Вика
В детстве, когда я играла в куклы и представляла, что у них любовь — я не думала, что когда-нибудь стану бандитской королевой. И что мои чувства не будут иметь никакого значения. В мире мафии значение имеют только две вещи: твоя родословная и умение держать удар.
Мой отец был большим авторитетом и сделал меня единственной наследницей его прав и обязательств. А постоять за себя я умела всегда. Вот только… у меня есть Король. И я ему должна подчиняться.
— Простите, Виктория, — постучались ко мне в гримерку. — Зверь уже нервничает. Вы обещали присутствовать на финале игры.
— Это не игра, — сказала я, смотря на себя в зеркало. Подкрашивая контур глаз. — Это просто клетка. В ней дерутся обезьяны. Зачем мне там присутствовать?
Смотрящий у меня в дверях стоял, не делая ни шагу. Вход в мою комнату был воспрещен для всех, кроме Зверя. Он мой единственный законный спутник. Пускай закон и воровской. Соблюдали его все без исключения — все, кто подчинялся Королю. А это был практически весь город. Каждый мелкий уголовник знал, кто я такая. И почему на меня лучше даже не смотреть.
Зверь мог убить за неосторожный взгляд. И это не шутка, не преувеличение. Он одержим своей собственностью, как голодный жадный пес. Держащий в пасти сочную кость. Сам разгрызть ее не мог, но и другим не отдаст. Будет драться до последнего… противника.
— Мне передать, что вы не выйдете?
— А разве так можно?
Я посмотрела на вспотевшее лицо бандита. Басур уже давно меня знает. И ему прекрасно известен нрав моего кавалера. Он не мог предъявить ко мне претензий, ведь я неприкасаема. Но принести хозяину отказ?
— Кхм… мне кажется, — смотрел он в пол, подрагивая черными бровями, — я думаю, Зверь будет рассержен такой новостью. И…
На прошлой неделе он избил так одного докладчика. Просто потому, что я не вышла к завтраку. Не хотела его видеть после бурной ночи.
Ведь ночь была явно не со мной.
— Ладно, не беспокойся. Передай хозяину, я скоро буду. Приду и посмотрю на эти "игры". Как ему угодно.
Взяв яркие тени, я сделала так, как он любит — нанесла на лицо боевой раскрас. Зверь любил, чтобы было "красиво". Было ярко, было сочно — чтобы все вокруг видели, что идет королева. У него были свои представления о красоте, о преданности, о добре и зле.
О сексе и чувствах.
Зверь для всех был законом в последней инстанции. Он насаживал свои взгляды всем, на кого имел влияние — от чиновников до служителей храмов. Все перед ним преклонялись и делали так, как он скажет, как он решит, как он себе представит будущее города. И я — не исключение. Все во мне — это он, его слова, его мнение, его пожелания, его предпочтения. Его вкусы. А есть ли что-то еще — внутри?
Кто я без него? Существует ли Вика без Зверя?
Я так давно уже не задавала себе этот вопрос, что кажется, словно никогда. Может, так оно и есть? Я — это придаток Зверя?
Покинув гримерную, я зашагала по коридору. Отбивая шпилькой из железа. Лаковые сапожки на высоком каблуке, короткая юбка, плотно облегающая бедра. И такая же честно обволакивающая тело кофта-топик от пупка до зоны декольте.
Зверю нравится, когда я демонстрирую тело. Так он чувствует себя счастливым. Ведь все это видят, но делают вид, словно отвернуты в другую сторону. Это подслащало ощущения, делало их острыми. Он чувствовал зависть и желание вокруг. Все меня хотели, но не могли получить. Ведь это табу — для любого, кто вхож в круг жиганов.
— БЕЙ! БЕЙ! БЕЙ!
В главном зале стоял гул из голосов болельщиков — все, кто сделал ставки и хотели выиграть, болели за "правильного" бойца. Он должен был выиграть и принести азартным людям удовлетворение.
— ДОБЕЙ ЕГО! ДОБЕЙ ЖЕ!
Я в сторону клетки даже не смотрела.
