Эта статья была размещена в познавательном разделе газеты «Ваанская правда» – номер от десятого числа летнего сезона шестьсот девяносто девятого года. Обнародовали её по просьбам молодёжи и юношества, желавших познавать историю своей страны в простой и не занудной форме. Составила текст наиболее признанная в молодёжных кругах статейщица – Вертика Лоза.
История Объединённых Уделов Вааны, или Земля трёх народов
Каждый современный исторический справочник Вааны начинается выдержкой из летописи, что стали вести люди вскоре после своего пришествия сюда:
«Наш парусный чёлн уже был сильно повреждён морем, когда увидели мы землю. И вот, ликуя, поспешили пристать к ней.
Было нас всего четверо: двое мужчин – Гром и Больгор – и две женщины – Подель и Нефеть.
Сошли мы на берег… И тотчас из леса прибрежного навстречу нам вышел местный народ.
Увидели мы существ, что с нами сходны немного, но ниже на полтора локтя, станом шире да приземистей и крупней лицом. На голове они носят колпаки кожаные с обручем золотым у основания. А орудия их – топоры да луки со стрелами.
Вышел тогда один из нас вперед. Ставши пред ними, сказал им: «Мы прибыли издалека. Много скитались по морю. Голодная смерть грозила нам. И вот, когда лишь несколько глотков воды осталось в наших мехах, увидели мы берег сей, и пристали к нему. Прибыли мы с миром. Скажите же, невысокий народ, как зовется земля ваша?» В ответ услышали мы: «Ва-а-на?» Так Вааной эту землю и называем».
Однако, сокращая летопись, надо сказать, что описанный разговор был недоразумением, ибо, как вскоре заметили люди, они говорили с местными жителями, которые называли себя гномами, на разных, совсем непохожих языках.
Тем не менее земля эта Грому, Больгору, Подели и Нефети понравилась, и они решили поселиться здесь. А позже, когда они научились понимать гномов, выяснилось, что при первой встрече те, будучи народом весьма деловитым, прежде всего попытались узнать, как долго пришельцы собираются у них задержаться. «Ва-а-на?» на языке гномов значило: «Вы к нам надолго?» Но к тому времени, когда люди это поняли, они уже привыкли называть эту землю Вааной и потому решили название оставить.
Поначалу люди не задумывались о том, где Ваана должна заканчиваться, и звали так всю землю, куда могли дойти.
Вскоре они узнали, что неподалёку живёт ещё один разумный народ, называющий себя гоблингами.
Вот что люди написали о них:
«Телесным устроением гоблинги подобны человеку высокого роста, могучему, но с кожей безволосою, цвета мутной болотной воды, и лица их зверообразны. На языке они говорят том же, что и гномы. Нравом гоблинги жёстки, но к гномам не враждебны. И нам они врагами не стали».
Четыре человека быстро осваивались в местности, куда прибыли. Это видно из записей:
«Обосновались мы близ того места, где сошли на берег. И вскоре построили здесь дома деревянные и обнесли их стеною каменной.
Дивятся гномы нашим строениям, ибо сами, хоть умеют рубить камень, строительной науки не знают. А живёт весь народ их немногочисленный в пещерах одиноко стоящей горы, что находится в двух днях ходьбы на север от нашего поселения».
Далее летопись повествует о том, как люди гостили в горе гномов, которую хозяева так и именовали – Гора. И о том, как познакомились с дикарским бытом гоблингов того времени, которые жили в землянках, пищу готовить не умели и даже мясо ели сырым.
Земли эти были богаты дичью и плодородны. Что порой не мешало гномам и гоблингам вступать в споры о разделе даров природы. Ведь охотились они и собирали плоды с ягодами в одних и тех же лесах. Видя это, люди решили вмешаться. Они объяснили, что подобные трения исчезнут, если разделить саму землю. Нужно создать карту местности и провести границы – каждому очертить свои владения.
До того времени ни гномы, ни их соседи гоблинги не знали таких понятий, как граница, территориальная собственность, и были весьма рады, поняв, что можно просто договориться о личных зонах деятельности, где чужие добытчики орудовать уже не вправе. Вскоре земля была размежёвана. Хозяева стали называть свои владения «земельными уделами», а позже просто «уделами». Так появились первые три удела. И каждый из трёх народов дал своему уделу имя. «Гноммона» – назвали свои владения гномы, что на язык людей, то есть на современный ваанский язык, переводится как «земля гномов». «Гоблингхэт» – «дом гоблинга» – стали называть свою землю гоблинги. А люди свой удел назвали «Громшаг» от имени Грома – первого из них, шагнувшего из лодки на берег этой земли.
