Убийца-неудачница

Глава 1 - Иеронима

Ти­шина гос­ти­ной па­лац­цо Бель­тра­ми ка­залась бы мне уг­не­та­ющей, не на­рушай её ти­хая и не­тороп­ли­вая ме­лодия, из­вле­ка­емая из лют­ни тон­ки­ми паль­ца­ми Ха­тун — на­пева­ющей впол­го­лоса ста­рин­ную бал­ла­ду. Как наз­ло, её ис­полне­ние бал­ла­ды о жен­щи­не, жду­щей воз­вра­щения му­жа из крес­то­вого по­хода, про­буж­да­ло во мне од­новре­мен­но свет­лые и ок­ра­шен­ные пе­чалью вос­по­мина­ния: три дня и единс­твен­ная брач­ная ночь, что я и Фи­липп про­вели вмес­те, слиш­ком ма­ло… Так ма­ло нам бы­ло от­ме­рено судь­бой быть вмес­те, преж­де, чем он у­едет во­евать за сво­его сю­зере­на, и не­из­вес­тно, суж­де­но ли мне сно­ва уви­деть суп­ру­га. 

— Мо­жет быть, в бою не­рав­ном 
Ты стре­лой вра­га сра­жён 
И в мо­гиле бе­зымян­ной 
Ты дав­но по­хоро­нён. 

Те­бя не­кому оп­ла­кать, 
Кро­ме вет­ра, в тех кра­ях. 
И ник­то те­перь не зна­ет, 
Где по­ко­ит­ся твой прах, — про­пела Ха­тун сво­им соп­ра­но. 

Ко­неч­но, го­лос у Ха­тун очень неж­ный и чис­тый, но не­воль­но воз­никло ощу­щение, что этой бал­ла­дой она за­хоте­ла ме­ня до­бить. Буд­то на­роч­но имен­но эту пес­ню выб­ра­ла о же­не, про­водив­шей му­жа в опас­ный по­ход, от­ку­да он мо­жет и не вер­нуть­ся, и те­перь тер­за­ющей­ся не­веде­ни­ем о том, что с ним. Буд­то на­роч­но ре­шила ис­полнить пес­ню, так соз­вучную с мо­им ду­шев­ным сос­то­яни­ем. 

С то­го дня, как Фи­липп у­ехал, ми­нова­ло два ме­сяца, над го­родом влас­тво­вал ап­рель, но эти про­шед­шие два ме­сяца по­каза­лись мне дву­мя сто­лети­ями — за ко­торые, я ду­мала, сос­та­рюсь. 

Ни­ког­да ещё ход вре­мени не тя­нул­ся для ме­ня так мед­ленно, всё ок­ру­жа­ющее ви­делось по­мер­кшим и внут­ри ощу­щала се­бя пус­той. Пер­вые три дня я про­вела зак­рывшись в сво­ей спаль­не, на­от­рез от­ка­зыва­ясь спус­кать­ся вниз, ни с кем не же­лала раз­го­вари­вать, кро­ме при­носив­шей мне еду Ха­тун. Из то­го, что та­тар­ка при­носи­ла мне, что­бы под­кре­пить мои си­лы, я прит­ра­гива­лась толь­ко к тёп­ло­му мо­локу с мё­дом. Пи­ща же ос­та­валась нет­ро­нутой. Так тя­жело и сум­рачно бы­ло на ду­ше, что я не мог­ла се­бя зас­та­вить прог­ло­тить ни ку­соч­ка. Ка­залось, ес­ли поп­ро­бую съ­есть хоть крош­ку, неп­ре­мен­но ею по­дав­люсь, и не на ми­нуту не ос­тавля­ло чувс­тво, слов­но па­даю в тём­ную без­донную про­пасть, от­ку­да нет шан­са выб­рать­ся. 

Да­же моя доб­рая нас­тавни­ца Ле­онар­да не мог­ла ни­чего тут по­делать, как бы ни уп­ра­шива­ла ме­ня по­есть хоть нем­но­жеч­ко, и да­же лас­ко­вые уве­рения от Ха­тун в ду­хе «Хо­зяй­ка, мес­сир Фи­липп обя­затель­но вер­нётся к те­бе жи­вым и здо­ровым» не да­рили и кру­пицы уте­шения. 

Мне бы хо­телось бро­сить­ся сле­дом за му­жем, но не раз­би­вать же сво­им по­бегом сер­дца Ле­онар­ды и собс­твен­но­го от­ца, ко­торые без­мерно ме­ня лю­бят… 

Три дня я или без­вы­лаз­но си­дела у се­бя в ком­на­те, за­кутав­шись в оде­яло и гля­дя по­тух­шим взгля­дом в сте­ну, или свер­нувша­яся в клу­бок ле­жала на кро­вати и креп­ко при­жима­ла к се­бе прос­тынь, на ко­торой пре­дава­лась люб­ви с суп­ру­гом. Но на тре­тий день доб­ро­воль­ное за­точе­ние на­руши­ло то, что по­рог мо­ей ком­на­ты пе­рес­ту­пил отец, не об­ра­тив вни­мания на моё бес­силь­но-гнев­ное «Ос­тавь­те ме­ня в по­кое!». 

— Ну, всё, Фь­ора! Мне это на­до­ело! Хва­тит! — Ре­шитель­ным ша­гом отец про­шёл к мо­ей кро­вати и при­сел на край. — Дон­на Ле­онар­да, Ха­тун, — поз­вал он мою гу­вер­нан­тку и ка­мерис­тку. 

Сле­дом за от­цом вош­ли Ха­тун, дер­жа­щая под­нос, на ко­тором сто­яли глу­бокая та­рел­ка 
ды­мяще­гося буль­она и ста­кан мо­лока, и скрес­тившая ру­ки на гру­ди Ле­онар­да. Ха­тун пос­та­вила под­нос на сто­лик ря­дом с кро­ватью. 

— Синь­ор Бель­тра­ми, не со­бира­етесь же вы… — Ле­онар­да грус­тно по­кача­ла го­ловой. 
— По­моги­те мне, а то уже по­перёк гор­ла её го­лодов­ки! — отец про­вёл ука­затель­ным паль­цем по шее. 

— Отец, не­уже­ли ты мо­жешь быть та­ким жес­то­ким? — го­рес­тно про­шеп­та­ла я осип­шим и ос­лабшим го­лосом, под­няв на не­го пе­репол­нивши­еся сле­зами гла­за. — Как ты не мо­жешь по­нять, что мне и без то­го пло­хо, что я раз­лу­чена с лю­бимым мной че­лове­ком… мне ку­сок в гор­ло не ле­зет, смот­реть на еду не мо­гу! 

— Это я-то жес­то­кий?! Я, что ли, мо­рю се­бя го­лодом — из­де­ва­ясь над со­бой?! — не сдер­жал отец гнев­но­го вык­ри­ка, на­пугав­ше­го ме­ня — ведь рань­ше за от­цом ни­ког­да не во­дилось та­кого, чтоб он по­вышал на ме­ня го­лос. — Ты же се­бя нас­толь­ко ис­то­щила, что ско­ро за мет­лой смо­жешь спо­кой­но пря­тать­ся, и те­бя не бу­дет вид­но! Толь­ко взгля­ни, что ты с со­бой сде­лала! — рез­ким дви­жени­ем отец схва­тил со сто­лика моё не­боль­шое зер­каль­це и под­нёс к мо­ему ли­цу. 

По­вер­хность от­ра­зила де­вуш­ку с опух­ши­ми от пос­то­ян­ных слёз гла­зами и тём­ны­ми кру­гами под ни­ми, за­ос­трив­ши­мися ску­лами и но­сом, по­худев­ши­ми ще­ками и пе­пель­но-блед­ным цве­том ли­ца. 

— Фь­ора, ми­лая, — Ле­онар­да при­села ря­дом с от­цом и лас­ко­во пот­ре­пала ме­ня по ще­ке, — про­шу те­бя, хоть буль­он по­ешь, что я те­бе при­гото­вила. Всё есть не зас­тавляю… хоть чу­точ­ку, — уп­ра­шива­ла она ме­ня. 

— Хо­зяй­ка, нель­зя же так, ты ведь се­бе этим вре­дишь, — Ха­тун при­куси­ла ниж­нюю гу­бу и смах­ну­ла сле­зу, — так и за­болеть не­дол­го. 

— Зна­чит, так, Фь­ора, — отец взял ме­ня за пле­чи и уса­дил, — вы­бирай: ли­бо ты сей­час по­ешь буль­он и выпь­ешь мо­локо са­ма, ли­бо при­дёт­ся те­бя на­силь­но кор­мить! 

— Не­уже­ли вам всем ни­чуть ме­ня не жаль? — бес­по­мощ­но я об­ве­ла взгля­дом от­ца и Ха­тун с Ле­онар­дой. — По­чему бы прос­то не ос­та­вить ме­ня в по­кое? Да на ме­ня и мои чувс­тва вам нап­ле­вать! 

— Прек­ра­ти! — обор­вал ме­ня су­рово отец. — Ес­ли нам всем дей­стви­тель­но нап­ле­вать на те­бя, как ты за­яви­ла, что мы тог­да здесь все в тво­ей ком­на­те де­ла­ем, Фь­ора? И я, и дон­на Ле­онар­да с Ха­тун — все жут­ко за те­бя пе­режи­ва­ем, — смяг­чился и по­теп­лел его го­лос, — ты зам­кну­лась в се­бе, не вы­ходишь из ком­на­ты, от­ка­зыва­ешь­ся есть… Ду­ма­ешь, мы мо­жем спо­кой­но зак­ры­вать на это гла­за? До­чень­ка, по­жалуй­ста, хва­тит. Хва­тит му­чить се­бя и нас, до­воль­но этой го­лодов­ки. — Вкрад­чи­вая неж­ность и го­речь в от­цов­ском то­не, его пе­чаль­ное ли­цо, буд­то у му­чени­ка… 

Ус­ты­див­шись то­го, что дос­та­вила столь­ко огор­че­ний от­цу и Ле­онар­де с Ха­тун, так тре­вожа­щим­ся обо мне, я пок­расне­ла и опус­ти­ла го­лову. Пре­дава­ясь со­жале­ни­ям о лю­бимой се­бе, я пре­неб­регла чувс­тва­ми близ­ких мне лю­дей, хоть и не по зло­бе, при­чинив им стра­дания, не за­меча­ла ни­чего в сво­ём го­рес­тном эго­из­ме… 

— Я и в са­мом де­ле… — уси­ли­ем во­ли я не да­ла дро­жи в го­лосе во­зоб­ла­дать, — нас­толь­ко пог­ру­зилась в свои пе­режи­вания, что со­вер­шенно не бы­ла чут­кой к вам, и ни­чего вок­руг не за­меча­ла… Прос­ти­те ме­ня… 

Без на­силь­но­го кор­мле­ния обош­лось — хоть и без осо­бого ап­пе­тита, но буль­он мною был съ­еден и мо­локо вы­пито. 

Бла­года­ря под­дер­жке с за­ботой мо­их близ­ких мне уда­лось взять се­бя в ру­ки, ра­ди них ста­ралась не под­да­вать­ся ме­лан­хо­лии. Мы сно­ва, как то­го и хо­тел отец, воз­вра­тились жить во дво­рец Бель­тра­ми на ре­ке Ар­но. И как буд­то всё идёт сво­им че­редом, и над сер­дцем вро­де бы не ма­ячит бе­да. По­ка же мне толь­ко и ос­та­ёт­ся, что жить ожи­дани­ем Фи­лип­па или хо­тя бы вес­точки от не­го, на­девать на ли­цо мас­ку без­мя­теж­ности (не зас­тавлять же от­ца и Ле­онар­ду с Ха­тун лиш­ний раз тре­вожить­ся обо мне) и встре­чать воз­вра­ща­юще­гося из де­ловых по­ез­док от­ца улыб­кой. 
К то­му же у ме­ня есть то, что на­поми­на­ет мне о му­же — на тон­кой и длин­ной це­поч­ке под­ве­шено мас­сивное зо­лотое коль­цо с ро­довым гер­бом Се­лон­же, ко­торое я пря­тала под плать­ем. 

Ле­онар­да уш­ла на ры­нок за по­куп­ка­ми с са­мого ут­ра, отец се­год­ня за­седал в Сень­ории. 
Си­дящая за сто­ликом нап­ро­тив ме­ня Кь­яра раз­ду­мыва­ла над сво­им даль­ней­шим хо­дом в на­шей шах­матной иг­ре, мои же мыс­ли бы­ли да­леки от шах­мат, и я нас­толь­ко бы­ла пог­ру­жена в свои раз­думья, что про­воро­нила тот мо­мент, ког­да Кь­яра «съ­ела» мо­его фер­зя. 

— Эй, Фь­ора, — Кь­яра по­щёл­ка­ла паль­ца­ми пе­ред мо­им ли­цом, что вы­вело ме­ня из сос­то­яния за­дум­чи­вос­ти. 

— А? Что? Что та­кое? — оч­ну­лась я, отс­тра­нёно гля­дя пе­ред со­бой и хло­пая гла­зами. 

— Ты буд­то ус­ну­ла. Что слу­чилось? Не сле­дила за иг­рой и не за­мети­ла, что я съ­ела твою фи­гуру… 

— Да, на­вер­но… Я прос­то за­дума­лась кое-о-чём сво­ём, не об­ра­щай вни­мания, — пос­та­ралась я улыб­нуть­ся Кь­яре как мож­но без­за­бот­нее, что­бы вы­раже­ние оза­дачен­ности ис­чезло с её ми­лого ли­чика, но на мою под­ру­гу, по­хоже, это не по­дей­ство­вало — те­перь в чёр­ных гла­зах юной Аль­биц­ци по­яви­лось вы­раже­ние бес­по­кой­ства. 

— Фь­ора, ты из­ме­нилась… Мы час­то ви­дим­ся, и с каж­дой но­вой встре­чей я убеж­да­юсь в этом со всё боль­шей оче­вид­ностью. Се­год­ня на­конец я ре­шилась с то­бой по­гово­рить. 

— Кь­яра, по­верь, у те­бя прав­да нет при­чин для бес­по­кой­ства, — лас­ко­во улыб­ну­лась я под­ру­ге, пог­ла­див её ла­донь. Вот толь­ко Кь­яру убе­дить в этом мне, вид­но, не уда­лось, ес­ли су­дить по то­му, ка­кая не­довер­чи­во-скеп­ти­чес­кая улыб­ка по­яви­лась на её гу­бах. 

— Фь­ора, врать не уме­ешь со­вер­шенно, — нах­му­рив­шись, Кь­яра по­кача­ла го­ловой. 

— В чём же ты ви­дишь эти пе­реме­ны? 

— Ты ста­ла мень­ше сме­ять­ся; в раз­го­воре я час­то за­мечаю, что твои мыс­ли за­няты пос­то­рон­ним. Ты или про­пус­ка­ешь мои воп­ро­сы ми­мо ушей, или от­ве­ча­ешь нев­по­пад… Но кое-что нас­то­ражи­ва­ет ме­ня ещё боль­ше… 

— Ещё боль­ше? Гос­по­ди, ты о чём? 

— По­зав­че­ра, у Бап­тисте­рии, ког­да мы слу­шали ста­рого ис­полни­теля бал­лад, Джу­ли­ано де Ме­дичи по­дошёл нас поп­ри­ветс­тво­вать. Рань­ше при его по­яв­ле­нии ты крас­не­ла, как мак. На этот же раз ты на не­го ед­ва взгля­нула. Я ду­маю, он оби­дел­ся… 

— Ни­чего страш­но­го. Пе­режи­вёт. За­чем ему жен­ское вни­мание и вос­хи­щение, ког­да он за­нят од­ной Си­монет­той. Это прос­то фа­товс­тво! 

— Так вот ты как за­гово­рила! Ты его боль­ше не лю­бишь? 

— А раз­ве я его лю­била? Не спо­рю… он мне нра­вил­ся. Но те­перь он стал мне нра­вить­ся мень­ше… зна­читель­но мень­ше… 

Оше­лом­лённая та­ким мо­им приз­на­ни­ем, Кь­яра чуть не сби­ла ру­кой та­рел­ку за­саха­рен­ных слив, но бла­года­ря ско­рой ре­ак­ции смог­ла пой­мать с кра­еш­ка сто­ла по­суду с ла­комс­твом и на вся­кий слу­чай от­ста­вила бли­же к се­реди­не. 

Ха­тун, не пре­рыва­ющая сво­его пе­ния и иг­ры на лют­не, по­нима­юще пе­рег­ля­нулась со мной. 

— До­гады­ва­юсь, кто вы­тес­нил Джу­ли­ано из тво­ей го­ловы и сер­дца, — про­бор­мо­тала Кь­яра, вздох­нув. 

— Кь­яра, вмес­то то­го, что­бы нап­расно се­бя из­во­дить — га­дая, что со мной, не луч­ше бы пой­ти со мной по­гулять по го­роду? — пос­пе­шила я от­влечь Кь­яру от то­го, о чём по­ка не бы­ла го­това ей рас­ска­зать. 

Ког­да-ни­будь я на­берусь храб­рости рас­ска­зать Кь­яре о том, что за­мужем, люб­лю и лю­бима, и счастье в том, что это один и тот же муж­чи­на. Ког­да кон­чится эта вой­на меж­ду Кар­лом Бур­гунд­ским и Лю­дови­ком XI, ког­да из­ме­нит­ся по­лити­чес­кая об­ста­нов­ка, ког­да мой муж вер­нётся с вой­ны и явит­ся за мной в дом мо­его от­ца… 

Вот бы мне од­нажды пред­ста­вилась воз­можность приг­ла­сить Кь­яру ко мне по­гос­тить в Се­лон­же, где я и Фи­липп бу­дем жить вмес­те!.. 

Не бы­ло ни од­ной но­чи, что­бы я не воз­но­сила мо­лит­вы пе­ред сном Все­выш­не­му о бла­гопо­луч­ном воз­вра­щении ко мне Фи­лип­па, хо­тя ни­ког­да рань­ше за мной не наб­лю­далось та­кого бла­гочес­тия. Иног­да сер­дце в гру­ди сжи­малось от не­яс­но­го чувс­тва тре­воги, во­об­ра­жение ри­сова­ло са­мые пу­га­ющие кар­ти­ны: мой муж, бь­ющий­ся в пред­смертной аго­нии от мно­жес­твен­ных ран; тер­пя­щий ли­шения в пле­ну или ле­жащий мёр­твым на мес­те кро­вавой бой­ни, став­ший пи­щей для во­рон и вол­ков. 

«Гос­по­ди, умо­ляю, хоть бы не сбы­лось!» — от­ча­ян­но сту­чала в мо­ей го­лове мысль, а я мо­тала го­ловой, слов­но же­лая та­ким спо­собом прог­нать кош­марные ви­дения. 

— Я по­няла, это мы так ухо­дим от те­мы, да, Фь­ора? — моя под­ру­га не­доволь­но под­жа­ла ниж­нюю гу­бу и нах­му­рилась, но спус­тя нес­коль­ко мгно­вений мор­щинки из­гла­дились с её лба, и Кь­яра при­мири­тель­но улыб­ну­лась. — Что же, на­де­юсь, хоть про­гул­ка нем­но­го те­бя ожи­вит. 

— Вот и прек­расно! — на­пус­тив на се­бя ра­дос­тный вид, хлоп­ну­ла в ла­доши и вста­ла со сту­ла. — Ха­тун, ты пой­дёшь с на­ми? — об­ра­тилась я к ка­мерис­тке. 

— Ты из­ви­ни ме­ня, хо­зяй­ка, — Ха­тун прер­ва­ла своё пе­ние и иг­ру на лют­не, — но я бы ос­та­лась до­ма с тво­его поз­во­ления… 

— Ну, что ж… тог­да пре­дуп­ре­ди дон­ну Ле­онар­ду и мо­его от­ца, что я про­гули­ва­юсь с Кь­ярой. Не бес­по­кой­ся, — тут же до­бави­ла я пос­леднее, уви­дев, как Ха­тун от­кры­ла рот, со­бира­ясь воз­ра­зить, — с на­ми ни­чего не слу­чит­ся, мы бу­дем от­сутс­тво­вать не­дол­го. 