Мне не было интересно, кто там и чем занят. Я понимала, что это просто петушиные бои, не более того. Одни идиоты машут кулаками, надеясь выиграть немного денег. В то время как другие — делают ставки и верят в тотализатор. Верят до последнего удара гонга, до последнего удара в морду. До последнего шага бойца, на которого поставили пачку банкнот. И если этот шаг был последним для фаворита сотен глаз, то зал охватывал угар отчаяния.
— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!! — ревели трибуны в ужасе.
Кто-то упал.
Еще один кусок дерьма выбил все дерьмо из другого куска дерьма. Мне наплевать. Пускай хоть поубивают друг друга. Я не была фанаткой насилия ради насилия. Но выбора нет — я должна сделать гадкую, абсолютно бессмысленную вещь. И это не обсуждается.
— Ну что, котенок, — поднялся из кресла мой Зверь, — готова наградить венком сегодняшнего победителя?
Для меня это было налогом. Техническим действием — не мной придуманным обычаем. Так надо. Вот и все. И я должна наградить победителя венком из лавра.
Зайти в эту клетку. Взглянуть в лицо без капли интеллекта и культуры. Изобразить фальшивую улыбку и сделать красивую позу на память — чтобы Зверь сфотографировал меня на телефон и выложил себе в сториз. Как еще один кирпичик в фундамент его детища. Укрепление веры в сильнейший клуб боев без правил во всем регионе.
Но тогда я даже не представляла себе, что победитель мне понравится. Мы будем вместе. И я рожу ему ребенка.
Молот
Я стоял на ринге и держал наготове кулак. Собирался ударить его снова. Еще раз. Эту мразь. Я не знаю, кто он и кем был до того, как вошел в эту долбаную клетку. Но для меня он — настоящий антистресс. Все его страшные татуировки, раскачанные бицепсы и перстни-кастеты, чтобы бить больнее… Все это на меня не производит впечатления. И пусть на меня поставили сегодня единицы — мне плевать.
У меня свои мотивы быть здесь. И сражаться. Просто иногда мне надо выпустить пар. Например, надрать зад какому-то уроду, отсидевшему на зоне.
— МОЛОТ! МОЛОТ! МОЛОТ!
Люди скандировали это слово. Они хотели, чтобы я закончил начатое — чтобы добил оппонента. Показал, кто победитель, а кто слабак. И пускай я все еще медлю, наблюдая за его потугами не грохнуться на пол… Я уж точно не слабак. И готов закончить начатое дело.
Вика
Я нечасто общаюсь с кем-то кроме Зверя и его окружения. В основном круг моего общения — это члены мафиозных кланов, представители мелких банд, которых мы крышуем. Для меня они все — просто серая масса. Ниже моего достоинства, ниже планки, над которой существуют люди моего уровня.
Хоть я живу в золотой клетке, инкрустированной стразами, я не опускаюсь до того, чтобы запоминать эти свиные рыла грязных потных бойцов. Всех этих животных, тупых и безмозгих придурков, которым если не отбили уже, то обязательно отобьют башку в ближайшем будущем. Максимум, на что они могли рассчитывать потом — это служба в охране.
Именно поэтому Зверь и прицепился к Молоту. К этому… немного нетипичному гладиатору в нашей клетке. Сперва мне показалось, что он не настолько глуп, как это происходит обычно. Что он, хоть и не блещет особым умом, раз полез на ринг… Но все же не пляшет под дудку хозяина. Что-то в нем было. Что-то такое, чем обычно у нас тут не пахнет. Думаю, именно это и привлекло сначала Зверя, привлекло меня саму. Было просто интересно посмотреть, к чему все приведет — все эти бравые словечки, вся эта борзость внезапно. Будто у крепкого парня в разорванной майке есть родство с бароном. С другим вором в законе. Ну или как минимум девять жизней, как у котов.
К слову, глаза у него зеленые. Красивый оттенок. Редкий. У самой меня глаза серые. Порой я их раскрашиваю линзами для развлечения. Зверь говорит, что так он представляет, что трахает другую. Так он избавляется от жажды пялить любовницу. Но я ему не верю.
