Убийца злых чудес

Пролог

***

В городе бушевала поздняя весна. Нарядив улицы гирляндами цветов, сводила с ума запахами шиповника и акации, заражала все живое любовной лихорадкой. Ночами, охваченные ею, орали в подворотнях коты, и вторила им загулявшая молодежь, распевая под гитару легкомысленные песенки.

Днем жители столицы вновь принимали солидный вид и готовились к празднованию Дня Независимости. Украшали город на свой лад: голубые полотнища транспарантов казались кусочками неба, упавшего прямо на проспект, и ярче солнца сияли позолотой острые навершия алых с желтым знамен.

Неугомонные мальчишки насвистывали революционные марши. Девушки в светлых платьях приносили к памятникам героев цветы.

Клара с малолетства любила этот праздник, но сегодня ее ничто не радовало. Она ужасно, прямо-таки невыносимо злилась на бабулю. Как она могла?! Взяла и всех бросила, причем именно сейчас, когда Кларе как воздух нужна ее поддержка!

В то, что болезнь бабули серьезна, поверить не получалось. Все знают – у старшей госпожи Тот отменное здоровье. Семейный доктор божится, что та еще будет отплясывать чарльстон в свой столетний юбилей, и что хотел бы он взглянуть на это своими глазами, да не уверен, что доживет.

И уж точно она не может ни с того ни с сего вдруг взять и умереть.

Кто-кто, а бабуля ни за что не совершила бы столь легкомысленного поступка. Ведь момент теперь самый неподходящий: семья сбивается с ног, готовясь к грандиозному празднику в честь ее восьмидесятилетия, уже оповещены газеты и разосланы приглашения всем, кто хоть что-то значит в городе. Не в ее характере ставить родственников в неловкое положение перед всей столицей.

Выпускной бал младшей внучки на фоне этого торжества – событие рядовое и незначительное. Клара это прекрасно понимает и не спорит даже. Но только с бабулей можно было поделиться надеждами, страхами и мечтами – она единственная, кто выслушает и ни намеком не упрекнет, не посмеется, не повысит голос и не отмахнется как от очередной детской блажи.

К тому же она всегда говорила, что сперва деда проводит, а потом...

– Клара! Откуда горелым тянет? Не с кухни случайно?

А дед Йожеф бодр и на тот свет явно не собирается. Вот всыпать кое-кому, не поглядев, что этот кое-кто давно взрослая девица – всегда пожалуйста...

Принюхавшись, она вскрикнула и опрометью бросилась вниз, где на кухне погибало сегодняшнее жаркое.

– Опять с утра ворон считаешь, горе-хозяйка, – донеслось в спину беззлобное ворчание. – Тебе может помочь чем? Пока весь дом не спалила?

– Не, всего лишь наш обед, – всхлипнула Клара, выпуская из дверцы печи жирную дымную вонь. – Мама меня убьет.

– Не вздумай тут сырость разводить! Паспорт тебе выправили, а дитя дитем, чуть что, сразу глаза на мокром месте – ой, ай, мамка заругает... Ну-ну, чего ты! Давай-ка все спрячем, никому не скажем, а обед я сам по-быстрому соображу. А ты пока дым выветри.

Клара торопливо принялась распахивать окна. Мать с отцом должны вернуться с минуты на минуту, а гарь никак не желала выветриваться, наоборот, еще и в столовую затянуло.

Косясь украдкой на деда, стоя к ней спиной выскребавшего остатки испорченного мяса в помойное ведро, она решилась.

Собрала волю и силы, переключилась на особое состояние, как на уроках магического здоровья сотья Иллеш учила. Поймала ощущение своей внутренней магии, будто в жаркий день втянула через соломинку холодной лимонной воды. Легкой свежестью, покалывающей небо, пустила вниз по венам, пока не заискрилось, не защипало на кончиках тоненьких пальцев.

Ветер. Слабенький такой сквознячок, едва уловимый, как шепот. Ледяной, с запахом мороза и снега, которого своими глазами и не видала никогда. Пусть наполнит комнаты, разом вытеснит запахи и духоту от печи, огня, раскаленной сковороды и полуденного зноя...

– Это что еще за фокусы?

Дед Йожеф ненавидит магию. Ясно почему – он ведь воевал, а маги были врагами и оккупантами. Наверное, так навсегда для него ими и останутся, хотя с тех пор мир давным-давно изменился, и у Равали прекрасные отношения с Морадийской Империей.

– Дед, ну я немножечко. Как еще эту вонищу уберешь? Во все тут въелась.

– Как-как! Каком кверху! – Без присмотра бабули он порой забывался и становился по-забавному груб. – Заднюю дверь открой. Остальные – закрой. Эх, молодежь! Одни балаганные трюки на уме, скоро ложку ко рту без них поднести не сумеете.

– Это не трюки, а прогресс, – пробурчала Клара себе под нос, выйдя в столовую. Но дед все равно услышал.

– Прогресс? Да ты хоть знаешь, где бы вы сейчас были, не выбей мы со своей земли тот прогресс?!

– Третьим сортом у колдунов в холопах, – оттарабанила Клара наизусть заученную фразу. – Мы это сто раз слышали и давным-давно поняли. А вот ты уперся и ни в какую не желаешь понять, что времена сейчас другие!

И еще того, что она-то в холопах не была бы, с ее-то магическим даром. Сильнейшим в школе, не просто так в списки кандидатов на учебу в Империи ее имя первым внесли. Но этого она деду Йожефу говорить не стала – за такие речи можно и ремнем ниже поясницы получить. Хоть и старый дед, но рука у него все еще тяжелая.

Глава 1. Трон для ойны Эвики

Принцесса сняла капюшон, открыв волосы – словно выпустила на волю рубиновое пламя, и оно полыхнуло, заиграло множеством отражений в ледяных гранях. Огромная мохнатая шуба до пят скользнула с плеч, тяжело осела к ногам. Обнажила ее всю – точеную, белокожую, с этими удивительными кроваво-красными волосами, непослушной гривой спадающими до талии.

Она не могла услышать, как за спиной раздался восхищенный вздох – магическая преграда звуков не пропускала. Вообще не пропускала никого и ничего, кроме наследницы Империи. Да и ту всего один раз, чтобы взошла на ледяной трон и, если сумеет на нем удержаться, до конца жизни осталась королевой Севера, избранной Сердцем Холода.

Или не взошла, а испугалась, развернулась и сбежала, такие случаи бывали в истории. Тоже навсегда. Второй попытки Сердце не дает.

– Хороша... – не выдержав, выдохнул адмирал, с нескрываемым интересом ощупывая ее взглядом. – Венец творения, ангел божий, а не девочка!

– Как будто вы впервые увидели нашу наследницу, – ухмыльнулся Верховный жрец Сердца. – Вас должна волновать не красота ее, а храбрость.

– Ну, знаете ли, обнаженной я вижу ее в первый и, полагаю, в последний раз. – Адмирал осекся и вопросительно покосился на третьего наблюдателя. – А вы, досточтимый ойу, что скажете? Отчего глядите недовольно, неужели сама ее высочество Эва не по нраву пришлась? Ойу Ауднадо, вы еще с нами?

