Глава 1. Два веселых гуся. В которой читатель знакомится с главными героями.

- Жили у бабуси два весёлых… кхм-кхе-хе…гу-уся… Один серый, другой… Что это вот такое, я спрашиваю? Что это? – широкоплечий коренастый, с залысинами над умным лбом следователь убойного отдела Гусяев ткнул в неряшливую кипу бумаг желтоватым от постоянного курения пальцем.

Обкусанный ноготь, окружённый заусенцами коснулся верхнего листа и тот, плавно съехав, спикировал вниз, скрываясь под столом. – Я битых два часа разобрать не могу, что они там наворотили, в этом своем б…м (опустим нецензурную брань) клоповнике, прости Бога-душу-мать! Как их ещё назвать, не знаю.

- Ничо, Пал Ваныч, - ответил ему молодой, спортивного сложения яркий брюнет, - Разберемси, чай не впервой!
Молодой ловко подхватил рассыпающуюся кипу и перенес в угол кабинета, на свой стол, за которым он и уселся, неблагозвучно проехав ножками служебного кресла по полу.

Пожилой, то бишь Гусяев, поморщился и с упрёком произнес:
- Когда ты, Гусыгин, отучишься от своей деревенской манеры изъясняться? «Ничо, разберемсИ» - это кто сейчас так говорит? Ты ж представитель закона, должен соответствовать! – пожилой с явным облегчением опустился на стул и пошарил в карманах пиджака в поисках папирос.

Он прекрасно знал, раз Гусыгин, ближайший его помощник и соратник по разгадке преступлений сказал «разберемси», значит к утру все бумаги будут стоять по стойке «смирно» и сами докладывать о том, что в них содержится.

Гусыгин, нимало не обидевшись, а может и не слыша обращённой к нему речи старшего товарища, уже бегло проглядывал листы один за одним и сортировал по кучкам. Язык его от усердия слегка высунулся и подрагивал, указывая на стопку, в которую следовало определить лист.

Симпатичный спортсмен, с яркими темными глазами и бровями вразлет, Андрей Аверьянович Гусыгин умудрился остаться неженатым к моменту окончания школы милиции, и потому дома его никто не ждал. А Оля, Римма и Маргарита, и кто знает, сколько ещё девушек, не интересовали его настолько, чтобы по окончании рабочего дня бежать к ним на встречу.
«Весёлыми гусями» их прозвали сразу же, как только новичок Гусыгин был назначен помощником опытного Гусяева. И хотя старший хмурил густые брови, в глубине души он находил это совпадение забавным. Довершало комичность ситуации то, что фамилия начальника уголовного розыска была Бабунько.
То есть, что называется, «жили… у бабуси».

Два «гуся» вот уже полгода работали вместе, и Пал Ваныч понять не мог, как раньше он обходился без Андрюши. Выпускник милицейской школы оказался внимательным, старательным, сообразительным и деловитым. Впереди, уже очень близко, маячило повышение в звании. И Гусяев всем с гордостью говорил: "Есть, есть на кого оставить страну. Вот уйду на покой и буду знать, Андрюша на посту. Значит, спим спокойно, товарищи."

Спустя полчаса Пал Ваныч уже лежал на кровати, закинув ноги повыше, отекали они к вечеру, аж сапоги становились тесны. Его служебная квартира находилась сразу за углом, так что на путь от работы до дома он тратил минут пять, не больше.

Жил он с сестрой, вдовой горняка-шахтера, Алевтиной. За мужа ей причиталась пенсия, и она могла бы обходиться сама, но решила перебраться к брату: «Южный климат -раз! Жена его бросила, а как мужчине без женщины – два! И кто ж ещё у нас есть, как не мы сами! Родную кровь надо беречь. Три.» - победно возвышала она указательный палец при разговорах на эту тему.

Брат болел. Здоровье подводило все чаще. Что-то кололо в спине, одышка, отёки – все бы ничего. Он мог бы оставить оперативную работу и уйти на преподавательскую должность, но его, как назло, стала подводить память. И зрение слабело. Да и нравилась ему эта работа! Жалко было бросать.

Когда пришел молодой помощник, Алевтина обрадовалась: "Брату будет легче. Молодой вон какой крепкий! Брат не нахвалится! "
Пал Ваныч и в самом деле словно выдохнул, смог сбросить напряжение с плеч, немного разогнулся. Воспрял. Андрей стал ему как сын.