*** 


Про­гул­ка по род­ной Фло­рен­ции с Кь­ярой не под­ня­ла мо­его нас­тро­ения, но пе­ред Кь­ярой я изоб­ра­жала жиз­не­радос­тность, да­бы не дос­тавлять Кь­яре сво­им уны­лым ви­дом лиш­них по­водов для тре­вог обо мне и не пор­тить нас­тро­ение тем са­мым ей. 

На ули­цах Фло­рен­ции ца­рило всег­дашнее ожив­ле­ние; пах­ло от­нявшей власть у зи­мы вес­ной — вес­ной, с её за­паха­ми си­рени и гли­циний, лас­ко­выми и сог­ре­ва­ющи­ми сол­нечны­ми лу­чами, иг­ра­ющи­ми мно­жес­твом бли­ков на се­реб­ристой гла­ди ре­ки Ар­но, ще­бета­ни­ем птиц и чис­то­той не­бес­ной си­ни. За сбо­ром фи­алок и бо­ярыш­ни­ка, рас­ту­щих вбли­зи не­высо­кой ка­мен­ной сте­ны, за ко­торой от­кры­валась вся па­нора­ма го­рода и его ок­рес­тнос­ти, Кь­яра что-то с ув­ле­чени­ем мне рас­ска­зыва­ла. Толь­ко я ду­шой бы­ла не с ней, ког­да лю­бова­лись ви­дами го­рода, по­доб­но­му рас­пустив­ше­муся цвет­ку, гу­ляли воз­ле Епис­коп­ско­го двор­ца… 

Рань­ше вся на­ряд­ная кра­сота мо­его род­но­го го­рода ви­делась мне яр­кой, во всём её пёс­тром мно­гоц­ве­тии, сей­час же я смот­ре­ла на всё буд­то че­рез блед­но-се­рую за­весу — ук­равшую крас­ки. 

Нас­лаждать­ся кар­ти­нами рас­цве­та­ющей ве­сен­ней Фло­рен­ции од­ной? Что в этом за ра­дость? Нам­но­го при­ят­нее со­вер­шать про­гул­ку ру­ка об ру­ку с Фи­лип­пом, вмес­те бро­дить по улоч­кам го­рода и лю­бовать­ся от­ра­жа­ющим­ся в ре­ке Ар­но рос­черка­ми ли­лово-ало-ро­зово­го за­ката, встре­тив­шись с ним взо­ром — чи­тать в его взгля­де страс­тную лю­бовь и теп­ло, ког­да он смот­рит на ме­ня, в та­кие мо­мен­ты мир слов­но ста­новит­ся иным и я уже не я… 

Увы, не­умо­лимая прав­да в том, что мой Фи­липп да­леко от ме­ня, за сот­ню лье, и я да­же не пред­став­ляю, где его ис­кать. 

Да­же в цер­кви, где ре­шила с под­ру­гой пос­лу­шать мес­су, мыс­ля­ми я бы­ла где угод­но: в Бур­гундии со сво­им му­жем, на по­лях сра­жений, но ни­как не в цер­кви с Кь­ярой. 
Про­поведь по­жило­го нас­то­яте­ля я слу­шала в пол уха, под­давшись вос­по­мина­ни­ям о пе­режи­тых днях слиш­ком ко­рот­ко­го счастья: пер­вая встре­ча с му­жем на ба­лу у Ло­рен­цо Ме­дичи, пер­вое сви­дание и пер­вый по­целуй под су­ровы­ми сво­дами цер­кви Сан­та-Три­нита… Ду­мы пе­репол­ня­ли мою го­лову весь­ма да­лёкие от ду­хов­но­го. 

Цер­ковь я и Кь­яра по­кину­ли сра­зу, как за­кон­чи­лась мес­са. Про­води­ла под­ру­гу до её двор­ца, на про­щание рас­це­ловав­шись в обе щё­ки. 

До­мой вер­ну­лась, ког­да сол­нце пе­рес­та­ло греть и по­холо­дало. За­мети­ла воз­ле двор­ца му­ла в изящ­ной крас­ной сбруе, ко­торый вмес­те с дву­мя дру­гими сво­ими соб­рать­ями по­кор­но сто­ял у ко­новя­зи. Тру­да уз­нать, ко­му они при­над­ле­жат осо­бо не сос­та­вило — на­до же, вы­езд мо­ей тё­туш­ки И­еро­нимы Пац­ци! Вот толь­ко ин­те­рес­но, что ей по­надо­билось? Нав­ряд ли мож­но ждать от её ви­зита че­го-то хо­роше­го, ес­ли вспом­нить, как она уг­ро­жала мне в лав­ке Лан­дуччи. 

От­крыв две­ри и пе­рес­ту­пив по­рог, и пе­редав плащ в ру­ки слу­ги, я хо­тела под­нять­ся в ка­бинет, но ос­та­нови­лась, ус­лы­шав ок­лик: 

— Дон­на Фь­ора, по­дож­ди­те! 

— Да, Па­оло? 

— Ваш отец синь­ор Бель­тра­ми сей­час при­нима­ет гостью… 

— Да, я за­мети­ла, Па­оло. И­еро­нима Пац­ци, вер­но? — не до­жида­ясь от­ве­та Па­оло, быс­тры­ми ша­гами пе­ресек­ла внут­ренний дво­рик, где в ожи­дании хо­зяй­ки ко­рота­ли вре­мя ка­мерис­тка и ла­кей И­еро­нимы. Бе­гом я под­ня­лась по лес­тни­це и чуть не вре­залась в по­жило­го Ри­наль­до — слу­жив­ше­го ещё мо­ему де­душ­ке Ник­ко­ло Бель­тра­ми, до­верен­но­го мо­его от­ца. 

— Где отец? У се­бя? — схо­ду за­дала воп­ро­сы Ри­наль­до. 

— В ор­ганном за­ле, дон­на Фь­ора, но он не один. 

— Мне из­вес­тно, кто у не­го. Спа­сибо, Ри­наль­до!.. — вы­пали­ла я уже на бе­гу, то­ропясь пос­ко­рее к ор­ганно­му за­лу. Отец лю­бил у­еди­нять­ся в этом прос­торном за­ле с рас­пи­сан­ны­ми фрес­ка­ми сте­нами и мра­мор­ным по­тол­ком, чья акус­ти­ка ни­чем не ус­ту­пала цер­ковной. 
«Стран­но, что отец при­нима­ет в нём ма­лосим­па­тич­ную ему гостью, но мо­жет, прос­то её ви­зит зас­тал его врас­плох?» — ду­мала я, приб­ли­жа­ясь к две­рям, но за­мед­ли­ла шаг, ус­лы­шав гром­кие го­лоса. Отец, ве­ро­ят­но, бу­дет не­дово­лен, ес­ли я по­яв­люсь в са­мый раз­гар его спо­ра с И­еро­нимой… 

Из бла­гора­зумия я пов­ре­мени­ла с на­мере­ни­ем дать знать им о сво­ём при­сутс­твии — толь­ко очень ос­то­рож­но, сов­сем чуть-чуть при­от­кры­ла дверь и сра­зу же ус­лы­шала от­цов­ский го­лос, зве­нящий от ярос­ти: 

— Ни­ког­да, слы­шишь ты, ни­ког­да я не от­дам дочь в жё­ны тво­ему сы­ну! Я от все­го сер­дца жа­лею это­го юно­шу. Ведь он не ви­новат в сво­ём фи­зичес­ком уродс­тве. Но нель­зя же тре­бовать от мо­лодой и кра­сивой жен­щи­ны, что­бы она всю жизнь про­вела под­ле та­кого му­жа, как он… 

— Из-за то­го, что он хром и урод­лив? Но, по край­ней ме­ре, мой Пь­ет­ро сын чес­тных ро­дите­лей, он не не­закон­но­рож­денный, как не­кото­рые! 

— Ни­кому ещё не при­ходи­ло в го­лову ста­вить в ви­ну Фь­оре её внеб­рачное рож­де­ние, хо­тя все о нём зна­ют! 

— Ну ко­неч­но… но зна­ют да­леко не всё… 

Нас­ту­пив­шая ти­шина, в ко­торой, как мне по­каза­лось, я раз­ли­чила не­ров­ное ды­хание от­ца, нас­то­рожи­ла. По­рыва­лась взять­ся за двер­ную руч­ку, по­вер­нуть её, от­крыть дверь и вой­ти, но что-то удер­жи­вало, не да­вая сдви­нуть­ся с мес­та. Ско­выва­ло лю­бопытс­тво, к ко­торо­му при­меши­валась из­рядная до­ля стра­ха. 

Вот отец пе­ревёл ды­хание и вы­зыва­ющим то­ном че­лове­ка, ко­торо­му на­до­еда­ют, спро­сил: 

— Что всё это зна­чит? 

— Те­бе дей­стви­тель­но нуж­ны мои объ­яс­не­ния? Фран­ческо, ты поб­леднел, сле­дова­тель­но, прек­расно по­нял, на что я на­мекаю! Ты мне не ве­ришь? По­жима­ешь пле­чами?.. На здо­ровье: я мо­гу вы­разить­ся и яс­нее. На­ша до­рогая Фь­ора, вос­пи­тан­ная то­бою как прин­цесса, вов­се не твоя род­ная дочь. У те­бя ведь ни­ког­да не бы­ло ро­мана с чу­жес­тран­кой. Она плод кро­вос­ме­ситель­ной и пре­любо­дей­ной свя­зи, дочь ро­дите­лей, при­гово­рён­ных к смер­ти за их прес­тупле­ния бур­гунд­ским пра­восу­ди­ем. А ты по­доб­рал её в гря­зи… — про­сачи­вал­ся ядом в мои уши пол­ный не­навис­ти го­лос И­еро­нимы. 

Об­рушь­ся на ме­ня сте­ны мо­его до­ма, и то бы я не бы­ла так пот­ря­сена. По­кач­нувшись, ка­ким-то не­понят­ным об­ра­зом ус­то­яв на но­гах, ин­стинктив­но схва­тилась за дра­пиров­ки и опер­лась на спин­ку сту­ла. 

«Что за ересь не­сус­ветную не­сёт эта по­ло­ум­ная?» — не­году­юще би­лась в мо­ём моз­гу на­батом мысль. 

— И у те­бя, ра­зуме­ет­ся, име­ют­ся до­каза­тель­ства? — спо­кой­но спро­сил отец. 

— У ме­ня есть да­же… сви­детель. Нек­то, кто в уго­ду мне под­твер­дит эти сло­ва. — За­тем И­еро­нима нас­мешли­во про­дол­жи­ла: — До­рогой ку­зен, ви­дать, ты ме­ня прек­расно по­нял. Те­перь те­бе яс­но, что я ещё слиш­ком ве­лико­душ­на, пред­ла­гая сво­его сы­на в мужья это­му уб­людку. Та­ким об­ра­зом нес­час­тная до кон­ца дней смо­жет поль­зо­вать­ся сос­то­яни­ем, ко­торое ты ей ос­та­вишь. Ей по­вез­ло, что мой Пь­ет­ро влюб­лён и хо­чет на ней же­нить­ся. А я не же­лаю ме­шать его счастью. В объ­яти­ях тво­ей хо­рошень­кой кол­дуньи он за­будет о сво­ём уродс­тве… А ей ос­та­нет­ся лишь ро­жать ему кра­сивых де­тишек… 

— А ес­ли я от­ка­жусь? 

— Ты не от­ка­жешь­ся! Ты прек­расно по­нима­ешь, что хоть зав­тра я смо­гу по­дать на те­бя жа­лобу. Ты об­ма­нул Сень­орию, ты пос­мел наз­вать фло­рен­тий­кой уб­людка, ко­торо­го сле­дова­ло бы унич­то­жить ещё при рож­де­нии. 

— И ты пос­ме­ешь выс­та­вить сво­его сви­дете­ля? И­еро­нима, не за­бывай, что про те­бя мно­гое бол­та­ют. Хо­дят слу­хи, что ты ве­дёшь се­бя от­нюдь не так бла­гоп­ристой­но, как по­доба­ет вдо­ве. Дос­та­точ­но лишь зас­та­вить Ма­рино Бет­ти приз­нать, что он твой лю­бов­ник, и ты пой­мёшь, как ко­роток на рас­пра­ву ста­рый Джа­копо. Коль ско­ро речь идёт о чес­ти семьи, он не шу­тит… — взор­вался отец, не в си­лах боль­ше сдер­жи­вать гнев, а эта дрянь И­еро­нима по­ряд­ком ис­пы­тыва­ла его тер­пе­ние. 

— А мо­жет быть он толь­ко по­раду­ет­ся, что на Пац­ци вдруг сва­лит­ся та­кое ог­ромное сос­то­яние, как твоё. Сей­час не мо­жет пох­ва­лить­ся бо­гатс­твом, и это его му­ча­ет. Я да­же на­де­юсь, что он при­ложит все уси­лия к то­му, что­бы мне по­мочь… но, ра­зуме­ет­ся, в та­ком слу­чае и ре­чи быть не мо­жет о свадь­бе. Он на неё не сог­ла­сит­ся. Те­бя осу­дят и ли­шат все­го сос­то­яния, ко­торое пе­рей­дёт ко мне, как к единс­твен­ной нас­ледни­це. Твою Фь­ору прос­то от­да­дут Пь­ет­ро. Пусть он ей по­тешит­ся!.. А ког­да она ему на­до­ест, от неё лег­ко бу­дет из­ба­вить­ся, от­пра­вив в бор­дель. Те­перь ты ви­дишь, что в тво­их же ин­те­ресах при­нять моё пред­ло­жение. Я обе­щаю, что мы бу­дем жить в ми­ре… и сог­ла­сии! 

«От­ку­да у от­ца во­об­ще бе­рут­ся си­лы столь­ко её тер­петь, и не поз­вать слуг, что­бы выш­вырну­ли из на­шего до­ма эту га­дюку?» — ду­мала я, до бо­ли в кос­тяшках сжав ку­лаки и по­дав­ляя в се­бе же­лание вор­вать­ся в зал, трес­нуть И­еро­ниму чем тя­жёлым и по­боль­нее, вце­пить­ся ей в во­лосы и вы­цара­пать бес­сты­жие гла­за, за шкир­ку вы­волочь её из ком­на­ты и спус­тить с лес­тни­цы. 

— Уби­рай­ся! Прочь с мо­их глаз! 

— Ты пос­ту­па­ешь не­разум­но. На­де­юсь, что ночью ты хо­рошень­ко всё об­ду­ма­ешь и пой­мёшь, в чём твоя вы­года. Зав­тра, в этот же час, я при­ду за от­ве­том. А по­ка же­лаю те­бе доб­рой но­чи! 

Сод­рогнув­шись от ле­деня­щего ду­шу стра­ха, я вдруг приш­ла в се­бя. По­нимая, что И­еро­нима вот-вот вый­дет из ком­на­ты и зас­та­нет ме­ня за под­слу­шива­ни­ем у две­ри, тут же спря­талась за дра­пиров­ку, ста­ра­ясь унять бе­шено сту­чащее сер­дце, ка­залось, спо­соб­ное про­бить груд­ную клет­ку. С ног до го­ловы ме­ня пок­рыл хо­лод­ный пот, и от ощу­щения, что под но­гами у ме­ня вне­зап­но раз­вер­злась без­дна, утя­гивая во ть­му, к гор­лу под­сту­пила тош­но­та. 

В вис­ках зас­ту­чала кровь от не­годо­вания при ви­де И­еро­нимы — за ко­торой я сле­дила из-за слег­ка раз­дви­нутой тя­жёлой тка­ни — не­тороп­ли­во и с вы­соко­мер­ным ви­дом вы­шед­шей из за­ла по­ход­кой уве­рен­ной в сво­ей по­беде чёр­то­вой им­пе­рат­ри­цы, бро­са­ющей жад­ные взгля­ды на ме­бель и цен­ные ве­щи, ук­ра­ша­ющие ин­терь­ер. 

Го­това на что угод­но спо­рить, уже пред­став­ля­ет се­бя вла­дели­цей все­го это­го. 

Ни­ког­да рань­ше в жиз­ни ме­ня не по­сеща­ло страс­тное же­лание убить ко­го-ли­бо, убить ди­ко и жад­но, что­бы эта мразь ус­та­ла от сво­их же кри­ков, унич­то­жить, сте­реть с ли­ца зем­ли, но впер­вые мне за­хоте­лось сде­лать пер­со­наль­ное ис­клю­чение для И­еро­нимы, при­чём с осо­бой жес­то­костью — что­бы слы­шать её моль­бы о по­щаде. Те­перь стал по­нятен смысл всей той ра­зыг­равшей­ся сце­ны в ап­те­ке Лан­дуччи. 

Бес­шумно, не из­да­вая ни еди­ного зву­ка и да­же ед­ва ды­ша, вый­дя из сво­его ук­ры­тия, схва­тила тя­жёлый брон­зо­вый кан­де­лябр и ста­ла под­кра­дывать­ся к этой коб­ре в об­ли­чии че­лове­ка, ко­торая ос­та­нови­лась и за­любо­валась сто­ящи­ми на сер­ванте се­реб­ря­ными без­де­луш­ка­ми. Про се­бя мо­лилась, толь­ко бы она не обер­ну­лась. 

«Она не смо­жет нав­ре­дить. Ни от­цу, ни мне, ни ко­му-ли­бо ещё», — би­лась уп­ря­мо мысль. 

Но тут, буд­то по­чувс­тво­вав приб­ли­жение опас­ности, эта тварь быс­тро по­кину­ла зал, не обер­нувшись, удоб­ный слу­чай из­ба­вить­ся от И­еро­нимы упу­щен. 

— Нет, Фь­ора! Не де­лай это­го! — сов­сем не­ожи­дан­но для ме­ня отец бро­сил­ся ко мне и схва­тил­ся за кан­де­лябр. 

— Или мы, или она! Не ме­шай мне! 

Глу­пая за­тея — пы­тать­ся отоб­рать кан­де­лябр у от­ца, чья фи­зичес­кая си­ла яв­но пре­вос­хо­дит мою, но я упор­но пы­талась, прав­да, окон­чи­лась борь­ба мо­им по­раже­ни­ем. Выр­вав этот кан­де­лябр из мо­их рук, отец пос­та­вил его на сун­дук. 

Взгля­нув в ли­цо ро­дите­лю, я по­чувс­тво­вала, как боль­но коль­ну­ло от­ча­яние — Фран­ческо Бель­тра­ми, мой до­рогой отец, так лю­бящий жизнь, выг­ля­дел пос­та­рев­шим на де­сять лет, гла­за на­пол­не­ны сле­зами. Не най­дя, что ска­зать в уте­шение, что­бы хоть нем­но­го его при­обод­рить, бро­силась ему на шею. 

Впер­вые ви­жу сво­его от­ца пла­чущим, та­ким раз­би­тым, унич­то­жен­ным, и при ви­де его слёз хо­телось пла­кать са­мой, но не по­луча­лось — ярость, не­нависть, жгу­чее же­лание сво­ими ру­ками при­душить И­еро­ниму ис­су­шило слё­зы. 

Не на­ходи­ла се­бе мес­та, точ­но ме­ня па­рали­зова­ло. Так и сто­яла в об­нимку с от­цом, креп­ко при­жав­шись к не­му, гла­дила по спи­не и це­лова­ла в щё­ки, лас­ко­во ути­рала слё­зы. 
«И­еро­нима поп­ла­тит­ся за то, что раз­ру­шила и втоп­та­ла в грязь то, что нам до­рого и свя­то», — твёр­до ре­шила я. 

— Я не поз­во­лю ей, отец, не поз­во­лю, слы­шишь? — шеп­та­ла я, мяг­ко отс­тра­нив­шись от от­ца и бе­реж­но взяв за ру­ки. 

— И как ты ей по­меша­ешь, Фь­ора? Как? — боль­но ре­занул его по­дав­ленный го­лос. 

Гос­по­ди, да луч­ше бы он прок­ли­нал всё и вся, кри­чал, кру­шил об­ста­нов­ку, что угод­но — толь­ко не это сос­то­яние об­ре­чён­ности! 

— Я что-ни­будь при­думаю, отец, обе­щаю, — хо­тя у ме­ня ни ма­лей­ше­го по­нятия не бы­ло, как най­ти вы­ход из по­ложе­ния, в ко­тором очу­тились мы все. 