Тот резко обернулся, будто очнувшись от глубокой задумчивости. Взмахнул ресницами, и с их кончиков бесследно испарился иней. Перевел взгляд с одного своего спутника на другого и обратно.

Трое наблюдателей, как с древних веков заведено. Воин, жрец и жених наследницы, самый сильный маг в мире. В этот раз таковой нашелся здесь, в Империи, но это был единственный повод радоваться его кандидатуре. Асхель Ауднадо много лет жил отшельником на краю диких гор, в старинном замке над пропастью. Соседи из аристократов о нем мало что знали, а простые люди боялись, из уст в уста передавая жуткие слухи...

Вот и теперь он пренебрег вежливой беседой, как будто сам адмирал флота для него недостаточно важная птица. Молча продолжил рассматривать предназначенную ему невесту, и ни тени нежности или восхищения не промелькнуло в черных как ночь глазах.

Одну за другой принцесса вынула стройные ножки из громоздких унтов, показав тонкие щиколотки и узкие аристократические стопы с трогательно розовыми пяточками. Ни секунды не колеблясь, шагнула босой на обледенелый наст, колючий и твердый – даже не треснул под ногами.

Зато пещера ожила, возмутилась в ответ на это обжигающее прикосновение, порывом ветра смахнула иней со стен. Завьюжила, замела поземкой. Сливочная кожа принцессы раскраснелась и пошла мурашками, волосы взметнулись, рубиновой паутиной обвили плечи, словно стараясь укутать хозяйку.

– Меня волнует то же, что и вас, ойу Тайон, – наконец заговорил Ауднадо. Низкий голос его звучал бархатисто и глухо, вызывая у адмирала неуместные ассоциации с могильной плитой, обтянутой плюшем. – Красота хотун Эвы будет слабым утешением, если трон не получит новую хозяйку.

– Ойны Эвы, раз вам так угодно, – не задумываясь поправил Верховный жрец, не сводя глаз с принцессы.

– Ее высочества, прошу простить мою грубость. Право называться ойной она получит, когда спустится с трона.

Убрав с лица спутанные пряди, она медленно двинулась вперед. Порывы колючей метели хлестали ее, осыпали сверкающим снегом, сухим и острым как осколки стекла – внутри этой огромной ледяной пещеры, просвеченной до дна, вечно стояла лютая стужа. Никто из наблюдателей даже представить не мог, каково это, находиться в самом холодном месте на планете.

А принцесса все шла к своей цели, шаг за шагом, туда, где высокие узкие ступени, высеченные в снегу, поднимались к подножью трона из кристаллов чистейшего льда, прозрачного будто хрусталь.

– Она получит это право! – отозвался адмирал, и никто больше не ответил.

Не отрываясь, они смотрели, как сперва снежная крупа тает на атласной девичьей коже, стекая редкими струйками, но постепенно прилипает, да так и застывает льдом. Как облачко пара от ее дыхания бледнеет, словно стужа вытягивает из него тепло. Как цепочка пятен крови в ее следах становится все ярче – изрезала свои нежные ножки, ступая по ледяной корке.

Ее спина была прямой, плечи гордо расправленными, а шаг – уверенным и твердым. Страх и боль она спрятала где-то глубоко в своем сердце, и с каждым мгновением наблюдатели укреплялись в вере в нее.

Вот принцесса ступила на лестницу и начала подъем, пачкая лед кровью. Не колебалась, не медлила. Даже Асхель Ауднадо смотрел теперь на нее с восхищением. Думая о том, что хотел бы взглянуть сейчас на ее лицо.

Что бы он увидел? Слезы? Гримасу боли и прикушенную губу? Беззвучно произносимую молитву?..

Преодолев около половины пути, она оступилась. Нога соскользнула со ступеньки, и принцесса упала, съехала вниз, к самому подножью. И замерла в том положении, в каком оказалась.

Наблюдатели испуганно вскрикнули как один, замерли, не веря своим глазам.

– А ведь эта девочка мне начинала нравиться, – разочарованно проговорил Ауднадо. В голосе его не прозвучало ни малейшего сочувствия к прекрасной девушке, которая должна была стать его женой.

– Давай, Эвика, – шептал адмирал, не обращая на бессердечного истукана внимания. – Давай, милая. Не подведи, на тебя вся надежда...

Глава 2. Асхель Ауднадо

Император принял их как полагается, в малом торжественном облачении, восседая на троне, в присутствии всех и каждого, кто был допущен ко двору. Возвращение наблюдателей объявил церемониймейстер, и высоченные двери тронного зала распахнулись перед ними.

По кроваво-красной ковровой дорожке, приглушающей шаги, они прошли сквозь толпу придворных, выстроившихся в две шеренги – по древним правилам этикета сидеть здесь мог только сам король. Шепот множества голосов доносился им вслед, похожий на шорох волн о песчаный берег. Эхом отталкивался от колонн и стен, улетая туда, где высоко над головами вечные северные сквозняки лениво колыхали штандарты самых знатных родов Империи. Сливался в едва различимый монотонный гул и растворялся под резными сводами потолков.

Входя сюда, в самый большой зал огромного как гора дворца, посетитель чувствовал себя крохотной букашкой. Дворец и был частично высечен в горе, вырастая из нее ажурными мостами, арками и шпилями. Глубоко под его основанием кипели горячие источники, ядовитым паром убившие многих недотеп во время постройки этого грандиозного сооружения, но заботливо обогревающие его нынешних обитателей. Позади, за скалами, простиралось ровное и пустынное горное плато до самых Ледяных врат.

Асхеля Ауднадо, только что оттуда прибывшего, не развлекла поездка на санях, запряженных быстроногими белыми оленями. Самое морозное и загадочное место на свете, Сердце Холода, наделившее любимую дочь своего народа особенной силой, не вызвало у него благоговения, лишь научный интерес.

И уж точно душа его не наполнилась трепетом при входе во дворец правителя одной из держав, пусть держава эта и сильнейшая в мире, а дворец – чудо света.

Ни на кого не обращая внимания, он шел между воином и жрецом, не обгоняя, но и не пропуская вперед. Чувствуя липкую паутину множества жадных взглядов – для того и согнали всю эту толпу, чтоб смотрели и шептались. А после выплеснули сплетни за стены дворца, пусть народная молва подхватит и разнесет по всей стране.

У Императора есть преемник. Сердце Холода приняло наследницу, и Фростпорт все так же силен. Удержит колонии железной рукой, отразит внешнюю угрозу.

И конечно все ждали, как себя проявит он, Величайший, тот, от чьей воли скоро будет зависеть жизнь любого из них. Пристально следили за каждым движением, обмирая от любопытства. Но Асхеля не волновало их мнение. Разве что Император для него что-то значил, ведь тот, кто совсем недавно был сильнейшим из магов, заслуживает уважение.

Приблизившись, Асхель коснулся ковра лбом в земном поклоне, совершенно искренне выражая почтение. В последний раз: с колен он поднимется герцогом.