Управление уделами осуществляли советы старейшин, возглавляемые председателем. Лишь в Громшаге совет появился позже, с увеличением населения.
Уделы основывались как независимые владения, однако на деле как гномы, так и гоблинги уже испытывали некоторую привязанность к людям, уважая их знания и умения.
А люди, будто подтверждая свою важность, дали им новое благо: научили выращивать съедобные растения на земле, возделанной своими руками, чтобы не зависеть больше от даров леса. Так закончилось время собирателей плодов и ягод.
Вскоре родились первые человеческие дети на этой земле. А на восьмидесятом году существования Громшага его население составляло пятьдесят три человека и продолжало быстро расти.
Однако три события исторической важности произошли раньше.
Первое – в двадцать пятом году. Это исследование людьми окрестных территорий и точное очерчивание земли, которую звали они Вааной. В итоге похода, длившегося сорок один день, люди выяснили, что вместе с гномами и гоблингами живут в большой приморской долине, окаймлённой горной грядой. По подножью этой гряды и была проведена граница Вааны.
Над Объединёнными Уделами Вааны вставал рассвет.
Управленческий центр державы, приморский удел Громшаг начинал свою утреннюю жизнь.
Просыпаясь уже в пути, честный трудовой народ спешил на работу, чтобы, как всегда, производить, строить, считать, продавать, а бесчестный – всю ночь кравший и грабивший – притих к утру и отсиживался в своих притонах.
Воздух над Громшагом, освежённый за ночь мчащимися с моря ветрами, вновь становился серым и непрозрачным, вбирая маслянистые дымы промышленных предприятий, котельных тепловодоснабжения и голубоватую пелену выхлопных газов моторокатной техники, постепенно заполнявшей улицы.
Передвижные средства, как личного, так и общественного пользования, похожие на больших четырёхколёсных жуков, по-утреннему неспешно выбирались на свои дороги. Ещё не взбодрившись как следует и пытаясь избежать опасности для себя и окружающих, большинство водителей соблюдало разумную скорость. Впрочем, были и исключения – главным образом водители машин высокопоставленных чиновников. Под покровительством своих хозяев они чувствовали превосходство над остальными участниками движения и, исполняя желание работодателя тратить как можно меньше его «драгоценного» времени на дорогу к работе и назад, гнали служебные моторокаты, пренебрегая доброй половиной дорожных правил и навевая на простых машиновладельцев страх. Но страх не только аварийно опасной обстановки. Едущие за ними имели большую чем обычно вероятность попасть в немилость к служителям дорожной полиции, ибо последние, страшась гнева «отцов державы», не смели выписывать им взыскания, зато лихо спускали пар на всех, кого ловили следом. При этом обычные водители вынужденно улыбались полицейским, из чего неосведомленные пешеходы могли сделать ошибочный вывод, что машиновладельцы очень любят дорожную полицию – оплот порядка на дорогах.
Открывались двери торговых лавок, шаркали мётлы уборщиц, слышались зазывания уличных продавцов газет – дневная жизнь набирала обороты.
На перекрёстке улиц одного из срединных районов Громшага Понч раздавал пригласительные листки землевладельческой компании.
Понч, гном двадцати семи лет, недостаточно ещё зрелый, чтобы иметь бороду, поскольку она отрастала у мужчин этого народа лишь на четвёртом десятке, носил с гордостью пока только свой колпак на эгхале – золотом обруче, прочно прикреплённом к голове с помощью специальных штифтов, вживлённых прямо в кости черепа, как того требовал обычай его народа.
К слову надо заметить, что колпаки и эгхалы гномов мужчин несколько отличались от таковых у женщин. Разницу обуславливало то, что гномские мужи хоть и носили пышные бороды, выше них из волос имели только брови, поэтому их эгхал почти вплотную прилегал к блестящей коже головы. Зато гномы женского пола обладали таким же волосяным покровом, как люди. И чтобы не сильно мешать уходу за волосами, их эгхалы крепились к черепу более высокими штифтами, на которых возвышались, как на ножках. Колпак же держался на эгхале у всех одинаково – с помощью круговой резьбы в его нижней части. Конечно, резьба делалась не на самом кожаном колпаке, а на охватывающем его основание медном кольце, посредством которого колпак и вкручивался в обруч-эгхал. Таким образом он надёжно держался на голове, но легко снимался при необходимости. Из-за более высокого эгхала сам женский колпак производился несколько короче мужского, чтобы после установки их высота была равной, составляя две третьих локтя.
