки устает от моей нерешительности и необходимости из-за этого стоять на месте. Громко начинает возмущаться, требуя срочно пойти на площадку, и привлекает к себе внимание. Ярослав резко оборачивается, и мы с ним сталкиваемся взглядами…

Будто столкнувшиеся орбиты, врезаемся друг в друга…

Я подхватываю Аленку на руки и все-таки иду к нему. Ближе, ближе, еще. Я ведь так хотела, так мечтала, так ждала…

— Привет, — говорю, когда оказываюсь рядом.

Он не отвечает ничего. Оглядывает меня, Алену. Брови хмурые, лицо не улыбчивое. Он больше не похож на Золотого мальчика — нет в нем того праздника жизни, что жил в нем в двадцать пять. Он теперь слишком серьезный какой-то. Черты лица будто стали жестче, грубее, а взгляд более равнодушный.

Он молчит, а мне так хочется услышать его голос…

Глава 5. Больше ничего не имеет значения

Я так много передумала разных сценариев того, как Ярослав отреагирует на известие о дочери. И сейчас, затаив дыхание, наблюдаю, всматриваюсь, пытаясь считать его эмоции.

Я предполагала, что сначала он будет удивлен, но потом обязательно обрадуется. Аленка… она такая… Я знаю, что свои дети всегда особенные и прекрасные, но Алена действительно взяла самое лучшее от нас двоих. От меня тонкие, аккуратные черты лица, темные, красивые волосы, от Ярослава улыбку, упрямство, энергию…

— Мам, я хотю толт! — звучит требовательный голос Алены, разрывая густую тишину между нами.

И она так старательно пытается выговорить каждое слово, но все равно часть букв пока ей даются не очень.

— Хорошо, — послушно киваю, не до конца даже понимая смысла слов.

— И молозеное!

— Ладно…

Ярослав вдруг улыбается. Кажется, впервые с момента нашей встречи. И у меня глупо замирает сердце.

— А ты вьешь из мамы веревки, да, малышка?

Аленка замолкает, разглядывая внезапно обратившегося к ней дядю.

А потом Ярослав идет и покупает Алене и небольшой кусочек торта, и мороженое. Я обычно не позволяю ей есть подобное, еще и в таком количестве, но сейчас не в силах противоречить.

Пять лет… это бесконечно долго. Целая маленькая жизнь.

Беременность моя протекала сложно первые несколько месяцев, была даже угроза выкидыша. Я сильно нервничала из-за приговора Ярославу, из-за сына, которого в итоге помог найти Бестужев. В общем, поводов для волнения была много. А потом, когда приговор все-таки стал известен, я не хотела до последнего верить, что все это по-настоящему.

Когда Аленка родилась, жизнь вновь заиграла чуть более яркими красками. Она буквально вытащила меня из апатии и какого-то депрессивного состояния.

— Я писала тебе… И о ней писала…

А он не прочитал ни одного письма. Долгое время мне их просто возвращали, когда я приносила в очередной раз новое, а в какой-то момент и вовсе перестали принимать.

Потом я пробовала достучаться до Дорохова через его адвоката. Но и тот не захотел со мной разговаривать.

Бестужеву я даже боялась показываться на глаза, потому что дьявольски не хотела, чтобы он узнал о ребенке. Слишком уж у отца Ярослава много власти и влияния, кто знает, как бы он себя повел.

Пару лет назад я перестала отправлять ему письма. Смирилась, что в этом больше нет смысла. Да и до этого я уже давно не ждала, не верила, что он внезапно, без причины вдруг передумает. Просто мне было проще продолжать писать, выливая на страницы все свои переживания.

А потом… не знаю… Наверное, мне все-таки стало легче. И я приняла реальность, в которой наши дороги больше никогда могут не сойтись.

Я решила жить дальше — без бесконечного ожидания дня, когда мы воссоединимся. Когда поговорим, все проясним, а потом — сказочный хеппи-энд, где мы вместе… Как в сентиментальных книгах или фильмах.