Имен­но здесь и зас­та­ла нас Ле­онар­да. 

— Что слу­чилось? — по­жилая да­ма выг­ля­дела оше­лом­лённой. — Я толь­ко что стол­кну­лась с дон­ной И­еро­нимой, ко­торая при­казы­вала мне, пред­ва­ритель­но обоз­вав ста­рой свод­ни­цей, скла­дывать ве­щи! 

— Бед­ная моя Ле­онар­да, мы с ва­ми на гра­ни ка­тас­тро­фы, — про­ронил отец. — Эта жен­щи­на ста­ла лю­бов­ни­цей Ма­рино. Он обо всём ей рас­ска­зал и да­же про­явил го­тов­ность сви­детель­ство­вать про­тив ме­ня… ес­ли толь­ко я не вы­дам Фь­ору за её сы­на… 

— Но ведь, нас­коль­ко мне из­вес­тно, Фь­ора уже за­мужем. Сле­дова­ло со­об­щить об этом И­еро­ниме. 

— Ни в ко­ем слу­чае. У ме­ня есть сла­бая на­деж­да ис­пра­вить по­ложе­ние — чес­тно рас­ска­зать обо всём Ло­рен­цо. Он не­нави­дит Пац­ци, ко мне же пи­та­ет ува­жение и дру­жес­кое рас­по­ложе­ние. Ра­зуме­ет­ся, ес­ли он уз­на­ет о бра­ке Фь­оры, то при­дёт в бе­шенс­тво, но я про­мол­чу об этом… 

— Отец!.. Я дей­стви­тель­но не твоя род­ная дочь? Всё, что го­вори­ла И­еро­нима — прав­да?.. — с тре­вогой заг­ля­нув ему в гла­за, я жда­ла и од­новре­мен­но бо­ялась ус­лы­шать от­вет, и про се­бя мо­лилась, что­бы всё ска­зан­ное И­еро­нимой ока­залось ложью, что­бы отец ра­зуве­рил ме­ня в худ­ших до­гад­ках. 

— Так ты всё слы­шала? 

— Всё! Сто­яла тут, при­от­крыв дверь. Ах, отец! Это ужас­но, а в даль­ней­шем бу­дет ещё ужас­нее! Я бы­ла так гор­да на­зывать­ся тво­ей до­черью! — не пред­став­ляю, как толь­ко я не да­ла во­лю сле­зам, сда­вив­шим гор­ло. — И вот я ник­то… ху­же, чем ник­то! Лю­бой бро­дяга в пра­ве ме­ня пре­зирать за то… 

— Фь­ора, за­мол­чи! Ра­ди Бо­га, за­мол­чи! Ты не мо­жешь су­дить, по­ка все­го не уз­на­ешь! — не­ожи­дан­но обор­вал ме­ня отец. — А для ме­ня ты по-преж­не­му ос­та­нешь­ся до­черью, бес­ко­неч­но до­рогим ре­бён­ком, ко­торо­го я приз­нал и люб­лю! А те­перь пой­дём в сту­ди­олу! Там, пе­ред пор­тре­том ма­тери, ты уз­на­ешь прав­ду. Эта го­рес­тная ис­то­рия хо­рошо из­вес­тна Ле­онар­де, а те­перь её бу­дешь знать и ты. Пой­дём же, ди­тя моё!.. 

Раз­давлен­ная всем толь­ко что слу­чив­шимся, ощу­щая се­бя как вы­пот­ро­шен­ная тря­пич­ная кук­ла, я да­ла от­цу при­об­нять се­бя за пле­чи и увес­ти вдоль длин­ной га­лереи до две­рей, ве­дущих в у­ют­ную ком­натку, где с пор­тре­та улы­балась по­хожая на ме­ня каж­дой чер­той мо­лодая жен­щи­на. Ле­онар­да, отос­лав Ха­тун, пос­ле­дова­ла за на­ми. 

В сту­ди­оле я си­дела на по­душ­ке воз­ле крес­ла от­ца, креп­ко об­няв се­бя за пле­чи и уны­ло раз­гля­дывая нос­ки сво­их ту­фель. 

Пос­ле все­го, что мне до­велось се­год­ня под­слу­шать, я ду­мала, что ме­ня уже ни­чем не ввер­гнуть в пот­ря­сение, но жес­то­ко оши­балась. 

Как рас­ска­зали отец и Ле­онар­да, И­еро­нима в сво­ей зло­бе и жел­чнос­ти вы­тащи­ла на свет лишь от­вра­титель­ные де­тали на са­мом де­ле очень тра­гич­ной и в то же вре­мя тро­гатель­ной ис­то­рии мо­их кров­ных ро­дите­лей — Жа­на и Ма­ри де Бре­вай. 

Глу­бокий и вы­рази­тель­ный го­лос от­ца рож­дал в го­лове об­ра­зы го­рода Ди­жона гер­цогс­тва Бур­гунд­ско­го, хо­лод­ный и про­моз­глый де­кабрь­ский день, свин­цо­во-се­рые не­беса. 
На­вод­нённая людь­ми ши­рокая пло­щадь, скор­бный пе­рез­вон ко­локо­лов и двое мо­лодых лю­дей — муж­чи­на и жен­щи­на, брат с сес­трою, сто­ящие у бу­шу­ющей про­пас­ти, дер­жась за ру­ки, сто­ят в жал­кой те­леге па­лача с та­кими прек­расны­ми и оду­хот­во­рён­ны­ми ли­цами без те­ни стра­ха, и воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние, что при­гово­рён­ные при­сутс­тву­ют на сво­ём вен­ча­нии, а ни­как не каз­ни. Скор­бная фи­гура ста­рень­ко­го свя­щен­ни­ка, нап­расно ста­ра­юще­гося удер­жать слё­зы. Зло­вещий па­лач со скры­тым мас­кой ли­цом, воз­бужде­ние соб­равшей­ся на казнь тол­пы и пот­ря­сение от­ца при ви­де ужас­ной ги­бели мо­ей ма­тери. 

Го­лос то­го, кто все­го се­бя пос­вя­тил мне и мо­ему счастью, сры­вал­ся от гне­ва, ког­да он по­ведал о му­же Ма­ри — Ре­но дю Аме­ле, о его не­веро­ят­ных зло­бе и жес­то­кос­ти, сквер­ном об­ра­щении с ма­мой, и о тщет­ных по­пыт­ках мо­ей род­ной (не­из­вес­тной мне) ба­буш­ки до­бить­ся по­мило­вания для сво­их де­тей у Кар­ла Ша­роле и его от­ца гер­цо­га Фи­лип­па, о дес­по­тиз­ме стар­ше­го де Бре­вая — Пь­ера — от­ца мо­их нес­час­тных ро­дите­лей. 
В зак­лю­чение отец по­делил­ся тем, как по­мешал дю Аме­лю убить ме­ня, спас мне жизнь и ре­шил удо­черить, и как Ле­онар­да без раз­ду­мий ре­шила по­кинуть Бур­гундию вмес­те с мо­им от­цом, что­бы по­мочь ему рас­тить ме­ня. 

К окон­ча­нию это­го тя­гос­тно­го по­вес­тво­вания из глаз Ле­онар­ды ли­ли по­токи слёз, ко­торые она ути­рала плат­ком. 

Ме­ня же тряс­ло от гне­ва и воз­му­щения, щё­ки го­рели ог­нём: 

— Все эти лю­ди ку­да в боль­шей сте­пени зас­лу­жива­ют смерть чем… мои нес­час­тные ро­дите­ли! И в пер­вую оче­редь этот под­лец дю Амель, а во вто­рую — Пь­ер де Бре­вай — отец, не по­желав­ший за­щитить собс­твен­ных де­тей. За­тем гер­цог Фи­липп и граф де Ша­роле. В них не наш­лось ни кап­ли жа­лос­ти. Имен­но они сан­кци­они­рова­ли пуб­личную казнь, по­зор­ную мо­гилу, весь этот кош­мар! — вско­чив с за­нима­емой по­душ­ки, я нер­вны­ми ша­гами ме­рила ком­на­ту. 

— Фь­ора, гер­цог Фи­липп уже дав­но умер, что же до гра­фа де Ша­роле, то он стал гер­цо­гом Кар­лом Сме­лым, и имен­но ему при­нёс клят­ву вер­ности мес­сир де Се­лон­же… — мяг­ко на­пом­нил мне отец. 

Упо­мина­ние му­жа зас­та­вило ме­ня оч­нуть­ся и воз­вра­тить­ся мыс­ля­ми из тя­жёло­го прош­ло­го в пу­га­ющее нас­то­ящее: 

— Фи­липп!.. — мо­за­ика со­бытий и фак­тов в мо­ей го­лове на­чина­ла скла­дывать­ся в кар­ти­ну, от ко­торой мне ста­нови­лось всё боль­ше не по се­бе. — Он рас­ска­зал мне о Жа­не де Бре­вай! Он знал его рань­ше, ещё в те вре­мена, ког­да слу­жил па­жом у гра­фа де Ша­роле. По­ражал­ся на­шему сходс­тву… А он… он то­же всё это знал? 

— Да… имен­но по­это­му я и сог­ла­сил­ся на ваш брак. 

Ды­хание у ме­ня пе­рех­ва­тило, буд­то нек­то же­лез­ной ру­кой сда­вил гор­ло. В гла­зах по­тем­не­ло, и ус­то­яла на но­гах толь­ко бла­года­ря взяв­шей ме­ня под ру­ку Ле­онар­де. 

— Толь­ко не го­вори­те, что для то­го, что­бы до­бить­ся мо­ей ру­ки, он при­менил тот же ме­тод, что и под­лая И­еро­нима — шан­таж, — про­рони­ла я, не пи­тая ни­какой на­деж­ды, что отец раз­ве­ет эту мою до­гад­ку. Пра­во, ес­ли и это ока­жет­ся прав­дой, я уже не удив­люсь ни­чему. Пос­ле все­го, ус­лы­шан­но­го за один ве­чер, ког­да рух­ну­ло всё те­бе при­выч­ное и ка­зав­ше­еся не­руши­мым, удив­лять­ся? 

Отец взгля­нул на Ле­онар­ду, слов­но в не­мом воп­ро­се и ища у неё под­дер­жки. 

— Сер Фран­ческо, на­до ска­зать всю прав­ду. У неё стой­кая ду­ша. Ес­ли она доз­на­ет­ся об этом са­ма, бу­дет ещё ху­же. 
— Отец, Ле­онар­да пра­ва, — про­мол­ви­ла я, по­ка он со­бирал­ся с мыс­ля­ми, — луч­ше рас­ска­жи мне всю прав­ду сра­зу — по­тому что моё во­об­ра­жение бу­дет пос­траш­нее да­же са­мой жес­то­кой дей­стви­тель­нос­ти. Мне го­раз­до пред­почти­тель­нее знать все об­сто­ятель­ства, чем пи­тать ил­лю­зии, пусть да­же раз­би­вать их вдре­без­ги ока­жет­ся боль­но… Я вы­дер­жу, отец. 
— Что же, Фь­ора, не бу­ду от те­бя скры­вать ни­чего, как ты и хо­чешь, — вздох­нул он. — Ты уга­дала — мес­сир де Се­лон­же при­менил тот же ме­тод, же­лая лю­бой це­ной те­бя за­полу­чить, и объ­явил, что ни пе­ред чем не ос­та­новит­ся, что­бы до­бить­ся сво­его. Сходс­тво по­рази­ло его, да, к то­му же он родс­твен­ник семьи де Бре­вай и мог быть в кур­се той ис­то­рии, что ди­тя Ма­ри жи­вёт во Фло­рен­ции у удо­черив­ше­го де­воч­ку бо­гато­го тор­говца. Уви­дев те­бя, он сра­зу же по­нял, кто ты, и за­гово­рил с то­бой о мо­лодом ору­женос­це, же­лая про­верить, зна­ешь ли ты… 
— Отец, я так по­няла, прав­да о мо­ём за­мужес­тве мне по­ка из­вес­тна не вся? — по­ин­те­ресо­валась я ос­то­рож­но. — Фи­липп нас­толь­ко ме­ня лю­бит, что по­шёл да­же на прес­тупле­ние или же тут то­же при­меши­ва­ют­ся тём­ные мо­тивы? Про­шу, не на­до ме­ня ща­дить, мне дос­та­нет сил при­нять это. 
— Мо­жешь не пи­тать на­дежд, что он воз­вра­тит­ся за то­бой, уве­зёт в свой за­мок и пред­ста­вит при дво­ре сво­его гос­по­дина. Всё, что ему бы­ло нуж­но — пер­вая ночь на удов­летво­рение ра­зож­жённой то­бой страс­ти и сто ты­сяч фло­ринов зо­лотом в ка­чес­тве тво­его при­дано­го на во­ен­ные нуж­ды Кар­ла Сме­лого, ведь Ло­рен­цо Ме­дичи от­ка­зал ему в зай­ме. Нет, брак твой зак­лю­чён с соб­лю­дени­ем всех не­об­хо­димых фор­маль­нос­тей, ты нас­то­ящая гра­финя де Се­лон­же. Тут толь­ко, раз­ве что смерть в си­лах что-то по­делать. Но твой суп­руг не вер­нётся, по­тому что ищет ги­бели на по­ле боя под зна­мёна­ми гер­цо­га Бур­гунд­ско­го — же­нив­шись на до­чери Жа­на и Ма­ри де Бре­вай, он опо­рочил своё имя. И его мог­ли по­карать за это. 

У ме­ня воз­никло ощу­щение, буд­то нек­то со всей си­лы уда­рил ме­ня но­гой в жи­вот и в груд­ную клет­ку. Ле­онар­да, на­вер­но, ду­мая, что я упа­ду, хо­тела под­держать ме­ня, но я неж­но отс­тра­нила её, тя­жело осев на пол и зак­рыв ли­цо ла­доня­ми, пос­коль­ку не хо­тела по­казы­вать слё­зы от­цу и Ле­онар­де. 

— Ско­тина… тварь… под­лец… — пре­рывис­то це­дила я сквозь зу­бы, дро­жа от сдер­жи­ва­емых ры­даний. — Мразь! Я лю­била его, до­веря­ла ему, так меч­та­ла о се­мей­ном счастье… он же толь­ко хо­тел мо­его те­ла и этих чёр­то­вых де­нег для это­го триж­ды прок­ля­того Кар­ла Бур­гунд­ско­го — не по­щадив­ше­го сво­его мо­лодо­го ору­женос­ца и его сес­тру… Не­нави­жу их обо­их, чтоб они оба пос­ле смер­ти в Аду го­рели, а в по­пут­чи­ки им — Ре­но дю Аме­ля и Пь­ера де Бре­вая! 

Мол­ча сев ря­дом со мной, отец и Ле­онар­да об­ня­ли ме­ня, ста­ра­ясь уте­шить. Я же оп­ла­кива­ла свои по­рушен­ные на­деж­ды и меч­ты. Столь­ко лет счи­тала се­бя до­черью од­но­го из са­мых бо­гатых лю­дей Ев­ро­пы, а бы­ла лишь пло­дом прок­ля­той люб­ви бра­та и сес­тры. Свя­то ве­рила люб­ви ко мне Фи­лип­па, а этот че­ловек же­лал толь­ко мо­его те­ла и при­дано­го, пре­дал мои лю­бовь и до­верие к не­му без вся­кой жа­лос­ти, вос­поль­зо­вав­шись мо­ей не­опыт­ностью. Его през­ре­ние ко мне ока­залось силь­но до та­кой сте­пени, что он пред­по­чёл ис­кать смер­ти на по­ле боя, чем жить ря­дом со мной. У­ехал, да­же не прос­тившись, зная, что не вер­нётся, и что же­на-на од­ну-ночь прож­дёт его всю жизнь, по­ка не по­тус­кне­ют от вып­ла­кан­ных слёз гла­за и ме­тель се­дины не вы­белит во­лосы. Все его сло­ва люб­ви, все клят­вы — лишь кра­сивая и глу­пая не­быль, и за то, что те­шила се­бя ею, я рас­пла­чива­юсь вку­сом пеп­ла со­жале­ния и ра­зоча­рова­ния. 
Вса­ди мне Фи­липп кин­жал под рёб­ра, это и в по­лови­ну не бы­ло бы так жес­то­ко и боль­но чем-то, как он пос­ту­пил со мной… 

«И вот за это­го бес­чес­тно­го шан­та­жис­та, ко­торый ни­чем не луч­ше И­еро­нимы, отец ме­ня от­дал за­муж! Да пе­рере­зать мне гор­ло в срав­не­нии с этим бы­ло бы ми­лосер­ди­ем!» — мол­ни­ей оза­рила мою го­лову эта но­вая мысль. 
— Ты всё знал, отец… знал, что он сва­та­ет­ся ко мне ра­ди од­ной но­чи со мной и при­дано­го, ко­торым хо­тел спон­си­ровать во­ен­ную кам­па­нию Сме­лого… — как буд­то в по­лус­не про­гово­рила я. 
— Фь­ора, ми­лая… — отец креп­че сжал ме­ня в объ­яти­ях. 
Но я выр­ва­лась от не­го, от­пихну­ла от се­бя и вско­чила на но­ги, зло про­жигая его взгля­дом, а отец не­до­умен­но взи­рал на ме­ня. 
— Ты всё знал с са­мого на­чала и от­малчи­вал­ся! Не ска­зал мне ни­чего, что Фи­липп не со­бира­ет­ся быть мне нор­маль­ным суп­ру­гом, жить со мной, что ему от ме­ня нуж­ны толь­ко од­на ночь и твои день­ги для ар­мии Сме­лого! Мог бы ска­зать, пре­дуп­ре­дить, с че­го этот про­ходи­мец вос­пы­лал ко мне та­кими чувс­тва­ми, но нет! Ута­ил всё от ме­ня… Ты го­ворил, что я твой бес­ко­неч­но до­рогой и лю­бимый ре­бёнок, что я всё для те­бя, но ты сам же ме­ня и пре­дал! 
— Фь­ора, ты ли это го­воришь? — Ле­онар­да за­жала се­бе рот ру­кой и по­кача­ла го­ловой, не­одоб­ри­тель­но смот­ря на ме­ня сво­ими го­лубы­ми гла­зами. 
— Фь­ора, доч­ка, пой­ми… — отец под­нялся с по­ла, приб­ли­зил­ся ко мне и хо­тел об­нять, но я от­тол­кну­ла про­тяну­тые ко мне ру­ки. — Пой­ми, что мес­сир де Се­лон­же уда­рил по са­мому боль­но­му, и у ме­ня не бы­ло ино­го вы­хода, прос­то не ви­дел та­ково­го! 
— Вы­ход был вы­тор­го­вать у не­го нем­но­го вре­мени на «раз­мышле­ния», а са­мому сра­зу пря­миком к Ло­рен­цо и всё ему чес­тно рас­ска­зать, поп­ро­сить о по­мощи, но ни­как не то, что ты и мой му­женёк про­вора­чива­ли за мо­ей спи­ной! Вас обо­их — его и те­бя не­нави­жу! — ядо­вито вып­лю­нув в ли­цо муж­чи­не, рас­тивше­му ме­ня, эти сло­ва, я раз­верну­лась на каб­лу­ках и вы­бежа­ла из сту­ди­олы стре­лой, про­пус­кая ми­мо ушей моль­бы от­ца и Ле­онар­ды ус­по­ко­ить­ся и вер­нуть­ся. 
— Хо­зяй­ка, что с то­бой? Всё хо­рошо? Пос­той, не мол­чи, по­жалуй­ста! — до­носил­ся вслед зве­нящий тре­вогой го­лос Ха­тун, под­жи­дав­шей всё это вре­мя ме­ня у две­рей. 
Вих­рем спус­ка­ясь с лес­тни­цы, ед­ва не упа­ла. Не пе­рес­чи­тала но­сиком сту­пени толь­ко по­тому, что ус­пе­ла ух­ва­тить­ся за пе­рила. 
Со­вер­шенно не пом­ня се­бя, не об­ра­щая вни­мания на пы­тав­шихся ме­ня ос­та­новить слуг, бук­валь­но в чём бы­ла — в од­ном платье и туф­лях — стрем­глав вы­бежа­ла на ули­цу. 