Перед глазами возникли окованные белым золотом носы мягких замшевых сапог: Император сошел с трона, чтобы даровать будущему зятю титул. Не мог ведь он выдать дочь за младшего сына барона без наследных владений.

Машинально произнося слова присяги, Асхель не сводил взгляда с этих вышитых сапожек, чрезмерно, прямо по-женски нарядных. Роскошь напоказ претила ему. Противоречила духу севера, холодному, чистому и строгому. Поднимая голову, чтобы Император надел на него цепь с гербовым знаком, он думал, что в первые же месяцы изменит придворную моду.

В воздухе разлился запах корицы.

Золотая окантовка императорской обуви сверкнула, отражая не пойми откуда возникшую вспышку. Асхель обреченно смежил веки, а когда вновь открыл глаза, сапоги стали другими. Грубыми, растоптанными, давненько не встречавшимися с щеткой и ваксой. Вряд ли Императору когда-либо доводилось обувать такие. В таких вообще в тронный зал никто не вошел бы.

Но то, что Асхель сейчас видел, больше не было тронным залом. Все изменилось – свет, звуки, запахи... Запахи исчезли. Их вытеснил приторный пряный аромат, от которого рот наполнялся вязкой слюной.

Это все мираж, видения. Причудливый побочный эффект его магического дара, хаотичный и неуправляемый. К счастью, очень редкий. Но иногда так не вовремя...

А еще эти крики, шум и гам, как на базарной площади. Мешают сосредоточиться, чтобы скорее вернуться в реальность. И это осязаемое и яркое солнце, припекающее спину. Знойная духота и пыль – лето. Свежеструганные занозистые доски под коленями.

– Привести приговор в исполнение! – тонко и зычно орет глашатай.

– В-в-ваааа! – ревом откликается толпа.

Эшафот? Асхель не оглядывался, силясь вырваться из плена иллюзии. Порой его видения сбывались с точностью, но чаще были просто знаками, которые можно толковать так или иначе...

Что-то размером с мяч падает с глухим стуком, подпрыгнув, катится прямо к нему и останавливается на расстоянии протянутой руки. Отрубленная голова с выпученными остекленевшими глазами. Обращенная лицом к небу, так что сомнений нет. Император.

А иногда галлюцинации и вовсе врали, оказываясь лишь отголосками внутренних тревог и психических перегрузок. Если чересчур увлечься в упражнениях с магией, переутомление случается нередко, а жалеть себя он не привык.

Воздух задрожал маревом над раскаленной печью. Асхель увидел все, что должен был. Наваждение заканчивалось.

Признаки начала и конца всегда были одинаковы. Наверное потому, что впервые видения посетили Асхеля, когда он наблюдал, как матушка печет яблочный пирог. Давно, еще в детстве. С тех пор сознание всякий раз предупреждает, вызывая призрачный запах просыпанной ею тогда корицы, но способа избежать всего этого он так и не нашел.

Глава 3. Рождена, чтобы править

После возвращения из Сердца Холода дни потянулись маятные, суматошные. Неприкаянное время между историческими эпохами, время пустого трона и напряженного ожидания.

Формально Якоб Харальдюр еще правил, для дальних колоний и соседних держав ничего не изменилось. Но в Морадии испокон веков народ признавал лишь власть короля и королевы Севера. Отец Эвы стал для них не Императором, а регентом при дочери.

Все вокруг терялись в присутствии принцессы, да и сама она не совсем понимала, как себя вести. Ведь она уже не Эвика, младшее дитя императорской четы и всеобщая любимица, но еще и не королева Севера – такой статус она получит после замужества.

А до свадьбы надлежало выждать двадцать четыре дня. До того момента, когда, по расчетам придворного астронома, комета Найра Нинья подойдет ближе всего и будет видна даже днем. Появление на небе красной звезды с хвостом считалось особым знамением, сулившим великие события и перемену эпох. Разумеется, все прорицатели, от придворных магов до балаганных гадалок, наперебой предсказывали наступление счастливых времен. Те, кто посмел сказать иное, давно исчезли без вести, о них и не вспоминали.

Люди любят хорошие вести и добрые предсказания. Никто не хочет верить в дурное.

В эти последние недели весь дворец стоял на ушах – готовились. И только невеста оставалась спокойной. С чего бы ей нервничать? Все, что в ее силах, она сделала, изменить ничего нельзя, а значит, пусть идет своим чередом.

– Вы рождены, чтобы править, потому и воспринимаете власть как нечто само собой разумеющееся, – говорил Асхель Ауднадо во время одной из их ежедневных прогулок в саду. – Но придет время, и поймете, как она сладка. Ни любовные победы, ни богатство и роскошь не сравнятся. Вам невероятно повезло с судьбой, милая ойна, вам даже не завидуют. Вы словно звезда, далекая и недосягаемая.

Эва рассмеялась, и купол оранжереи приглушил звук, словно гигантская прозрачная подушка. Сейчас по нему змеились водяные дорожки, мешая разглядеть низкое пасмурное небо – снаружи шел снег.

Дворцовый сад, одно из множества чудес Фростпорта. Сильнейшие маги создали купол, невесомо прозрачный, прочный как сталь и теплый, как небо над тропиками. Сама природа поддерживала жизнь в этом оазисе: кипящие подземные ручьи раскаляли камни, те отдавали жар глине, которая равномерно и мягко подогревала почву, заменяя летнее солнце. А недостаток света восполняли магические лампы, яркие, но не слепящие глаза.

Обитатели дворца гордились огромной оранжереей и любили прогуливаться здесь. Особенно в такую погоду, как сейчас, когда на улице мела метель и казалось еще холоднее от пронизывающего до костей ветра.

Принцесса села на широкую каменную скамью – теплую, даже об этом создатели сада позаботились – и принялась рассматривать бледно-серую пелену за стеной. Она любила, когда идет снег, даже такой, как сегодня. Нянюшка говорила, это потому что Эва зимой родилась.

– О чем вы задумались, ойна Эва? – спросил Асхель Ауднадо.

Когда свет падал на его радужку, становились заметны золотистые искорки вокруг зрачка. Эва не могла себе не признаться, что все-таки есть в этом человеке что-то пугающее и привлекательное одновременно, и ей нравится смотреть на него. Бывают такие лица, что как магнитом притягивают взгляд.

– О вас, – осмелев, призналась она.

Несложно было бы догадаться, что подобной прямотой невозможно смутить такого как он. Сильнейший маг Империи лишь слегка изогнул бровь, продолжая взирать на собеседницу с вежливой полуулыбкой.

– Может ли такое быть! И что же, позвольте поинтересоваться, вы обо мне думаете?

– Пытаюсь вас понять. Привыкнуть, чтобы со временем полюбить, нам ведь предстоит всю жизнь прожить вместе.

Ведь мама когда-то тоже впервые увидела отца перед свадьбой, но они искренне любили, такое не изобразишь. Оставались верны друг другу до самого конца, да и после... Невозможно было представить, что отец утешился бы в объятьях другой женщины.