Может, когда-то это и помогало — все эти ролевые игры с плетками, перевоплощениями и лубрикантом для особо тесного взаимодействия. Но сейчас я все больше понимаю, что Король теряет облик. С каждым месяцем он становится свободней в плане отношений. Но лишь по части своего супружеского долга. Не моего. Я, как и прежде, не могу даже смотреть на других мужчин.
Хотя смотрю. И делаю это не столько для себя, сколько ради его злости, раздражения. Чтобы побесить его и заставить ревновать.
Впрочем, ревновать сегодня он начал без каких-либо прелюдий. Этот Молот и сам прекрасно справился. Вот только когда он это сказал — что хочет в качестве трофея меня — я вдруг осознала, что он не умен, не остроумен, не уверен в себе. Он просто идиот. Драка выбила из него последние мозги. Потому что человек при здравом уме никогда и ни под каким предлогом не скажет такого, как он сказал в тот вечер.
Захотеть меня? Серьезно? Сказать это прямо в лицо Зверю?
— Вот твое бабло, красавчик, — бросила я деньги ему прямо под нос. — Спасибо, что развлек, было весело. Но больше так не делай. Забирай свое лаве и ретируйся с поля боя, пока есть ноги. Можешь подлечить себе башку, раз такой безбашенный придурок.
Он стоял передо мной абсолютно голый.
Здоровенный красивый мужик. Плечи широкие, руки толстенные, покрыты венами, рельефом напряженных жил. Даже сейчас казалось, будто он на стреме. Стоит и смотрит на меня, а на самом деле готов к удару. Даже пресс напряжен, так и пульсирует решеткой из кубиков. Реальный долбаный качок. Сидит небось на протеиновой диете, молотит боксерскую грушу каждый день и отжимается сто раз за подход. Наверняка даже не трахается. Бережет свои силы для спорта.
Спортсмены чертовы. Будь вы хоть немножечко умнее, чем гориллы…
— Мне не нужны подачки, — ответил он басом. Не сказать, чтобы громко. Но голос был утробным, глубоким таким. Но чистым и "толстым". Не таким сипловатым и хриплым, как у Зверя. Когда куришь много сигарет. У Молота голос не был прокурен. — Я здесь не ради денег. Просто развлекался.
Пф… Просто развлекался он. Приехали.
Серьезно? Ты просто развлекался, играя со смертью? Под кайфом, что ли?
Я внимательно вгляделась в его глаза, эти дурные, показательно открытые зеленые глаза. Мне было интересно, насколько расширены зрачки у идиота. Они широкие — достаточно широкие, чтобы понять, на наркоте он или…
Я замерла на секунду. Забыла, что хотела сделать. Возникло странное ощущение, будто это не я, а он контролирует ситуацию. Чем дольше смотрела в эти глаза, в эти черные зрачки, слегка расширенные от адреналина, тем больше они ели меня живьем. Как будто снимали одежду. Я чувствовала, как бретелька топика сползает. Это было странно. Но приятно.
Не имея сил бороться с искушением, я прошлась по его телу взглядом от лица до самых бедер — едва-едва прикрытых полотенцем. Оно точно так же сползало, как и бретель на моем топике. А я смотрела — наблюдала, как махра сползает, обнажая его мощные формы самца. Было сексуально. Сладко. Вызывающе.
Во рту собиралась слюна при мысли о сексе.
К счастью, Молот оборвал весь этот фарс, зажав углы полотенца сильнее.
Это было наваждение. Всего лишь мелкая слабость. Шалость моей изголодавшейся фантазии — вот и все. Я никогда ведь не была с другим. Ни до Зверя. Ни во время нашего союза. Только он, и никого другого в моем теле. Даже в руках не держала ничего, кроме его толстого тяжелого члена, наполненного желанием трахаться день и ночь. Быстро и беспощадно. Даже слишком.
— Мне плевать на то, что ты с ними сделаешь. Хоть и бабушкам раздай под храмом. Все равно нам вернется половина из этой милостыни. Попрошайки нам отстегивают пятьдесят процентов. Все это бизнес, солдатик. Только и всего… Как и эта клетка, где ты почувствовал себя победителем. Хах… — ухмыльнулась я с сарказмом. — Но ты не победил. Просто сдох сегодня не ты, вот и все.
