Убить нельзя научить
Пролог
В Академии Войны и Мира ничего не делалось по-человечески. Да и людей-то тут – по пальцам пересчитать.
Чтобы устроиться сюда на работу, достаточно устного согласия и прикосновения к руке ректора через… экран компьютера.
Но чтобы уволиться… не достаточно даже выхода в закрытое окно сотого этажа.
Проректор Вархар Изилади внимательно изучил мое заявление, вскинул голову и воззрился, будто впервые увидел. Этот до боли знакомый, испепеляющий взгляд начальника не сулил ничего хорошего.
Энергия света для Вархара такое же оружие, как палица или меч. Вокруг было слишком много солнца, настольных ламп, люстр, и это лишало надежды на безопасное увольнение.
А при «небезопасном» меня с легкостью могли поджарить, шарахнуть током или сейфом по темечку.
– Ты шутишь? – процедил Вархар, нахмурив брови.
– Н-не-ет, – опасливо возразила я, отступив к двери.
Вархар нагнал меня в два шага. И проректорский кабинет, где развернулись бы сотни студентов, показался опасно тесным.
Красные пятна выступили на щеках начальника, как всегда, когда он злился. Заострились и без того рельефные скулы, квадратная челюсть выпятилась сильнее.
Я сделала еще два шага и больно натолкнулась плечом на массивную дверную ручку из бронзы.
Черт! Опять забыла, что Вархар – не человек, и ручка на его двери расположена удобно для скандра, но неприемлемо высоко для женщины среднего роста.
Я скривилась и отодвинулась, потирая ноющее плечо.
Начальник недобро усмехнулся, словно говоря «так тебе и надо». Шагнул навстречу и навис надо мной тяжелой громадиной.
Перед лицом замаячили богатырские грудные мышцы. Темно-салатовая футболка в обтяжку в моем представлении совсем не вязалась со строгими, свободными штанами проректора. На них даже стрелки были идеально отглажены. И уж совсем не вязалась она с темно-синим пиджаком в тон брюк, аккуратно повешенным на спинку рабочего кресла Вархара.
– Ольга! – прыснул возмущением начальник. – Ты писала это в пьяном бреду или под наркотическими травами?
Пятерня, с три моих размером, ударилась в дверь в опасной близости от правого виска.
Я вздрогнула, и вторая ладонь Вархара громыхнула в дверь возле левого виска.
Я вытянулась по струнке, как бравый солдат. Пульс не ускорился – зачастил как сумасшедший.
– Отвечай, женщина! Черт тебя возьми! В каком состоянии ты писала это заявление?! – красивое лицо скандра приблизилось, пятна на бледных щеках расползлись и слились в пунцовый румянец. Три родинки над правой бровью приподнялись вместе с самой бровью.
Да черти его раздери! Я хочу уволиться! И написала все честно! И он преотлично это понимает. Просто придуривается. Придуривается в своей обычной вархаро-варварской манере. И как я только могла подумать, что проректор – нормальный мужчина? Наверное, сошла с ума, как моя бедная сестра!
Волна негодования бросилась в лицо нестерпимым жаром.
Под яростный стук сердца в ушах я выскользнула из-под руки Вархара и отскочила к дальней стене, махом обогнув тяжелый дубовый стол.
Такая невиданная прыть поразила не только меня. Проректор замер, развернулся и ошарашено оглядел с ног до головы, словно искал пропеллер, как у Карлсона.
Нарочито спрятав руки в карманы широких черных брюк, я выставила вперед ногу и подбоченилась в отчаянном вызове проректору.
Вархар усмехнулся.
– Вот что мне нравится в тебе, женщина, так это упрямая несгибаемость. А теперь давай-ка трезво прочтем твое заявление. Может, кроме упорства, в тебе и мозги зашевелятся? Ну так, для разнообразия-то?
Родинки над бровью Вархара, всегда напоминавшие мне о хвосте большой медведицы, приподнялись снова.
Проректор прокашлялся, расправил плечи и поставленным лекторским голосом зачитал:
– «Я, Ольга Зубрóва, прошу уволить меня с должности заведующей кафедры управления энергиями огня и подвластных ему стихий, в связи с несоответствием занимаемой должности».
Я закивала так, что шея заныла.
Вархар усмехнулся, но продолжил тем же тоном:
– «Во-первых, я не соответствую должности Зевса-громовержца и ловца чужих молний. Хотя вынуждена исполнять ее ради усмирения студентов и поддержания дисциплины».
Проректор приподнял бровь, и глаза его, цвета спелой вишни, засмеялись. Лучики морщин вокруг них, казалось, говорили об улыбке. Но полные, плотно сжатые губы Вархара, бессовестно аккуратной и чувственной формы, оставались неподвижными.
Вдосталь посверлив во мне дырку взглядом, начальник едва слышно вздохнул и продолжил чтение.
– «Во-вторых, я не соответствую должности судьи на петушиных боях. Хотя вынуждена не менее регулярно и с риском для жизни занимать ее во время драк и склок повелителей электричества. А после, без передышки, во время драк и склок повелителей магнетизма. Что сразу подводит меня к третьей должности, которую я также не могу и не хочу занимать. К должности ловчего НЛО. И совершенно неважно, является ли это НЛО кнопкой, ручкой, часами или стулом, столом, шкафом».
Вархар метнул на меня взгляд. Теперь он лучился мальчишеским задором. Уголки губ начальника все же победили невозмутимую мину и дрогнули в едва сдерживаемой улыбке.
На лице проректора, жутко похожем на физиономии викингов, а то и скандинавских богов-воителей, прописалась недовольно-смешливая гримаса.
Еще бы! Вархар терпеть не мог, когда эмоции брали верх над волей.
Он помотал головой и вернулся к чтению.
– «В-пятых, я абсолютно и никак не соответствую должности доктора Хауса и песочного человечка в одном лице. И категорически отказываюсь впредь исцелять головную боль магнетиков после очередной магнитной бури. Не говоря уже о том, чтобы укладывать их в постель».
Вархар задорно хохотнул, сильнее приподнял бровь, и расстояние между родинками увеличилось до ширины моего пальца.
Я торопилась домой с покупками, в ужасе представляя, что выкинула сестра на сей раз. Было до чертиков страшно оставлять ее дома одну. Но сиделки категорически отказывались работать с «невестами зеленых великанов». Так называли теперь женщин с психическими отклонениями, как у Алисы.
Ранняя весна хорошей погодой не баловала. То приносила холода, то – сырость и слякоть. И уж если, в кои веки, выглядывало солнце, ураганный ветер сбивал с ног.
Крыльцо и лестница перед подъездом обледенели так, что хоть коньки надевай. Я пробиралась к железной двери, намертво вцепившись в перила.
Спасибо соседке с первого этажа, Маргарите Васильевне, за этот незатейливый, но неизменно бодрящий аттракцион.
– Оленька! Просто еще не застыло! – послышался из ближайшего окна ее виноватый голос. – Так получилось… Только я полила крыльцо и лестницу святой водой, как пришли гости. Ну, к хулиганам, с первого этажа. Грохнулись и так выругались… Пришлось в срочном порядке заново чистить ауру дома…
Я поспешила нырнуть в подъезд, под подозрительный звон сосулек над головой. Их было столько, что козырек над дверью напоминал акулью челюсть.
Но баба Света с третьего этажа успела-таки посыпать меня кожурками от семечек. Они зашуршали на шапке и в вороте куртки. Бравая пенсионерка сутками грызла семечки у окна и выбрасывала шелуху в открытую форточку. Не глядя, но куда более метко, чем иной снайпер.
Я поспешила к импровизированному мусорному ведру, а на самом деле огромной картонной коробке, в углу первого этажа, под шеренгой почтовых ящиков. Из них, словно высунутые языки, торчали рекламные газеты с зазывными лозунгами: «Телевизор по цене утюга!». Под надписью, если присмотреться, мелким шрифтом пояснялось: «Размер диагонали 10 сантиметров». Я смахнула шелуху с шапки, расстегнула куртку и вытряхнула все, что туда попало. Выгребла мусор, завалявшийся в карманах и в пакетах, и метнулась к лифту.
И… столкнулась с Маратом, соседом с четвертого этажа. Брюнет средних лет, в элегантном черном пальто и начищенных до блеска ботинках, стоял как вкопанный и только дико вращал глазами. Из его коричневой кожаной беретки торчали, покачиваясь, две сосульки, очень похожие на рога.
– К домоуправу? – предложила я.
Сосед что-то невнятно промычал, но очень внятно закивал, позвякивая сосульками. Лифт гостеприимно распахнул двери, впустив нас в кабинку. На зеркале ярко-алой помадой было крайне точно подмечено: «Здесь живут люди». Я нажала на кнопку восьмого этажа, лифт истерично дернулся и доставил нас к пункту назначения.
