У врага за пазухой

Глава 1

По заданию редакции мне нужно сделать серию из трех интервью. И все бы ничего, но одним из респондентов оказывается – самый загадочный бизнесмен Питера красавец-миллиардер Ярослав Вольский – тот самый человек, который однажды уже разрушил мою жизнь и сгноил в тюрьме самого любимого человека.

Осторожно - эротика и взрослый юмор.

Без слез и соплей - герои давно не дети. Самостоятельная история. ХЭ. Однотомник!

У врага за пазухой

«Сильнее всех влюбляются самые отъявленные

циники и пессимисты».

Ф. Бегбедер

Глава 1

— Эй вы! Остановитесь сейчас же! — раздается за спиной требовательный женский голос.

До встречи в редакции всего пару минут. Нет времени на баб, но все же оборачиваюсь. Даже интересно, что за бессмертная пытается мне приказывать.

— Переставьте, пожалуйста, машину! — Дамочка, похоже, и не собирается сбавлять обороты.

— Она отлично стоит. Меня все устраивает. — Окидываю командиршу взглядом.

Ничего выдающегося! В прямом и переносном смыслах. Тощая, невысокая блонди. Вместо гривы густых волос, как я люблю, короткий хвостик. Вместо сладких выпуклостей и пухлых губ — тоскливая холмистая местность и тонкие черты лица.

Эдакая миниатюрная домашняя хозяюшка. Из общей картины выбивается только взгляд. Колкий, слишком решительный для той, чья работа — согревать постель и варить щи.

— Почему вы решили, что имеете право раскорячить свой трактор по диагонали?

Язычок у дамочки тоже явно не для оральных ласк. Таким только кастрировать.

— Вообще-то это гостевые места. — Я подхожу ближе. — А вы... — киваю на бейджик. Он, как назло, перевернут. — Здесь работаете.

— Ваш мутант два места на парковке занял! — Блондиночка облизывает губы, задирает голову и смотрит прямо в глаза.

Редкий аттракцион! Мало кто выдерживает мой взгляд, а уж чтобы говорить таким тоном...

— Крупный самец. А у вас тут все узкое.

Вроде бы никаких намеков, строго по делу. Но от нашей перепалки ниже пояса вдруг становится тесно.

Аномальная реакция! Словно и не было ночью трех подходов в горизонтальной плоскости. Впору поздравить себя: «Вот он, Ярослав, кризис среднего возраста. Дождался. Кости начали возбуждать. Такими темпами скоро и на серых мышек начнешь кидаться!»

— Я попросила по-хорошему.

Дамочка сощуривается. Как кошка перед прыжком на руку.

— Это угроза?

Черт, заводит еще сильнее. В штанах не просто парус, а полноценный флагшток. Тут или сексуальную нагрузку перед сном удваивать, или нести черепушку к мозгоправу, чтобы искал, где там что выгорело.

— Вы, наверное, опаздываете. Не буду больше задерживать.

Заноза устраивает тактическое отступление. Пока я прикидываю, возле какой стены ее лучше всего прижать и научить уму-разуму, она паркует свой тощий зад в старенькую малолитражку, заводит движок. И, сдув с лица светлую прядь, резко газует в мою сторону.

Такой поворот оказывается слишком внезапным. Обескровленный мозг чуть не пропускат вспышку. Лишь закаленное тренировками тело спасает от столкновения с резвой капсулой смерти.

Отпрыгнуть успеваю в самый последний момент. Но словно одного испуга недостаточно, дамочка останавливает своего микрозверя возле багажника моего джипа. Надежно перегораживает выезд и, не дав мне очухаться, походкой от бедра удаляется к лифту.

Глава 2

Глава 2

В редакцию известного питерского интернет-портала вваливаюсь лишь черед пятнадцать минут. Пять из них потрачены на разборки с охраной парковки. Еще десять ушло на сражение с собственной эрекцией.

Оба мероприятия оказались настоящими испытаниями. Дежурный охранник вначале изображал глухого, потом немого, а когда я пригрозил вызвать полицию, предложил составить жалобу в письменном виде и даже сунул в узкое окошко мятый лист и огрызок зеленого карандаша.

С флагштоком дело было не легче. То, с чем в обычной ситуации я мог справиться за пару минут при помощи дыхательной гимнастики, в условиях адреналинового шока не желало проходить ни через пять, ни через семь минут.

Несмотря на боль, контуженный младший отказывался принимать свое компактное походное положение. Буравил упрямой башкой жесткую ширинку. Иногда, словно вспоминая охреневшую мышку, крупно вздрагивал. И стоял! Памятником, мать его, Кутузову! Такой же одноглазый, упрямый и способный сдать хозяина, но добиться цели.

После такой «прелюдии» у кабинета главного редактора я уже готов сношать и угнетать.

— Ты обещал мне своего лучшего журналиста. Такого, который достанет все скелеты из шкафа моего клиента. Где он? — захлопнув дверь, сразу перехожу к делу.

— Я обещал — я нашел, — разводит руками Василий Иванович Ломоносов*, однофамилец великого ученого и заодно один из самых занудных работников прессы.

— Буровой со дня на день вернется на родину. Я два года угрохал, чтобы выманить его сюда! Кто будет заниматься расследованием?

— Кира Самсонова.

Ломоносов достает из стола папку и кладет передо мной. Сквозь прозрачный пластик вижу фотографию — девушка...

— Да она же ребенок!

— Фото старое. С паспорта. Сейчас ей двадцать девять.

— Я, конечно, слышал модную херню о равноправии, но... — Оттянув ворот рубашки, откашливаюсь. — У тебя что, мужики закончились?

— Ярослав, мужики покупаются и продаются на раз-два! Не успею я озвучить задание, как мужик будет искать, кому продаться подороже, — ухмыляется главред. — Ты просил самого принципиального и неподкупного. Вот! — Он стучит толстым, как сосиска, пальцем по папке.

Я снова присматриваюсь к лицу на фото. Девчонка кажется смутно знакомой. Блеклая, тощая, без искры. Однако даже такую, пусть и в двадцать девять, жалко бросать на амбразуру.

— Она хоть писать умеет? — Нехотя беру папку и начинаю листать.

— Писать?.. Это настоящая акула! — хмыкает Василий. — Даже не акула, а пиранья! Характер не сахар, но доводит до конца даже самые стремные дела.

— И часто у тебя бабы стремными делами занимаются?

Не нравится мне весь этот расклад. Если бы не знал Ломоносова лет десять, решил бы, что он собирается слить мой заказ. В целом его даже можно было бы понять: не каждая редакция возьмется копать под бывшего вора в законе. Безопаснее спустить все на тормозах — поручить дело самому слабому журналисту и потом спихнуть на него ответственность за провал.

— Самсонова у меня одна такая, — после небольшой паузы отвечает Василий. — Я бы и рад повесить на ее плечи какую-нибудь светскую хронику. Задолбался уже нервничать каждый раз, когда кто-то обещает прикопать ее или пустить по кругу в темном лесу. Но эта заноза…

Вместо того чтобы продолжить, он опускает взгляд на стол и тяжело вздыхает.

— Бедовая?

Еще одна категория женщин, которых я обхожу стороной. Не в мои сорок трепать себе нервы с подобными дамочками. Хватает перед глазами примера племянника с его зазнобой.

— Правильная! — снова вздыхает главред. — С принципами и с... — Договорить он не успевает.

После двух ударов в дверь, та распахивается.

— Шеф, не занят? — доносится знакомый голос.

— Кира, а я вот, собственно, хотел... — начинает мямлить Ломоносов.

— Вась, последний материал — полное дерьмо! Фотографы вообще видели, что снимали? Я на телефон лучше делаю!

Причина моей недавней контузии подлетает к столу главного редактора и веером бросает фотографии.

— Кир, я бы хотел тебя с кое-кем познакомить. — Ломоносов приминает свои буйные кудри.

Лишь после этого восходящая звезда отечественной журналистики решает посмотреть в сторону гостя — меня.

— А мы уже знакомы! — Самсонова скрещивает руки на груди. В глазах ни намека на испуг. — Ярослав Борисович Вольский. Вы по делу или жаловаться явились? — Она оборачивается к своему начальнику: — Если что, я могу все объяснить.
____

* Ломоносов - главный редактор из романа "Противостояние" https://litnet.com/shrt/tC2p

Глава 3

Глава 3

Кира

Вечер того же дня

Мой первый муж вначале сказал: «Давай разведемся!» — и только после этого прыгнул в постель к любовнице. Со вторым, к сожалению, пришлось испытать весь спектр эмоций, положенных брошенным женщинам.

— Слушай, ну он все же урод. Трахнуть твою племянницу — это вообще запредел! — охает моя подруга и одновременно соседка по гаражу Ира.

— Пределов нет.

— Эта коза тоже хороша! Ты ее в дом впустила, разрешила пожить, пока место в общежитии ждет, а она тебя на семейном ложе подвинула. Охрененная благодарность.

— Подвинуть можно только имущество. Движимое. А Паша...

— Парнокопытное! — подсказывает Ира, пока я в муках пытаюсь подобрать правильное слово.

— Наверное. — Нет никакого желания спорить.

— И что сейчас? — Подруга смотрит с тревогой.

Из нас двоих она, похоже, единственная, кто переживает. Я, в отличие от нее, не способна даже злиться. Внутри словно кто-то сорвал стоп-кран. Бесконечное торможение и прострация.

— Ир... а что я могу? Ничего нового.

Ловлю себя на мысли, что дико хочется курить. Забытое желание. Не с моей нервной работой убивать себя еще и никотином. Тут бы пулю не схлопотать! И все же...

Губы саднит, а руки, будто сами по себе, отчаянно тянутся к сумочке, на дне которой уже больше года валяется одинокая сигарета — мой страховой парашют на случай ПП – полного пиздеца.

— Опять ввяжешься в какое-нибудь опасное расследование? — понимающе вздыхает Ира. — Будешь вместо ментов охотиться на продажных чинуш или выводить на чистую воду этих... оборотней. В погонах!

— Кому-то ж нужно этим заниматься, — жму плечами. — Зарплату мне не за красивые глаза платят.

— Кира, тебе не в журналисты нужно было идти, а в саперы. Там тоже адреналин, но шансов уцелеть все же больше.

— Меня бы не взяли. Такая роскошь доступна только мальчикам. А я... — Повернувшись направо, как в зеркало, смотрюсь в окно своей машины.

С первым мужем еще пыталась быть привлекательной, следила за модой и весом. Наряжалась, красилась, словно моих двадцати лет недостаточно, чтобы быть самой-самой.

После развода стало все равно. Вместо походов по салонам красоты я засела за конспекты, умудрилась влезть в парочку громких журналистских расследований. На радостях забыла, что все мужики Ко, и снова выскочила замуж.

В отличие от первого мужа, Пашу мало интересовало соблазнительное белье или свежая стрижка. Больше всего он любил секс. На этой его любви мы почти безболезненно протянули три года.

Днем я затрахивала себя работой, старалась доказать всем и каждому, что женщина тоже может быть серьезным журналистом. Отращивала акульи зубы. А ночью трахалась с мужем.

Без особого огня, но до отключки, которая была просто необходима психике.

С таким графиком и «заботой» о себе к двадцати девяти я превратилась в моль... Тощую, без сисек и задницы, неприметную, серую, с большими глазами, маленьким носом и немодными, совершенно обычными губами.

Выцветшая копия молодой Мег Райан. Блондинистый двойник, который так задолбался со своей работой и непутевой личной жизнью, что в двадцать девять тянет на старуху.

— Ты офигенная! — с уверенностью произносит Ира. — Просто... немного подустала.

— Как «Волга» Иван Иваныча, — киваю я в сторону соседского гаража.

Когда-то в нашем гаражном кооперативе все принадлежало чиновникам и прочим шишкам. Сейчас от прежнего «величия» осталась только «Волга» соседа. Да и та покрылась ржавчиной.

— Нет, его колымагу уже ничего не спасет. Только пресс. А тебя... — Сощурившись, подруга прикусывает губу.

— Еще скажи, что меня тоже пресс.

— Он самый! Мужской, горячий, и обязательно с кубиками.

Так и хочется закатить глаза или рассмеяться, но неожиданно вспоминается упакованный в дорогой костюм торс Ярослава — чтоб его — Вольского, и по телу табуном мурашек пробегает дрожь.

Только с моим везением можно было так встрять. Сам Вольский. Племенной жеребец, а не мужчина. Тот редкий экземпляр, который с возрастом стал только привлекательнее.

Идеальный вариант «пресса», под которым можно забыть предателя мужа. Одна проблема — Вольский не случайный знакомый, не ловец одиноких женщин из Тиндера и даже не цель нового расследования.

По странному стечению обстоятельств Ярослав — моя давняя головная боль. Он человек, который упек за решетку отца, а затем сделал все, чтобы тот никогда оттуда не вышел.

Глава 4

Глава 4

После воспоминаний об отце мне всегда паршиво. Он был самым близким человеком — и папой, и другом, и учителем. Сегодня, словно сверху решили поиздеваться, к этому «паршиво» добавляется внезапный приезд мамы.

— Дорогая, привет! Я так соскучилась! — Она повисает на моих плечах, стоит открыть дверь квартиры.

— Привет, мам. Что на этот раз? Ухажер или деньги?

Наверное, некрасиво заявлять такое родному человеку. Да еще с порога! Как назло, я слишком устала, чтобы играть роль хорошей дочери.

— Кирюша, вот что ты за девочка?! — театрально всплескивает руками мама и входит в мою скромную двушку, единственное наследство, которое досталось от отца.

— Ма, мы уже обсуждали. Мне повезло с матерью, тебе не повезло с дочерью. Изменить ничего нельзя.

Без особого интереса наблюдаю, как мама проходится по гостиной, рассматривает открытые полки, а затем подплывает к столу.

— Детка, что за сумочка?!

Она берет в руки недавний подарок Иры — бархатный клатч, расшитый кристаллами Сваровски. Вещь совершенно не в моем вкусе и не по моему карману.

Подруге сложно было отказать. Она убедила себя, что на ближайшем юбилее редакции я должна выглядеть дорого и эффектно. Как результат, у меня появились неудобный клатч, туфли на головокружительных шпильках и соответствующее платье — алое, с голой спиной до самой задницы.

— Это просто сумочка. — Пытаюсь забрать.

— Безвкусица! — Мама надежно держит Ирин подарок. — Ты с ней будешь смотреться как сорока. Помнишь, из сказки? Я тебе еще в детстве читала.

— Папа, — поправляю ее, — он читал.

— Да какая разница! — отмахивается мама. — Знаешь, я возьму эту штучку себе.

Она по-хозяйски пристраивает клатч под мышкой и оглядывается на зеркало.

— Он тебе так нужен?

Это все уже было, и не раз. Духи, которые дарили мужья. Дорогие кремы и помады. Сувениры, привезенные из заграничных командировок... Давно пора привыкнуть, что «маме важнее», «мне не идет», и все равно за ребрами ёкает.

— Ну куда тебе, молодой, эта пошлятина? — фыркает мама. — А я старушка. Мне сойдет. К тому же прежняя сумочка совсем порвалась. Недавно нужно было на почту сходить, так документы с кошельком положить было некуда. Пришлось в пакет класть. Такой позор!

— Ты не ходишь на почту. — Я закатываю глаза.

— Ну в банк. Перепутала. Подумаешь!

— Ясно...

Представляю реакцию Иры, когда она узнает, что ее подарок сделал ноги. Вероятно, это будет целый поток слов. Но винить некого. «Кто не спрятался, я не виноват», — приходит на память глупая фраза из детства.

— Надеюсь, у тебя только сумочка порвалась. Больше ничего.