– Эва... Милая ойна Эвика, не мучайте себя никчемными душевными терзаниями, – сказал Ауднадо, отворачиваясь от света. Золотые искры погасли, и глаза его вновь превратились в бездонные черные омуты. – Признайтесь честно, я вам интересен. Но даже когда любопытство будет удовлетворено, останутся общие цели, уважение и связавший нас долг. Этого вполне достаточно для удачного брака

Да, она прекрасно помнила его признание, сделанное еще в первые дни. Эва спросила тогда, почему он стремится провести с ней рядом каждую свободную минуту – ей было неловко отвлекать ойу от дел. И услышала в ответ, что не симпатии он добивается, а отклика ее нового магического дара. Приучает к себе, чтобы потом, когда магия проснется, укротить ее и заставить работать во благо.

С тех пор она больше не питала иллюзий. Да и умом понимала – он прав, это только в романах восхваляется любовь с первого взгляда и страсть, от которой теряют голову. В жизни важны иные вещи, особенно для таких как она. Но сердце никак не желало согласиться, и потому она сама себе не верила.

– И как только вы умудрились сохранить столь удивительную невинность и чистоту, живя во дворце?

– Мне... Я обязана ее хранить, сами ведь знаете, – проворчала Эва и почему-то обиделась. Сколько ни пыталась привыкнуть, но всякий раз он находил слова, чтобы вогнать ее в краску.

Глава 4. Йожеф Тот меняет ход истории

Йожеф вовсе не собирался красть принцессу. Не вынашивал хитрый план неделями, просчитывая каждую мелочь. Не следил за ней денно и нощно, выжидая подходящего момента. Да и не выгорело бы ничего, готовься он заранее, сама идея любому здравомыслящему человеку показалась бы глупостью и безрассудством.

Но так получилось, что подходящий момент неожиданно настал, идея возникла из ниоткуда, будто бесы нашептали, а принцесса сама к нему пришла.

Ладно, не совсем к нему, она и имени-то его не знала. Он был не из тех, кому позволялось к ней приближаться, не то что заговорить. Для нее люди вроде него – принадлежность обстановки, как например стул или канделябр. Ну кто будет запоминать во дворце каждый канделябр!

Тем более что Йожеф Тот – один из лучших агентов особой разведки (проще говоря, шпион) Сил Освобождения Равалийской провинции (проще говоря, повстанцев). Такие как он не запоминаются. Жизненно важное для них умение – оставаться невидимками.

Их строго отбирали по внешности, самой обычной, невыразительной, серенькой. Располагающей, но не притягательной, без особых примет, чтобы глазу зацепиться было не за что. И, конечно, по морально-волевым качествам – агент должен быть хладнокровен, терпелив и невозмутим, иметь шустрый ум и цепкую память.

Их натаскали играть любую роль не хуже знаменитых актеров. Обучили подлым искусствам уличных драк, воровства и приготовления ядов. С помощью так ненавидимых повстанцами магических зелий и амулетов мучили, пока тела не преобразились, став почти неуязвимыми и незаметными для магии – для правого дела все средства хороши.

О них уже ходила молва по Империи. В народе их прозвали кирганами, злыми призраками, и равалийцам такое прозвище нравилось. Неуловимые лазутчики, прячущиеся в тени. Убийцы без лиц, без чести и совести. Чудовища.

Ясное дело, слухи преувеличивали. Йожеф не съедал по младенцу на завтрак и не стремился уничтожить всю магию на свете, чтобы погрузить мир в хаос и упадок. Ему вообще очень редко доводилось убивать, это ведь крайняя мера, когда ничего другого не остается. Слишком много внимания привлекает смерть, заставляя живых насторожиться.

Во дворце он и вовсе вел себя тихо воды и ниже травы. Сметливый, ловкий, молчаливый и незаметный, он приглянулся распорядителю при внутренних покоях, был взят к нему на службу и допускался туда, куда даже большинству аристократов был путь заказан.

Прибирая со стола, зажигая камин, сметая осколки разбитой в пылу ссоры посуды или поднимая брошенную второпях одежду, он мог ненароком услышать и увидеть самые интимные секреты императорской семьи и их приближенных. Разумеется, в мужской половине.

Но и принцессу ему видеть доводилось, правда, чаще издали. Пару раз и она могла заметить его, если присмотрелась бы, а не просто рассеянно улыбнулась по привычке в сторону, где мелькнула человеческая фигура.

Для нее все, кто не богат и не знатен, были невидимками, не только опытный разведчик Йожеф Тот.

По непонятным ему причинам никого такое отношение не оскорбляло, напротив – все во дворце, от Первого Министра до чумазого малолетнего недоумка, чистившего печные трубы, безумно любили ее высочество. Говорили исключительно с придыханием, как о божестве. Если кому-то из черной прислуги, не допускавшейся в комнаты господ, удавалось хоть мельком ее увидеть, разговоров было на несколько дней.

А если она на кого-то посмотрела, точнее, сквозь кого-то, с этой своей отстраненной улыбочкой, тот радовался, будто золотой получил. Йожефа едва ли не тошнило при виде подобного холуйства, но он терпел, не выдавал себя. Прятал презрение за личиной нелюдимого одиночки, молчал в своем углу.

И, сам того не желая, взращивал внутри своего сердца мрачную злобу. Он ненавидел местных аристократов за их высокомерие и распущенность, граничащую со скотством. За то, что купаются в роскоши, в то время как за стенами их дворцов другие считают гроши и просят милостыню, дрожа в стылых ночлежках. За то, что ради этой роскоши тянут кровь и соки из колоний, лишив их свободы.

Но больше всего он ненавидел императорскую семью за лицемерие и ханжество. Обладая теми же пороками, они смели выставлять себя едва ли не святыми. А принцесса казалась ему живым олицетворением духа Империи. Безнаказанности с одной стороны и раболепия с другой: на избалованную девчонку, которой на них плевать – нет, эта и плюнуть-то побрезгует! – здесь едва не молиться готовы.

Правда, даже он не мог не признать, что она удивительно, необычайно красива. Не размалеванной, приторной кукольной красотой, какая при дворе считалась в моде. Она была как цветок. Чистое, безупречное творение природы, от которого трудно отвести взгляд.

И надо же было такому случиться, что в минуту слабости принцессу угораздило обратиться именно к нему. Единственному, от кого ей не стоило ждать сочувствия.

В ту ночь он прислуживал при внутреннем храме, где новая королева Севера проходила инициацию. Говорили, она будет танцевать на раскаленных углях, пока те не замерзнут, а после возляжет со своим женихом на алтаре у ног изваяния Эйнсигун, божества плодородия.

«Тьфу ты, вот ведь пакость, – думал Йожеф, слушая глухие удары монотонной музыки, доносящейся из святилища. – Даже в храмы ходят, чтоб творить разврат. Не богу они молятся, а бесам!»

Музыка играла долго, и он скучал в своей каморке возле черного хода, жалея, что тратит время попусту, пока они там совокупляются.