Дубовую дверь без опознавательных знаков открыл солидный бизнесмен с квадратной челюстью, абсолютно лысой головой и низкими надбровными дугами. Такие я не встречала даже в сокровищнице палеонтологического музея.
Домоуправ подтянул розовые семейные трусы и со скрежетом почесал волосатую грудь, отодвигая желтую майку-алкоголичку. Воззрился на нас без особого интереса, поковырял пальцем в золотых зубах – они внезапно снова вошли в моду, потеснив белоснежные протезы и коронки из суперпрочного пластика – и выдал:
– У нас в управлении все боятся высоты. Залезут на стремянку сбивать сосульки, а спуститься не могут. А сосульки могут спуститься сами, – и он ткнул пальцем в ледяные рога Марата. – Кстати, сейчас очень модно украшать шляпы. Перья хорошо, а сосульки вообще креатив.
И пока мы судорожно моргали, переваривая сообщение, домоуправ радостно захлопнул дверь.
Я оставила Марата позвякивать сосульками и рванула назад, в лифт.
Скорее, домой.
Крики Алисы «Вот тебе, зеленый великан! Вот тебе! Получи!» вынудили оставить пакеты на тумбочке у входной двери и броситься в гостиную.
Ну да… очередная картина маслом… Сердце упало, на плечи словно бетонная плита навалилась…
Все это выглядело бы до ужаса комично, не будь так… грустно.
Сестра шарахалась по квартире, сжимая в руке банку консервированного горошка «Зеленый великан». Лупила ей по шкафам, стульям, креслам и подоконникам. На антикварной полированной мебели уже живого места не осталось. Белый деревянный подоконник испещряли занозы и вмятины. Только темно-коричневые кожаные кресла почти не пострадали. Их вдоль и поперек исполосовывали царапины, но кожа оказалась на редкость плотной и крепкой и продолжала стойко выдерживать удары судьбы.
– Алиса? – окликнула я и встретила совершенно безумный взгляд светло-карих глаз. Темно-каштановые волосы рассыпались по плечам сестры в художественном беспорядке. На скуластом, осунувшемся лице застыло выражение полной отрешенности. Но уже через минуту мелкие точеные черты перекосила гримаса ужаса.
Сестра уронила голову на грудь и очень тихо спросила:
– А кормить сегодня будут? Или только завтра? После родов зеленых человечков?
– Алиса, это я, Ольга, – попыталась дозваться я.
Сестра замерла и выпрямилась, словно шест проглотила. Немного помялась босыми ногами на бежевом пробковом полу и рывком задрала мешковатую розовую ночнушку, оголив ноги.
– Погоди, Оля, мне надо родить!
Алиса швырнула на пол банку зеленого горошка и с размаху села на нее.
Я уже намеревалась пойти на кухню, приготовить поесть, но сестра вскочила как ужаленная, схватила консервы и отправила в открытое окно с криком:
– Будьте вы прокляты! Вот вам ребенок!
Я бросилась к окну, чтобы оценить масштаб катастрофы.
В последний раз нам чуть не пришлось выплачивать соседу неустойку за разбитое лобовое стекло роскошной черной иномарки. Безумный вид Алисы и ее слезные просьбы: «Пожалуйста! Снимите ошейник! Мне больно…» – почему-то заставили владельца крупной фирмы пойти на попятный.
Но раз на раз не приходится…
Банка со свистом вспорола воздух и нацелилась прямо в голову нашего электрика. Он привычно отразил снаряд металлической сумкой с инструментами. Вскинул голову и взглянул на меня так, что уж лучше бы обругал матом.
…Четыре года назад Алиса пропала – вышла из дома в аптеку и не вернулась. Нашли ее спустя полтора года, совершенно невменяемой.
– Да ты рехнулся? Зачем нам тут еще одна баба? Студентки и Гандалия мне уже во где!
От оклика низким бархатистым голосом я вздрогнула, открыла глаза и нервно огляделась вокруг.
Автобус стоял, но как долго, я не имела ни малейшего понятия. Выводить «еще одну бабу» наружу никто не спешил. Паника накрутила пульс до невиданных высот. С трудом переводя дыхание, я прислушалась к голосам снаружи.
– А я сказал, будешь с ней работать! И попробуй возразить! Мигом вылетишь в трубу. Сизым голубем полетишь в свой захудалый мирок, воевать и грабить мирных горожан.
Я узнала голос ректора. Только приторных ноток в нем больше не было. Езенграс командовал как генерал на плацу.
Я опасливо выглянула в окно. Десятки розоватых добротных корпусов Академии походили то ли на рыцарскую крепость, то ли на средневековый музей. Соединяясь невысокими перешейками и мостиками-арками, они сливались в одну, монолитную, спиральную постройку-лабиринт. В таком можно плутать и плутать. Автобус подвез меня ближе к центральному кольцу лабиринта. Между корпусами змеились вымощенные бледно-серыми камнями дорожки. Перед зданиями раскинулись просторные, тоже мощеные площадки.
Вокруг них и по сторонам от дорожек тянулись зеленые стены из высоких, подстриженных кубиками кустарников.
Во внутренних двориках раскинулись садики с курчавыми деревцами и кустами, усыпанными цветами, как новогодняя елка – шарами.
Ветер с боевым свистом прорывался во все, даже самые крохотные щели автобуса, принося с собой запахи. Густой, хвойный лучше кофе прочищал голову, медово-пряная нотка цветочного нектара совсем не к месту расслабляла, разнеживала. По счастью, ее разрушительному действию на мою собранность и внимание мешал аромат свежескошенной травы.
– Мы воевали с воинами! – ворвался в мои наблюдения грубый возглас собеседника ректора. – Какого черта? Я не хочу работать с бабой! Она же… она же… она же… Баба! – похоже, худшего оскорбления для него просто не существовало.
Чтобы увидеть мужчин, мне пришлось бы высунуться в окно. А делать это почему-то категорически не хотелось.
– Сам ты баба! Раскудахтался, как курица. – Со мной ректор явно выбирал куда более интеллигентные выражения. – Она управляет электричеством, огнем и преподаватель от бога.
– Вот только от какого, – хмыкнул собеседник Езенграса. – Мне почему-то кажется, от бога Хаоса и разрушения. Имя ему женщина!
– Ну хоть уже не баба – женщина, – как-то слишком по-доброму ответил ректор и вдруг распорядился: – Встреть ее чин по чину. Все покажи и расскажи. И попробуй мне только дурить! Я ведь предупредил! Вылетишь с такой скоростью, что зад… сам знаешь, что загорится.
Снаружи повисла напряженная тишина. Казалось, собеседник Езенграса переваривает приказ и вот-вот взорвется негодованием и возражениями. Но вместо этого дверь автобуса резко отъехала в сторону и с грохотом ударилась о борт.
– Выходите! – бросил мне верзила в пиджаке поверх зеленой футболки и слишком просторных, но дорогих и элегантных черных брюках.
Если бы не подслушанный в автобусе разговор, я назвала бы его почти красивым. Резкие, правильные черты, нахальная улыбка мужчины, прекрасно осведомленного о своей привлекательности, и длинная русая коса за спиной. Такого трудно не заметить.
Я выпрыгнула наружу и оказалась неудобно близко к первому академическому встречному. Отступать хотя бы на шаг он и не думал.
Без малейшего стеснения уперся взглядом в мою грудь, скользнул ниже и даже чуть наклонил голову, оценивая округлости бедер.
Я давно занималась йогой. Начинала ради гибкости и силы. Но после исчезновения и возвращения Алисы «асаны» – единственное, что успокаивало и отвлекало от ужасов реальности. Зато фигуры своей я не стеснялась ни капли. В поездку бездумно надела узкие синие легинсы и облегающую голубую блузку, и поплатилась за это сполна.
Только раздев меня взглядом полностью, человек-гора соизволил взглянуть в глаза. Пришлось до боли в шее задрать голову, и он снисходительно наклонился.
Глаза цвета вишни уставились на меня, не мигая. Я заметила три родинки над правой бровью – каждая меньше предшественницы.
Наша немая сцена длилась еще некоторое время. Теперь первый академический встречный оценивал мое лицо, внимательно и почти придирчиво. Как коня покупал! Так и напрашивалось сравнение. Грешным делом подумалось, что вот сейчас он залезет ручищей мне в рот, проверяя и пересчитывая зубы.
Фу-фу-фу.
– Сегодня сможете выспаться, – проронил верзила спустя недолгое время. – Негоже портить такое личико бессонными ночами. Ты ничего, Ольга Зуброва. Я-то ожидал гораздо худшего, – поделился он с оттенком доверительности. – Какую-нибудь очкастую ботаничку. Суровую, но заплывшую где только можно. А ты… ты… ты… даже очень.