Нет, ничего уже не будет как прежде или вообще как-то так, как мне бы, возможно, хотелось. Судьба-шутница нас разделила, разлучила. И этот факт теперь может изменить только что-то невероятное. А в это самое «невероятное» как-то не верилось, а значит, пора признать, что история написана и в ней не будет новых глав, не будет продолжения…

Но вот что важно — мы можем больше не быть вместе, можем ненавидеть друг друга, но Алена… Она не при чем. Поэтому сегодня, сейчас я здесь. Поэтому так упорно и упрямо хотела рассказать ему все.

Ярослав смотрит на меня. И взгляд совсем другой. Теперь он не пытается смотреть сквозь, по касательной, не старается меня этим взглядом ранить или обдать холодом…

Все между нами как-то иначе. Внезапно, резко и, наверное, ожидаемо. Мы вновь не чужие, а какие-то опять близкие. Эта правда, про дочь, между нами немного растопила ледник. А может быть, мне все это только кажется…

Потому что — да, черт возьми. Хочется, что он перестал быть таким железным и ледяным. У меня внутри столько чувств, мыслей… океан безумный… И это невыносимо — когда кому-то рядом ты и твой безумный океан безразличны.

— Я хотел, чтобы ты меня забыла, — говорит спокойно.

Я моргаю осмысливая.

Хотел, чтобы забыла? Почему? Зачем? Потому я не нужна ему?

— А ты… забыл? — задаю неожиданный вопрос.

Не надо так, о таком. Я не планировала. Но вырвалось невольно. И теперь я с замиранием сердца жду ответ.

Он может не промолчать, соврать, перевести тему. И я практически жду этого.

— Нет, — отвечает резко, односложно.

Отворачивается, разрывая наш зрительный контакт, вновь разглядывает Алену.

Мне от его «нет» почему-то внезапно хорошо и сладко. Это слово из него будто вырвали против воли. Словно ему, возможно, и хотелось бы меня все-таки забыть, но никак не вышло. И это ведь хорошо, правда? Что он не смог меня вычеркнуть окончательно…

— У нее твои глаза, ты заметил?

У Алена красивый янтарный цвет. Не точно такой же как у Ярослава, но очень похожий.

Глава 6. Обратная сторона медали

Хорошие новости, дорогие мои! Возвращаемся к графику прод три раза в неделю: вторник, четверг, суббота в 01:00

***

— Да ты шутишь! — возмущается Лора.

— Нет, — с сожалением мотаю головой.

Я до сих пор до конца не могу поверить и осознать в то, что Ярослав действительно сказал что-то подобное, а потом к тому же просто ушел. Ничего дополнительно не поясняя. Безумие. Такой реакции от него я точно не ожидала.

— И что дальше думаешь? — Лора делает глоток кофе.

Передо мной кружка чая, мы сидим в кафе в центре недалеко от работы Лоры. Алена с няней, у Лоры разгар рабочего дня, она как раз вырвалась на обед.

После развода Лора не захотела оставаться за границей. Она в целом призналась, что очень скучала по России. Когда ей предложили должность редактора в одном из крутых московских журналов, долго не раздумывая, она вернулась на родину.

— Не знаю, уеду обратно, наверное, — задумчиво говорю, разглядывая мелкие чаинки на дне кружки.

Еще до рождения Аленки, как только Бестужев вернул мне Мишу, я уехала из Москвы. Боялась, что Бестужев догадается, что Алена — дочь Ярослава. Отберет, вмешается в мою жизнь. Мне хотелось быть как можно дальше от мужчин, у которых много власти и влияния.

Мы переехали в Калининград, там у мамы была сестра, которая приютила нас на первое время. Уехать из России совсем я никак не могла — я продолжала писать письма и периодически приезжать к месту заключения Ярослава в надежде на встречу.

Все это время мы жили в Калининграде, пока полгода назад я не узнала, что Ярослав вышел из тюрьмы и не вернулась в Москву. Ради него, ради встречи с ним.

— Ты правда хочешь обратно? Не хочешь остаться?

Пожимаю плечами.