Глава 2 - Деметриос

Ве­чер­няя Фло­рен­ция встре­тила ме­ня про­бира­ющим до кос­тей хо­лодом, из­редка сры­ва­ющи­мися кап­ля­ми дож­дя и сгус­тивши­мися су­мер­ка­ми. 

Ку­да пой­ти, не бы­ло ни ма­лей­ше­го пред­став­ле­ния, но до­ма ос­та­вать­ся ка­залось не­выно­симым, прий­ти к ко­му-ли­бо из дру­зей от­ца то­же не мог­ла — они бы не пре­мину­ли под бе­лые ру­чень­ки при­вес­ти ме­ня на­зад в па­лац­цо Бель­тра­ми. Я прос­то со всех ног бе­жала, са­ма тол­ком не зная, ку­да, толь­ко бы по­даль­ше от сво­его двор­ца и от мыс­лей, что раз­ры­вали го­лову на час­ти, ни­чего не ви­дя пе­ред со­бой. 
Про­носясь по ули­цам, ку­да гла­за гля­дят, у са­мого Ду­омо ед­ва не сшиб­ла с ног из­рядно под­набрав­ше­гося пот­рё­пан­но­го ви­да пь­яни­цу, «поч­ти­тель­но» по­мянув­ше­го мою ма­туш­ку и чер­тей. 

Не­лов­ко про­бор­мо­тав из­ви­нения, я в бес­си­лии опус­ти­лась на со­бор­ную па­перть и схва­тилась за го­лову, дро­жа от хо­лода и мор­щась от па­да­ющих на ли­цо дож­де­вых ка­пель. 

«В со­боре что ли пе­рено­чевать, а ут­ром пой­ти к Ло­рен­цо и обо всём рас­ска­зать ему… Или от­си­деть­ся у Де­мет­ри­оса Лас­ка­риса… Да­же не знаю, как выб­рать­ся из это­го ту­пика… И до­ма, на­вер­но, ме­ня уже ищут…» — кру­тились в го­лове мыс­ли. Ну, да, пра­виль­но, пус­кай мне бу­дет тош­но ещё боль­ше. 

— Ма­дон­на Бель­тра­ми? Вы ли это? — пос­лы­шал­ся зна­комый низ­кий и хрип­ло­ватый го­лос, а чья-то ру­ка за­бот­ли­во на­кину­ла шер­стя­ной плащ мне на пле­чи. 

За­кутав­шись в плащ плот­нее, я под­ня­ла го­лову, уви­дев пе­ред со­бой Де­мет­ри­оса Лас­ка­риса — гре­чес­ко­го учё­ного, не раз про­роча­щего мне нес­частья с по­зором и мо­нас­тырь с из­гна­ни­ем, что я бу­ду да­леко от Фло­рен­ции… Не раз по­жилой че­ловек упо­минал мне, что об­ла­да­ет да­ром пред­ви­дения… Его пред­ска­зания не раз на­гоня­ли на ме­ня страх, но в этот мо­мент — ког­да не зна­ла, ку­да пой­ти и что де­лать, мне бы­ло да­же ра­дос­тно ви­деть это­го че­лове­ка. 

— Синь­ор Лас­ка­рис? — чуть улыб­нувшись Де­мет­ри­осу, я взя­ла его про­тяну­тую ру­ку и под­ня­лась с ка­мен­ных плит. — Не ду­мала, что встре­чу вас се­год­ня… 

— Я то­же не ждал встре­тить вас, дон­на Фь­ора. Да ещё в столь поз­днее вре­мя, в та­кую по­году и сов­сем од­ну… Оди­нокой де­вуш­ке не­безо­пас­но с нас­тупле­ни­ем тем­но­ты бро­дить по ули­цам, — за­метил он на­зида­тель­но. 

— Я это знаю, синь­ор Лас­ка­рис — не­безо­пас­но, но я в от­ча­янии и не пред­став­ляю, что де­лать… мо­гу я поп­ро­сить вас о по­мощи? — не став те­рять вре­мени да­ром, ух­ва­тилась я за учас­тли­вое от­но­шение ко мне поч­тенно­го муж­чи­ны как за спа­ситель­ную со­ломин­ку. 

— Мо­гу до­гадать­ся, что ва­шей преж­ней без­мя­теж­ной жиз­ни гро­зит опас­ность, — Де­мет­ри­ос на­кинул ка­пюшон пла­ща на мою го­лову, — ко­неч­но, вы мо­жете на ме­ня по­ложить­ся. Пос­та­ра­юсь сде­лать всё для по­мощи вам… А те­перь мне бы хо­телось уз­нать, что вы де­ла­ете здесь сов­сем од­на и в та­кое вре­мя? 

— Синь­ор Лас­ка­рис, по­нима­ете… — за­мялась я, опус­тив го­лову и креп­че сжав ру­ку Де­мет­ри­оса, точ­но на­де­ясь пе­ренять часть его сил. — Слу­чилась ужас­ная неп­ри­ят­ность… я уш­ла из до­ма… так по­лучи­лось, что те­перь он мне не опо­ра… 

— Но что пос­лу­жило при­чиной по­бега и та­ких мыс­лей? 

— Про­шу вас, мож­но я вам обо всём рас­ска­жу не здесь? Мне ведь мож­но рас­счи­тывать, что вы раз­ре­шите на ка­кое-то вре­мя ук­рыть­ся у вас? — с моль­бой я гля­дела в су­рово-за­дум­чи­вое ли­цо гре­ка. 

— Ко­неч­но, мо­жете ук­рыть­ся у ме­ня, рас­ска­жете обо всём. Но дать знать ва­шему от­цу о том, где вы на­ходи­тесь, я дол­жен, — Де­мет­ри­ос пок­ро­витель­ствен­но при­об­нял ме­ня за пле­чи и под­вёл к зап­ря­жён­ной па­рой ло­шадей по­воз­ке, ко­торой пра­вил мо­лодой муж­чи­на с креп­кой, ко­ренас­той фи­гурой и пе­реби­тым (ве­ро­ят­но, в дра­ках) но­сом, по­мог мне ус­тро­ить­ся и сел ря­дом. 

По при­ез­ду во дво­рец Ме­дичи, где для Де­мет­ри­оса бы­ли вы­деле­ны по­кои с ла­бора­тори­ей синь­ором Ло­рен­цо, мес­сир Лас­ка­рис, как доб­рый че­ловек, по­забо­тил­ся о го­рячем ви­не с ко­рицей и еде с ус­по­ко­итель­ны­ми нас­то­ями для ме­ня. 

То­го мо­лодо­го муж­чи­ну — ка­жет­ся, Де­мет­ри­ос на­зывал его Эс­те­баном, ко­торый пра­вил по­воз­кой и вёз нас во дво­рец Ме­дичи, по­жилой учё­ный от­пра­вил с за­пис­кой в дом мо­его от­ца (синь­ор Лас­ка­рис да­же за­читал мне вслух со­дер­жа­ние), гла­сив­шей: 

«Мно­го­ува­жа­емый синь­ор Бель­тра­ми! 
Счи­таю сво­им дол­гом Вам со­об­щить, что Ва­ша дочь синь­ори­на Фь­ора сей­час на­ходит­ся там, где я имею счастье иног­да жить — лич­ные по­кои двор­ца Ме­дичи. С Ва­шей до­черью всё бла­гопо­луч­но, она в бе­зопас­ности и о ней по­забо­тились дол­жным об­ра­зом, чем ес­ли бы она си­дела од­на на па­пер­ти Ду­омо в тём­ное вре­мя су­ток. Дон­на Фь­ора от­ка­залась воз­вра­щать­ся в па­лац­цо Бель­тра­ми, по­тому я счёл бла­гора­зум­ным, что­бы Ва­ша дочь по­ка по­была у ме­ня, по­ка Вы лич­но не яви­тесь за ней. В том ду­шев­ном сос­то­янии, в ко­тором она бы­ла на мо­мент, ког­да я её встре­тил, дон­ну Бель­тра­ми ни­как нель­зя пре­дос­тавлять са­мой се­бе. На­пос­ле­док про­шу Вас не тер­зать­ся за судь­бу Ва­шей до­чери, по­тому что лич­но прос­ле­жу, что­бы с ней не слу­чилось ни­чего дур­но­го. 

С ува­жени­ем, 
Де­мет­ри­ос Лас­ка­рис». 

При­дя в се­бя пос­ле вкус­но­го ужи­на, ус­по­ка­ива­ющих нас­то­ек и ви­на, приг­ревшись в крес­ле воз­ле ка­мина, я без ута­ива­ний по­веда­ла Де­мет­ри­осу обо всём, что до­велось уз­нать се­год­ня: шан­та­жиро­вав­шая от­ца тай­ной мо­его рож­де­ния И­еро­нима Пац­ци, ис­то­рия мо­их кров­ных от­ца и ма­тери, об­сто­ятель­ства мо­его за­мужес­тва… Де­мет­ри­ос по­забо­тил­ся обо мне, про­явил доб­ро­ту и учас­тие, не бро­сил в хо­лод и сов­сем од­ну на па­пер­ти со­бора Сан­та-Ма­рия дель Фь­оре. Хо­тя бы за это нуж­но воз­дать ему за всё сде­лан­ное им для ме­ня ис­крен­ностью, уже с учё­том все­го это­го мож­но без опа­сений ему до­верить­ся и по­ложить­ся на не­го. 

— Не­малое не­настье на вас сва­лилось, Фь­ора, — из­рёк за­дум­чи­во Де­мет­ри­ос и про­каш­лялся, про­чищая гор­ло, пос­ле то­го, как вни­матель­но выс­лу­шал мою под­но­гот­ную. — Но мы вмес­те най­дём вы­ход из этой си­ту­ации, ви­дящей­ся вам не­раз­ре­шимой. 

— Я уве­рена, что в ва­шем ли­це наш­ла на­дёж­ную под­дер­жку, мес­сир Лас­ка­рис. 

— Мне при­ят­но, что вы удос­то­или ме­ня сво­им до­вери­ем, — Де­мет­ри­ос встал со сво­его крес­ла, по­дошёл к крес­лу, за­нима­емо­му мной, и его силь­ная ру­ка опус­ти­лась мне на пле­чо. — До­мой вы воз­вра­щать­ся от­ка­зались — ког­да Эс­те­бан пред­ло­жил вас про­водить, так мо­жет, при­мете моё пред­ло­жение по­гос­тить в мо­ей вил­ле во Фь­езо­ле? Вы не бу­дете знать нуж­ды во всём, что соч­тё­те для се­бя нуж­ным, ни­како­го воз­награж­де­ния от вас ник­то и ни за что не пот­ре­бу­ет, вы бу­дете в бе­зопас­ности… 

— Спа­сибо вам, что пред­ло­жили своё гос­тепри­имс­тво и за­щиту, синь­ор Де­мет­ри­ос, — неж­но кос­нувшись ле­жащей на мо­ём пле­че ру­ки ста­рого учё­ного, я бла­годар­но улыб­ну­лась ему, — но я не мо­гу его при­нять… знаю, отец очень дур­но пос­ту­пил, не от­крыв мне мо­тивов Фи­лип­па — по­чему он про­сил мо­ей ру­ки, от­дав в жё­ны это­му эго­ис­ту. Ког­да вы при­вели ме­ня сю­да, я бы­ла зла на от­ца так, что кровь ки­пела, те­перь же эмо­ции по­дос­ты­ли, и злость на от­ца схлы­нула. Сей­час мне его ско­рее очень жаль — мес­си­ру де Се­лон­же уда­лось выр­вать этот гад­ский до­говор у мо­его от­ца из-за его сла­бос­ти, а сла­бое мес­то у мо­его от­ца толь­ко од­но — я са­ма. 

— Дон­на Фь­ора, всё-та­ки я про­шу вас хо­рошень­ко по­раз­мыслить ещё раз, — заз­ву­чал го­лос Де­мет­ри­оса стро­же, — ва­ша тёт­ка яс­но да­ла вам и ва­шему от­цу по­нять, что ни пе­ред чем не ос­та­новит­ся ра­ди то­го, что­бы приб­рать к ру­кам сос­то­яние Бель­тра­ми. Пой­дёт да­же на то, что­бы фи­зичес­ки унич­то­жить ва­шего от­ца и вас. 

— Она не смо­жет унич­то­жить ни от­ца, ни ме­ня, — за­яви­ла я ре­шитель­но, — ес­ли я са­ма унич­то­жу её. Чем в сто­роне сто­ять и ждать уда­ра, луч­ше бить, пусть да­же на­угад… Ког­да то­пор уже над го­ловой, не­чего и на­де­ять­ся смяг­чить улыб­кой па­лача. 

— Дон­на Фь­ора, быть мо­жет, ваш от­каз вре­мен­но по­жить у ме­ня выз­ван не­кой не­дос­ка­зан­ностью с мо­ей сто­роны? — Де­мет­ри­ос опус­тился на ко­лено ря­дом с за­нятым мной крес­лом. — Не ду­ма­ете же вы в са­мом де­ле, что у ме­ня мо­гут быть неб­ла­говид­ные на­мере­ния в от­но­шении вас? 

— Нет, синь­ор, Лас­ка­рис, да­же мыс­ли не бы­ло! Вы что? Пос­ле все­го сде­лан­но­го ва­ми для ме­ня се­год­ня, греш­но сом­не­вать­ся в ва­шем бла­городс­тве! — вос­клик­ну­ла я го­рячо, раз­ве­дя ру­ками, же­лая всей ду­шой ра­зуве­рить Де­мет­ри­оса в его пред­по­ложе­нии. Толь­ко это­го не хва­тало — оби­деть бес­ко­рыс­тно пред­ло­жив­ше­го мне по­мощь че­лове­ка. 

— Тог­да что вам ме­ша­ет сог­ла­сить­ся? 

— Я не мо­гу бро­сить от­ца на­еди­не с этой бе­дой, — приз­на­лась я, по­тупив­шись. — Он чувс­тву­ет се­бя заг­нанным в ло­вуш­ку, унич­то­жен­ным, нуж­да­ет­ся в опо­ре и под­дер­жке… Ес­ли ещё и я от не­го от­вернусь, это окон­ча­тель­но убь­ёт его… 

— Так зна­чит, вот ка­кова при­чина, — про­тянул Де­мет­ри­ос. — То, что я го­тов сде­лать для вас, ка­са­ет­ся так­же и ва­шего от­ца. 

— Пра­во же, мне ста­новит­ся не­лов­ко, что вы го­товы взва­лить на свои пле­чи нев­зго­ды, ко­торые, во­об­ще-то, мои, — лас­ко­вой ус­мешкой соп­ро­води­ла я от­вет гре­ку. 

— Вы об­ра­тились за по­мощью, вот и ста­ра­юсь сде­лать всё от ме­ня за­вися­щее… 

— Раз у мо­его от­ца нет сил, их впол­не хва­тит у ме­ня пос­то­ять за нас обо­их. Я знаю, что вы очень све­дущи в ме­дици­не, синь­ор Лас­ка­рис — сам Ло­рен­цо счи­та­ет вас ге­ни­ем, и зна­чит, тем бо­лее раз­би­ра­етесь в ле­чеб­ных и па­губ­ных свой­ствах рас­те­ний… Так вот, вы ме­ня очень вы­ручи­те, ес­ли да­дите са­мый силь­но­дей­ству­ющий яд, ко­торым я со­бира­юсь угос­тить мою до­рогую тё­туш­ку, — вы­пали­ла я на од­ном ды­хании Де­мет­ри­осу. 

Воп­ре­ки мо­им ожи­дани­ям, поч­тенный че­ловек на­уки не раз­ра­зил­ся нра­во­уче­ни­ями и да­же во взгля­де не бы­ло ни кап­ли осуж­де­ния. 

— Что же, синь­ори­на, ес­ли уж от убе­жища в мо­ей вил­ле во Фь­езо­ле вы от­ка­зались, по­могу вам хо­тя бы тем, что снаб­жу ору­жи­ем про­тив этой ве­ролом­ной осо­бы, — за­говор­щицки улыб­нувшись, Де­мет­ри­ос под­нялся с по­ла, пред­ло­жил мне ру­ку и по­мог отор­вать­ся от крес­ла. — По­дож­ди­те бук­валь­но па­ру ми­нут. Как раз най­дёт­ся, что нуж­но — ис­пы­тывал этот яд на кры­сах, и дол­жен ска­зать, хва­тало па­ры ка­пель, — под­ме­тил грек, как бы меж­ду про­чим, уда­лив­шись в смеж­ную ком­на­ту с той, где мы и бе­седо­вали. 

Пре­дос­тавле­на лишь ком­па­нии са­мой се­бя я бы­ла не­дол­го — вско­ре Де­мет­ри­ос вер­нулся, не­ся в ру­ке не­боль­шой проз­рачный бу­тылёк, на­пол­ненный жид­костью при­ят­но­го ру­бино­вого от­тенка и за­купо­рен­ный де­ревян­ной проб­кой. 

— Сде­лал бук­валь­но на днях, но да­же не ду­мал, что ко­му-то мо­жет быть в нём нуж­да, — по­яс­нил по­жилой муж­чи­на, от­дав в мои ру­ки пред­назна­чен­ный для И­еро­нимы смер­то­нос­ный по­дарок. 

— Прем­но­го вам бла­годар­на! Вы не пред­став­ля­ете, как по­мог­ли мне! Спа­сибо ог­ромное! — спря­тав яд в свой ко­шель, при­вязан­ный к по­ясу платья, я в по­рыве вос­торга и бла­годар­ности, по­забыв о при­личи­ях, бро­силась на шею Де­мет­ри­осу и креп­ко рас­це­лова­ла его в обе щё­ки, из­рядно сму­тив — ес­ли су­дить по то­му, как он нес­коль­ко раз вы­рази­тель­но каш­ля­нул, мяг­ко отс­тра­нил мою пер­со­ну от се­бя и сме­рил по-доб­ро­му иро­нич­ным взгля­дом. 

— На­де­юсь, ваш за­мысел удас­тся, но знай­те: в слу­чае че­го мо­жете по­лагать­ся на ме­ня, — Де­мет­ри­ос хо­тел ска­зать ещё что-то, но его прер­вал скрип от­крыв­шей­ся две­ри, на ко­торый обер­ну­лись мы оба. 

По­рог по­ко­ев пе­рес­ту­пили синь­ор Ло­рен­цо и мой отец. Во­лосы обо­их муж­чин бы­ли вскло­чен­ные и мок­рые от дож­дя, ли­ца блед­ны. Раз­ни­ца лишь в том, что ли­цо Ло­рен­цо хра­нило серь­ёз­ность, то у от­ца на­обо­рот — све­тилось об­легче­ни­ем и ра­достью. 

— Фь­ора, ди­тя моё! Наш­лась! Сла­ва Бо­гу! — отец бро­сил­ся ко мне и креп­ко об­нял, при­пав гу­бами к мо­ей ма­куш­ке, а я креп­ко об­ня­ла его в от­вет. — Мы все мес­та се­бе не на­ходи­ли… 

— Отец, прос­ти ме­ня… я в за­пале, не по­думав, вык­рикну­ла, что не­нави­жу те­бя! — пыл­ко шеп­та­ла я, силь­нее к не­му при­жав­шись. 

— Нет, Фь­ора, ты в сво­ём пра­ве не­нави­деть, по­тому что сде­лан­ное мной и впрямь бы­ло пре­датель­ством по от­но­шению к те­бе, так что в са­мую по­ру про­сить про­щения мне, — при­под­няв моё ли­цо за под­бо­родок, отец неж­но по­цело­вал ме­ня в лоб. 

— Но я вов­се не пи­таю к те­бе не­навис­ти и не дер­жу зла, кля­нусь, — не ос­та­вила я по­пыток убе­дить его. 

— За­дала же ты нам всем — мо­им лю­дям и мне са­мому ра­боты се­год­ня, — мяг­ко уп­рекнул ме­ня до сей по­ры мол­чавший Ло­рен­цо. — Твой отец и мои лю­ди со мной ед­ва ли не всю Фло­рен­цию вверх дном пе­ревер­ну­ли, что­бы те­бя ра­зыс­кать. 