Как и все добропорядочные гномы, по достижении совершеннолетия Понч прошёл обряд колпачения и, окончив востребованное в Гноммоне, но оказавшееся весьма скучным для него Гноммонское сверхучилище народного хозяйства, пустился в самостоятельный жизненный путь. Тогда как многие ваанцы и на склоне лет ничего не видели кроме удела, где родились, Понч в свои годы уже порядком изъездил страну, отыскивая себе подходящее для жизни место. Переехав из Гноммоны, где вырос, в Третью Округу, попробовал там работать в угольной копи. Однако тряска с отбойным молотком в чёрной пыли не вдохновила его. И гном покатил через полстраны в Жижняк, где его взяли на осушение болот. Но грязь (снова она!), ругань рабочих и жизнь в посёлке из сборных пластмассовых бараков, походящем на стан бродяг, наводили на Понча уныние. Распрощавшись и с этим местом, гном перебрался в Деловары, где смог даже получить приличную по ваанским меркам должность кладовщика на небольшом складе продуктов питания. Эта работа была чистой и сухой, но всё же, как и предыдущие, она ему скоро надоела. Все опробованные занятия казались Пончу будто бы чужими, малозначимыми, не соответствующими, что ли, его потребностям в самоприменении.
И вот он приехал в Громшаг – главный удел страны. А здесь, по счастливой, как он думал, случайности, подвернулась весьма необычная работа, где требовалось находить граждан, желающих стать владельцами земли, и приглашать их в компанию, готовящуюся основать новый удел Вааны. По заверению трёх гномов, учредивших организацию, работа в ней сулила Пончу не только хороший заработок теперь, но и серьёзные виды на будущее.
Уже восьмой день Понч раздавал пригласительные на этом перекрёстке. В то время когда некоторые прохожие только посмеивались над гномом, зная, что дело его компании сложное и едва ли осуществимое с законодательной точки зрения, желающие поучаствовать в нём всё же находились. Один-два раза в день у гнома брали пригласительные. В конторе этим смелым гражданам показывали на карте землю, которую, по словам учредителей, организация готовилась приобрести под свой удел, когда нужная сумма денег будет собрана, а также предъявляли державные разрешения на основание нового удела и продажу его земли в частное владение. Желающие могли купить любую её часть, которая ещё не была продана. Затем уделооснователи расписывали все выгоды от владения землёй и тем, что счастливые приобретатели смогут на ней построить. Кроме того, им объясняли, что те сравнительно небольшие цены, по которым сегодня предлагается земля, после её застройки и превращения в полноценный населённый удел возрастут в разы, и одна только продажа своего участка принесёт его владельцу огромную прибыль! В конце концов всех желающих возили, чтобы показать их будущую недвижимость. Пока, конечно, это был только бескрайний замусоренный пустырь между Мор-Горком и Деловарами. Но покупатели шагали по нему, цепляясь за кустики бурьяна, растущего среди мусорных куч, и, внимая жарким речам продавцов, уже видели в мечтах, как строятся здесь их собственные дома, или же они объединяются и сдают свою землю внаём предпринимателям, которые воздвигают на ней гостиницы, конторские здания, торговые центры, заводы, а к ним, хозяевам земли, денежки текут сами, делая их состоятельными и уважаемыми ваанцами.
Молодой работник отдела проб и замеров, Дар Ванс, быстро шёл по гулким и плохо освещенным коридорам Центра научных исследований по освоению и защите окружающей среды.
Этот центр двадцать лет назад открыл его отец. Господин Сибен Ванс был известным учёным-природоведом и деятельным защитником гражданских прав ваанцев. Большими усилиями он смог убедить Всеваанский Совет в необходимости такой организации, которая бы следила за разрастанием производственной деятельности, изучала её отрицательное влияние на здоровье жителей Объединённых Уделов и имела право на основании проводимых исследований ограничивать приводящие к этому действия. Но кроме того, чтобы организация не была для державы убыточной, Сибен Ванс дал ей второе важное направление: он собрал в её стенах ведущих специалистов природоосвоения, которые должны были оказывать исследовательские услуги промышленным отраслям, напрямую взаимодействующим с окружающей средой, таким, например, как рыболовецкая, лесозаготовительная и даже строительная. Вот так центр и начал свою работу: при поддержке, но без существенных затрат со стороны державы.
Однако работа его не ценилась так высоко, как того хотел Сибен Ванс. Мало кто из ваанцев задумывался, сколько сил прилагается, чтобы защитить их от последствий роста промышленности. Вообще, немногие желали знать, а тем более помнить, об опасностях для жизни и здоровья, несомых этим явлением. Любовь к наполнению своей жизни разными новыми вещами отвлекала внимание простого гражданина от надвигающейся на его двор свалки ядовитых заводских отходов, а недомогание, пришедшее с ней, тем не менее приписывать плохой наследственности.