Ставлю чайник. Мама не будет, она не пьет жидкость на ночь. «Чтобы не отекать». А мне сейчас просто необходима чашка кофе.

— Ох, знаешь, Кирюш, — усаживаясь на диван, охает мама, — другие дети дружат со своими родителями. Волнуются о них! Спрашивают, как жизнь. Проведывают! А ты даже здоровьем никогда не интересуешься. Обидно.

— Ма... — Я проглатываю фразу, что обычно родители тоже интересуются детьми. Спрашиваю о другом: — А расскажи о деле, из-за которого посадили отца?

После смерти папы прошло девять лет, после его ареста — все одиннадцать. Целая вечность без любимого человека. За эту вечность я много раз прокляла себя за то, что согласилась на время суда уехать к ростовской тетке. Родители тогда хором уверяли, что так будет лучше. Меня, восемнадцатилетнюю, и слушать никто не хотел.

А потом... мы с мамой лишь дважды говорили о том деле. Каждый раз она заливалась слезами и умоляла не мучить ее.

Чтобы выяснить хоть что-то, пришлось пробивать информацию по своим каналам. Однако, несмотря на старания, узнать удалось немного. ДТП, алкогольное опьянение как отягчающее обстоятельство и тромб, который якобы оторвался у отца в камере.

— Кира! Ты расстроить меня хочешь? — Мама даже не коверкает мое имя.

— Ты ведь была с ним в машине, когда он сбил ту женщину. Как это вообще вышло? — Тру виски. — Отец прекрасно водил. Да и чтобы он сел за руль пьяным... не могло быть такого.

— Я уже много раз тебе рассказывала! — всхлипывает она.

— Пожалуйста, можешь еще раз? — Складываю руки в молитвенном жесте.

Мама не религиозна. Это скорее для себя.

— Не пил он ничего! Баба эта... она сама под колеса кинулась. Ей красный горел. А она... обкуренная была. Вообще ничего не соображала.

— Ты уверена?

Я помню материалы дела. Там не было ни слова о наркотиках в крови жертвы. Только о том, что она беременна. На девятом месяце.

— Мы когда ей помочь пытались, такого в сумочке насмотрелись! — Мама брезгливо передергивает плечами. — Не у каждого наркомана подобный набор. Да и сама она... невменяемая была. Под кайфом. Куда врачи в женских консультациях смотрят! Ее в какой-нибудь больнице нужно было держать. Под присмотром нарколога!

Глава 5

Глава 5

За несколько лет в журналистике уже забыла, что такое мандраж. Любое интервью — просто часть работы. Неважно с кем. Но перед встречей с Вольским я все утро как на иголках. Трижды меняю костюм. Проливаю на него кофе и снова переодеваюсь.

Не успокаивает даже то, что накануне я выставила из своей квартиры мужа с племянницей и теперь совершенно одна.

В дороге тоже не все гладко. Больше, чем обычно, ругаю лихачей, разок глохну. А у клуба, в котором назначена встреча, чуть не подрезаю какую-то блондинку на дорогой иномарке.

Очень странное состояние. Нетипичное. И в самом клубе легче не становится.

На ресепшене встречают администраторы — фигуристая девушка, вероятно какая-нибудь «Мисс бикини», и такой же бугристый парень.

Рядом с ними так и хочется каяться, что давно забросила фитнес, а еще обещать отыскать в недрах шкафа беговые кроссовки.

— Добрый день, я к вашему начальнику, Ярославу Борисовичу, — произношу, пока и правда не начала исповедоваться.

— Мамочки к нему по записи, — с искусственной улыбкой отвечает девушка.

— Кхм... Я не мамочка.

— Прошу прощения, для остальных приема нет, — бодро скалится церберша.

— Мне назначено. Кира Самсонова. — Свечу журналистскими корочками. — Где его кабинет?

— Кабинет? — Администраторы дружно переглядываются.

— Приемная, офис, хоть что-то? — Я обвожу взглядом холл.

Типичный спортивный клуб для богатых. За стеклянной стеной зал с тренажерами, слева —раздевалки и дорогая кофемашина.

— Ах, кабине-ет! — Девушка растягивает губы так широко, что, кажется, они вот-вот лопнут.

— Так как найти вашего босса?

Не отпускает ощущение, что тупая здесь именно я.

— А очень просто! — вмешивается парень. — Прямо по коридору. Там у него и приемная, и кабинет, и... в общем, все.

Он снова смотрит на свою коллегу, словно оба общаются взглядами.

— Спасибо.

Происходящее напоминает цирк. Ни секунды не хочется здесь задерживаться, поэтому сразу же иду в указанном направлении. Прохожу десять шагов по ярко освещенному коридору, открываю одну дверь, затем другую. А после замираю от внезапного приказа:

— Мягче нужно быть! Танцуй его! Вначале обними... покрепче! Теперь вали! — командным тоном произносит Вольский.

Не понимая, куда я попала, открываю рот и осматриваюсь.

Это точно не кабинет! Не приемная! И не тренажерный зал для мажоров! Вместо рядов с гантелями и беговых дорожек здесь мягкий пол. Вместо фитнес-моделей и потных качков — дети! Мальчишки лет по десять-двенадцать. В боксерских перчатках, шлемах и с горящими глазами.

— Кажется, у нас гости, — гремит все тот же голос, и я наконец оживаю.

— Здравствуйте. Вы назначили встречу. — Останавливаю свой взгляд на массивной мужской фигуре в центре зала.

Местный босс тоже в перчатках, в такой же, как на мальчишках, майке, только своего размера, и без шлема. Мистер Тестостерон во всем своем великолепии.

— Подождите пару минут. Скоро закончу. — Это не предложение. Приказ. И отнюдь не детям.

В обычной ситуации я не стала бы слушаться. Ни за что! В журналистике, как в уголовном розыске, ждать и мучиться должна вторая сторона, иначе толка не выйдет. Но Вольский не позволяет возразить.

Распорядившись, он тут же подзывает к себе ближайшего мальчишку и продолжает тренировку. Не обращая на меня никакого внимания, показывает удары, заставляет оттачивать подножки, устраивает мини-спарринги с каждым из своих учеников.

Никогда не любила подобный спорт, не понимала родителей, которые отдают любимых чад в боксерские секции. А сейчас не могу отвести взгляд.

Вольский двигается совсем не так, как боксеры в телевизоре, — он похож на огромную пантеру. Осторожную и опасную. Каждый удар рассчитан с ювелирной точностью. Каждый блок будто непрошибаемая стена.

Ярослав завораживает как питон Каа в мультике про Маугли. На мгновение даже ощущаю себя тем самым бандерлогом — готова слушать и исполнять. Какой-то древний табунный инстинкт! Раньше этот мужчина на меня не действовал, а теперь словно обухом по голове.

Из гипноза выводит сам Вольский.

— Со мной на сегодня все! — кивает он парням. — Остались скакалка и отжимания. С этим справитесь сами.

— Ярослав Борисович, спасибо, — хором разносится по залу.

— Работайте!

Вольский поворачивается ко мне. В карих глазах что-то нечитаемое. То ли пожары, то ли костры святой инквизиции.

— А вы ждите здесь. Сейчас поедем!

Как и в первый раз, он не удосуживается что-либо разъяснить. Едва спрашиваю: «Куда?» — этот гад исчезает за ближайшей дверью, оставив меня с мальчишками.

Такая манера общения уже не просто злит, а конкретно бесит.

Не я назначала это интервью. Моя цель не Вольский, а бывший вор в законе по прозвищу «Китаец». И вообще... во вчерашней маминой истории не все гладко, профессиональное чутье так и вопит: «Там что-то темное!» Но воспоминаний о пролитых вечером слезах хватает, чтобы засунуть в одно место все свое воспитание.

Глава 6

Глава 6

Ярослав

С серой мышкой срочно нужно что-то делать. Неправильная дамочка ломает к херам все мои стереотипы. Вначале отворачивается, когда устраиваю для нее стриптиз, а затем наезжает, когда узнает, что повезу кормить.

Пожалуй, ее нужно даже не в Красную книгу, а в какую-нибудь о динозаврах.

— А сейчас...

Тело отвечает на вопрос вместо меня. Достаточно придвинуться чуть ближе, и член доходчиво объяснит, что мне надо и насколько срочно. Дико хочется так и сделать, хоть на секунду вжаться ноющим стволом в плоский живот. Но притормаживаю себя.

— ...сейчас я пытаюсь понять, чем заслужил такое раздражение.

Это самый скромный вариант ответа, который пришел в голову.

— Считайте, что это аванс. — Акула задирает нос и, будто потеряла ко мне всякий интерес, делает разворот на сто восемьдесят градусов.

Мы с «флагштоком» стоя наблюдаем, как она выходит из раздевалки, и передергиваем. Я — шеей. Он — твердокаменной головой.

***

Уж не знаю, что влияет на журналистку, но в машине Самсонова тише воды, ниже травы. Словно боится аварии, внимательно следит за Федором, моим водителем, и улыбается чему-то своему, женскому.

— Есть повод для радости? — прекращаю нашу затянувшуюся молчанку.

— Да так... кое-какие выводы.

— Поделитесь?

— Интересно за вами наблюдать. — Кира щурится. Примерно так же, как на паркинге перед «наездом». — Дорогой офис в центре города, успешная компания, автомобиль с личным водителем... и детская секция по боксу.

— Не сочетается? — Я чешу левую бровь.

— Мягко говоря! Тянете на статус уникального.

Официально интервью еще не началось, но хватка уже ощущается.

— Я в юности увлекался боксом. Потом пришлось заниматься племянником, так что забросил. А теперь... форму нужно как-то поддерживать.

— Элитный клуб для маменькиных сынков?

Провоцирует акула красиво. С задором! Умная она, чтобы не заметить, какой у меня контингент. Благодарную шпану из подворотни невозможно спутать с мелкокалиберными мажорами, их я бы и на маты не пустил.

Все Самсонова прекрасно понимает и при этом хочет найти подвох.

— В некотором роде, — отвечаю максимально уклончиво.

Никто не обещал, что будет просто.

— А мое журналистское расследование... оно из той же серии? Не дают покоя лавры Робина Гуда?

— С этим еще проще. Предпочитаю, чтобы всякая шваль сидела за решеткой.

Я ни на миг не кривлю душой. Готов подписаться. Однако журналистка реагирует странно. Маска подозрительности на миг спадает, в глазах читается боль. Будто не Китайца обозвали швалью, а ее саму.

— Но это не помешало вам работать с одним из самых известных воров в законе. — Кира быстро берет себя в руки. Мышка снова акула.

— Порой приходится работать не с тем, с кем хотелось бы.

— Перефразирую. — Она бесстрашно наклоняется в мою сторону. — Иногда не до принципов. Верно?

***

К моменту парковки возле ресторана остро хочется попробовать гребаную ролевую игру с кляпом, наручниками и плеткой. Муза-вдохновительница совсем не бережет свой тощий задик.

После намеков на принципы она вываливает на меня еще парочку вопросов о прошлом, задевает за живое, спрашивая о покойной жене, и прибивает к спинке сиденья короткой криминальной сводкой из жизни племянника.

Не журналистка, а камикадзе! Любой другой на моем месте уже вез бы ее в лес — трахать и прикапывать. Удивительно, как она дожила до двадцати девяти. И еще удивительнее — почему с таким темпераментом Самсонова выглядит недотраханной.

Эту женскую хворь к сорока годам я научился определять безошибочно. По колкому взгляду, по резким жестам и особой бабской ебанце.

Чтобы не спугнуть, вопрос о муже пока держу при себе. Но в кафе, стоит нам сделать заказ, происходит странное. Только акула включает свой диктофон, как возле столика материализуется сонный мужик в мятой рубашке.

— Паша?!

Воочию, вижу, как бесстрашная Кира Самсонова вздрагивает и сжимает ладони в кулаки. Точь-в-точь как делали мои мальчишки до прихода в секцию.

— Милая, нам нужно поговорить, — не глядя на меня, хрипит мужеподобное недоразумение.

— Сейчас не могу. У меня интервью.

— Ты можешь хоть раз поставить свою идиотскую работу на второе место?! — Чувак, похоже, или совсем не знает эту женщину, или уже успел принять на грудь.

— Паша... Я занята, — змеей шипит Кира.

— Если нужно, могу помочь, — вмешиваюсь я.

— Спасибо, не нужно. Справлюсь.

— Вообще-то это моя жена!

Любой нормальный мужик в такой ситуации свалил бы в закат, но этот малахольный оказывается настоящим идиотом.

Глава 7

Глава 7

Целовать Самсонову оказывается намного приятнее, чем отвечать на ее каверзные вопросы. Небо и земля!

Во-первых, она молчит.

Во-вторых, член, наконец, утыкается, куда хочет, и не терроризирует меня ноющей болью.

А в-третьих, что самое странное, вкусно.

Журналистка — настоящее открытие! Как хорошо настроенная гитара, она откликается на каждое прикосновение — вздрагивает, распахивает свои огромные глаза и, кажется, стонет.

О том, что стон на самом деле — попытка что-то сказать, понимаю лишь через секунду. К щеке с болезненным хлопком припечатывается женская рука, и иллюзия нормальной отзывчивой бабы накрывается медным тазом.

— Да как вы смеете?! — испепеляя взглядом, орет Кира.

— Будем считать, я пробую десерт.

Тру щеку. Кожа горит. Бодрит отменно.

— Знаете что, засуньте ваш десерт... — Кира косится в район моего паха.

— Здоровая мужская реакция, — пожимаю плечами.

За стойкость «бойца» оправдываться пока не приходилось.

— Реакция у вас! — Она фыркает. — Обалдели совсем?!

Что ответить, не знаю.

В целом вопрос правильный. Самсонова не давала мне никаких намеков, не совала в карман номер телефона и вообще делала все, чтобы захотелось только одного — отшлепать эту вредную бабу по заднице и отправить на хер.

Ни одной причины встать в стойку! Сплошь противопоказания. Но долбаным инстинктам до фени, что думает мой мозг.

Инстинктам по кайфу!

Не помню уже, когда кто-то так заводил. Совсем не помню, чтобы так яростно давали отпор. А о фирменных женских «по мордасам» я знал лишь понаслышке. Покойная жена изначально досталась с ангельским характером. Учительница, святая и лучшая женщина на свете. Те же, кто были после нее, предпочитали заранее кричать «Да!» и снимать трусы.

Акула, похоже, о слове «да» и не слышала.

— Только посмейте еще раз ко мне прикоснуться. Так ославлю, что позавидуете этому своему Китайцу, — оглядываясь по сторонам, угрожает Кира.

— Нет таких новостей, которые нельзя было бы опровергнуть. Не мне вам рассказывать. — Складываю руки на груди.

Даже интересно, что еще она придумает.

— Не поможет! — Самсонова бесстрашно тычет пальцем в пиджак. — Таких, как вы, я размазываю качественно. Опровержение и читать никто не захочет.

— Сделаете меня известным?

Строптивая баба заводит еще сильнее. Был бы рядом приличный отель — уже сношались бы. Как кролики! До потертостей и искр из одного места.

— Звездой! — привстав на носочки, глаза в глаза произносит Кира. — Вспыхнете сверхновой! — добавляет, задрав подбородок.

Никогда не считал серых мышек привлекательными, однако эта — чистый секс. Темпераментом бог не обделил.

— Договорились!

Пока моя амазонка не отодвинулась, притягиваю ее к груди и скольжу носом вдоль шеи. Понимаю, что веду себя, как похотливое животное. Потерпит.

— Тебе конец, — шумно выдыхает Кира.

Переход на «ты» проходит как по маслу.

— Не нравлюсь? — Вопрос-тест.