— Спасибо за сервис. Ты проведываешь каждого бойца после душа?
Ничего не ответив, я развернулась, чтобы уйти. Даже этот визит был продиктован исключительно просьбой Зверя. Он хотел, чтобы я это сделала. Отдала ему деньги и уговорила снова прийти. Вдруг он клюнет на мою красоту и обаяние. Ему хотелось заиметь такого мордоворота любой ценой. Даже путем флирта — если он благословлен самим Монархом.
Я стояла у двери, уже практически собралась уходить. Ничего не говорила о том, что Зверь хотел привлечь чужака в свою команду. Не хочу этого делать. Просто не хочу. Не в этот раз.
Вика
После того дня прошла неделя.
Очередные семь дней в окружении роскоши, авторитета и грызни между волками в звериной стае. Я сопровождала своего альфа-самца везде, куда бы он ни шел, куда бы он ни направлялся. Я больше не хотела делить его с другими. Кем бы они ни были — эти податливые суки. Если бы узнала, то обязательно бы выдрала волосы. А еще лучше — сожгла бы их прямо на голове ублюдин.
Уверена, что Басур был в курсе его тайн. Наверняка этот молчаливый боров знал обо всех похождениях моего Зверя. Вот только мне он ничего не говорил. Не скажет даже под дулом пистолета. Эту тварь не запугать.
Впрочем, я тоже не пальцем делана. Отступать не собираюсь. Не позволю Артему предавать меня так явно. Это унижало. Неужели ему нравится сам процесс выставления меня зависимой? Хочет показать, что может делать что угодно, пока я склонила голову?
Я ведь даю ему все, чего может пожелать мужчина. Даю секс, даю внимание, лояльность, уважение. Я не даю ему усомниться в том, что он самец и победитель. Но порой мне кажется, что эта игра, где он сверху, а я снизу — она выходит за рамки. И это не просто игра. Потому что мне все трудней в нее играть.
Иногда мне хочется чего-то другого. Хотя бы немножко. Хотя бы поцелуя в губы.
— Вика-Вика-Виктория… — вошел ко мне в гримерку Зверь. — Печальная история…
— Вау. Какие люди. И без Басура.
— К черту Басура. Решил к тебе сам наведаться.
Он подошел ко мне — сидящей на стуле перед огромным зеркалом — и жадно обнял мою шею обеими ладонями. Сначала очень бережно, как будто щупая — реальна ли моя плоть. Но затем он начал понемногу сжимать свои пальцы, делать тиски плотнее. И плотнее. И плотнее. Смотря на мое отражение в зеркале.
А я смотрела так же ему в глаза, задержав дыхание. Как он любит.
— Мне встать? — спросила я шепотом.
Потому что если он так делает, то жаждет близости. Хочет секса. Прямо сейчас и прямо здесь. Именно поэтому он пришел сам лично. Не послал кого-то из своих людей. Не заставил Басура отдуваться вместо себя. А заявился в гримерку сам. Чтобы утолить свою страсть самым непосредственным образом.
Трахнуть меня.
— Нет, — покачал он головой. — Нет. Я наоборот хочу, чтобы ты опустилась вниз.
— Мне стать на колени?
— Да, — кивал он, облизывая губы. Предвкушая. — Опустись на колени. Я хочу увидеть, как они сгибаются передо мной. Меня это очень заводит, Вика. Ты ведь знаешь.
Он разжал ладони, чтобы я могла дышать.
Промокнув губы салфеткой, чтобы не испачкать ему брюки и тем более белую рубашку — опустилась на колени. И взялась рукой за ремень. Расстегнула пряжку, расстегнула пуговицу и молнию. Погладила ладонью член под трусами. Еще раз посмотрела в горящие от жажды глаза.
Зверь опустил мне на голову свою тяжелую руку. Будто намекал на то, что пора бы уже сблизиться с членом. Он очень ждет и хочет ласки моих губ.