— Мишка скучает, и я по нему…

Сын остался в Калининграде, так как дергать его в разгар учебного года, переводить в другую школу… Тем более, что я и сама до конца не знала, надолго ли мы в Москву. Мне не особо хочется оставаться в этом городе, вся моя жизнь в Калининграде.

— Москва никогда не была моим любимым городом. Слишком большая, очень много людей. Я привыкла к масштабам Рязани. Калининград тоже относительно небольшой город… А такие огромные города как Москва мне не нравятся.

Калининград, например, по количеству жителей сопоставим с Рязанью. А еще море… Я полюбила Калининград за это время и действительно начала считать своим домом. У детей там — друзья, все привычное. А здесь, в Москве, мы чужие и никому не нужны…

— А что Матвей говорит?

Вздыхаю, кручу кружку, наблюдая, как чаинки танцуют на дне.

— Матвей… я с ним еще ничего не обсуждала.

— А стоит поговорить, — назидательно напутствует Лора.

Будто бы я сама не понимаю, что стоит…

И тут как по заказу мой телефон разрывается трелью. Смотрю на экран — медведь. Невольно улыбаюсь. Он каким-то непостижимым, даже магическим образом всегда во время врывается в мою жизнь.

— Привет, — отвечаю на звонок.

— Как дела?

Его голос, как всегда, спокойный, очень глубокий и низкий.

— Сидим с Лорой в кафе.

— Сплетничаете?

— Обедаем, — с тихим смешком говорю.

— Забрать тебя?

В Москве я не стала арендовать машину — незачем. Пробки ужасные, развязки сложные. Да и не так частно мне куда-то нужно ездить, поэтому передвигаюсь на общественном транспорте или на такси.

— Через полчаса? — предлагаю Ковалевскому.

— Хорошо.

Я беру вилку, намереваясь все-таки доесть салат, который никак не могут осилить последние полчаса. Аппетита совсем нет.

— Знаешь, Карин, я тебя не понимаю. Рядом с тобой такой мужик… Он за тобой в Калининград, теперь вот в Москву. Сдался тебе этот Дорохов.

— Он нужен Аленке, — упрямо говорю в ответ.

— Прям уж нужен? Она тебя разве о нем спрашивает?

— Подрастет и будет спрашивать.

— Он ни на одно твое письмо не ответил за несколько лет. Сколько ты их написала? Сотни? Он тебе вчера прямым текстом сказал, что не нужна ему дочь. И ты не нужна, Карин. Что за розовые очки? Разве Архипов не вытравил из тебя эту наивность?

И я поджимаю губы недовольно. Разговоры про Архипова — это ниже пояса. Все напоминания о нем, мысли — неприятно, болезненно. Тяжелый, огромный ворох сразу поднимается внутри.

Я резко встаю, собираясь уйти.

— Стой, Карин, прости! Я не должна была о нем… Прости…

Я смотрю в глаза Лоры. Она и правда выглядит виноватой. Делаю несколько глубоких вдохов, успокаиваюсь. Сажусь обратно.

Лора вот такая — язык без костей, беспардонная моментами. И я все еще удивляюсь, как мы остались подругами. После всего что было. Она колючая порой, резкая, но одновременно с этим ей на меня не все равно. По-настоящему не все равно. Я знаю, что если позвоню среди ночи, она сорвется, бросит все и приедет. Я научилась как-то особенно ценить таких людей в своей жизни, на которых можно положиться.

Глава 7. Еще одна попытка

— Разговор прошел не очень хорошо? — прерывает тишину между нами Матвей.

Ковалевский за рулем, я рядом, на пассажирском. А вокруг спешащая вечно куда-то Москва. Около медведя, как всегда, спокойно. Будто время перестает спешить, и даже дышится как-то легче и размереннее.

Я смотрю на Ковалевского. Разглядываю.

Борода, темные, каштановые волосы. Пышная копна, о которой могут только мечтать многие девушки. Волосы у него не длинные, конечно, но и коротко он обычно не стрижется.

Светло-серый пуловер, темные джинсы. Он выглядит хорошо. Ковалевский не любит излишний лоск и уход за собой. Он смотрится, скорее, брутальным и немного диким.