Конечно, ЦНИОЗОС было ещё далеко до приведения страны к чистому и, соответственно, здоровому способу жизни, однако Сибен Ванс продолжал делать для этого всё от него зависящее и просто надеялся, что придёт время, когда сознательность одолеет в ваанцах их пороки, в том числе и невежественность. Иначе каков вообще смысл развития цивилизации, о котором говорилось так много?
После средней училицы Дар Ванс шёл стопами отца. В Громшагском сверхучилище естественных наук он изучал не прославленную, но такую близкую ему науку – природознание. И вот, когда Дар заканчивал учёбу, защищая начальную учёную степень – младший знавец, случилась беда, впрочем, неотвратимая: его пожилой отец умер. Надо ли говорить о том, насколько тяжела была для него эта утрата. Но, справившись с болью и горечью, поборов себя, он нашёл силы не прекращать обучения и закончил вуз.
Ещё два года он подрабатывал там же, преподавателем, ожидая, пока в центре, основанном его отцом, освободится подходящее место, и наконец перешёл на долгожданную работу в должности специалиста по пробам и замерам.
Однако ЦНИОЗОС, потерявший своего основателя, стал уже не тем, что раньше. Дар не увидел здесь былого пристрастия его работников к своему занятию. Впрочем, он скоро узнал, что существование центра под угрозой, дело почти остановилось. Вернее, работе по надзору за производствами, как всегда, не было видно конца, а спрос на услуги центра падал. Дело в том, что ЦНИОЗОС уже предоставил ваанской промышленности основную часть обещанных услуг, поэтому за помощью в него обращались всё реже.
То несущественное обеспечение, которое выделяла для ЦНИОЗОС держава, покрывало лишь малую часть его расходов. Сотрудники беднели. Одни уже готовились уйти, другие ещё как-то держались, но в целом Дар понимал, что дело его отца рушится, а держава так и не осознала до конца всей его важности. Однако ЦНИОЗОС был именно державным учреждением, и Дар пришёл сюда работать как самый обычный сотрудник, естественно, не получив по наследству никаких полномочий и преимуществ. А место его отца теперь занимал один из ведущих учёных центра.
И вот сегодня, вернувшись из очередной рабочей поездки, Дар вдруг узнал о странном и даже возмутительном поступке своего начальника. Теперь молодой учёный мчался к нему, желая поскорее выяснить, в чём же дело.
Табличка на двери гласила: «Распорядитель ЦНИОЗОС. Старший знавец природознания, главный специалист по природоосвоению. Ил Грязен».
Дар распахнул дверь и вошел в кабинет. Получилось это как-то слишком резко, но парень был раздражён и в те минуты не утруждал себя обходительностью. Образованное дверью воздушное завихрение подняло со стола несколько листов, вырванных из записной книжки, обертку от бумаги «Три!» для уборной, исчёрканную какими-то расчётами, и осыпало всё это на пол. Седовласый человек в халате, работавший за столом, встрепенулся от неожиданности.
– Господин Грязен, – вскричал Дар, – вы уже подписали это разрешение?!
Начальник учреждения нахмурился:
– Приглушите шум, молодой человек. Не хотите ли вы сказать, будто я должен у вас спрашивать, что мне подписывать, а что нет?
– Но это так! – удивился парень. – Для подписания этого документа требовалось моё заключение, которого вы даже не дождались. А я ведь только что оттуда; и хочу вам сказать, что нас пытались ввести в заблуждение! Господин Оципан подал замеры расстояния до жилой застройки с учётом всех неровностей земли. Понимаете, в чём хитрость? А по прямой – там расстояние вдвое меньше предписанного. Конечно, это бедный район, его жители потом ничего не смогут сделать… но они и так несчастны, зачем им ещё и этот нефтеперерабатывающий завод прямо перед окнами?
– Ясно, – сказал Ил Грязен, поправляя очки. – Послушайте, Дар… нет, вы присядьте и успокойтесь. Так, между нами говоря, вы тут работаете уже больше года и ещё ничего не поняли, – старший знавец взглянул на него поверх стёкол, – совсем ничего?
Дар ответил ему растерянным взглядом.
Тогда Ил Грязен продолжал:
– Пускай вам всего двадцать пять, вы молоды, но, на мой взгляд, совсем не глупы! Так неужели вы до сих пор не заметили, что наше учреждение держится на плаву только благодаря таким щедрым гражданам, как господин Оципан? Едва ли мы до сих пор просуществовали бы на скромном держобеспечении; оно не покрывает даже наших зарплат, а тут ещё закупка оборудования, материалов, да и здание обслуживать недёшево… Поэтому нам и приходится иногда, так сказать, подыгрывать состоятельным заказчикам.