Пока через стены-коридоры едва доползает звук от поединков на ринге… я обхватываю член всей пятерней и принимаю его в рот. Такой большой и толстый. Тяжелый. Налитый решимостью войти в меня поглубже. Но пытаюсь сдерживать напор на грани. Чтобы Зверь хоть почувствовал, что это такое — нежность женских губ.
Но ему это было безразлично.
Вжав ладонь мне в затылок, он жадно насадил меня на член. Заставил заглотнуть его на половину длины. Он входил глубоко — чересчур глубоко, вызывая боль и немного паники. Но не настолько, чтобы я сделала ему больно. Или укусила. Или поцарапала его ногтями. Для меня это было работой — ублажать своего Зверя так, чтобы ему не хотелось делать это с другими.
Поэтому пусть трахает так, как нравится. Хочется в рот — пусть будет в рот. Хочет отыметь меня вниз головой — пускай сношает до потери пульса, я терпела всякое. Стерплю и это.
— Хорошо, детка… Да… — читалось на его лицо удовлетворение процессом. — Уже близко. Очень близко. Сейчас кончу прямо в горло.
Я закрыла глаза, смешивая слезы с тушью. И готовилась принять в себя большую порцию страсти. Еще больше, чем вчера — когда он облил меня семенем с ног до головы. Сейчас я не могла испортить платье и прическу. Через несколько минут нам выходить на публику. А это святое для Зверя.
— О да… — прошлась по его телу дрожь. Такая сладкая и будоражащая организм до самых костей. — ДА!
Соленоватый вкус его желания был теперь повсюду.
На языке, под языком. На моих зубах и внутренних стенках щек. Я его глотала, чувствовала в горле. Эту пряную, горячую сперму из его члена.
Я покорно отсосала ему перед выступлением на людях. И была собой довольна. Теперь Зверь будет спокойнее. Он не будет отвлекаться на мысли о сексе хоть какое-то время. А если Зверь собран и сконцентрирован на делах, то это на руку всем. Включая меня саму. Потому он и пришел сюда — хотел моей поддержки. И получил ее сполна.
— Тебе понравилось? — спросила я, стоя на коленях. Поглаживала член — он все еще пульсировал от наслаждения. — Ты остался доволен? Было хорошо?
— Пойдем, Виктория. Выпустили пар — пора работать.
— Мне идти с тобой?
— А как же? — поднимал он меня с пола. — Давай. Вытри мордашку, поправь волосы. И пойдем уже. Тебе еще победителя награждать лавровым венком.
Я опять вспомнила Молота.
Того солдата. Который победил на прошлой неделе. Я просила его не возвращаться. Честно сказать, за эту неделю я несколько раз думала о нем. Он мне почему-то вспоминался то по поводу, то без. Видимо, впечатлил меня своей тупостью. И мускулатурой. Я же девочка — а мы мужчин при формах ценим. Особенно чужих, недоступных нам на данный момент.
Запретный плод так сладок… Но надеюсь, я его больше никогда здесь не увижу.
— Как думаешь, сегодня меня опять будут домогаться?
— А тебе мало меня одного, что ли?
— Нет, — отмахивалась я. — Дело не в этом. Ты меня не понял. Я просто… ну…
— Ты намекаешь на Молота, верно? Думаешь, он вернется?
Молот
В тот день меня знатно отмудохали.
Конечно, идя на бойню в такую клетку, ты должен понимать, что есть определенные риски. Тебе могут что-то сломать, что-то разбить или просто раскромсать всю морду об решетку. В конце концов, тебя могут победить. Или даже прикончить одним точным ударом в висок. Но я не был готов к тому, что меня будут держать как свинью и метелить кастетом на виду у всех. Просто ради развлечения, ради наказания. Показательная порка для тех, кто еще сомневался — можно ли смотреть на девку Зверя. Можно ли ей улыбаться. С ней говорить, прикасаться к ее рукам или не дай бог щеке.
Она неприкасаема. Буквально. И этим все сказано.