Он довольно ухмыльнулся, одарив меня, кажется, самым роскошным комплиментом из своей «богатой» кладовой.
– Простите, а вы кто? – попыталась я осадить нахала. Честно говоря, возмущение ушло как вода в песок, как только верзила заикнулся про хороший сон.
– Я проректор по учебной и методической работе – Вархар Изилади, – кивнул верзила. – Твой непосредственный начальник.
– Ваш непосредственный начальник, – поправила его я.
Правая бровь верзилы приподнялась, увеличив расстояние между родинками.
– Короче! У нас все по-простому, привыкай, – рубанул Вархар. – Езенграс назначил тебя заведующей кафедрой управления энергией огня и подвластных ему стихий. Я провожу к месту жительства. Потом увидишь – где и что. Разберешься.
Не дожидаясь ответа, проректор вытащил из предусмотрительно открытого водителем багажника мои чемоданы. Закинул их на плечи легче, чем иной мужчина пустые сумки, и направился в сторону Академии.
Может, я еще сплю? Здание из огромных глыб розового камня поражало воображение красотой и монументальностью. Десятки стройных башенок с флюгерами в виде сфинксов, окошки с резными ставнями, бронзовые двери, с узорами и ручками в форме львиных голов. Академия выглядела сказочной, нереальной. А подключив астральное зрение, я едва не ахнула в массивную спину Вархара.
До лифта я дошагала на ватных ногах, так и не выходя из затяжного шока.
Сердце бешено стучало в ушах, холод спазмом скрутил желудок.
Вархар осторожно подтолкнул в кабинку, вошел сам и быстро нажал кнопку первого этажа. Двери лифта прижали Драгара так, что лицо его приплюснулось, а руки, которые парень предусмотрительно сунул в кабинку первыми, побелели.
– Ой. Про тебя-то я и забыл, – хохотнул Вархар.
В ступоре я едва сообразила, что нужно нажать кнопку остановки. Драгар одарил меня благодарным взглядом, Вархара – взглядом саблезубого тигра на охоте, и торжественно вошел в кабинку.
– Да ладно тебе, Оля, – неожиданно почти ласково произнес проректор. Бесцеремонно отодвинув Драгара одной рукой, Вархар приблизился вплотную и склонился к моему лицу. У меня же не было ни моральных, ни физических сил что-то говорить или делать. Как марионетка, я подняла на проректора глаза и позволила ему взять себя за подбородок.
– Ну во-от! – возмутился Вархар. – Было бы из-за чего так пугаться. Это крипсы. Зеленые великаны расхулиганились. Приструним, не бойся! Так, что только пятки сверкать будут! Не впервой, как-никак.
В этот момент передо мной сверкнули не пятки крипсов – акулья улыбка Вархара. Но потрясало вовсе не это.
Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но выдавить смогла лишь жалобный стон.
Крипсы. Зеленые великаны… Алиса!
В голове царил жуткий хаос. Мысли путались. В каком-то шоке, ступоре слушала я о том, что Алиса никакая не сумасшедшая. Вернее, сумасшедшая, но совсем не такая, как я думала.
– Твою сестру и других землянок похищали крипсы. Раса такая. Они большие, лысые и зеленые. В общем, красавцы писаные, – Вархар гоготнул, но, взглянув в мое растерянное лицо, резко прервался и продолжил: – Езенграс не зря говорил, что поможет. Никто не знает о том, что случилось с твоей сестрой больше, чем наш старик-ректор.
Лифт остановился, и Вархар подтолкнул меня к выходу. Ноги не слушались, а в ушах все еще звучали его слова: «Твою сестру похищали… крипсы».
Воспользовавшись моим замешательством, Вархар приобнял за талию и принялся рассказывать дальше, старательно отодвигая Драгара другой рукой. Парень пыхтел, сопел и бормотал под нос явно не поэмы Лермонтова.
– Наша Академия обучает воинов. – Вархар рассказывал об этом так, как рассказывает историк о быте и культуре древних цивилизаций. Увлеченно, но без сильных эмоций. – Одни остаются тут и охраняют здешний форпост на границе миров. Другие – идут в свои миры и там работают в спецслужбах – контролируют таких, как мы. Сильных магически существ. Они не все добрые, сама понимаешь. – Вархар улыбнулся, но меня не проняло. – Наша задача, чтобы маги не пытались завоевать чужие миры. Особенно это касается таких миров, как твой. Где почти нет своих магов, и способностями они владеют еле-еле.
Даже на этом сомнительном комплименте я не пришла в себя, продолжая в полнейшем оцепенении слушать проректора.
– С крипсами история отдельная. Их женщины после какой-то там эпидемии детей выносить не могут. Вот крипсы и нашли решение. Похищают землянок и внедряют в них свои эмбрионы. Чтобы пленницы благополучно доносили и не случилось выкидыша, постоянно пичкают собственной аурой. Вот именно из-за нее землянки и сходят с ума. Как твоя сестра. И наши медики вовсю занимаются тем, чтобы научиться обращать процесс вспять. Потому что – заметь – мы знаем причину болезни! А это уже шаг к ее излечению.
В каком-то тумане слушала я последний монолог Вархара, а перед глазами стояла Алиса. Маленькая, забитая, несчастная Алиса.
…Она съежилась на жестком деревянном стуле в многолюдном полицейском участке, раскачивалась из стороны в сторону, всхлипывала и бормотала:
– Больно… как больно… Зеленые великаны… Они… Я носила их ребенка. Зеленые великаны… они… больно. Больно!
Усталый полицейский с пивным брюшком и осоловевшими глазами протянул мне документы и с сомнением уточнил:
– Вы уверены, что хотите забрать ее домой? То есть, мы можем отправить ее в лечебницу для невест зеленых великанов. Подумайте…
– Оля! Оля! – Вархар потряс меня за плечи.
Зрение сфокусировалось, и я обнаружила, что мы стоим возле корпуса.
От ближайших квадратных кустов упоительно пахнуло свежестриженной зеленью. Легкий ветерок осторожно перебирал мои волосы.
На дворе совсем стемнело.
Гири фонарей над головой разливали широкие конусы яркого света. Их рассекали неровные желтоватые и голубоватые лучи из окон общежития.
Жирные ночные мотыльки, в веселой компании мошкары, кружили внутри световых пятен, то и дело устремляясь к раскаленному стеклу фонарей.
Вокруг было тихо-тихо. Только где-то вдалеке чирикали птицы, да стрекотали в траве кузнечики.
Проректор стоял совсем близко. Одна рука его бесцеремонно лежала на моей талии, а другая – на плече.
– Я? Вы? Где мы? – я потрясла головой, стараясь привести себя в чувство.
– Ты слегка обалдела от новостей, и я вывел тебя на улицу, подышать свежим воздухом. Он всегда мозги прочищает, – мягко ответил Вархар. – Прогуляемся? – предложил с кривой ухмылкой, и рука его начала спускаться с талии к бедру.
Возмущение закипело мгновенно, обожгло щеки и уши.
Вот нахал! Только немного дашь слабину – и он тут как тут!
Я отскочила, метнулась к дверям общежития и суматошно бросила через плечо:
– Ничего подобного! И прошу больше так ко мне не прикасаться!
– А твое тело еще недавно просило другого! Уж в чем, в чем, а в этом я понимаю! – полетело мне вслед вместе с хохотом проректора. И казалось, от его взгляда спина вот-вот запылает синим пламенем.
* * *
Коридор приветствовал криками и визгом, переходящими в ультразвук. Такого я уж точно не ожидала от здешних бугаев-студентов.
В конце коридора, в тупике, столпился народ. Я бросилась туда, и уже на середине пути в нос ударил противный запах гари. Над головой пролетела молния, вторая, третья. Я вспомнила древний мультик про поросенка Фунтика, его героя, над чьей головой свистели сначала пули, а после и сапоги, и поняла, что сама себе завидую.
Ровно в девять утра я с огромным трудом отрыла бронзовую дверь кафедры и на долю секунды оторопела. Знакомые помещения преобразились до неузнаваемости. Жизнь била ключом, а то и несколькими ключами сразу.
Две юркие уборщицы-истлы в черных робах рысили из угла в угол, а за ними, помахивая высокими ручками, как дрессированные собачонки хвостом, ездили моющие пылесосы. Но жизнь уничтожала результаты их бурной деятельности прежде, чем я успевала ими налюбоваться.
Только розовый пол начинал блестеть чистотой, на нем появлялись отпечатки обуви, бумажки, плевки и подозрительные лужицы, все как одна грязных оттенков. Хорошо хоть не жвачки.