Глава 5. Беги и не оглядывайся

До надежного адреса Йожеф добрался, едва не околев от холода. Переоценил он свою стойкость. Сидя в санях, кровь не разогонишь: руки-ноги быстро окоченели так, что он их не чувствовал, как ни хлопал и ни тер сквозь одежду. Толстая шерстяная кофта задубела от снега и больше остужала, чем грела.

Спрыгнул на землю и чуть не рухнул – непослушные ноги держать отказывались. Стянув зубами рукавицу, постучал условным стуком в окошко. Каждая секунда ожидания чудилась вечностью. Долго как. Обычно сразу откликаются, не любят тут, чтоб снаружи возле дома подозрительные типы отирались. Неужели не признали? Или случилось что?

От этой мысли словно нутро оборвалось. Это конечно не единственный адресок, куда податься можно, но до другого ехать и ехать, а Йожеф ясно понимал – не выдержит. Про спящую в санях принцессу он и вовсе старался не думать.

Наконец в глубине темного окошка замаячил огонек. Мелькнул и пропал, едва успев приблизиться. Другой бы кто подумал, что примерещилось, но Йожеф едва не заплакал от облегчения. Дома они, увидели. Сейчас все будет, и чай горячий, и стопочка перцовки, и теплая постель. Главное, печь натопленная...

Однако не тот прием его ожидал, о котором мечталось. Вернее, самого-то приняли, посетовали даже, чего, мол, дурень, выперся в такую метель без шубы. Но когда вдвоем взялись за мешок, хозяин сразу в лице поменялся. Свернул в заднюю дверцу, откуда до нужника бегали да помои выносили, и завел в чулан, где всякое добро хранил.

– Кто там у тебя? – кивнул Йожеф в сторону стены, за которой большая комната была.

– Кривой Олаф с девкой, дружок его и Виль Пустельга. В гости наведались, – отозвался хозяин.

Какие с «гостями» дела, он и не намекнет. За то и ценили и в воровском братстве, представители коего сидели сейчас за стеной, и в революционной организации – этот человек был родом из Равали и сочувствовал повстанцам. Они к нему часто обращались, когда нужно было достать что-то незаконное. Разумеется, не каждого он пускал на порог, но Йожефа знал хорошо.

– Слышь, кирган, я тебя погреть могу и почистить, но снулого ты зря приволок. Я всяких этих дел завсегда сторонился, сам знаешь.

Хозяин вообще в связях был избирателен, причем как-то особо, по-своему. С ворами знался, а убийц ни за какие барыши в дом не пустит и руки не подаст, особенно презирал наемников.

При этом помогал политическим: террористов, отравителей и шпионов повстанческих лагерей всех мастей выручал не раз. Равалийцев чаще других – разведчики, прозванные кирганами, вызывали любопытство и уважение за свои хитрые умения, неподкупность и ловкость.

Вот и теперь гостя, заявившегося среди ночи с телом в мешке, не выставил за порог, а предложил помочь деньгами и замести следы. Последнее обычно значило справить поддельные документы и раздобыть место на каком-нибудь корабле.

Выбраться с полуострова можно и по суше, через Чэрумейское плато, на границе которого дворец стоял. Но то была дорога для самых отпетых, а зимой рискового путника ждала верная гибель. Если насмерть, заплутав, не замерзнет, волки сожрут или еще какие твари. Много их, всяких, рыскает ночью в глуши...

– Знаю, и правила твои уважаю. За помощь спасибо, но у меня есть все, успел прихватить. А вот если ее почистишь – это будет дело! – И развязал мешок, поспешно предупредив ощетинившегося хозяина: – Да погоди шарахаться, живая она. Зачем бы мне с собой возить мертвую.

Сказал с уверенностью, а у самого, пока узел развязывал, поджилки тряслись. А ну как правда – все. Не довез...

Она была холодной и бледной, прямо как восковая кукла. В первый миг он испугался, но пощупал жилку на тонкой длинной шее – бьется. И дышит, мирно, тихонечко так, будто и вправду просто спит.

– Да кто ж вас, молодежь, разберет, – хохотнул было хозяин, но увидел прекрасное девичье лицо, кроваво-красную косу, дорогие украшения, и смех застрял в горле. – Это кто? Это откуда?

– Из дворца, ты ведь в курсе, что я там служу. Служил. Ее бы положить куда-нибудь на мягкое, пока в себя не придет, – попросил Йожеф, но собеседник не двинулся с места. – Ты наверное и не поверишь, но так вышло, что... В общем, принцесса это. Наследница трона, правда, занять его не успела.

– Отчего не поверить, я ж не слепой. Все во Фростпорте представляют, какая она с лица, и масти такой больше в мире ни у кого не бывает, только у морадийских королев.

Он замолчал, напряженно прислушиваясь к шуму за стеной. Там разгорелся какой-то спор, голоса перекрикивали друг друга. Вытер вспотевший лоб рукавом, перевел хмурый взгляд с бесчувственного тела на хлопотавшего над ним гостя.

– Я вот только никак не смекну: ты чего ее приволок-то? Задание что ли выполняешь для подполья своего? И думать не хочу, на кой бес вам живая принцесса, но вы б меня, ребятушки, не впутывали. Знал бы – на порог не пустил.

Наступив гордости на горло, Йожеф принялся упрашивать. Говорил, что не подготовился толком, а на улице все холоднее, и податься им некуда. Что ему немного надо: теплый угол, пока она не проснется, и какую-никакую одежку, не выгонит же добрый человек девчонку на мороз голой и босой. Достав из-за пазухи толстенький кошелек со сбережениями, порывался заплатить, сколько скажут.

Хозяин слушал, скрестив руки на груди, и молчал. Лишь качал головой и хмыкал недовольно.

Глава 6. Береника Чумазая

Эва послушно лежала, притворяясь, будто дремлет, и наблюдала за своим похитителем сквозь длинные ресницы, чтобы глаза не блеснули, выдавая ее. Первый приступ страха прошел, и она вновь обрела способность думать. А вместе с нею вернулось и любопытство: не каждый день удается встретить живое чудовище, именем которого с недавних пор пугают непослушных одаренных детей.

«Потому что те, кто с ними встречался, рассказать об этом уже не смогли. И я, быть может, не расскажу».

Нет, сейчас не время для таких мыслей, они лишают сил и надежды. Она жива, почти невредима, пусть не совсем здорова, но на ногах пока держится и магию не потеряла. Как знать, вдруг эта ночь – последний шанс на спасение. Нужно взять себя в руки и использовать его в полной мере.

Она не какая-то глупая девчонка, чтобы дать себя запугать. Она наследница Сердца Холода, будущая Императрица Морадии.

И ее будут искать, наверняка уже ищут. Ойу Ауднадо не из тех, кто привык долго ждать, а значит, обнаружил ее пропажу и выслал погоню немедленно. Интересно, разглядел ли он этого человека там, в храме? Не мог ведь настолько потерять голову, как она, чтобы ничего у себя перед носом не видеть, для него близость с женщиной должно быть привычна и обыденна...