Является ли это синонимом удачи и крутости, везения, обычного женского счастья — навряд ли. Мне эту девчонку жаль. А еще жаль себя. Но не потому, что я похож на чмо с разбитой рожей. Нет. На войне тебя и не так могут раскрасить. Мне было жаль, что она не моя. Хотелось с ней поговорить, пообщаться. Узнать ее лучше, пофлиртовать, бросить пару комплиментов, угостить чертовым пивом наконец. Да что угодно — просто поболтать с ней и сбить эту дурацкую оскомину… Из-за которой я полез прямо в пекло. И огреб по самое не балуйся.
Словом, идиот. Мне не стоило этого делать. Мог подохнуть. Семья бы тосковала. А я думал только о себе в тот миг. Урод. Если бы не Вика, он меня добил бы. Зверь бы не оставил меня в живых после такой наглости. Пожалуй, хватит играть с огнем. Пора завязывать с этим ребячеством — больше я в то место ни ногой. А девчонка — она не для меня, это факт. Пора бы с этим смириться.
Меньше думаю о ней — меньше проблем у всех, включая ее саму.
— Еще по одной, — сказал я бармену, отодвигая пустую рюмку. — Можно сюда же. Мне пофиг. По пятьдесят для меня и моего друга.
Мы сидели с Саней в баре, просто выпивали. Он был моим боевым товарищем — прошли вместе многое, но о прошлом говорили мало. Обычно, когда думаешь о тех годах, то просто молчишь. Пьешь и молчишь. И если Саня делает так же, то ты прекрасно понимаешь, где он мозгами. Мыслями он там, куда не хочешь возвращаться. Но оно не отпускает — это место, это время. Ты в нем словно остаешься навсегда и только уверяешь себя, чтоб забыл и научился жить нормальной жизнью. На гражданке.
— Ну так будешь мне рассказывать, откуда репа страшная такая? — добивался Саня правды. — Кто вас так разукрасил, мастер? — сделал он ударение на последнем слове, чтобы как следует меня поддеть. Потому что это стыд, испанский стыд. Ведь я и правда мастер спорта, мать его так. А хожу с раскрашенной мордой, как у гопника в подворотне.
— Хватит уже. Я тебе все сказал.
— Да нифига ты не сказал мне, друг. Кто были эти мрази?
— Какие-то уроды пьяные. Я не видел их лиц. Было темно, я менял колесо на пустом участке дороги. Кто-то тормознул, вышли пара уродов. Один держал — другой бил.
— Один держал — другой бил? — повторил Санек с ухмылкой. — Вот это ты совсем врать не умеешь, Молот. Ты вообще крутой мужик. Я серьезно. Ты ведь знаешь, как я сильно тебя уважаю. Ты сам меня не раз вытаскивал из таких жоп, что мне даже стыдно об этом рассказывать кому-то. Если бы не ты, я бы уже давно был труп. Моя малая получила бы похоронку, понимаешь?
— Не чокаясь, — поднял я стопку и вылил все в рот привычным движением.
Саня молча кивнул и повторил за мной.
Мы помолчали минуту в память о тех, кто уже никогда не постареет. Шестьдесят секунд молчания — это все, что мы могли теперь сделать для них. Их уже нет, а мы есть. И обязаны помнить погибших. Но при этом жить так, как могли бы жить они. Жить нормально и достойно. Не делать откровенных глупостей, как я в эту пятницу.
Черт… Чертова Вика, будь она неладна. Чего я вообще на ней зациклился?
— Да уж, браток… — раскраснелся Саня и хлопал меня по плечу. — Так заливать своему корешу — что "один держал, а второй бил"... Эх-эх-эх… Ты же тренер. Боец профессионального уровня. Ты десантник, чтоб тебя. Да ты один можешь… — читал мне друг нотации, чувствуя подвох. И тут вдруг Саню осенило. Он замер на полуслове и поднес указательный палец к небу, как это делают при слове "эврика". — Погодь-погодь… Все из-за бабы, — сказал он заговорщицким тоном.
И я не смог выдержать хорошую мину при плохой игре. Предательски отвернул лицо в сторону зала, будто это могло спасти ситуацию.
— Это не так, Саня. Брось копать уже, мне надоело.
— Неужели из-за бабы, Молот? Не может такого быть. Чтоб я сдох.