— Не твое дело!

— Значит, нравлюсь.

Ломоносов все же был прав: его акула патологически честная. Одна на миллион. А еще она хочет меня так же сильно, как я ее. Аж уши дымятся.

— Самовлюбленный павлин.

— Я тебя оттрахаю. Везде! Говорить и сидеть потом не сможешь.

— У тебя губа раскаталась. Смотри, за ширинку зацепится — порвешь.

Кира и не пытается оттолкнуть. Гордая даже в зафиксированном состоянии. Жанна Д’Арк питерского разлива, неразбавленная.

— Сдаваться будешь сразу по всем фронтам. Можешь готовить белые флаги.

— Только если ты потом на них сядешь! — Акула держится, но крылья носа вздрагивают, выдают.

— Хочешь экспериментов? — Я резко отпускаю ее и внимательно слежу за реакцией. — Будут!

Чутье не обманывает. Оказавшись на свободе, Кира будто резко мерзнет — обхватывает себя руками и жадно сглатывает.

Глава 8

Глава 8

Кира

Меня бомбит! Нет, не раздражает, не бесит — именно бомбит! В голове крутятся сплошные эпитеты: «Павлин, кобель, неандерталец!», а тело... с ним все плохо.

Телу до сиреневой звезды, что Вольский — последняя сволочь, нарцисс и бабник. Меня шкалит от желания снова дать этому гаду по фейсу и от непривычной слабости. Губы саднит, будто не целовалась целую вечность, а суетливые мурашки уже достали своим бегом туда-сюда.

Никогда не верила в глупые сказки о предающем теле и ватных ногах. Считала их бредом для романтичных девушек и одиноких женщин. Но рядом с Вольским бред начинает походить на правду.

— Спасибо за интервью, — заканчиваю я наш разговор про эксперименты и белые флаги. — Черновик статьи получите электронной почтой, — возвращаюсь к безопасному официальному тону.

— Конечно, получу.

Паршивец скалится. Нагло! Во все тридцать два, будто я сказала не о статье, а о чем-то другом.

— За машиной доберусь на такси. Не буду вас больше задерживать.

Пока Вольский насильно не усадил меня в свой бронетранспортер, включаю заднюю передачу и самым трусливым образом сбегаю из ресторана.

К счастью, у этого озабоченного самца слишком большие проблемы в штанах, чтобы гоняться за мной по залу. Никто не преследует до самой парковки. Только садясь в машину, ощущаю лопатками пристальный взгляд откуда-то сзади.

***

После такой эмоциональной встряски до самого вечера я пашу как проклятая Золушка. Разгребаю очередной завал в редакции, набрасываю черновик статьи и даже успеваю поругаться с Ломоносовым.

Главред почему-то вбил себе в голову, что он лучше всех знает, как вести расследование о делишках Китайца и у кого брать интервью. В целом это не первая подобная стычка — его страх за меня частенько мешает нам обоим работать. Однако сейчас не хочется никакого контроля и тем более плана.

— Три интервью! — тряся кучерявой головой, вещает Вася. — Больше от тебя ничего не требуется.

— Это даже делом назвать нельзя! Любой практикант справится!

— Вольский, бывший бухгалтер Бурового и его уборщик! — загибает он пальцы. — Все они согласны с тобой пообщаться. Все проверенные люди.

— Интервью с уборщиком. Смеешься? — Я закатываю глаза. — Да кому оно будет интересно?

— Уборщики и консьержи иногда знают больше, чем дети и жены. — Ломоносов поправляет очки.

— Знают они! Как бабки на лавках! Кто с кем спит и как часто бухает.

Не нравится мне упрямство шефа. Или он что-то скрывает, или это какой-то мужской ПМС.

— Кира, ты хоть раз можешь сделать только то, что от тебя требуется?!

— Могу! После того как ты расскажешь, зачем все это Вольскому! — тоже перехожу на повышенный тон.

— Да какая разница?!

— Скажи честно, мои уши похожи на сушилку для спагетти?

— Кира... — Вася сдувается.

— Тогда почему уже третий мужчина за день пытается развесить на них лапшу?! — Я хлопаю распечатанным черновиком статьи о стол шефа. — Что вы оба задумали?

— Мне кажется, ты переработала сегодня. — Ломоносов кивает в сторону двери. — Давай поезжай домой. Черновик я посмотрю, а ты отдыхай. Завтра юбилей портала. Не хватало, чтобы мой главный журналист оказался на банкете уставшим и хмурым.

— Будешь дурить мне голову, вообще не приду.

Даже разозлиться на него нормально нельзя. Ни покричать, ни хлопнуть дверью. Ничего общего с Вольским!

— Ты мне это... не угрожай. Дуй лучше! — Начальство лично распахивает передо мной дверь. — Жду завтра при параде. Мужу привет!

Совершенно стандартное прощание. Никакой оригинальности или намеков. Однако от последнего напутствия мое и без того плохое настроение становится откровенно дерьмовым.

— Обязательно. — Ничего не объясняя, иду к двери.

Душеспасительные рабочие беседы — это последнее, что мне нужно.

***

Как выясняется через полчаса, с пожеланием Вася частично попал. Домой я приезжаю без приключений, по дороге успев заскочить в магазин за готовой едой. Но уже на месте, у порога квартиры, поджидает сюрприз.

— Тетя Кира, я не знаю, как так получилось! — Племянница вскакивает со своего рюкзака и в слезах бросается навстречу.

— Ася, ты что здесь делаешь?!

— Я... Я к вам. Жить.

— Ты сейчас шутишь?

— Я не виновата. Клянусь! Ваш муж меня чем-то напоил, а потом воспользовался!

В театральном ремесле Ася так же плоха, как и сегодняшний Робин Гуд. Разница в том, что он врал о своих мотивах, а эта готова очернить Пашу, лишь бы вернуться ко мне домой.

— И ты думаешь, что я впущу?

— Я так виновата перед вами. — Два ручья слез превращаются в настоящие водопады. — Нужно было сильнее сопротивляться, ударить его чем-нибудь.

Не хочу вспоминать сцену, увиденную в спальне. Нет никакого желания вновь переживать те эмоции, но девчонка не оставляет никакого выбора.

Глава 9

Глава 9

Пожалеть себя нормально не получается.

Под стук и крики племянницы я целый час вою на коврике в коридоре. После, пытаясь успокоиться, давлюсь на кухне ромашковым чаем и, словно в наказание, всю ночь ворочаюсь в кровати без сна.

Морфей, как истинный мужчина, приходит только под утро. Отключив будильник, я проваливаюсь в сон, а просыпаюсь от стука в дверь.

— Кира! Самсонова! Я знаю, что ты дома. Открывай! — доносится голос подруги.

— Ира... Блин! — сиплю в подушку.

Голова как колокол. Не поднимаюсь, а воскресаю.

— У тебя что, ролевая игра «Спящая красавица»? — Ира с порога окидывает меня придирчивым взглядом и хмыкает.

— Что-то вроде того. — Собираю спутанные волосы в хвост.

— А до этого в Винни-Пуха играла? — цокает языком подруга. — Все лицо распухло. Тебя будто пчелы покусали.

— В Умку, — вспоминаю я древний детский мультфильм о медвежонке.

— Скорее в тугодумку.

Ира прохаживается по гостиной, заглядывает в спальню и, ничего не говоря, идет на кухню.

— Чай закончился, — спешу предупредить, пока эта деятельная особа не перевернула все мои шкафы вверх дном.

— Чай тебе и не поможет. — Она достает пачку натурального кофе и банку странного кокосового масла, которое подарила год назад. — Будем делать бронекофе! Если Дэвида Бекхэма спасает, приведет в чувство и тебя.

С самым деловым видом Ира ставит на плиту турку с водой и засыпает в нее кофе. С минуту мешает. Лишь потом поворачивается ко мне.

— Ревела? Наконец дошло, что ты теперь свободная женщина? — спрашивает она.

— Всего час. Потом не могла уснуть.

С некоторыми людьми лучшая защита — это не нападение, а признание поражения.

— Я уж подумала, что ты решила наспать на юбилей любимой редакции.

— Так ты ради этого приехала?

Наши гаражи рядом, но дома находятся в двух километрах друг от друга. Не так уж далеко, только подруга и в соседний подъезд предпочитает ездить на машине.

— Да разве можно тебе доверить подготовку к такому делу?

— Одеться и вызвать такси... Что сложного?

— Вот! Я ж сказала! Доверять нельзя. — Ира снимает с плиты кофе и добавляет в него свое странное масло.

— Я не буду это пить! — Даже нюхать не хочется.

— Еще как будешь! Заряд энергии на полдня! А еще накрасишься и наденешь то красное платье, которое я заставила тебя купить.

— Ир...

— До редакции довезу, не беспокойся. Вадик на неделю в командировке, а его мерс у меня. Не карета, но лошадей под капотом хватит.

— Целая неделя...

До Пашиной измены я тоже была в командировке. Неделю. А потом приехала и застукала его с Асей.

— У него каждый месяц такие командировки. Меньше не бывает.

— И ты не боишься отпускать так надолго? — Пока не вспомнила что-нибудь еще, я пытаюсь переключиться на Иру и ее нынешнего ухажера.

— Ты видела мои запасы эротического белья и игрушек?! Секс-шоп на максималках! — беззаботно отмахивается подруга. — Где Вадик найдет еще одну такую затейницу?!

— А если отыщет готовую на все? Даже на еще один магазин с игрушками.

— Вот в этом твоя главная ошибка. — Ира ставит передо мной чашку с маслянистой кофейной жижей и уверенно кивает. — Знаешь, что сильнее всего возбуждает мужчин?

Раньше — даже не задумывалась. Между браками не было времени ни на свидания, ни на обычные знакомства. Замужем вопрос о возбуждении не стоял, все складывалось как-то само. Однако после вчерашнего столкновения с одним наглым типом я догадываюсь.

— Сопротивление!

— Бинго! Эти мегаполисные хищники хиреют, если не устраивать им полноценное сафари.

— Еще скажи, с ружьем и приманкой, — несмотря на вялое состояние, улыбаюсь.

— Ружье у них свое. В штанах. А вот приманка должна быть достойной! Чтобы умотался, пока до нее доберется. Забыл о еде, отдыхе и других развлечениях.

— Кажется, я поняла. Если нужно отвадить хищника, лучше всего стать доступной зайкой.

После дневного сна мозг все еще барахлит, но теория выглядит логичной.

— Ну... какого-нибудь саблезубого хомячка, типа твоего Паши, так не отвадишь. А с тигром беспроигрышно.

Пока я давлюсь «бронекофе», Ира выгружает из модного кожаного рюкзака огромную косметичку и вдруг замирает.

— Подожди! Ты сказала «отвадить»? — Она трясет головой. — У нас появился тигр?

— Скорее нильский крокодил.

Память подкидывает картинки, как Вольский держал меня в объятиях и засовывал в рот свой нахальный язык.

— Такой же упругий и с железной хваткой?

Ира высыпает на стол всю свою косметику. Целую гору карандашей, кисточек, тюбиков и помад.

Глава 10

Глава 10

Ярослав

В моем рабочем графике совсем нет места для юбилея одной питерской редакции. Последний месяц в нем плотнячком. Но целых два вопроса заставляют перенести встречи и явиться в ресторан.

— Ярослав! Все-таки приехал! Снизошел! — Увидев меня, главный редактор тянет руку.

— Решил убедиться, что тебе хватит коньяка на всю эту шоблу. — Окидываю взглядом небольшой зал.

По размаху мероприятие едва дотягивает до дня рождения болонки моей бывшей. Никаких випов, вместо живой музыки — тощий диджей, а закуски своим видом напоминают что-то уже съеденное и переваренное.

Из всего ассортимента продуктов безопасным выглядит лишь коньяк.

— Семь ящиков! Смеешься? Да мне на три юбилея хватит. Дожить бы! — улыбается Ломоносов.

— Кто ж знал, что ваша братия такая непьющая?

— Так это, как раз наоборот. Пьющая, и даже запойная. Но мы больше по водочке, обычной, отечественной. С ней точно знаешь, как хреново будет наутро и каким пивом опохмеляться.

— Ну, коньяк я назад не повезу. — Салютую ему пузатым бокалом.

— Да кто ж тебе вернет? — Вася повторяет мой жест. В руке такой же бокал.

— Хотя за интервью можно было бы, — перехожу к первому делу, из-за которого приехал.

— Признаю, суховато получилось. — Ломоносов деловито поправляет очки.

— Суховато? — Я вспоминаю черновик, который пару часов назад получил на почту. — Если верить статье, мы с Китайцем два брата-акробата. Никакой разницы. Осталось оформить явку с повинной и присесть лет на двадцать.

— Ярослав, какая явка? Это ж только черновик! Никто статью в таком виде не выпустит. Кира еще поработает над ней, отшлифует, причешет.

«Отшлифует. Еще как...» — повторяю про себя.

— С бухгалтером и уборщиком ей тоже придется хорошо поработать. Я, конечно, обещал каждому из них прикрытие, но не хотелось бы прятать еще и от полиции.

— Понял. Поговорю с Самсоновой, чтобы сбавила обороты. — Ломоносов произносит это бодро, только в голосе нет никакой уверенности.

— И еще... поговори, чтобы не спешила. Пусть соберет информацию, нарисует свои черновики и ждет.

— Ты собираешься все отменить?

— Нет. Отмены не будет. Мне нужно, чтобы все рвануло сразу. Бомбой.

К сожалению, не могу посвятить Васю в свой план. Ни одна живая душа не должна пока знать, что Китаец вот-вот вернется на родину. Нельзя спугнуть ни самого Бурового, ни его бывших подельников.

Ставки заоблачные. И для меня, и для племянника.

У Ломоносова хватает ума не спорить.

— Хорошо, тогда выпуск статей я возьму под личный контроль. Кира напишет, подготовит фото, и, когда ты посчитаешь, что пора, мы опубликуем.

— Спасибо за понимание.

— Кстати, совсем необязательно было присылать коньяк. Такие услуги у меня бесплатно. — Вася снова улыбается.

— Кто ж знал? — Первая задача решена, так что я тоже перехожу в режим пустого трепа.

— Но назад, как и сказал, не отдам, — разводит руками Ломоносов и тут же переключается на следующего гостя.

За такую оперативность очень хочется сказать ему спасибо. Свободного времени все меньше, а моя цель номер два наверняка уже где-то здесь. И ею следует заняться как можно скорее.

«Найти и зажать!» — уточняю сам для себя.

«А еще хорошенько отодрать за все те слова, что написала обо мне в статье», — дополняю мысленно.

Задача, так сказать, повышенной важности. Однако стоит мне начать обход зала, случается незапланированный пит-стоп.

— Ярослав!

Голос узнаю влет. Вика, бывшая любовница племянника, дочь одного из местных чиновников и по стечению обстоятельств журналистка этой редакции. Красивая, молодая и настолько яркая, что могла бы украсить любой подиум.

— Привет. — Обернувшись, я позволяю поцеловать себя в щеку. — Как дела?

— Привыкаю к тому, что мне дали отставку. — Губы девчонки улыбаются, в глазах тоска.

— Первый раз, наверное, непривычно.

Чего не умею, так это утешать женщин словами. Обычно на выручку приходит более древний способ, с гарантированным удовольствием для обоих. Но с Викой я пас.

— Клим всегда любил только Диану. Рано или поздно он все равно бросил бы меня и вернулся к ней. — Она даже не пытается изображать трагедию.

Другая бы рвала на себе волосы, а этой пофиг.

— У них дочь.

Нужно заканчивать этот разговор. Где-то здесь бьет хвостом моя Акула, возможно уже не очень трезвая и готовенькая на все.