Только уборщицы, кряхтя, оттаскивали куда-то мусорные мешки размером с Вархара, в углах материализовались холмики. Стеклянные, пластиковые и металлические бутылки соседствовали там с клочками непонятного вида и происхождения. И, конечно, как же без них – в углах, около стен и на подоконниках вырастали горки подсолнечной шелухи, вперемежку с семечками.
Только стены обретали благородно-розовый оттенок, на них, словно по волшебству, проступали надписи самого разного содержания и цензурности. От свежих новостей: «Здесь был Пулькет», «Эллиор втюрился в Брамину» до суровых обещаний: «Залларайну натянем зенки на пятки!», «Здесь на гвоздике будут висеть уши Кастросвета». Последними появлялись непереводимые на литературный язык фразы и междометья, порой в сочетании с чьими-то именами.
Свет гас каждые минут пять, и с брачной песней кита-горбатки включался запасной генератор. Два взъерошенных, злых на весь свет электрика-таллина в серых робах сновали туда-сюда, с трудом расходясь с уборщицами. Что-то усердно проверяли, чинили, подкручивали. И щеголяли гораздо более нелитературными фразами, чем «увековеченные» на стенах до следующей помывки.
И надо всем этим «карнавалом» витал такой коктейль запахов, словно летний продуктовый рынок вздумал объединиться с парфюмерным салоном и чебуречной.
Вуз, милый вуз.
Везде сновали уже знакомые мне по яркому представлению Драгара существа. Каждый встречный незнакомец обращался по имени-отчеству и преспокойненько отправлялся по делам. Меня посетило ощущение, будто «оттрубила» тут лет десять, не меньше, и теперь страдаю жестокой амнезией.
Женщин работало в Академии – раз, два и обчелся, в прямом и в переносном смысле слова. Мне навстречу попалось восемнадцать лекторов и только две лекторши, десять аспирантов и ни одной аспирантки.
Прямо как на родном физическом факультете. В голове всплыл бородатый анекдот про обезьяну:
– Обезьяна, зачем ты поступаешь на физфак? Ты же в физике полный ноль!
– Зато я буду первой красавицей факультета.
К моменту, когда переступила порог собственного кабинета, чувствовала себя сильно похудевшим лилипутом. Абсолютно все вокруг либо возвышались надо мной не меньше, чем на две головы, либо оказывались вдвое шире в плечах. Либо и то, и другое. Со спины преподши отличались от преподов не больше, чем студентки от студентов. Как и ребята, местные сотрудники носили либо длинные косы, либо конские хвосты.
Подчиненные не ходили – маршировали так, что, не заметь они меня, снесли бы как ураган щепку. Хорошо, что благодаря неиссякаемому мусору и непросыхающим лужам на полу, лекторы и аспиранты вынужденно смотрели под ноги.
Зайдя в кабинет, я наглухо закрыла дверь и облегченно вздохнула.
Отвыкла от суеты, толкотни и беспрестанного шума сотен голосов. А к тому, что голову нужно непрерывно вскидывать или опускать, приветствуя подчиненных, никогда и не привыкала.
Голова гудела, пульс слегка участился, шею свело.
Слава богу, бронзовая дверь участливо отрезала меня от всех местных раздражителей – начиная от звуков и заканчивая запахами.
Тишину кабинета завкафедры нарушала лишь птичья перекличка за окном и привычный боевой свист ветра изо всех щелей рам.
Хорошо-о… Хоть весь день тут сиди.
Окна кабинета выходили на красивый дворик, со всех сторон огороженный стенами корпуса. На квадратном участке свечками устремлялись в небо деревья, похожие на кипарисы. Между ними теснились кусты, усыпанные цветами размером с ладонь. И что самое невероятное – на одном и том же кусте распускались красные, желтые, голубые и даже черные цветы. Формой лепестков они напоминали то ли маки, то ли мальвы, из центра выстреливал острый белый пестик с плоским сердечком на кончике.
Красиво, черт возьми!
Вчера я смерила кабинет двадцатью шагами – что вдоль, что поперек. Львиную его долю отвоевал черный деревянный стол. Рядом с кожаным креслом, ему под стать, пристроились два стула, напротив – еще четыре.
Хочешь – сажай посетителей доверительно, рядышком, хочешь – официально отгородись от них столом.
Лакированная громадина выглядела такой тяжелой и основательной, что я ничуть не удивилась, когда не сумела сдвинуть ее с места. Думала подтащить стол поближе к окну, чтобы вдыхать медовые запахи цветочного нектара и не включать лампу днем.
Изрядно попыхтев, я бросила глупую затею до лучших времен. Темно-синяя юбка-колокол, и нежно-голубая трикотажная блузка в обтяжку – не самая удачная одежда для физических упражнений. Не говоря уже о туфлях на среднем каблуке. Хотелось произвести впечатление. Хотя теперь становилось ясно, что даже двадцатисантиметровые шпильки не приблизили бы меня к желанной цели. В них я еле-еле доставала бы истлам, сальфам и таллинам до кончика носа, а скандрам и мрагулам – до плеча.
Я плюхнулась в кресло за рабочим столом, утонув в нем почти целиком. Включила компьютер, налила себе воды из стройного граненого графина, и тут в дверь постучали.
– Да? – с подозрением спросила я.
Надеюсь, это не Вархар?!
– Это Максдрагар, – ответ нежным, юношеским голосом вызвал у меня вздох облегчения.
– Заходи!
В ожидании гостя я отставила круглый белый стакан то ли из стекла, то ли из пластика подальше от компьютера. Моя нервозность – достаточная угроза бедной машине, хватит с нее и этого.
По холлу поплыла облегченная тишина. Даже леплеры умолкли. В последнее время их басистая ругань перекрывала смачные выкрики таллинов, жалобные стоны сальфов, рычание истлов и даже витиеватую ругань скандров с мрагулами.
Учитывая, что меня не зашибло булыжником, а треск камней резко прервался, становилось ясно, что стихийное бедствие закончилось.
Я приоткрыла один глаз, другой и увидела Вархара.
Он размахивал руками как дирижер симфонического оркестра, и булыжники, заключенные в плотные световые коконы, дружно прыгали на прежние места.
Как он стоит на раскаленном полу?
Я уронила взгляд на ноги проректора и обнаружила, что он и не стоит вовсе. Скорее завис в миллиметрах над полом на все той же световой подушке. Эх! Хочу его способности!
Неподалеку от Вархара на таких же световых подушках застыли три таллина. В белоснежных футболках и брюках, с такой же белоснежной корой, они словно бы светились изнутри. «Проволочные волосы» у первого были цвета очень темного свинца, у второго – червленого серебра, у третьего – низкопробного, розоватого золота.
Толпа за мной зашумела и зашелестела. Я расслышала: «водники»… «охладят»… «еще две трети пары»… «успеем дать почти весь материал»…
Преподы есть преподы! Их убивают, а они только и думают, как бы успеть втиснуть запланированные темы в остаток занятия.
Закончив с плитами, Вархар «поплыл» над полом, посыпая его белым порошком. Я так и не поняла – откуда он взялся в руках у проректора.
Толпа за спиной продолжала восторженно шушукаться, упоминая Вархара, водников и чудесное спасение наших занятий.
Троица таллинов застыла, будто они и впрямь превратились в растения и пустили корни.
Вскоре весь пол казался припорошенным первым легким снежком.
Вархар с победоносным видом подмигнул мне и развел руки в стороны. Золотистый свет залил розовые плиты. Белая субстанция расплавилась и, как по команде, стекла в стыки между ними. Немного пошипела, попузырилась и обесцветилась.
Вархар посмотрел на таллинов, но они даже бровью не повели. Я думала – все, уснули с открытыми глазами. Но в то же мгновение пол покрылся тонким слоем воды. Влага быстро испарялась, выбрасывая в воздух курчавые струйки пара.
Наконец, холл вернулся к прежнему виду, а Вархар окатил толпу суровым взглядом и взбодрил генеральским окликом:
– Чего стоим? Марш на занятия!
Лекторы и студенты ринулись на кафедры быстрее, чем жители атакованного с воздуха города – в бомбоубежище.
Только я хотела просочиться мимо Вархара, как очутилась в его стальном захвате.
– Ты в порядке? – без прежней бравады, взволнованно спросил проректор. И внимательно заглянул в глаза.
– Д-да… – растерялась я.
– Крипсы, – развел руками Вархар, подмигнул снова и беззаботно добавил: – Как дети, ей богу! Не обращай внимания.
Я не нашлась что сказать. То, как проректор легко и без нервов решил проблему, восхищало. Его близость волновала, сбивала сердце с привычного ритма. Вишневые глаза смотрели с таким беспокойством, участием, что в животе теплело и хотелось прильнуть к груди Вархара, успокоиться в его крепких объятиях. Мысли о лекции, о проректорском бахвальстве по дороге из столовой испарились как не бывало. Вообще все мысли испарились. Сладкой дымкой окутала эйфория. И я уже почти поддалась очарованию момента, когда Вархар бесцеремонно обнял за талию, прижал к каменному телу и выдал:
– Вот видишь! Я же говорил! Лучше, чем я, в Академии мужиков просто нет. Да что там в Академии, в принципе нет никого лучше!