Саня взял у бармена бутылку и сам разлил по пятьдесят, чтобы я раскололся. Пытать меня не выйдет, а вот споить и вытащить подробности в пьяном состоянии — вполне вариант. Но рассказывать было нечего. Не было никакой "бабы". Была просто чужая женщина, которая мне понравилась. На вид. Просто посмотрел на нее и подумал, что "вроде ничего такая, симпатичная, с характером".
— Все, нам уже хватит. Вот сейчас это допьем — и по домам.
— Нет-нет-нет… — не соглашался Саня. — Пока ты мне все не расскажешь, я тебя домой не отпущу. Кто она, как ее зовут, где ты ее нашел и… самый главный вопрос — чем же она тебя привлекла так сильно, что ты пошел на бой с… я не знаю даже, — пытался угадать Санек количество моих противников на ринге, — с целой ротой вэдэвэшников.
— Ее зовут Вика.
— Виктория?
— Да, Виктория, — говорил я, вращая в ладони запотевшую рюмку. — Фамилию не знаю. Как и не знаю, что она за человек и к чему вообще стремится. Не знаю ее прошлого, — проговаривал я то, что на душе. Немного грустно, потому что между нами пропасть. Между мной и ней. Мы вряд ли уже встретимся. И это грустно. — Не знаю, чего она хочет от жизни и через что прошла, прежде чем стать собой. Той самой Викой, которую я увидел и почувствовал подсознательно.
— А буфера большие?
— Саня… — посмотрел я на него с укором. — Ты меня вообще слушаешь?
— Понял, прости. Продолжай.
— Я просто увидел одну девку и вдруг почему-то подумал, что хочу… Хочу ее… поцеловать… Хочу к ней прикоснуться. Обнять ее и прижать к себе. Не знаю, что на меня нашло. Какая-то детскость. Бред просто. Я взрослый мужик и повелся на красивую картинку. Просто дернуло взять и… поцеловать ее в губы.
Вика
История с Молотом стала неким проявителем наших отношений. Показателем их несостоятельности и ненормальности. Зверь был одержим не чувствами ко мне, не желанием меня целовать или обнимать как женщину, как человека, как личность. Он меня не уважал, и это проходило красной линией через все, что нас с ним связывало.
Я видела это в словах, видела в поступках. Видела во взгляде на других женщин, он снова начал пропадать по ночам, и это выворачивало наизнанку, потому что я не могла как он. Не могла просто взять его за волосы и притащить к себе. Не могла дать ему пощечину и трахнуть так, чтобы он ходить не мог.
И это было новой реальностью не только потому, что он сильнее и главнее меня — все решает сам, берет по собственному желанию. Нет. Тут была еще одна проблема. Еще одна причина, почему я не могла сделать всего вышеперечисленного.
Я не хотела. После того случая в клубе — когда он насильно заставил меня сделать ему минет при посторонних — я стала чувствовать к нему отвращение. Он сделал мне больно. Не столько физически, сколько душевно. И эта рана сильно кровоточила. Мне не хотелось теперь ничего — ни секса с ним, ни разговоров с ним, ни объятий с ним. Мне даже смотреть на Артема стало трудно. Потому что порой наворачивались слезы от безысходности.
Почему он такой? Почему так груб и суров, если может быть другим? Да, он никогда не был нежен, но раньше я знала его не таким беспощадным. В нем было больше страсти, больше чувственности, искренности. Но не теперь. Теперь это был какой-то механизм унижения меня. И думал Зверь только о делах, только о деньгах. Хотя я точно так же занималась бизнесом, что бы он там ни говорил на дешевых понтах.
— Ты уже собралась для поездки? — подошел он за спиной и привычно обнял ладонями за шею. Стал наглаживать горло и постепенно сжимать его пальцами, намекая на близость. — Люблю, когда у тебя цветные линзы на глазах. Мне нравится. Особенно как сейчас — карие. Вместо бесцветных серых… Так и хочу сразу трахнуть.