— Я его не осуждаю. — Вика облизывает губы. — Даже понимаю. — Она утыкается взглядом в мой кадык.

Стоп, девочка! Я знаю твой маленький секрет. С первого дня под одной крышей понял, ради чего ты легла под Клима*.

Глава 11

Глава 11

Обычно меня не берут ни коньяк, ни водка — счастливая особенность организма. Однако сейчас резко хмелею.

Вика все еще жужжит на ухо о дизайнере, мнет в руках добытый с моей шеи трофей, а я второй раз за эту гребаную неделю поднимаю с пола челюсть.

Мышка, мать ее! Оборотень! С голыми плечами. Белыми, как жемчужины, позвонками и декольте на спине... до самой задницы.

Знал, конечно, что бабский марафет сродни черной магии, но сегодняшнее перевоплощение Самсоновой тянет на какой-то запрещенный ритуал.

— Ты меня вообще слышишь? — Вика машет перед лицом галстуком.

— Прости, у меня дела. — Даже не взглянув на нее, забираю удавку и отчаливаю к своей цели.

Выглядит, вероятно, по-скотски. Девчонка не заслужила такого футбола. К сожалению, роль джентльмена не удавалась мне даже в далекой молодости.

В отличие от экс-подружки племянника Кира встречает напалмом в глазах и плотно сжатыми губами.

Спустившаяся с коня амазонка. Без копья и в таком платье, что мое собственное копье вот-вот встанет по стойке смирно.

— Это сейчас мода такая? — Я забираю из рук Акулы бокал с шампанским и сую ей стакан с водой.

— То есть?

— Ходить на приличные мероприятия голышом.

— Если вы не заметили, на мне платье!

Мы снова на «вы».

— Пытался найти, но да. Не заметил! — Снова скольжу взглядом по красной тряпке, которую Кира назвала платьем.

— Тогда вам к окулисту. — Полуголая зараза аккуратно поправляет выпавший из моего кармана кончик галстука и опасно оскаливается. — Говорят, у мужчин зрение с возрастом притупляется. Надеюсь, вам помогут.

— Обязательно обращусь. Вот отвезу тебя домой и сразу поеду искать какого-нибудь доктора.

— А я не прошу домой. Еще рано, праздник в самом разгаре. — Ведьма гордо выпячивает грудь.

Судя по очертаниям, маленькую, стоячую и с упругими вершинками.

— Переоденешься и вернешься.

Во рту пересыхает. Рефлексы словно у пацана, который ни разу не видел женскую грудь. Уже и не помню, когда так быстро доходил до этой стадии спермотоксикоза.

— Мне и так хорошо.

— Обдувает, — соглашаюсь. — Вентиляция что надо.

— Еще не сковывает! И очень удобно. — Кира кивает официанту с подносом бокалов, но я спиной перегораживаю проход.

— А другим удобно заглядывать в поисках белья.

Руки так и тянутся к жопному декольте. Чтобы сдержаться, приходится засунуть их в карманы брюк.

— Боюсь, искать нечего. — Акула совсем себя не бережет.

— То есть? — Голос все. Связки слиплись. Остается хрипеть.

— Такой фасон. Все вопросы к дизайнеру.

Будто мне мало, эта бесстрашная женщина делает оборот на носочках вокруг своей оси. Доводит мою и без того бурную фантазию до сюжетов, которые не снились даже Тинто Брассу.

— В задницу этого дизайнера.

Вокруг нас целая толпа народа, до двери в коридор метров десять, но мне уже до лампочки. Кровь окончательно переливается из верхней головы в нижнюю, и принимать решения становится легко.

— Что ты сказал? — выгнув левую бровь, уточняет Кира.

— Что балу конец. Карета превратилась в тыкву, и Золушка едет домой. — Обняв эту заразу со спины, буксиром пру на выход.

Еще вчера за это мне бы устроили раскогтевку или по мордасам. Сегодня — хвала шампанскому — успеваю увести Киру в коридор до того, как она приходит в себя.

— Ты с ума сошел?! — с ударом под ребра обрушивается на меня возле лифта.

— Можешь считать, что я блюду нравственный облик редакции.

Как только двери раскрываются, заталкиваю свою разъяренную Акулу в лифт и знаком даю понять остальным ожидающим, что эта кабинка занята.

— Так ты у нас... блюдун? — Ладони Киры хлопают меня по груди. — Или блядитель?! — Каблучок звонко цокает.

— Мне казалось, ты у нас специалист в языках. Такие статьи пишешь, зачитаться можно.

Рядом никого нет, поэтому смело кладу руки на бедра и ощупываю все округлости. Где-то здесь просто обязаны быть трусы, хотя бы дурацкие бабские ленточки. Ну не могла она явиться на юбилей редакции без ничего. Только не мышка. Однако под пальцами сквозь шелк платья — лишь голая кожа.

Когда начинаю месить упругие ягодицы, Кира вырывается.

— Достаточно! Убедился? Свободен!

— Нет, драгоценная моя, я теперь до самого твоего дома несвободен! Буду переживать, чтобы не застудила что-нибудь, и бдить!

— А не порвешься, за всеми бдить? — Глаза Акулы горят так ярко, что о взгляд можно порезаться.

— Не понял. Что за грязные инсинуации? — Последнее слово дается с трудом.

Язык так и просится к кому-то во влажный горячий рот. Толкнуться поглубже, лизнуть и заставить дрожать.

Глава 12

Глава 12

Кира

Меня никогда в жизни не трясло от мужчин. Ни от преподавателей, ни от преступников, у которых брала интервью, ни от лживых чиновников, требовавших опровержения. Я не дернулась, даже увидев мужа в постели с племянницей. Тихо прикрыла дверь и ушла к Ире.

Но от Вольского внутри все дрожит и булькает! Этот мерзавец всего за несколько минут успевает покатать на целой карусели эмоций.

Вначале, когда вижу его флирт с Викой, — вспыхивает раздражение. К чему эти шуры-муры на приличном мероприятии? Не мог дождаться финала или увезти девушку в отель? Потом, когда он переключается на мое платье, — злость.

Я чувствую себя еще одним экспонатом в коллекции охреневшего питерского бабника. С трудом сдерживаю слова, которые так и рвутся наружу. Ну а когда оказываемся в лифте... понимаю, что шампанского было слишком много!

Откровенный перебор!

Убойная доза!

Другого объяснения у меня нет.

Клянусь себе больше не прикасаться к бокалам и шалею от того, как правильно Вольский мнет мой зад, как грамотно его руки обращаются с грудью и как путает мысли горящий взгляд.

Все это противозаконно!

Где-то в подсознании мечется мысль, что он убийца моего отца, последняя скотина и ходок. А телу хорошо точно так же, как после интервью в ресторане.

Редкая разновидность аффекта.

Ума не приложу, как бы отбивалась, реши это чудовище утянуть меня в какую-нибудь подсобку, но, кажется, разговор о бухгалтере возвращает Вольскому способность думать.

Мы не говорим друг другу ни слова до самой машины. В салоне этот гад занят исключительно своим мобильным телефоном, а стоит остановиться у моего дома, я не оставляю ему шансов.

— Провожать не нужно!

Скидываю пиджак, сразу же толкаю дверцу и на рекордной для каблуков скорости лечу в подъезд.

Что вырвалась и никто меня не преследует, осознаю только под дверью квартиры. На душе почему-то становится тускло. В горле ком. Лишь затяжка на чулках напоминает о коротком сумасшествии в лифте.

— Слушай, а что за такси тебя привезло? — Ира встречает у порога. — Тачка отпад!

Можно только догадываться, как она успела отследить мой приезд и рассмотреть машину.

— Ты хотела сумочку из крокодила? Это была она!

— Очень большая сумочка! — округляет глаза Ира. — И стоит, кстати, дороже твоей квартиры.

— Я не интересовалась ценой. Привезли, к счастью, бесплатно.

— Да какое это счастье, когда на такой машине и бесплатно?! — Подруга как всегда в своем репертуаре.

— Ира, не начинай!

Дико хочется раздеться и в душ.

— Ты хотя бы намекнула, что готова рассчитаться?

— Ира!

— Ножки показала? А спинку? У тебя сзади такие виды! Импотенцию можно лечить.

— Поверь, у этого... крокодила хватает и спин, и ног, и прочего.

Как назло, вспоминается та самая потенция. Горячая, внушительная — от начала ширинки до пуговицы. Гораздо более габаритная, чем у Паши. Рычаг переключения передач, мать его!

— Слушай, ты так говоришь, будто сама с помойки или из дома престарелых!

— В сравнении с некоторыми барышнями я престарелая и слишком обычная. — Перед глазами проносится сцена с галстуком.

Вика так уверенно снимала его с шеи Вольского, так счастливо улыбалась... Как женщина, которой разрешено все. Близкая. Своя.

— Глупая, возраст — это ресурс, а не балласт! — Ира стискивает меня в объятиях.

— В данном случае мне без разницы. — Кладу голову ей на плечо.

Так хорошо, что хоть плачь. Проклятая карусель, похоже, решила окончательно меня ушатать.

— Но на чай можно было и пригласить... Такие сумочки на дороге не валяются!

— Иди ты! — Со смехом отталкиваю ее и тут же осекаюсь.

Лишь сейчас доходит! Совпадений не бывает! Вика целый год жила в Китае. Благодаря ей на портале даже появилась колонка о ресторанах и других развлечениях Пекина.

Раньше я не задавалась вопросом, для чего скряга Ломоносов отправил обозревателя светской хроники в Поднебесную. Очень уж быстро он сориентировался в политике партии. А сейчас вспоминаю интервью Вольского, его рассказ о годе в Китае, и все становится на свои места.

— И с чего это вдруг похоронная мина? — щурится подруга.

— Знаешь, давай не будем ни о сумочках, ни о потенции! — Иду к бару и достаю бутылку шампанского. — У меня юбилей! Редакции! А одно похотливое животное не дало нормально отпраздновать.

— Чувствую, ты все же что-то от меня скрываешь, — тяжело вздыхает Ира, но исполнительно топает на кухню и приносит бокалы.

— Никаких разговоров о мужчинах. Было и прошло! — Стараюсь говорить убедительно, однако профессиональное чутье и то самое намятое место хором подсказывают, что с «прошло» я поторопилась.

Глава 13

Глава 13

Утренний кофе с таблеткой аспирина ударяют по желудку и мозгам, заставляя воскреснуть. Чтобы не схлопотать обезвоживание, вливаю в себя стакан воды и строчу сообщение Ире. Хочу убедиться, что подруга в порядке и не нужно спешить к ней с домашней аптечкой.

Как вскоре выясняется, зря беспокоюсь. Счастливая Тарасова отбивается от меня коротким «Сплю» и через минуту еще одним СМС: «Взяла выходной».

На этом обязанности заботливой подруги считаю выполненными и быстро собираюсь в командировку.

По-хорошему, следовало заняться этим еще вчера — не лечиться шампанским, а готовиться к поездке. Но после эротического массажа от Вольского терапия была важнее.

Несмотря на общую разбитость, эта мысль заставляет улыбнуться. Не прошло и недели после измены мужа, а я уже страдаю из-за ухаживаний другого. Еще недавно не поверила бы, что такое возможно, а сейчас... От случайного взгляда в окно забываю, о чем думала.

— Какого лешего?.. — Я смотрю на гигантскую черную машину, заблокировавшую выезд моей малышке. — Вольский?! Что ты задумал? — спрашиваю сама у себя, закидывая в сумку все, что может пригодиться во время интервью.

Когда выбегаю на улицу, там тихо и спокойно. Не скрипят поржавевшие качели, не видно нашего садовода-энтузиаста тети Гали. Буйные соседи с первого этажа в кои-то веки закрыли окна и не орут на весь двор.

Так и хочется постучать по какому-нибудь дереву. Кажется, я даже знаю, по какому именно.

Заглядываю в окошко к водителю танка:

— И где ваш босс?

— Кира Игоревна? Доброе утро. — Шофер кивает и с самым невозмутимым видом выходит из машины. — Федор, — представляется он, будто у нас впереди общие дела.

— Федор, ваша машина загораживает выезд моей. Можно это как-то исправить?

— Да, конечно, только нужно немного подождать. — Он прячет в карман мобильный.

— Что значит подождать?

— Минут десять. Возможно, меньше.

— Вы сейчас так шутите?

— Нет, что вы? Если хотите, у меня есть для вас кофе! — Федор достает из салона стаканчик и протягивает. — Капучино. На овсяном молоке. Без сахара.

Все как я люблю. Подготовка на совесть.

— У меня через три часа важное интервью, — объясняю, игнорируя кофе и урчание в желудке. — Ваш босс в курсе. Если я буду распивать с вами кофе, интервью может не состояться.

— Прошу прощения, распоряжение Ярослава Борисовича: ждать.

— А не пошел бы ваш Ярослав Борисович к черту со своими распоряжениями?

Никогда не грублю незнакомым людям, но этот — копия начальника. Такой же непрошибаемый.

— Этот вопрос вам лучше задать ему лично. — Федор даже не смеется. Говорит на полном серьезе.

— Уж как-нибудь обойдусь без встреч! Вы сами передайте.

— Хорошо, как прикажете.

— Отлично! — Мы словно вернулись в позапрошлый век. Дворянка и крепостной. — А сейчас приказываю убрать авто в сторону и дать мне выехать!

У какой-нибудь княгини Шереметьевой наверняка получилось бы справиться с чужим холопом. Умели тогда и приказы отдавать, и слушаться. На мою беду, современный холоп даже не рыпается.

— Мне дорожную полицию вызвать? — Знаю, что такого на слабо не возьмешь, поэтому просто предупреждаю.

— Если это необходимо... — пожимает плечами Федор. — Я не против.

— Да что за издевательство!

Времени все меньше. Через полчаса на всех выездах образуются пробки. С такой удачей можно будет забыть о статье: я и к обеду не доберусь до проклятых Шапок.

— Еще раз извиняюсь. Ничем не могу помочь. У меня приказ.

Федор как настоящая скала. Даже жалко, что не все мужчины умеют быть настолько принципиальными. Если бы у моего первого мужа имелась хоть доля такой твердости, вероятно, я бы до сих пор бегала под его фамилией и вместо журналистики растила детей.

— Хорошо. Вы сами напросились! — Одергиваю себя от ненужных мыслей и набираю знакомого инспектора.

Обычный дежурный патруль здесь не поможет — увидят машину, развернутся и уедут. А вот майор, который к тому же должен мне за последнюю звездочку, обязан справиться.

Уверенная в том, что нашла управу на Вольского и его крепостного, я отворачиваюсь к дому и жду. Никандров берет трубку после пятого гудка. Для птицы его полета можно считать — мгновенно. Однако едва начинаю рассказывать, во что вляпалась, как за спиной появляется огромная тень и чья-то загребущая ладонь отбирает телефон.

— Никандров, ты, что ли?

Прямо передо мной стоит Вольский. В джемпере, удобных брюках и без галстука. Какая-то домашняя, уютная версия. И эта «версия» разговаривает с моим майором как со своим старым другом.

— Отдайте трубку. — Вместо того чтобы орать на Ярослава, пялюсь как на чудо.

— Слушай, Коль, Кира в порядке. Целая и невредимая. Не парься. Сейчас порешаем, больше не побеспокоит.

Глава 14

Глава 14

Ярослав

Если все началось через задницу, через нее и продолжится — личное наблюдение.

В случае с акулой все началось через другое место, и теперь этот символический хер преследует меня по всем фронтам.

Вчера вместо секса с красивой женщиной пришлось срочно разбираться с бухгалтером Китайца. Сегодня, снова вместо секса, — вращаю баранку.