Вот же нахал! Только расслабишься, а он опять о своем, о больном!
Я отскочила от Вархара как черт от ладана. Проректор лишь раскатисто расхохотался в ответ.
Я развернулась и на неверных ногах понеслась на кафедру. Лекция, у меня же лекция! И о чем только думаю?!
* * *
Впервые войти в лекционную нового вуза все равно, что впервые войти в клетку с тиграми. В случае Академии Войны и Мира – в клетку с саблезубыми тиграми размером со слона.
На ватных ногах, едва переводя дыхание, я остановилась возле аудитории и прислушалась к таким безумно знакомым звукам студенческой жизни.
Шум и гам за бронзовой дверью уступали разве что грохоту ночной дискотеки.
Взж-ж-ж… бум… бах… гр-р-р… з-з-з…
С неприятным звуком проскальзывали по камням пола стулья, скрежетали парты, студенты перекрикивали друг друга на разные голоса. А кто не мог перекричать – перекрывал галдеж зубодробительным фальцетом.
Там что, одни мальчики?
Словно отвечая на мой немой вопрос, рядом притормозила скандрина. Я видела ее на своей кафедре, но, сколько ни напрягала мозг, не смогла вспомнить ни имени, ни фамилии. Хотя сотрудница предусмотрительно представилась сразу после приветствия.
Ее небольшие светло-карие глаза, щедро подведенные карандашом, смотрели с сочувствием. На удлиненном лице с острым подбородком и носом-клювом расползлась дежурная улыбка. Между островками полустертой помады бешено-морковного цвета расправились синюшные складки губ.
Долговязая преподавательница, чуть менее массивная, чем те, с которыми уже сталкивала меня судьба, наклонилась и заговорщически прошептала:
– Вы им спуску-то не давайте, Ольга Искандеровна. Это ж мальчикóвый поток! Звери, а не студенты. Из особо воинственных миров. Что с них взять? Одних скандров две трети потока.
Сама не понимаю, как упоминание этой расы не вызвало у меня нервного тика.
Бодрящее напутствие сопровождалось бешеными кивками. Я даже, грешным делом, оглядела себя с ног до головы. «Штукатурки» на лице подчиненной было столько, что чистота моего наряда подвергалась серьезной опасности. И как ей самой-то удалось сохранить блестящую белоснежную блузу в идеально чистом виде?
Заработав начальническое «Спасибо за предупреждение», преподавательница залихватски крутанулась на головокружительных каблуках. Еще раз кивнула мне через плечо и с чувством выполненного долга зацокала прочь. Строевой шаг на шпильках смотрелся экзотично. Я даже испугалась, что вот сейчас она зацепится каблуком за подол узкой черной юбки в пол и грохнется навзничь. Но ничего такого не произошло.
Время шло, а лифт продолжал двигаться. Я даже порадовалась тому, что сижу. Да и спускаться было решительно некуда – студенты монолитной стеной сгрудились подо мной. Леплеры стояли друг у друга на плечах. Сальфы застыли в немыслимых позах, приплюснутые со всех сторон, и натужно тянули носами воздух. Скандры и мрагулы поводили могучими плечами, и вдыхали полной грудью. Истлы привычно пригибались, как хищники перед броском, и сердито сопели, обнажая клыки. Таллины выпрямились и замерли, словно настоящие деревья.
Кто-то ругался, кто-то шутил, кто-то обменивался гневными тирадами.
– Это не сучо-ок! Не надо за него дергать! – возмутился светлокорый таллин.
– Вот и убери свои не-сучки-пальцы куда подальше, – отозвался леплер с «нижнего этажа». – Пока мы их не пообломали. А то в глаза лезут.
– Да хватит уже толкаться! – оскалился истл с каштановой гривой и родинкой возле уха.
– Кажется, кто-то слишком жирный! Надо бы его слегка похудеть! – обратился скандр со шрамом поперек носа к соседу-мрагулу с золотым кольцом в ухе. Послышались сдавленные стоны сальфов и минорные ругательства леплеров – кажется, варвары исполнили угрозу.
– Да имейте же совесть! – пробасил какой-то леплер. – Хватит совать мне колени в рот!
– Скажи спасибо, что не когти в глаз, – рыкнул на него сосед – истл с растрепанной светлой косой и вздыбленными бакенбардами.
За первые минуты поездки я успела пожалеть о том, что не надела брюки, и порадоваться тому, что не надела юбку-карандаш. Она была моим первым вариантом «низа» для лекции. Не знаю уж, интуиция индиго остановила или банальная лень (юбка слегка помялась и требовала глажки), но слава ей до конца дней.
Теперь понятно, почему почти все местные преподши носили брюки такого же мешковатого кроя, что и мужчины. Мало ли с чем доведется столкнуться в очередной рабочий день?!
– Женщина, – на какой-то минуте поездки оживился Вархар, словно бы невзначай погладив меня пятернями по бедрам. – Ты наконец-то пришла в себя? Или все еще трясешься после камнестрела?
И пока я отчаянно боролась с желанием выпалить нечто совсем не интеллигентное или даже нецензурное, Вархар нейтральным тоном поведал:
– Крипсы прислали Езенграсу энергетическое послание. Требуют, чтобы мы пропустили их в ваш мир. Мы тут с соседней Академией подсуетились. На другом перекрестье миров есть еще одна. Не такая, правда, как наша… Но не суть. – Вархар презрительно скривился. – Академия Внушения и Наваждения называется. Они там мозги всем промывают направо и налево. Так вот, вместе мы сварганили энергетические стены. Теперь перейти в ваш мир из любого другого можно только через перекрестье. Короче, только через нас или через внушателей. Вот крипсы и психуют. Говорят: не пропустим – придут с нами воевать. Артисты! – Казалось, для Вархара чье-то желание воевать с ним равноценно желанию играть в прятки со стаей голодных раптеров. – И ведь не жалко же энергии! Ты представляешь, сколько надо сил, чтобы дистанционно у нас что-то взрывать?! А уж чтобы, как сегодня, пол разрушать… Это почище взрыва будет! Тут они орудуют внутри Академии, где какие-никакие щиты стоят. Ну, от внешнего воздействия. Их еще пробить надо. Ишь, как приперло. Дескать: мы можем у вас даже пол под ногами разобрать… Вот и шли бы… в гастарбайтеры…
Я судорожно пыталась осмыслить услышанное, а скандр, без малейшего перехода, сел на любимого конька.
– Женщина! А ты легче, чем предполагал, – заявил так громко, что у меня загорелись уши.
Студенты зашушукались, захихикали, монолитная стена вмиг обратилась в море, и оно заволновалось. Вархар окатил соседей «лазерным взглядом» и рявкнул так, что я подскочила на его шее на добрых пару сантиметров.
– Кого-то оставить вне антимагнитной зоны? Только дайте повод! Меньше народу – больше кислороду!
Испуганная тишина накрыла нас с головой. Пролети муха, показалось бы – вертолетные лопасти рассекают воздух. Похоже, я одна задалась вопросом – как можно на ходу высадить кого-то из лифта? Или я чего-то не знала? Но студенты верили Вархару безоговорочно и взирали на него ну просто с суеверным ужасом. Откуда-то снизу послышался хрюкающий смешок леплера и тут же стих.
В оглушительном беззвучии проректор продолжил комментировать мои «прелести»:
– Вроде бы и грудь шикарная, и попа что надо. А держу тебя, почти не чувствуя. Это очень даже хорошо, отлично даже. В некоторых случаях великолепно. И удобно, и полезно.
Море студентов у моих ног заволновалось вновь. Особо озабоченные задергались, пытаясь разглядеть то, что так красочно рекламировал Вархар.
– А вот твоя фигура могла бы быть и поизящней, – ответила я проректору той же монетой.
– Моя фигура? Изящней? – Казалось, Вархар вообще не ожидал услышать эти слова в одном предложении. Без видимых усилий проректор вывернул голову так, что у меня наверняка бы свело шею, и посмотрел как на ненормальную. – Женщина! – хмыкнул он, пригрозив пальцем. – Да ты понимаешь, что говоришь?! Мужчина должен быть крепким как дуб и мощным как скала. Желательно еще и быстрым, как змея. Никогда при мне не произноси слово «изящный» в отношении мужчины. Еще студенты подхватят этот вирус. Перестанут понимать – что такое настоящий мужчина. Что мне потом с этими изящтунами делать?
Я невольно хихикнула над изобретенным проректором словом.