Полеживая на кровати с задранными ногами, Гусяев, закинув руку за голову удовлетворённо пощипывал мочку уха и глубоко затягиваясь, пускал в потолок колечки табачного дыма:
- К завтрашнему Андрей бумаги разложит и решим, стоит оно того, чтоб связываться, или нет. Навертят, э-ех…

Тем временем Андрей Гусыгин, разобрав кипу на небольшие островки, применял на практике навык скорочтения, коим очень гордился. Спустя час и 36 минут Андрей изучил все материалы присланного дела и сделал выводы, что виноват в произошедшем сам обвинитель. Черкнув на листке свои выводы, он упаковал бумаги в папку и затянул шнурки. Папка легла в сейф до утра, а Гусыгин собрался уж было домой, как дверь кабинета открылась и в щель проснулось лопоухая голова дежурного Хаснутдинова.
- Гусь, не ушел ещё? Слушай, тут дело есть. Вызов пришел с Речной, 6. Труп нашли. То ли сам, то ли убийство. Поедешь? А где второй твой? Пал Ваныч?

Глава 2. Квартира на Речной. Карпенко. В которой читатель начинает знакомиться с обитателями квартиры.

Она лежала на полу, между кроватью и круглым столом.
-А я стучу, не отвечает. Зову - тишина. А ить я знаю, что она дома. Странно, думаю, не могёт такого быть, чтоб не слыхала. А ну, как плохо ей стало. – сосед убитой жестикулировал, помогая себе и следователю выстроить картину произошедшего. – Ну, толкнул я дверь-то пошибче, она у ей заедает. Тут и отщелкнулась! Смотрю – нога! Обе! Торчат. Ну, я глянул мельком, нехорошо лежит. Как убитая. И вам звонить скорее.
- Да, ясно. Значит вы ее в час назад обнаружили? – Пал Ваныч разминал папиросу и прищурившись осматривался, елозя взглядом по прихожей коммунальной квартиры второго подъезда на Речной, 6.

После рабочего дня он было прикорнул, поужинав снедью, заботливо приготовленной сестрой Алевтиной, да времени полноценно отдохнуть не хватило. Стук в дверь, а за ним и появление на пороге Гусыгина, изменили его планы.

Убийство? Несчастный случай? Как бы там ни было, а расследовать, почему гражданка Козлова Мария Мироновна была мертва придется.

- Я вот это…Да, с час тому. Повечерили мы уже. И вспомнил я, что давал ей молоток, полки вешать. А он мне самому нужон. Ну и зашёл. Ежели молоток найдется, вы его мне вертайте, мой это. – сосед для убедительности похлопал обтянутую майкой грудь ладонью.

В комнате убитой раздавались щелчки фотоаппарата. Криминалисты возились с отпечатками. Гусыгин делал пометки в блокноте. Понятые стояли у порога. Все остальные двери коммунальной квартиры были закрыты, за ними затаились жильцы, не желая быть причастными. Гусяев был уверен, что все до единого сейчас подсматривали и подслушивали.

Он сел на массивный многажды крашеный табурет общей кухни и обратился к Карпенко:
- А расскажи-ка мне, любезный, кто в вашей квартире проживает?

- Проживают значицца так: по левой стороне сперва будут Фридманы, тетя Циля и ейный внук Беня, он скрипач. Всю душу нам вынул, пока учился пиликать, ей-Богу, не совру, когда скажу, что и до скандалов доходило.
- Сколько лет, и чем живут, коротко – обрезал речь соседа Пал Ваныч.
- Ага, хм, ладно. Тете Циле в прошлом марте был юбилей, 75. Тут отмечали, да. А внук ещё и в ресторацию ее водил. Говорят …
- А внуку сколько? – перебил Гусяев.
- Ну… внуку должно около 30, он на три года моложе моей Катерины, стало быть...
- Работает?
- Да вы что. Он большой человек, искусством занимается. Играет в филамор... филармонии. В оркестре. И сольно выступает. Его сейчас нету, он на гастролях.
- Дальше кто?
- В следующем номере мы с женой, Карпенко фамилия наша. Потом Сидорины, четверо их с бабкой. Он сам слесарь. Она в хлебном торгует. Бабка так… полы моет в подъездах. А сын ничего, вежливый парнишка. Серёжей зовут. Школьник ещё.
- Потом кто?
- В этой вот, - он указал на дерматиновую дверь, - живёт Леночка, медсестра. Она посменно в горбольнице. Должна прийти к утру.
- Фамилия Леночки?
- Ильичева. Сирота она. Детдомовская. Крутится, как может. Ну, в этой Маруся, то есть вот…ну, убитая. А за ейной квартира Константиныча. Он сапожником у нас, стало быть. Будка его возле парка. Третий день в запое. Но он тихий, ни-ни. Никакого шуму и беспокойства.
- Хорошо. Пока все, можете быть свободны. – Гусяев убрал блокнот в карман.
- А молоток как же?
- Это пока нельзя, нет. До окончания следствия.
-Что ж мне, новый штоль покупать? – недоуменно развел руками Карпенко.
- Это уж вам решать. – Гусяев тяжело поднялся, спина разболелась не на шутку.
Они с напарником прибыли на место происшествия почти одновременно с врачом и криминалистом. Врач констатировал смерть, предположил, что прошло от 4 до 6 часов, бригада санитаров курила в подъезде, ожидая команды увозить тело.
Гусыгин деловито осматривал комнату, указывал фотографу, что заснять и строчил без передышки в своем блокноте.