По-хорошему, надо было доверить эту работу Федору. В конце концов, он, а не я бывшая звезда раллийных гонок и спец в езде по бездорожью. Как-нибудь справился бы с горячим темпераментом моей акулы. Но чутье шепчет, что одного умения крутить руль может оказаться недостаточно.

Не просто так бухгалтер свалил за город, не ради свежего воздуха он снял со счетов все деньги. И уж точно не ради интервью вспомнил о заброшенной даче своей бабки.

Эти чудеса неспроста.

Пока Китаец не раскусил мою затею, нужно разобраться со всеми странностями. И лучше — лично. Без посторонних, без спешки и тихо.

Именно из-за этого я с самого утра вкалывал как проклятый — разруливал то, что можно было разрулить без встреч. Нагружал племянника и подписывал километр бумаг.

Так себе начало рабочего дня. Утешает лишь то, что где-то на горизонте уже виднеется финал этой эпопеи. А еще — под рукой в безраздельном пользовании гладкое колено. Пока только одно. Без второго и того, что находится между ними.

— Вообще-то, это похищение! — колючим ежом пыхтит Кира, пытаясь отодрать мою ладонь от своей кожи.

— Самое настоящее! Федор будет свидетелем.

В вопросах с женским полом я давно понял одну штуку — спорить бесполезно. Чем умнее женщина, тем более извилистая у нее логика. В случае с Самсоновой это будет настоящий лабиринт. Какого-нибудь Минотавра или другого хрена с горы!

— Если ты прямо сейчас не остановишься, я позвоню Ломоносову и брошу это дело.

— Шантаж? Серьезно?

— Как я поняла, в полицию звонить бессмысленно, так что да. Шантаж.

Устав бороться за ногу, Кира откидывается на сиденье и скрещивает на груди руки.

— Уговорила, — опять соглашаюсь и даже протягиваю телефон. — Можешь с моего набрать. Номер там сохранен.

— Ты так уверен в том, что я не брошу?

Судя по ярости в голосе, сейчас акула злится сильнее, чем когда я положил руку ей на колено. Пожалуй, Ломоносов не ошибся в характеристике подчиненной — правильная до мозга костей. Исключение, подтверждающее правило, что все журналисты продажны.

— Не бросишь! Ты лучше меня знаешь, что любой другой твой коллега сразу же сольет информацию Китайцу и запорет все дело.

— А не много ли тебе обо мне известно?! — Кира вспыхивает как спичка. Даже щеки краснеют.

— Я не прав?

В лобовое стекло летят первые капли дождя, но вместо того, чтобы включить дворники, кошусь на сидящую рядом злючку.

— Да пошел ты! Сказать куда?

— Я бы пошел в тебя. Вошел бы по самое не балуйся. Но пока не разберемся, на хрена бухгалтер слинял из Питера, обоим придется потерпеть.

Успокаивая, глажу свою акулу по единственной доступной части тела и впервые за утро улыбаюсь.

***

Как и ожидалось, счастье длится недолго. Смирившись с тем, что никуда не денется с подводной лодки, следующие полчаса Кира работает. В прямом смысле. В наушниках, очках и с ноутбуком на коленях.

Это окончательно рвет на ошметки все шаблоны и жестко лупит по мужскому эго. Во-первых, непривычно — с таким откровенным игнорированием я еще не сталкивался. Ни бабской трескотни, ни массажа ширинки. Во-вторых, от вида закушенной губы, блестящих стекол и тонких пальцев, порхающих над клавиатурой, меня слегка уносит.

Дико признаваться, но это красиво. Тот самый высокий питерский стиль. С прописанной в коде ДНК породой, осанкой и мизинчиком... не оттопыренным, однако таким изящным, что хочется прикоснуться губами.

— Ощущение, будто ты ешь меня взглядом, — не отрываясь от экрана, произносит Кира.

— Еще не ем. Но уже облизал.

— Фу, выплюнь сейчас же! — Самсонова морщит свой маленький носик.

— Не могу. Вкусно.

— Лучше бы на дорогу смотрел. Минуту назад мы проехали нужный поворот. — Она тычет пальцем в карту на экране.

— Я в курсе. Нужно сделать небольшой круг. Адрес, который дал тебе бухгалтер, — это не совсем Шапки. Его улица чуть дальше, в деревне.

— И в чем проблема? Проедем по поселку до деревни!

Вопрос правильный. Если бы не одно но, я бы так и сделал.

— Часто тебе хорошие дороги в деревнях попадаются?

Догадку пока озвучивать не хочу. Пусть это будет моя паранойя.

— Только не надо рассказывать сказки про дураков и дороги. Двадцать первый век. Не все у нас так плохо.

— За патриотизм пять, а сейчас посмотри в окно.

Глава 15

Глава 15

Дорога в объезд занимает гораздо больше времени, чем я думал. Самсонова успевает пять раз возмутиться, что она опаздывает на встречу, и дважды пообещать отправиться пешком. На короткой остановке она даже выходит из машины и с минуту мокнет под дождем.

Как вскоре выясняется, водная процедура благотворно влияет на женскую психику. Следующий час Кира больше не угрожает, не дерется за свое колено и не терроризирует несчастный ноутбук.

Идеальная спутница! Красивая, молчаливая и горячая.

Однако возле бухгалтерской дачи все меняется. Чутье так и шепчет: «Вали». Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не проехать нужный поворот, акула же, напротив, вся подбирается, и кажется, вот-вот опять сиганет под дождь.

— Если из-за опоздания он откажется отвечать на вопросы, я тебе плешь проем! — честно предупреждает она, когда до финальной точки остается около двадцати метров.

— Всегда мечтал о голом черепе. Никакого геморроя со стрижкой и бритьем.

Паркую машину недалеко от покосившегося деревянного крыльца.

— И мозг выем. Чайной ложечкой!

— Думаю, у меня найдется чем тебя покормить, кроме мозга.

Пока Кира не вышла из машины, блокирую ее дверь и отстегиваю свой ремень безопасности.

— А это что за заявочки?

— Прости, дорогая, женщин я пропускаю первыми только в кровати. — Достав из бардачка травматический пистолет, толкаю дверцу.

— Ты его убить собрался? — Кира бледнеет.

— Нет. Всего лишь удостовериться, что никто здесь не собирается убить нас.

Не знаю, насколько убедительно звучат мои слова, но акула замолкает. Вжимается сладкой попкой в сиденье и на целую минуту превращается в симпатичный памятник.

Этого времени хватает, чтобы быстро оббежать дом и заглянуть во все окна.

— Тебя в спецназе готовили? — шепчет Самсонова, неожиданно оказавшись у меня за спиной.

За такую самодеятельность очень хочется отшлепать ее по заднице. От всей души! До розовых булок!

— На улице. Там практика лучше, — отвечаю я и толкаю эту любопытную особу за ближайшие густые кусты.

Дальше — ничего нового и ничего интересного. Стараясь не касаться руками рамы, выбиваю стекло в одной из форточек и, дотянувшись до шпингалета, открываю окно.

— Пока не разрешу, никуда не входишь! — Зло шиплю акуле и вваливаюсь в дом.

***

— Твою мать! Твою мать! Твою мать! Твою...

Словарный запас Самсоновой не блещет оригинальностью. Если бы не одно обстоятельство, решил бы, что мне достался какой-то бракованный экземпляр журналистки. Но посреди гостиной, распластавшись звездочкой, лежит то самое обстоятельство... без дыхания и с аккуратной дыркой в голове.

— Труп... Твою мать. Труп... — Кира кусает губы и, словно щит, прижимает к груди ноутбук.

Как знал, что не нужно впускать ее в дом. И ведь не хотел этого делать. Влез в окно, увидел тело и сразу же крикнул, чтобы валила к машине. Рыкнул так, что любая другая даже пикнуть не посмела бы. Бежала бы, сверкая пятками. Только где «любая», а где эта, со сбитыми настройками?

— А ну собралась! — Я притягиваю это трясущееся чудо к себе. — Не реветь.

— Это бухгалтер, да? — Кира трусливо смотрит за мое плечо и не сопротивляется.

— Он самый. Был, — подтверждаю с досадой.

— И он мертв?

— Мертвее не бывает. Медицина бессильна.

— Твою мать... Все из-за интервью. — Она еще сильнее кусает губы.

Верный признак надвигающейся истерики.

— Хочешь взять на себя вину за его смерть? — провоцирую я. Жестоко, но должно отрезвить. — Давай скажи еще, что он бы жил, не реши ты с ним пообщаться.

— Ты издеваешься?

— У нас тут жмурик! Мертвец! Тело!

— Это не первый труп в моей практике! — Кира реагирует правильно.

Испуганной мышки как не бывало.

— Так ты у нас серийный убийца! — закрепляю результат.

— Я расстроена! — Акула передергивает плечами. — Раньше они умирали после интервью, а этот даже слова произнести не успел. — Она воинственно сдувает прядь со лба и смотрит мне в глаза.

Ни фига не романтический момент. Рядом покойник, по всему дому отпечатки одной любопытной папарацци, и где-то недалеко может находиться убийца. Нужно срочно все зачистить и линять. Никаких задержек. Однако устоять я все же не могу.

— Ты точно реальная? — Фиксирую ее затылок.

— Такая же реальная, как ты чокнутый! — Кира бьет молниями из глаз. Снова вздрагивает, но даже не пытается отстраниться.

— Если бы не труп, я бы тебя прямо сейчас взял.

Пробую ее губы на вкус. Облизываю верхнюю, посасываю и принимаюсь за нижнюю.

— Без живых свидетелей слабо?!

Глава 16

Глава 16

Кира

Чтобы не засветиться на камерах дорожной инспекции, Вольский делает нехилый круг вокруг деревни и ближайшего поселка. Как итог, в город мы возвращаемся поздно вечером.

От пережитого шока не хочется ни есть, ни разговаривать. Когда этот похотливый бог секса предлагает совместный ужин, я просто-напросто выхожу на первом же светофоре.

В отличие от прежней попытки побега, сейчас Вольский не ждет и не пытается вернуть в машину. Я ныряю в ближайший трамвай, а он перестраивается в соседний ряд и сворачивает налево.

Отличный повод порадоваться. Свобода, о которой мечтала весь день. Только опять что-то не так.

С этим ощущением я проезжаю половину Питера, вхожу в свою парадную и поднимаюсь в квартиру.

«Кира, улыбаемся и машем!» — пытаюсь встряхнуться.

«Одним козлом в твоей жизни стало меньше!» — мысленно повторяю три раза.

Теоретически должно отпустить. Вольский мне не друг, а самый настоящий враг. Неважно, как он целуется. Плевать, что заботился и оберегал.

— Измену мужа пережила, а тебя и вспоминать не стану! — говорю уже вслух.

Однако настроение не меняется. Бешусь как во время лютого ПМС. Приготовленная на скорую руку яичница не лезет в горло, и даже горячий душ не помогает избавиться от странного ощущения неправильности.

Вероятно, к ночи я бы что-нибудь придумала, но прямо перед походом в кровать слышу громкий стук в дверь.

— Кто там?

Натягиваю поверх пижамы большой пушистый свитер.

— Кира Игоревна Самсонова? — доносится строгий мужской голос.

— Золотая рыбка, блин. Какого черта вам нужно в такое время?

Из-за усталости все чувства притуплены, нет сил даже испугаться.

— Это полиция. Откройте сейчас же! Иначе нам придется выломать дверь!

***

Пару раз в жизни приходилось присутствовать при арестах. Первый — много лет назад, когда прямо возле дома задержали отца. Тогда страх был таким сильным, что не помогло никакое успокоительное. Я выла навзрыд и требовала, чтобы мама взяла меня с собой в полицию.

Второй раз — уже на работе, после статьи о продажном судье. Прокуратура тогда была мне должна и в качестве награды разрешила заснять арест.

Сейчас третий! В моей квартире! Меня!

От шока с трудом запоминаю фамилии и тут же забываю звания. Полицейские показывают сразу несколько удостоверений и тычут в лицо еще какой-то бумажкой. Зевая, просят одеться и пойти с ними.

— Кира Игоревна, давайте уже скорее! — поторапливают, когда путаюсь в обуви.

— Вам все это не понадобится! — останавливают, заметив, что я бросаю в сумку зарядное для телефона, зубную щетку и большой блокнот.

— А как же права? Звонок адвокату? — Умышленно тяну время.

Я прекрасно осознаю, что на практике никто не зачитывает никаких прав, а знакомый адвокат, которому можно позвонить в любое время суток, — опция исключительно для богатеев. Если за мной пришли, значит — заберут. Без всяких исключений. Но жизненно важно понять, что вообще происходит.

— Из отдела позвоните, — сонно бубнит самый высокий, вероятно главный здесь.

Фамилия, насколько помню, Агеев.

— Хотя бы из-за чего меня задерживают? Я что-то совершила?

— Пока это только подозрение.

— Так в чем подозревают?

Кажется, уже догадываюсь. Вольский как чувствовал подставу. Этот провидец сделал все, чтобы никто не узнал о нашем визите. Только, похоже, не помогло.

— Вас подозревают в убийстве господина Мысина Льва Станиславовича. Известного в определенных кругах специалиста по финансовым махинациям по прозвищу Бухгалтер.

— Я... я никого не убивала.

— Давайте уже поедем. Десять вечера. В отделе составим протокол и во всем разберемся.

— Но у вас есть хоть какое-нибудь доказательство?

— Кира Игоревна... — Агеев достает браслеты и тяжело вздыхает. — Вы сами пойдете или вас заставить?

— Просто ответьте... — Не в состоянии отвести взгляд от наручников, нервно сглатываю.

— Мысина нашли три часа назад. Обнаружила соседка. В доме ни орудия убийства, ни отпечатков. К счастью, на мобильном телефоне сохранилось переписка. Ваша с убитым. Вы единственная знали, куда он уехал, а предположительное время убийства совпадает со временем назначенной встречи.

Глава 17

Глава 17

В дороге от дома до отдела уставший мозг упорно пытается найти выход.

Повесить на меня убийство из-за переписки в телефоне будет сложно. Слишком странный получается убийца — без мотива, без криминального опыта и оружия.

Как ни удивительно, мысль об орудии убийства заставляет нервничать сильнее всего. Мы с Вольским тоже ничего не нашли. На даче я видела лишь один пистолет — тот, который Ярослав достал из бардачка машины.

Вряд ли из него можно было выстрелить бесшумно. Да и не было у Вольского столько времени. Всю шумную и грязную работу убийца проделал перед нашим приездом. Он не только каким-то образом выяснил адрес, но и смог нас опередить.

Как? Ответов нет.

В редакции о поездке знал лишь Ломоносов. Он с моего первого дела требует отчитываться, куда собираюсь и на какой срок. Чтобы не впасть в немилость, я сообщила и в этот раз.

Из домашних... их не осталось. Мама получила свою сумочку и больше не наведывалась. Муж с чемоданами убыл на ПМЖ к другу, а с Ирой мы обсуждали лишь мужчин и разновидности крокодилов.

Единственная гипотеза, которая объясняет слив информации, — Вольский. Я еще на юбилее сказала ему о Шапках. Он сам как-то узнал улицу и номер дома Бухгалтера.

«Скажи, что ты не замешан в убийстве и моем аресте», — отправляю СМС Ярославу уже в отделе, пока Агеев уходит за кофе.

Мне вполне хватит краткого ответа: «да» или «нет». Однако вместо сообщения его величество решает позвонить.

— Какой на хер арест? — хрипит Вольский.

По телефону трудно понять причину хрипа, но воображение тут же рисует обнаженную Вику, упругие ягодицы мистера Секса и смятые шелковые простыни.

— Мой. — Выглядываю за дверь.