Правда, такого как кирган легко не заметить, а заметив, забыть его облик навсегда. Слишком уж неказистый, при других обстоятельствах через минуту бы его не вспомнила.

Рассматривая его профиль в темноте, она восстановила это лицо в воображении. Правильные черты: чистый лоб, высокие, узковатые для морадийца скулы, нос прямой, не тонкий и не широкий. Четкие линии бровей, недостаточно темных, чтобы считаться красивыми – того же мышино-русого оттенка, что его прямые волосы, схваченные шнурком на затылке. Губы тонковаты, тоже не залюбуешься. Глаза... она никак не могла вспомнить, какого цвета его глаза.

Казалось, что единственное примечательное качество этого лица – его неприметность. Ни красавцем не назовешь, ни уродом. И телосложение под стать: средний рост, стройный, но не тощий, жилистый. Хотя с кем сравнивать, рядом с мощным как медведь Асхелем Ауднадо он показался бы заморышем.

«Асхель... Что же ты не торопишься спасать свою невесту?»

Даже в фантазиях своенравный маг не соизволил дать ответа. Оставалось надеяться только на себя. И на то, что у уставшего и продрогшего до костей киргана сон будет крепким.

Эва потянулась к нему призрачной магической сутью, изучая невидимыми касаниями, да без толка. Для магии он был словно бездушное изваяние, неживое что-то. Ни мыслей не разглядеть, ни до тела не дотронуться. Ну и прекрасно. Ей только в помощь. Пусть думает, что неуязвим, пусть спит спокойно.

Это на него ее сила не действует, влиять на остальной мир он помешать не может. В том числе и на саму себя.

Он не знал, что она умеет видеть в темноте не хуже кошки и ходить бесшумно как привидение – не то что шагов не услышать, воздух не колыхнется при движении. Сможет еле уловимым усилием пробежаться по рассохшимся половицам, словно ласково погладить и исцелить, чтобы не стонали обиженно. Осторожно поддержать кровать, расправить в матрасе каждую соломинку, подняться легонько, будто бабочка вспорхнула. Тронув дверные петли, смазать магией вместо масла.

Чуть дольше пришлось повозиться с засовом. Старичок проржавел и упрямился, заедал, не поддаваясь – злился, что плохо за ним ухаживали. Но и он присмирел под ее нежными пальцами, выскользнул из петель, открывая путь на свободу.

Подняв руку, Эва притянула к себе накидку Сестры вьюги и повязку, интуитивно догадываясь, что не стоит привлекать лишнее внимание. А на безмолвных и странных монахинь люди старались не смотреть без нужды, дабы не разгневать случайно силы, которым те служат.

В последний раз обернулась, чтобы взглянуть на своего незадачливого похитителя. Спит, спокойный и расслабленный, не шевельнется. Даже стало его немного жаль – столько сил потратил, так рисковал, чтобы в конце концов его провели как ребенка.

«Нечего. Он-то меня не пожалел, когда яд вкалывал, рука не дрогнула», – осадила себя она и решительно замотала тонкой тканью нижнюю половину лица и волосы.

Яд. Кто знает, что за зелья у этих подлых убийц? Эва допускала, что он мог и соврать, запугивая, но собственный организм не обманывал: она ощущала легкую тошноту, приступы головокружения и слабость. Чувства были вялыми, как бы приглушенными, повезло, что разум не подводил. Но мало ли, что будет дальше. Следует поспешить.

Приоткрыв дверь, она мышкой выскользнула сквозь узкую щелку, торопясь закрыть ее, не пустить шум и свет в комнату. Правда, света в крохотном тесном коридорчике и не было, да и те звуки, что доносились сюда, шумом не назвать. Потрескивание дров, завывание ветра в печной трубе, приглушенные голоса. Кто-то всхрапнул, завозился – видимо, в доме почти все спали.

Коридор оказался глухим, без окон. За одной из трех закрытых дверей остался ее спутник, кто притаился за другими, Эва проверять не рискнула. Оставалось пойти на звук. Даже если все они здесь кирганы, она попробует проскользнуть на улицу.

В большой хорошо натопленной комнате стоял стол из грубых досок, за которым двое играли в карты. К счастью, обычные люди: она сумела различить ленивый гул их монотонных мыслей, слишком вялых, чтобы прочесть что-то конкретное. Беспокойство, досада вперемешку со смирением и преобладающая усталость, гасившая все остальное.

Глава 7. Время пустого трона

***

Наконец мама сдалась, признала, что вдвоем они с Кларой не справляются, и вызвала прислугу среди недели. Такого никогда бы не произошло при бабуле. Жофия, их приходящая домработница, приглашалась лишь по воскресеньям для помощи в большой уборке. Да и то в последние несколько лет, раньше бабуля каким-то чудом управлялась одна.

А вот ее дочь и внучка вдвоем не сумели. Не приди подмога, до воскресенья дом лег бы в руинах. Оказалось, что о многих мелочах они и не подозревали, не задумывались даже. Как будто те появлялись сами собой. Но лишь теперь стало ясно, сколько всего делала бабуля. И когда только успевала?

– Чтоб я стала домохозяйкой? Ни за что на свете! Все что угодно, только не это, – поклялась Клара, прячась в своей комнате от огромной ворчливой Жофии, переворачивающей дом вверх дном. – Вот выучусь на мага, найду такую работу, чтобы и вовсе дома не появляться, а ездить по экспедициям.

Неужели бабуля и вправду добровольно променяла все, чем могла бы обладать, на это?!

Клара уселась перед зеркалом и попыталась вообразить ее молодой, своей ровесницей. Какой она была, жизнерадостной или строгой? Наверное, такой же доброй, как и сейчас, и очень красивой. С кукольным румяным лицом, с этими красными волосами, о которых дед говорил с таким обожанием.

Задумчиво рассматривая свое отражение, Клара вынула шпильки, распуская темно-рыжие вьющиеся волосы, блестящие, как медная проволока, и такие же непослушные. Она их с детства ненавидела, и свою белую кожу, к которой никогда не приставал загар. Вот от кого они достались по наследству, оказывается...

Наскоро заплетя косу, она выбралась из своего убежища и разыскала деда. Он тоже сбежал от шума и пыли, прятался в саду – сюда домработница не допускалась, только соседский мальчишка иногда газон косил. За своими розами и деревьями дед ухаживал лично.

Клара остановилась, глядя на него, копошащегося в земле, одетого в потрепанный комбинезон и старую соломенную шляпу, худого, нескладного, с потемневшей от солнца и возраста кожей, пергаментно-дряблой, покрытой старческими пятнами. Невольно удивляясь: неужели ради этого человека когда-то давно настоящая принцесса отказалась от трона?

– О, здорово, бездельница! – окликнул он, взглянув на нее через плечо. – Раз ничем не занята, принеси-ка из сарая порошок от тлей, он подписан. И ведерко заодно, маленькое.

– А ты мне расскажешь еще про принцессу? И почему во дворце объявили, что она умерла, неужели ни о чем не догадались?