— Мне жаль, что я так зас­та­вила всех вас из­во­дить­ся, — улыб­нувшись Ло­рен­цо, я опус­ти­ла го­лову. — Ло­рен­цо, я дол­жна те­бе кое-что рас­ска­зать, это очень важ­но, и… 

— Не сто­ит бес­по­кой­ства, Фь­ора, — не дал мне за­кон­чить Ме­дичи, — я уже знаю обо всём от тво­его от­ца. Дол­жен ска­зать, ме­ня нес­коль­ко за­дело, что синь­ор Бель­тра­ми не об­ра­тил­ся сра­зу ко мне, — нем­но­го по­суро­вел го­лос влас­ти­теля Фло­рен­ции, — но ни­чего, всё ещё мож­но ис­пра­вить. 

— Синь­ор Лас­ка­рис, — отец вы­пус­тил ме­ня из объ­ятий, по­дошёл к Де­мет­ри­осу и по­жал ему ру­ку, — я бла­года­рен вам за то, что вы по­забо­тились о мо­ей до­чери. Спа­сибо! 

Рас­про­щав­шись с Ло­рен­цо и Де­мет­ри­осом, я и отец по­кину­ли дво­рец Ме­дичи. Всю до­рогу до двор­ца Бель­тра­ми мы про­дела­ли в пол­ном мол­ча­нии. Я жда­ла от от­ца нра­во­уче­ний, неч­то вро­де «Ты не дол­жна бы­ла убе­гать из до­ма, сов­сем од­на и по тем­но­те, как у те­бя толь­ко бес­серде­чия хва­тило», но всю до­рогу до на­шего до­ма он по­дав­ленно мол­чал. 
Ле­онар­да, моя нас­тавни­ца и гу­вер­нан­тка — и та не об­ру­шила на мою го­лову гнев­ные от­по­веди, хо­тя я, взгля­нув один раз ей в ли­цо, с чувс­твом го­речи и сты­да по­няла, что всё вре­мя мо­его от­сутс­твия она проп­ла­кала — опух­шие гла­за и нос врать не мо­гут. 

Под­нявшись к се­бе в спаль­ню, я пе­ре­оде­лась из платья в ноч­ную со­роч­ку и пос­ко­рее пос­пе­шила сколь­знуть под оде­яло. Ус­ну­ла, ед­ва го­лова кос­ну­лась по­душ­ки, но за­сыпа­ла я со спо­кой­ной ду­шой — в мо­ём ко­шеле прип­ря­тан пу­зырёк с силь­ным ядом, и зав­тра мне не бу­дет его жаль для мо­ей лю­без­ной тё­туш­ки И­еро­нимы.

Глава 3 - Немного не по плану

Ми­нув­шую ночь я спа­ла спо­кой­но и ни­какие дур­ные сны не му­чили, прос­ну­лась же от­дохнув­шей и со све­жей го­ловой, с чёт­ким осоз­на­ни­ем, что бу­ду де­лать, и не да­вило чувс­тво лип­ко­го стра­ха за бу­дущее, как бы­ло вче­ра — склян­ка с ядом по-преж­не­му на­дёж­но спря­тана в мо­ём ко­шеле и до­жида­ет­ся ча­са, ког­да её пус­тят в де­ло. 
Пол­ная на­дежд от­вести от до­рогих мне лю­дей и от се­бя са­мой опас­ность в ли­це И­еро­нимы, по­зав­тра­кала ис­пе­чён­ны­ми Ле­онар­дой грен­ка­ми и с по­мощью Ха­тун при­вела се­бя в по­рядок — во­лосы бы­ли уло­жены в ко­рону из кос, платье на­дела блед­но-си­рене­вое и рас­ши­тое узо­рами в ви­де рай­ских птиц се­реб­ря­ными ни­тями. Ес­ли на­мере­ва­юсь са­ма приг­ла­сить вра­га на своё по­ле боя, на­до быть во все ору­жии. 

Что при­нес­ло мне об­легче­ние, так это то, что ни­кому из близ­ких — ни от­цу, ни Ле­онар­де — не приш­ло в го­лову поп­ре­кать ме­ня тем, что я выт­во­рила вче­ра — в го­ряч­ке злос­ти наг­ру­била от­цу и сбе­жала из до­ма. Слиш­ком жес­то­ко с мо­ей сто­роны по­лучи­лось — так обой­тись с че­лове­ком, ко­торый рас­тил ме­ня в люб­ви и счастье сем­надцать лет мо­ей жиз­ни. 
Зря в тот ве­чер сго­ряча вык­рикну­ла ему в ли­цо, что не­нави­жу его на­рав­не с му­жем. Нет, му­жа не­нави­жу по-преж­не­му, так что по­падись он мне сей­час — охот­но сде­лаю се­бя вдо­вой пос­редс­твом за­пус­ка в го­лову Фи­лип­па та­бурет­ки, но вот на от­ца зло дер­жать не по­луча­ет­ся ни­как, да­же при всём же­лании. Он боль­ше нуж­да­ет­ся в мо­ей под­дер­жке, чем в прок­ля­ти­ях. 
Раз у от­ца нет сил за­щитить наш хруп­кий мир, ви­сящий сей­час на во­лос­ке, они най­дут­ся у ме­ня, что­бы за­щитить не толь­ко се­бя, но и от­ца с Ле­онар­дой и Ха­тун, им от­дам всю свою неж­ность — не­нуж­ную мо­ему суп­ру­гу, ко­торый пре­неб­рёг мной. 

Да и что тол­ку те­перь ма­хать ку­лака­ми пос­ле дра­ки? Не­об­хо­димо сде­лать всё, что­бы от­вести от се­бя и до­рогих мне лю­дей эту нев­зго­ду. 

При­мер­но бли­же к де­сяти ут­ра нам на­нёс ви­зит Де­мет­ри­ос Лас­ка­рис в ком­па­нии Эс­те­бана. Вдво­ём им уда­лось сма­нить мо­его от­ца, об­ра­дован­но­го по­яв­ле­ни­ем синь­ора Лас­ка­риса в на­шем до­ме, на про­гул­ку по Фь­езо­ле. Ещё вче­ра я сго­вори­лась с Де­мет­ри­осом, что­бы он вы­манил из до­ма мо­его от­ца, что­бы на мо­мент при­хода И­еро­нимы ро­дитель мой с дон­ной Пац­ци не пе­ресёк­ся. 

К осу­щест­вле­нию сво­его пла­на прес­ту­пила сра­зу же — тем бо­лее, что на сы­тый же­лудок ду­ма­ет­ся го­раз­до луч­ше. Над пос­ла­ни­ем для мо­ей «до­рогой и лю­бимой» тё­туш­ки И­еро­нимы осо­бо дол­го не раз­ду­мыва­ла, пе­ро бе­жало са­мо из­ви­вами стро­ки. 

Ко­неч­но, в пись­ме для И­еро­нимы мне приш­лось не­мало пок­ри­вить ду­шой: 

«Моя до­рогая и лю­без­ная тё­тя И­еро­нима! 
Дол­жна те­бе ска­зать, что ста­ла слу­чай­ной сви­детель­ни­цей тво­его вче­раш­не­го раз­го­вора с мо­им от­цом и хо­чу ска­зать, что мой отец пос­ту­пил не­даль­но­вид­но — от­ка­зав те­бе и ве­дя се­бя с то­бой столь не­уч­ти­во. Ми­лая тё­туш­ка, приг­ла­шаю те­бя се­год­ня об­су­дить то, что бы­ло вче­ра, и на­де­юсь, что вмес­те мы при­дём к бла­гора­зум­но­му ре­шению, на­де­юсь на на­шу встре­чу. При­ходи в па­лац­цо Бель­тра­ми, как по­лучишь это пись­мо. Очень про­шу те­бя толь­ко об од­ном — что­бы ник­то не знал ни об этом пись­ме, ни о том, ко­му ты со­бира­ешь­ся на­нес­ти ви­зит. Уз­най об этом ка­кими-ни­будь пу­тями мой отец, я не ру­ча­юсь, что он пог­ла­дит ме­ня по го­лов­ке за то, что я де­лаю за его спи­ной, но при­ходит­ся — по­тому что отец пос­ту­па­ет неб­ла­гора­зум­но, при всей мо­ей люб­ви к не­му и ува­жении. 
Же­лаю те­бе бла­гопо­лучия и проц­ве­тания. 

С ува­жени­ем, 
Фь­ора Бель­тра­ми». 

Пись­мо для И­еро­нимы я по­ручи­ла пе­редать Па­оло, не за­быв взять с не­го обе­щание мол­чать об этом пе­ред мо­им от­цом. 

В гос­ти­ной ве­лела по­дать для ме­ня и ожи­да­емой мной, хоть и нис­коль­ко не при­ят­ной, гостьи кь­ян­ти и ме­довые бу­лоч­ки с ма­ком. Вре­мя в ожи­дании тё­ти ко­рота­ла за чте­ни­ем «Де­каме­рона». 

— Фь­ора, мне со­вер­шенно не нра­вит­ся то, что ты за­мыс­ли­ла! — воз­му­щалась Ле­онар­да, ос­терве­нело взби­вая по­душ­ки в крес­лах и из­редка поп­равляя оч­ки на ос­тром длин­ном но­су. — Приг­ла­шать к нам эту оди­оз­ную жен­щи­ну, да ещё за спи­ной тво­его от­ца! 

— Дон­на Ле­онар­да пра­ва, хо­зяй­ка, — под­держа­ла мою гу­вер­нан­тку Ха­тун, ста­вя на сто­лик под­нос со сто­ящи­ми на нём бу­тыл­кой кь­ян­ти и ог­ромным блю­дом с бу­лоч­ка­ми. — Что бы ты ни за­мыс­ли­ла, приг­ла­сив сю­да дон­ну Пац­ци, это очень пло­хая идея. 

— Ха­тун, Ле­онар­да, я пы­та­юсь сде­лать хоть что-то, что­бы из­бе­жать гря­дущей ка­тас­тро­фы. И не со­бира­юсь до­пус­кать, что­бы мой отец взва­ливал всё толь­ко на свои пле­чи, я — его дочь, и не ос­тавлю от­ца од­но­го раз­би­рать­ся с этой га­диной! — за­яви­ла я, рас­ха­живая по ком­на­те, что­бы унять вол­не­ние. По­пыта­лась от­влечь­ся чте­ни­ем но­вел­лы о Гри­зель­де, но ни­как не мог­ла от вол­не­ния сос­ре­дото­чить­ся на чте­нии и в раз­дра­жении зах­лопну­ла кни­гу, по­ложив её на сто­лик. 

— Дон­на Фь­ора, дон­на Фь­ора! — в гос­ти­ную вле­тел Па­оло, чем прив­лёк на­ше вни­мание. — При­была дон­на Пац­ци. 

— Прек­расно! — Ле­онар­да упер­ла од­ну ру­ку вбок и дру­гой взя­ла за ру­ку Ха­тун. — Я и Ха­тун бу­дем на кух­не. Ви­деть не хо­чу, как ты бу­дешь под­ли­зывать­ся к этой коб­ре. — По­жилая да­ма сер­ди­то фыр­кну­ла и ре­шитель­но нап­ра­вилась прочь из гос­ти­ной, уво­дя с со­бой вя­ло про­тес­ту­ющую Ха­тун. 

— При­дёт­ся под­ли­зывать­ся, ми­лая Ле­онар­да, ес­ли хо­тим удер­жать­ся на пла­ву, — бро­сила я вслед нас­тавни­це. — Па­оло, про­води дон­ну И­еро­ниму сю­да, — ве­лела я уже слу­ге. 
Пок­ло­нив­шись, Па­оло от­пра­вил­ся вы­пол­нять рас­по­ряже­ние. 

Ос­тавшись од­на, я вы­лила в один бо­кал весь бу­тылёк, уб­рав в ко­шель пус­той со­суд, и до­лила до кра­ёв кь­ян­ти, пос­ле че­го на­лила на­питок в свой бо­кал. Пер­вые мгно­вения я за­сом­не­валась, не слиш­ком ли мно­го я вли­ла яда в бо­кал И­еро­нимы, ма­ло ли, вдруг по­чувс­тву­ет за­пах или прив­кус… Но по­том ус­по­ко­илась — Де­мет­ри­ос ис­пы­тывал этот яд на кры­сах. Мно­го ли нуж­но убий­ствен­но­го зелья, что­бы от­ра­вить мел­ко­го гры­зуна? Кры­са, от ко­торой нуж­но из­ба­вить­ся мне, ку­да бо­лее мер­зкая и пок­рупнее бу­дет. 

«Да и я не­дале­ко от неё уш­ла, ес­ли так вду­мать­ся, раз уж опус­ти­лась до от­ра­витель­ни­цы», — приз­на­ла я с чувс­твом вне­зап­но нах­лы­нув­ше­го от­вра­щения к се­бе, но пу­ти об­ратно нет: или И­еро­нима, или я с от­цом. 

Что­бы из­ба­вить­ся от нер­вознос­ти, на­поло­вину опус­то­шила свой бо­кал. 

— Фь­ора Бель­тра­ми! — пос­лы­шал­ся го­лос И­еро­нимы, а по­том и она са­ма пе­рес­ту­пила по­рог гос­ти­ной, вы­соко не­ся свою го­лову, точ­но кня­гиня ка­кая-то, буд­то всё здесь ей при­над­ле­жит, вклю­чая и ме­ня. — Здравс­твуй, до­рогая пле­мян­ни­ца, — ис­хо­дил её тон омер­зи­тель­ной елей­ностью, — мне при­ят­но, что хоть в тво­ей го­лове по­боль­ше бла­гора­зумия, не­жели у мо­его ку­зена Фран­ческо. 

— Доб­ро по­жало­вать, И­еро­нима. Про­шу, про­ходи и при­сажи­вай­ся, я ве­лела ис­печь для нас вкус­ные бу­лоч­ки, — ра­зыг­ры­вала я из се­бя роль ра­душ­ной хо­зяй­ки, при­вет­ли­во улы­ба­ясь И­еро­ниме и ука­зав ру­кой ей на крес­ло нап­ро­тив мо­его. 

Са­ма не знаю, как смог­ла се­бя сдер­жать и не вце­пить­ся в во­лосы И­еро­ниме и не при­ложить её по­боль­нее пер­вым, что под ру­ку по­падёт­ся, ког­да она уни­чижи­тель­но от­зы­валась о мо­ём от­це. Я лас­ко­во улыб­ну­лась И­еро­ниме, ус­тро­ив­шись в сво­ём крес­ле, а в уме ри­сова­ла, как мои ру­ки сжи­ма­ют­ся на её шее. 

— Я приш­ла, как ты и про­сила, до­рогая пле­мян­ни­ца, и о мо­ём ви­зите с пись­мом не­из­вес­тно ни­кому. Так, зна­чит, ты всё прек­расно слы­шала? — про­вор­ко­вала И­еро­нима, взя­ла свой бо­кал с под­ме­шан­ным в кь­ян­ти ядом и сде­лала нес­коль­ко жад­ных глот­ков. — Ах, что за див­ный вкус! 

«На­де­юсь, те­бе на­питок при­шёл­ся по вку­су, мер­зкая мразь! По­тому что боль­ше те­бе пос­ле не­го ни­чем дру­гим нас­лаждать­ся не при­дёт­ся!» — дер­жа­ла я в уме. 

— Каж­дое сло­во, тё­тя, — в па­ру глот­ков я опус­то­шила свой бо­кал кь­ян­ти и за­куси­ла бу­лоч­кой, — по­тому смог­ла в пол­ной ме­ре оце­нить всё ве­лико­душие тво­его пред­ло­жения, тог­да как от­цу не хва­тило даль­но­вид­ности на это. — Мыс­ленно я поп­ро­сила у от­ца про­щения за свои пос­ледние сло­ва. 

— Ми­лая Фь­орет­та, я по­нимаю, что все го­ды тво­его взрос­ле­ния мы не ла­дили, — И­еро­нима до по­лови­ны вых­ле­бала жид­кость из сво­его бо­кала. 

«Да ког­да ж на те­бя уже яд по­дей­ству­ет, па­даль ты та­кая? Да уж… есть божьи тва­ри, И­еро­нима же прос­то тварь», — про­носи­лись в го­лове мыс­ли, ког­да я смот­ре­ла на опус­то­шив­шую бо­кал до дна И­еро­ниму. — «А ес­ли Де­мет­ри­ос ошиб­ся и вмес­то яда от­дал мне неч­то дру­гое, или всё же это яд, но очень сла­бо дей­ству­ющий?» — вспыш­кой оза­рила соз­на­ние пу­га­ющая мысль. 

— Но твой ра­зум всег­да де­лал те­бе честь. Уве­рена, мы с то­бой бу­дем жить в пол­ном сог­ла­сии и в ми­ре. Обе­щаю те­бе это, как твоя бу­дущая свек­ровь, — пос­ледние свои сло­ва И­еро­нима соп­ро­води­ла сла­щавой улы­боч­кой, а от оби­лия па­токи в её ин­то­наци­ях ме­ня ед­ва не за­тош­ни­ло. 

Я же ос­та­лась вер­на сво­ей ро­ли, про­дол­жая ми­ло улы­бать­ся. 

— Вне вся­кого сом­не­ния, до­рогая тё­тя, — по­ведя пле­чами, я до­ела свою бул­ку, кра­ем гла­за вы­жида­юще смот­ря на И­еро­ниму, ожи­дая — ког­да же она схва­тит­ся за гор­ло и нач­нёт хри­петь, упа­дёт на пол, при­няв­шись ка­тать­ся по ков­ру, рвать и скру­чивать­ся в ба­раний рог от ад­ских бо­лей в жи­воте. По край­ней ме­ре, та­кое опи­сание от­равле­ний бы­ло в книж­ках, про­читан­ных мной. Ага, кар­ман ши­ре дер­жи, ду­роч­ка на­ив­ная. Жи­ва-здо­рова эта под­лю­га И­еро­нима, си­дит се­бе до­воль­ная и раз­ру­мянив­ша­яся от вы­пито­го ал­ко­голя в крес­ле и ал­чнень­ки­ми глаз­ка­ми ог­ля­дыва­ет уб­ранс­тво гос­ти­ной. 

— Фь­ора, что-то не так? — прит­ворно-лас­ко­во спро­сила дон­на Пац­ци. — Те­бе нез­до­ровит­ся? 

— Еже­месяч­ные не­домо­гания, — от­де­лалась я пер­вым же при­шед­шим в го­лову объ­яс­не­ни­ем, раз уж она са­ма пред­по­ложи­ла, что мне не­хоро­шо. — Ты из­ви­ни ме­ня, но я вый­ду не­надол­го во дво­рик, нем­но­го душ­но в ком­на­те! — И бе­гом бро­силась из ком­на­ты вон, обог­ну­ла га­лереи и нер­вной пос­тупью про­шес­тво­вала в сад внут­ренне­го дво­рика. 

Сколь­ко про­сиде­ла на лав­ке в са­ду под рас­ки­дис­ты­ми кро­нами апель­си­новых де­ревь­ев, по­доб­рав под се­бя но­ги и апа­тич­но гля­дя пря­мо пе­ред со­бой, ска­зать бы не взя­лась, но из сос­то­яния не­ко­его тран­са ме­ня вы­вел ка­кой-то прон­зи­тель­ный и в то же вре­мя жа­лоб­ный крик. 

Рез­ко вздрог­нув от не­ожи­дан­ности, я сос­ко­чила с на­сижен­но­го мес­та и ки­нулась на ис­точник зву­ка, до­носив­ше­гося как раз из гос­ти­ной, где я ос­та­вила свою тёт­ку. Под­го­ня­емая не­тер­пе­ни­ем и жгу­чим ин­те­ресом, я вор­ва­лась в ком­на­ту, но, что по­рази­ло, тё­ти И­еро­нимы не об­на­ружи­ла! 

За­то из во­роха одежд И­еро­нимы — тя­жёло­го бар­хатно­го платья, рас­ши­того дра­гоцен­ны­ми кам­ня­ми, и ниж­ней ру­баш­ки из по­луп­розрач­но­го шёл­ка — до­носил­ся го­рес­тный дет­ский плач. 

— Ма­терь Божья, ударь ме­ня мол­ния на этом мес­те, — по­ражён­но выр­ва­лось у ме­ня, ког­да я из­влек­ла из ку­чи одежд ма­лень­кую де­воч­ку око­ло по­луто­ра или двух лет на вид, за­ходя­щу­юся в пла­че всё силь­нее. 