Не хватало еще, чтобы Агеев застукал меня с телефоном в руках.

— Тебя задержали?

— Полчаса назад. Я теперь подозреваемая в убийстве.

— Каком еще убийстве?

С извилинами у него совсем беда. Так непривычно, что даже улыбаюсь.

— А ты подумай!

Набор матов, который звучит после моих слов, поражает фантазией и образностью. Кто бы ни был сейчас под Вольским, кончить она теперь точно не сможет.

— Почему сразу не позвонила?! Адвокат уже приехал? Ты хоть что-то рассказала?

Пожалуй, сонный и медлительный Ярослав нравился мне больше.

— Ты мне не отец и не начальник, — обрубаю этого диктатора.

— Что ты им рассказала?! Подробнее!

— Сказку! О рыбаке, чтоб его, и рыбке.

— Задницу надеру! И это сейчас не угроза. Это, блядь, обещание!

— Обязательно надерешь! Но для начала поищи у себя крысу и надери ей!

— У меня нет ни крыс, ни кротов! — цедит Вольский сквозь зубы.

— О времени и месте интервью знали лишь ты и я. Я никому не сообщала. Утечка информации могла произойти только с твоей стороны, — рычу на него как можно тише и, закончив фразу, сразу же отключаюсь.

Несмотря на результат, после этого разговора становится легче. Вольский не стал бы разыгрывать удивление. Будь он хоть в чем-то виноват, мое сообщение осталось бы неотвеченным и не было бы никакого пинг-понга словами.

***

Следующие три часа проходят в жестком спарринге с Агеевым. Он упорно пытается выяснить подробности встречи с Бухгалтером, а я, включив на полную мощность блондинку, изображаю склероз.

Не самая успешная тактика. К несчастью, с перспективами вообще беда.

— И сколько еще вы будете меня допрашивать? — Зеваю точно так же, как Агеев.

— Мне спешить некуда. Будем с вами общаться, пока не заговорите.

— Но мне нечего рассказать. Я его не убивала и даже не была знакома лично.

— Конечно. Все вы так поете.

— Могу на детекторе лжи подтвердить. Где этот ваш полиграф?

— Понадобится — подтвердите.

— А можно хоть до утра вернуть меня домой? Спать очень хочется.

— Домой нельзя. Утром проведем обыск. Если ничего не найдем, будем разговаривать с вами дальше.

— И что же вы собираетесь найти? — Становится не по себе.

В квартире все было в полном порядке. Дверь я открыла своим ключом — два оборота, никаких проблем. Вещи лежали как обычно. Стопка новых книг — на комоде, покрытые слоем пыли гантели — в углу, под таким же запыленным телевизором. Любимый свитер — в кресле, а сброшенная пижама — на кровати... вроде бы. Или нет?

Вспомнить, где именно лежала пижама, почему-то не удается. Память не хочет показывать картинку с любимым спальным комплектом. Вместо нее подсовывает воспоминания о девственно чистом покрывале и непривычно аккуратно разложенных подушках.

— Кира Игоревна, я читал некоторые ваши статьи и прекрасно понимаю, что прямо сейчас вы дурите мне голову, — выдергивает из размышлений Агеев.

Глава 18

Глава 18

Конь Александра Македонского, Буцефал, любил прогуливаться без хозяина. Пару раз во время таких прогулок его даже крали. Не знаю, зачем мне эта информация. Она сама всплывает в памяти, когда смотрю на одинокую фигуру в дверном проеме.

— Вы к кому? — спрашивает Агеев у водителя Вольского.

— Я за ней! — Федор указывает колючей челюстью в мою сторону и взмахом руки требует, чтобы шла за ним.

— Не понял! — Агеев аж закашливается от такой наглости.

— Вы к начальству зайдите. Лучше прямо сейчас. Вам объяснят.

Мне все же не показалось во время первой встречи — Федор идеально вписался бы в образ холопа. Очень хочется спросить, знает ли он об одном важном событии, случившемся в тысяча восемьсот шестьдесят первом году*, или про Юрьев день.

— Это какая-то шутка? — Следователь протискивается мимо Федора.

— Шутить указаний не было. — На лице водителя ни одной эмоции.

— Шапито какое-то. С клоунами! — обернувшись ко мне, бросает Агеев и тут же добавляет: — Я сейчас буду. Никуда не уходить!

Как только он скрывается в коридоре, от сонливости не остается и следа.

— Вы правда заберете меня отсюда? — Встаю со стула.

— Кира Игоревна, вы это... сумочку не забудьте. — Федор ничего не объясняет. Снова машет, чтобы шла за ним, и поворачивается к выходу.

— Это ведь не побег из-под стражи, так? — Воровато озираясь, иду следом. — Мне нельзя в бега. У меня мама, квартира и работа.

После нескольких часов допроса мозг работает в каком-то особом режиме — постоянно притормаживает и вместо нормальных логических выводов подкидывает всякие страшилки.

— Шеф сказал забрать вас. Я забираю.

Федор, кажется, вообще не задается никакими вопросами. Пришел, увидел, наследил. Ноль рефлексии. Все просто и четко.

— А ничего, что я задержана по подозрению в убийстве?

Наверное, лучше вернуться в кабинет и не рыпаться до разрешения Агеева. Вряд ли он сочтет уважительным решение чужого шефа, что подозреваемую нужно забрать.

— Если вы здесь, значит, больше не задержаны, — в фирменной манере бубнит Федор и открывает передо мной дверь танка.

— Вообще-то пособничество при побеге — это тоже статья.

Застегивая ремень безопасности, смотрю назад. Фантазия рисует бегущего за нами с собакой и автоматом Агеева, вспышки фонарей, крики и сирену. Однако проходит минута, а на крыльце так никого и нет.

— Ярослав Борисович сказал только забрать. О пособничестве распоряжений не поступало.

Словно таксист, забирающий из клуба нетрезвую клиентку, Федор окидывает меня внимательным взглядом, останавливается на ремне и сумочке. А затем заводит машину.

***

Шоковое состояние длится минут десять. Отмираю, лишь когда выруливаем на Невский. Направление, мягко говоря, не мое, с каждым метром мы только удаляемся от квартиры.

Если бы за рулем сидел кто-то незнакомый, — какой-нибудь бомбила из южных стран, — еще можно было бы поверить в ошибку. Но Федор отлично знает, где я живу, и как минимум один раз был в моем дворе.

— И куда мы едем?

Проспект, как назло, свободен. Ни пешеходов, ни пробок, даже светофоры дружно горят зеленым. Хотела бы выйти — никаких шансов.

— Ярослав Борисович сказал, что лично вам все объяснит.

— Я смотрю, у вас целый вагон ценных указаний.

Пока не начала заводиться, пишу Вольскому: «Что ты задумал? Куда меня везут?»

— Ярослав Борисович сам не мог приехать.

— Вот еще! Отвлекаться от ночных дел ради меня! — Отсутствие сна все же дает о себе знать.

— Да, дел сегодня оказалось много. — Федор неожиданно выпадает из образа.

— И они как-то связаны с моей скромной персоной?

Боясь, что водитель снова заведет свою шарманку, ответ жду не дыша. Мне вполне хватит и намека. То, что нужно, додумаю сама. Но будто замаялся вести беседы, Федор меняет полосу и вжимает в пол педаль газа.

Куда бы мы ни ехали, доезжаем быстро. Элитный комплекс из нескольких высоток производит впечатление еще у шлагбаума. Это словно другой Питер. Из будущего, где вместо серой тротуарной плитки — густой газон, вместо забитой парковки — извилистые, со светящимися шарами дорожки, а вместо усатого охранника — электронная система, считывающая номера машин.

Ничего общего с моим домом. Ничего общего с большей частью всего города.

Засмотревшись, не замечаю, как останавливаемся у одной из парадных. Но голос мужчины, распахнувшего дверь внедорожника, мгновенно приводит в чувства.

— Ну наконец-то. Долго же вы ехали. — Вольский подает руку, и последние сомнения в цели маршрута тают как дым.

_________

*1861 — год отмены крепостного права.

Глава 19

Глава 19

— Я не просила привозить меня к тебе домой.

Тяжело строить из себя гордую и независимую, когда челюсть сводит от зевоты, а прямо перед тобой роскошный диван, два широченных кресла и фантастически мягкий ковер.

— Вернуть тебя в отдел? — Хозяин ковра даже не пытается казаться душкой.

Вначале он почти насильно привел в квартиру, а сейчас мучает душу полуголым торсом.

— Домой. У меня есть дом.

Стараюсь не смотреть на все эти кубики, широкие грудные мышцы и обтягивающие бедра домашние штаны.

О том, что гостей принято встречать при полном комплекте одежды, некоторые, похоже, даже не слышали. Вместо «а поговорить» сразу стриптиз.

— В твой дом пока нельзя, — звучит уклончиво.

— Из-за обыска?

— Из-за него.

— А теперь давай подробнее.

Взгляд все же останавливается там, где не стоило, — на небольшом шраме под ребрами справа. Такой можно получить лишь при ножевом ранении. И не поверхностном, а глубоком, смертельном.

— Утром к тебе в гости завалится целая бригада во главе со следователем. Для сна будет шумновато.

— До утра еще четыре часа.

Кончики пальцев покалывает, так хочется прикоснуться к шраму и изучить его на ощупь. Часть мозга, отвечающая за критическое мышление, видимо, уже уснула.

— Добавь час на дорогу.

— Пусть три. Но я смогу хоть немного поспать и привести...

— Сейчас у тебя дома работает другая бригада, — не дав договорить, заканчивает Ярослав.

— Какая еще бригада? — спрашиваю, зевая.

— Моя.

— То есть? — От удивления теряю бдительность.

— Пара знакомых криминалистов и начальник службы безопасности.

Вольский мгновенно пользуется коротким замешательством. Опускает упругий зад на диван и устраивает меня на своих коленях. Вздрагиваю как от удара током.

— Твои люди роются в моих вещах?

Чтобы совсем не закоротило, я упираюсь ладонями в голую грудь, но делаю лишь хуже. Руки словно прилипают. Какая-то редкая форма мгновенной сварки — приваривает намертво.

— Ты была не единственной, с кем общался Бухгалтер, однако Агеев взялся именно за тебя.

— У меня был адрес. — Не стонать трудно.

— Адрес фигня. Не так уж сложно узнать, где жила бабка этого умника. — Ярослав ухмыляется: — Я же выяснил.

Наблюдаю, как дергается его кадык и расширяются зрачки. Кажется, не только я попала в плавильный цех.

— Хочешь сказать… — облизываю губы, — что у Агеева есть еще какая-то зацепка?

— Уверен. У него сто процентов есть информатор. Если точнее, дезинформатор. — Вольский притягивает мой зад плотнее к своему паху и шумно выдыхает. — И это точно не моя крыса.

— Понятно. — Во рту пересыхает. Внутренней стороной бедра я ощущаю здоровенную твердую штуковину. — Не крыса.

— Поэтому мои люди сейчас работают у тебя, а ты пока останешься здесь.

Горячие пальцы отправляются в путешествие по моей спине. Ныряют под топ, по-хозяйски расстегивают бюстгальтер. Поглаживают каждый позвонок. Делают это чертовски правильно. Осторожно, без нажима, так, что позвоночник превращается в суперпроводник между трусами и мозгом. Вверху туманит, внизу выпадает осадками.

— Решил выполнить обещание?

Нужно оттолкнуть его и послать на фиг. Это не безобидный стажер и не красавчик из бара. Это эгоистичная скотина Вольский. Мистер «Я тебя трахну».

Он худший вариант для случайного секса. Но спасительный внутренний голос молчит, а женская гордость от нежности впала в кому.

— Ты такая сладкая. — Ярослав целует меня за ухом. Легонько касается губами, скользит влажным языком за мочкой.

Попадание в эрогенную зону настолько снайперское, что опять вздрагиваю.

— Ага. Чупа-чупс на палочке.

Делаю то, о чем мечтала, — трогаю шрам. Веду по нему подушечкой мизинца и сразу же тяну палец в рот. Сама не знаю зачем. Что-то на уровне инстинктов.

— Пока еще не на палочке, — хрипит похотливое животное, устраивая другую мою руку на члене.

— Это коряга.

Обхватываю ствол сквозь тонкую ткань. Он действительно большой и толстый, мне не показалось.

— Обожаю твой острый язычок. — Наглая ладонь проникает под белье. — С первой встречи мечтал испробовать его умения на своем члене.

Ярослав размазывает влагу по нежным складкам и начинает уверенно массировать клитор.

— Считаешь, умение ругаться — гарантия отличного минета?

Я растекаюсь по мужской груди. «Кира, это сон!» — успокаиваю последнюю тревожную извилину. И стону... предательски, тонко. Как кошка, которая ненавидит всех котов и готова располосовать любого, но бессильна против марта.

Глава 20

Глава 20

Просыпаюсь от совершенно нереального запаха — свежей выпечки и апельсина. Сочетание, достойное рая. Впрочем, широкая кровать, шелковое постельное белье и потрясающий вид за окном тоже тянут на вариант эдема.

Дико хочется закрыть глаза и продолжить верить в сладкую сказку, но знакомый мужской голос выдергивает в реальность.

— Вы прибрались после этого? — спрашивает кого-то Вольский.

Ответа нет. Вероятно, разговор ведется по телефону.

— Нет, хорошо не подойдет. Нужно сделать так, как было. Ни одна сволочь не должна узнать, что вы там все обшмонали.

Несмотря на сонливость, понимаю, что речь о моей квартире. В ней не только устроили обыск, но еще и навели порядок. Перетрогали бюстгальтеры и разложили трусы.

— Значит, делайте это быстро! И не забудьте о главном.

Что за «главное», Ярослав не уточняет. Загадочно обрывает фразу и лишь спустя несколько секунд договаривает:

— Суньте ключ под дверь соседки. Они все равно позовут ее в понятые. Может, хоть дверь выбивать не станут.

Я и до этого не очень радовалась услышанному, а сейчас становится совсем плохо. Где-то там, в другой стороне Питера, сиротливо ждет обыска моя квартира. Ее будут переворачивать вверх дном, заваливать пол личными вещами. Возможно, что-то сломают или порвут. Перспектива совсем не радужная.

Задумавшись, как потом буду разбираться с погромом, ненадолго забываю о жарком ночном инциденте и выхожу из спальни.

По опыту пробуждения в мужских квартирах — был у меня короткий период свободы между браками — догадываюсь, что дальше начнутся попытки раскрутить на завтрак или на быстрый утренний секс.

Учитывая спермотоксикоз Вольского, никаких альтернатив и быть не может. Но этот непостижимый кобель удивляет.

Во-первых, он одет! И не наполовину, а полностью — в брюки и футболку, скрывающую всю роскошную геометрию.

Во-вторых, вместо члена Ярослав держит в руках сковороду.

А в-третьих, на столе стоят два стакана с чем-то оранжевым. Вероятно, это апельсиновый сок. И рядом — целая тарелка оладий.

— Ущипните меня... — Падаю на край дивана.

— О, проснулась! — выдает Капитан Очевидность.

— Это то, что я вижу? — Показываю на оладьи и сок.

— Апельсиновый. Только что отжал. Очень рекомендую, заряжает лучше кофе.

— А оладьи? — Тяну носом фантастический аромат.

Считается, что самые распространенные галлюцинации — слуховые: более семидесяти процентов от всех видов. Обонятельные и зрительные — редкие.

Если я сейчас сошла с ума, это точно что-то уникальное. Не факт, что вылечат, но хотя бы выделюсь.

— Рецепт сестры. Единственное, что у нее получалось, — дети и оладьи. Ради мелких пришлось вспомнить, как это делается. С тех пор и готовлю.