– Короче! Считаю твою фигуру и вес очень даже годными для отличного времяпрепровождения. А твой характер не сахарным, но приемлемым для более серьезных отношений.
Странно, но соседство пары сотен учащихся нисколько не смущало Вархара. В отличие от меня. Жар опалил лицо и грудь, до ужаса хотелось нырнуть в толпу студентов и провалиться в подполье.
– А я считаю, что мой срок годности давно вышел, – постаралась как можно беззаботней парировать я. – Хватит с меня уже отношений.
Внезапно изнутри поднялось странное, незнакомое мне прежде воодушевление. Или то было замаскированное чувство противоречия? Хотя, какая разница!
– К уклонению от предметов го-отовьсь! – скомандовал проректор, словно мы в армии. И я уже предположила, что он шутит в своей незабываемой варварской манере. Но не тут-то было.
Перед моими глазами, со свистом вспарывая воздух, носилась мебель. Столы и стулья, шкафы и сейфы летали получше иных пернатых: туда-сюда, вверх-вниз, нарезали круги и описывали замысловатые зигзаги.
От мебели шарахались по громадному залу студенты и преподы – кто во что горазд. Масштабы помещения впечатляли – хоть в качестве самолетного ангара используй…
И не успела я удивиться, испугаться, в нас ринулся стол. Ножками он метил прямиком в головы студентов, внизу меня. Чуть повыше несся стул, нацелившись уже в мою бедовую голову. Кажется, даже в глаза.
Деваться всем было решительно некуда. И народ запаниковал. Студенты истошно задергались, затрепыхались. Посыпались смачные ругательства скандров и мрагулов. Зарычали истлы, жалобно заскрежетали таллины, загундели леплеры, высоко и истошно запричитали сальфы. А мебель уже влетала в двери лифта.
Только Вархар не растерялся, даже бровью не повел. Обеими руками толкнул студентов по сторонам от себя.
Ребята покачнулись, пригнулись и вылетели из лифта.
С десяток леплеров кубарем покатились по полу. Четверо истлов приземлились на четвереньки и пружинами вскочили на ноги. Чуть больше десятка таллинов повалились бревнами, покатились по каменным плитам и сбили с ног семерых сальфов. Те взмахнули руками и со стонами рухнули навзничь. Мрагулы и скандры встали как вкопанные, даже не пошатнулись. В кабинке резко стало свободно, и задние ряды пригнулись, а Вархар отскочил в сторону.
Бум-м… Бац… Вз-ж-ж…
Сладкая парочка – стол и стул – с грохотом врезалась в заднюю стенку лифта и съехала на пол.
– Магнитная буря. Ты еще не видела, что на улице творится, – подмигнул мне Вархар так, словно ничего особенного и не случилось. – Мебель прилетела из соседних помещений. С других этажей. Двери-то открыли загодя. Иначе мы остались бы и без дверей тоже. Так, для полного счастья.
Действительно, две пары дверей в противоположных сторонах зала были не только распахнуты настежь, но и прижаты каменными глыбами, размером с Драгара.
В громадные проемы величаво втекала разноцветная мебельная река.
Я нервно дернулась, заметив, что в лифт со свистом влетает сейф. Вархар выскочил наружу, разминувшись с ним на какие-то миллиметры, и осторожно поставил меня на пол.
«Бац… Бум-м… Бом-м…» – громыхнуло в лифте, когда сейф встретился со стеной. И оставшиеся студенты повыскакивали из кабинки как заполошные.
Я растерялась. Мебель носилась вокруг оголтелыми стаями. Я не понимала – куда бежать и что делать. Сердце зашлось в панике, барабаня в ушах какой-то очень неровный и очень быстрый ритм, горло словно стянула петля.
Пока я судорожно пыталась прийти в себя, проректор дернул за руку, и мимо уха просвистела ножка стола. Вархар присел, пропуская над головой шкаф. Размахивая дверцами, как птица – крыльями, шкаф устремился дальше.
– Бронзовое крошево, – вдруг пояснил начальник. – Его добавляют повсюду. Хвала богам, хоть бронза отражает нашу магию! Иначе пожары, вроде вчерашнего, спалят все подчистую. А что натворят водники! Или камнепадники! И это я еще магнетиков не вспоминал! – Вархар вскинул глаза к небу, словно молился. – Мало того, маги, вроде нас, постоянно оставляют за собой небольшие куски энергии. Удивился – и на тебе, возмутился – еще больше, восхитился… Ну ты поняла… Про более сильные эмоции уже не говорю. И вот эти неприкаянные клочки энергии бродят в пространстве, пока не встретят «носителя». Аура живых существ, даже растений, их отторгает, а предметов и вещей – нет. Так вот, без бронзового крошева, энергетические сгустки скопятся в мебели махом. И она тоже махом поменяет свойства. С безобидных на опасные для жизни, естественно. У нас тут иначе не бывает. Про полтергейст слыхала? Это оно и есть. И тогда, уж поверь, то, что ты здесь видишь, покажется детским утренником. Ну а так… остаточная энергия просто уходит на перекрестье и питает его.
На этой веселой и не совсем понятной нормальному физику ноте Вархар положил мне руку на плечо и надавил, заставив присесть. Сам метнулся в сторону, и там, где он только что стоял, пролетели три книжных стеллажа. Они тихо и размеренно постукивали друг о друга ножками, словно походя беседовали на азбуке Морзе. Над моей головой пронесся тот самый сейф, что еще недавно штурмовал лифт. Наверное, решил догнать и добить. Волосы зашевелились на затылке, а сердце опомнилось и ушло в пятки. Я едва могла вдохнуть.
Мимо с хохотом пробежала орда скандров. Они лихо проскочили между тремя шкафами и двумя сейфами, и синхронно присели, чтобы пять кресел пронеслись над головами – одно за другим. Похоже, скандрам салочки с мебелью доставляли ни с чем не сравнимое удовольствие.
С ужасом вскрикнул где-то справа черногривый истл, упал на пол сбитый шкафом белокорый таллин. Шкаф сделал над ним круг почета, словно хвастался победой, и метнулся в сторону. Таллин, с корой цвета шоколада, хотел помочь сородичу – и стайка стульев завалила его тоже. Догнала шкаф и похлопала его по стенкам многочисленными ножками, будто сообщала, что внесла вклад в общее дело.
Я оцепенела и вдруг… совершенно успокоилась, сконцентрировалась.
Справа и слева, сзади и спереди – мебель летела отовсюду. Но оценить расстояние, сориентироваться труда не составляло.
Под ноги бросилась перевернутая парта и заскользила по полу, как лодка по морю. Я подпрыгнула и услышала ободряющее «Молодец! Так держать!» от предсказуемо бодрого и позитивного Вархара. Проректор распластался на полу, чтобы стеллаж, залихватски вращаясь, под стать вертолетной лопасти, не сбил его с ног.
Мою голову справа атаковал стол, конечно же, прицелившись ножкой в глаз. Какая-то мания просто! Казалось, мебели завидно, что у нас есть глаза, а у нее – нет, и каждый второй предмет обстановки усиленно пытался исправить это досадное недоразумение. Я отскочила назад, но оттуда как раз летело кресло, исполняя такие фигуры высшего пилотажа, какие не всякому истребителю по плечу. Я упала на пол. Рядом растянулся Вархар.
Пока мы ехали в лифте, неутомимые скандры наперебой рассказывали про прошлые магнитные бури. Жестикулировали как две бешеные мельницы и строили гримасы тиранозавра на охоте.
Мрагулка же забилась в дальний угол и вжалась в кресло, видимо, отходила от шока. Сначала на нее напала мебель, а потом и Вархар. После такого любой не скоро придет в себя. Бледное лицо мрагулки выглядело получше, чем у вчерашних бедокуров и многих других сородичей. Но веснушек, прыщей, щербинок и на нее природа не пожалела.
Долгая поездка отозвалась в моих ногах ноющей болью, а шумные мужские возгласы и бешеные махи руками – мигренью. Я только и мечтала прийти в свою комнату, упасть на кровать и не вставать до завтра.
– А вот три года назад магнитной бурей принесло кусок какого-то здания, – щедро делился воспоминаниями Вархар. – Что было-о-о-о… Оно врезалось в башню, башня упала вниз, врезалась в учебный автобус. Автобус взмыл в небо. Выбил окна сотого этажа. Снес все кафедры и коридоры как взрывом, – проректор перечислял катастрофы таким восторженным тоном, словно речь шла о прогулке по парку аттракционов. – Короче, крипсам далеко до такого размаха. Энергии не хватит.
– Стоп, – вынырнула я из мутной отрешенности. – А почему сотого этажа? На вид тут не больше четырех?