Он прижимался ко мне набухшим членом. Я чувствовала этот стояк в штанах, он упирался мне в лопатки, пока я сижу перед зеркалом с косметикой в руках. Сегодня решила использовать линзы по случаю. И Зверь дико захотел секса. Он намекал на это достаточно жирно и понятно, чтобы не было никаких сомнений. Хотел меня нагнуть и трахнуть перед зеркалом.
— Ты хочешь, чтобы я нагнулась? — спросила я, опустив ресницы. Привычно и покорно. По-другому не умею, ведь он мой самец, мой владелец. Иначе между нами не бывало.
— Нет. Хочу, чтобы ты опустилась на колени. Хочу посмотреть, как твои коленки подгибаются. И как ты сосешь.
Меня в ту секунду триггернуло. Я снова вспомнила тот случай, в клубе. С Молотом. Когда я делала это при нем, а Зверь меня ударил. Дважды. Сейчас он может даже не думать об этом, просто хотеть оральной ласки. А вот я об этом думаю, помню идеально. И от этой ностальгии просто дрожь по телу. Причем дрожь была никак не признаком желания.
— Извини, я уже накрасилась.
Поверить в такое оказалось трудно. Странные ощущения.
Это был, пожалуй, мой первый отказ за все время, проведенное с ним. Я так никогда не делала. Никогда не смела перечить и отказывать. Даже в период критических дней он имел меня как хотел. Ни мигрень, ни усталость, ни плохое настроение — ничего не могло заставить меня отказать ему в близости.
Но в тот день во мне что-то щелкнуло. Так мне показалось. Что нечто важное произошло внутри. Хотя, вполне возможно, это случилось раньше. Словно выгоревшая микросхема. Она самоуничтожилась, но ты это замечаешь только тогда, когда кнопку на корпусе нажали… но ничего не происходит. Именно такие ощущения были со Зверем — когда он попросил меня открыть рот, чтобы впустить в него эрегированный член. А я плотно сжала губы и принялась их красить блеском. Вязким, красным, ярким и сочным.
Зверь не любил, когда член в помаде. Еще больше его бесило, если в помаде была одежда. Поэтому моя защита сработала. Мы не ссорились, не скандалили. Но Зверь был Зверем — он все еще мог меня поднять за волосы, переломить через стол и сделать так, как захотел, ведь у него стояк. И я должна подчиниться.
Он мог меня просто ударить по лицу. Дать пощечину, как было при Молоте. Ведь если он бил при чужих, то ударить наедине тем более не было проблемой.
Но мы собирались на стрелку. И если я буду выглядеть как после побоев — в слезах и с красными глазами, со следами от пощечин и просто с плохо уложенными волосами, то это заставит краснеть самого Зверя. Ему будет стыдно за меня перед корешами. Перед другими авторитетами, давними и новыми партнерами на сходке братков.
— Ты что, мне отказала? — дошло до него моментально, что "что-то не так". — Такого раньше не бывало… Викуся, — сдавливал он горло все сильнее и сильнее, — не забывай, кто имеет над тобою власть. Ведь это я, твой Зверь. Твой собственник и повелитель. Ты обязана повиноваться.
— Но ведь ты сам захотел, чтобы я с тобой поехала на стрелку. Вот я и привожу себя в порядок. Вернее, уже привела. Я оделась в новую выглаженную одежду. Я сделала укладку волос, накрасилась, как видишь. Сделал все, чтобы поразить твоих друзей и врагов.
— Скорее врагов. Сегодня друзей не предвидится.
— Кстати, а почему ты сам до сих пор не оделся?
Я заметила, что руки Зверя голые — он в спортивной обтягивающей майке. В джинсовых штанах. Совсем не при параде. На встречи он одевался шикарно — не брезговал запонками на манжетах белых рубашек. Выбирал костюмы от известных брендов, а то и шил их на заказ. Но сегодня было что-то другое. Я удивилась. Ведь мы собирались отправиться на крупную сходку по переделу продуктовых рынков. Он говорил о встрече давно, я готовилась, собрала бухгалтерию, взяла даже печати для подписания официальных договоров для прикрытия.
Что уже не так?
— Я ехать не буду, Вика. Думаю, ты справишься сама.
— Что? Ты не едешь? То есть… как это?