У него отличное, спортивное телосложение. В отличие от Дорохова, Ковалевский, конечно, не с таким фанатизмом увлекается спортом, но это и не нужно. Ярослав — бывший профессиональный спортсмен, а это строит совсем другую структуру тела изначально.

Матвей бросает на меня вопросительный взгляд, заметив мое излишнее внимание.

О чем он меня спросил? Как прошел разговор с Дороховым?

— Ты прав, не очень хорошо, — наконец отвечаю.

Матвей молчит, и я рада, что он не произносит вслух что-то вроде «я же говорил». Он так не сделает, я знаю, но эти слова все равно висят в воздухе.

Он предупреждал, что все это глупая затея. Что нет смысла переворачивать свою жизнь с ног на голову ради человека, который вычеркнул меня из своей.

И Лора, и Матвей не поддерживали моего решения поговорить с Ярославом. Им казалось, что это идея безумная и абсолютно бессмысленная. А я почему-то непоколебимо верила, что должна поговорить с Ярославом.

Что за странное, упрямое «правильно» жило во мне? Откуда оно взялось? Вонзилось в меня щупальцами и не отпускало.

Я не смогла иначе, по-другому. Это сложно объяснить. Конечно, мне не хотелось рушить свою размеренную и привычную жизнь. Тем более, что мои действия влияли не только на меня — на детей, Матвея. Но в итоге, как бы я с собой не боролась, как бы себя не отговаривала, это оказалось выше моих сил. Все внутри меня требовало одного — увидеть Дорохова, поговорить…

— Карин, ты ни в чем не виновата перед ним, — внезапно прерывает тишину между нами Матвей.

— Что? — недоуменно спрашиваю, пытаясь понять к чему эти неожиданные слова.

— Ты не виновата. Это его решение было поехать за тобой в тот вечер. Ты не виновата в том, что Игорь умер, а Ярослав сел в тюрьму…

— Не надо, — обрываю Матвея.

Дышать почему-то тяжело. Вдохи получается какими-то комками, надрывами.

Неужели это «правильно» во мне живет только из-за чувства вины? Неужели во мне действительно так ядовито, глубоко обитает ощущение, что это моя вина?

Я виновата во всем произошедшем…

В том, что поддалась эмоциям… влюбилась…

В том, что решила уйти от Игоря…

В том, что не сказала Ярославу сразу все правду…

В том, что не смогла между нами поставить явную точку, чтобы Дорохов в тот вечер даже не помыслил поехать следом…

От каждого «в том, что» на меня будто сверху падают тяжелые камни. Плечи не выдерживают, я не справляюсь…

— Карина! Карина, черт возьми!

Я шокировано моргаю, чувствуя холодные порывы воздуха. Мы на обочине, Матвей вытащил меня из машины.

Меня накрыло?

Я смотрю в обеспокоенные глаза Матвей и понимаю, что да.

— Ты в порядке?

Оцениваю свое состояние. Тело немного ватное, но в целом — все как обычно. Киваю.

Со мной такое бывало редко в последние годы. Это что-то вроде панической атаки, но немного другого рода. Я начинаю задыхаться и тонуть в своих размышлениях. Буквально утопать в тяжелых мыслях, будто они трясина, зыбучие пески.

Матвей прижимает меня к себе крепко, чтобы я в нем, как всегда, могла найти опору и успокоение. Я вдыхаю знакомый запах, чувствую, как сердце замедляется.

— Давай вернемся в Калининград? — тихо просит.

Мне хочется согласиться. Потому что это просто, легко. Потому что я не хочу бороться с ветряными мельницами. Я сказала Ярославу о дочери, я сделала все, что могла и обязана…

Но я не могу. Не могу уехать сейчас, вот так. Потому что есть чертова обратная сторона медали. Я не смогу остаться жить с пониманием, что сделала мало, недостаточно.

У Ярослава есть причины быть таким — колючим, чужим, отстраненным. Может быть, его отношение к Алене следствие ненависти ко мне… А я не могу лишить дочь отца только из-за того, что тот злиться на меня.