Вгля­дев­шись в её круг­лое рас­крас­невше­еся ли­чико, об­рамля­емое мяг­ки­ми вь­ющи­мися во­лоси­ками зо­лотис­то-ме­дово­го цве­та, и опух­шие чёр­ные гла­за, ук­ра­шен­ные гус­ты­ми и длин­ны­ми зо­лотис­ты­ми рес­ни­цами, я ощу­тила се­бя так, слов­но ко­му-то приш­ла в го­лову фан­та­зия от всей ду­ши ог­реть ме­ня меш­ком му­ки по го­лове. 

«Уж очень ма­лыш­ка И­еро­ниму на­поми­на­ет, уж не она ли это… И тот бу­тылёк с ру­бино­вой жид­костью, дан­ный Де­мет­ри­осом… Это мо­жет быть как-то вза­имос­вя­зано?» — эту мысль, как ни ста­ралась, отог­нать не по­луча­лось ни­как. 

За­кутав ма­лыш­ку в ниж­нюю ру­баш­ку И­еро­нимы, бе­реж­но при­жима­ла её к се­бе и ука­чива­ла, иног­да чуть под­бра­сывая в воз­дух, но ре­бён­ка это не ус­по­ка­ива­ло нис­коль­ко — плач де­воч­ки по-преж­не­му про­дол­жал тер­зать её го­лосо­вые связ­ки и мои уши. Ну и силь­ные же лёг­кие у этой кри­куньи. 

Двух ми­нут не прош­ло, как на дет­ские кри­ки в гос­ти­ную при­бежа­ли Ха­тун и Ле­онар­да, на­пере­бой спра­шива­ли ме­ня, от­ку­да в на­шем до­ме ре­бёнок и ку­да де­валась дон­на И­еро­нима. 

— А кто это у нас тут та­кой ма­лень­кий, кто у нас та­кой хо­рошень­кий? — вос­торга­лась Ха­тун, неж­но треп­ля за щёч­ки за­мол­чавшую кро­ху и про­пус­кая меж паль­цев её зо­лотые куд­ряшки. — Ти­ше, кра­сави­ца моя, не плачь, — та­тар­ка по­пыта­лась заб­рать у ме­ня из рук И­еро­ниму, но сдав­ленно вскрик­ну­ла — эта ма­лень­кая бес­тия, как ока­залось, не­ожи­дан­но уку­сила её за па­лец сво­ими ма­лень­ки­ми мо­лоч­ны­ми зуб­ка­ми, по но­вой зай­дясь в пла­че и об­хва­тив ме­ня руч­ка­ми за шею. 
— Ай, мне же боль­но во­об­ще-то, ма­лень­кая, — оби­жен­но прос­то­нала Ха­тун, дер­жа во рту уку­шен­ный па­лец. 
— Эй! Ты из ди­ких кра­ёв сбе­жала?! Ещё раз Ха­тун или ко­го-то дру­гого уку­сишь — в уг­лу у ме­ня сто­ять бу­дешь! — без еди­ного на­мёка на то, что мои сло­ва — пус­тая уг­ро­за, прик­рикну­ла я на И­еро­ниму. 
Воз­му­тив­шись та­ким об­хожде­ни­ем с её пер­со­ной, И­еро­нима оби­жен­но за­сопе­ла и заш­лась в пла­че с но­выми си­лами. 
— Хо­зяй­ка, она же сов­сем ма­лень­кая и ещё не по­нима­ет, не на­до на неё кри­чать, — всту­пилась Ха­тун за свою обид­чи­цу. 
Дон­на Пац­ци, ка­залось, буд­то бы при­обод­рённая пок­ро­витель­ством та­тар­ки, зап­ла­кала го­раз­до гром­че и гор­ше, уже иг­рая на пуб­ли­ку. 
— Фь­ора, от­ку­да здесь взя­лась эта де­воч­ка и ку­да про­пала дон­на И­еро­нима, ты мне от­ве­тишь, на­конец? — сло­жив ру­ки на гру­ди, до­пыты­валась Ле­онар­да, не спус­кая с ме­ня стро­гого и тре­бова­тель­но­го взгля­да. — Одеж­да ведь дон­ны И­еро­нимы здесь… 

— Ми­лая Ле­онар­да, по­нима­ешь ли… эта де­воч­ка и есть дон­на И­еро­нима… — на­чала я объ­яс­нять­ся, но зап­ну­лась, чувс­твуя се­бя нем­но­го не­уют­но под ис­пы­ту­ющим и прис­таль­ным взгля­дом гу­вер­нан­тки. — Вче­ра, ког­да я убе­жала, ме­ня слу­чай­но встре­тил и при­вёл к се­бе Де­мет­ри­ос Лас­ка­рис, мы с ним раз­го­вори­лись по ду­шам, я рас­ска­зала ему о вче­раш­нем раз­го­воре — ког­да И­еро­нима мо­его от­ца шан­та­жиро­вала… вып­ро­сила у синь­ора Лас­ка­риса кое-ка­кую нас­той­ку и этой же нас­той­кой се­год­ня угос­ти­ла тё­тю И­еро­ниму — под­ме­шала в кь­ян­ти… 

— Что?! Так ты от­ра­витель­ни­цей за­дела­лась! Как И­еро­нима за­марать­ся ре­шила, да, Фь­ора?! — в гне­ве кри­чала мне Ле­онар­да, хва­та­ясь за го­лову. — Я по­нимаю, мне и са­мой хо­телось её при­душить за вче­раш­нее, но яд… Фь­ора, яд — не­дос­той­ное ору­жие! — приг­ро­зила она мне ука­затель­ным паль­цем. 

Я же скре­жета­ла зу­бами от зло­го бес­си­лия и ме­рила ша­гами ком­на­ту, ука­чивая И­еро­ниму — на­пуган­ную от­по­ведью Ле­онар­ды на мою го­лову, и от это­го ры­да­ющую ещё силь­нее. 

— В том-то и де­ло, Ле­онар­да, что хо­тела от­ра­вить, а по­лучи­лось вот что! Я ни­как не мог­ла знать, что И­еро­нима по­моло­де­ет до воз­раста двух­летки, а не сдох­нет в му­ках! — стре­митель­но по­дой­дя к Ле­онар­де, я пе­реда­ла ей на ру­ки И­еро­ниму — что бы­ло не очень-то и прос­то, по­тому что ма­лень­кая дон­на Пац­ци ис­те­рила вов­сю и бук­валь­но кле­щом цеп­ля­лась за ме­ня с кри­ками: «Ма­ма, нет, ма­моч­ка! К те­бе хо­чу!». 

«Ма­терь Божья, вот ведь до­жилась — собс­твен­ный враг ма­мой на­зыва­ет! Кто-ни­будь, ска­жите, что это прос­то бре­довый сон…» — стук­ну­ла я се­бя ла­донью по лбу, точ­но же­лая вы­бить из го­ловы эти мыс­ли, да­же ущип­ну­ла свою ру­ку нес­коль­ко раз — ан нет, всё про­ис­хо­дящее не бы­ло пь­яным бре­дом су­мас­шедше­го, увы — ре­аль­ностью. 

В го­лове не ук­ла­дыва­лось, как мог­ло так по­лучить­ся, что Де­мет­ри­ос от­дал мне яд, а И­еро­нима — вы­пив этот под­ме­шан­ный в кь­ян­ти яд, прев­ра­тилась в ма­лень­ко­го ре­бён­ка… 

— Фь­ора, да­же ни со мной, ни с от­цом не по­сове­това­лась, — се­това­ла Ле­онар­да, ка­чая на ру­ках нем­но­го ути­хоми­рив­шу­юся И­еро­ниму. 

— Дон­на Ле­онар­да, хо­зяй­ка, — нес­ме­ло вли­лась в наш ди­алог Ха­тун, — на­вер­но, по­ка луч­ше приб­рать одеж­ду дон­ны И­еро­нимы… — удо­воль­ство­вав­шись на­шими кив­ка­ми, Ха­тун по­доб­ра­ла с по­ла бар­хатное платье дон­ны Пац­ци и уш­ла на­верх. 

— Ох, за­вари­ла же ты ка­шу, Фь­ора. Мог­ла ведь с от­цом по­гово­рить, со мной… Хо­рошо, что хоть от­ра­витель­ни­ца из те­бя не по­лучи­лась… — Об­ви­нитель­ных и гнев­ных от­тенков в го­лосе Ле­онар­ды по­уба­вилось, зна­чит, моя нас­тавни­ца уже не так силь­но на ме­ня зла и по­нем­но­гу при­мири­лась с про­изо­шед­ши­ми над И­еро­нимой из­ме­нени­ями, да и с тем, что ви­ной этим из­ме­нени­ям — нас­той­ка, ко­торой я хо­тела от­ра­вить И­еро­ниму. 

— Вот же дерь­мо со­бачье! — в сер­дцах вы­руга­лась я, ус­тро­ив­шись в крес­ле и схва­тив­шись за го­лову. 

— Дерь­мо со­бачье, — пов­то­рила за мной И­еро­нима и вжа­ла го­лову в пле­чи под по­суро­вев­шим взо­ром Ле­онар­ды. 

— Ай-ай-ай, И­еро­нима, стыд­но дол­жно быть те­бе — ру­гать­ся так, — ре­шила Ле­онар­да с хо­ду за­нять­ся вос­пи­тани­ем И­еро­нимы, — нель­зя. Сквер­носло­вить очень пло­хо. Ну-ну. Вос­пи­тан­ные де­воч­ки та­кого се­бе не поз­во­ля­ют, ты же та­кая кра­сивая ма­лень­кая да­ма… — мяг­ко раз­го­вари­вала она с ма­лыш­кой, гла­дя по во­лосам. 

Ши­роко улыб­нувшись и вся зар­девшись от пох­ва­лы её кра­соте, И­еро­нима гор­до зад­ра­ла свою зо­лото­воло­сую го­лов­ку. Сом­не­ния в сто­рону, эта кро­ха са­мая что ни на есть нас­то­ящая И­еро­нима Пац­ци — да­же пос­ле ме­тамор­фо­зы ос­та­лась вер­на сво­им при­выч­кам и тщес­ла­вие её не де­лось ни­куда. 

— Ма­ма, нель­зя! Стыд­но. Ну-ну! — под­ра­жая мен­тор­ско­му то­ну Ле­онар­ды, И­еро­нима да­же приг­ро­зила мне паль­чи­ком, чем выз­ва­ла у ме­ня по­добие улыб­ки. 

— А я, зна­чит, у те­бя не уда­лась вос­пи­тани­ем, да, моя ми­лая Ле­онар­да? — про­бур­ча­ла я с оби­жен­ным не­доволь­ством, об­няв спин­ку крес­ла. 

— Фь­ора, в са­мом де­ле, да­вай ты не бу­дешь при­дирать­ся к сло­вам, — Ле­онар­да по­дош­ла к крес­лу нап­ро­тив мо­его и ус­тро­илась в нём, уса­див И­еро­ниму к се­бе на ко­лени. — Все­го-то её раз­вле­кала, что­бы толь­ко она сно­ва не под­ня­ла ор. 

— Зна­ешь, Ле­онар­да, я до сих пор не мо­гу от­де­лать­ся от мыс­лей, что очу­тилась в ка­ком-то аб­сур­дном сне… И­еро­нима, став­шая ре­бён­ком и зо­вущая ме­ня ма­мой… Ко­му ска­зать, за ума­лишён­ную ме­ня при­мут… 

— Ну, кто же ви­новат, что те­бя по­тяну­ло на са­моде­ятель­ность, пос­ледс­тви­ем че­го ста­ло вот это вот всё?.. — без­злоб­но от­ветс­тво­вала по­жилая да­ма, ми­ролю­биво мне улыб­нувшись. 

— Прос­то при­души ме­ня, до­рогая Ле­онар­да, — встав с крес­ла, я прош­лась по ком­на­те, по­дош­ла к Ле­онар­де и заб­ра­ла у неё И­еро­ниму, со­вер­шая про­гул­ку по ком­на­те уже с ре­бён­ком на ру­ках. — Ле­онар­да, ведь на­до во что-то её пе­ре­одеть… Ты силь­но да­леко зап­ря­тала мою ста­рую дет­скую одеж­ду? 

— Твоя дет­ская одеж­да? — Ле­онар­да под­ско­чила с крес­ла, как буд­то к ней вер­ну­лись ушед­шие мо­лодые го­ды. — Вро­де бы не всё в при­ют от­да­ли, да и уб­ра­ла не­дале­ко… По­дож­ди! — То­роп­ли­вой пос­тупью Ле­онар­да уда­лилась из гос­ти­ной. 

За вре­мя от­сутс­твия Ле­онар­ды я ду­мала, И­еро­нима сно­ва нач­нёт яв­лять мне всю си­лу сво­их го­лосо­вых свя­зок и лёг­ких, из­де­ва­ясь над мо­им слу­хом и ки­пящим от все­го про­изо­шед­ше­го моз­гом, но ма­лыш­ка Пац­ци ве­ла се­бя на удив­ле­ние спо­кой­но — прос­то си­дела у ме­ня на ко­ленях, бол­та­ла бо­сыми кре­пень­ки­ми нож­ка­ми и иг­ра­ла с под­ве­шен­ным на це­поч­ку мо­им об­ру­чаль­ным коль­цом, иног­да вни­матель­но изу­чала узо­ры на мо­ём платье и с не­ук­лю­жей неж­ностью гла­дила по ще­ке ма­лень­кой ла­дош­кой, влеп­ляя по­целуй в щё­ку, а я ти­хонь­ко на­пева­ла ей при­шед­шие мне на ум на­род­ные пес­ни. 

От­сутс­тво­вала Ле­онар­да не очень-то и дол­го, вер­нувшись с во­рохом мо­ей дет­ской одеж­ды — ру­баш­ка, чу­лоч­ки, се­реб­ристо-си­нее платье и да­же ту­фель­ки под цвет оде­янию прих­ва­тила. 

— Вот, го­луб­ка моя, смот­ри, что наш­ла! — Ле­онар­да ра­дос­тно пот­рясла всем этим пе­ред мо­им ли­цом. 

Спус­тя нес­коль­ко ми­нут сов­мес­тны­ми уси­ли­ями я и Ле­онар­да об­ла­чили И­еро­ниму в чул­ки, ру­баш­ку и платье. Прав­да, ког­да на­дева­ли на И­еро­ниму чул­ки и обу­вали её, она нем­но­го воз­му­щалась, но по­том сми­рилась — толь­ко гля­дела сво­ими чёр­ны­ми гла­зами ис­подлобья на ме­ня и Ле­онар­ду. 

— И­еро­нима, ты по­хожа на очень эле­ган­тную бла­город­ную да­му, — уве­щева­ла её Ле­онар­да, — ко­неч­но, одеж­да не но­вая, но си­дит на те­бе за­меча­тель­но. 

— На­вер­но, ме­ня с рож­де­ния кто-то прок­лял, Ле­онар­да… от вра­гини из­ба­вить­ся — и то тол­ком не смог­ла, да и не смо­гу… Од­но де­ло — под­лая шан­та­жис­тка, уг­ро­жав­шая мне и мо­ему от­цу, но сов­сем дру­гое — ма­лень­кий ре­бёнок, да­же ес­ли этот ре­бёнок — И­еро­нима Пац­ци… что же я за не­удач­ни­ца та­кая… — опус­тившись на ко­лени ря­дом с И­еро­нимой, я приг­ла­дила её рас­трё­пан­ные во­лосы и не удер­жа­лась от то­го, что­бы не пот­ре­пать лас­ко­во по ще­кам. 

— Фь­орет­та, до­чень­ка! Дон­на Ле­онар­да, я до­ма! — до­нёс­ся до нас бод­рый, ве­сёлый го­лос от­ца. — Синь­ор Лас­ка­рис се­год­ня обе­да­ет с на­ми! 
Пос­лы­шались зву­ки ша­гов дво­их муж­чин: нес­пешная пос­тупь Де­мет­ри­оса и ре­шитель­ная — от­цов­ская. Вско­ре и са­ми они пе­рес­ту­пили по­рог гос­ти­ной, поп­ри­ветс­тво­вав нас. 
Воз­му­щён­но за­сопев, я пок­репче при­жала к се­бе И­еро­ниму, от ис­пу­га при ви­де нез­на­комых (хо­тя, как пос­мотреть) ей муж­чин ут­кнув­шу­юся ли­чиком мне в платье, вста­ла с крес­ла и приб­ли­зилась к от­цу с Дем­те­ри­осом — при этом хму­ро про­жигая взгля­дом гре­чес­ко­го учё­ного. 
— Оча­рова­тель­ное ди­тя у вас на ру­ках, дон­на Фь­ора, — от­ме­тил Де­мет­ри­ос, — ва­ша родс­твен­ни­ца? 
— О! Фь­ора, до­рогая, — по­разил­ся отец, за­метив ре­бён­ка у ме­ня на ру­ках и всмат­ри­ва­ясь в чер­ты де­воч­ки силь­но ок­руглив­ши­мися гла­зами, — от­ку­да в на­шем до­ме эта кро­ха? Мою ку­зину И­еро­ниму на­поми­на­ет… уж не её ли это дочь?.. При об­ра­зе жиз­ни ку­зины — впол­не воз­можно… 
— Ага, дочь дон­ны И­еро­нимы, да, — про­вор­ча­ла Ле­онар­да. 
— А вот и не уга­дал, отец, — воз­ра­зила я с на­пус­кной без­за­бот­ностью, — ма­лыш­ка, ко­торую ты ви­дишь пе­ред со­бой — И­еро­нима Пац­ци. А вот за то, что моя тё­тя И­еро­нима те­перь внеш­не и по раз­ви­тию ста­ла как двух­летний ре­бёнок, сто­ит ска­зать ог­ромное спа­сибо мес­си­ру Лас­ка­рису, да, синь­ор Де­мет­ри­ос? — об­ра­тилась я уже к лич­но­му вра­чу Ло­рен­цо Ве­лико­леп­но­го, мет­нув на не­го рас­сержен­ный взгляд. 
— То есть как? Эта де­воч­ка — и моя ку­зина И­еро­нима? — отец не ли­шил­ся соз­на­ния толь­ко бла­года­ря то­му, что Ле­онар­да и Де­мет­ри­ос вов­ре­мя ус­пе­ли под­хва­тить его под ру­ки. — Быть то­го не мо­жет! 
— Очень да­же мо­жет, отец! Я поп­ро­сила синь­ора Лас­ка­риса дать мне силь­но­дей­ству­ющий яд для И­еро­нимы… се­год­ня приг­ла­сила её к нам в дом, по­ка ты от­сутс­тво­вал… ре­зуль­тат ви­дишь пе­ред со­бой. 
— Что?! — вскри­чал отец, выр­вавшись от Ле­онар­ды и Де­мет­ри­оса. — Мес­сир Лас­ка­рис, как вы мог­ли дать яд в ру­ки мо­ей до­чери?! 
— Мень­ше на­до бы­ло до­водить свою дочь то той гра­ни от­ча­яния, что она убе­га­ет в ночь из до­ма и вып­ра­шива­ет яд для сво­ей тёт­ки, не чувс­твуя се­бя за­щищён­ной, — не­воз­му­тимо па­риро­вал Де­мет­ри­ос, по­том чуть ти­ше об­ра­тил­ся ко мне: — про­шу про­щения, дон­на Фь­ора, это уже не­малый про­мах с мо­ей сто­роны. Так выш­ло, что я соз­дал в хо­де сво­их эк­спе­римен­тов омо­лажи­ва­ющий элик­сир. Ду­мал, им за­ин­те­ресу­ет­ся мать Ве­лико­леп­но­го — синь­ора Лук­ре­ция. Но пе­репу­тал и вмес­то яда по не­дос­мотру от­дал вам этот са­мый элик­сир! — вос­клик­нул ви­нова­то Де­мет­ри­ос. 
— Пра­во, мес­сир Лас­ка­рис, не так уж вы и ви­нова­ты, что пе­репу­тали, — ус­по­ка­ива­ла я Де­мет­ри­оса, гла­дя по го­лов­ке и пох­ло­пывая по спи­не вновь на­чав­шую кап­ризни­чать И­еро­ниму, — вы же хо­тели мне по­мочь… а мож­но как-то об­ра­тить дей­ствие элик­си­ра, вер­нуть И­еро­ниме её воз­раст и об­лик? 
— Увы, дон­на Фь­ора, но нет, — не стал об­на­дёжи­вать ме­ня Де­мет­ри­ос, — это не яд, про­тиво­ядия к не­му нет. Так что дон­не И­еро­ниме до­ведёт­ся сно­ва пе­режить взрос­ле­ние. За­то те­перь она для вас не пред­став­ля­ет ни­какой опас­ности. Чем та­кая кро­ха нав­ре­дит?.. — По­жилой че­ловек по­чесал под­бо­родок. — Да и не нуж­но ей воз­вра­щать ис­тинный воз­раст и об­лик, по­делом. Мень­ше под­лостей с коз­ня­ми чи­нить бу­дет лю­дям. 
— Всё это, ко­неч­но, хо­рошо, что те­перь дон­на И­еро­нима ни­чем не смо­жет нав­ре­дить, — вме­шалась в мой раз­го­вор с Де­мет­ри­осом Ле­онар­да, — но вы не уч­ли два при­лич­ных «но» — клан Пац­ци, ко­торый нас­то­рожит ис­чезно­вение дон­ны И­еро­нимы, и то, как нам всем объ­яс­нить по­яв­ле­ние ма­лень­ко­го ре­бён­ка в па­лац­цо Бель­тра­ми… 
— Вот над этим я как раз и ло­маю го­лову, до­рогая Ле­онар­да. Кое-ка­кие мыс­ли на эту те­му есть… Де­воч­ку мож­но вы­дать за под­ки­дыша или за оси­ротев­шую дочь мо­их даль­них родс­твен­ни­ков… — оза­дачен­но вы­мол­вил отец, прой­дясь по гос­ти­ной. 
— А что, ес­ли пред­ста­вить всё так, буд­то И­еро­нима у­еха­ла поп­ра­вить здо­ровье на во­ды? — вне­зап­но осе­нила мою го­лову мысль, по­ка я са­ма пы­талась выс­во­бодить прядь сво­их во­лос из ку­лач­ка И­еро­нимы, ко­торым она её за­жала, что уда­лось не без борь­бы. 