Козлова лежала лицом вниз и могло показаться, что она сама упала и ударилась головой об угол тяжёлого дубового стула, но интуиция подсказывала Гусяеву, что следует быть внимательнее.
Очень странная поза была у лежащей, слишком аккуратно вытянутые вдоль тела руки… При падении же человек старается удержаться, непроизвольно взмахивая руками. И стол бы тогда отъехал в сторону… Но даже половички лежали ровно, не сдвинувшись.

Тело, накрытое тканью, покачивалось на носилках, уносимых санитарами. После него на полу комнаты остался меловой след- контур.

- Был человек, и нет человека, – сказал Карпенко, заглянув в комнату, - а жаль ее, хорошая она баба была, не вредная. Я вот насчёт молоточка моего опять-жа, ежели он не при чем, мож я б его забрал тады? А?
--Не положено, вам говорят. Лучше ответьте, раньше в этой комнате часто бывали?

- Как можно, - изумился Карпенко, - у меня жена имеется. Она вот заходила к Марусе иногда. А я так ни-ни. Мы только на кухне или, скажем, в коридоре когда… «Здрасьте» там, к примеру сказать, или «До свидания», по-соседски может когда соли спросить.

- Я понял. – Гусяева начал утомлять многоречивый сосед. – Жену пригласите. Ненадолго, нет, – пояснил он, увидев, как нахмурился Карпенко.

Жена Карпенко, несмотря на жару пришла во фланелевом новом халате, новых же тапочках на светлый носок. На шее сверкал ряд красных бус.

- Капитолина Прохоровна я, - представилась и покраснела. Взгляд ее обежал комнату, застыл на секунду на меловом пятне и вернулся к Гусяеву.

- Расскажите нам, гражданка Карпенко, в котором часу вы видели Козлову в последний раз? Записывай, Андрей. – Гусяев заложил руки за спину. Она ломила, зараза, где-то промеж лопаток засел кол и не давал дышать полной грудью.

- Утром видела, она уходила, потом слышала, как вернулась. У нее набойки металлические на каблуках, не спутаешь ни с кем. Потом стук был, может полки вешала. И все. Я все ждала, когда она молоток вернёт. Она его уж три дня, как взяла, а у нас табурет рассыпается, как раз чинить надо самим, ну вот и ... Ждала я. А она не несёт. Я тогда стирку затеяла, муж и пошел за молотком. – Карпенко поправила пояс на халате и пошарила в пустом кармане, - Вот всегда так, свое дашь, потом ходи и ищи. Хоть я и в хороших с ней отношениях… была, - запнулась жена Карпенко, - а все ж таки, кто она мне, чтоб молотки так долго не ворачивать!

- Во сколько она вернулась и куда ходила, можете сказать? – Гусяев заглянул через плечо напарника, строчившего вслед за женой Карпенко на листе бумаги. – Это что у тебя тут? Перекосившийся забор?! Это до-ку-мент! Пиши разборчиво, а то потом доказывай, что ты имел ввиду. Это что у тебя? А это? – старший «гусь» потыкал пальцем в записи.

-Это, Пал Ваныч, стенография. Я Вам уж говорил. Полезно очень. Быстро писать чтобы.
-Я-то знаю, что стенография! А она вот, – он махнул на жену Карпенко, от любопытства вытянувшей шею, - Она вот не знает, к примеру! Как она тебе подписывать это будет, подумал?