И это глупо, может, но хочу немного счастья для Дорохова. Когда-то Алена стала бальзамом для моего израненного сердца. И это совсем по-другому — жить, зная, что где-то тебя любит этот маленький ангел. Жизнь сразу обретает такой невероятный смысл.

А что есть у Ярослава сейчас? Ничего…

Архипов все забрал. Карьеру профессионального футболиста, свободу, время, возможности…

Глава 8. До тла

Я писала ему много, частно. Мне возвращали все письма, которые он так и не захотел прочесть. В конвертах, не вскрытые.

Наверное, мне бы легче было жить в иллюзии, в надежде, что он читает мои письма. Но нет, меня лишили этой малости — моих глупых иллюзий, что все-таки ему интересно, небезразлично…

Он вырезал меня из своей жизни безжалостно. Та наша встреча в комнате свиданий была последняя. Меня даже не пустили на заседание, когда оглашали приговор.

Все эти пять лет мне безумно хотелось увидеть его и потребовать объяснений — за что он так со мной?

От бессилия хотелось кричать до хрипа. Мне так важно было знать, что между нами есть хотя бы какая-то ниточка, какая-то связь…

Но он все обрезал и уничтожил. Не принял ни одной моей попытки наладить общение…

Он злился? Ненавидел? Имел право…

А с другой стороны не имел абсолютно.

Ведь он меня любил… По крайне мере, говорил, что любит. А разве человек, который любит, сможет так — жестоко и безжалостно?

Я писала ему обо всем. Сначала мои письма были выверенные. Я долго сидела, подбирая слова. А потом, получая обратно нераспечатанные конверты, я все больше отчаивалась. Я меньше выбирала слова и просто писала все, что приходило в голову. Все, о чем болела моя душа…

В этих письмах я злилась на него, я умоляла перестать меня мучить. Я говорила обо всем так, будто была на покаяние — и о том, что пережила, и о том, что чувствовала. Я описывала все свои страх, боль.

А еще я впервые ему честно призналась о том, как сильно беспокоилась за него. Я пыталась ему объяснить мотив своих действий. Донести, что я просто не хотела, чтобы он пострадал…

Но кому нужны причины твоих поступков и длинные оправдания формата «я хотел как лучше», когда проза жизни вот такая — обнуляющая все твои старания.

Ковалевский приезжает через несколько дней. Аленка его встречает с радостным визгом. Дядю Матвея она горячо обожает.

Потом я кормлю обоих ужином, мы отправляем Аленку готовится ко сну, а я выжидательно смотрю на Ковалевского, жду новостей.

Матвей пытается убедить меня в том, что если Ярослав не обрадовался известию о дочери, то я не должна делать еще попыток поговорить. Он, видимо, надеялся, что за эти несколько дней я остыну, приду в себя, разозлюсь в конце концов на Дорохова, но этого, к сожалению, не произошло.

И, конечно, Ковалевский говорит разумные, логичные вещи. Но во мне живет это треклятое упрямое ‭«правильно» и нет даже шанса спастись. Лишь пойти у него на поводу…

Ковалевский тянет, не рассказывая, что узнал про Ярослава. Я знаю, что у него все также, как и много лет назад, есть связи и возможности, ведь он до сих работает следователем. Раздобыть информацию для него не такая уж сложная история.

Он злится на меня. Злится на всю эту ситуацию. Хотя он знал изначально, зачем и почему я возвращаюсь в Москву. И даже больше — это именно он мне сказал о том, что Дорохов уже на свободе.

Наша с ним история — длинная и тоже сложная. По-своему, по-другому, не так как я Ярославом, но все же.

Матвей тогда, пять лет назад, все бросил и поехал за мной в Калининград. Я не просила. Даже наоборот — прогоняла. Потому что долгое время думала, что он прислужник Бестужева. Я вообще была в ужасе сначала, когда поняла, что Ковалевский меня буквально преследует.

Но время шло, наши отношения потихоньку менялись, появлялось доверие. Я никогда его не просила быть рядом, но он был. Поддерживал, помогал, заботился…

И не пытался плоскость наших отношений как-то изменить. Не просил от меня того, что я ему априори дать не могу.