– Догадались, к счастью, не в тот же миг. Но времени, чтоб ее вернуть, оставалось в обрез.

***

– Времени катастрофически мало, а зацепок по-прежнему никаких. Полагаю, мне все же стоило бы заняться поисками лично, пока еще не поздно, – сказал Асхель, нарочно делая паузу перед тем, как вежливо добавить: – Ваше Императорское Величество.

Император не обратил внимания на плохо завуалированную грубость. Как стоял у окна спиной к собеседнику, так и остался стоять. А когда ответил, голос звучал по-прежнему ровно.

– Времени нет совсем, а вы нужны здесь. В народе волнения, наши враги среди аристократии во внезапную болезнь наследницы не верят. Не сомневаюсь, что готовится скорый бунт. С минуты на минуту с нас потребуют предъявить Эву живой, и как объясним, если еще и будущий император исчезнет?

– Уверен, что этого как раз объяснять не потребуется. Моему исчезновению будут только рады, все, и ваша дочь в том числе.

Он налил драгоценного выдержанного вина и залпом осушил кубок наполовину, не замечая вкуса. Сейчас было все равно, из королевских погребов ли принесли бутылку или из распивочной в трущобах – Асхель пополнял энергию самым быстрым, но кратковременным и небезопасным способом.

Несколько дней спирт будет действовать, а когда тело начнет отторгать яд, замутняя рассудок и мешая сосредоточиться, это уже станет неважным. Пусть он самый сильный маг в мире, но в одиночку не выстоит. Волна народных бунтов и восстаний знатных домов сметет и его, и весь императорский двор.

– Не говорите так про Эву, она никогда не станет радоваться чужой беде. Или вы все еще полагаете, будто она по своей воле сбежала из-под венца?

Если Асхель и думал так, то лишь в первые мгновения, не разобравшись. Факты говорили о другом. Она исчезла, не оставив магический след, а значит, покидала дворец без сознания. Но жива, знаки ее гибели до сих пор не проявлялись.

Просто позволила первому, кто оказался рядом, оглушить себя и похитить. А когда маг понял, кем был этот первый встречный, то еле сумел унять бессильную ярость.

Как он мог быть настолько слепым? Неужели засмотрелся на полуголую девицу и забыл обо всем на свете, как безмозглый юнец? Позволил эмоциям провести себя, поддавшись иллюзии незаметности противоестественного и опасного существа...

Хотя к чему себя обманывать – засмотрелся. Он ведь тоже не железный, а она была так восхитительно хороша, танцуя в пламенных отсветах и жарком мареве. Так маняще нежна, трепетна и невинна.

«Но все же насколько надо быть беспечными, чтобы взять на работу равалийца. Теперь, когда в провинции вот-вот вспыхнет восстание! Неужели совсем к прислуге не присматриваетесь? Пустили в свои покои антимагическую сволочь», – отгоняя соблазнительное видение, мысленно укорил тех, кто отвечает за безопасность, и Императора заодно.

Глава 8. Тихое местечко

Позже, вспоминая об этих приключениях, Йожеф снова и снова удивлялся невероятному везению. Словно сама судьба их направляла, уводя от беды. Даже когда на первый взгляд казалось, что все пошло не так как надо.

До порта путь неблизок, зимой особенно. Дни коротки, ночью ехать опасно – может сбить с пути метель, а в лесах напасть разбойники. Времена настали неспокойные, много их развелось. Но и засветло долго не прокатаешься, холодно слишком. Хочешь не хочешь, а у каждого трактира остановку сделаешь, чтобы не околеть.

Принцесса вела себя как ребенок, которого впервые взяли в город на прогулку. Казалось, все ей было ново, любопытно и в то же время пугающе. Вряд ли ей приходилось бывать в деревне, если куда и вывозили из столицы, то из одного дворца в другой, по сезону, к морю отдохнуть или осенним лесом полюбоваться. Простых людей лишь из окошка кареты видела, издали – охрана близко никого не подпускала.

И уж точно ей не доводилось есть в придорожных харчевнях и спать в дешевых комнатах. Тратиться на гостиницы поприличнее Йожеф счел неразумным, к тому же где их на окольных дорогах найдешь, приличные.

Хорошо хоть повезло, что на вторую ночь вообще отдельная комнатушка нашлась, да и ту под юродивую выпросил. Село далековато от больших дорог располагалось, и постоялый двор здесь был маленьким и бедным – откуда такая роскошь, чтобы каждого в отдельных хоромах размещать.

Их поселили в убогом закутке с подванивающим тиной комковатым тюфяком и подслеповатым окошком. И без того крохотное, оно лишилось одного из четырех мутных стекол, и прореху заколотили доской. Даже лавки для Йожефа не было, выклянчил у хозяина несколько старых мешков подстелить, и на том спасибо.

– У нас собаки на конюшне так не спят, – съехидничала принцесса, глядя, как он устраивает место для ночлега.

– Угу, я видел. Многие ваши подданные мечтали бы поменяться с теми собаками. Вот только псы твари нежные, породистые, от такой жизни передохнут.

– Ойу Тайон говорил, что каждому дается ноша по силам. И что всяк имеет по трудам его, – процитировала она и скорчила презрительную гримаску.

– Намекаешь, что я лучшего и не заслуживаю? Так я-то как раз трудился, спину на вас достаточно гнул. И жалование получал, о каком тут, – он показал в окно, в сторону села, – никому и не мечтается. Потому и спим в тепле в собственном апартаменте, и ели сытное и свежее. Хотя... если честно каждому по заслугам раздавать, то тебе бы пришлось ночевать не в хлеву даже, а в сеннике под навесом, да и то из милости.

– Что?! Да как ты смеешь!

– Ну так сама говорила: по трудам. А ты за всю свою жизнь палец о палец не ударила. Слово «труд» поди только на проповедях и слышала.

Еще один ледяной презрительный взгляд из-под насупленных бровей. Выпрямилась, сидя на постели, руки на груди скрестила. Йожеф подумал, что она очень смешная, когда злится. Прямо как котенок, который машет лапами, выпустив пустяковые свои коготки, и думает, что невероятно грозен.

– Много ты понимаешь. Думаешь, магом быть легко? Само собой все получается? Мы ведь постоянно трудимся, с тех пор, как начала осознавать себя, я ни дня не проводила в праздности... Ах, кому я это говорю! Ты ведь нас всех до единого ненавидишь, только и умеешь, что убивать. Разрушать куда как проще, чем созидать, но куда уж тебе сравнивать. Кем ты работал? Полотером? Да и то, чтоб за нами шпионить!

– Пф! Раскудахталась, созидатель великий. Давай-ка руки. – Ее слова разозлили, и Йожеф с легкостью решился на то, что весь вечер его тяготило. Достал кандалы, чтобы связать ее на ночь. – Мне это сделать силой?

И немедленно пожалел о своей грубости. Принцессу словно ударили исподтишка: замолчала растерянно, опустила ресницы и покорно вытянула руки перед собой. Плечи ее поникли, и он с трудом сдержал инстинктивный порыв ее обнять. Утешить красавицу в беде.