Вархар запрокинул голову и загоготал. Драгар подхватил, хотел взять слово, но проректор просто закрыл ему рот пятерней. И, игнорируя возмущенное мычание помощника, как ни в чем не бывало, поведал:
– Видишь ли. В стратегических целях бóльшая часть здания невидима. А то, что ты видишь снаружи, – нечто вроде фантома, наложенного на настоящие корпуса. Снизу все без изменений. Сверху будто бы небо, облачка, а на самом деле, это все еще здание. Так вот, – без перехода обрушил на меня Вархар новый поток баек из местного склепа.
Казалось бы, в автоматные очереди рассказов проректора невозможно вставить ни слова. Да что там слова, даже нечленораздельный возглас втиснуть не получится. Но Драгар вставлял, и даже не только одно слово.
Моя бедная голова гудела, как будто на нее надели чугунное ведро и беспрерывно, из чувства особого садизма, колотили по нему молотком.
В лифте, что недавно вмещал под триста существ или даже больше, казалось, мужчин слишком много, а меня слишком мало. Внимать неиссякаемым фонтанам их красноречия становилось все невыносимей.
Я всерьез заинтересовалась возможностью сойти с лифта на ходу.
– …А что было, когда бурей принесло доспехи, мечи и щиты…– распространялся Вархар.
– Ага-а… Мы их потом неделю собирали во всех углах парков, – перебивал его Драгар. – А еще на газонах, на чердаках, на деревьях. Коты забрались аж на крыши башен. Орали почти как сигнализация. И так пять ночей кряду. То ли град клинков вспоминали, то ли очень хотели спуститься, но боялись. Мы пытались их подкормить. Мы ж не звери какие! – помощник оскалился в самой добродушной из своих акульих улыбок. – Только мало кому удавалось докинуть еду. На такую высоту-то. Мы ж не какие-нибудь там бассетхаунды… ой, баскетхаунды… ой, баскетглисты? В общем! Чаще всего случался недолет. Еда попадала кому-нибудь на голову. И на третий день преподаватели запретили кормление котов. Под страхом темной башни.
Так и вообразила себе эту живописную картину. Выходишь себе из корпуса, и – блюмц – яичница падает прямо на лицо как какая-нибудь увлажняющая маска. Или, того хуже, чья-нибудь поджаренная нога со свистом обрушивается на затылок. Даже странно, что преподы терпели два дня. Возможно, просто не все помнили, что случилось…
– А когда принесло три поезда…
– А самолет с людьми?
– А железобетонный забор?
– А лошадей в железной сбруе?
Не помню, как мы доехали до нижнего этажа. Только помню, как пулей вылетела из лифта, а мужчины хором крикнули: «Ольга, давай провожу до комнаты!».
Наплевав на то, что Вархар уже почти нагнал меня, а Драгар ни с того ни с сего назвал по имени, без отчества, я припустила сильнее. Но куда слабой женщине до воинственных скандров!
Меня настигли, зафиксировали между двумя мощными телами и довели до самой двери.
– Может, сходим в столовую? – невозмутимо подмигнул Вархар.
– Я могу заварить вам чай, – предложил Драгар. Попытался подмигнуть, но получился нервный тик.
Быстро выкрикнув «Не-ет!», я захлопнула дверь и сползла по ней на пол.
Переживания догнали и накрыли с головой. Где-то в самом горле билось сердце. Едва дыша, вспоминала я, как в окно спикировала башня. Казалось, она мокрого места не оставит ни от меня, ни от Вархара, ни от Драгара, ни от злополучной кафедры. А потом… господи… потом…
Свист раскаленных камней над головой, булыжник, нацеленный прямо в лицо, мебель, так и норовящая убить…
Я с трудом поднялась с пола, на неверных ногах добрела до кухни, и выпила сразу три чашки мятно-ромашкового чая. Залпом, как коньяк.
Когда дошла до кровати и плюхнулась навзничь, руки все еще тряслись, а сердце бешено колотилось. Но поспешную мысль «наконец-то передохну, переведу дух, высп…» прервал настойчивый стук в дверь. Мне дико захотелось прикинуться шлангом, крикнуть «Никого нет дома, зайдите завтра, а еще лучше – никогда».
– Ольга Искандеровна? А, Ольга Искандеровна?
Подростки, что с них взять. Что в обычном мире, что на волшебном перекрестке миров, все они похожи, и проблемы их всегда попахивают местечковым «концом света».
Высокий голос с просящими нотками, кажется, принадлежал спасенной от мебели мрагулке.
– Заходи, – вздохнула я устало.
Девушке и так не сладко. Надо вытащить себя из постели и поддержать ее, чем смогу. Может, ей и пойти-то больше не к кому?
Я присела на кровати и четырьмя хлопками зажгла самый яркий свет. Нужно проснуться, а хороводы кружочков перед глазами преотлично стимулируют почти отключенный мозг.
Мрагулка слегка приоткрыла дверь, бочком протиснулась между ней и косяком, и встала как вкопанная.
Дылда, так называли бы ее в моем мире.
– Р-раз, два, р-раз, два, р-раз, два! Поднажми-и! Р-раз, два! Стоя-ять!
От этих волшебных звуков я не то чтобы проснулась – подпрыгнула на кровати как ужаленная. И если бы не полусонное, еще ватное тело, точно вскочила бы по команде.
За окнами забрезжил рассвет.
Розовые языки солнца неспешно лизали небо у горизонта и расползались густыми разводами. Звезды выцвели и призрачными силуэтами таяли в синеве.
Сколько сейчас времени?
Жертва бешеного дизайнера – серебристые настенные часы в форме наконечника стрелы – показывали четыре утра. По счастью, выключилась я вчера рано и успела хорошенько выспаться.
– Да у тебя каким местом руки вставлены? Каким местом ноги топорщатся? В глаза смотри! Я к кому обращаюсь? Если руки растут из задницы, туда я их тебе и вставлю! Чтобы все видели твою истинную физиологию!
Звуки бодрили несказанно. От каждого выкрика я снова подпрыгивала на постели. Ну что ж, по крайней мере, зарядку можно уже не делать. Главное – позитивный настрой!
Выбравшись из кровати, я не удержалась и выглянула в окно. И это было моей роковой ошибкой.
Зрелище во дворе корпуса убедительно доказывало – всякий раз, когда я думала, что уже ничему не удивлюсь, жестоко ошибалась.
Мне представлялись солдаты, что идут строем и выполняют всякие финты, которые умные люди называют «военно-строевая подготовка».
Реальность превзошла не только самые смелые, но и даже самые извращенные фантазии.
Вархар – без него утро не утро – с генеральским размахом командовал пятью… садовниками. Он орал так, что даже у меня закладывало уши. И жестикулировал как три регулировщика движения и два дирижера большого Оркестра вместе взятые.
Жилистые мрагулы в одинаковых зеленых робах подпрыгивали от каждого возгласа Вархара и метались по Академическому дворику как заполошные.
Малейшая задержка всерьез угрожала здоровью садовников. Посчитав, что его не расслышали, Вархар опасно приближался и принимался молотить руками перед самыми их лицами. И мрагулам ничего не оставалось, как только нервно дергаться, уклоняясь от карающей десницы начальника. Вархар не пытался задеть садовников. Но увернуться от сверхскоростной мельницы его рук мог либо ниндзя, либо супергерой из комиксов. Мрагулы немножко уступали обоим фантастическим персонажам в талантах, поэтому время от времени сдавленно ойкали и шарахались в сторону.
На раз-два каждый должен был добежать до указанного проректором куста. Заслышав «Поднажми-и!», отстричь поврежденные магнитной бурей ветки секаторами. А они были чуть ли не с человека величиной.
Если кто-то запинался, путал кусты или, хуже того, натыкался на товарища, Вархар разряжал в него всю обойму своего варварского юмора.
Послушав, куда и кому вставить ноги, руки или даже голову, я отпрянула от окна в надежде, что меня не засекли. И зачем тут вообще на что-то надеяться?
– Ольга-а! – кажется, зов Вархара донесся до всех пяти миров вокруг Академии. Не исключено, что и до соседних тоже. – Просыпайся и пошли завтракать!
Я тяжело вздохнула, понимая, что спокойный завтрак мне не грозит, да и день, видимо, тоже.
– Да куда ж ты пре-ешь! – без перехода громыхнул Вархар. – Я тебе сейчас копыта местами переставлю и глаза на задницу натяну. Может, хоть тогда научишься ходить в нужном направлении!
Что поразительно, фантазии проректора на тему замены частей тела или натягивания одной на другую, никогда не повторялись.
– Ольга-а! – новый крик лишил меня шанса немедленно юркнуть в ванную.
Я опять выглянула наружу, заметив, что из окон повысовывались студенческие головы и кончики носов преподавателей. Похоже, в их представлении это был верх тактичности и уважения к коллеге.
– Да отстаньте уже! – раздраженный возглас вырвался сам собой. – Я еще себя в порядок не привела.