Он для меня — друг, близкий человек. Он очень важен, это бесспорно. Аленка его просто обожает, да и я…

Мы ни разу с ним не говорили о том, что он, возможно, чувствует ко мне что-то большее. Наверное, он и так отлично все понимал. Знал, что я не смогу ответить взаимностью, а поэтому даже не пытался ничего усложнять.

Он видел, что я продолжаю писать Ярославу. Ждать его…

И это именно Матвей мне сказал о том, что Дорохова выпускают условно-досрочно. И он, конечно, не был рад тому, что я хочу поехать в Москву и найти Ярослава. Но, кажется, он всегда подозревал, что именно так я и поступлю, как только Дорохов будет на свободе.

Я помню, как он ультимативно сказал, что одну меня никуда не отпустит. Когда-то ради меня он попросил перевод из Москвы в Калининград, и вот в очередной раз договорился о командировке в Москву, чтобы быть рядом.

Я знаю, он не рад тому, что я все также упрямлюсь даже после того, как Ярослав оказался не рад дочери. Но при это он всегда рядом и продолжает мне помогать…

— Его номер телефона, — Ковалевский кладет передо несколько листов. — Зал, в который он ходит. Вот расписание его тренировок. Адрес, где он живет сейчас. И, Карин… — пауза вдруг, взгляд такой внимательный.

— Что?

— Тебе, правда, лучше разорвать с ним все контакты. И для Аленки так будет лучше.

— Почему? — удивленно спрашиваю.

— Он как-то связан с семьей Раевских. А это криминальная семья, Карин.

Глава 9. Эфемерное мгновение

— Маам, гулять? — требовательно канючит Аленка.

— Идем-идем, — согласно киваю, а сама не отрываю взгляда от экрана ноутбука.

— Мам! — топ ножкой. — Ты казала — идем.

Хлоп. Это Алена забралась на стул и резко нажала ладошкой на крышку ноутбука, который отвлекает внимание мамы.

Ловлю Аленку и затаскиваю к себе на руки.

— Ах ты, своевольная проказница! — и щекочу.

Дочь заливисто смеется, извиваясь егозой в моих руках.

Мы идем в комнату, собираться. А я параллельно прокручиваю в голове все, что успела вычитать про Раевских.

Полина Раевская по фотографиям кажется очень красивой. Двадцать два, высокая, статная блондинка. Да, знаю, это вообще не то, на что мне нужно обращать внимание, но тяжело было об этом не думать. Ярославу двадцать девять, и они с Раевской отлично друг другу подходят — она моложе, наверняка не такая занудная как я и их не связывает сложное, неоднозначная история прошлого. Раньше он был еще тем бабником, и такой красивой девушке точно бы залез под юбку.

Да, я думаю явно совсем не о том. Я не имею права на него претендовать или ревновать. Мы чужие. Но не могу от себя все равно отогнать эти мысли.

Потом я долго размышляю над тем, как правильно организовать очередную встречу с Ярославом. Пока идеи лучше, чем прийти в зал, где он тренируется, не приходит.

— Мам, дядя! — требовательно дергает меня Алена за руку на улице.

— Ага, дядя, — послушно реагирую я, все еще дрейфуя где-то в своих мыслях.

— Мам, дядя! — еще настойчивее ведет себя дочь и тянет куда-то в сторону.

И я все-таки наконец выплываю из своих мыслей, смотрю туда, куда так усиленно меня направляет Алена…

Ярослав…

Быть это не может…

Может быть, он мне мерещится? Снится?

Я так много о нем сегодня думала… Вот и довела себя до галлюцинаций.

— Мам, посли! — упрямо говорит Алена и тянет в сторону Ярослава.

И я послушно иду вслед за дочерью, хотя даже до конца не осознаю, что именно делаю.

Я никогда не говорила Аленке, что Дорохов ее отец. Но мы с ней часто вместе смотрели его старые игры и интервью. Она может даже до конца не осознавать, наверное, откуда он ей кажется таким знакомым и подсознательно к нему тянутся.