— Миллионер. Бизнесмен. Боксер. И повар...

— Крестиком не вышиваю. С иглами косяк: слишком тонкие.

— Ты точно настоящий?

До прихода на кухню и не думала, что хочу есть. Желудок не подавал никаких признаков жизни. А сейчас как с ума сошел — урчит и домогается.

— Не помнишь, насколько я реальный? — Красивые мужские губы расползаются в плотоядной ухмылке.

— Что за намек?

Не в силах больше ждать, я тянусь к совершенному пышному кругляшу и делаю первый кусь.

— А ты не ощущаешь? — Его Наглейшество выгибает левую бровь.

— Ощуща... — Осекаюсь. Оладушек выскальзывает из рук и падает на стол. — Нет! Ты не мог!

Напрягаю мышцы малого таза. Сжимаю, разжимаю, словно этим можно проверить «явку».

— Ты так тужишься, будто пытаешься нащупать меня в себе. — Паршивец мысли читает!

— Нет там никого! И не было! — Последнюю фразу произношу без уверенности.

Я помню, что было до отключки. Некоторые особо пикантные моменты — в подробностях. Но вот чем занималось тело в период времени между диваном и кроватью... Как из привычной одежды перекочевало в безразмерную майку... Здесь в памяти пробел.

— Вольский! — Вскакиваю с места как ужаленная. — Ты не мог трахнуть меня спящую!

Не обращая внимания на горячую сковороду, я подбегаю к этому мерзавцу и хватаю за грудки.

— Ты была такой влажной. Текла рекой. — Суицидник даже не думает отнекиваться.

— Ты. Меня. Изнасиловал?

Злости так много, что кажется, в любой момент лопну.

— Неужели расстроилась? — Его ладони ложатся на талию.

— Я тебя уничтожу! — взвизгиваю.

— Уже боюсь!

— Я тебя засужу! — Бью извращенца.

— Обязательно.

— Тебя зэки за решеткой до конца жизни будут вместо женщины... — Договорить не получается.

Как только я раскрываю рот, чтобы набрать побольше воздуха, туда проталкивается коварный язык Ярослава и клинит все мысли.

Глава 21

Глава 21

Искренне надеюсь, что обыск удастся провести без меня, но в десять звонит Агеев и просит приехать. Безумно хочется ответить ему «нет», однако в беседу неожиданно вклинивается Ярослав.

— Мы будем! — произносит он так громко, что слышно, наверное, и на улице.

— Рад, что вы передумали. Мы тогда подождем во дворе. Войдем вместе. — Агеев быстренько завершает разговор и кладет трубку.

Я поворачиваюсь к Вольскому:

— И что это было?

— В квартире чисто. Они ничего не найдут. Никакого риска.

— Если не найдут, то пусть роются без меня.

По-прежнему не хочу видеть, как мою квартиру превращают в свалку.

— Скорее всего, следователю важна твоя реакция, — сев напротив, начинает разъяснять Ярослав. — Иногда преступники эмоциями или случайными взглядами выдают, куда спрятали улики. Это облегчает обыск.

— В твоей биографии нет работы в органах. Я проверяла. Откуда такие познания?

— Я уже говорил. Жизненный опыт. — Он, как всегда, темнит.

— Но ты сказал, что в квартире полный порядок. Зачем нам вообще ехать?

— Агеев будет наблюдать за тобой, а мы сможем понаблюдать за ним. Если он связан с преступником, то в курсе, где что должно лежать.

— Должно... — Я сглатываю.

Ярослав так и не признался, нашли ли его люди в квартире хоть что-то. Знаю лишь о порядке и ключах, которые кто-то засунет под дверь соседки.

— До окончания обыска никакой информации! — Гад щелкает меня по носу и бессовестно отставляет в сторону тарелку с оладьями. — Меньше знаешь, меньше шансов выдать себя при следователе.

***

Следующие четыре часа оказываются самыми скучными в моей жизни. Домой мы добираемся быстро, а вот там словно включается замедлитель времени.

Вначале смотрю, как толпа мужиков разносит кухню. Роется в приправах, смешивает макароны и рис. С тоской пялится в пустой холодильник.

Затем, попивая принесенный Ярославом кофе, я взираю на кошмар в гостиной. Ей достается не меньше, чем кухне. Какой-то умник вытряхивает закладки из всех книг. Другой гений выворачивает на пол содержимое ящиков письменного стола. Третий — сдирает чехлы с диванных подушек и ощупывает каждую из них.

На финальной стадии обыска, когда группа добирается до спальни, краснею от макушки до пят. Так и хочется взмолиться: «Не надо! Ну пожалуйста!», но Агеев и его подчиненные даже не оборачиваются в мою сторону. Все их внимание занято нижним бельем, постелью и содержимым туалетного столика.

Как результат, через час на полу оказываются кружевные стринги и хлопковые трусы для месячных, ажурные бюстгальтеры и фланелевая пижама с мишками. А также большая упаковка презервативов, забытый мужем массажер для его достоинства и мой вибратор.

— Вряд ли этим можно убить, — усмехается Вольский, внимательно изучая последний трофей. — Хотя вот этим… — указывает на предпоследний, — вполне реально покалечиться.

В отличие от Ярослава Агеев не улыбается и не шутит. Заметно, с какой досадой он смотрит на подушки и как хмурится, повторно осматривая ящики столика.

Трудно это признавать, но Вольский был прав. Мы не зря приехали. Следователь отлично знал, где что спрятано, и, возможно, как-то связан с преступником.

***

— Ну и как тебе шоу? — спрашивает Ярослав, помогая разместиться на заднем сиденье его танка.

Я не просила уводить меня из дома. Наоборот, старалась казаться смелой и не подавать вида, что боюсь собственной квартиры. Он сам взял за руку и не отпустил, пока не довел до машины.

— Меня планировали подставить. — Вывод напрашивается сам.

— Не факт, что следак. Думаю, он банально отрабатывает версию. Но да, кто-то хочет, чтобы ты села. Или...

— Договаривай! — Я готова его стукнуть.

— Или это акция устрашения. — Ярослав впервые отводит глаза.

— Ты намекаешь, что убийце от меня что-то нужно? Он может пугать, чтобы я... — По спине огромной липкой гусеницей ползет мороз. — Это из-за Китайца? Способ остановить расследование?

— Скорее, это один из твоих бывших «героев».

Вольский нехотя достает телефон и показывает переписку. Дата сегодняшняя, время — восемь утра. Вверху фото лежащего под моей подушкой пистолета, внизу подпись: «Нашли!».

— У этих, как ты говоришь, бывших, были сотни возможностей прикопать меня в ближайшем лесу. — Обхватываю себя руками.

— Может быть, кто-то дозрел только сейчас или недавно вышел из тюрьмы.

— А если я права?

Это не первое мое опасное расследование, однако раньше не случалось никаких допросов и обысков. Были лишь угрозы — мне и Ломоносову.

— Если ты права, они выдвинут требования, — быстро завершает Ярослав и, обойдя машину, устраивается рядом.

— Я позвоню подруге. Она сейчас временно одна, поживу у нее. — Не дожидаясь другого предложения, вынимаю телефон и набираю Иру.

Глава 22

Глава 22

Ярослав

За годы холостяцкой жизни я четко усвоил, что любимый женский спорт — это триатлон по мужской берлоге. Первая его часть — проникнуть в саму берлогу. Вторая — продержаться в ней до утра. А третья — застолбить понадежнее.

Для третьего этапа в ход шли любые методы и любой реквизит. Только за последний год уборщица собрала всю коллекцию одного известного французского бренда, пару коллекций модного отечественного производителя и килограмм «забытой» косметики.

В искусстве «столбить» дамы мало отличались друг от друга. Но таких, кого приходилось тянуть в эту берлогу чуть ли не насильно, еще не было. Если точнее — не встречалось до одной упрямой, безбашенной акулы.

— К вечеру я обязательно найду себе какое-нибудь жилье.

Мы только вернулись, а Кира, запихивая в рот остывшие оладьи, уже собирается на работу.

— Конечно.

По этому поводу парюсь меньше всего. Чем «прекрасен» летний Питер — адской духотой даже в плюс двадцать и забитыми под завязку отелями.

— Заезжать за мной не нужно. Я взяла запасной комплект одежды. Как решу с жильем, заберу из квартиры остальное.

— Обязательно. — Я с трудом сдерживаю зевоту.

— Спасибо за помощь. — Кира берет в одну руку сумку с ноутбуком, в другую пакет с одеждой и замирает у двери. — Вроде бы все. Не хочу больше стеснять.

— Федор тебя отвезет. — Подхожу к ней и кладу руки на талию.

Никакого интима, но она вздрагивает.

— Я спокойно могу добраться на такси.

— Мой водитель уже ждет.

Скольжу взглядом по лицу. Под глазами синева от недосыпа, на ресницах ни грамма туши, губы обветрены. Самая хреновая соблазнительница из тех, что мне попадались. Тигра мятая. Отпустить и забыть, да что-то останавливает.

— Мне несложно на такси.

В этом Кира тоже рвет шаблоны. Любая другая из кожи бы вон лезла, чтобы сам отвез ее домой или на работу. Даже упоминание такси воспринималось как личное оскорбление и было поводом послать меня к черту.

— Или едешь с Федором, или я прямо сейчас блокирую дверь, и ты остаешься здесь до вечера.

— Что?

— Думаю, мы найдем чем заняться.

— С таким отношением к женщинам неудивительно, почему ты до сих пор не женат, — вспыхивает эта злючка.

— Уела.

Хочется ответить, что ей после двух браков, конечно, виднее, но вместо этого стискиваю крепче и, пока не нагнул прямо у стены, выпроваживаю за дверь.

***

После отъезда вредной акулы я тоже собираюсь. На работу по-прежнему положен большой и толстый болт. К сожалению, пара вопросов требует срочного участия.

Пока еду в офис, набираю знакомого адвоката. Именно ему этой ночью пришлось вытаскивать свой зад из кровати и спешить в отдел освобождать Самсонову.

Отблагодарив юриста, я звоню Климу. За последние две недели племянник превратился в Неуловимого Джо. Счастье в виде свалившихся на голову дочери и прежней любовницы полностью выбило его из рабочего процесса и грозит нам всем неприятностями.

Как можно было догадаться, сейчас Клим тоже не на месте. Целая минута препирательств — и этот дятел наконец диктует адрес, предупредив, что может быть занят.

Чем занят, не уточняю. Однако стоит припарковаться рядом с нужным домом, сразу же становится ясно.

— М-да, клиент потерян.

Я жму руку Николаю, одному из главных спецов Клима по безопасности.

— Полностью. Дочка веревки вьет, а Диана Дмитриевна носки из этих ниток вяжет, — усмехается Николай, глядя на небольшую лужайку.

Там маленькая девочка в розовом платье, ее красавица мать и мой племянник, в дорогом костюме сидящий задом на траве. Хоть сейчас доставай фотоаппарат и делай снимки для каких-нибудь сопливых бабских журналов.

— И долго он уже так пятую точку морозит?

Нужно позвать Клима, но что-то останавливает. Может, то, что никогда раньше я не видел на его роже столько счастья. Может, мелкая, так сильно похожая на папку, что не нужны никакие тесты ДНК.

— Уже... — Николай смотрит на часы, — час и пятнадцать минут.

— Нехило! — присвистываю.

Я слишком хорошо знаю своего племянника. Клим бульдог во всем, что касается бизнеса. Порвет любого, кто посмеет зайти на его территорию. И одинокий волк — в личном.

— Это ничего. Вчера почти весь день так играли. Охрана чуть солнечный удар не схватила, — разминая плечи, смеется Николай. — Пришлось внеплановую пересменку им устроить.

— Лучше бы он увез их подальше, пока здесь все не закончится.

Чем больше смотрю на этих троих, тем паршивее на душе. Некстати вспоминается свое. Огромный живот жены, розовые комбинезончики, которые мы вместе покупали для дочки, и снимок УЗИ. Последний. Врач выдал мне его, после того как подтвердил смерть.

Совсем не об этом стоит сейчас думать, но ничего не могу с собой поделать. Триггерит от чужого счастья. Лупит и по голове, и по штуковине за ребрами, которая давно должна была зачерстветь до состояния камня.

Глава 23

Глава 23

Кира

Поиск временного пристанища оказывается настоящим испытанием. Дешевые номера или сняты до конца лета, или пригодны только для содержания крупного рогатого скота. То, что более-менее похоже на жилье, стоит как крыло от самолета.

В сухом остатке лишь три варианта: поехать к маме, вернуться домой или согласиться пожить у Вольского.

Выбирать не из чего, но Ярослава отметаю сразу. Я не готова платить сексом за ночлег. И еще больше не готова получать удовольствие от компании того, кого должна ненавидеть.

С мамой ситуация не лучше. Стоимость места на ее диване может оказаться слишком высокой для моей нервной системы. Ради ванны и шести часов сна придется впихнуть себя в шкуру прежней маленькой девочки, которая не имела права на свое мнение и должна была поддакивать маме двадцать четыре на семь.

Последний вариант — собственная квартира — одним воспоминанием о пистолете вызывает на душе жесткий раздрай.

Это нет! Нет! И еще раз нет!

Уборка не пугает. Плевать на то, что многое придется выбросить. Но мысль об убийце, который ходил по спальне, трогал кровать, переворачивал подушки и может это повторить, неподъемна для психики.

Я мало чего боюсь, — разучилась после смерти отца — однако возвращение домой пока табу. Настолько сильное, что готова ночевать на рабочем месте, лишь бы случайно не пересечься с непрошеным гостем.

К позднему вечеру ночевка в редакции уже не кажется чем-то фантастическим. Коллеги давно разбрелись по делам. Церберша, охраняющая диван в приемной Ломоносова, уехала домой, а сам главред отчалил на какую-то встречу. Подозреваю, с концами.

К одиннадцати, уставшая и голодная, я начинаю всерьез подумывать о диванчике. Но короткой перебежке из кабинета в приемную мешает появление неожиданного посетителя.

— Предсказуемо. — Вольский без особого интереса рассматривает мое рабочее место.

— Кажется, мы попрощались. — Суетливо навожу порядок на столе.

— Кто-то обещал подыскать себе новое жилье.

— Я все еще в поисках. В Питере непросто подобрать что-то приличное.

— Удивительно! Как я мог не догадаться?!

Не спрашивая, он складывает мой ноутбук в сумку и берет ее в заложники — под мышку.

— К тебе я больше не поеду. — Изо всех сил стараюсь выглядеть бодрой и решительной. Пофиг, что за прошедшие сутки спала не больше четырех часов. — Мы договаривались.

— У меня для тебя плохие новости. Я не веду переговоры с женщинами.

Словно одного ноутбука ему мало, этот гад берется за меня: заставив оторвать попу от кресла, прижимает к своему железобетонному боку.

— Шовинист! — Голос почему-то хрипнет.

— Динамщица, — равняет счет Вольский.

— Вот и не нарывайся! Я же сказала, что не хочу тебя больше стеснять.

Попытка освободиться ничего не дает. Я оказываюсь ближе и теперь чувствую каждую его литую мышцу и стук сердца.

— Тогда считай, тебе повезло. Мы едем не ко мне.

— Это шутка такая? — На миг забываю, что нужно сопротивляться.

— Обстоятельства изменились. Я отвезу тебя в другую квартиру, она оформлена на знакомого. Поживешь там, сколько нужно. Заодно местная охрана присмотрит, чтобы все было в порядке.

— Это ж каким способом мне нужно будет отрабатывать такую щедрость?

— Умница! Мыслишь в правильном направлении. Детали лучше согласуем на месте.