*** 
Идея моя приш­лась по ду­ше всем — Ле­онар­де, от­цу и Де­мет­ри­осу, мо­ей ка­мерис­тке Ха­тун — ко­торую мы под­робно пос­вя­тили в ис­то­рию пе­ремен над И­еро­нимой, взяв с мо­лодень­кой та­тар­ки клят­ву, что она ни­кому об этом не про­бол­та­ет­ся. 
Де­вуш­ка со всей ис­крен­ностью за­вери­ла нас всех, что эта тай­на ум­рёт вмес­те с ней, изъ­явив так­же же­лание стать ня­ней для ма­лыш­ки, как и Ле­онар­да. 
В этот же день отец приг­ла­сил к нам синь­ора Ло­рен­цо, ко­торый ока­зал­ся то­же пос­вя­щён в эту не­веро­ят­ную ис­то­рию прев­ра­щения И­еро­нимы в ма­лень­ко­го ре­бён­ка. Не обош­лось без то­го, чтоб мы по­том всей на­шей ком­па­ни­ей не от­па­ива­ли ви­ном и нас­той­ка­ми ва­лери­аны синь­ора Ме­дичи, силь­но пот­ря­сён­но­го тем, что ему от­кры­лось, но по­мочь нам он сог­ла­сил­ся охот­но. 
Та­ким об­ра­зом, Ло­рен­цо Ве­лико­леп­но­му уда­лось пред­ста­вить всё так, буд­то бы И­еро­нима Пац­ци у­еха­ла поп­ра­вить своё по­шат­нувше­еся здо­ровье на ле­чеб­ные во­ды в Лукку. 

Ос­та­вить жить И­еро­ниму бы­ло ре­шено в мо­ём с от­цом двор­це Бель­тра­ми, вы­давая её за под­ки­дыша — най­ден­но­го на крыль­це в кор­зи­не и за­вёр­ну­того в оде­яль­це. 
Ко­неч­но, И­еро­нима взрос­лая на­мере­валась по­губить ме­ня и мо­его от­ца, ес­ли толь­ко он не сог­ла­сит­ся на все её тре­бова­ния, но вот И­еро­нима ма­лень­кая… бес­по­мощ­ная и без­за­щит­ная кро­ха, ко­торая пол­ностью за­виси­ма от нас, ок­ру­жа­ющих её взрос­лых… Взрос­лую И­еро­ниму я бы с ог­ромной ра­достью при­души­ла сво­ими ру­ками, но вот И­еро­нима-ма­лыш­ка… ко­торая так до­вер­чи­во смот­рит на ме­ня сво­ими чёр­ны­ми гла­зами, об­ни­ма­ет руч­ка­ми за шею и на­зыва­ет ма­мой… Сер­дце дрог­ну­ло и боль­но сжа­лось при од­ной толь­ко мыс­ли о том, что­бы сдать её в вос­пи­татель­ный дом. 

Бы­ло да­же пред­ло­жение от Ле­онар­ды, что­бы ос­та­вить И­еро­ниму на по­пече­ние Де­мет­ри­оса Лас­ка­риса (ес­ли уж к та­кому пос­ледс­твию при­вел как раз его омо­лажи­ва­ющий элик­сир), но эту идею быс­тро от­ме­ли в сто­рону. Во-пер­вых, Де­мет­ри­ос очень за­нят вра­чеб­ной и на­уч­ной де­ятель­ностью, что ис­клю­ча­ет на­личие сво­бод­но­го вре­мени, ко­торое нуж­но ре­бён­ку; Во-вто­рых, по не­дос­мотру взрос­лых И­еро­нима впол­не мо­жет съ­есть или вы­пить что-ни­будь в ла­бора­тории Де­мет­ри­оса — что, в свою оче­редь, силь­но рис­ку­ет обер­нуть­ся пла­чев­ны­ми для де­воч­ки пос­ледс­тви­ями, и в луч­шем слу­чае это от­равле­ние, про худ­ший и по­мыс­лить страш­но. Ма­ло ли, до ка­ких его нас­то­ек и трав до­берёт­ся… 
По­сему и ре­шили еди­ног­ласно, что И­еро­нима бу­дет жить в па­лац­цо Бель­тра­ми. 
С то­го дня И­еро­нима Пац­ци «у­еха­ла ле­чить­ся на во­ды», а во двор­це Бель­тра­ми по­сели­лась «най­ден­ная на крыль­це» и взя­тая в дом «вос­пи­тан­ни­ца» от­ца Фла­вия. 
До сей по­ры я ду­мала, что ма­теринс­тво — усы­пан­ная ле­пес­тка­ми роз ра­дуж­ная тро­пин­ка, по обо­чинам ко­торой рас­тут цве­ты, но И­еро­нима сво­им при­мером по­каза­ла мне, как же я оши­балась и ка­кой бы­ла на­ив­ной ду­роч­кой. 
Пом­ню, все го­ды мо­его детс­тва Ле­онар­да се­това­ла, что я су­щий чер­тё­нок, ни ми­нуты не мо­гу спо­кой­но уси­деть на мес­те — буд­то кто ши­ло в од­но мес­то вот­кнул, уп­ря­мая и не­уп­равля­емая, да и ве­ду се­бя не так, как по­доба­ет па­инь­ке-де­воч­ке из хо­рошей семьи. 
— А я ещё те­бя на­зыва­ла нес­носным ре­бён­ком, моя де­воч­ка, — жа­лова­лась мне как-то Ле­онар­да, от­мы­вая сте­ны от ху­дожеств И­еро­нимы — кро­шеч­ная да­ма Пац­ци ка­ким-то об­ра­зом доб­ра­лась до мо­их бе­лил и по­мады с сурь­мой, как вы­яс­ни­лось. — На твой счёт я бы­ла нес­пра­вед­ли­ва. На фо­не дон­ны И­еро­нимы ты са­ма пок­ла­дис­тость. 

Ко­неч­но, ме­ня нель­зя бы­ло наз­вать в детс­тве об­разцом пос­лу­шания и кро­тос­ти, но И­еро­нима яв­но пре­вос­хо­дила ме­ня по час­ти иг­ры на нер­вах стар­ших — бу­дучи ку­да бо­лее не­посед­ли­вой, ша­лов­ли­вой и склон­ной ко вся­кого ро­да дет­ским про­казам. 
То эта ма­лень­кая и вред­ная осо­ба за­лезет в мис­ку, где Ле­онар­да ос­та­вила под­ни­мать­ся тес­то на пи­рог, и по­том нам при­ходи­лось от­мы­вать эту ма­лую чер­товку, то ста­рый Ри­наль­до вы­тас­ки­ва­ет её ед­ва ли не из-под са­мых ко­пыт от­цов­ско­го ко­ня Зев­са — ког­да И­еро­нима улиз­ну­ла в ко­нюш­ню из са­да внут­ренне­го дво­рика, где гу­ляла с Ха­тун… Бед­ную де­вуш­ку ед­ва удар не хва­тил, сто­ило ей на ми­нут­ку от­вернуть­ся и вдруг об­на­ружить, что ре­бён­ка нет. 
За­нима­лась я как-то ри­сова­ни­ем и учи­ла ри­совать И­еро­ниму, так по­том приш­лось во­евать с дев­чушкой за крас­ки — ко­торые она но­рови­ла съ­есть. 
На од­ном из мо­их плать­ев, неб­режно бро­шен­но­го на крес­ле в мо­ей ком­на­те, И­еро­нима по­выдёр­ги­вала ед­ва ли не всю вы­шив­ку и отод­ра­ла ис­кусс­твен­ные цве­ты из тка­ни. Нет бы спо­кой­но иг­рать с кук­ла­ми, сши­тыми мной и Ле­онар­дой с Ха­тун спе­ци­аль­но для И­еро­нимы, и вы­резан­ны­ми из де­рева от­цом де­ревян­ны­ми зве­руш­ка­ми, так нет — за­нятия вре­дитель­ством ведь ку­да бо­лее ув­ле­катель­ны. 
В один яс­ный и тёп­лый, бе­зоб­лачный ве­сен­ний день я и Ха­тун иг­ра­ли с И­еро­нимой в са­ду внут­ренне­го дво­рика, Ха­тун пле­ла для де­воч­ки вен­ки из кле­вера и оду­ван­чи­ков, а я чи­тала вслух со­неты Пет­рарки — что­бы за­нять и раз­влечь И­еро­ниму. Ле­онар­да бы­ла с на­ми и раз­ве­шива­ла на ве­рёв­ке све­жевыс­ти­ран­ные одеж­ду и пос­тель­ное бельё. Ра­зуме­ет­ся, И­еро­ниме приш­ла в го­лову идея по­рас­ки­дать то, что пос­ти­рали с та­ким тру­дом, и заб­рать­ся в ог­ромный таз — за­рыва­ясь в то, что не ус­пе­ла рас­ки­дать по зем­ле. 
Каж­дое кор­мле­ние си­ятель­ной пер­со­ны И­еро­нимы Пац­ци прев­ра­щалось в су­щий кош­мар: мне, Ле­онар­де и Ха­тун при­ходи­лось лезть из ко­жи вон так и этак, вся­чес­ки уп­ра­шивать ре­бён­ка по­есть — при­пуги­вая, что она так и ос­та­нет­ся ма­лень­кой, ес­ли не бу­дет хо­рошо пи­тать­ся; обыч­но, ког­да её кор­ми­ли ка­шами и су­пами, по­или мо­локом, по­том эти ка­ши и су­пы с мо­локом бы­ли вез­де — на ли­це и одеж­де И­еро­нимы, на пы­тав­шихся её на­кор­мить нас, на ска­тер­ти и на по­лу; с го­рем по­полам И­еро­нима сог­ла­шалась есть фи­гур­ки жи­вот­ных из ово­щей и фрук­тов, при­готов­ленные спе­ци­аль­но для неё Ле­онар­дой. 

Осо­бым му­чени­ем бы­ли по­пыт­ки уло­жить И­еро­ниму спать — при­ходи­лось ед­ва ли не с буб­ном тан­це­вать пе­ред ней, ус­тра­ивать не­боль­шие пред­став­ле­ния с её мно­гочис­ленны­ми тря­пич­ны­ми кук­ла­ми, в ход шло чте­ние пе­ред сном ска­зок и со­нетов, и ма­ло по­мога­ло то, что отец пос­ле не­дол­гих уго­воров сог­ла­шал­ся по­иг­рать с И­еро­нимой в ры­царей, ка­тая её на шее и на спи­не — эта ма­лая за­ноза как сто­яла чуть ли не на ушах, упорс­твуя в сво­ём не­жела­нии спать, так и про­дол­жа­ла, но­ровя вы­лез­ти из от­ве­дён­ной для неё мо­ей дет­ской кро­ват­ки. 

Кое-как мне уда­валось ути­хоми­рить И­еро­ниму, взяв её на ру­ки и про­гули­ва­ясь с ней по ком­на­те, ука­чивая и бе­реж­но при­жимая к се­бе, на­певая ко­лыбель­ную, ко­торую мне час­то пе­ла Ле­онар­да: 
— Чу­дес­ных ве­щей мы на­купим, гу­ляя 
По ти­хим пред­месть­ям в вос­крес­ный де­нёк. 
Ах, бе­лая ро­за, ма­лют­ка род­ная, 
Ах, бе­лая ро­за, мой неж­ный цве­ток! 
Вче­ра мне пре­чис­тая де­ва пред­ста­ла, — 
Сто­ит воз­ле печ­ки в пла­ще зо­лотом 
И мол­вит мне: «Ты о ре­бён­ке меч­та­ла, — 
Я доч­ку те­бе при­нес­ла под пла­щом». 
«Ско­рей, мы за­были ку­пить пок­ры­вало, 
Бе­ги за игол­кой, за нит­кой, хол­стом». 
Чу­дес­ных ве­щей мы на­купим, гу­ляя 
По ти­хим пред­месть­ям в вос­крес­ный де­нёк. 
«Пре­чис­тая, вот ко­лыбель, под­жи­дая, 
Сто­ит в угол­ке за кро­ватью мо­ей. 
Най­дет­ся ль у бо­га звез­да зо­лотая, 
Мо­ей не­наг­лядной до­чур­ки свет­лей?» 
«Хо­зяй­ка, что де­лать с хол­стом?» 
«До­рогая, са­дись, для ма­лют­ки при­даное шей!» 
Ах, бе­лая ро­за, ма­лют­ка род­ная, 
Ах, бе­лая ро­за, мой неж­ный цве­ток! 
«Ты холст пос­ти­рай». 
«Где же?» 
«В реч­ке прох­ладной. 
Не пач­кай, не порть, — сядь у печ­ки с иг­лой 
И юбоч­ку сде­лай да лиф­чик на­ряд­ный, 
А я на нем вышью цве­ток го­лубой». 
«О го­ре! Не ста­ло тво­ей не­наг­лядной! 
Что де­лать?» 
«Мне са­ван го­товь гро­бовой». 
Чу­дес­ных ве­щей мы на­купим, гу­ляя 
По ти­хим пред­месть­ям в вос­крес­ный де­нёк. 
Ах, бе­лая ро­за, ма­лют­ка род­ная, 
Ах, бе­лая ро­за, мой неж­ный цве­ток! 

Уба­юкан­ная мо­им го­лосом, И­еро­нима смы­кала гла­за и за­сыпа­ла, скло­нив го­лову мне на пле­чо и ти­хонь­ко по­сапы­вая, но сто­ило по­ложить её в кро­ват­ку, как она про­сыпа­лась и на­чина­ла жа­лоб­но пла­кать, про­сясь на ру­ки. При­ходи­лось по но­вой её ба­юкать, ука­чивать и брать спать с со­бой. 
Ле­онар­да мяг­ко вы­гова­рива­ла мне за это, мол, у И­еро­нимы есть своя ком­на­та и кро­ват­ка, не­чего её при­учать спать со мной в кро­вати — по­том при­вык­нет и оту­чать при­дёт­ся дол­го-хло­пот­но, и во­об­ще не на­до ид­ти у неё на по­воду. 
Это про­ще ска­зать, чем сде­лать — не в си­лах ви­деть, как И­еро­нима го­това раз­ры­дать­ся, оби­жен­но со­пит в сво­ей кро­ват­ке, тя­нет ко мне руч­ки и уп­ра­шива­ет: «Ма­ма, возь­ми к се­бе, ма­моч­ка», я мо­мен­таль­но сда­валась. За­бира­ла её из кро­ват­ки, уно­сила спать в свою ком­на­ту, кла­ла в кро­вать ря­дом с со­бой и плот­но ук­ры­вала оде­ялом, це­луя пе­ред сном в ма­куш­ку и лоб. 
До­воль­ная до­нель­зя, де­воч­ка ль­ну­ла ко мне и креп­ко при­жима­лась, ут­кнув­шись ли­чиком мне в грудь, мо­мен­таль­но за­сыпа­ла с улыб­кой на гу­бах. Ле­жит се­бе ря­дыш­ком со мной, как до­воль­ный ко­тёнок под тёп­лым бо­ком ма­тери-кош­ки, гла­за зак­ры­ты… В эти мо­мен­ты ме­ня пе­репол­нял та­кой тре­пет, та­кая неж­ность, не­понят­ное и не­из­вес­тное до­селе чувс­тво… 
И уже как-то иног­да за­быва­ла, что ма­лыш­ка Фла­вия — вов­се не от­цов­ская вос­пи­тан­ни­ца, я ни­какая ей не мать, что на са­мом де­ле это И­еро­нима Пац­ци под омо­лажи­ва­ющим элик­си­ром — же­лав­шая из­вести ме­ня и мо­его от­ца… 
Са­ма не по­нимаю, что со мной тво­рит­ся… но так при­ят­но иног­да пред­ста­вить, что по­лучив­шая вы­мыш­ленное имя Фла­вия И­еро­нима — моя род­ная дочь, а я вов­се не по­кину­тая же­на не лю­бяще­го ме­ня му­жа — до­жида­юсь воз­вра­щения с вой­ны её от­ца, ко­торый без­мерно лю­бит нас обе­их. 
Один прос­вет всё же есть — за­бота о ма­лют­ке не ос­тавля­ла мне вре­мени на то, что­бы со­жалеть о сво­ей по­руган­ной и зах­лебнув­шей­ся в сквер­не пер­вой люб­ви.

Глава 4 - У слухов длинные ноги

Жизнь мы все ве­ли в па­лац­цо Бель­тра­ми нас­коль­ко это воз­можно, раз­ме­рен­ную и спо­кой­ную, без пот­ря­сений — пос­ледних со­бытий с нас всех хва­тило впол­не. На сме­ну ап­ре­лю при­шёл пред­вес­тник ле­та — ме­сяц май, сол­нечных и свет­лых дней ста­ло нам­но­го боль­ше. 

Пос­те­пен­но мы при­вык­ли к по­яв­ле­нию ре­бён­ка в на­шем до­ме. Фла­вия (ко­торая рань­ше бы­ла И­еро­нимой) рос­ла очень под­вижной, шус­трой и не­посед­ли­вой, жи­вой и озор­ной де­воч­кой, глаз да глаз за ней ну­жен и нра­вом очень уп­ря­ма, лю­бопыт­ная — вез­де но­рови­ла су­нуть свой ма­лень­кий но­сик, да­же ту­да, ку­да не про­сят. Ле­онар­да взя­лась за её вос­пи­тание со все­ми серь­ёз­ностью и от­ветс­твен­ностью, за­боти­лась о ней — как обо мне в своё вре­мя, хоть и не ба­лова­ла. Отец в лас­ко­во-шут­ли­вой ма­нере го­ворил, что ре­бён­ком И­еро­нима нам­но­го ми­лее, чем взрос­лая. Ха­тун так во­об­ще ду­ши не ча­яла в ма­лыш­ке, да и я на­чала за­ражать­ся этим от неё. 

Кто бы мне, до­пус­тим, пол­го­да на­зад ска­зал, что собс­твен­ный враг бу­дет звать ме­ня ма­терью, а я — при­вязы­вать­ся к не­му с каж­дым днём всё силь­нее, соч­ла бы это­го че­лове­ка обе­зумев­шим или бы от­пра­вила прос­пать­ся пос­ле по­пой­ки. 