Мне все еще мерещится, что происходящее — это сон, мираж. Что-то очень похожее на мои фантазии. Потому что в моих мечтах все примерно так и должно было сложиться — Ярослав сам нас находит и приходит первым.

И он все ближе, ближе. Алена неминуемо меня тянет в сторону дяди. А сердце трепыхается так болезненно, колко, сходя с ума от всего происходящего.

— Привет, дядя! — жизнерадостно здоровается Алена.

Я смотрю на дочь, на ее радостную улыбку. Не то, чтобы она со всеми незнакомцами такая радушная.

Я сегодня заплела Аленке две косички, и она выглядит такой забавной. Я не знаю, как эта маленькая красавица может не растопить сердце…

Дорохов присаживается перед Аленой, чтобы их глаза были на одном уровне.

— Привет, малышка.

И голос его — другой. В нем столько полутонов и смыслов. А я только сейчас, кажется, начинаю до конца осознавать происходящее.

Он правда здесь. На расстоянии вытянутой руки. Настоящий.

Пока я строила безумные планы о том, как бы организовать нам очередную встречу, как поговорить с ним, он сам нас нашел, пришел…

— Ты пойдешь с нами гулять? — дружелюбно предлагает Алена, старательно выговаривая все слова. — У меня тве лопатки!

И на лице Ярослава улыбка. Такая, как раньше. И ямочки эти. Невероятные.

Он сразу выглядит моложе. И меня уносит в прошлое тут же… Туда далеко, где жизнь еще нас не закрутила в сумасшедший, убийственный вихрь. Туда, где от любой встречи с ним что-то дрожало внутри. Он провоцировал, он злил, он вызывал шквал эмоций… Туда, где каждый раз, когда я видела эту улыбку, у меня что-то внутри сладко сжималось…

Много воды утекло, многое изменилось. Но во мне все также как-то горько-сладко что-то сжимается, когда он так улыбается.

— Хорошо. Раз две лопатки, я не могу отказаться.

Ярослав встает, ловит мой взгляд. Мельком, не цепляясь за меня. Сейчас в центре его внимания Алена. Дочь тянет руку и вкладывает свою маленькую ладошку в большую ладонь Ярослава. Он смотрит немного растерянно на их сцепленные руки.

— Веди, Ален, на свою любимую площадку, — говорю дочери.

И она от нетерпения подпрыгивает и тянет нас. Она маленькая еще, худая совсем, поэтому, конечно, сдвинуть нас с места ей не под силу. Но мы и так послушно двигаемся в том направлении, куда она нас ведет.

Любимая площадка дочери через несколько домов. Там песочница больше и горка есть с поворотами. Алена, когда с нее скатывается, всегда звонко кричит, а потом смеется.

Мы идем, держась за руки. Алена посередине как связывающее нас воедино с Дороховым звено.

Глава 10. Иди ты к черту, Дорохов

— Мам, а дядя ушел?

— Не знаю, Ален.

Минуты тянутся медленно, невыносимо долго. Я пытаюсь отвлечь себя обычной рутиной — мою с Аленой руки, помогаю ей переодеться, начинаю накрывать на стол.

— Мам, а дядя еще придет?

— Не знаю…

Мне кажется, нет, не придет. Он ведь даже не спросил, в какой квартире мы живем… Хотя, он же как-то узнал, в каком доме мы живем, вероятно, знает и конкретный этаж, и дверь.

Я успеваю разогреть суп, усадить непоседу Алену за стол. Дочь нетерпеливо мотает ногами, сидя на стуле. Обычно после улицы она приходит хотя бы немного уставшая и уже не такая активная, но сегодня не тот случай.

Время идет, и я уже не верю, что он действительно придет. Он наверняка уже докурил и просто уехал…

Но в тот момент, когда он заходит в квартиру, я ощущаю его присутствие сразу же… Будто меняется электромагнитное поле. Словно каждый дюйм моего тела настроен на него и тут же начинает вибрировать, реагировать…

Вдох, выдох. Главное, дышать. Входную дверь я не закрыла, поэтому он свободно входит в квартиру. Проходит на кухню, садится за стол напротив Алены.