Не отпускает ощущение, что Вольский недоговаривает что-то важное. Все это мало тянет на широкий жест. Либо в его квартире появилась другая женщина, интереснее и сговорчивее. Либо кое-кто старается скрыть нашу связь.

Глупая бабская часть меня отчаянно хочет верить во вторую теорию. Лишняя скрытность пока еще никому не помешала. Но я слишком хорошо помню Вику и тот хозяйский жест, которым она развязывала галстук на шее Ярослава.

— Хорошо. Только на одну ночь. — Судя по всему, бояться нечего. Никто не будет покушаться на мои нижние девяносто или насиловать губы голодными поцелуями. — Потом я продолжу поиски жилья.

— Второй проблеск сознания за минуту! — Мерзавец целует меня в лоб. — Надо запомнить, что ты так умеешь! — Прихватив пакет с вещами, Ярослав направляется к лифту.

***

Остаток вечера и ночь проходят как в тумане. Засыпаю я, кажется, еще в машине. Ума не приложу, как так получается, но следующее воспоминание уже о квартире. Вроде бы сама кое-как принимаю душ, добираюсь до кровати и даже переодеваюсь.

Память отказывается показывать Вольского. Не помню его ни в ванной, ни в спальне. И лишь словно записанный на подкорке вопрос «А что, трахать сегодня не будут?» и мой горящий, как после серии хороших шлепков, зад подсказывают, что его сиятельство исчезло далеко не сразу.

Новый день я встречаю в одиночестве и без оладий. Первое радует, от второго почему-то грустно. «Прикормил паршивец!» — тут же догадывается внутренний циник. Учитывая, что оба мужа никогда не готовили, дело, конечно, нехитрое.

Глава 24

Глава 24

Ноги не гнутся. Двадцать метров до рабочего стола кажутся марафонской дистанцией. Никто из моих информаторов, героев статей или просто знакомых не шлет письма на адрес редакции. У всех есть личная почта.

За годы работы здесь такое вообще впервые! И это пугает. Сразу же вспоминаются недавние слова Ромы об информации и странная осторожность Вольского, который поселил меня в жилой комплекс с усиленной охранной.

Не с моей удачей получать хорошие новости вот так внезапно. Кончики пальцев покалывает, когда снимаю блокировку с ноутбука и загружаю почту.

Может, не нужно? А если посмотреть потом?

Хочется сдрейфить. Кажется, я становлюсь настоящей трусихой. Однако почтовая программа загружается быстрее, чем успеваю передумать.

Во входящих действительно есть перенаправленное письмо. В теме только два слова: «Для Самсоновой». В тексте — лишь «Здравствуйте». Ниже, в прикрепленных файлах, какой-то архив.

Тот, кто посылал это письмо, не утруждал себя придумыванием надписей. Архив называется так же, как заголовок письма, и, судя по объему, содержит либо фотогалерею, либо богатую библиотеку.

С минуту я смотрю на все это, не решаясь распаковать. Затем, проверив антивирусом, открываю.

— Что это? — произношу вслух, теряясь.

Ожидала увидеть какую-нибудь пакость: письмо с угрозами, свои фото в доме Бухгалтера или сделанные в графическом редакторе картинки, на которых я держу в руках пистолет.

В воображении все связано только со мной. А в реальности — на экране три папки и в первой фото мамы.

На одном из кадров она расплачивается на кассе за продукты.

На другом весело разговаривает с соседкой возле дома.

На третьем — ведет меня в школу.

Милые, добрые фото, точно такие же хранятся в моем домашнем альбоме. Все они сделаны папой, давным-давно и в единственном экземпляре.

Надеясь в следующей папке увидеть что-нибудь подобное, жму на папку, и земля тут же уходит из-под ног.

Это снова мама, но уже сейчас. С нынешним ухажером возле моей квартиры. Растерянная посреди дороги. Испуганная в какой-то незнакомой машине.

Третью папку я открываю через «не могу» и «не хочу». Страх жесткой удавкой сжимает шею, из груди рвется стон.

На последних фото нет ни людей, ни пейзажей. На них лишь фрагменты. Связанные строительной стяжкой женские руки, спутанные волосы и испачканный грязью клатч, один в один похожий на тот, который подарила Ира.

— Нет, только не это...

Боясь выронить телефон, выбегаю в коридор и звоню маме.

— Пожалуйста, возьми трубку! — умоляю ее, чуть не плача. — Мамочка, прошу... — Локтями пробиваю себе место в лифте.

Не обращаю внимания на возмущения, крики «Дамочка!» и попытки оттеснить меня назад.

— Где же ты? — Выслушав серию долгих гудков, набираю заново.

Не переставая, я мучаю телефон до первого этажа. Схожу с ума от гудков и тишины. А в фойе, стоит на пару мгновений перестать названивать, ловлю входящий от Вольского.

— Ты почему не отвечаешь? — рычит он.

— Мне некогда! — Шлепая по лужам, тороплюсь к ближайшей стоянке такси.

— Я с Ломоносовым созванивался. Он передал, что ты выбежала из редакции.

— Сказала же! Не могу с тобой сейчас говорить!

— Что-то случилось?

— Очень надеюсь, что нет.

— Через десять минут смогу отправить к тебе Федора!

Этот гад будто знает, что произошло. Либо действительно в курсе, либо слишком хорошо научился считывать мои эмоции.

— Мне не нужен никакой Федор. Мне нужно к маме. Понимаешь? К маме!

Не знаю, зачем я ему это рассказываю, давно пора бросить трубку. Но словно что-то держит. Какая-то ниточка. Последняя связь между мной нормальной и моей перепуганной нервной версией.

— Стой на месте! — это уже приказ. — Не смей никуда ехать без охраны!

— У меня нет времени! Ни десяти минут, ни одной!

— Кира!

— Да пошли вы все... — Смахиваю с лица крупные капли дождя.

— Прошу, постой. Я скоро буду! — Ярослав больше не кричит.

В трубке слышно, как он отдает какие-то указания и как звякает лифт.

«Подожди! — умоляюще шепчет внутренний голос. — С Вольским будет безопаснее», — убеждает он. Но картинки в памяти толкают вперед.

Заметив свободное такси, я машу водителю рукой. Ускоряюсь, чтобы авто не перехватил кто-нибудь более удачливый. Но, когда до машины остается всего каких-то десять метров, навстречу вылетает огромный тонированный микроавтобус.

— Нет... — Глотая крик, закрываю глаза. Не хочу видеть, как меня раздавит этой махиной.

Не успевая отпрыгнуть в сторону, я сжимаюсь в тугой комок... однако вместо удара в лицо прилетает целый водопад грязных брызг и рядом приземляется «посылка»: клатч и стопка распечатанных фото. Тех самых! Маминых. С короткой красной надписью сверху: «Оставь это дело. Не лезь, а то пожалеешь!»

Глава 25

Глава 25

Ярослав

Когда во время беседы Ломоносов сообщает о взволнованной, убежавшей из офиса Кире, я сразу понимаю, что дело дрянь.

Самсонову можно считать какой угодно, только не пугливой. Со страхом у этой женщины свои особые отношения, далекие от нормы.

Пять попыток дозвониться до акулы и наш странный телефонный разговор лишь подтверждают опасения. Что-то произошло! Возможно, не с ней, а с ее матерью.

По-хорошему, нужно отправить охрану и потребовать, чтобы разобрались. В штате хватает специалистов любой квалификации. Но после недавнего разговора с Николаем этот вариант больше не кажется таким уж правильным.

Не знаю, с какой стороны в этот раз дует ветер. Моя паранойя, заставившая в свое время завести отдельную службу безопасности, параллельную СБ племянника, требует и сейчас действовать тихо.

Никакого чужого вмешательства!

Никакой огласки!

Никаких посторонних!

Пока спешу на парковку, набираю Федора и отправляю его в дом матери Киры. Чтобы ни случилось, он сможет выяснить нужную информацию, и ни один человек на свете не заставит его проболтаться. После выруливаю к редакции.

Зная, какой шустрой бывает акула, я тороплюсь. Жму в пол педаль газа и собираю коллекцию штрафов за превышение скорости, проезд на красный и обгоны. Бью по клаксону и подрезаю всех, кого можно.

Уже и не помню, когда последний раз приходилось участвовать в подобных гонках по питерским улицам, хотя... Вру!

Некоторые вещи невозможно выпилить из памяти. Никакой секс, алкоголь или работа не способны заставить забыть такой же дождь десять лет назад, такую же спешку, последний взгляд любимой женщины и ее хриплое «Прости».

Не знаю, какого черта вспоминаю сейчас гибель жены. Кира мне не подчиненная и не любовница. Она скорее головная боль и чума на нижнюю голову. Но у мозга, видимо, свои алгоритмы. Он травит душу картинками из прошлого и вбрасывает в кровь лошадиные дозы адреналина из-за тревоги в настоящем.

Размазывает меня между двумя событиями, будто они связаны. Гребаные звенья одной цепи.

За прошедшие годы впервые так четко чувствую те эмоции. Впервые вообще что-то ощущаю. Ожил, чтоб меня! Однако стоит повернуть к парковке возле редакции, цензурные слова и мысли как испаряются.

— Кира! — Я вылетаю из машины под проливной дождь.

Она не ушла и не уехала. Все еще здесь! Стоит по лодыжки в воде, с дурацкой сумочкой и пачкой промокших бумаг.

— Как ты? Все в порядке? — Осматриваю ее с ног до головы.

Грязная, мокрая и вроде бы целая.

— Я... я... — Кира пытается что-то сказать, но зубы стучат так сильно, что ничего не получается.

— Пойдем в машину. Ты замерзла.

Обычно ее нужно упрашивать или угрожать. Сейчас, словно случилось чудо, Самсонова не сопротивляется. Виснет у меня на руках, позволяет вести ее, благодарно кивает, когда укутываю в плед. И блаженно стонет, когда начинаю растирать задеревеневшие ледяные пальцы.

— Мой телеф-фон... — заикаясь, говорит она, — он вып-пал. В луж-жу.

— Он там? — Я кивком указываю на место, где она стояла. — Сбегать?

— Н-неет. — Кира тяжело сглатывает. — В кар-мане. Не работ-тает.

— Поэтому ты никуда не уехала? Не смогла взять такси? —

Мысленно благодарю ее телефон за то, что так удачно помер и избавил меня от необходимости гоняться за этой женщиной по всему городу.

— Они от-каз-за-лись. Мок-рая. Без ден-нег. — Кире все еще трудно говорить. — Ма-ма!..

Вместо слов она указывает на фото и сумочку.

— Это ее? — Беру женскую барсетку.

Самая бесполезная вещь, какую можно было придумать.

— Да. Я от-дала.

— А это прислали? — Я листаю бумаги.

— На поч-ту ред-дак-ции. И пот-том брос-си-ли из маш-шины...

— Какой еще машины? Здесь кто-то был?

Одно дело — письма с угрозами, а другое — реальный физический контакт. Если наши «клиенты» дошли до второго, на обычную осторожность рассчитывать больше не придется.

— Я дум-мала, она мен-ня соб-бьет. — Кира кусает губу.

— Блядь! Это было сразу после звонка?

— Да.

— Здесь достаточно камер. Сейчас скажу своим, чтобы получили доступ и пробили по номерам все машины.

— Пот-том! — Не дожидаясь, когда я долистаю до последних страниц, Самсонова сама достает их из пачки. Показывает. — Мама! Бо-юсь, что она... у них. Не до-звон-нилась. А пот-том те-леф-фон ум-мер.

— С тобой сейчас тоже что-нибудь случится, если срочно не отогреть. — Стираю с бледного лица холодные капли и заставляю ее поднять голову.

— Ма-ма, пож-жа-луй-ста... — Кира начинает дрожать еще сильнее.

— Жди. — Как чувствовал, что понадобится помощь Федора.

Глава 26

Глава 26

Прикинув расстояние до временной квартиры Киры, сворачиваю в другую сторону. Она околеет, пока мы доберемся до нужного дома, — придется вызывать скорую и сдавать ее врачам.

Не самая хорошая перспектива. Я слабо знаю свою акулу, но почему-то уверен: эта сумасшедшая сбежит, так и не дождавшись помощи.

Другой вариант — мое жилье. Оно ближе, всего в пятнадцати минутах. Там есть все необходимые лекарства и, самое главное, горячая вода. Всегда! Вне всяких графиков, внезапных технических работ и прочей коммунальной херни.

— Мне кажется, мы едем не туда. — Даже полуживая, Кира все равно не теряет бдительности.

— Я везу тебя к себе. Ты там уже была.

— Меня вполне устроила другая твоя квартира. — Она словно боится моей берлоги.

— Рад за тебя. Но вначале нужно отогреться.

Видимо поняв, что спор бесполезен, Кира затихает. Пока веду машину, на заднем сиденье царит полная тишина. Голос Самсонова подает только возле дома.

— Можно я пойду в пледе? — Она смотрит так, будто я и правда могу выкинуть ее на улицу в мокрой одежде.

— Тебе даже идти не придется. — Косясь по сторонам, заезжаю на подземный паркинг.

Один раз удалось провести Киру незаметно. Второй раз может не повезти.

— Оставишь меня здесь?

— Лучше.

Припарковавшись, я иду открывать пассажирскую дверь.

— У тебя там, наверное, кто-то есть, — сбивает с ног загадочная женская логика.

— Я планировал завести рыбку. — С улыбкой раздумываю, как бы получше задрапировать Киру. — Не представлял, что начну с таких больших.

Нормальных идей нет, поэтому набрасываю ей на лицо угол пледа и подхватываю это чудо на руки.

— Я не инвалид. Не нужно.

Для загибающейся от переохлаждения возмущается она бодро. Поставить бы Гюльчатай на ноги и шлепком по попе направить в нужную сторону.

— С твоей скоростью я сам успею замерзнуть. К тому же... — Подкидываю выше.

— Что к тому же? — Она тянет вверх край пледа.

— У нас конспирация. — Убираю ее руки и натягиваю маскировку до самого подбородка.

***

Даже не представляю, что заставляет Киру замолчать, — слова о конспирации или крепкая хватка, — но до квартиры в пледе ни движений, ни звуков. Решаю было, что она, как обычно, уснула, однако, стоит запереть дверь, красавица оживает.

— Можно в душ? — Она до побелевших костяшек сжимает плед и шарахается от меня как от прокаженного.

— Не держу! — Дико хочется пойти следом. Еле сдерживаюсь. — Возьми на полке мочалку. Она новая. Хорошенько разотри кожу.

— Обязательно.

Дойдя до ванной комнаты, Кира на миг оборачивается, закусывает губу. Она словно хочет что-то сказать и не решается.

— Иди!

Только сейчас, под ее взглядом, осознаю, что тоже промок. Внешне мы одинаково мокрые. Разница лишь в том, что Кире холодно, а мне — жарко как возле печки.

— Я... постараюсь недолго. — Она все медлит.

— Быстро ты не согреешься.

Не нужно этого делать... Умом и той штукой, которая называется «интуиция», я понимаю, что даже приближаться к ней нельзя. Но иду.

— Спасибо, что ты приехал...

Точно ненормальная. То сторонится меня, то будто ждет. Не женщина, а маятник.

— Если ты сейчас же не войдешь в ванную, я войду туда с тобой. И греться мы будем вместе. Очень активно.

— Я никогда так не пугалась. — Плед падает на пол.

Это ни черта не предложение. Самая примитивная попытка сбежать от страха. Универсальное лекарство от всех бед.

Возможно, кто-то другой на моем месте отказался бы, но я ни хрена не благородный олень.

— Я тебя предупреждал.

Подхватываю Киру на руки и несу мимо бесполезной мажорной ванны в просторную, идеальную для двоих душевую.