Час­тень­ко, со­бира­ясь на про­гул­ку с Кь­ярой и Ха­тун, я бра­ла с со­бой и свою по­допеч­ную «Фла­вию». Фла­вия, как я и мои близ­кие при­вык­ли на­зывать И­еро­ниму, пос­то­ян­но про­силась на про­гул­ку с на­ми — под­ни­мая воз­му­щён­ный крик на весь дво­рец, от че­го уши го­товы свер­нуть­ся в тру­боч­ку, ес­ли ей от­ка­зыва­ли. 

Вста­нет пе­редо мной, рас­ки­нув ру­ки, или креп­ко об­хва­тит ме­ня за но­ги. 

Ра­зуме­ет­ся, Фла­вия до­бива­лась сво­его не мыть­ём так ка­тань­ем — я, Кь­яра и Ха­тун бра­ли её с со­бой. 

Вмес­те с Ле­онар­дой на­ряжа­ла ди­тя в рос­кошные платья и впле­тала шёл­ко­вые лен­точки в зо­лотис­тые ко­сич­ки. 

Кь­яра не ус­та­вала уми­лять­ся Фла­вии-И­еро­ниме, обо­жала с ней во­зить­ся не мень­ше Ха­тун, охот­но раз­вле­кала её — ра­зучи­вая с ней пес­ни и по­казы­вая не­боль­шие сцен­ки с тря­пич­ны­ми кук­ла­ми ма­лют­ки. 

Ог­ромное удо­воль­ствие де­воч­ке дос­тавля­ло смот­реть пред­став­ле­ния бро­дячих ар­тистов и слу­шать бал­ла­ды в ис­полне­нии улич­ных му­зыкан­тов, по­люби­ла Фла­вия и на­ши дру­жес­кие ви­зиты в мас­тер­скую Ан­дреа Вер­роккьо — ма­лыш­ка при­ходи­ла в вос­торг от скуль­птур и кар­тин, соз­данных уче­ника­ми синь­ора Ан­дреа. 

Всё выс­пра­шива­ла, кто на­рисо­ван на кар­ти­не, как на­зыва­ет­ся тот или иной инс­тру­мент для ра­боты, про­сила на­рисо­вать её и ме­ня. 

Прой­ти с Фла­ви­ей по Пон­те Век­кио спо­кой­но бы­ло нель­зя — де­воч­ка рва­лась к лот­кам тор­говцев ук­ра­шени­ями и гром­ко уп­ра­шива­ла: «Ма­ма, ма­ма, ну ку­пи, ку­пи!». На моё бесс­трас­тное «нет, не се­год­ня» на­чина­ла дёр­гать ме­ня за по­лу платья и то­пать но­гами, гром­ко тре­буя ку­пить приг­ля­нув­ши­еся ей ук­ра­шения. Раз­жа­лоб­ленная сле­зами де­воч­ки, Кь­яра бы­ла го­това са­ма ку­пить то, на что Фла­вия об­ра­тила свои взыс­ка­тель­ные взо­ры, но её ос­та­нав­ли­вало моё: «Не­чего пот­ворс­тво­вать её ис­те­рикам, по­том при­вык­нет до­бивать­ся сво­его скан­да­лами и нач­нёт счи­тать по­доб­ное нор­мой». 

Де­воч­ка по на­ив­ности на­де­ялась, что смо­жет ме­ня про­шибить, кри­ча дур­ным го­лосом, чтоб я ку­пила ей пон­ра­вив­ши­еся ве­щи, и ка­та­ясь по кам­ням, од­но «но» — за всё то вре­мя, что Фла­вия про­жила под кры­шей двор­ца Бель­тра­ми, я при­об­ре­ла до­воль­но неп­ло­хую вы­дер­жку. 

Да­же осуж­да­юще шеп­чу­щи­еся и ко­сящи­еся на нас про­хожие, раз­да­ющие мне со­веты, как пре­секать по­доб­ное бе­зоб­разное по­веде­ние у де­тей, ни­чего не мог­ли из­ме­нить. Я прос­то сто­яла и мол­ча жда­ла, по­ка Фла­вия нак­ри­чит­ся и за­тих­нет. 

Ус­тав от сво­их же кри­ков со сле­зами и вы­бив­шись из сил, Фла­вия за­мол­ка­ла, под­ни­малась на но­ги и сер­ди­то-обид­чи­во смот­ре­ла на ме­ня. За­то в даль­ней­шем она не за­каты­вала мне ис­те­рик воз­ле лот­ков с ук­ра­шени­ями или со сла­дос­тя­ми — по­няла всю бес­по­лез­ность за­мыс­ла воз­дей­ство­вать на ме­ня воп­ля­ми и ка­тани­ем по по­лу. 

Вот толь­ко не всё бы­ло так бе­зоб­лачно и ни­чем не ом­ра­чено, как бы мне и мо­им близ­ким то­го хо­телось… Да, вся Фло­рен­ция с об­легче­ни­ем вздох­ну­ла, ког­да И­еро­нима «у­еха­ла на во­ды в Лук­ку». Пь­ет­ро Пац­ци так во­об­ще на­пил­ся на ра­дос­тях в пер­вый же день «отъ­ез­да» ма­мень­ки — в ком­па­нии Ле­онар­до Да Вин­чи и Сан­дро Бот­ти­чел­ли с Ан­дреа Вер­роккьо. Они же и при­нес­ли по­лубес­созна­тель­но­го юно­шу во дво­рец Пац­ци, как до­вери­тель­но об­молви­лась с Ле­онар­дой их ку­хар­ка. 

Спус­тя два дня всю Фло­рен­цию сот­ряс раз­ра­зив­ший­ся скан­дал — нас­ледник и на­деж­да кла­на Пац­ци сбе­жал из до­ма в Ве­нецию, дер­знув пос­лать в пись­ме ко всем чер­тям род­ню, ра­ди меч­ты обу­чать­ся жи­вопи­си. 

С жад­ностью и нас­лажде­ни­ем, при­сущим треп­лю­щим кость го­лод­ным пси­нам, на­род Фло­рен­ции му­солил эту но­вость. 

Прав­да, не од­но­му толь­ко Пь­ет­ро дос­та­валось от го­род­ских сплет­ни­ков — пе­ремы­вали кос­ти от всей ду­ши и мне. 

И глав­ным по­водом тре­пать моё имя в до­сужих раз­го­ворах ста­ло по­яв­ле­ние у ме­ня ма­лень­ко­го ре­бён­ка — Фла­вии. В рас­пу­щен­ных соз­на­ни­ях по­дав­ля­юще­го боль­шинс­тва я, бу­дучи не­замуж­ней де­вуш­кой (хо­рошо, что им про моё за­мужес­тво не из­вес­тно ни­чего), по лег­ко­мыс­лию за­вела лю­бов­ни­ка — от ко­торо­го за­бере­мене­ла и ро­дила дочь, ко­торую мне не хва­та­ет сме­лос­ти от­кры­то приз­нать сво­ей и по­тому вы­даю её за от­цов­скую вос­пи­тан­ни­цу — най­ден­ную на крыль­це. 

Пря­мо в ли­цо мне ник­то не бро­сал уп­рё­ков в фри­воль­ном по­веде­нии, но ко­сые взгля­ды го­вори­ли крас­но­речи­вее лю­бых слов. 

Не об­хо­дилось и без ше­пот­ков за спи­ной… 

— Ну да, ко­неч­но, как же… под­ки­нули ей ре­бён­ка. 

— Вот вам и ти­хоня. Во сколь­ко же Фь­ора от­цу в по­доле при­нес­ла? В пят­надцать лет? 
— А я сом­не­ва­юсь, что Фла­вия — дочь Фь­оры. Она впол­не мо­жет быть внеб­рачным ре­бён­ком её от­ца — синь­ора Фран­ческо. 

— Вы пом­ни­те, как два го­да на­зад Фь­ора од­но вре­мя силь­но поп­ра­вилась, а по­том ку­да-то у­еха­ла с от­цом на че­тыре ме­сяца? 

— Мо­жет, у­еха­ла, что­бы скрыть бе­ремен­ность и рож­де­ние внеб­рачно­го ре­бён­ка? 

— Впол­не воз­можно. Ро­дила за это вре­мя дочь и отос­ла­ла от се­бя на два го­да, те­перь взя­ла в дом от­ца под ви­дом вос­пи­тан­ни­цы. 

«На­до же, вспом­ни­ли вре­мена, ког­да я за­еда­ла ку­линар­ны­ми ше­дев­ра­ми Ле­онар­ды боль бе­зот­ветной люб­ви к Джу­ли­ано Ме­дичи!» — гнев­но ду­мала я, спе­ша пос­ко­рее уй­ти и уно­ся на ру­ках свою по­допеч­ную. 

Стис­нув зу­бы и мол­ча по­желав этим сплет­ни­кам од­нажды зах­лебнуть­ся их же не­чис­то­тами, я на­учи­лась не при­нимать близ­ко к сер­дцу всех пе­ресу­дов за мо­ей спи­ной, при­вык­ла к ним — как при­выка­ют к сме­не вре­мён го­да, к ль­юще­му с не­бес дож­дю, про­буж­де­нию при­роды вес­ной. Пусть су­дят обо мне в ме­ру сво­ей ис­порчен­ности, не зная тол­ком ни­чего, раз им боль­ше не­чем се­бя за­нять, ес­ли уж это од­на из чис­ла их при­митив­но-пош­лых ра­дос­тей. 

Нем­но­го ра­дова­ло, что ве­рили этим кри­вотол­кам не все — друзья мо­его от­ца, на­ша до­маш­няя прис­лу­га, Джу­ли­ано Ме­дичи и Си­монет­та Вес­пуччи, Ло­рен­цо Ве­лико­леп­ный — по­тому что об­сто­ятель­но пос­вя­щён в ис­то­рию по­яв­ле­ния во двор­це Бель­тра­ми ма­лют­ки Фла­вии, моя луч­шая под­ру­га с дет­ских лет Кь­яра Аль­биц­ци и гу­вер­нан­тка де­вуш­ки дон­на Ко­лом­ба… 
— Фь­ора, не вос­при­нимай так близ­ко к сер­дцу всё это, — уте­шала ме­ня Кь­яра, — ты не зна­ешь раз­ве, ка­кие лю­ди в боль­шинс­тве сво­ём бы­ва­ют? Кра­ем уха ус­лы­шали, ос­татком моз­га до­дума­ли… 

Лу­ка Тор­на­бу­они, прав­да, выз­вал во мне же­лание как сле­ду­ет при­ложить­ся го­ловой о лю­бую ря­дом на­ходя­щу­юся сте­ну сво­им по­веде­ни­ем. 

— Фь­ора, я дол­жен с то­бой по­гово­рить, по­дож­ди! — об­ра­тил­ся он как-то ко мне, ког­да мы слу­чай­но встре­тились у лав­ки пор­тно­го, где я за­казы­вала но­вые платья для Фла­вии. 
— Раз­ре­ши мне по­гово­рить с тво­им от­цом, что­бы про­сить тво­ей ру­ки, — шеп­тал он го­рячо мне на ухо, — я хо­чу, чтоб ты ста­ла мо­ей же­ной… ведь те­перь те­бе бу­дет очень труд­но, ес­ли не поч­ти не­воз­можно, вый­ти за­муж, а Фла­вию я охот­но объ­яв­лю сво­ей, по­тому что ре­бёнок лю­бимой жен­щи­ны не мо­жет быть чу­жим, да и ос­ту­пить­ся еди­нож­ды мо­жет каж­дый… 

— Лу­ка, что ты, что все эти ба­зар­ные сплет­ни­ки — вы у ме­ня все в пе­чён­ках за­сели! — с яростью и от­ча­яни­ем вык­рикну­ла я в ли­цо Тор­на­бу­они, и креп­че сжа­ла ру­ку Фла­вии, что­бы та не убе­жала. — Под­ки­нули мне её, под­ки­нули — по­нима­ешь?! Как буд­то в го­роде твер­до­лобых жи­ву! — Под­хва­тив на ру­ки Фла­вию, я за­бежа­ла об­ратно в лав­ку пор­тно­го, толь­ко бы не ви­деть мо­лодо­го Тор­на­бу­они, вся дро­жа от воз­му­щения. 

Да уж, вот те­бе и ве­селье — и Лу­ка за­тянул ту же пес­ню! 

Са­мое глав­ное — прав­да из­вес­тна мне са­мой, а что мас­те­ра по час­ти по­чесать язы­ками до­мыс­ли­ва­ют про ме­ня за мо­ей спи­ной — не так уж и важ­но. 
Вот уж дей­стви­тель­но, за спи­ной всег­да рас­ска­жут о те­бе же са­мой нам­но­го ин­те­рес­нее, чем есть на са­мом де­ле, до­бав­ляя всё боль­ше и боль­ше скаб­резных под­робнос­тей. 

Отец нас­та­ивал на том, что­бы я вмес­те с Фла­ви­ей, Ле­онар­дой и Ха­тун у­еха­ла в Му­гел­ло, где у от­ца есть име­ние, по­даль­ше от всех этих саль­ных спле­тен о мо­ей пер­со­не и от всех этих лю­бите­лей со­вать свой нос в чу­жой по­ловой воп­рос. Под­держи­вали мо­его от­ца в его идее и Ле­онар­да с Ха­тун, но да­же втро­ём они не смог­ли пе­ре­убе­дить ме­ня в ре­шении ос­тать­ся в па­лац­цо Бель­тра­ми и ни­куда не у­ез­жать. 

— Я ни за что не у­еду! У­ехать — зна­чит дать им по­нять, что они пра­вы нас­чёт мо­его яко­бы рас­путно­го по­веде­ния, что все слу­хи о рож­де­нии мной ре­бён­ка вне бра­ка — прав­да… хо­тя это яв­ля­ет­ся прав­дой толь­ко в их во­об­ра­жении… Мне сты­дить­ся не­чего, что­бы от это­го сбе­гать… Это они дол­жны стыд­ли­во под­жи­мать хвос­ты, а не я, по­тому что мне се­бя уп­рекнуть не в чем! — пос­ле та­кого мо­его го­ряче­го воз­ра­жения отец, Ле­онар­да и Ха­тун ос­та­вили свои по­пыт­ки убе­дить ме­ня у­ехать. 

Воп­ре­ки всем го­род­ским кри­вотол­кам обо мне, я по-преж­не­му не­воз­му­тимо по­кида­ла дом, от­прав­ля­ясь по­гулять с Фла­ви­ей, с дос­то­инс­твом нес­ла свою го­лову, не опус­ка­ла до­лу и не от­во­дила глаз — ло­вя на се­бе ко­сые взгля­ды, и не то­ропи­лась ре­тиро­вать­ся — зас­лы­шав ше­пот­ки ку­мушек, га­да­ющих, от ко­го я мог­ла «про­из­вести на свет» Фла­вию в воз­расте пят­надца­ти лет и «ку­да смот­рел мой отец». Чес­тное сло­во, эти блюс­ти­тели мо­рали луч­ше бы за сво­ей собс­твен­ной нравс­твен­ностью сле­дили с та­ким рев­нос­тным прис­трас­ти­ем, как они сле­дят за нравс­твен­ностью чу­жих лю­дей! 

Дош­ло и до то­го, что вне­зап­но объ­явив­ший­ся быв­ший уп­равля­ющий де­лами от­ца — Ма­рино Бет­ти, пре­дав­ший сво­его бла­годе­теля ра­ди пре­лес­тей И­еро­нимы, за­ручив­шись пок­ро­витель­ством Фран­ческо Пац­ци, вмес­те с ним по­дал на ме­ня жа­лобу в цер­ковный суд за «рас­путное по­веде­ние, кол­довс­тво и сно­шение с Дь­яво­лом — от ко­торо­го у ме­ня ре­бёнок». 

Вот я и мои близ­кие «ли­кова­ли», ког­да приш­лось оп­равды­вать­ся спер­ва пе­ред аб­ба­том мо­нас­ты­ря Сан-Мар­ко, а по­том и пе­ред при­ора­ми Синь­ории! Од­на­ко же ник­то, да­же я са­ма, ни­как не мог ожи­дать, что пря­мо в раз­гар за­седа­ния Синь­ории по мо­ему де­лу Джу­ли­ано Ме­дичи вско­чит со сво­его мес­та и бро­сит­ся с ку­лака­ми на Фран­ческо Пац­ци, нач­нёт его ту­зить со всей си­лы, и да­же пя­ти муж­чи­нам удас­тся рас­та­щить их с ог­ромным тру­дом… 
Пе­ред ли­цом при­оров Синь­ории и Че­заре Пет­руччи Джу­ли­ано Ме­дичи выз­вал на ду­эль Фран­ческо Пац­ци, взяв­шись за­щищать мою не­винов­ность. Всё вре­мя их ду­эли я си­дела на скамье, при­жав­шись к от­цу и Ле­онар­де, бо­ясь ше­лох­нуть­ся и ти­хонь­ко воз­но­ся мо­лит­вы за Джу­ли­ано. Зак­ры­вала гла­за ма­лыш­ке Фла­вии, лишь бы она не ви­дела ду­эли. Ведь ес­ли Бог прав­да су­щес­тву­ет, то не до­пус­тит, что­бы вос­торжес­тво­вало зло, по­тому что млад­ший Ме­дичи за­щища­ет пра­вое де­ло… 

Окон­чи­лась эта ду­эль по­бедой бра­та Ве­лико­леп­но­го. При­давив к по­лу Фран­ческо Пац­ци, дер­жа у его гор­ла кин­жал, Джу­ли­ано уда­лось зас­та­вить то­го соз­нать­ся в том, что тот на­мерен­но за ком­па­нию с Ма­рино Бет­ти ок­ле­ветал ме­ня из ко­рыс­тных по­буж­де­ний. 
Ме­ня приз­на­ли не­винов­ной в тех де­яни­ях, ко­торые мне при­писы­вали Ма­рино Бет­ти и Фран­ческо Пац­ци, и ес­ли пер­во­го при­гово­рили к по­веше­нию, то вто­рого из­гна­ли из Фло­рен­ции на два го­да — в те­чение ко­торых ему зап­ре­щено жить в рес­публи­ке. 

— Джу­ли­ано, я бла­годар­на те­бе за то, что ты пря­мо пе­ред Синь­ори­ей со шпа­гой в ру­ке за­щищал ме­ня от на­ветов, — об­ра­тилась я к мо­лодо­му че­лове­ку, креп­ко при­жав к се­бе зад­ре­мав­шую от ус­та­лос­ти Фла­вию, ког­да всё за­кон­чи­лось, ког­да я и отец с Ле­онар­дой по­кину­ли зда­ние Синь­ории, — всё это бы­ло так не­ожи­дан­но… Спа­сибо… 

— Я пос­ту­пил так, как мне дик­то­вала моя честь, — пос­ле­довал от­вет Джу­ли­ано. — Ме­ня не ин­те­ресу­ет, ро­дила ты Фла­вию вне бра­ка или те­бе её под­ки­нули… Я не­нави­жу тех, кто воз­во­дит на ко­го-то нап­расли­ну и тех, кто так и но­ровит су­нуть свои длин­ные но­сы в чу­жие пос­те­ли. — Джу­ли­ано лас­ко­во взлох­ма­тил зо­лотые куд­ряшки Фла­вии и уда­лил­ся, про­вожа­емый мо­им ис­полнен­ным бла­годар­ности взо­ром. 

Ког­да-то дав­но я бы­ла бы са­ма не своя от бла­женс­тва, что сам Джу­ли­ано Ме­дичи — ра­нее вла­дев­ший все­ми мо­ими по­мыс­ла­ми и мо­им сер­дцем — сра­жал­ся за ме­ня на ду­эли. Те­перь же я ис­пы­тыва­ла к не­му дру­жес­кую приз­на­тель­ность. 

Сле­ду­ющим же днём пос­ле то­го вы­зова в Синь­орию Фран­ческо Пац­ци по­кинул го­род Крас­ной Ли­лии, а Ма­рино Бет­ти окон­чил свои дни на ви­сели­це. 

Ус­тра­шён­ные этим со­быти­ем, жи­тели Фло­рен­ции впредь по­ос­те­рег­лись в раз­го­ворах ка­сать­ся тем про­ис­хожде­ния Фла­вии и мо­ей аль­ков­ной жиз­ни.