– А-а-а… Да не вопрос! Я тут подожду! – Казалось, Вархара вообще ничем не пронять. – Для женщины важно привести себя в порядок. Умыться, помыть все свои места. Голову помыть, наконец.
На этом его фантазия иссякла. Но и первых перечислений хватило, чтобы у меня загорелись уши, студенты загоготали, а лекторы деликатно захрюкали в кулаки. И меня прорвало.
– Свои места помой, варвар невоспитанный!
Зря я это сказала. Ой, как зря!
– Хм… – Вархар вскинул голову так, что, казалось, шея у него резиновая и гнется под любым углом. – Приятно, что тебя это волнует. Не беспокойся, я очень гигиéнистый варвар. И все свои места мою регулярно. Даже не один раз в день.
Теперь у меня уже горели не только уши, а еще и лицо, и шея.
Студенты ржали как кони, преподы продолжали задорно похрюкивать, а садовники вдруг захихикали как гиены. Зоопарк, ей богу.
И посреди всего этого возвышался непробиваемый Вархар, как главный дрессировщик местной фауны.
– Тебе подробно объяснить, как и чего мою? Или поверишь на слово? – уточнил он, и я поняла – проректор не угрожает. Так, предупреждает.
– Нет, – пискнула я и спряталась в окне.
– Как скажешь, – спокойно гаркнул Вархар. – А вы чего вылупились? Чего зубы скалите? Смотрите, чтобы шальным камнем не выбило.
И почему я сразу догадалась – кто хозяин этого «шального камня»?
– Ща сюда вызову! Помогать будете, раз утром заняться нечем. Заодно и разомнетесь перед тем, как на занятиях задницу плющить! Чего прячетесь? Я всех запомнил еще пять минут назад. – И, чтобы никто не сомневался в прискорбности своей участи и памяти проректора, он поставленным лекторским голосом перечислил имена студентов. Чуть помедлил, словно наслаждаясь произведенным эффектом – учащиеся и впрямь разом затихли. Теперь из их окон доносилось лишь покаянное дыхание. – Так-то лучше, – похвалил Вархар. И не менее громко перечислил имена-фамилии и должности преподавателей. Хрюканье тоже вмиг прервалось. Как проректор узнал подчиненных по кончикам носов, для меня осталось загадкой. Только из окон полетели длинные извинения, вперемежку с испуганной икотой.
Впервые войти в лекционную Академии Войны и Мира все равно, что войти в клетку с саблезубыми тиграми размером со слона. А впервые войти на заседание кафедры все равно, что войти на собрание самых матерых дрессировщиков. Тех, у кого эти тигры и через кольцо прыгают, и морковку грызут на потеху публики.
И вот только я собралась отворить дверь совещательной, как наперерез бросилась… Слася. Я отшатнулась и врезалась спиной в невысокого, крепко скроенного истла с рыжей гривой, собранной в низкий хвост, и пронзительными серо-голубыми глазами. Его молодое лицо, со множеством родинок, но почему-то только на правой стороне, очень не вязалось с густыми бакенбардами. А узкая зеленая футболка еще меньше вязалась с мешковатыми черными брюками со стрелками. То ли здесь такой дресс-код, то ли все подражают незабываемому стилю Вархара…
– Я хотел предупредить! – выпалил истл, торопливо сделав Сласе знак обождать с разговором. Мне понравилось, что мрагулка без звука уступила преподу.
– Там против вас что-то затевается. Держите ухо востро… с Гандалией.
– А я хотела предупредить насчет ее брата, – добавила Слася.
– Спасибо. – Я потрепала ее по руке, и мрагулка расцвела в улыбке:
– Если что зовите на помощь.
– Хорошо, – кивнула я, и Слася ретировалась. – И вам большое спасибо, – с не меньшим чувством поблагодарила истла. – Как вас зовут?
– Далек Мейсли, – представился он и открыл мне дверь.
Что ж, отступать некуда.
Предательская дрожь в коленях усилилась, но я постаралась вышагивать как можно уверенней.
Аудитория не особо отличалась от лекционной, не уступала ей и размерами. Потолки располагались на высоте четырех-пяти Вархаров, каждое из двух окон растянулось аж на всю стену. Причем, начиналось оно где-то на уровне моей груди, а заканчивалось у самого потолка. И никаких тебе ставен. Слова «мера» архитектор не знал и ни в чем себе не отказывал. А, нам, простым смертным, приходилось закрывать часть окон жалюзи. Иначе солнце Перекрестья миров, не менее добродушное, чем крокодил на охоте, слепило так, что глаза спасли бы только черные очки.
Зато, словно бы невзначай, дернув за золотистый шнурок жалюзи, я могла легким движением руки превратить совещательную в пыточную. Под страхом ослепнуть даже местные преподы расскажут все, что потребуется.
Вместо стройных рядов скамеек по огромной площади были хаотично разбросаны кресла. С высоченными спинками, с мягкими матерчатыми сиденьями, с удобными подлокотниками. В такие и президента усадить не стыдно, и светило науки не совестно.
Меня вновь, как и в день знакомства с кафедрой, посетила ассоциация с VIP-залом кинотеатра. Так и чудилось – вот сейчас преподы нажмут кнопки на подлокотниках кресел, и те превратятся в лежанки. Сотрудники водрузят на подлокотники даже не ведерки, а десятилитровые металлические ведра с попкорном. И захрустят им, наблюдая за мной, как за цирковым клоуном, что развлекает публику в перерывах между сеансами.
Фантазии не прибавили мне уверенности, зато прибавили адреналина, а он придал силы ногам. Сказать по правде, сотрудники вели себя гораздо приличней студентов.
Ни тебе шума, ни тебе гама, ни тебе грохота мебелью.
Никто не рисовал на партах, нажимая на ручку так, что получались уже не картинки, а барельефы. Никто не отскребывал ногтем кусочки скамеек, чтобы использовать их в качестве закладок в учебниках и тетрадях.
Разве только взгляды людоедов, с нетерпением ждущих, когда человеческая тушка поджарится на костре, немного мешали настроиться на лучшее.
Все как один тридцать два преподавателя кафедры – что женщины, что мужчины – сидели с идеально прямыми спинами и сложенными на коленях ладонями. Из-под ручищ, с лопату размером, выглядывали небольшие стопки бумаг. Предполагаю, что отчеты.
Завидев меня, сотрудники кафедры разом встали. И я снова почувствовала себя хоббитом на слете каменных троллей.
Гибкие и жилистые талины и чуть более атлетично скроенные истлы терялись на фоне великанов – скандров и мрагулов. Про стройных сальфов и низкорослых леплеров вообще молчу.
Стоило набрать в грудь побольше воздуха для приветствия, дверь кабинета приоткрылась. В щели между ней и косяком повисла голова Драгара. Глаза его бешено вращались, а волосы слегка вздыбились.
Я было понадеялась, что до такого состояния помощника довел очередной приступ самобичевания. Драгар опять опоздал на работу на целых две минуты. Но надеяться на лучшее в Академии Войны и Мира все равно, что строить планы на будущее, когда твою шею с аппетитом грызет аллигатор.
– Там большая драка. В холле, между кафедрами. Магнетики и водники, – оттараторил Драгар. Не ожидала, что можно говорить так быстро и с таким придыханием.
Покосившись на подчиненных, я наткнулась на вытянутые лица, стиснутые челюсти и выпученные глаза.
М-да… Кажется, дело плохо.
Ну что ж! Где наша не пропадала!
– Показывай! – распорядилась самым хладнокровным тоном, какой смогла изобразить.
Драгар распахнул дверь и жестом пригласил в коридор. Я как можно тверже направилась к выходу и кивком предложила сотрудникам «воспоследовать».
Образовалась презабавнейшая процессия.
Впереди шествовал до ужаса гордый возложенной на него миссией Драгар, ему только флага и не хватало.
Следом вышагивала я, стараясь копировать твердую поступь местных преподов. Рядом пристроился решительный Далек. И я была несказанно рада его соседству.
Позади нас, ровным строем, как рота солдат, маршировали сотрудники кафедры. Кажется, даже в ногу.
Ну ладно. Студентам я уже показала, кто тут главный. Настала очередь завоевывать уважение подчиненных. Завоевывать, похоже, в прямом смысле слова.
Стоило чуть приоткрыть дверь кафедры, как над моей головой пролетело водяное облако. Да-да. Облако воды. Жидкость тряслась в полете и переливалась, словно заключенная внутри целлофанового пакета.
Сзади послышались многоэтажные ругательства низкими, утробными голосами мрагулов и скандров, рычание истлов и скрипучее ворчание таллинов. Им вторило странное бульканье, вперемежку с басистыми выкриками леплеров и мелодичными жалобами сальфов.