– Не надо, прошу. Клянусь, что не сбегу, хочешь, скреплю заговором-печатью? Слово, данное магии, нерушимо, – произнесла она еле слышно.

– Не верю я больше ни тебе, ни магии вашей. Ладно, не стану привязывать, только кандалы надену, чтоб не вычудила чего опять. И затягивать сильно не стану, заснешь и не заметишь, что они на тебе.

– Плохо мне от твоих кандалов. Лучше обычной веревкой привяжи...

Но он не пожелал слушать капризы избалованной девчонки. Пусть привыкает, что не все на свете по ее хотелкам делается. Защелкнул кандалы, проверил, чтобы узкие кисти не выскользнули, ослабил насколько можно, ключ на цепочке на шею повесил. А принцессе велел до утра с кровати не вставать, иначе он по-настоящему разозлится.

Послушалась. Мало того, она и утром не встала. Села, свесила ноги, а подняться сил не хватило. Он потрогал гладкий бледный лоб – огненный. Не выдержала все-таки, заболела.

О том, чтобы ехать дальше, и думать было нечего. Куда ей в такой холод, горячечной. Вызвать врача, да хоть местную знахарку, он не рискнул. Сперва попробует сам вылечить, тем, что в вещевом мешке имеется. А там были не только яды – равалийцы своих разведчиков снабжали щедро.

– Это она, твоя отрава? – пробормотала принцесса, когда он уложил ее обратно в постель и накрыл поверх одеяла своим тулупом. – Я умираю?

– Она совсем по-другому действует, и не так быстро. – Признаваться в том, что никакой отравы не было, он не спешил. – Это простуда, намерзлась с непривычки. Пропотеешь как следует, завтра все пройдет. А я вот тебе порошочков...

Глава 9. Бедность, спрятанная под снегом

***

Улицы города захлестнул воскресный полдень, ленивый и знойный. Изнемогая от жары, цепные псы рыли ямы, стараясь добраться до прохладной земли в глубине, и дворники, сжалившись, окатывали их водой из шланга. Воробьи купались в пыли, не опасаясь кошек – те попрятались до заката.

Солнце нещадно палило, заглядывало в каждый уголок. В фонтане у памятника Героям Восстания с визгом плескались полуголые детишки, наслаждаясь каждой минутой до того, как не разогнали.

Лишь в библиотеке было прохладно и тихо. Солнечный свет косо падал сквозь высоченные узкие окна, присмирев, баюкал пылинки. Клара сидела в пустом зале – ну кому придет на ум тратить здесь драгоценные часы погожего воскресенья! – и читала толстую скучную книгу про войны за независимость колоний и последнего императора Морадии.

На эту тему тут были и другие книги, где и шрифт крупнее, и написано веселее, и даже с картинками. Но больше всего подробностей нашлось именно в этой, и Клара прилежно бежала глазами по строчкам, ища кусочки, где упоминалась императорская семья.

Стараясь вообразить тот мир, что окружал беглецов в дедушкином рассказе.

Судя по всему, им пришлось непросто. Всем пришлось непросто в то смутное время. Пока они прятались по углам и выясняли отношения, в стране происходили судьбоносные события. Каждый день все менялось, приближаясь к кровавой развязке.

На третий день с того вечера, как Йожеф Тот похитил принцессу, объявили о ее смерти от руки наемного убийцы. По удивительному совпадению Ауднадо прямо перед этим тайно покинул дворец, и сперва вину хотели повесить на него, тем самым избавившись от пусть иллюзорных, но все же претензий на трон.

Но он вернулся. После дворцового переворота, когда несколько сильных сторонников правящей династии были убиты, а император отстранен от власти и заперт заложником в собственном дворце. Вернулся открыто, никого не таясь и ничего не опасаясь.

Более того, каким-то загадочным образом вошел в состав временного правительства. А когда император отрекся от престола, покинул Фростпорт и отправился в родовые земли – Асхель Ауднадо возглавил Высочайший Совет, фактически взяв в свои руки власть в Империи...

– Угадай, кто! – горячие сухие ладони закрыли глаза, шепот не позволял узнать подошедшего по голосу.

Кларе и не нужно было, хватило его ауры, четко различимой магическим взором. Особенной, как отпечатки пальцев, давно знакомой.

– Прекрати дурачиться, Матиаш, – поморщилась она, отводя его руки. – Что ты здесь вообще забыл? Это библиотека, а не дансинг.

– Тебя искал. – С бесцеремонным шумом отодвинул стул, сел напротив, вальяжно откинулся на спинку и вытянул длинные ноги. – И вообще, почему бы мне не заглянуть сюда почитать книжку? Представь себе, я умею читать... Что это у тебя?

Потянулся к верхней книге в стопке, но Клара придвинула ее к себе.

– Ничего. Решила получше узнать историю своей сем... страны. В университет поступать готовлюсь.

Он улыбнулся, сверкнув крупными белоснежными зубами. Улыбка на миллион, ради которой все девчонки в школе готовы были наизнанку вывернуться.

Матиаш Патаки, король старших классов, предмет всеобщего обожания и причина множества разбитых сердец. Незадолго до выпускных экзаменов вдруг обративший внимание на Клару.

Еще вчера она гордилась этим до небес. Прийти на школьный бал под ручку с первым красавчиком – верх девичьих мечтаний. Но сейчас его появление вызвало лишь досаду – только добралась до самого интересного, а он помешал.

Хуже того, внезапно Клара поняла, что вовсе его и не любит. И в его признания не верит. Они просто проводят вместе время и хвастают друг другом перед друзьями и подружками, только и всего.

«Небось, рассказывает, что укротил рыжую бестию, которую с детства даже хулиганы побаивались. И вообще, до того, как мой дар признали сильнейшим в школе, он ведь в мою сторону и не смотрел».

А она бы хотела, чтобы кто-то полюбил ее по-настоящему. Как в дедовой истории, чтоб у всего мира готов был ее украсть. Любовь, ради которой стоило отказаться от короны...

«Так не бывает, – подумала она, слушая голос Матиаша и не вникая в смысл его слов. – Только в сказках. Есть много вещей гораздо важнее, чем эти сентиментальные глупости».

Рассуждала, но сама себе не верила. Сердце не обманешь, оно ждало любви. Той самой, настоящей, единственной и навсегда.

***

Узнай они, какую встречу случай отвел, Эва была бы вне себя от досады, а Йожеф в молитве бы лоб расшиб, благодаря за божью милость. Ведь его Ауднадо точно не пощадил бы. Единственным снисхождением могла стать быстрая смерть, и то сомнительно.

Великий маг должен был в тот день найти свою невесту – еще чуть-чуть, и почуял бы выставленные ею знаки, да и выплеск энергии такой мощности не мог не привлечь внимания.

Но в нескольких шагах от цели он свернул с дороги. Получил дурные вести, поспешил обратно во дворец. Власть, выбитая из рук, оказалась важнее украденной принцессы со всей ее красотой и особенной силой.