Гусыгин виновато глянул на Карпенко:
- Я перепишу, не волнуйтесь. Сейчас. Я быстро.

- А чего мне об этом волноваться. – пожала плечами та, - Я об другом волнуюсь. Кто убил нашу соседку и когда вы его изловите?

- Всему свое время. Кто ещё у нее был сегодня?
- Как это кто? Я не видела, чтоб кто был. Хотя, конечно, должен был же кто-то быть… это вы правы. Но не видела. Я ж вам сказала, стирку затеяла. А кухня у нас далеко от входной двери. И вот… все.

- Хорошо, осмотрите комнату. Нет ли чего, что лежит не так, как всегда? - Гусяев уже был готов лечь на кровать убитой, так спина болела.

- Ну-у, есть. Вот полки она повесила. Ой, ну а где же наш молоток? А можно мы табурет починим и сюда назад молоток вернём?
- Я сказал НЕТ! – отрезал Гусяев. – Что ещё не так?
- Ничего. Все как было! – явно с обидой произнесла жена Карпенко и зло прищурилась.

- Подпишите. Идите. Если будет нужно, вызовем. – распорядился Гусяев.

Глава 3. Соседи. Полуянов Вениамин Константинович. В которой читатель продолжает знакомиться с обитателями квартиры.

Первым делом Андрей решил зайти к ближайшему соседу убитой, Константинычу. Он мог что-то слышать, его комната за стеной и он, по словам Карпенко, третий день не выходит из нее, тихо напиваясь в одиночку.
Требовательным стуком в его дверь Андрей ничего не добился. В замочную скважину, довольно широкую, он грозно воззвал:
- Хозяин, отопри. Дело есть. – Подумав, добавил, - На сто грамм.
- Вот привяжутся же, - забубнили за дверью. - Чего нужно, спрашивается. Сижу, никого не трогаю, ничего не нарушаю.
- Отопри, - повторил Гусыгин. - Я из милиции.
- И что? – удивился голос за дверью, скрежеща задвижкой. Дверь приоткрылась и на Андрея пахнУло таким крепким перегаром, что ему, непьющему спортсмену, стоило великого труда не отшатнуться. Он ловко вставил свою ногу в сапоге в образовавшуюся амбразуру:
- Я войду. – уверенным голосом заявил он и толкнул дверь вовнутрь.
- Милости прошу. К нашему. Ик. Ш-шалашу. – хозяин отступил в сторону и Гусыгин очутился в небольшой комнате с единственным окном. Осмотрелся. Подоконник завален бумагами. На полу под ним грудилась гора бутылок. Впрочем, в комнате было довольно опрятно.
- Позволь, я форточку приоткрою. - не ожидая разрешения проследовал к окну Андрей.
- Позволяю. - хохотнул хозяин. – Чем могу быть полезен?
- Расскажи о своей соседке, Марии Козловой. - Андрею удалось открыть рассохшуюся форточку и свежий воздух, ворвавшись в комнату, разметал бумаги с подоконника. Парень кинулся их подбирать и с удивлением обнаружил, что это рисунки людей, выполненные довольно уверенной рукой.
-О Марусе? – Константиныч тоже опустился, чтоб собрать рисунки, но его шатнуло, и он осел на пол. – О ней что рассказывать. На нее смотреть надо. Ик… Как, впрочем, многие и делают. – он нехорошо усмехнулся. – И не только смотрят, да. А иные и более того. Она – женщина аппетитная. А Вам что, собственно говоря, нужно? – словно спохватившись, оборвал себя говоривший. На его щетинистом лице заходили скулы, взгляд стал наливаться тяжестью. – Вам чего надо, Вы чего лезете? Вы зачем вообще…- он потер лицо ладонями, словно собираясь с мыслями. – Вы кто?
- Я следователь. Моя фамилия Гусыгин. – Андрей слушал хозяина, а руки перебирали подобранные листки.
Вот красивая женщина, напоминает убитую Козлову, а вот еще раз она, с каким-то мужчиной, идут под руку по бульвару. А вот снова она, только в душе, под слоем пены, а в окне душевой торчит какое-то мужское лицо, с усами над похотливой улыбкой.
- С-следователь? – переспросил Константиныч. – А что Вам тут у меня нужно? Дайте сюда, - он протянул руку к пачке листов в руках Андрея.
- Обожди…те. – молодой следователь почувствовал, что Константиныч не просто алкоголик-сапожник. И тыкать ему дальше показалось неуместным. – Вы знаете, что гражданка Козлова погибла?
- Козлова? – тупо переспросил Константиныч. Потом более осознанно, - Маруся? Когда? О чем вы?
- Сегодня ее тело обнаружил ваш сосед, Карпенко. Поэтому ответьте мне, как давно вы выдели ее и что слышали. Вы живете через стену. И стена довольно тонкая. – Андрей, не выпуская рисунки из рук, подошел к стене и постучал согнутым пальцем. Фанера, определил он для себя. На стене висел тонкий коврик из плюша с гордым оленем на фоне горного ручья. Кровать, однако, стояла несколько в стороне и Андрей неосознанно приподнял угол коврика свободной рукой.
- Что Вы себе позволяете? У Вас есть ордер на обыск? Где понятые? Я с-свои права знаю! – сердитый Константиныч, неловко поднимаясь с пола, попытался одернуть коврик, под которым обнаружилось отверстие в стене, явно использовавшееся для наблюдения.
Гусыгин сделался суров:
- Сядьте. – он указал на единственный в комнате стул. – Сядьте и отвечайте. Как вас зовут? Род занятий? Что можете сказать по делу?