Алена радостно разглядывает Дорохова. Она на седьмом небе от счастья. Дочь в целом любит гостей, новые лица, но к Ярославу относится как-то особенно тепло.

Я накрываю на стол, ставлю тарелку и перед Ярославом, хотя не знаю, голодный ли он, но спрашивать не хочется. Сажусь. И мы начинаем есть.

Я все еще не могу поверить, что все происходящее реально, по-настоящему… Это безумие… Это… Господи, я так долго об этом мечтала… этого ждала….

Я стараюсь не пялиться слишком настойчиво, но это сложно. Для меня это какое-то невероятное счастье — видеть их рядом, дочь и отца.

Мы едем практически в полной тишине, нарушаемой только Аленой. Ярослав тоже ест, спокойно, неторопливо, молча.

Потом Аленка тащит его в комнату, показывать новый конструктор, который я ей купила пару дней назад.

И сейчас, когда мне этого совсем не хочется, время будто специально, нарочно ускоряет свой бег. Я мечтаю… все вокруг замедлить…

Потому что там, за пределами этой маленькой комнаты, какие-то сложные разговоры, выяснения отношений. Это все важно, нужно, но как-то тяжело.

А здесь какой-то обособленный мир, в котором мы ненадолго забыли все, что было, и не беспокоимся о том, что будет.

Дорохов долго играет с Аленкой. Я сижу все время рядом. Не мешаю, немного тоже участвую в процессе. Комментирую какие-то реплики Алены. С Ярославом мы как-то напрямую не общаемся, он вообще словно не обращает на меня внимание.

Потом Аленка начинает клевать носом и сама проситься в кровать.

— Мне пора, — как-то резко и оглушительно говорит Ярослав.

Я жду, что он что-то еще скажет, смотрю, как он обувается, надевает кожанку. Он ведь должен хоть что-то сказать? Он не может просто взять и молча уйти?

Его рука касается ручки двери, и я не выдерживаю.

— Ты не думаешь, что нам нужно поговорить?

Он замирает, застывает. Спина такая напряженная.

— Не о чем говорить. Я не должен был сегодня приходить.

И я закипаю. Он него такого мне тошно и невыносимо. Он рядом, но от этой его холодности и отстраненности хуже, чем когда он был далеко.

— Почему? Объясни мне, черт возьми, почему?! Она твоя дочь.

Он резко разворачивается ко мне лицом, и я отшатываюсь… От злобы какой-то лютой в его взгляде. От злится на меня? За что?

И я думаю о том, что хочу туда… далеко в прошлое. Когда мы только познакомились. Вернуться в момент нашей первой встречи…

Туда, где он наглый, дерзкий, улыбчивый, в рваных джинсах. Туда, где моя жизнь — это бесконечные его провокации, фразочки беспардонные…

Быть там, где между нами все искрило, сверкало. И я чувствовала себя какой-то особенной. Он смотрел на меня так… По-другому. Совсем иначе.

Хочу туда вернуться… Еще раз это все пережить… Только в этот раз я буду ценить. Наслаждаться каждым мгновением. И им таким буду дорожить — дерзким, сходящим по мне с ума…

А теперь… Тошно, невыносимо. Я не прошу ведь многого от него, я не хочу усложнять его жизнь. Но он все делает наперекор, наотмашь…

— Мы — это прошлое, у которого вышел срок годности, Карин, — резко, холодно.

И я смотрю в его глаза. Не думала, что такой яркий, теплый янтарный цвет может быть вот таким — ледяным, промозглым.

— А Алена? — тихо спрашиваю.

Больше нет сил. Нет во мне ничего. Пустота.

Он смотрит куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь, прослеживая за его взглядом. Там она, моя маленькая принцесса. Волосы распущены, глаза как у кота из Шрека. Малышка совсем, красавица, как ее можно не любить?

— Если тебе что-то нужно, я готов помогать. Скажи, что требуется. Но большего — дать не смогу.

Его слова какие-то искусственные, нереальные. Я смотрю на него. И вижу воочию как разрушается образ моего «Золотого мальчика». Нет больше в нем ничего мне знакомого и родного…