- Ничего. Я не об-бязан Вам тут…Впрочем, все равно уж. Маруся, кто бы мог подумать…- бормотал затихая хозяин комнаты, послушно направляясь к стулу. Сел, ссутулился, обнял небритые щеки ладонями и молча заплакал.
Гусыгин воспользовался паузой и досмотрел рисунки. Кроме Козловой (если это она), он узнал пару Карпенко. Жена, подбоченясь, задрав подбородок вверх, стояла, уперевшись одной ногой пол, вторую поставив на шею распростертого у ее ног мужа. Скалка в руке указывала мужу его место. «А ведь это, пожалуй, очень точно схвачено» - подумал Андрей.
На следующем рисунке была милая девушка в медицинском халате. «Леночка, - догадался следователь, - медсестра». Леночка стояла, выпятив грудь. Из ложбинки меж полушариями торчала пачка денег. А из кармана – лекарства и шприц. Улыбка на ее лице была и манящая и зловещая одновременно. «Жуть какая, - подумал Андрей. – А Константиныч-то талантище!»
Компания Сидориных (их было четверо) напоминала детскую сказку про репку. Все тянулись друг за другом, но последним был не сын, а муж. «Ага, - сообразил Андрей, - это он и есть, мужик с усами! Он, выходит, тоже за ней подглядывает, как и Константиныч.» Компания тащила не репку, а все, что плохо лежит, вокруг них летали купюры, которые они тоже ловили. Из-за такого количества действий, на рисунке было слишком много рук, жадных, с растопыренными загребущими пальцами.
Тетя Циля изображалась с орлиным взором, держащей на руках долговязого мужчину, у которого, в свою очередь в руках была скрипка. Это, вероятно, Беня. А вот он же, но под руку с Леночкой и Марусей. Его взгляд направлен внутрь себя и самодоволен. Женщины же обе взирали на него с надеждой и любовью.
- И опрашивать никого не нужно, - дивился Андрей точной наблюдательности художника.
Константиныч сидя спал. Андрей сунул рисунки в папку и взяв блокнот, подошел к спящему:
- Хозяин! Проснитесь. – потряс его за плечо. – Проснитесь, у меня к Вам вопросы.
Константиныч, невнятно промычав неодобрение, отмахнулся и попытался усесться на стуле поудобнее не открывая глаз.
«Ну, ладно, - решил Гусяев. - Позже тогда. Он и так почти все... рассказал.»
Он осмотрел комнату, больше ничего не трогая и сделав несколько пометок в блокноте. Вырвал из блокнота лист, черкнул на нем пояснение, что рисунки он временно изъял в интересах следствия, положил его на подоконник и вышел в коридор, прихватив с собой папку.
В коридоре дышалось гораздо легче. Меж тем, становилось уже откровенно поздно, и следователь понимал, что такими темпами он и до двух ночи не управится.
Леночка не объявлялась. Оставались Фридман и Сидорины. Андрей рассудил так: «Бабке на работу не надо, к ней и позже можно.» И постучал к Сидориным.

Загрузка...